Текст книги "Потомок Геракла"

Далее фиванские гости проследовали по дороге процессий через самые роскошные кварталы Старого Вавилона к восточному берегу Евфрата, где находился великолепный дворцовый комплекс, выстроенный более двух веков назад знаменитым царём Навуходоносором II⁵⁰.

На территорию дворцового комплекса фиванское посольство сразу не допустили, разместив гостей в богатом и просторном частном доме неподалёку от Эсагилы – монументального святилища, посвященному богу Мардуку.

– Как ты думаешь, как скоро примет нас Артаксеркс и согласится ли он на наши предложения? – задал самый насущный вопрос Лакрат, когда фиванцы остались одни.

– Истинные мысли и намерения владыки персидского не ведомы никому, как и окончательное решение, которое примет, выслушав нас, – с мрачным философским настроем отозвался Пелопид. – Меня беспокоит совсем другое… Наши не в меру болтливые союзники, преднамеренно или случайно, но разнесли по всем городам Эллады, о нашей тайной миссии!

– О чём ты говоришь? – встревожился Исмений.

– Несколько дней назад в Вавилон прибыли посольства из Афин и Спарты! – ошарашил своего друга крайне неприятной и неожиданной новостью Пелопид.

– Значит, наше столь трудное и дальнее путешествие оказалось напрасным! – злобно ударил себя ладонями по бёдрам Исмений. – Спартанцы всегда славились своей лаконичностью, а потому вряд ли сумеют очаровать и привлечь Артаксеркса на свою сторону. А вот афиняне – непревзойдённые ораторы и лучшие устроители всяческих коварных козней! Эти запросто настроят царя персидского против нас!

– Наши шансы на успех заметно снизились, – сосредоточено рассуждал вслух Пелопид, – но ещё не всё потеряно. Артаксерксу сейчас очень нужен мир со всеми влиятельными полисами Эллады.

– С каких пор самому могущественному из царей понадобились дружба и поддержка государств греческих? – недоуменно уставился на друга озадаченный Исмений. – Со времён заключения Каллиева мира⁵¹ владыки персидские мечтают денно и нощно о величайшем реванше!

– Персидский владыка пятый год ведёт большую войну против сатрапов Верхней Азии⁵², и дела его на день сегодняшний складываются не слишком-то удачно! Артаксеркс стремится обезопасить свои западные границы, чтобы греки не вошли в союз с его врагами нынешними и не напали на азиатские владения персов. Кроме того, благодаря спартанцам и афинянам персов постигли большие неудачи в Египте.

– Похоже, что «царь царей» действительно переживает трудные времена, раз призвал нас в самое сердце своей державы, – вмешался в разговор фиванский посол Микит. Сначала он торжествующе заулыбался, но вдруг осёкся. – А не затеял ли он в отношении нас какое-нибудь злодеяние? Быть может, нас по примеру прочих персидских тиранов и деспотов отравят или предадут казни? Ведь такое уже бывало!

– Нет, не для того нас пригласили в самое сердце Вавилона, чтобы убить вероломно, – отрицательно и уверено покачал головой Пелопид. – Меньше всего сейчас Артаксерксу нужна ссора с греческими полисами, а война против Эллады – тем более!

– Если Артаксерксу позарез нужен мир с нами, то это очень хорошо! – повеселел Микит. – Мы можем смело выторговать для себя наилучшие и самые выгодные условия!

II

Лишь спустя три дня после прибытия на берега Евфрата фиванских послов пригласили на аудиенцию к Артаксерксу. К очередному изумлению греков дворцовый комплекс занимал непомерно большую площадь – почти два десятка арур⁵³.

Резиденция персидских царей располагалась на самом северном фасе Старого Вавилона, омываясь с западной стороны излучиной Евфрата. Дворец был защищён двойным кольцом крепостных стен и тремя цитаделями.

В момент нахождения персидского владыки во дворце Навуходоносора его покой, жизнь и неприкосновенность охраняла личная гвардия – «бессмертные». Численность царской гвардии была постоянной и составляла строго 10 000 самых элитных и профессионально обученных пеших и конных воинов.

Дворцовый комплекс имел неправильную трапециевидную форму, обращенную верхушкой к водам Евфрата, и разделялся на пять отдельных частей – изолированных дворов. Эти дворы соединялись между собой при помощи хорошо охраняемых и мощных ворот.

В первом блоке находились казармы царских стражников и гвардейцев, во втором – обитали царские чиновники. Третий двор предназначался для торжественных приёмов и аудиенций. Чётвертый сектор занимали личные покои персидского владыки, а в пятом находилась его многочисленная семья и гарем. Всем гостям провожатые любезно сообщали, что личные апартаменты персидского царя включали в себя более ста семидесяти комнат, помещений и залов.

Фиванское посольство, как перед этим делегации из Афин и Спарты, персидские провожатые специально провели в тронный зал самым длинным путём, что вёл среди множества зданий, построек и дворов.

Эллинам надлежало воочию узреть всю монументальность и архитектурную мощь царского дворца, переполненного высшими сановниками, местными чиновниками, гвардейцами, гостями и просителями, рабами, слугами и прочей многотысячной дворней.

И вот, наконец, после затяжного перехода по запутанным лабиринтам дворцового ансамбля фиванские послы оказались в тронном зале. Пространство, что занимало площадь больше олимпийского стадиона окружали стены бирюзового цвета, на которые были нанесены рельефные изображения животных – реально существующих в природе и мифических.

Крышу зала поддерживали четыре мощные колонны, стилизованные под финиковые пальмы с позолоченными стволами. В самой дальней стене зала, расположенной напротив главного центрального арочного проема, была искусно выполнена специальная ниша с уступчатым узорчатым обрамлением.

В самой глубине этой ниши на позолоченном возвышении красовался царский трон, освещаемый потоками, священного огня из золотых лампад. Свет этот лился и рассеивался через специальные прорези и проемы, проделанные в стенах вокруг трона.

С большим любопытством и новой порцией изумления греки разглядывали знатных персов, толпившихся по обе стороны от трона в специально отведенных местах для просителей и гостей.

Подавляющее большинство «счастливчиков» допущенных на высочайшую аудиенцию одевались на манер мидийской⁵⁴ знати, подчёркивая своё высшее аристократическое происхождение и принадлежность к царскому роду. Основы этой моды заложил более двух веков тому назад ещё сам Кир Великий.

Великий персидский завоеватель приучил своих вельмож носить кожаный кафтан с поясом и анаксариды – широкие штаны-шаровары, изготовленные из самой мягкой кожи или облегченной, но прочной ткани. Однако подобная одежда годилась лишь для высокогорных районов и зимнего времени.

В жаркое время года знатные персы облачались в тонкие и тончайшие одеяния, изготовленные из лёгких тканей пурпурного или тёмно-бордового цвета. В комплект повседневной и парадной одежды каждого уважающего себя перса непременно входили три предмета тогдашнего гардероба – широкие штаны, кафтан-халат и накидка.

Кафтан-халат мидийского покроя был также весьма просторным и широким. Его полы касались земли, поэтому выходя из дому персы-мужчины подбирали нижнюю часть кафтана, подпоясываясь, формируя боковые складки на халате. Точно такими длинными же были и рукава, часто сотканные из ткани другого цвета.

Самые высокородные персы помимо шаровар гранатового цвета, пестрой накидки и пурпурного халата, расшитого жемчугом и отрезами самых дорогих тканей, одевали на свои головы остроконечные шапки, сильно напоминавшие издали бананы.

Сами персы называли этот причудливый головной убор лидийским колпаком. Некоторые сатрапы и придворные вельможи украсили свои остроконечные шапки-колпаки бело-голубой повязкой, что свидетельствовало их кровной принадлежности к нынешней персидской правящей династии.

На ногах персидских аристократов красовались кожаные башмаки с изогнутыми носами. На шее многих персов красовались толстые золотые цепи с внушительными по размерам кулонами, содержащими оттиски их родовых гербов. Точно такие же фамильные и династические символы были изображены на золотых перстнях и печатках, что подданные Артаксеркса одевали едва ли не каждый свой палец.

Сам «царь царей», как и требовал древний мидийский этикет, на всех торжественных церемониях представал перед своими поданными и иноземными гостями в самом великолепном и ослепительном виде.

Прежде всего, в глаза бросалась капура – роскошная туника пурпурного цвета с широкой белой вертикальной полосой посередине и с длинными рукавами. Поверх капуры развивалась пурпурная мантия, а анаксариды владыки имели ярко-алый цвет.

Артаксеркс по случаю большого приёма греческих гостей надел широкий кожаный пояс красного цвета, расшитый золотым теснением. Царские сапоги с высокими голенищами имели выразительно яркий синий цвет.

Обычно просители или приглашенные на аудиенцию проходили длительную церемонию очищения от злых духов, скверны, дурного глаза и любых других тёмных тайных помыслов.

Обряд очищения при помощи священного огня, молитв и заклинаний осуществляли специально подготовленные для этого жрецы высшей степени посвящения в сакральные таинства белой и чёрной магии.

Пройдя очищение, посетители представали перед владыкой, которого бдительно и неусыпно охраняли сотни самых отборных гвардейцев – «бессмертных». Лично преданные царю телохранители были облачены в туники ярко-жёлтого цвета, у которых подол, воротник и манжеты имели пурпурный оттенок.

Центральная полоса гвардейской туники представляла собой мозаику из красных и синих прямоугольников. На случай непогоды на тунике имелся капюшон цвета шафрана. Шаровары воинов царской гвардии имели тёмно-коричневый оттенок и украшались древним мидийским орнаментом.

Каждый гвардеец экипировался специальным плащом в зависимости от погодных условий. Если было холодно или шёл дождь, то воин получал накидку из леопардовых шкур, отделанную изнутри мехом. Поскольку за стенами дворца стояла жара, царские телохранители на этот раз облачались в лёгкие пурпурные плащи.

Владыка персидский придирчиво осматривал посетителя, и если тот внушал доверие или располагал к себе внимание царя, то ему высочайше дозволялось обратиться с личной просьбой.

Первоначально просителю обязательно надлежало пасть ниц перед монархом, поцеловав край его одеяния. Те, кто являлся каяться в содеянном или вымаливать на что-либо разрешение, целовали кончик царской обуви, распластавшись пред «царём царей» на животе.

Воздав таким образом почести правящему отпрыску династии Ахеменидов, посетитель по специальному сигналу главного распорядителя дворцовых церемоний преподносил повелителю свои дары. Само собой разумеется, что от степени щедрости просителя и стоимости подарков зависело окончательное решение, которое принимал царь относительно просьбы или прошения.

В знак особого расположения Артаксеркса к фиванским гостям их освободили от уничижительной процедуры падения ниц. Персидский владыка с показным радушием принял дары, присланные Беотийским союзом, после чего предложил грекам сесть на почётные места – специальные позолочённые скамьи, сделанные из красного дерева и слоновой кости.

III

Пелопид всегда представлял подобные церемонии как затяжные и весьма утомительные рауты со множеством обязательных элементов восточной дипломатии и придворного этикета. Однако Артаксеркс уже изрядно был утомлён приёмом афинской и спартанской делегаций.

Исходя из политических соображений и во избежание ненужных конфликтов и неловких моментов, представителей приглашенных греческих государств царь принимал отдельно. Поэтому к моменту появления фиванцев «царь царей» уже устал от духоты и повторяемого однообразия затяжной церемонии.

Пелопид был весьма обескуражен подлинным внешним видом владыки Персии, «царём всех великих царей», повелителя Всей Азии, Востока и Четырёх Сторон Света. В представлении эллинов персидский монарх рисовался этаким могучим тираном-исполином, пред которым склоняются все варварские народы и племена, живущие за восточным берегом Эгейского моря.

На самом же деле взору фиванцев предстал стареющий перс, в облике которого абсолютно не имелось ничего впечатляющего, выдающегося, царственного, а тем более героического или божественного.

Никто даже из самых близких и доверенных лиц Артаксеркса не знал, что «царь царей» недавно перешагнул семидесятилетний рубеж. Несмотря на все старания придворных лекарей, цирюльников, костюмеров и целого штата слуг, Артаксеркс выглядел немногим моложе своего биологического возраста.

Роскошные одеяния, тиара, многочисленные слои пудры, кремов и прочих античных косметических средств не могли скрыть от окружающих глубокие морщины на лице царя, выцветший цвет глаз, седые брови и редки белёсые ресницы. Вместо божественного и эпического символа мощи и могущества Персидской державы пред фиванцами предстал стремительно увядающий старец.

– Дети мои и верноподданные сыны великой Персии! – совершено неожиданно для всех Артаксеркс поднялся со своего трона, с удовольствием разминая затёкшее тело. – Видите ли вы этого знаменитого человека!?

Тут указательный палец царя, отяжеленный тремя золотыми перстнями, инкрустированными россыпями драгоценных камней, указал на Пелопида. Фиванские послы, несмотря на жару и полное отсутствие вентиляции, побледнели, а дыхание их пресеклось.

«Бессмертные» суровыми взглядами буравили свои потенциальные жертвы, ожидая от господина условного сигнала – жеста или слова, чтобы изрубить на мелкие кусочки пришлых греков. Гости монарха застыли в недоумении и опасении за свою жизнь. Не коснётся ли их самих внезапный праведный гнев «царя царей»?

Однако Артаксеркс не собирался чем-либо вредить фиванским гостям, а настроение персидского владыки в этот день было весьма радостным и непривычно добродушным.

– Этого человека зовут Пелопид, а знаменит он тем, что своими победами на суше лишил величия грозной и непобедимой прежде Спарты! Все помните, что ещё совсем недавно спартанцы осмеливались у меня оспаривать египетские и азиатские владения! И вот благодаря Пелопиду спартанцы надолго загнаны обратно в пределы Лакедемона! Так воздадим же почести благородному Пелопиду и великому его полководческому таланту!

С явным вздохом облегчения многочисленные гости и посетители принялись наперебой славить эллина-чужеземца, о котором ещё пару секунд назад не имели ни малейшего понятия и представления.

Артаксеркс довольно долго наблюдал за тем, как его подданные с наигранным воодушевлением и притворной радостью прославляют иноземного военачальника. Затем царь поднял вверх руку, требуя тишины. Когда крики в троном зале стихли, персидский правитель вновь взял слово.

– На правах владыки и повелителя я объявляю фиванцев своими давними и лучшими друзьями! Я подтверждаю все прежние договоренности, оговоренные моими предшественниками и послами греческими, относительно свободы и неприкосновенности Эллады!

Зал вновь наполнился криками ликования и всеобщей радости, как того хотелось Артаксерксу. Не обращая внимания на обычное притворное раболепие своих подданных, «царь царей» пристально изучал фиванскую делегацию, а среди неё – более всех Пелопида.

Следующий каверзный вопрос монарха прозвучал подобно внезапному раскату грома среди абсолютно безоблачного неба.

– Скажи мне по совести, благородный Пелопид, а какие условия, по-твоему, необходимо выполнить, чтобы долгожданный мир воцарился над просторами славной Эллады?

Предводитель фиванской делегации отвечал без раздумий, долгих вступлений и дипломатической витиеватости, смело, но без дерзости и высокомерия глядя прямо в глаза Артаксерксу.

– Спартанское войско более не должно покидать пределов Пелопоннеса, а также вывести все свои гарнизоны и отряды из Мессении⁵⁵, – Пелопид спокойно, громко и уверено начал озвучивать основные требования Беотийского союза. Он стоически ловил на себе ненавистные и презрительные взгляды спартанских послов, во главе которых находился опытнейший политик и дипломат Анталкид. – Дабы сохранить равновесие сил среди полисов греческих, афинский военный флот пусть без промедления вернётся в свои гавани из дальних пределов моря Эгейского.

Артаксеркс с радостной ухмылкой наблюдал за тем, как слова главы фиванской делегации вызвали бурю самых негативных эмоций и у спартанцев, и у афинян. Дабы подлить масла в разгорающийся костёр персидский владыка вкрадчиво уточнил:

– Хочет ли ещё что-нибудь добавить к сказанному досточтимый Пелопид?

– Если после утверждения новых условий нового всеобщего мира какой-либо полис или союз соберёт без веских на то оснований войско или флот, то прочие государства греческие должны сурово наказать сообща возмутителя спокойствия силой.

– В словах моего дорого гостя я слышу мудрость великую, направленную исключительно на благоденствие Эллады и воцарения в пределах её мира! Я целиком и полностью принимаю условия, предложенные благородным Пелопидом, который ничего не попросил для себя лично, а также для усиления или возвышения отечества своего. Столь безупречное поведение высокого фиванского гостя, говорит о его кристальной честности, благородстве и отсутствии корысти. Я назначаю гарантом соблюдения мирных договорённостей фиванских архонтов! А теперь по случаю нашей торжественной встречи, возобновления давней взаимной дружбы и улаживания условий мирного договора я объявляю трёхдневный пир!

Новость о том, что фиванские властители буду следить за соблюдением условий нового мирного договора, вызвала бурю внутреннего негодования и возмущения у афинян и спартанцев. Главные афинские послы – Тимагор и Леонт быстро совладали со своими негативными эмоциями, присоединившись ко всеобщему веселью.

А вот Анталкид, буквально трясясь от бешенства, разочарования и ярости, покинул пиршество так и не притронувшись к яствам и питью. Понять негодование главного посла Спарты было нетрудно. Именно Анталкид почти два десятка лет назад добился от Артаксеркса Мнемона подписания схожего мирного договора, по условиям которого гарантом соблюдения мира назначалась Спарта.

Цари и старейшины Лакедемона, посылая Анталкида в Вавилон, надеялись, что их опытный переговорщик возобновит и упрочит условия прошлого договора – Анталкидова мира. Но зрелый, прямолинейный и почти бесхитростный фиванский военачальник вчистую переиграл искушенного в тончайших хитросплетениях пожилого спартанского дипломата.

IV

Лишь оказавшись за столом, что буквально ломился от изобилия яств и напитков, Пелопид вздохнул с облегчением. Позади остались все переживания и сомнения, связанные с неопределенностью и щекотливостью положения фиванского посольства в Вавилоне, а также с непостоянством самого персидского царя.

Дипломатическая миссия беотийских послов увенчалась неожиданным успехом, не потребовавшим каких-либо усилий, попраний части и достоинства, а также уступок политических или территориальных.

По этому поводу Пелопид, а заодно для снятия напряжения предыдущих дней, собирался осушить несколько чаш вина. Однако радостный настрой фиванского полководца испортил Исмений.

– Персы из числа приближенных Артаксеркса настолько болтливы и невоздержанны в употреблении вина, что почти открыто обсуждают важные государственные дела, – шёпотом сообщил Исмений. – Я довольно сносно понимаю язык персов, а потому отчётливо слышал, что Артаксеркс накануне принимал и афинян, и лакедемонян с такой же пышностью и почётом, каким одарил нас сегодня!…

– Восток всегда славился своим притворным лицемерием и золотым блеском обмана, что таится повсюду, – одновременно поэтично и философически заметил Пелопид, но по лицу его было заметно, что он был явно обескуражен и огорчён.

– Артаксеркс сегодня восхвалял тебя, славил и одарил ценными дарами, – продолжал взахлёб делиться подслушанной информацией Исмений, – но точно такие же хвалебные оды царь персидский произносил вслух при скоплении знати и прочих послов в честь спартанского посла Анталкида! Артаксеркс на пиру поставил своё ложе рядом с ложем спартанца, одарив пред тем Анталкида золотым венком, окропленным самыми дорогими благовониями…

– Лакедемоняне истинные всегда с презрением относились к золоту, особенно полученному из рук извечных врагов, – хмуро заметил Пелопид, злорадно прибавив: – Посмотрим как на родине примут Анталкида, и как спартанские мужи оценят подарок персидского владыки!

– А самые царственные почести Артаксеркс воздал афинскому послу Тимагору, – не унимался Исмений, его так и распирало от избытка добытых новостей и сплетен. – Ему царь отсыпал несколько пригоршней золотых и серебряных монет. Когда же Тимагор заболел, то Артаксеркс предоставил ему специальные царские носилки с сотней рабов и носильщиков, а также стадо коров, чтобы афинянин имел возможность лечиться свежим молоком и мясом.

– Мы получили от царя Персии самые важные и ценные дары – вечный мир и дружбу, полную свободу и возможность абсолютно самостоятельно вести свои государственные дела! – залпом осушил свою чашу Пелопид, презрительно усмехнувшись. – Поверь мне, персидское золото и незаслуженные царские почести ещё никому из греков не приносили счастья. Помяни слово моё, Тимагору самой дорогой ценой обойдётся молоко персидских коров и царские носилки!

Несмотря на то, что Артаксеркс полностью одобрил все предложения, внесенные Пелопидом, сразу подписать новый мирный договор не удалось. Щедро одаренный и обласканный Тимагор в принципе был готов прямо в Вавилоне от имени афинского народного собрания одобрить фиванские условия.

Однако ратификации важнейшего документа категорически воспротивился Леонт. Персидский монарх совершил большую ошибку, не уделив должного внимания этому второму по своей значимости афинскому послу.

– Если Артаксеркс требует от Афин загнать весь флот военный в гавани свои, то лучше царю персидскому поискать себе других друзей и союзников! – так категорично ответил Леонт, отказавшись от визирования договора.

Без подписи Леонта афинская делегация не могла официально утвердить мирный договор. По этой причине Тимагор повёз текст договора на родину, чтобы архонты афинские приняли окончательное решение. Точно также поступил и Анталкид. Он не ратифицировал договор, а лишь согласился доставить его текст на рассмотрение спартанских правителей.

Слова Пелопида относительно дальнейшей судьбы главных дипломатов оказались пророческими. Едва афинский посол возвратился в родной город, как Леонт и его сторонники обвинили Тимагора в измене и получении взятки от персидского царя.

Золото, полученное от Артаксеркса, незадачливый переговорщик истратил на самых успешных адвокатов, но и они не смогли спасти Тимагора от вынесения ему смертного приговора.

Что касается Анталкида, то оконфузившийся спартанский старец-дипломат сразу же по возвращению на родину был отправлен на почётный и заслуженный отдых. Не перенеся тягот дальнего пути и излишне эмоциональных переживаний, Анталкид вскоре скончался.

Пелопида по возвращению на родину ожидал самый восторженный приём сограждан. До фиванцев и их союзников дошли известия о том, как прославленный полководец проявил свою неподкупность и бескорыстность.

Решительно, но соблюдая все правила посольского этикета, Пелопид отказался от ценных даров и подарков, что неоднократно ему посылал через своих подданных настойчивый Артаксеркс.

Глава II. За кулисами большой политики.

I

Филипп был очень рад возвращению Пелопида и Исмения. С большим интересом и вниманием македонский царевич вновь и вновь слушал увлекательные и подробные повествования фиванских послов о их пребывании в легендарном Вавилоне.

Более всего Филиппа заинтересовали рассказы об аудиенции персидского царя, описания персидских земель и городов, зарисовки о тех местах Азии и Востока, в которых довелось побывать фиванскому посольству.

С большой охотой Пелопид рассказывал своим многочисленным слушателям, среди которых неизменно находился Филипп, о фортификационных постройках персов, военных и торговых кораблях, что плавали у побережья Верхней Азии и по водам Евфрата.

Эпаминонда, Лакрата, Филиппа и Кафисодора более всего интересовало развитие военного дела персов, состояние и число войск Артаксеркса. Македонский царевич, услыхав красочные описания отрядов царских гвардейцев – «бессмертных» и легенды, сложенные о них, сразу же загорелся тайной мечтой о создании царской гвардии в родной Македонии.

Пока Пелопид и его товарищи отдыхали после успешного завершения своей важнейшей политической и дипломатической миссии, ратификацией обновленного мирного договора занялись самые опытные беотархи. Увы, но предводители Беотийского союза потерпели полное фиаско.

Первыми среди прочих греческих городов отказались признавать условия договора самые главные союзники беотийцев – полисы Аркадии⁵⁶ и Элиды⁵⁷, чьи архонты выказали крайнее неудовольствие излишне привилегированным положением Фив. Беотархи попытались заручиться поддержкой правящих кругов Коринфа, но и тамошние властители отвергли посредничество Артаксеркса.

Категорически отвергли мир на условиях, предложенных фиванцами и утвержденными персидским царём, Афины и Спарта. После этого от ратификации договора, получившего неофициальное название «Пелопидов мир», отказались и все прочие полисы Эллады.

Пелопид, крайне раздосадованный подобным оборотом дел, зарёкся от дальнейшего участия в каких-либо политических играх, а тем более интригах. Полководец дал себе слово отныне заниматься исключительно военным ремеслом. Вскоре ему представился удобный случай развеять свою хандру.

Александр Ферский неожиданно дерзко выказал в отношении Беотийского союза – своего недавнего верного союзника, благодетеля и избавителя поистине чудовищную неблагодарность.

Сначала Ферский тиран поддержал военный альянс, созданный правителями Спарты против Беотийского союза. Вскоре Александр принялся самым жестоким и беспощадным образом расправляться с теми фессалийскими городами, которые имели с Беотией тесные торговые связи.

Захватив город Скотус, беспринципный Александр сначала дочиста разграбил его, а затем предал суровой смерти всех взрослых мужчин, заполнив их телами окрестные рвы и канавы. Вскоре разбушевавшийся тиран осадил города Фарсал и Лариссу.

Стало также известно, что ферский правитель, едва заполучив заветный титул тага, сразу же отказался от своих прежних обещаний, данных Пелопиду, действовавшему от имени Беотийского союза. Александр так и не отправил в Фивы обещанного зерна, скота и лошадей.

Пелопид предложил беотархам без промедления наказать зарвавшегося ферского тирана, силой взыскав с того всё причитающееся, а также преподав ему памятный урок на будущее. К величайшему неудовлетворению военачальника фиванские архонты ответили отказом.

Беотархи сослались на мнимую угрозу со стороны Спарты, которая по-прежнему мечтала о реванше после военной катастрофы под Левктрами и дипломатической неудачи во время недавних переговоров в Вавилоне.

Фиванские властители опасались спартанского вторжения, а потому не могли посылать своё войско в Фессалию, ослабляя границы Беотии. Предложение Пелопида поддержал лишь Эпаминонд. Все прочие беотархи высказались против военного похода против ферского тирана.

– Я обойдусь и без помощи трусливых земляков своих, что недостойны почётной чести решать судьбу отечества! – возмущению разгневанного Пелопида не было предела. – Я брошу клич среди граждан Фив, собрав своё собственное войско! Истинные патриоты, несомненно, поддержат меня!

– Не поддавайся гневу своему и озлоблению, – пытался успокоить товарища Эпаминонд. – При всем настойчивом желании своём, при всей твоей всемерной популярности и огромной народной любви всё равно тебе не собрать достаточно сил, чтобы самостоятельно идти против Александра Ферского!

– Патриотов, готовых следовать за тобой по доброй воле, наберётся не более сотни, – резонно заметил Паммен. – На содержание наёмников требуются очень большие средства, а у тебя их нет.

– Один или с преданными соратниками, но я непременно призову к ответу ферского деспота! – пламенно заверил своих друзей Пелопид. – Я заключал с Александром договор и союз, а потому мне и призывать его к ответу!

– Ты серьёзно и напрасно рискуешь собой! – пытался образумить Эпаминонд ближайшего своего сподвижника. – Я, будучи беотархом, не могу самовольно покинуть Фивы и отправиться вместе с тобой…

Пелопид с теплотой и благодарностью посмотрел на Эпаминонда, с которым его много лет связывали самые близкие отношения.

– Я ни при каких условиях не взял бы тебя в поход предстоящий, благороднейший друг мой. Собственная участь меня не страшит, но рисковать тобой было бы верхом безрассудства и неблагодарности! Ты нужен народу своему и войску беотийскому, а потому обязан остаться в Фивах.

II

Прогноз Паммена оказался верным. Патриотический порыв Пелопида на безвозмездной основе поддержали всего три десятка фиванских граждан. С такой горсткой добровольцев ни о каком походе в Фессалию не могло идти и речи.

Однако деятельный Пелопид добился от беотархов наделения себя пусть не полководческими, так дипломатическими полномочиями. Хотя совсем недавно он обещал более не ввязываться в политические игры, Пелопид принял на себя ранг главного фиванского посла.

Совместно с Исмением и малой свитой Пелопид намеревался в самое ближайшее время добраться до Фер, чтобы призвать тамошнего тирана к ответу за творимые им злодеяния и нарушения договоренностей.

Филипп, узнав о планах Пелопида, принялся настойчиво просить фиванского военачальника взять его с собой. Однако Пелопид, пусть и в мягкой форме, но решительно отказал царевичу.

– Я и твой брат Александр заключили договор, скрепив его священной клятвой. По условиям этого договора, ты и твои земляки не имеют права удаляться от стен Фив более чем на расстояние одного пешего дневного перехода. Ни ты, ни я не можем нарушить договора, иначе на головы наши падёт позор бесчестия, а тиран ферский получит возможность на законных основаниях отказаться от своих обязательств и обещаний.

– Но мой брат мёртв, а Александрос Ферский уже давно нарушает клятвы свои! – настаивал на своём Филипп.

– Никогда не бери пример с недостойных, низких и вероломных людей, – назидательно произнёс Пелопид. – Храни честь и благородство незапятнанными, даже если вокруг тебя сплошная грязь предательства и подлости!

– Тогда, не взирая на мой возраст юный, позволь тебе дать совет, – с настойчивостью и смущением сказал сдавшийся Филипп, – не верь тирану ферскому, он лжив и фальшив насквозь! А лучше убей его без лишних сожалений и зазрений совести. Убей деспота, и народ фессалийский окажет тебе великие почести в знак благодарности избавления от ненавистной тирании!