Текст книги "Потомок Геракла"

Однако младший сын Аминты выразил своё неудовольствие тем, что его славному предку выстроили слишком скромное и недозволительно малое по своим размерам здание, которое никак не соответствовало статусу святилища, а тем более храму.

– Феспии – это довольно малый и не слишком богатый полис, – вступился за союзников фиванский полководец. – На строительство большого храма требуются солидные суммы серебра и золота, а местные торгаши и аристократы скупы и жадны до крайности. Феспии ещё более века тому назад очень сильно пострадали во время нашествия персов. За то, что феспийцы оказали военную помощь Афинам и Спарте, царь Ксеркс разрушил город почти до самого основания. Потребовалось много времени на то, чтобы восстановить прежний облик Феспий. В недавней войне Беотийского союза против Спарты феспийские архонты опрометчиво приняли сторону лакедемонян³⁷. Этот неразумный союз обернулся для Феспий новыми разрушениями, которые, увы, причинили не персы, а беотийцы и мои земляки фиванцы… Теперь властители Феспий одумались и вступили в Беотийский союз.

– Примут ли феспийцы пожертвования от иноземцев, в частности от македонцев? – с самым серьёзным видом поинтересовался Филипп.

– Ты хочешь внести свою серебряную лепту в улучшение святилища Геракла? – уважительно удивился Пелопид.

– Да! – гордо вскинул подбородок царевич, – если у феспийцев сейчас нет денег на возведение более достойного храма, посвященного моему славному предку, то я, как только вернусь домой, соберу нужную сумму!

– Я от имени Беотийского союза заключил мирный договор с Македонией, – принялся серьёзно рассуждать фиванский военачальник, пряча очередную снисходительную улыбку в густой бороде. – Беотия и твоя родина – теперь союзники и друзья. У феспийцев нет причин на то, чтобы не принять твои пожертвования. Но помни, мой друг, храмов и святилищ, посвященных Гераклу, в городах и полисах Эллады великое множество! Если ты начнёшь жертвовать на каждый храм собственные или государственные деньги, то македонская казна и твоё личное состояние очень быстро истощатся!

– Честь, слава и великая память славного рода Аргеадов – превыше всего! – разгорячёно, но с искреннем патриотизмом воскликнул Филипп. – А великий Геракл – это честь, слава и главная гордость моей семьи!

Пелопиду пришлись по душе и эти слова юного македонца – дерзкого, амбиционного, наивно считавшего, что на свете ему по плечу, но столь преданного родине, семье и понятиям чести, заложенными в нём с младенчества. Фиванский стратег видел, что в Филиппе заложен большой потенциал, который при правильном воспитании превратит ещё неоперившегося птенца в грозного орла.

Пелопид уже намеревался отвести Филиппа на ночлег, но царевич вовлёк фиванца в диалог, тема которого оказалась весьма комичной и вместе с тем щекотливой. Македонца возмутило то обстоятельство, что статуя Геракла, расположенная близ святилища, имела неприлично и непропорционально малые пропорции гениталий.

– Мой славный предок совершил десятки величайших подвигов, что не под силу не только прочим героям Эллады, но и даже некоторым богам! – возмущение Филиппа граничило с яростью. – А наглый скульптор наделил Геракла мужским достоинством как у ребёнка! У нас – в Македонии за такое издевательство и святотатство этого лепилу ожидала бы самая суровая кара! Ему бы переломали все пальцы, а потом забили бы до смерти камнями!

– О, мой суровый друг! Прошу тебя от имени Беотийского союза великодушно простить неизвестного художника, что без намеренного умысла задел твои чувства! – воскликнул Пелопид, едва-едва сдерживая себя, чтобы не расхохотаться. – Скульптор не коим образом не хотел оскорбить великого Геракла, а также его память! Наоборот, именно небольшой по размерам фаллос, по представлениям всех без исключения греков, является символом большой мужественности, отваги и героизма!

– Как это!? – Филипп опешил от услышанного и подозрительно присмотрелся к лицу собеседника. Уж не вздумал ли фиванец пошутить над ним!?

– У эллинов слишком большое мужское достоинство считается признаком малого ума, трусости и пассивной роли в соитии двух мужчин, – смущёно почесал затылок Пелопид.

Видя, что македонский юнец и теперь ещё не до конца ему поверил, фиванец указал рукой на статуи, что украшали агору:

– Посмотри на прочие изваяния верховных и младших богов, героев Эллады, великих полководцев, философов, политиков, олимпийских чемпионов и воинов! Ни у кого из них нет чрезмерно развитых и выделяющихся мужских признаков. Один лишь Приап – бог плодородия непременно изображается с непомерно большим фаллосом вечно готовым к соитию. Однако из-за этой неприглядной особенности родители Приапа – Дионис и богиня любви Афродита отказались от него.

– Обычаи и традиции эллинов для меня ещё совсем незнакомы, – несколько смягчил свою позицию Филипп.

Он воочию после тщательного визуального сравнения убедился в том, что вторичные половые признаки прочих мужских статуй не только не превышали интимных параметров изваяния Геракла, но и в подавляющем большинстве своём уступали им.

– Но всё-таки в отношении богов, полубогов и героев скульпторам надлежит проявлять куда большее уважение и почтение!

– В Фивах, где тебе предстоит провести некоторое время, у тебя будет возможность лично познакомиться с художниками и скульпторами, – продолжая тайком ухмыляться и улыбаться, сказал Пелопид. – Тебе выпадет возможность лично высказать свои пожелания, советы и критические замечания!

Фиванский полководец поскорее повёл своего спутника на ночлег, чтобы случайно не шокировать и, тем более, не разозлить чем-либо Филиппа непривычными и диковинными для него особенностями греческого провинциального бытия.

V

Пелопид и Филипп направились в гости к врачевателю Эпиклу – близкому другу фиванского военачальника. Кампанию им составил Лакрат – один из младших стратегов и ближайших помощников Пелопида.

Дом Эпикла был полон гостей, поскольку хозяин пышно отмечал рождение дочери. Вообще, каждому состоятельному и уважающему себя греку в обязательном порядке надлежало обзавестись сыном-наследником. Дочерям эллины радовались гораздо меньше.

Женщины Эллады не обладали никакими гражданскими правами, их главным уделом было воспроизведение на свет здорового потомства, воспитание детей до определенного возраста и забота о домашнем хозяйстве.

Для дочери, вошедшей в пору невесты, требовалось приданое, порой весьма солидное. При распределении пахотных земель, сельскохозяйственных угодий и прочих общественных наделов между семьями или полноправными гражданами в расчёт шли только представители мужского пола.

Эпикл, будучи одним из самых зажиточных граждан Феспий, любил при каждом удобном случае затеять шумную и затяжную пирушку. Кроме того, он очень любил свою жену, а своего первого ребёнка, пусть и дочку, врачеватель ждал долгих два года.

Жилище Эпикла, как и все прочие жилые здания Феспий, строились из глиняных кирпичей, которые дополнительно не подвергались обжигу. Греческие дома строились по восточному типу – задней стеной к улице и фасадом во двор. В те времена эллины ещё не имели понятия об окнах, вместо них под крышей прорубались узкие отверстия, выполнявшие роль форточек.

Греческий дом делился на две половины – мужскую и женскую, разделенную огороженным двориком. Посреди него размещались хозяйственные постройки – пекарни, винные погреба, кухни, чуланы, бани, кладовые.

В мужских помещениях находился главный алтарь Зевса, домашний очаг, тут же принимали пищу. Женская половина предназначалась для домашней работы. Спальни находились на втором этаже под черепичной крышей.

Пройдёт ещё столетие, прежде чем города Эллады обзаведутся канализацией. А пока пищевые и бытовые отходы, нечистоты и всевозможный мусор просто выбрасывались или выливались на не мощённые улицы. Нередко по извилистым лабиринтам фиванских улиц в изобилии бродили домашние животные и скот.

Полнейшая антисанитария, процветавшая в городе и за её пределами, чрезвычайно засушливое лето, постоянные перебои с водой, близкое расположение болот – всё это становилось частыми причинами вспышек массовых заболеваний и возникновений эпидемий в городах Беотийского союза.

Всё, что увидел Филипп в доме Эпикла, в представлении македонского царевича никак не соответствовало его привычным представлениям о пирах и застолье вообще. Внешний облик гостей, их поведение, разговоры, манера есть и пить, праздничное меню – всё это и многое другое изумило Филиппа, вызвав в нём смесь разочарования, неприятия и снисходительной жалости к пирующим.

Жители Феспий, как и прочие беотийцы, уже давно отказались от столов, последовав примеру спартанцев, которые ели полулёжа. При этом беотийцы и фиванцы по примеру афинян усовершенствовали «процесс лёжки» – едоки кушали на специальных ложах, расставленных вокруг общего стола.

Для удобства сотрапезники подкладывали под спину и голову специальные подушки. Некоторые аристократы делали ложа столь высокими, что взбираться на них приходилось по приставной скамеечке. Привилегия лежания во время еды распространялась только на мужчин, женщины и дети ели за отдельным столом.

Для наиболее почётных и важных гостей специально сдвинули воедино по два, а то и сразу три ложа. На них (в зависимости от комплекции) могли разместиться от трёх до девяти человек.

Еду на специальных столиках разносили рабы из числа домашней прислуги. Ложек, вилок и прочих столовых приборов, кроме ножей, в те времена не существовало. Едоки оперировали исключительно руками, бросая кости и объедки прямо на пол.

Меню, по мнению македонского царевича, оставляло желать лучшего. Стол изобиловал речной и морской рыбой, зеленью, овощами, фруктами и корнеплодами, молочными продуктами. Радостью для грека-гурмана считалось присутствие среди блюд сыра из козьего молока, маслин, оливок, плодов фигового дерева и хлеба.

Поскольку Эпикл относился к числу местных состоятельных горожан, он сегодня раскошелился на разнообразные мясные блюда. К удивлению Филиппа греки запивали пищу только вином, разбавленным в различных пропорциях пресной водой. Некоторые из гостей этот напиток подслащали дополнительно мёдом.

– Дорогие гости и уважаемые соотечественники! – уже в который раз изрядно захмелевший хозяин дома произносил тост, неуклюже размахивая внушительной чашей, наполненной дорогим вином, привезенным из Коринфа. – Недавно боги послали мне первенца – очаровательную дочь! Я дал ей имя Мнесарета³⁸, дабы судьба её и жизнь сложились как можно счастливее и удачливее!

Раскачиваясь от избытка чувств и изрядного объёма выпитого алкоголя, врачеватель обошёл почётных гостей, чтобы лично с каждым соприкоснуться краями чаш. Осушив свою посуду, Эпикл едва не упал, с трудом сохраняя равновесие.

Окончательно опьянев, он на радостях и под воздействием элитных винных паров начал обниматься и целовать всех, кто оказался поблизости с ним. В числе одаренных поцелуями оказался и Полидокл – старший из рабов Эпикла, что прислуживали гостям.

– Допустимо ли, чтобы свободный и знатный муж обнимался с прислугой и рабами на виду у почётных гостей и уважаемой публики!? – из уст Филиппа вырвалось громкое недоумение.

– В Греции отношение к рабам иное, чем у других народов и государств, – отозвался Эпаминонд. – Раб хоть и считается по греческим законам вещью, полностью принадлежащей своему хозяину, но жизнь невольников Эллады не соль горька и невыносима, как у прочих варварских народов. Если раб предан своему хозяину и его семье, соблюдает все законы, правила и нормы поведения полиса, то он может вполне заслужить себе свободу. В Афинах, Коринфе и Фивах немалое число бывших рабов после освобождения вошли в число богатейших жителей, а некоторые занимали достаточно высокие государственные должности. Не суди строго Эпикла, он слишком долго мечтал стать отцом. К сожалению, лекари весьма слабы по части употребления вина. Полидокл уже много лет верой и правдой служит Эпиклу, а потому практически стал членом его семьи.

– У этого раба странный оттенок кожи подобный плодам оливкового дерева. Откуда он родом? – поинтересовался Филипп.

– Если не ошибаюсь, то с острова Крит. Его ещё юношей в плен захватили местные пираты и продали невольничьем рынке Фив, – вмешался в разговор Леократ. – Эпикл сжалился над ним и купил, обучив лекарскому ремеслу и ведению хозяйства. Уже не раз Эпикл обещал Полидоклу дать свободу, возможно теперь на радостях он сдержит своё обещание.

VI

Вскоре, покинув шумный и душный зал переполненный подвыпившими и голосистыми гостями, Пелопид и Филипп перебрались на прохладную террасу. С неё открывался превосходный вид на гору Геликон – одну из самых высоких и священных вершин Беотии.

– Я обещал рассказать тебе о твоём славном предке, – заговорил с воодушевлением Пелопид, вальяжно развалившись с чашей вина на ложе, сплетённым из самых гибких и лёгких ивовых прутьёв. – Свой рассказ я начну с горы Геликон, что доступна нашему взору в лучах заходящего солнца.

– Какое отношение имеет эта гора к Гераклу? – поднял вверх брови Филипп.

– От собеседника требуются две вещи – ясно, коротко и по существу излагать свои мысли, а также умении терпеливо, не перебивая, слушать других, – назидательно, но мягко укорил фиванец македонского юношу, который не по своей вине не имел никакого понятия о этикете и правилах хорошего тона. – Мне хотелось, чтобы ты хорошо узнал не только о Геракле, но и о истории самой Эллады, её богах, героях, полководцах, обычаях, праздниках, традициях и простых людях. Вполне возможно, что однажды греческие государства, Македония, Фракия и прочие балканские народы объединят свои усилия в борьбе против главного врага своего – Персии. Тогда дружба и сплоченность будут необходимы для победы. Не зная о своих соседях ничего и не понимая их жизненных устоев, крайне трудно добиться единения.

– Прошу прощение за свою поспешность и излишнее любопытство, – густо покраснел Филипп, осознав правоту слов своего опытного наставника. – Впредь обещаю не перебивать тебя, благородный и досточтимый Пелопид!

– Итак, гора Геликон стала священным и любимым пристанищем богов задолго до падения Трои, – под воздействием коринфского вина фиванский военачальник стал благодушным и крайне словоохотливым. Подобно профессиональному сказителю, он занял наиболее удобное положение, после чего приступил к неспешному, но весьма выразительному и эмоциональному повествованию. – На склонах этой горы обитают музы – богини, покровительствующие искусству и благородным наукам. Статуи всех девятерых муз, что являются любимыми дочерьми Зевса, находятся в храме, что феспийцы воздвигли близ вершины Геликона. Даже сам Посейдон – верховный бог морей частенько покидает свою водную обитель, чтобы провести день-другой на этих склонах, покрытых священными рощами и лугами. Среди камней и ущелий Геликона бьют родники, обладающие волшебной силой. Они вдохновляют поэтов, музыкантов и актёров. В один из этих родников по долгу смотрел на своё отражение Нарцисс.

– Чем знаменит это воин? – не удержался и задал вопрос Филипп.

– Это – не воин, – усмехнулся Пелопид, – так звали несчастного юношу, которого погубили собственная непомерная гордыня и страсть к самолюбованию. Когда-то Нарцисс слыл самым красивым юношей в Элладе, многие девушки, женщины и даже мужчины были влюблены в него, напрасно добиваясь взаимности. Нарцисс отвергал всех своих поклонниц и поклонников. Он даже гонной нимфе Эхо отказал во взаимности, и та от отчаяния и душевных страданий стала бестелесной. После того, как из-за неразделенной любви к Нарциссу несколько юношей и дев совершили самоубийство, боги решили покарать хладнокровного и неприступного гордеца.

– Чем своим обликом искушать несмышлёных сверстников, лучше бы этот Нарцисс обучался воинскому ремеслу! – с явным презрением проворчал македонский царевич, позабыв о своём недавнем обещании не перебивать собеседников.

Пелопид вновь миролюбиво улыбнулся и продолжил рассказ:

– Немезида – богиня справедливого возмездия и воздаяния завлекла Нарцисса к одному из магических родников, что бьют на склонах Геликона. Юноша, увидав своё отражение в источнике тотчас страстно и всецело влюбился в свой облик, многократно приукрашенный волшебной влагой. Эта любовь Нарцисса к собственному отражению и погубила юношу. Он не мог оторваться от созерцания своего облика, просидев много дней и ночей у источника. Нарцисс мог только пить холодную воду, отлучаться для поисков еды и крова он не хотел, ибо не мог обойтись без самолюбования ни на миг. В конце концов, несчастный умер от голода, душевных страданий и прочих лишений. У того волшебного родника, рядом с которым Нарцисс встретил свою погибель, вскоре вырос цветок отличавшийся от всех прочих растений. В память об этой грустной и поучительной истории цветок этот необычный нарекли нарциссом.

– Греки, бесспорно, одни из самых талантливых и выдающихся людей, но многие поступки их выглядят просто нелепо, а порой и непонятно! – воскликнул Филипп. Он также перебрал в этот вечер с количеством выпитого вина, от чего утратил контроль над своими мыслями и словами, неосторожно высказываемыми вслух. – Зачем хранить память о самовлюбленном гордеце, который не принёс родине своей и народу никакой пользы!? К чему называть цветок именем нерадивого юнца, что не сразил в бою ни одного врага и не совершил ни одного деяния достойного мужчины!? Я бы умер со стыда, а родные совершено справедливо отреклись бы от меня, если бы именем моим назвали цветок, пусть и даже особенный!

– Поучительные истории существуют для того, чтобы люди не совершали чужих роковых ошибок и необдуманных действий, – покачал головой фиванец, осознав весь титанический объём мероприятий и времени, которое придётся затратить на привитие македонскому царевичу греческого менталитета, обычаев, религии и самых поверхностных основ бытия. – Твой предок Геракл тоже изрядно пострадал за свою жизнь из-за вспыльчивости своей, излишней самоуверенности, заносчивости и нежелания слушать умные советы.

– А что полезного он совершил для Феспий? – любопытство так и бурлило в Филиппе, – Вряд ли бы феспийцы воздвигли Гераклу святилище просто так!

– Это верно, – утвердительно кивнул головой Пелопид, – эллины никогда ничего не делаю просто так. Когда Гераклу было всего восемнадцать лет, он избавил Феспии от нападений свирепого Киферонского льва, чьё логово находилось на вершине Геликона. Лев этот отличался не только свирепостью и кровожадностью, но и прожорливостью. Он сожрал несколько сотен отборных коров, принадлежавших местному царю Амфитриону. Геракл вызвался изловить и убить матёрого хищника, на которого безуспешно охотились самые опытные и отважные воины…

– Вот это поступок достойный настоящего героя и мужчины – бросить вызов льву, несмотря на свою молодость и неопытность! – хлопнул в ладоши Филипп, раздуваясь от гордости за своего легендарного предка!

– Не всё так легко и гладко вышло, как надеялись Геракл и Амфитрион, – заулыбался Пелопид, уже смирившийся с воинственным менталитетом, а также отсутствием манер и такта у своего юного собеседника. – Пятьдесят дней потребовалось Гераклу, чтобы выследить и убить льва. Всё это время в качестве жеста доброй воли гостеприимного хозяина феспийский царь каждую ночь присылал к Гераклу одну из своих дочерей…

– И сколько же у Амфитриона их было?

– Пятьдесят!

– Ого! – присвистнул македонский царевич, – И ни одного сына?!

– Ни одного! – весело подтвердил фиванский полководец. – За жадность и скупость в отношении священных жертвоприношений боги наказали феспийского царя тем, что его жёны никак не могли зачать сына. Отчаявшись, Амфитрион решил передать свою царскую диадему не сыну, а внуку. Геракл – сын самого Зевса как нельзя лучше подходил на роль зятя. Дабы зачатие прошло благополучно, хитрый Амфитрион посылал всех своих дочерей, которые были похожи друг на друга, как две капли утреней росы.

– И Геракл не заметил подвоха?

– Нет, он думал, что каждую ночь на его ложе приходит одна и та же дева. Лишь когда последняя из дочерей феспийского царя отказалась отдаться Гераклу, твой предок понял, что его провели.

– Чем всё закончилось?

– Геракл стал отцом пятидесяти одного сына! – ещё больше развеселился Пелопид.

Филипп нахмурил брови, мысленно производя в уме арифметические подсчёты:

– Как же так вышло, ведь сорок девять дочерей разделили с ним ложе?

– Самая старшая и самая младшая дочери Амфитриона родили двойню – мальчиков-близнецов! Выходит, мой юный друг, тут – в Феспиях и вообще в Беотии у тебя, возможно, найдутся родственники! – расхохотался Пелопид. – А та дочь феспийского царя, что отказала твоему предку в близости, в отместку за строптивость стала первой жрицей-девственницей святилища Геракла.

– Вот это справедливо! – одобрительно закивал Филипп.

– Могу обрадовать тебя ещё больше, – таинственно подмигнул Пелопид, – кое-кто из феспийцев утверждает, что Геракл овладел всеми дочерями Амфитриона сразу же в одну ночь!

– Вполне возможно, что именно так и было! – с важным и всезнающим видом воскликнул македонский юноша. – Герой великий – он во всём герой, в том числе на ложе страсти!

– В Феспиях твой предок не только стал многодетным отцом, – продолжал улыбаться Пелопид. – Убив огромного льва, Геракл на память об этой победе содрал с хищника его толстую шкуру, сделав её своим доспехом. Голова убитого льва – чрезвычайно крепкая и прочная служила Гераклу шлемом, который не мог разрубить ни один топор или меч. Ну, на сегодня, пожалуй, вполне достаточно вина и поучительных историй. Нам нужно выспаться как следует, ведь завтра к полудню мы уже будем в Фивах Семивратных!

– Почему Фивы ты называешь Семивратными? – задал свой последний в эту ночь вопрос Филипп.

– На просторах Ойкумены есть три города, что носят название Фивы. Самые древние Фивы находятся в Египетском царстве. Хвастливые египтяне утверждают, что этот город венчают целых сто ворот! Это неправда, ворот в египетских Фивах не более десятка. Вторые Фивы Беотийские – это мой родной город, в который ведут семь искусно выполненных мастерами-архитекторами ворот. Есть ещё третьи Фивы – маленький городок, расположенный на берегу Пагасейского залива³⁹. Чтобы различать греческие и египетские Фивы между собой, мой родной город именуют Фивы Семивратные.

Глава II. Неизвестные грани греческих устоев и бытия.

I

Только к вечеру нестерпимая жара пошла на спад. Беспощадно палящее солнце утратило свою прежнюю силу и медленно направилось к линии горизонта, периодически попадая в скопления облаков. С окрестных гор, покрытых кустарниками, и зелёных рощ, расположенных в низинах, образованных петлями рек, робко повеяло вечерней прохладой.

Жар и зной сменились приятной теплотой. На закате Фивы Семивратные неожиданно ожили полноценной и бурлящей жизнью, присущей могущественному полису – самому большому по площади и количеству жителей во всей Беотии.

Фиванцы устремились к спасительным прохладным водам главных городских рек – Дирки и Исмена. Их русла впадали в искусственный бассейн, сооруженный в центре города. Этот бассейн назывался источником Ареса, наречённого в честь жестокого бога войны.

Столпотворения также возникли у прохладного источника, носившего имя легендарного царя Эдипа. Те, кто желал окатиться самой холодной водой, направились к водопроводу, собиравшем воду из окрестных высокогорных Киферонских источников.

Охладившись, фиванцы разбрелись по улицам своего города, посвящая себя привычному вечернему досугу. Наибольшее оживление наблюдалось в самом центре города – на главной площади и близ театра, где полных ходом шла подготовка к представлению.

Молодёжь разбрелась по беседкам, расположенным в тенистой прохладе городских фруктовых садов и цветников. Жрецы и прочие служители культа поспешили в храмы, готовиться к предстоящим важным религиозным празднествам. Главными святилищами Фив считались алтарь Афины и храм Аполлона Исменийского.

Афина у всех без исключения греков почиталась особенно. Она входила в сонм двенадцати величайших богов Олимпа. Эта богиня являлась покровительницей справедливой войны, знаний, искусств, ремёсел, наук, воинского мастерства и стратегии.

Ей также приписывали существенный вклад в изобретение и дальнейшее развитие духовых музыкальных инструментов, кораблестроения, ткачества, сельскохозяйственных инструментов. Именно Афина дала древнейшим грекам первые и важнейшие понятия о государстве.

Она же учредила ареопаг – высший судебный орган и дала эллинам первый свод законов. Афина почиталась, прежде всего, покровительницей государств и городов. По этой причине в каждом греческом полисе и даже в самом захудалом городишке обязательно возводилась статуя и алтарь, посвященной богине.

Греки по характеру своему были слишком честолюбивы, надменны и хвастливы. Каждый полис считал себя самым древним, прославленным, могущественным, влиятельным, богатым и сильным. Даже конкретных богов эллины пытались «приписать» своему городу или близлежащей географической области.

Именно поэтому главные и второстепенные боги Олимпа носили двойные наименования и имели несколько десятков эпитетов. Так, Афине принадлежали пять десятков дополнительных имён и эпитетов. В Фивах её именовали Афина Онкайя. По тем же причинам фиванцы называли Аполлона Исменийским, указывая на то, что данный бог имел отношение к главной местной реке.

Аполлон греками почитался богом солнечного света, предводителем муз и покровителем искусств. Он также помогал врачевателям и прорицателям, а кроме того, оказывал всесильную помощь эллинам, основывавшим свои заморские колонии. Особое покровительство Аполлон оказывал музыкантам, поэтам и лирикам.

Пожалуй, единственным, кто не участвовал в вечерней суете, воцарившейся на улицах Фив, был македонский юноша Филипп. Он, стоя на террасе, сосредоточено и молчаливо смотрел на древний беотийский город, на три последних года ставший его временным прибежищем. За это время Филипп основательно изучил Фивы и его окрестности, потеряв к ним первоначальный интерес.

Однако было в городе одно строение, которое всегда приковывало к себе внимание юноши-чужеземца. Взгляд юноши вновь и вновь охватывал и скользил по акрополю Кадмея – монументальной древней цитадели, названой в честь своего царя-основателя. Именно с возведения Кадмеи и началась история Фив много столетий назад.

Основание города приписывали легендарному царю Кадму. Он же, согласно местным верованиям и преданиям, дал фиванцам и прочим беотийцам государственное устройство и законы. Царь Кадм помог обрести эллинам свою письменность. Он же научил греков добывать медь. В благодарность фиванцы нарекли свою цитадель и самую древнюю часть города в честь Кадма.

Филиппу нравилась Кадмея своей монументальностью, холодной мощью, внешней неприступностью, многовековым величием и суровой красотой. На его родине – в горной и суровой Македонии подобных строений не было. Ах, как хотелось бы, чтобы точно такие же цитадели возвышались во всех македонских городах!

II

– Благородный Филипп верен себе, как всегда! – послышался за спиной голос хозяина дома. – На восходе и закате ты обозреваешь Фивы, уподобляясь при этом мудрецу, сочиняющему самую важную часть своего философского трактата!

Филипп обернулся. Перед ним стояли два знатных фиванца, облаченных в дорогие одеяния. Первым был хозяин дома – зрелый муж статного телосложения – именитый стратег Паммен, а второй – златокудрый юноша Агейптос. Эта пара не разнимала своих страстных объятий, не оставляя сомнений относительно того, какие именно между ними существовали близкие взаимоотношения.

За несколько месяцев своего пребывания в Фивах македонец достаточно хорошо познал нравы, обычаи, моральные ценности и устои эллинского общества, в том числе и самой знатной аристократической верхушки. Многие причуды и диковины греков Филиппа перестали изумлять, смешить или отталкивать. Однако к открытым любовным связям двух мужчин или зрелого мужчины и юноши македонец никак привыкнуть не мог.

Такие вещи на его родине не только не приветствовались, но и сурово наказывались в рамках строгих традиций предков. Македонские мужчины могли быть лучшими друзьями, соратниками воинами или охотниками. Они могли быть собутыльниками, ворами или даже бездельниками, но никак не любовниками.

Эллины же на эти взаимоотношения смотрели совершено иначе. Женщина греками воспринималась как существо несравненно низкое нежели мужчина. Главной обязанностью женщины было воспроизведение детей, их вскармливание и первоначальный уход за ними. На плечи женщины также ложились все заботы о ведении домашнего хозяйства.

Женщины не посещали спортивных состязаний, им редко доводилось бывать в театрах и на религиозных празднествах. Женщины не получали разностороннего образования, не разбирались в поэзии, философии, точных науках. Женщин не допускали к управлению полисом и вопросам, связанных с войной, политикой и экономикой.

Одним словом, греческие женщины не могли выполнять роль товарища, собеседника, гражданина, представителя благородных профессий, героя-защитника. Вот почему эллины, проводя большую часть времени среди исключительно настоящих и благородных мужей, находили в их лице не только близких по духу друзей, но и партнёров для плотских утех.

– Мы собираемся в театр, – радостно сообщил Агейптос. – Не желаешь ли присоединиться к нам? Сегодня разыгрывают трагедию Софокла «Царь Эдип», я так её люблю!

– Благодарю за приглашение, – склонил голову Филипп, – но я сегодня хочу посмотреть вечернюю тренировку «Священного отряда».

– Воинские доблести тебе более интересны, нежели трагическая история царя Эдипа, так много сделавшего для величия и процветания Фив? – непонимающе воскликнул златокудрый юнец.

– Я – македонец! – гордо вскинул подбородок Филипп. – А для любого жителя Македонии – воинская наука превыше всего! Кроме того, я уже видел театральное представление про Эдипа во время недавнего празднества урожая. Благородный и всеми почитаемый главный стратег фиванский Эпаминонд лично пригласил меня на сегодняшние занятия. Я не могу нарушить данные ему обещания.

– Хорошо, Филипп, – благодушно потеребил свою окладистую бороду Паммен, – проведи сегодняшний вечер в кампании лучших и знатных мужей фиванских! За всё то время, что ты находишься в Фивах, я, гостьи этого дома и учителя детей моих многому научили тебя. Ты довольно сносно выучил литературный язык и письменность эллинов, познакомился с поэзией, географией, философией, военными и инженерными науками. Ты познал обычаи наши, пристрастия, досуг, религию и образ жизни нашей. Однако в душе ты так и остался истинным воином. Вижу в тебе задатки будущего большого предводителя македонского народа. Но чтобы им стать в полной мере потребуется от тебя много усердия и прилежания. Тяжкая и смутная пора нынче на твоей родине, Филипп. И, пожалуй, ты прав, что в данный момент предпочитаешь песок учебной арены походу в театр! Ступай на тренировку и передай мои наилучшие слова уважения и почтения благородному Эпаминонду!