Текст книги "Рыцарская честь"

Все трое сразу повернули и галопом поскакали прочь под свист посыпавшихся на них стрел, которых они так долго ждали. К счастью, они никого не задели, а когда отъехали на безопасное расстояние, Херефорд снова рассмеялся:

– Молодец, Вальтер! Вытащил этого дурака, и он показал нам вход. Надо это место хорошо запомнить. И на душе стало легче. Я уж думал, не заколдован ли этот замок.

В известном смысле Херефорд был прав, замок был заворожен. Это действовали злые чары страха Певерела, парализуя волю защитников, нагнетая предчувствие поражения. Подобное всегда подкарауливает человека, вынужденного сражаться по принуждению. Когда нет ясной цели, даже самые незначительные признаки слабости или неуверенности предводителей действуют на подчиненных разлагающе. Де Кальдо мог бы вселить в них уверенность, потому что сам он страха не испытывал, но этого не делал, не решив для себя, что ему лучше: сражаться или отступить! Он быстро поднялся на стену и посмотрел, как всадники объехали замок кругом и вернулись в свой лагерь. Затем с легкой усмешкой он передал Певерелу послание Херефорда. С одной стороны, ему хотелось разведать, знает ли тот что-то еще о силах Херефорда, а с другой – полюбоваться, как станет ерзать Певерел при этом известии. Это удовольствие он получил, хотя и не такое сильное, как ожидал, а узнать ему пришлось нечто совсем другое. Остаток ночи Певерел искал способ, как ненадежнее спасти свою шкуру и вместе с тем ничего своего не уступить. Выслушав план, де Кальдо его одобрил, хотя рисковал при его исполнении только он один. Ему же должен был принадлежать главный выигрыш в случае успеха, на фоне чего риск показался ему небольшим.

В лагерь Херефорда в качестве герольда послали главного сквайра Певерела. Послание было кратким. При гарантии безопасности де Кальдо готов встретиться с Херефордом в поле у крепостного моста и договориться о мире, чтобы не губить бесцельно жизни людей обеих сторон. Герольду было приказано послание передать не лично Херефорду, а громко огласить его в лагере. Как считал Певерел, это не позволит Херефорду избежать встречи, даже если он этого захочет, дабы не показать своим воинам, что он боится или готов напрасно жертвовать их жизнью.

– Это западня, – сказал Сторм.

– Этот трус отдаст нам все, – засмеялся Вальтер.

Херефорд стал озабоченно теребить свое ухо. Он был согласен и с тем, и с другим, но не полностью. Судя по поведению Певерела, было видно, что он действительно напуган, но трудно было поверить, чтобы такой своекорыстный человек так легко пошел на какое-то соглашение. Также было маловероятно, чтобы де Кальдо рискнул напасть на Херефорда на виду у всей дружины, в присутствии брата и друга, которые тут же обратят против него безжалостное возмездие. Де Кальдо. в таком случае не выбраться живым, так рисковать, конечно, он не станет.

– Каких гарантий просит де Кальдо?

У герольда было на этот счет указание, и он громко ответил:

– Никаких, кроме вашего честного слова. Лорд Певерел захватил ваших телохранителей. Если вы позволите себе коварно напасть на его человека, вы получите от него по куску тела каждого пленника. Как чуткий господин, а о вас все так говорят, вы не тронете посланца лорда Певерела, чтобы не приносить в жертву своих людей.

– Передайте своему господину, что я приду и буду чуток к его посланцу, как к собственной душе. Только ничего разговорами он не добьется. Лучше пусть выведет мою жену и моих людей. Ни на что другое я не соглашусь.

Херефорд отвернулся, поглаживая свой небритый подбородок. События последних трех дней напоминали ему частые кошмарные сны, хотя в происходящем ничего общего с ними не было. Как и во сне, он стремился к какой-то неясной цели в ходе совершенно необъяснимых и неуправляемых событий. Он снова ощущал себя марионеткой в чужих руках.

– Если ты пойдешь, я иду с тобой, – сказал Сторм, сразу прервав размышления Херефорда.

– Я тоже, – сказал Вальтер.

– Нет, друзья, – мягко возразил Херефорд. – Один должен остаться, чтобы повести рыцарей, в случае если Певерел задумал коварство. Вальтер, остаться попрошу тебя. Ты мой наследник. Майлз слишком мал, чтобы отомстить за нас двоих. Для Певерела трудно найти больший соблазн, чем разом прихлопнуть тебя и меня.

– Ты глупец, Роджер! – рассмеялся Вальтер. – А ты не думаешь, что это мы с Певерелом сговорились? Здесь соблазн для меня, а не для Певерела. Это же отдает мне титул графа Херефорда!

– Если ты избрал этот путь, Вальтер, смело забирай титул. Желаю тебе насладиться таким завоеванием, – беззаботно сказал Херефорд и повернулся к Сторму.

– А тебе зачем это надо? Какой смысл без нужды совать голову в петлю?

– А ты не лазил черту в пасть ради меня? А кроме того, мне хочется взглянуть на этого де Кальдо, которого даже Вильям Глостер не вынес. Его брата повесили года три назад, а этот, говорят, злодей почище первого.

Херефорд улыбнулся Сторму с признательностью за Дружеский жест.

– Ну, ты достаточно взрослый, чтобы учить тебя, и великоват, чтобы водить за руку. Тогда пошли. Ждать больше нечего. – И когда Сторм направился за конями, обратился к брату: – Если тебе придется упокоить меня в мире, поручаю тебе, Вальтер, выручить мою жену из замка, что бы ни произошло. И не горячиеь, не трать на них без нужды свои стрелы и мечи.

Как только они подъехали к месту встречи, мост со скрежетом опустился, ворота следом растворились, и навстречу выехали десять полностью вооруженных рыцарей. Сторм взглянул на них и наклонился к Херефорду.

– Мне и ехать сюда не стоило. Этот матерщинник, что выходил к нам из потайной двери, и есть де Кальдо.

Херефорд не откликнулся на попытку Сторма разрядить напряженность. У него было такое ощущение, будто какая-то неведомая сила неудержимо влечет его невесть куда. Хотя и много довелось ему пережить страхов и треволнений, несмотря на молодой возраст, нечасто посещало его такое неприятное чувство; пока до сих пор в пределах воли Божьей он сам распоряжался своей жизнью.

– Вы де Кальдо?

– Вы граф Херефорд?

– Отдает ваш хозяин мою жену и людей?

– Вы не вправе просить этого. Вы восстаете против своего короля, и ваша жена взята в плен. Безо всякого на то повода вы сожгли владения лорда Певерела и тем самым еще больше преступили закон. Но мой милорд великодушен, он не желает никому доставлять лишних страданий.

Сторм издал презрительный звук, нечто среднее между смешком и сердитым фырканьем. Херефорд держался невозмутимо. Дс Кальдо говорил ничего не значащие формальности и бросал на двоих друзей взгляды, полные зависти и злобы. Он продолжал:

– Поэтому, если вы отведете свое войско, возместите нанесенный ущерб и, конечно, уплатите разумный выкуп, лорд Певерел с удовольствием вернет вам вашу жену и людей.

Херефорд тронул поводья, собираясь повернуть коня назад.

– Ничего платить я не буду. Я пришел взять мне принадлежащее и отомстить за нанесенное оскорбление. Если только за этим вас послал сюда ваш господин, вы напрасно потратите свое и мое время. Это мне нанесен ущерб, и потом, кто бы я ни был, ни один человек не имеет права воевать с женщинами, а вы напали на них, от вас пострадали близкие мне люди, которые ничего вам не сделали.

– Высокие и громкие слова, лорд Херефорд, но бездоказательные. Ноттингем – неприступная крепость, и вам тут не стоит задерживаться. Гонцы моего господина отправлены к королю, и он будет здесь, когда вы еще ничего не успеете предпринять против нас. И еще. Лорд Псвсрсл велел передать, что, если вы нападете на нас, он убьет вашу жену.

У Херефорда все внутри перевернулось. К счастью, он и без того был бледен, так что цвет лица его не выдал, а контроль над собой он не терял и оставался бесстрастным. Даже малейший признак того, что его можно взять страхом за безопасность жены, что в личном плане это его беспокоит больше, чем в материальном или политическом, могло бы круто изменить разговор.

– Если хоть один волос упадет с головы леди Херефорд, я не пощажу здесь ни единого человека, кроме, быть может, вас и лорда Певерела. По крайней мерс его… или какую-то часть его я буду сохранять живьем много, много лет.

Тон, которым это было сказано, звучал так вежливо и ровно, что стоявшие сзади спутники де Кальдо инстинктивно прижались друг к другу. Холодок пробрал и Де Кальдо; сам палач и мучитель, он вздрогнул, вникнув в смысл сказанного. На свете существуют веши похуже просто смерти, а Херефорд, как известно, не бросает слов на ветер. Ходили слухи о том, как несколько лет назад он добивался признания такими способами, что старый и опытный специалист по выпытыванию Честер запросил пощады для жертвы. Тут де Кальдо приободрился. Он, конечно, знал, что у Певерела и в мыслях нет как-то повредить Элизабет, это прежде всего, а потом он оставался в убеждении, что сможет спасти свою шкуру, перебежав на другую сторону, если события примут дурной оборот.

– Вы глупы и упрямы, как осел, – насмешливо сказал он Херефорду. – Советую принять великодушное предложение лорда Певерела. Но лорд Певерел на меньшее тоже не согласен и уполномочил меня сделать еще одно предложение, чтобы сберечь жизни его и ваших людей, которые пострадают, будучи ни в чем не повинными. Вы говорите, что ущерб понесли вы; он говорит, что ущерб на его стороне. Пусть вас рассудит Бог. Констебль Ноттингемский предлагает вам поединок, и там вы решите, кто прав.

Всего мог ожидать Херефорд, только не этого. Он рот открыл от удивления.

– Певерел вызывает меня на поединок?

Де Кальдо рассмеялся.

– Не сомневаюсь, это соответствовало бы вашему мужеству: человек, на тридцать лет старше вас и давно отошедший от ратных дел. – Он говорил нарочито оскорбительным тоном. – Но даже в таком возрасте и состоянии он, вероятно, победил бы вас, у кого больше успехов на простынях, чем на поле брани.

Бледное лицо Херефорда вспыхнуло от ярости. Он знал, что его уязвляют умышленно, но гнев был инстинктивным и совладать с ним он не мог.

– Нет, дорогой лордик, – продолжал насмешливо де Кальдо. – Я предложил ему себя в поборника чести. Ага, это вам уже меньше нравится! И я сказал ему, что у вас не будет никакой охоты выйти в поле против настоящего мужчины, один на один, без своей армии, и что вы сразу угомонитесь. Так что давайте платите, что с вас просят, и уходите подобру-поздорову.

Сторм ухватил Херефорда за руку.

– Роджер, не надо! Тебе нельзя…

– Идет! – Херефорд тяжело дышал, с трудом сдерживая себя, чтобы тут же не кинуться на своего мучителя. Рука его была на рукояти меча. – Где и когда угодно. Называйте время и место.

– Погоди, – запротестовал Сторм, – как ты можешь доверять этому мерзавцу? Где гарантия, что в случае твоей победы он откроет ворота?

– А где гарантия, что в случае моей победы люди вашего лордика не налетят на меня? Наш риск одинаков.

Белый шрам лорда Сторма стал пунцовым от гнева. Мало кто осмеливался открыто выражать сомнения в его честности. Он скинул шлем, сорвал капюшон из кольчуги.

– Ты знаешь, кто я?

– Знаю. Ты чертово семя по имени Гонт. Ну и что? Будь ты хоть зверь, хоть демон, я не боюсь.

– Это мы еще посмотрим.

Сторм овладел собой, понимая, что чем больше их разозлят, тем труднее будет договориться об условиях, чтобы соблюсти интересы Херефорда. Явно де Кальдо пытался довести их до такой точки кипения, чтобы они потеряли голову. Но лучшим средством отомстить ему было навязать свои условия поединка.

– Пусть эта трусливая скотина, опозорившая некогда благородное имя, выведет леди Элизабет и людей лорда Херефорда под охраной, скажем, трехсот человек к восточному углу этого поля. Я соберу такое же количество своих воинов, моих, не Херефорда, они не будут вмешиваться без моего приказа, и поставлю у западного угла. Армию отведем за тот мост, и она будет стоять там. Тут вы можете сражаться.

Договориться удалось не сразу. Певерел рассчитывал, что разъяренный Херефорд сразу попадет в поставленную ловушку и согласится сражаться без всяких предосторожностей. Он всерьез намеревался в этих условиях предпринять как раз то, против чего предостерегал Сторм. Не сомневаясь в победе своего подручного, он тем не менее совсем не хотел ничем рисковать. Больше того, если победит Херефорд, он все равно будет жестоко изранен и не сможет атаковать замок, так что лучше ему будет держать Элизабет под замком. Но переспорить Сторма было невозможно, а Херефорд, уже к тому времени поостыв, поддержал Сторма.

Потом де Кальдо стал пытаться оттянуть время поединка на неделю. Могло статься, что Стефана поторопят и он подойдет до назначенного дня, разобьет Херефорда или заставит его отступить. Но и тут де Кальдо проспорил, потому что был совсем не алмазом в испытании на твердость. К тому же он сообразил, что, победив Херефорда без вмешательства короля, он добьется большего. Он уже мечтал о той минуте, когда граф будет ползать у него в ногах и молить о пощаде, и не хотел на неделю откладывать такое удовольствие. Поэтому он не упорствовал на собственных предложениях, пока дело не дошло до условий самого поединка. Тут он настоял на трех съездах с копьями и затем – бой на мечах или палицах. Сторм спорил долго и отчаянно, потому что Херефорд был неопытен в турнирных поединках, а де Кальдо слыл сильнейшим из сильных, но был вынужден уступить настойчивости де Кальдо и нетерпеливости Херефорда, с раздражением твердившего, что один или три съезда для него значения не имеют, потому что его защитит Господь. В конце концов лорд Сторм с досадой. махнул могучим кулаком, проворчав, что самому Господу время от времени не мешает руководствоваться здравым смыслом. Де Кальдо был доволен. Подходя к людям со своими мерками и в известной мере обманываясь внешней деликатностью Херефорда, он смотрел на своих оппонентов с презрением. Мало сказать, что он был от природы неумен, но еще страдал недугом всех глупых людей – не извлекать полезных уроков из своих просчетов: он уже позабыл, что за один день дважды был напуган одним взглядом Роджера Херефорда. Сразиться с Херефордом его толкало даже не тщеславие, а грубый расчет. Де Кальдо надеялся, что, заставив Херефорда вымаливать пощаду, он вынудит его отдать за свою жизнь приличную часть своего большого достояния. Это восстановит де Кальдо в положении военачальника, что было его заветным желанием.

Наконец, условия были установлены, главным образом те, что выдвигал лорд Сторм, и бой было намечено провести на следующее утро. Херефорд стал было настаивать на второй половине того же дня, но оба, Сторм и де Кальдо, стали возражать: Сторм – потому что Херефорду нужно было отдохнуть после изнурительной скачки, а де Кальдо хотел хорошенько выспаться. Но вслух он говорил, что ему нужно затвердить условия поединка у Певерела и что он не хочет, чтобы поединок ограничивался наступлением темноты.

– Не хочу давать вам предлога уклониться от решающего боя, – ухмылялся он Херефорду, – и желаю, чтобы все рыцари видели, как вы встанете предо мной на колени.

Глава десятая

Когда де Кальдо со своими людьми вернулся в крепость и подъемный мост заскрипел, поднимаясь, Херефорд повернул коня к лагерю. Если он и слышал последнее замечание де Кальдо, то вида не подал. Предложение поединка он принял, правда, сгоряча, но будь он спокойнее – все равно бы принял. Его младшие предводители присутствовали при разговоре, и его отказ был бы равносилен признанию, что он испугался или что его дело несправедливо. Херефорд с силой сжимал поводья, как будто стремясь восстановить контроль над ходом событий, который выскальзывал из рук. Сторм тоже молчал, хотя ехал рядом, а все другие поспешили в лагерь, чтобы рассказать там новость. Темное лицо Сторма дрогнуло, когда он принял важное решение.

– Роджер!

Херефорд услышал в голосе друга нечто, заставившее его остановиться.

–Да?

– Давай-ка лучше я буду драться за тебя как поборник чести.

Пораженный и задетый, Херефорд внимательно посмотрел на человека, столь откровенно и бесстрастно сделавшего немыслимое предложение. Он не поверил собственным ушам.

– Что?!

– Черт бы тебя побрал! Мне неприятно это говорить, как тебе неприятно слушать, но давай поговорим напрямую, без околичностей. Этот тип такой дуэлянт, с которым и мне не хотелось бы связываться. Он убьет тебя!

Красивое даже в небритом состоянии лицо Херефорда приняло жесткое, упрямое выражение.

– Меня убить не так просто.

– Да ты подумай! – хрипло крикнул Сторм. – Сейчас не время задаваться. Безопасность твоей жены, вся наша затея зависит целиком от тебя.

Граф покачал головой.

– Нет, не целиком. Если меня убьют, Элизабет все равно ничего не грозит, потому что она бесценна. Честер или даже Вальтер заплатят за нее выкуп, и Певерел отпустит ее. Без меня Стефану она не нужна. А о других наших делах… не знаю. Мы говорили, как я смотрю на это… Возможно, вообще не надо было это затевать, вернее, мне не следовало влезать в это. Здесь все в руках Божьих.

– Брось! – сердился Сторм, снова возвращаясь к высказанной ранее мысли. – Господу тоже надо помогать здесь, на земле. У человека есть свой разум, а твой ведет тебя прямо к гибели!

– Не мучай меня, Кэйн! – взмолился Херефорд. – Ты желаешь мне добра, я знаю, но не могу я принять твоей жертвы, при всем желании. На меня смотрят мои рыцари. Что они подумают, если ты заступишься за меня, словно я ребенок? А моя жена с ее гордостью? Как я посмотрю ей в глаза, если на бой вместо меня выйдешь ты? – Он усмехнулся. – Да что там говорить, каково мне будет самому!

Замолчали. Сторм что-то бурчал про себя. Он понимал, что резоны Херефорда сильнее его доводов о своей силе и опыте.

– Кроме того, – оживился Херефорд, – я не такого плохого мнения о своем умении драться, как ты, Сторм. Это даже хорошо, что де Кальдо не принимает меня всерьез. Надо проучить этого хвастуна.

Но в темноте, когда сон долго не шел к Херефорду, он не раз пожалел, что не принял предложение друга. Уже за полночь он пошел поговорить с братом. Вальтер сразу отозвался на его оклик, он тоже лежал с открытыми глазами.

– Вальтер, мне надо тебе кое-что сказать, но это должно остаться между нами. Завтра… Ты будешь с войском или останешься со Стормом?

– Я и за корону не пропустил бы завтрашнего боя, какое там, даже за спасение души!

Брат говорил уверенно и холодно. Херефорд помолчал. Он нуждался в словах утешения, но тут этого ждать не приходилось. Обида и гнев заставляли его повернуться и уйти, но он остановил себя, подумав, как часто он не понимал Вальтера, а ведь злой язык брата не всегда выражает, что у него на душе. Херефорд старался говорить тоже твердо.

– Прошу тебя позаботиться о матери и сестре Кэтрин, вот об этом хотел сказать.

– Ну, ясно, мне надо напомнить об этом! Ты, конечно, думаешь, что я отниму у них родовые имения и продам в рабство! Ведь только ты их любишь.

Херефорд вздохнул, губы у него пересохли. Он знал, что Вальтер не бросит семью, ему просто хотелось, чтобы тот был с родными помягче.

– По хозяйству, знаешь, не считаю себя вправе оставлять распоряжения, но у меня есть письменные указания, если понадобится – ты их найдешь. Что касается дел политических, меня будут судить на небесах. Вот по отношению к тебе я виноват, хотя не знаю, в чем конкретно. Я только очень тебя прошу, Вальтер, не повторяй моих ошибок с Майлзом, воспитывай его более внимательно.

Херефорд замолчал, но ответа не последовало, он слышал лишь ровное дыхание брата. Посидел еще немного. Ему просто не хотелось быть одному, но гордость брала свое. Он уже договорился со Стормом о выкупе Элизабет, и ему оставалось сделать одно. Он потихоньку и быстро погладил Вальтера по лицу, поднялся и тихо пошел по спящему лагерю к священнику – исповедаться и причаститься.

Уход брата освободил Вальтера от напущенной на себя суровости, он стиснул зубы и выругался про себя. «Роджер, ты – дьявол, настоящий дьявол! Никому не придумать такой изощренной пытки, никто не может так вывернуть душу». Он мстительно пытался вообразить, как будет повержен и унижен Роджер, но, несмотря на старания, представить этого не мог. В реальности Вальтер восхищался старшим братом, почти обожествлял его. Для него было невероятным, чтобы кто-то победил Роджера, и его мечтания об унижении брата были чисто мальчишеским протестом против его авторитета, своего рода реваншем за то, что Роджер так часто одергивал его и пресекал дурные намерения. Вспомнив, что брат говорил, предполагая свою гибель завтра утром, Вальтер упал ничком на землю и сжал зубами одетую кольчугой руку. Ему достанется все, что сейчас принадлежит Роджеру, – богатство, положение, власть. Роджер уйдет навсегда… его больше не будет, никогда больше он не скажет ему «нет», не будет его одергивать и стыдить. Вальтер отчаянно цеплялся за эти мысли, но слезы все равно потекли из глаз. Роджера не станет, он больше не рассмеется, не пойдет с ним на охоту, не будет с ним бороться и не сыграет в шахматы, не похвалит за удачный выпад при фехтовании, не подмигнет своими ясными, веселыми глазами, советуя, как уломать строптивую девицу. Сердце Вальтера разрывалось на части. Он всей душой страждал занять место Роджера, но в этот отчаянный момент, впервые с самых детских лет понял, как он любит брата. Он боялся его смерти.

К утру Вальтер так и не решил, чего же ему хочется больше, и когда они, прежде чем сесть на коней, ели свой скромный завтрак, он выглядел более осунувшимся, чем Роджер. Остаток ночи Херефорд проспал крепким сном. На исповеди он успокоился, а причастие принесло ему утешение. Все свои дела он привел в полный порядок, а самым прекрасным было яркое солнце, впервые появившееся за последние дни и светившее ему как доброе благословение. Он добродушно посмеивался над суетой Сторма, хлопотавшего со сбруей его боевого коня, проверявшего заточку и прочность трех турнирных копий. Единственное, что его огорчало, – это сожаление об остающемся не выполненном обещании оказать Генриху поддержку в борьбе за английский трон. Сторм отошел отдать своим рыцарям последние распоряжения. Херефорд посмотрел на солнце, чтобы определить, который час. Вальтер, все такой же молчаливый, неотрывно глядел на Ноттингемский замок за выжженным черным пустырем.

Внутри крепости настроение тоже было бодрым. Де Кальдо, уверенный в своей победе, с мрачным упоением прилаживал свое вооружение и сбрую. Через несколько часов его услужение кончится. Сознание, что он может быть ранен, его ничуть не страшило. Немного крови – ничтожная плата за богатство и положение, которые он собирался получить. Хорошо был настроен и Певерел. Он почти не сомневался в победе своего наемника и давал понять людям, назначенным охранять Элизабет и пленных воинов, что не собирается в точности выполнять свои обязательства. Победит де Кальдо или нет, в любом случае он намеревался только выиграть.

С видом безусловного победителя он отправился лично препроводить Элизабет. По пути к ней Певерел говорил себе, как хорошо он сделал, что не поддался искушению взять ее к себе в постель. Он убеждал себя, что, посягая на нее, просто хотел припугнуть, но если быть честным, то, конечно, желал ее. Увидев Элизабет, он поразился, и от его самодовольства не осталось и следа. Элизабет улыбалась, ее глаза сияли, как раскаленные угли, а на его приказ одеться и следовать за ним она ответила взглядом, полным спокойного презрения. Ничто не напоминало в ней ту потрясенную и дрожащую женщину, которую он оставил здесь две ночи назад. Певерелу видеть это было невыносимо: он стал описывать, что сейчас ей предстоит увидеть, и даже упомянул о намерении нарушить договоренность с Херефордом, если де Кальдо «подведет». Элизабет, даже не взглянув на него, с готовностью пошла, куда ее повели, легко шагая, даже беззаботно, но держалась она одним мужеством. Она не страшилась поражения Роджера, не боялась, что Певерел обманет и не освободит ее; к счастью, она почти ничего не знала про де Кальдо. Больше всего ее пугала встреча с мужем. За две ночи и день, прошедшие после ее благодарственного моления, она полностью осознала, чем ради ее спасения жертвовал Роджер и что ему еще придется за это отдать. Он был вынужден уйти со своих надежных позиций, где мог уверенно сразиться с армией Стефана и нанести ей серьезный урон, может быть, даже полностью разгромить ее. Теперь же он оказался во враждебном краю, плохо ему известном, где враг был силен и опасен. Если Стефан подойдет, Херефорд окажется окруженным: с севера – Певерел, с юга – Стефан, а сторонники короля на западе отрезают Херефорда от своих друзей. Его могут ранить на этом безумном суде с помощью меча, Певерел не давал заверений, что его наемник – истинный поборник чести. Если ранение окажется серьезным, он может не поправиться до приезда Генриха, и результатом ее своенравия будет полная катастрофа.

«Боже, Боже, – думала Элизабет, гордо вскинув голову и выпрямив спину, – нет на земле большей грешницы, чем я! Меня мучит не беда, которую я навлекла, и не тяготы и муки, причиненные собственному мужу, а то, что он мне больше не будет верить. Стараясь всю свою жизнь подняться выше уровня обычных женщин, я поступила так абсурдно и мелочно, так по-бабьи, что являю собой образец человеческой глупости, тупости и непорядочности».

* * *

Для тех, кто, словно крысы в ловушке, пытались прогрызть двери своего подземелья, дни и ночи шли неотличимо. Они не вели счет времени, им казалось, что они уже годы отщипывают от двери щепку за щепкой. С того момента, когда в крепости начали переносить оружие, никто не подошел к их башне. У них не было еды, а что хуже всего, не было воды, и они исступленно ковыряли дверь и запор, понимая, что пропадают от голода и жажды, и это только подстегивало их усилия.

– Ш-ш-ш, тихо, – прошептал Герберт. – Скажи сэру Алану, что кто-то идет к нам. Спроси, что делать, если нам несут еду и воду.

Вопрос пошел от одного к другому, все ждали, притаившись в темноте. Они слышали, как на внешней двери отодвигали засов, как она заскрипела на несмазанных петлях. Герберт нервно кусал губы. Если сэр Алан быстро не ответит, шанс будет упущен; ему и в голову не пришло действовать без команды. Тем временем Алан Ившем приходил в себя из беспамятства. У него даже не было сил рассердиться, что его пробуждают для новых страданий и страхов. Он пытался понять, о чем так настойчиво спрашивают его, но смысл отдельных слов до него не доходил, другие в голове мешались с воспоминаниями прошлого, голова кружилась, пока не зацепилась за одно слово.

– План! – сумел он выговорить распухшими губами. – По плану…

Все вздохнули с облегчением и прижались к стене. Они еще больше ослабели, но шестеро из них были в состоянии справиться с двумя, несущими в руках бадью с бурдой и флягу с водой. Они знали, что будет дальше. Дверь откроется, потом закроется, и вошедшие или вошедший бросят свой груз на пол, расплескав больше половины по грязи, и уйдут. Притаившиеся сглатывали голодную слюну, лизали растрескавшиеся губы, пытаясь отвлечься от навязчивой мысли о питье. Времени на это не будет. Им придется их убить и сразу выходить, сразу всем. Там будет вода, вдосталь воды, говорили они себе, не надо будет ползать за ней по грязи.

За дверью раздались шаги, тела приготовились к броску.

– Отставить! – прошептал громко Герберт. – Ложись, это целый отряд!

* * *

– Поехали! – хрипло сказал Вальтер Херефорд своему брату. – Они опускают мост. Пора.

– Да. – Роджер кивнул с недоброй усмешкой, он уже горел желанием сразиться с противником, и это прогнало все страхи. – Да, едем!

Противники почти одновременно показались на поле. Отряд Сторма выстроился далеко у западного угла, в то время как из крепости потянулась колонна к восточному краю. Херефорд один приблизился к этой процессии и убедился, что среди ехавших там женщин была Элизабет. Он должен был сердиться на жену, его жизнь из-за нее висела на волоске, но в этот момент он не испытывал ничего, кроме ошеломляющей радости видеть ее живой и здоровой. Тут же были и его рыцари, одни шли, других, словно мешки с зерном, везли на спинах лошадей. Херефорд сжал кулаки. Так обращаться с благородным противником нельзя. Он крутанул коня, ударил его шпорами и галопом поскакал на свой край поля. Церемония открытия была краткой, бой не был состязанием в ловкости, где победа присуждается по очкам. Тут не было правил, разноцветных флагов и красочных знамен. Доспехи Херефорда тронуты ржавчиной, а плащ забрызган грязью; щиты обоих противников так избиты, что гербы на них совсем стерлись. Судьями в турнире были сила и искусство бойцов; их бой прекратится, только когда один из них сдастся, будет не в состоянии продолжать бой или окажется убит. Стояла мертвая тишина, слышались только глухой стук конских копыт по выжженной земле, когда Херефорд и де Кальдо разъезжались по местам, да бренчание сбруи у лошади кого-то из зрителей. Противники обернулись лицом друг к другу и стали опускать копья, наблюдая за противником. Херефорд крепко прижал древко копья локтем. Оно ровно и твердо лежало в его руке под правильным углом, хорошо отточенное острие блестело, но сердце у него колотилось с такой силой, что слышно было его стук, во рту у него пересохло. Если он выдержит эти три съезда, у него будет преимущество, он сможет тогда побить де Кальдо. Если… Он был много легче противника, и ему требовался больший разбег для хорошего удара.

Херефорд отвел в сторону ноги и с силой вонзил шпоры в бока своего серого скакуна. Конь рванулся с места галопом. Мгновением позже тронулся де Кальдо. Сквозь конский топот раздался треск ломающегося дерева и сдавленный выкрик двух мужских глоток, когда страшный удар вытолкнул воздух из легких. Копье Херефорда угодило точно по центру щита де Кальдо, но тот не шелохнулся, а копье сломалось. Де Кальдо, то ли слишком самоуверенный, то ли забавляясь, был невнимателен. Его копье ударило выше центра щита и скользнуло поверх плеча Херефорда, даже не задев его.

Вздох облегчения раздался с обеих сторон наблюдавших. Вальтер Херефорд нервно облизывал сухие губы. Лорд Сторм, затаив дыхание, бормотал бесполезные указания и советы своему другу. Элизабет, которая разбиралась в тонкостях турнирного боя не хуже любого мужчины, впервые увидев, с кем сражается муж, испугалась и стала молиться. Алан Ившем, почувствовав на лице весеннюю свежесть, увидел себя много лет назад в поле, слышал хорошо знакомый ему треск ломающихся копий, звон мечей, стук копыт. Ему виделось, как он едет за своим смеющимся красивым господином, ему казалось, что он уже на свободе, его бойцы невредимы, к чести его и ее светлости… Он чувствовал, как ветер овевает его горячее тело, стал тихо, тихо погружаться в забытье и спокойно, почти с радостью отошел…