Текст книги "Волшебный корабль"

– Нет! – отрезал Кайл. – Нет. Я уже приказал, чтобы тебя вообще на борт не пускали, и своего приказа я не отменю. Ну что? Убедились? – Кайл повернулся к теще и жене. – Теперь видите, что у нее ни одной дельной мысли в голове нет? Она одно знает – только бы на своем настоять… что ей, впрочем, неплохо до сих пор удавалось. Хочет так навсегда и остаться избалованной папиной дочкой. Жить-поживать себе на корабле, играться в игрушки и чтобы ответственности – никакой. А потом возвращаться домой и гулять по магазинам, выбирая себе что только душенька пожелает. Папочка все оплатит… Вот только счет-то теперь не папочкин, а Кефрии, а стало быть, и мой тоже. Нет, Альтия. Кончилось детство. Папочки больше нет. И тебе пора начинать вести себя так, как положено дочери этой семьи!

– А я вообще не с тобой разговариваю! – вспыхнула Альтия. – Ты вообще и близко не понимаешь, о чем я толкую! Для тебя Проказница – просто корабль, хотя бы она и разговаривала. А для меня – член семьи! Да мне она ближе сестры! Ей необходимо, чтобы я была на борту. И мне нужно ходить на ней в море. Для меня она постарается так, как никогда не постарается для тебя! Она собственным сердцем паруса наполнит, если я буду с ней!

– Детская придурь, – презрительно фыркнул Кайл. – Девчоночьи сопли. Вспомни-ка лучше, как ты ничтоже сумняшеся бросила ее вчера, как раз когда она пробудилась. Ты ушла, оставив ее на всю ночь на попечение Уинтроу. И после этого я должен развесив уши выслушивать твои заверения, что ты-де любишь корабль? И тем более что будто бы она не сможет без тебя обойтись? Обойдется прекрасно. Ей понравился Уинтроу, да и он уж как-нибудь составит ей общество… или как там это должно называться. И уж мой сын выучится быть истинным моряком. Вместо того чтобы попеременно пускать сопли: «Ах, мой кораблик!» – и до бесчувствия напиваться в каждом порту. Нет уж, Альтия. На «Проказнице» тебе не найдется подходящего места. И уж тем более я не потерплю, чтобы ты сеяла раздор среди моряков. Или оспаривала у Уинтроу благосклонность моего судна!

Альтия в отчаянии повернулась к матери:

– Мама?..

У Роники был расстроенный вид.

– Я бы, – сказала она, – пожалуй, заступилась за тебя перед Кайлом… Если бы вчера не видела тебя своими глазами – пьяную и растерзанную. Если бы не это, я бы, может, и поверила, что он был с тобой… грубоват. – Она тяжело вздохнула. – Но я не могу делать вид, будто ничего не видела и не слышала. Я знаю, Альтия, ты по-своему привязалась к «Проказнице». И если бы твой отец прожил подольше… Впрочем, что толку загадывать: если бы да кабы. Я думаю, пришло тебе время стать взрослой и по-доброму с нею попрощаться. Я вижу в Уинтроу задатки очень даже сто́ящего мужчины и моряка. Он будет хорошо обращаться с кораблем. Вот и пускай он этим занимается. А тебе давно уже пора занять в Удачном подобающее положение.

Альтия выговорила еле слышно:

– Мое место – с Проказницей.

– Нет! – отрезал Кайл.

И мать присоединилась к нему, покачав головой.

– Тогда, – сказала Альтия, – мне больше нет места ни в Удачном… ни в этой семье.

Произнося эти слова, она сама с некоторым изумлением слушала собственный голос. Она произносила нечто окончательное, такое, что нельзя отменить или переиграть. Так камешек падает в неподвижную бездонную воду. По поверхности разбегутся круги… и все успокоится. Но все будет уже не таким, как раньше. Все изменится, и изменится необратимо. Все отношения, все узы, связывавшие ее с кем-либо…

И сама ее жизнь будет уже не такой, какой могла быть всего несколько мгновений назад.

Как больно перехватило дыхание…

– Альтия?.. Альтия! Вернись сейчас же!

Голос матери громко отдался у нее за спиной, но девушка не остановилась. Она вышла из комнаты в широкий коридор, и родной дом вдруг показался ей чужим и малознакомым. Да и был ли он ей по-настоящему родным? Сколько лет уже она приезжала сюда от случая к случаю – и редко задерживалась более чем на месяц. Когда повесили здесь вот эту шпалеру, когда треснула вон та половица? Она не имела понятия. На самом деле – давно уже не имела. Приезжая, она радовалась этому дому, но почти не принимала участия в его жизни.

Да. А теперь у нее не будет и этого. И все ее имущество составляла вот эта одежда, которую она натянула, проснувшись.

Она перешагнула порог и вышла из дому. В широкий мир, где ее, в общем-то, никто с распростертыми объятиями не ждал.

– Если она опять явится домой пьяная – ей-же-ей, запру ее в комнате на недельку. Так что лучше объясни ей заранее – мы не будем спокойно смотреть, как она поливает грязью и свое собственное имя, и доброе имя семейства! Иначе на весь Удачный позора можно дождаться!

Кайл сидел на скамье подле Кефрии. И обнимал ее за плечи, словно собираясь от кого-то оборонять.

– Заткнулся бы ты, Кайл, – негромко, но очень раздельно выговорила Роника Вестрит.

Все разваливалось на части. Ее семья, ее дом, ее планы на будущее… все! Роника знала, что слова Альтии не были пустым девическим капризом. Ее дочь в самом деле имела в виду то, что сказала. В то мгновение ее голос был голосом Ефрона. Так что сегодня вечером она не постучится в родительскую дверь. Ни пьяная, ни трезвая. Она УШЛА – и все тут. А этот недоумок, за которого угораздило выскочить Кефрию, только и способен воображать себя Царем Горы. Знай себе проверяет, насколько далеко простирается его новая власть… Роника тяжело вздохнула. Было похоже, что только с этой проблемой она и могла кое-как сейчас справиться. Но с другой стороны, быть может, потянешь за ниточку – и постепенно размотаешь целый клубок?

– Вот что, Кайл, – сказала она. – Мне не хотелось этого говорить при Альтии, ей ведь и так немного нужно, чтобы взбунтоваться… Но все нынешнее утро ты вел себя как последний осел. Я в самом деле не должна особо вмешиваться в твои отношения с сыном – как ты, помнится, весьма тактично заметил. Так вот, моя дочь Альтия – это тебе не Уинтроу. Я распоряжаюсь ею, а вовсе не ты. И я нахожу твои усилия по ее обузданию полностью неприемлемыми!

Она ожидала, что вид у него сделается по крайней мере виноватый, но просчиталась. Физиономия Кайла отражала только упрямство. И Роника поневоле спросила себя, причем не в первый уже раз, а правильно ли она поступила, отдав все семейное наследство одной старшей дочке. Может ли быть, что в своем уповании на здравый смысл зятя она полностью просчиталась?

И то, что сказал Кайл, подтвердило ее худшие опасения:

– Я теперь глава этой семьи. С какой же стати Альтия не должна мне подчиняться?

– Она моя дочь, а не твоя. Она сестра твоей жены, а не твоя.

– Но она носит ту же фамилию, что и вы обе. И то, что она творит, влияет на то, как эту фамилию воспринимают люди. А потому, ежели вы с Кефрией окажетесь неспособны ее урезонить, придется заняться ее воспитанием уже мне, и я буду действовать не уговорами. У нас, знаете ли, на сюсюканье просто времени нет. И Уинтроу, и Альтию надо заставить признать свои обязанности и начать их исполнять. Причем исполнять хорошо!

– Что касается Альтии, ее права и обязанности определять не тебе. Это мое дело!

В голосе Роники Вестрит звучала та железная решимость, что столь часто выручала ее при заключении сделок.

– Ну, это ты так видишь положение дел. Мне все представляется иначе. Мне, в частности, передано управление ее денежным содержанием. И я собираюсь сам решать, сколько ей выделять. Надеюсь, это заставит ее пересмотреть свое поведение и сделать его более приемлемым.

Его тон оставался рассудочным и спокойным. Но смысл сказанного поразил Ронику в самое сердце.

– Ты поносишь мою дочь за ее поведение, но тем самым ты бросаешь тень и на то воспитание, которое дали ей ее родители – я и покойный Ефрон. Ты имеешь право не одобрять то, как мы ее растили, но высказываться на сей счет никто тебя не просил. И я доверила Кефрии ее денежное содержание вовсе не как средство принуждать Альтию к чему-либо – просто затем, чтобы Кефрия определяла, что мы в этом смысле можем себе позволить, а что нет. Сестра не должна принуждать сестру, это нехорошо! И уж подавно не дело этим заниматься зятю! Кстати, я совершенно не собиралась выдворять Альтию с «Проказницы» силой. Я собиралась лишь побудить ее попробовать найти себя в чем-то другом – когда она сама убедится, что корабль в хороших руках.

Роника опустилась на скамью у стола, скорбно качая головой. Каким продуманным и мудрым казалось ей решение о наследстве – и вот теперь все трещало по швам. Как легко оказалось пустить все наперекосяк.

– В том, что касается Альтии, – продолжала она, – мой покойный муж был прав от начала до конца. Ее можно только побуждать, но ни в коем случае не принуждать. Только лаской – а таской ничего не получится. Криком и колотушками от нее ничего не добиться, хотя бы это и пытались сделать для ее же собственной пользы. Вчера она была не в себе от горя, неужели это так трудно понять? И… что бы ты ни думал о Брэшене, я-то знаю, какого высокого мнения был о нем Ефрон. Отчего не предположить, что он и в самом деле собирался просто довести ее до дому? Самое естественное дело для порядочного человека, заметившего, что дама опечалена и в беде.

– Ну да, – с тяжеловесной язвительностью кивнул Кайл. – И весь день перед этим они всего лишь чаи распивали.

Вот тут он сделал ошибку. Очень скверную ошибку. Роника перевела взгляд на старшую дочь – и смотрела на нее не отрываясь, пока та не заметила и на мгновение не вскинула глаза.

– Кефрия, – сказала мать негромко. – Ты-то знаешь, чего я хотела добиться, составляя эти документы. Ты поступишь бесчестно, если используешь свое преимущество при наследовании, чтобы попытаться принудить сестру исполнять твою волю. Скажи мне здесь и сейчас, что этого не произойдет! Что ты не позволишь этому произойти!

– Ей, – вставил Кайл, – о собственных детях думать надо.

– Кефрия, – повторила мать. И полностью скрыть мольбу ей не удалось.

– Я… – Взгляд Кефрии перебегал с лица Роники на каменную физиономию мужа. Она дышала, точно мышь в мышеловке. – Я не могу! – взвизгнула она наконец. И заломила руки, прижав их к груди. – Ну что вы все так на меня смотрите! Не знаю я ничего и знать не хочу!

– А тебе и не надо, – заверил ее Кайл. – Все бумаги подписаны. Причем при свидетелях. Ты прекрасно понимаешь, как надо правильно поступить ради блага Альтии. И тебе отлично известно, что никто из нас твоей сестре зла не желает. Верь себе, Кефрия. И мне верь, я ведь твой муж.

Кефрия последний раз покосилась на мать (та смотрела на нее, не в силах поверить) и, опустив глаза, уставилась в полированные глубины столешницы. Ее руки нервно заскользили по гладкому дереву.

– Я верю тебе, Кайл, – наконец прошептала она. – Я верю. Но я не хочу обижать Альтию. Я не хочу выглядеть… жестокой…

– Ни в коем случае, – заверил Кайл. – Доколе она сама не будет жестока по отношению к нам. Это только справедливо.

– Ну… вроде бы да… – протянула Кефрия неуверенно.

И быстро посмотрела на мать, ища поддержки, но лицо Роники ничего не выражало. Она-то всегда полагала, будто Кефрия была внутренне сильней младшей сестры. Ведь она выбрала путь, исполненный ответственности, в то время как Альтия жила беззаботной папиной любимицей, не вылезая из путешествий. Кефрия привела в дом мужа, родила деток, вела свое собственное хозяйство и посильно участвовала в делах, касавшихся основного владения. Или… так только казалось Ронике, когда она составляла бумаги о наследовании? Теперь пожилая женщина с неожиданной ясностью видела, что все хозяйствование Кефрии заключалось в отдаче распоряжений во время уборки, в составлении меню, в хождении за покупками да выходах в свет. Верно, все это высвобождало Ронике время для того, чтобы заниматься вещами более важными. Как же она проглядела, что Кефрия все время была, в общем-то, на посылках, подчиняясь сперва матери, потом мужу? Когда она последний раз высказывала собственное мнение да еще пробовала отстаивать его? Роника честно попробовала припомнить. Не получилось.

Ох, ну почему, почему она все увидела в истинном свете только теперь? О Са милосердный, вот такой вот безвольной Кефрии Роника сама отдала все бразды правления – и семейным хозяйством, и самими жизнями домочадцев! Законы и традиции Удачного гласили ясно и внятно: после смерти мужчины его имущество переходило отпрыску. Не жене. Ну то есть Роника вполне могла бы оставить себе свое давнее приданое… если бы к настоящему времени от него хоть что-то осталось.

И тут у нее по-настоящему екнуло сердце. Роника поняла: не только участь младшей дочери полностью зависит теперь от прихоти Кайла и от его понятий о том, что годится или не годится для женщины. Роника и сама была теперь в его власти.

И все это она сама на себя навлекла.

Она быстро посмотрела на зятя, усилием воли стерев все чувства с лица. «О Са, сделай так, чтобы он подольше этого не понял…» Ведь если он поймет, она, Роника Вестрит, очень даже может в одночасье лишиться всего. Вообще всего, дочиста. И ей тоже вполне могут надеть удавку на шею и вынудить согнуться.

Она заставила себя поглубже вдохнуть и постаралась, чтобы голос не выдал ее.

– Что ж… пока действительно выглядит справедливо. – Пусть только ее отступление не покажется ему слишком внезапным. – А как на самом деле получится – поглядим. – Она испустила показной вздох, потом стала тереть глаза, изображая усталость. – Какое множество дел, и обо всех надо думать одновременно. Значит, насчет Альтии мы договорились. И, как верно заметил Кайл, надо, чтобы «Проказница» вышла в море как можно скорее. Вот о чем нам надо бы позаботиться, вместо того чтобы спорить о пустяках. Можно поинтересоваться, куда ты собираешься отправиться, с какими грузами и сколь скоро?

Она надеялась, что он не додумается воспринять ее любопытство как пожелание поскорее выпроводить его из дому, – на самом деле Роника лихорадочно обдумывала, что за чем ей следует предпринять во время его отсутствия. По крайней мере, она позаботится, чтобы немногое оставшееся от былого приданого после ее смерти перешло к Альтии. Упоминать об этом вслух она, конечно, не станет. И вообще незачем препираться с Кайлом, покуда он дома. Вот останутся они с Кефрией наедине – и тогда-то она должным образом воздействует на старшую дочь.

Между тем Кайл вроде бы даже обрадовался неожиданному вопросу.

– Ты верно сказала, что нам лучше бы отплыть поскорее, и не только из соображений коммерции. Чем раньше я увезу Уинтроу прочь от соблазнов береговой жизни, тем быстрее он примирится со своей участью. Ему предстоит многому научиться. Не его в том вина, но он и так уже много времени потерял. Он уже почти мужчина, а следовало бы ему попасть в обучение мальчишкой. Дальше откладывать некуда! – Тут Кайл сделал короткую паузу, за время которой женщины только и успели, что согласно кивнуть.

Что до Роники – она проделала это, глотая величайшее раздражение: тем самым они с Кефрией как бы признавали, что допустили большой промах в воспитании сына и внука. А Кайл, вполне удовлетворенный их полным согласием, продолжал:

– Что до посещения конкретных портов и выбора грузов, то мы ведь вроде договорились – ходить по морю следует как можно быстрей, а возить то, что приносит наибольшую выгоду. – И снова он помедлил, ожидая, пока обе его слушательницы кивнут. – А стало быть, ответ тут только один, – решил он единолично за всех. – Я поведу «Проказницу» на юг, в Джамелию, и там мы возьмем самое лучшее, что только сможем позволить себе. Потом – на север, в Калсиду, и со всей мыслимой скоростью.

– А груз? – спросила Роника вполголоса.

Она, впрочем, уже предчувствовала, что он скажет, и сердце замирало от этого предчувствия.

И Кайл ответил:

– Рабы, конечно. Только не всякие там клейменые воры и убийцы. Мы возьмем образованных, которых в Калсиде охотно раскупят как наставников, надсмотрщиков и нянек. А еще – мастеровых и разных искусников. Не тех, которые угодили в рабство за преступления, а, к примеру, не сумевших рассчитаться с долгами. – Кайл помолчал, прикидывая и размышляя, потом тряхнул головой. – Такой народ, правда, не из выносливых. Что ж, скомпенсируем неизбежные потери, набрав в один из трюмов всяких разных… на кого денег в кошельке хватит. Военнопленных, потомственных рабов, не знаю там… Моему второму помощнику, Торку, уже доводилось плавать на невольничьих кораблях. Он знаком со многими продавцами рабов и, должно быть, сумеет добиться выгодных сделок.

– Рабство, – заметила Кефрия неуверенно, – в Удачном не признается законом…

Кайл резко и коротко хохотнул.

– ПОКАМЕСТ не признается. И подозреваю, что сколько-нибудь долго такое положение дел навряд ли продержится. Но и на сегодняшний день тебе нечего опасаться, дорогая. Я с ними в Удачном причаливать не собираюсь. Отсюда мы Внутренним проходом отправимся прямехонько в столицу, в Джамелию. И сразу на север, мимо Удачного, в Калсиду. Никто нас и не побеспокоит.

– А пираты? – спросила Кефрия застенчиво.

– Они за «Проказницей» и гоняться не станут. Ты же, наверное, не один и не два раза слышала, как твой отец хвастался ее ходкостью и маневренностью даже в самом узком фарватере. А теперь, после пробуждения, эти качества в ней еще больше усилятся. И пираты это не хуже нас с тобой понимают. Им отлично известно, что гоняться за живым кораблем – зря время терять. Так что незачем тебе волноваться. Особенно о таких вещах, которые уже заранее обдумал твой муж. Разве я стал бы предпринимать нечто опасное?

Роника негромко заметила:

– Груз сам по себе может быть опасен для живого корабля.

– Чего ты боишься? Бунта рабов на борту? Нет. Они будут надежно заперты в трюмах, и до конца плавания никто не собирается их оттуда выпускать.

Его голос звучал раздраженно. Чувствовалось, как гневили Кайла даже малейшие сомнения в правильности его блестящего плана.

– Заперты? Это может быть еще хуже. – Роника старалась ни в коем случае не давить. Она просто высказывала мнение. А то как бы он не понял, что его тычут носом в опасность, которую ему следовало бы с самого начала понимать самому. – Живые корабли – очень чувствительные создания, Кайл. А Проказница ко всему прочему только что ожила. Ты ведь Малту, например, не стал бы подвергать зрелищу… скажем так – неудобств, которые рабы испытывают во время подобного путешествия. Вот и Проказницу следовало бы от подобного поберечь.

Кайл недовольно нахмурился. Потом его лицо смягчилось.

– Роника… Я ведь отлично знаю традиции, которыми обставляется использование живых кораблей. И я буду блюсти их и чтить – насколько позволит наше финансовое положение. Не забудь, на борту у меня будет Уинтроу. И я намерен позволять ему каждый день проводить некоторое время просто за разговорами с кораблем. Так что он сможет уверить ее – все идет хорошо и никакого урона ей ни в коем разе не будет. И, если это тебя порадует, никаких ненужных жестокостей я допускать не намерен. Рабы, конечно, будут сидеть взаперти и под присмотром, но помимо этого – никаких утеснений. В общем, полагаю, Роника, ты беспокоишься зря. А кроме того… Если Проказница и огорчится, так это же не навсегда. Какая, спрашивается, убыль ей от этого будет?

– Ты действительно все подробно обдумал. – Роника подыскивала разумные доводы, стараясь при этом, чтобы в ее голосе звучал не гнев, а забота. – Но слышал ли ты истории о том, что способен натворить живой корабль, если его огорчить, я уж молчу – вывести из себя? Иные начинают тащиться еле-еле, словно у них не паруса, а дырявое решето. Они налетают на мели там, где им и быть-то не полагается, а брошенные якоря тащатся по дну, ни за что не цепляясь. Ну, с таким-то хорошо обученная команда, конечно же, справится. Однако люди говорят, что в самых скверных случаях живой корабль может даже свихнуться. Отверженный – он не единственный, Кайл, он всего лишь самый среди них знаменитый. Рассказывают и о других, которые однажды просто вышли из гавани и не вернулись, пропав без следа, потому что корабль ополчился против своего хозяина и команды.

– А сколько обычных кораблей, что ни год, уходят из порта, чтобы никогда не вернуться? – перебил Кайл нетерпеливо. – Живой корабль тоже могут погубить шторма или пираты, а вовсе не буйный норов или сумасшествие.

– Да, но там будешь и ты, и Уинтроу! – снова расплакалась Кефрия. – Случись с вами что, и я одним махом лишусь половины семьи! Кайл, ты в самом деле уверен, что поступаешь разумно? Папа ведь как-то получал доход от «Проказницы» без всяких там незаконных грузов… или опасных…

Кайл еще круче сдвинул светлые брови.

– Кефрия. Дорогая. Да, твой папа получал доход… но совершенно недостаточный. Именно это, если ты помнишь, мы тут и обсуждаем. Пытаемся не совершить тех же самых ошибок и вообще сделать так, чтобы семья снова прочно встала на ноги. Кстати, если уж на то пошло, сразу вспоминается одно из его взбалмошных решений… – Он посмотрел Ронике в глаза и внимательно следил за выражением ее лица, говоря: – Если уж тебе так противна работорговля, отчего не попытать счастья на Дождевой реке? Вот уж где товаров можно раздобыть – где угодно с руками оторвут. Да и все прочие живые корабли ходят туда торговать. А мы что, хуже других?

Роника спокойно выдержала его взгляд.

– Просто Ефрон много лет назад принял решение: семейство Вестритов больше на реке не торгует. Так мы и поступали с тех пор. И торговых связей с народом чащоб у нас больше не осталось.

– А еще – Ефрон теперь мертв. Не знаю, чего именно он боялся, но я этого не побоюсь. Дай только мне карты реки, и я свои связи там заведу, – предложил Кайл.

– Это, – с величайшей уверенностью сказала Роника, – тебя погубит.

Кайл только фыркнул.

– Вот уж сомневаюсь. Может, у реки Дождевых чащоб и каверзный нрав, но я в свое время немало по рекам ходил. Значит, так… – Он чуть помедлил, но все же произнес то, что собирался: – Значит, я заберу эти карты. Они по праву принадлежат теперь Кефрии, так что и не думай их прятать. Давай их сюда, и все будут довольны. Никаких рабов на борту и сплошная выгода от торговли в чащобах.

Роника солгала не задумываясь:

– Я бы принесла карты, но они уничтожены. Ефрон сжег их давным-давно, сразу, как только решил больше не торговать на реке. Он решил положить конец нашим делам в той стороне. И положил.

Кайл с рыком вскочил на ноги:

– Не верю! Ефрон был далеко не дурак, а чтобы жечь ценные карты, надо быть полным глупцом! Ты их просто прячешь от нас! Придерживаешь! Для своей драгоценной Альтии и для того, за кого она выскочит замуж?!

Роника прошипела:

– Не смей обвинять меня во лжи!

– А ты меня за недоумка не держи! – рявкнул в ответ Кайл. – В этой семье мне никогда не оказывали должного уважения! От старика Ефрона я подобное обращение еще как-то терпел. Он был мужик и вообще в отцы мне годился… Но больше – ни от кого, кто в этом доме живет! Так что давай выкладывай все как есть. Почему Ефрон прекратил торговать на реке? И что требуется, чтобы эту торговлю возобновить?

Роника молча смотрела на него.

– Черт возьми, женщина! Протри глаза! На кой ляд держать живой корабль, если не использовать его для походов вверх по реке? Все же знают – в чащобах могут торговать только те семейства, у кого такие корабли есть, а больше никто! Так вот, мы – старинное семейство торговцев. При живом корабле. И что же делает твой муженек, обладая и кораблем, и привилегией на торговлю? Возит вина и шелка, хотя сам в долгу как в шелку, ведет себя так, словно у него не живой корабль, а плот захудалый. Долг год от года только растет, а он себе и в ус не дует. Так или нет? И это при том что по Дождевой реке деньги текут вместо воды. Сидеть на берегу и от голода помирать…

Роника услышала собственный голос, произнесший:

– Есть вещи похуже смерти от голода, Кайл Хэвен.

Он навис над ней.

– Например?

Она не успела вовремя прикусить язык.

– Например, иметь зятя – безмозглого жадюгу. Который болтает о Дождевой реке, понятия не имея, о чем вообще речь идет.

Кайл ответил ей ледяной улыбкой.

– Почему в таком случае не отдать мне карты и не предоставить самому во всем разобраться? Если ты права, вот тут-то ты от меня и избавишься. Останутся у тебя только дети с внуками и куча долгов.

– Нет! – Кефрия с визгом вскочила на ноги. – Я этого не перенесу! Не говорите так! Не говорите! Кайл, только не плавай на реку. Уж лучше рабы. Торгуй ими на здоровье, если это так уж необходимо, и Уинтроу с собой забирай, если иначе никак… Только не езди в Дождевые чащобы! – И она умоляюще посмотрела на мужа, потом на мать. – Он оттуда нипочем не вернется! Мама, мы с тобой это знаем! У нас папа только что умер, а ты тут рассуждаешь о том, чтобы еще и Кайлу дать себя погубить.

– Кефрия, успокойся. Ты слишком устала и делаешь из мухи слона. – Кайл бросил на Ронику взгляд, весьма красноречиво говоривший, что именно она злонамеренно распалила воображение дочери.

В сердце Роники вспыхнула было искорка гнева, но она не дала ей разгореться. Она заметила, что дочь смотрит на мужа глазами, полными обиды. «А вот и возможность, которой надо воспользоваться…»

– Дай-ка я позабочусь о ней, – ловко предложила она Кайлу. – У тебя небось на корабле пропасть дел. Пошли, Кефрия. Пошли ко мне в комнату. Я велю Рэйч нам чаю согреть. Правду вам сказать, я и сама что-то вымоталась. Пойдем, доченька. А Кайл пускай делами займется.

Поднявшись, она обняла дочь и повела ее из комнаты. «Обломки… – мысленно обратилась она к усопшему мужу. – Я спасаю обломки того, что ты оставил мне, дорогой мой. По крайней мере, одну дочь я уж как-нибудь уберегу…»