Текст книги "Красная жара"

– Пойду его искать, – он открыл дверь и вышел в коридор. Ридзик проследовал за ним по пятам. Стоббз, все ещё бродящий вокруг, был удивлён, увидев их разом.

– Какого черта вы вылезли из постели, Данко? Данко целеустремлённо двинулся по коридору.

– Да ответьте же, черт побери, – рявкнул Стоббз.

– Он сказал, что идёт искать Росту, – ответил Ридзик.

Стоббз монолитом встал на пути у русского, преграждая ему путь:

– Данко, уже пять сотен полицейских разыскивают эту задницу.

– Может, я тоже помогу, – сказал Данко.

– Во, – поддакнул Ридзик, – может, он поможет.

– Заткнитесь. Данко, когда вы в прошлый раз помогали, прикончили одного из моих людей.

– Я не предполагал, что американские преступники будут защищать Виктора.

– Да насрать на это, Данко. Будто это наша вина. У нас тут хватает проблем и без того, чтобы импортировать головорезов из России, – Стоббз ткнул палец в гранитную грудь Ивана. – И ещё одно позвольте вам сказать, капитан. Он больше не ваш заключённый.

– Давайте его гласностью, лейтенант, – поддержал Ридзик.

– Заткнитесь. Роста убил полисмена. И когда мы арестуем его, то не станем отправлять в Москву.

Данко ничего не ответил, но подумал: «Тогда я прибью его здесь».

– Ридзик!

– Что?

– Слушайте, проследите за этим парнем. Теперь он у нас свидетель обвинения. Я поговорю с Доннелли, может, он придумает, как с ним поступить.

– Мне не нужен Ридзик.

– Плевать мне, что вам нужно, Данко. Будете делать, как вам скажут. – Стоббз повернулся к Ридзику. – Арт, вы следите за парнем. Если он слиняет – пеняйте на свою задницу.

– Такое предложение трудно отклонить.

– Вот и делайте, – и Стоббз направился к лифту. Данко, застыв посреди коридора, смотрел вслед удаляющемуся Стоббзу:

– Он обвинил меня в смерти сержанта Галлахера.

– Может, в чем-то он и прав, товарищ. Как ни противно было Данко в этом сознаваться, но он понимал, что Ридзик ему нужен. Для начала требовалась хоть какая-то информация. И уж коли он теперь повязан, то, пожалуй, можно её раздобыть.

– А те негры, что помогали Виктору…

– Бритоголовые. Наверно, братья Элиджа – тюремная банда. У вас в России есть тюремные банды?

– Да. Но они остаются в тюрьмах.

– Новаторское решение, – сказал Ридзик. – А здесь они выходят – и двигают прямиком на улицы. Эти ребята, действительно, по-крупному сидят в наркобизнесе – что и возвращает меня к предположению, сделанному в вашей палате. Про Виктора. Помните?

– Виктор тоже в наркобизнесе. Ридзик был поражён. Наконец-то Данко сказал что-то важное.

– Ну вот мы и стронулись. Данко кивнул:

– Будете помогать?

– Не помогать, Данко. Это моё расследование. Том Галлахер был моим другом.

– А Виктор – мой враг.

– Значит, у нас есть что-то общее. Что, впрочем, ещё не делает нас партнёрами. Данко пытался поспорить:

– Пожалуйста, отвезите меня в «Гарвин». И тогда мы найдём Виктора.

Ридзик посмотрел на Данко долгим взглядом. И как ни противно было ему в этом сознаваться, он понимал, что в голове у того есть именно те фрагменты головоломки, которые нужны ему, Арту Ридзику. И он решил, что станет играть в паре с Данко, пока не выведает все, что ему требуется, а потом – «Чао, бамбино».

– Пойдём.

Портье в гостинице был удивлён, снова увидав Данко. Он поднял взгляд от журнала.

– Чудесный костюмчик, – сказал он.

Но не один лишь портье был удивлён, обнаружив, что Данко вернулся. В машине, припаркованной с противоположной от гостиницы стороны улицы, низко вжавшись в сиденье, расположился ещё один из членов банды Виктора, русский по имени Иосиф Барода. Он заметил, как Данко входит в гостиницу, и выругался. Ошибку они сделали, что не пришили этого милиционера, когда была возможность.

Портье в гостинице медленно покачал головой:

– Не могу дать вам прежнюю комнату, старик. Туда только что въехала дама. И она не хотела никакой другой. Чего это там такого, в этом номере?

– Вид из окна, – ответил Данко. – Тогда давайте мне соседний номер.

– К вашим услугам, приятель.

Данко оставил в комнате чемодан, вышел в коридор и прислушался, остановившись возле дверей своего прежнего номера. Он перевернул его вверх дном в поисках следов Виктора Росты – и не нашёл ничего. И вот теперь какая-то женщина требует тот же номер. Слишком уж это не похоже на случайное совпадение. Было что-то в этом номере, чего искал Данко. Он продолжал напряжённо вслушиваться. Изнутри слышался шум льющейся в душе воды и какое-то слабое поскрипывание дерева и металла. Он нажал дверную ручку. Заперто.

А в это время в номере Кет Манзетти, стройная темноволосая юная прелестница, преклонив колена и отогнув в сторону потрёпанный коврик, вооружившись отвёрткой, высвобождала из пола доску. Из старого дерева винты выползали легко. За считанные минуты она открутила их все. Затем сунула руку в тёмную дырку и вытащила оттуда полиэтиленовый пакет. Внутри она обнаружила паспорт и половинку стодолларовой банкноты. Покачала головой. А это на кой черт?

Быстро работая, она принялась приворачивать доску на место. Ей осталось ввинтить лишь один шуруп, когда она услыхала, как поворачивается ручка и щёлкает замок. Она побледнела, накинула ковёр обратно и выплюнула оставшийся шуруп изо рта на пол. Кто-то явно пытался взломать замок и она ничего не могла поделать, чтобы остановить того, кто там был. Пора переходить к плану Б.

Она скинула туфли и стала стаскивать тесную майку. Голова её запуталась в материале, а полные груди открылись всеобщему обозрению, когда дверь растворилась. Сквозь неплотную ткань она смогла различить, что вошедший – кем бы он ни был – не принадлежал к числу её знакомых. Пора притвориться шлюшкой, готовящейся к своему ночному бизнесу. Она стянула майку через голову и уставилась стоящему в дверях громиле прямо в глаза, прижимая майку к груди.

– А я как раз собиралась принять душ, – сказала Кет Манзетти убийственно спокойным голосом. «Отлично сыграно», – решила она. – Если хотите присоединиться, это будет стоить вам пятьдесят баксов. И кроме того, я не люблю, когда люди тычут в меня пистолетом.

Данко опустил пистолет, направленный в её обнажённую грудь – Я хотел бы с вами поговорить, – сказал он. «Что за дерьмо, – подумала она. – Ещё один русский».

– Ага, все так говорят, солнышко.

– Меня не интересует ваше тело, – ответил он.

– Ох, ты обаяшка… Но цена одна – что поговорить, что душ принять, – она подхватила свою сумочку. Внутри был тот пакетик, который она достала из-под пола. Кет направилась к ванной. – Даю последний шанс, – сказала она через плечо.

– Я подожду, – Данко уселся на край постели. Дверь в ванную закрылась. Душ продолжал шуметь.

Данко резко встал и подошёл к окну. Внизу, облокотившись о крыло своего автомобиля, ждал Ридзик. Он нетерпеливо посматривал на часы. Данко обратил внимание на эти часы. Отличные.

Данко вновь повернулся к двери ванной. И почему-то случайно взглянул на пол. А там, на ковре, лежал шуруп. Данко нагнулся и поднял его. Затем отвернул край ковра и обнаружил дырочку, откуда, по всей видимости, и был извлечён шуруп. Ему захотелось кричать от злости. Опять он поступил как дурак. Переломал всю комнату, но не удосужился заглянуть под доски. Данко ударил кулаком себя по ладони. И теперь сморозил ещё одну глупость. Поверил, что эта женщина – проститутка, которой она прикидывалась. А ведь у неё то, что было спрятано здесь.

Он обрушился всем своим весом на дверь ванной, срывая непрочную деревяшку с петель. Замусоленная комнатка была наполнена паром, струи воды из душа лились вниз, но та дверь из ванной, что вела в прихожую, оказалась приоткрытой. Женщина исчезла.

Глава 5

Данко сидел за столом Ридзика, углубившись в шахматную задачку, которую тот оставил ему на доске. Он пошёл конём, на что компьютерный мозг ответил ладьёй. Данко кивнул и, передвинув своего слона по диагонали через доску, объявил машине мат. Компьютер недовольно запищал. Лёгкая победа не доставила Данко удовольствия. Он вспомнил слова Ридзика: может, он и здорово выглядит за шахматной доской, но на улице, на их американской улице, он все делает не так. Сперва Виктор, теперь эта девчонка…

Ридзик в это время находился в кабинете у Доннелли. Командир сквозь зеленую завесу растений рассматривал Данко. Это становилось даже смешно. Доннелли хватало проблем и со своими ребятами.

– Смотрите, – говорил Ридзик. – Я всего лишь довёз его до гостиницы. Он прописался. Десятью минутами позже он выходит снова и рассказывает про какую-то бабу под душем. Я не знал, какого ещё черта делать, – вот и привёз его сюда.

Доннелли покачал головой:

– Ладно, ладно. Я так думаю, что теперь этот малыш наш. Но вы ведь знаете, как мы должны поступить?

– Что, с ним?

– Нет, Арт, с вами.

– Со мной?

– Ну, вы же знаете. Если работник полиции является свидетелем убийства, тогда он не может принимать активного участия в его расследовании.

– Сукин…

– Я знаю, знаю, – прервал его Доннелли. – Я не отстраняю вас от этого дела. Вы с Галлахером были друзьями, так что я вас как-нибудь туда пристрою. Но помните, что официально это дело не ваше. Теперь позовите Данко и найдите Стоббза.

Прежде чем Данко вошёл в кабинет, он отвёл Ридзика в сторону:

– Я все обдумал.

– Великолепно, и теперь хотите слинять, верно?

– Это насчёт побега Виктора. Он был организован, пока Виктор находился в тюрьме.

– Блестяще.

– Узнайте, кто его посещал, пока он сидел. Ридзику пришлось сознаться себе, что идея это неплохая. Следовало бы ему самому до неё додуматься пораньше. Ридзик снял трубку, набрал номер.

– Глория? Арт Ридзик. Слушай, окажи мне одну услугу. – Глория, одна из секретарш отдела, уже привыкла оказывать Ридзику услуги. – Могу я узнать, кто навещал в тюрьме этого русского? Р-о-с-т-а, Виктор. Целую. – Ридзик повернулся к Данко. – О'кей, пора повидаться с Доннелли.

Стоббз был занят.

– Вот к чему мы теперь пришли. Те двое дипломатов стали малость поприветливей. Они кому-то там позвонили и вернулись, расплываясь в улыбках. И вроде как горят желанием повидать нас снова, капитан.

Данко кивнул. Он сдастся им – но сперва закончит работу.

– Кроме того, они предоставили мне кое-какую информацию. – Стоббз стал читать бумагу из скоросшивателя:

– Виктор Роста родился в 1949 году в Грузии. Преступность – это, кажется, у него наследственное. Его отец отличился тем, что был судим немцами, а расстрелян русскими за преступление под названием «разбой». – Трое американцев посмотрели на Данко. – Что такое «разбой?» – спросил Стоббз.

– Сожжение деревень, изнасилование женщин.

– Такое случается в России? – спросил Ридзик.

– В прошлом, во время Великой Отечественной войны. Сейчас нет.

– Далее, – продолжал Стоббз. – Виктор проводит три года в армии и шесть – в лагере за распространение наркотиков. Разыскивался в Советском Союзе за убийство, изнасилование, шантаж, похищение людей, валютные операции и наркотики.

Данко кивнул; это было почти верно.

– Нехороший мальчик, – сделал Доннелли профессиональное заключение.

Данко был поражён той информацией, которую получили на руки чикагские фараоны. Он с трудом мог поверить, что Советское посольство разрешило это.

– Откуда вы добыли такую информацию?

– Я уже рассказал, – ответил Стоббз. – От ваших ребят.

– Ну вот, – заметил Ридзик, – вероятно, попозже они пришлют нам и малость чёрной икры.

– А не могли бы вы нам заполнить некоторые белые пятна, капитан? – спросил Доннелли. – Это, конечно, прекрасно, – знать, кем был отец у Виктора и подробности его послужного списка, но не пояснили бы вы нам, во что он впутался сейчас? А конкретно, какого черта он делает в Чикаго?

Данко перевёл взгляд со Стоббза на Ридзика, затем снова взглянул на Доннелли. Если он хочет отыскать Росту, ему следует довериться этим людям.

– Виктор переправляет кокаин из Америки в Советский Союз. Он уже прежде дважды проделывал это – и каждый раз большими партиями. Тут у него есть сообщники – советские граждане, из Грузии.

Доннелли сложил руки на груди:

– Почему вы прежде нам об этом не рассказали?

– Не было разрешения.

– Что за дерьмо, – буркнул Стоббз.

– Если бы мы знали, что Виктор так крупно повязан с Бритоголовыми, мы бы ух постарались, чтобы они ничего не выкинули, – раздражённо сказал Ридзик. Он не стал договаривать то, что и так стало понятно всем: и Том Галлахер был бы сейчас жив.

Доннелли поднял руки, словно успокаивая Ридзика:

– Есть ещё что-нибудь, о чем следовало бы знать моим людям, капитан? Данко кивнул:

– Вы должны знать, что я не уеду из этой страны без Виктора, Мне нужна помощь.

Стоббз и Доннелли обменялись взглядами. Доннелли кивнул.

– Вы хотите влезть в это дело? Ну что ж, я не вижу в этом проблем. Даю вам добро.

– Мне нужен один человек. Чтобы показал мне город.

– Отлично, – сказал Доннелли. – Можете взять Ридзика.

– О, Боже, – прошипел Ридзик. – Сэр…

– Я же говорил, что подключу вас к делу, Арт. И это лучшее, что я могу сделать. Либо соглашаетесь, либо выходите из дела.

– Согласен, – молвил Ридзик. Он понял, что побеждён – и не мог обвинять в этом Доннелли. Тот был порядочным человеком и понимал, что должен строго придерживаться буквы закона, если им нужно отправить Виктора подальше на долгие-долгие времена. А если они совершат процедурную ошибку, то защита сможет получить огромные преимущества.

– Вам это подходит, капитан? – спросил Доннелли.

Данко коротко кивнул.

«Ну вот, теперь у меня есть большой, горячий голос в поддержку», – подумал Ридзик. – Новый шаг во взаимоотношениях сверхдержав».

– Хорошо, – продолжал Доннелли. – Теперь у меня будет пара рекомендаций для вас обоих. Все должно быть тихо. Я не хочу, чтобы вокруг вас крутилась пресса.

Усекли?

– Прикажите им не соваться, – порекомендовал Данко.

– Видите ли, капитан, у нас это, как правило, не срабатывает.

– Но вы же полиция! – воскликнул Данко таким тоном, словно это все объясняло.

– Оно, конечно, верно, но средства массовой информации смотрят на это иначе. Во всяком случае, мне не хотелось бы, чтобы вы маршировали по городу, словно отряд Красной Армии. Нам нужно найти Росту, – Доннелли наклонился вперёд, опираясь руками на стол. – И мы прижмём его к стенке. Даю вам слово.

Данко с радостью поверил бы в это, но он не мог. Он не был полным профаном в американской юридической системе.

– Ваши суды отпускают преступников, если те попросят прощения. А я бы не хотел, чтобы это произошло с Виктором.

Доннелли выдавил из себя улыбку. Каждый фараон считал, что суды слишком уж снисходительны ко все наглеющим правонарушителям, но он не знал ни одного такого, который считал бы, что судьи слишком уж строги. И несмотря на это, не нашлось бы ни одного полисмена в Чикаго и, вероятно, – как он надеялся – нигде, который хотел бы сменить американскую систему на советскую. Однако он понимал точку зрения Данко. Виктор не уйдёт от ответственности, но при хорошем адвокате ему не придётся мотать тот срок, какого он заслуживает.

– Мы сделаем так, чтобы Росту засадили на всю катушку – быть может, до конца жизни, – произнёс Доннелли с уверенностью, которой он на самом деле не чувствовал. – А пока что я хочу, чтоб вы и сами не испортили дела, ладно?

– Больше я ошибок не совершу.

– Пока не сообразите, что совершили ошибку, – заметил Стоббз.

– Вот-вот, а то пока создаётся впечатление, что это мы ловим Росту, – добавил Ридзик, – а вы, ребята, даёте ему смыться. Или я не прав?

– Этого больше не случится.

И глядя, как Данко выходит из кабинета вместе с Ридзиком, Стоббз почувствовал, что русский богатырь на сей раз может оказаться прав.

– Весьма решительно настроенный парень, – заметил он. – Но позвольте мне кое о чем спросить у вас, командир, – он остановился, словно ища нужных слов. – Вы, случаем, не сошли с ума?

Доннелли следил за рыбками в одном из аквариумов.

– С чего это вы взяли? – он включил музыку, столь воздушную, что по сравнению с нею лёгкая эстрадная мелодия показалась бы тяжёлым металлом.

– Данко и Ридзик? Да это же самая крутая пара чокнутых со времён Бонни и Клайда. Доннелли улыбнулся:

– Данко – чудесное оружие, Чарли. Бронебойная пушка. И если он поможет нам схватить Росту – грандиозно. А если он будет нарушать правила, пережимать по ходу дела – что ж, он русский. Это не наша проблема. Пусть об этом заботятся комиссары из Москвы. Это не наша проблема.

– Да, но что, если он пережмёт до такой степени, что пристрелит какого-нибудь невинного чикагского зеваку?

– Без оружия, если вы помните.

– Забыл.

– Вот потому-то вы и лейтенант, а я командир, – он занялся какими-то бумагами. Стоббз задержался у двери:

– Ещё один вопрос.

– Валяйте.

– А как с Ридзиком?

«Ридзик, – подумал Доннелли, – вечно Ридзик». Лично ему нравился Ридзик, но иногда казалось, что лучше бы он не был полицейским, а если бы уж был, то где-нибудь в другом месте. – Арт хороший полисмен.

– Но и большой мастер выпендриваться.

– Есть такое, – согласился Доннелли. – Так что, если будет выпендриваться – то прощай, Арт. Выражаясь канцелярским языком, я не вижу в этом негативных аспектов.

– Что ж, посмотрим, – ответил Стоббз.

* * *

Ридзик и Данко продирались сквозь толпу людей, заполнивших регистратуру, словно пара ледоколов, направляясь в сторону комнаты для допросов.

– Я вытащил Галлахерова стукача, – объяснил Ридзик, – и думаю, если мы на него как следует поднажмём…

– Стукача?

– Ну, понимаете, осведомителя.

– Да.

– Это он навёл нас на ту компанию, которую мы прихватили на днях. На Бритоголовых.

– Негров без волос.

– Это одна из возможностей, за которую можно ухватиться. Он скользкий, как зараза, но если нам удастся заставить его говорить, мне кажется, он сможет рассказать нам, кто заправляет у этих Бритоголовых.

– Он один из тех, что посещали Виктора в тюрьме?

– Нет, – Ридзик взглянул на листок, который передала ему Глория. – У Виктора были только два посетителя. Сперва какая-то юбка по имени Кет Манзетти. И ещё тот парень, которого я подстрелил. Его фамилия Татамович или что-то в этом роде.

Данко кивнул. Он знал это имя. Татамович. Тоже из Грузии. Его разыскивали за убийство, шантаж и сводничество. Данко добавил и его к числу тех людей, которые поймут, что такое советская юстиция, когда дело будет завершено.

– А что это за женщина?

– Педагог. Учит танцам в Виккер Парке – вы не знаете, где это, но далеко не самое милое местечко. Попробуем заскочить к ней нынче вечером.

Они остановились возле безликой серой двери комнаты для допросов и сквозь небольшое окошечко посмотрели на Стрика, осведомителя Галлахера. Молодой негр сидел, развалившись, на стуле, словно ему было наплевать на все на свете. Это был довольно здоровый малый – и достаточно крутой, если не приходилось иметь дела с кем-нибудь покрепче непослушной шлюшки или старушки-лавочницы, которой не слишком хотелось платить за обещаемую «защиту», которую предлагал им Стрик. Дела у него шли хорошо. На нем был весьма кричащий итальянский шёлковый костюм, который не произвёл особого впечатления на Ридзика, но стоил, судя по всему, сотен восемь.

Арт Ридзик обернулся к Данко.

– Теперь вот что, – сказал он, словно защитник, дающий инструкции партнёру на футбольном поле, – тут Америка. В этой стране мы охраняем права личности, даже права такого дерьма, как этот сутенёр на полставки, – он указал большим пальцем куда-то за плечо. – Это закон под названием «Миранда».

– Вы называете свои законы женскими именами?

– Заткнитесь и слушайте. Миранда гласит, что вы эту задницу и пальцем тронуть не можете.

Глаза у Данко сузились. Что это ещё за Миранда такая?

– Я не собираюсь трогать эту задницу. Я собираюсь заставить его говорить. Ридзик тяжело вздохнул:

– Слушайте, я буду за этим следить, ладно?

– Он знает, где Виктор?

– Может быть.

– Хорошо.

Ридзик открыл тяжёлую дверь и вошёл в комнату. Уселся за стол напротив Стрика. Комната, отметил он, отличалась всеми прелестями вагона метро.

Стрик склонился к нему через исцарапанный и усеянный следами от погашенных сигарет стол.

– Эй, легавый, – завякал он, – что это ещё за хренотень? Ты ещё что за зараза? Может, ты какой-нибудь долбаный…

Данко не верил своим ушам. Преступник, паршивый сутенёр, так разговаривает с полицейским. Может, изо всех диких и абсолютно непостижимых явлений, которые довелось ему увидеть и услышать со времени прибытия в Америку, это было самым странным? Нет. Ещё более странным было то, что самому Ридзику такое поведение вовсе не казалось странным. Стрик продолжал верещать:

– У вас на меня ничего нет. Все это сучьё дерьмо! И ты, говноед, это знаешь!

С Данко этого было достаточно, даже если Ридзик и не реагировал. Он подошёл к Стрику, рывком поднял его на ноги, закрутил руку за спину и швырнул о бетонную стенку. Ридзик вздрогнул.

– Где Виктор? – проревел Данко в ухо Стрику. Ридзик пытался разнять мужчин:

– Данко! Какого хрена…

Данко надавил на руку Стрика. Тот закричал от боли. Ридзик пытался ослабить хватку Ивана. Только им не хватало арестованного со сломанной рукой. Да из-за этого по уши в помоях окажешься. Ридзик протиснулся между мужчинами и умудрился оттолкнуть Данко от злополучного сутенёра.

– Ведите себя культурно, – сказал Ридзик. Данко уставился на него, словно соображая, не вырубить ли ему сперва Ридзика, а потом уж Стрика. – Слушайте, Данко, это мой город. Я знаю, как здесь надо делать дела.

Иван Данко отошёл назад. «Ну и отлично, – подумал он. – Посмотрим, как будут действовать ваши американские методы». А к своим процедурам он ещё успеет вернуться, если дела пойдут не так, как, по мнению Ридзика, они должны идти.

Арт толкнул Стрика обратно на стул. Сутенёр поглаживал свою больную руку.

– Я не знаю, что это ещё за хрен, – прохныкал он, – но я вас обоих угроблю за жестокость.

– Эй, Стрик, Стрик, дружок ты мой, успокойся, – произнёс Ридзик утешающим тоном. – Мы просто хотим задать тебе пару вопросов. Прости моего приятеля – слишком много кофе выпил – знаешь, как это бывает. Мы просто хотим, чтобы ты малость просветил нас насчёт Бритоголовых.

– Иди на хрен, – огрызнулся Стрик.

– Это нехорошо, Стрик. Ведь сержант Ридзик может и разозлиться.

– А мне насрать. Я уже говорил, что рассказал Галлахеру все, что знаю.

Ридзик потёр руки. Он вытащил из заднего кармана бумажник, вынул из пачки банкнот хрустящую пятидесятидолларовую бумажку, аккуратно сложил её, лучезарно улыбаясь Данко, словно фокусник, исполняющий особенно сложный трюк. Данко же, в свою очередь, стоял, устремив на американского полисмена недоумевающий взгляд. Он платит заключённому за информацию! Ни разу в жизни Иван не слышал о подобном идиотизме. Данко знал гораздо более быстрые, более эффективные и при этом гораздо более дешёвые способы заставить людей говорить.

Ридзик воткнул сложенную денежку в карман пиджака Стрика. Сутенёр улыбнулся.

За услуги следует честно платить. Капитализм в действии, верно, Стрик?

– В этом величие нашей страны.

– Ну, а теперь предоставь нам оплаченные услуги. Стрик самодовольно ухмыльнулся:

– У Бритоголовых дела пошли на убыль. Я рассказывал Галлахеру. Больше не о чем говорить, – и, скрестив руки на груди, он снова откинулся на стуле, словно объявляя: твой ход, легавый.

– Он врёт, – сказал Данко. Ридзик, казалось, смирился с этим.

– Ну, понимаете ли, в этой стране у него есть Богом данное право так поступать, – Ридзик вздохнул. – Что ж, как нажито, так и прожито.

– Кстати, офицер, когда меня отпустят?

– Вы знаете, мистер Стрик, поскольку нам, кажется, не за что вас тут держать…

– Это верно.

– Тогда… – Ридзик прервал свою фразу, нахмурился и стал принюхиваться, словно охотничья собака. – Эй, Данко, вы не замечаете, чем тут пахнет?

– Бандитом, – ответил Данко, – подонком.

– Нет, – сказал Ридзик. – Кое чем ещё. Более знакомым.

– Ридзик, что за дерьмо?

– Ага! – сказал Ридзик, чьё лицо осветила догадка. – Знаю, что это такое. Попахивает героином. Да, смачным и крепким.

Стрик вскочил на ноги:

– Да что за дерьмо такое?

Ридзик сунул руку в нагрудный карман Стрика и выудил оттуда небольшой пакетик с желтоватым порошком.

– Господи Боже мой, Стрик, – молвил он тоном обеспокоенного родителя, – и вы принесли это сюда? Вы принесли эту гадость на полицейский участок?

Стрик разразился воплями:

– Минуточку, сука! Ты сам сунул мне это говно! Ридзик покачал головой:

– Это серьёзно, старик. Очень серьёзно. Мы тебя отпустили под честное слово – и все такое прочее. А ты так плохо поступаешь, Стрик, – Ридзик прищёлкнул языком. – От трех до пяти лет. И понимаете ли, Данко, они ведь сами прибьют его, когда он туда попадёт: он же стукач. А они терпеть не могут среди себя осведомителей. И стараются, чтобы жизнь – и смерть – оказалась для тех как можно менее приятной. Разве неправда, Стрик?

Стрик прыгнул вперёд:

– Это все ваши легавские махинации. Дерьмо, чувак, поганое коровье дерьмо! – он ткнул в сторону Ридзика своим указательным пальцем, словно кинжалом. – Ты уволен! Можешь идти и забирать свои вещички, потому что в полиции ты больше не служишь, засранец. Да ты знаешь, какого я нанимаю адвоката? У меня такой юрист…

– Вернёмся к Бритоголовым, Стрик, – настаивал Ридзик. – Кто, где и когда?

– Да у меня такой адвокат, который сможет святых представить фашистами, старик. Он живёт за счёт выявления должностных преступлений всяких вонючих мусоров. А уж твою-то паршивую задницу он с удовольствием бесплатно засудит. Ни хрена я тебе не скажу. Слышишь? Ни хрена!

Данко покачал головой. Методы Ридзика они испробовали. Теперь попробуют советские. Он вскочил со стула, ухватил Стрика за руку, крутанул того, словно исполняя замысловатое танцевальное па, заломил руку сутенёра назад и шмякнул его лицом о бетонную стену.

– Шантаж и полицейская жестокость, – бормотал Стрик, прижатый губами к каменной панели.

«Жестокость? – изумился Данко. – Какая же это жестокость? Вот сейчас будет жестокость».

Рука Данко сомкнулась на одном из усеянных перстнями пальцев Стрика. Данко нажал и палец хрустнул.

– Сукин сын! – закричал сутенёр. Треснул другой палец. Так хрустит омар, когда вы разделываете его за ресторанным столиком.

– Господи! Ладно! Ладно! – Стрик быстро заговорил:

– Абдул Элиджа ведёт это дело из «Джолье»[5]5
  Джолье – название тюрьмы в Чикаго.


[Закрыть]. Через пару дней поступит товар. Я не знаю где, – он почувствовал, как ладонь Данко сжимает третий палец. Голос Стрика подпрыгнул на октаву от страха и боли:

– Клянусь яйцами, старик, я не знаю где!

– Он не знает, – сказал Ридзик.

Данко отпустил Стрика. Тот прижал изувеченную руку к животу и сполз вдоль стены на пол, ругаясь и постанывая.

– Абдул?

– О, вы в него просто влюбитесь, товарищ, – сказал Ридзик.

– Пойдём.

– Эй, Стрик, – произнёс Ридзик, склоняясь над ним и забирая обратно свои деньги, – как уже сказал этот человек, мы пошли. И знаешь, мне, правда, очень жаль, что ты, так неудачно прищемил дверью пальцы, – он слегка похлопал Стрика по плечу. – Нужно быть поаккуратней, старик.