Текст книги "Красная жара"

Тем временем на пути Виктора выросло очередное препятствие: блестящая красная извивающаяся стальная масса скульптуры Александра Колдера, стоящая на широкой площади возле Дирборна. Она стоила целое состояние и весила около тонны. Виктор заметил её почти в ту же секунду, что и Ридзик.

Ридзик не питал особой любви к современной монументальной скульптуре, но был уверен, что почитающие искусство чикагцы не придут в восторг от того, что пара чокнутых русских уничтожит их всемирно знаменитое скульптурное творение. Он молча молился, прося пощады Колдеру.

Виктору каким-то образом удалось проскользнуть мимо скульптуры, и он проломил стоящий рядом огромный стеклянный стенд. Данко теперь уже следовал за ним по пятам, повторяя каждое его движение.

Автобусы пронеслись по лабиринту боковых улиц – Ридзик благодарил Бога, что они наконец-то выбрались из автомобильного потока, – распихивая и отбрасывая в стороны стоящие вокруг машины. Ридзик глянул через плечо и увидел длинный ряд искорёженного металлолома. Казалось, что некий злобствующий великан прошёлся по тихим улочкам, корёжа подряд все попадающиеся на пути автомобили исключительно по причине накатившей на него злобы.

Они выехали на Уэллс-стрит. Автобус Данко сшиб ряд парковочных счётчиков, словно это было ромашки. Двигатели обоих автобусов выли от перегрузки, но не сдавались. Виктор резко свернул налево, проломился сквозь ограду товарного склада и загромыхал по тёмному пустому пространству грузового парка железной дороги. Фары освещали помещение метров на сто впереди. А там тускло светилась сеть рельсов, упирающихся в кирпичную стену. Единственный выход отсюда лежал у него за спиной. И он был перекрыт Данко.

Глава 13

Автобусы смотрели друг на друга, словно бык с матадором. Данко остановил машину. Позади прокатился грузовой поезд. Данко нажал на кнопку и дверь открылась.

– Выходите.

– Не валяйте дурака. Данко резким рывком включил первую передачу.

– Это личное дело.

– А как же Галлахер?

– И за него тоже.

– За него вы не можете, – возмущённо ответил Ридзик. – Вы сраный русский, – он надавил на кнопку управления дверьми. – Поехали.

Данко снял ногу с тормоза и запустил двигатель. Колёса крутанулись вхолостую, потом нашли точку опоры. Гигантская машина рванулась вперёд, изрыгнув из выхлопной трубы клубы чёрного дыма.

Как только двинулся Данко, Виктор тоже пустил свою машину. Лучи света от фар автобусов встретились и скрестились, словно шпаги. Но машины неслись навстречу друг другу, как метеоры. Как на турнире, только вместо лошадей – машины: Данко – белый рыцарь, Виктор – чёрный. Автобусы питаются бензином, но ненависть питала гордость, решимость каждого из водителей уничтожить другого.

Данко склонился над рулём, крепко упираясь ногами в пол. И Виктор тоже забыл про наркотики, деньги, своего брата. Бритоголовых – про все, кроме начавшейся дуэли. В голове у него было легко, почти радостно – наступил последний раунд. Виктор подскакивал на сиденье, выкрикивая что-то по-русски и задыхаясь от смеха.

Однако Ридзику вовсе не нравилось происходящее.

– На такой скорости мы не успеем сообщить ему о его правах, – прокричал он в ухо Данко.

– У Виктора нет никаких прав, – процедил Данко сквозь сжатые зубы.

Автобусы сближались. Ридзик уже видел дьявольское лицо Виктора, освещённое огоньками приборного щитка.

– Знаете, как мы это называем? – прокричал Арт. – Мы это называем петушиным боем. Но, надеюсь, вы не станете играть в него автобусами?

– Это не игра! – заорал Данко. Ридзику казалось, что Виктор уже так близко, что он почти чувствует его запах.

– Нет, черт бы тебя побрал!

Автобусы летели навстречу друг другу, словно две пули, пущенные в одну и ту же мишень с разных сторон. Данко и Виктор, охотник и зверь, вложили в эти несколько секунд всю свою жизнь и ненависть. И оба были полностью захвачены этим моментом.

Но не Ридзик. Он стоял за спиной у Данко, глядя, как с каждой долей секунды все ближе и ближе сходятся визжащие тела гигантских машин.

– Так, – произнёс он тоном спортивного тренера, – готовимся свернуть… готовимся…

Но Данко не слышал его. Он вообще даже забыл о присутствии Ридзика. А Арт Ридзик, рождённый и вскормленный в Чикаго, вдруг сообразил, что эта пара сумасшедших идиотов собирается уничтожить друг друга – при помощи американских автобусов, в американском товарном складе, причём жертвой сего несчастного случая должен стать американский же полисмен. Он оказался теперь лишь эпизодическим актёром в этой безумной русской фантазии.

– Суки вы сумасшедшие! – заорал он, готовый в этот момент убить их обоих. Вовсе не так собирался он помирать. И жажда жизни, столь же сильная, как их стремление к смерти, охватила все его тело. Он вцепился в руки Данко, сжатые на руле. Все своё стремление к жизни вложил он в свои усилия, дюйм за дюймом сдвигая смертельную хватку Данко. И за несколько секунд до столкновения он успел повернуть руль на столько, что автобус Виктора пронёсся мимо в волоске от них. Но их автобус продолжал жить собственной жизнью. Словно не выдержав нанесённого ему оскорбления, он проявил свой нрав, кувырнулся на сторону, словно умирая. Но скорость была слишком велика. И огромная машина перекувырнулась ещё раз, и ещё – а внутри, словно крысы в банке, кувыркались Ридзик и Данко.

Виктор взревел от восторга, наблюдая это в зеркало. Когда исцарапанный и помятый автобус Данко наконец остановился, первые язычки пламени, вырвавшись из разбитого бензобака, поползли по его израненному телу. И тут, проламывая стекло, появился кулак – это Данко разбил окно. Разбив окно, он выкарабкался из автобуса, волоча за собой Ридзика.

Данко сбросил чикагского полисмена на землю. Голова и руки Данко были испещрены ранами и царапинами, но под шрамами лицо его побелело от гнева.

– Дурак! – прокричал он Ридзику по-русски. – Дурак!

– Какого хрена значит «дурак», ты, псих? – спросил Ридзик, испытывая наслаждение от того, что все ещё жив.

– Идиот!

А Ридзику-то казалось, что именно его быстрое и энергичное вмешательство спасло их обоих от верной смерти. И он вовсе не считал, что за это его следует награждать «дураком».

– Ты бы убил нас, кретин!

Ничего не понимают эти американцы!

– Зато и Виктора бы тоже! Дурак!

Да только Виктор не смотрел, куда он едет. И когда он пересекал железнодорожные пути, огромный тепловоз, выполняющий своё дежурство в эту ночь, вывернув из-за поворота, с грохотом врезался в автобус. Тепловоз катился небыстро – миль двадцать пять в час, – но весил семьдесят пять тонн; он был больше, сильнее и страшнее, чем та машина, что несла Виктора навстречу свободе. Поезд протащился ещё сотню метров по пути, прежде чем остановился. Автобус был смят, словно консервная банка.

Наступила тишина. Данко и Ридзик стояли, уставившись на обломки.

– Вот и все, – сказал Ридзик.

Данко проковылял несколько шагов навстречу автобусу. Его машина горела позади, освещая склад красным светом.

Иван Данко вытащил пистолет и двинулся к искорёженному автобусу.

– Данко, – крикнул Арт. – Он же не мог… Но Виктор смог. Спотыкаясь на рельсах, в разодранной одежде, с переломанной левой рукой, безжизненно повисшей в рукаве, русский приближался к ним. В правой он сжимал пистолет – и он шёл убивать Ивана Данко, московского милиционера – даже если это будет, в буквальном смысле слова, последним, что он успеет сделать в жизни.

– Я пойду один, – сказал Данко. Ридзик вскарабкался на ноги. Казалось, будто все мышцы его пропустили через мясорубку.

– Почему вы считаете, что больше подходите для этой работы, чем я? – спросил он.

Данко оглянулся. По щеке у него струилась кровь. Лицо казалось красным в отсветах огня. Ридзик уже не сомневался, что Данко убьёт его, если он попытается вмешаться. А тот даже не удостоил его ответом.

Ридзик пожал плечами:

– Сдаюсь. Это чисто русский конфликт. Данко двинулся навстречу своему врагу, тяжело шагая по земле. Менее уверенным шагом, но не менее решительно, шёл навстречу Данко Виктор. Ридзику это напомнило «В самый полдень»

– только по-московски – долгий путь двух вооружённых людей навстречу друг другу.

Когда их разделяло метров двадцать, Виктор остановился, не поднимая пистолета. С усмешкой следил он, как приближается Данко.

– Хочешь, чтоб я сдался? Да? Данко шагал вперёд.

– Хочешь предать меня народному суду? Да? Данко шагал вперёд.

– Думаешь, если возьмёшь меня, то возьмёшь и всю семью – да?

Их разделяло лишь несколько шагов.

– Ну а я отвечу: иди на…! – закричал Виктор и, подняв пистолет, выстрелил. Но прежде успел выстрелить Данко. И первая пуля вонзилась Виктору в грудь. Иван держал свой изрыгающий огонь пистолет крепко и ровно, опустошая в Виктора весь магазин. Казалось, что лишь «В самый полдень» – знаменитый американский вестерн. сила впивающихся в тело пуль держала Виктора на ногах. Когда выстрелы прекратились, он рухнул на землю. Тело Виктора спазматически вздрогнуло, когда мозг и нервная система стали отключаться, перегруженные внезапным насилием, совершённым над телом.

Данко опустил пистолет, вовсе не чувствуя ожидаемого облегчения – лишь усталость и слабое отвращение. Он все ещё стоял, не двигаясь, когда Ридзик прошёл мимо и склонился над телом.

Профессиональным взглядом окинул он раны.

– Вот вы его и достали. Отлично. Прекрасная кучность попаданий.

Данко вздрогнул, словно отряхиваясь ото сна.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

Данко протянул ещё тёплый пистолет. Больше он не понадобится.

– Все же я предпочёл бы советскую модель.

– Но знаете, у вас проблемы с позицией – серьёзные проблемы, Данко.

Он взял пистолет и пошёл дальше. Нужно найти телефон – Ридзик чувствовал, что множество народа весьма интересуется, куда ж это он подевался.

Данко стоял над телом Виктора. Разбитая грудь Росты приподнялась – лёгкие пытались вдохнуть немного воздуха в ещё теплящуюся жизнь. Кровь стекала у него из уголка рта, и все же губы Виктора искривились в последней предсмертной ухмылке.

– Кранты мне, – простонал он по-русски. Виктор закашлялся от усилия, контуры Данко постепенно все сильнее размывались у него перед глазами.

– Да, – ответил Данко.

Собрав всю силу, что ещё осталась в теле, Виктор сумел приподнять правую руку. Из рукава ему на ладонь выскользнул пистолет.

– Но и тебе тоже…

Он попытался направить пистолет в ту сторону, где, как ему казалось, находился Данко. Сердце отмеряло последние удары. Данко смотрел на пистолет, неуверенно сжатый в руке умирающего.

– Труп – он и есть труп, – заметил Иван.

Виктор не смог даже кивнуть. А прицелиться и нажать спуск было тем более выше его сил. Он лишь сумел улыбнуться, словно вспоминая что-то приятное, случившееся много лет назад. К тому времени, как Данко наклонился и вынул у него из руки пистолет, он был уже мёртв.

Глава 14

В больнице графства Кук Данко и Ридзику залечили раны. Надо сказать, правда, что Данко потребовалось от врачей больше внимания, за что Ридзик был благодарен судьбе. На большой порез на лбу у Данко наложили четырнадцать швов, тогда как Ридзику хватило лишь йода и очередного укола от столбняка. Впрочем, каждому из них следовало ещё давать объяснения: Данко уединился с советскими дипломатами, Муссорским и Степановичем почти на час, а Ридзик отвечал на вопросы Доннелли. И сам тоже собирался задать несколько вопросов.

– Так что вы добрались, наконец, до Виктора, – говорил Доннелли.

– Ага – сегодня мы сделали Россию немного счастливей и безопасней.

– Хорошо, – ответил Доннелли. – Я рад.

– А где его чёртово тело? – спросил Стоббз. Ридзик посмотрел на него таким взглядом, словно ответ был очевиден:

– Я перетащил его за границы нашего графства. Пусть им занимаются ребята Цицеро. Это сэкономит нам неделю бумагомарания.

– Просто прекрасная идея, Арт, – отметил Стоббз. Но Ридзику было плевать на то, что думает Стоббз. Его больше волновал Доннелли.

– Я всегда считал вас отличным парнем, командир.

– Рад стараться, – скромно ответил Доннелли.

– Ну да, чтобы мне потяжелей жилось. Вы ведь специально подвесили меня к Данко? Думали, что я в дерьме окажусь?

Доннелли неуверенно переступил с ноги на ногу:

– Вы хороший полисмен. Поэтому я и дал вам сложное задание. Я считал, что вы сможете справиться с ним.

– Черта-с-два! Если бы у них выгорело это дело, пока вы все сидели на бейсболе… – Ридзик махнул рукой. – Ох, черт возьми! Эй, Стоббз, а это дерьмо неплохо будет смотреться в моей характеристике, верно?

Как ни неприятно было Стоббзу сознавать это, но, похоже, Ридзик снова вступит в строй на полных правах. Если б они хоть разбили скульптуру Колдера, то можно было бы предъявить к нему какие-то претензии, но на ней не осталось и царапины.

– Да, – ответствовал он слегка подавленным тоном, – ваша характеристика будет в порядке.

– В порядке?

– Хорошая. Очень хорошая.

Ридзик чувствовал себя неплохо, хотя задница и побаливала.

– А знаете, этот сукин сын – настоящий полисмен. Может работать в Чикаго, командир, если ему дать подходящего партнёра, чтоб показал ходы.

Доннелли покачал головой:

– Данко? Забудьте, Ридзик. Радуйтесь, что продолжаете работать.

* * *

Если капитан Данко и был рад тому, что отбывает домой, или грустил оттого, что покидает Чикаго, или даже счастлив, что наконец-то мёртв Виктор Роста – то он не показывал этого. Ридзик отвёз его в аэропорт, зарегистрировал на рейс Аэрофлота, а потом отвёл в один из многочисленных баров. Ридзика слегка удивило то, что Данко одним махом опорожнил полбутылки водки, словно это был лимонад, и лишь потом успокоился и стал попивать её ухе неторопливо. И при этом он не пьянел.

Телевизор над баром передавал бейсбол – «Уайт Сокс» – «Тайгерс», и Данко глазел на экран с таким видом, словно игра эта была для него столь же непостижима, как итальянская опера.

– Это Бейнс, – сказал Ридзик. – Чертовски здорово бросает.

Данко потягивал свой напиток.

– Да.

– Эй, Данко. Как вы думаете, мог бы я работать секретным агентом в России?

Перед тем как отправиться обратно домой, Данко ухе снова переоделся в свою милицейскую форму. На лбу у него выделялся красноватый шрам, но Ридзику подумалось» что это даже украшает Ивана.

– Нет.

Но Ридзик видел, что Данко шутит – в свойственной ему манере, конечно.

– Прекрасно. Просто прекрасно. Я тоже буду по вас скучать.

– Хорошо.

Ридзик отпил пива, поглядывая на экран.

– Слушайте, я вот что хотел у вас спросить. Помните, тогда, на автовокзале, когда мы уже было взяли Виктора, а вы направили пистолет на меня?

– Помню.

– Вы бы ведь не стали стрелять в меня, верно? Данко лишь молча продолжал смотреть. И Ридзик подумал: «Да, он бы выстрелил в меня. Может, только в ногу. Но этот сукин сын выстрелил бы».

– Ага. Так я и думал. Я просто хотел, понимаете, удостовериться.

Данко снова повернулся к телевизору:

– Я не понимаю этой игры.

– Бейсбола? Да и не надо. Это чисто американская забава, – Ридзик отхлебнул пива. Он решил, что не стоит упоминать, что бейсбол – это ещё и японская забава, и кубинская. – Вам, русским, лучше заниматься плясками вприсядку и дрессировать медведей для цирка.

– Сейчас и в Советском Союзе играют в бейсбол. Почему-то это разозлило Ридзика:

– У вас, ребята, в этом деле нет никаких шансов. Это наша национальная игра, – он снова перевёл взгляд на экран, посасывая пиво. – Хотя, надо сказать, между нами можно бы было устроить дьявольское состязание.

Данко улыбнулся:

– Мы бы выиграли. Ридзик рассмеялся:

– Это уж мы посмотрим, товарищ. Данко поставил стакан и снял с запястья свои дешёвые часы. В Советском Союзе, – начал он торжественно, словно произнося речь, – есть обычай обмениваться сувенирами на память – как знак дружбы. Я решил отдать вам это.

Ридзик посмотрел на его часы, потом на свой «Ролекс». Обмен был явно нечестным – ну и черт с ним. Мир во всем мире в обмен на часы – благородное дело.

– Очень мило, а я и не знал о таком обычае. Просто очень приятно, – он отстегнул свой «Ролекс». – Я тоже хочу подарить вам свои часы. Это чудо – тысячедолларовый образчик западной технологии. Умеет делать все что угодно – разве что задницу не может пороть.

Данко застегнул «Ролекс» у себя на руке и с восхищением посмотрел на часы. Ридзика же его подарок отнюдь не привёл в восторг.

– А это настоящие… восточногерманские часы за двадцатку. Даже не верится, что вы мне их подарили, – сказал он, широко улыбаясь. – Это пластмасса, верно?

Впрочем, какого черта. Забавно будет как-нибудь вспомнить вечерком в баре.

– Я очень рад, – ответил Данко. Он допил и, наклонившись, поднял свой чемодан.

– Пока, – сказал Ридзик.

– До свиданья, – ответил Данко. Затем, подумав, добавил:

– Ридзик, мы полицейские, а не политики.

– Да? Слава Богу. И что это должно означать? Данко улыбнулся:

– Это значит, что мы можем любить друг друга, – а потом сказал по-русски:

– Удачи тебе. До свиданья. Ридзик пожал плечами:

– Извините, я слегка подзабыл русский язык.

– Удачи и до свиданья, – перевёл Данко. Он положил руку Ридзику на плечо, сжал его, снова подхватил чемодан и вышел из бара.

– Пока, чувак! – крикнул вслед ему Ридзик. Он проследил, как серая форма постепенно скрывается в толпе, потом снова принялся за пиво. Ридзик смотрел игру, решив, что после всего недавно пережитого ему следует пару часиков передохнуть. В середине восьмого иннинга часы Данко – а теперь уже Ридзика – запищали. Ридзик нажал кнопку, отключая сигнал, и допил пиво.

– Пора кормить попугая, – сообщил он бармену. Тот подозрительно взглянул на него:

– И какого черта это должно означать?

Ридзик улыбнулся:

– Мистер, вы мне все равно никогда не поверите.