Текст книги "День народного единства"

Летиция Шарон стояла и смотрела на меня. Что бы я сейчас не думал, но, по-видимому, мой единственный маяк и ответ на все вопросы – это ты. Я пошел к ней очень неуверенной походкой. Я боюсь женщин. Нет вернее так, я боюсь их полюбить. Так вернее. Блондинка. Глаза как уже говорил, зеленые или… Волосы светлые. Губы чувственные. Нет. Не то говорю. Я знаю её. Я видел её. Во сне. Не помню где. Я рядом с ней. Лицо мое покраснело. Губы трясутся. Сердце стучит в ритме габбы. Летиция, я люблю тебя. Печник, ты думаешь, что после того… что ты мне наговорил… Так просто… Да? В глазах слезы. Я встал на колени. Любимая, я не помню, что я тебе наговорил. Видишь ли… Мы… Мы… с тобой раньше не встречались. Я… Я… увидел тебя… Вас… И… И… Сразу влюбился. Нет, что я говорю. Опять эти банальности. Я родился только сейчас. У меня другая жизнь была до этого мига. Но она ничего не значит… Это подарок бога. Я просил именно тебя. Понимаешь? Я всегда знал, что это будешь именно ты. Я обнял её. Слова были бессмысленны. Я рыдал. Она обняла меня. За голову. Положила свою щеку мне на макушку. Слезы ручьем текли из её глаз. Ты сумасшедший. Я знаешь за что люблю тебя? Я поднял голову, смотрел в её зеленовато-голубые в крапинку. Правда в крапинку. Глаза. Она улыбалась. Ты еб. нутый. На всю голову. Я таких… Таких просто не бывает, мне хорошо с тобой… Она поцеловала меня. Что значит для меня поцелуй этих губ. Молоко матери? Или сок, который подают в райских кущах эти девственницы. Или вся Вселенная в этом поцелуе. Все галактики, Млечный путь. Да, поцелуй ее – это Млечный путь. Который заведет меня непонятно куда. К Большому взрыву к Черным дырам. К Телам и Антителам. К Солнечному Ветру и… Боже. Рука. Ее рука там, где нельзя. Мама говорила, что туда нельзя, а я всегда руки тянул туда. Поцелуй. Язычок. Дыхание перехватило, и тогда я тоже руку сквозь горнолыжный костюм туда, куда нельзя, туда где зарождается новая жизнь. Моя жизнь. Всё хватит. Полетели в Антарктиду. Я хочу тебя прямо сейчас. Нельзя, дурачок, нас люди ждут, пилоты. В самолете сделаем это. Нет! Всё! Тебя за стол, ты ноги на стол. Оттолкнула. Оправилась. Укусила меня за ухо больно и побежала к выходу. Я ринулся за ней.

Мы выбежали почти вместе. Я увидел самолет, первое, что я увидел. Взлетную полосу. Самолет гудел. Или. Я смотрю на тебя. Ты любишь меня? Всё, что есть у меня это – ты. Ты. Поцелуй. Мы, взявшись за руки, идем к трапу. Тани нигде нет. Никого нигде нет. Послушай, тебе не кажется странным? Что? Вокруг не души. Я не удивлюсь, если окажется, что и пилотов нет. Но, мы же есть. Ты – есть. Я – есть. Мы – есть. Мы по трапу поднимаемся в салон самолета. Вот смотри – кресла. Салончик маленький. Для небольшого количества пассажиров. Вон смотри – пилот. Он машет нам рукой. Что-то говорит по-испански. Видишь? А ты боялся. Говорил, вокруг никого нет. Вон ещё. Буэнос Диас. Я не понимаю, что он говорит. Он прикрывает дверь. Посмотри в иллюминатор. Они убирают трап. Это не сон. Это не сон. Я вижу, милая, родная. Даже если это сон. Я только что повстречал самую восхитительную, самую любимую. Хочешь, я сделаю тебе массаж стоп? Дай я сниму с тебя твои неуклюжие ботинки и сделаю тебе восхитительный массаж твоим нежным, прекрасным, маленьким ножкам. Прекрати. Ну же, прекрати. Хватит. Сёмка. Класс. Самолет начал вибрировать. Двигатель заработал на полную мощность. Лопасти крутились, как электрон вокруг протона. Лопасти винта слились в круг. Невозможно определить, где эти электроны-лопасти в данную секунду. И не надо. Это красиво. Самолет начал свое движение. Я быстро закрыл дверь, ведущую в кабину пилота. Во время взлёта он вряд ли зайдет к нам, да и второй пилот, если он вдруг тоже существует в природе, во время взлёта… Я хочу слиться с тобой, я хочу стать тобой. Я… Я… Нежно обнял тебя. Поцелуй. Еще. Ты не сопротивляешься. Мы создаем новое время новое пространство новые ощущения прикосновения поглаживания шепот стон вкус слюна язык движения похоть стон рык крик темп глаза ухо рот нос глаза волосы безумие сумасшествие срыв дыхание сердце выскочит сейчас сердце выскочит сейчас все выскочит как зудит как приятно как хорошо зуд вибрация трение температура пар. А-А-А-А-А! Мы кончили одновременно. Самолет взлетел и медленно набирает высоту.

Лисиция, а зачем мы летим в Антарктиду? Нет, я понимаю, зачем я. А зачем летишь ты? А я вовсе не уверена, что мы летим в Антарктиду. Как так? Ты, что ли, тоже ничего не помнишь, как и я? Я всё помню. Но ты затеял эту глупую игру. Завязывать мне глаза. Платочками. Затыкать мне уши. Наушниками. Игра-загадка-жизнь. Мы так уже два месяца путешествуем. Я в себя прихожу только перед пограничниками на паспортном контроле. Ты всё сделал здорово. Если первый месяц я еще понимала, где нахожусь, в каком месте, то сейчас я просто потерялась. И, знаешь, я вовсе не удивлена, что мы летим в Антарктиду. Ты оделась. Спрячь, пожалуйста, я все-таки девушка порядочная, а не какая-нибудь там. Слушай здесь интересно покурить можно? Можно, тебе все можно. Я так люблю смотреть, как ты куришь. Я даже люблю, как от тебя пахнет табаком, хотя у меня аллергия на табак. Ко мне никто еще так не относился. Слушай, мне неудобно спрашивать, а откуда у меня столько бабок, чтобы два месяца по миру ездить, посетить… Мы ведь много стран посетили? Не знаю, но жили мы только в пятизвездочных отелях. У меня нюх на пятизвездочные отели. Так ты не знаешь, откуда у меня деньги? Знаю, ты говорил. Ты, то ли яндекс, то ли гугл, то ли твиттер придумал. Думаю, врешь, конечно. Нет, Гугл я придумать не мог. Я философ по образованию. Философ. Философ. А как ты себе философ объясняешь все эти метаморфозы? Сон, а теперь вот это. Летиция. Шарон. Это её настоящее имя. Я, правда, всегда мечтал о такой женщине. Именно о такой. Именно её в пятнадцатилетнем возрасте я увидел в модном журнале «Неккерман» семьдесят пятого года издания. Именно она. Вот такая. Блондинка. С голубыми бездонными глазами. Ногами от ушей. Третьим размером груди. И обязательно умная. Едкая. Стервозная. Так я представлял себе, замусоливая журнал и онанируя, пока дома никого не было. Я знаю каждый изгиб её тела. Каждую гримаску. Было время, я засыпал с её именем на устах. Знаете, как я тогда ее назвал? Да. Героиня обязательно должна иметь имя. Да. Вы угадали – Летиция Шарон. И вот сейчас, несколько минут назад полностью выдуманный мной в отрочестве персонаж занимался со мной сексом в самолете, который летит в Антарктиду. Браво, Сама. Муил. Мудил. Мудвил. Может я в коме? О чем ты думаешь? Ты не со мной? Ты меня разлюбил? И поцелуй, поцелуй, поцелуй. Бог мой Яхве, как мне нравятся её поцелуи. Никто так больше не может целовать. Когда ты уходишь от меня в свои мечталки, мне так грустно становится, так одиноко. Не блосай меня. Холосо? Шепелявит. Как маленький ребеночек. Сейчас заплачу. Обнимаю тебя. Летка, Летка, сладкая конфетка. Райское ощущение – прижимать тебя к себе. Как мне нравится, что у тебя светлые светлые мягкие мягкие волосы. Глаза как у младенчика, голубенькие синенькие зелененькие серенькие в крапинку. Я обожаю тебя, мой мальчик. И у тебя слезки в глазах. Мы сейчас как две подружки нежничаем, секретничаем. Давай я тебе засуну пальчик в попку? Блин, Летка. Пошла ты… Со своими глупостями. Отстань. Дай покурить. Выпьем? Не хочу сейчас думать. Если сейчас начну думать, сойду с ума. Ну, вот, сумки какие-то. Там должно быть. Смотри. Чивас. Как на заказ. Оп. На. Пей. Кисло. Горько. Обжигает. Буду все равно пить, пока не напьюсь. Я тоже. Я так счастлива. Я, когда тебя первый раз увидела, ты мне жутко не понравился. А когда ты меня первый раз увидела? Во сне. Так у девушек бывает всегда. Они женихов всегда во сне видят. Ну и как. Кхе. Кхе. Надо закусывать. Или запивать. А то обратно все назад полезет. Я увидела тебя… Ну, мне сон снился, как будто я картинка в журнале. А ты на меня смотришь. Молодой такой, прыщавый и дрочишь. Кха. Кха. Постучи по спине. Летка. Вздохнуть не могу. Виски не в то горло попало. А-а-а! Мне кажется я чуть не сдох. Уф. Самуил Печник. Не смотрите на меня так. Я пошутила. Я все же молодая писательница. Меня скоро издадут. Я должна периодически тренироваться в таких фантазиях. Ха-Ха-Ха. Стерва. Я – сука. Я же тебе говорила. И я всегда такой буду. Если я изменюсь и стану добгой домохоздяйкой. Ты меня бдосишь. И будешь тдахать мододеньких секдетарш. Хватит коверкать слова. Ну, выпей, родной. Напейся. Я не буду ругаться. Я не хочу. Не могу. Мне тревожно. Страшно. Жутко. Что-то жуткое произошло. А я не понимаю что. Ничего. Ничего не произошло. Я люблю тебя. Я здесь. Я – существую. Не сомневайся. Я не сомневаюсь. Вижу, что сомневаешься, по глазам вижу. У тебя глазенки такие испуганные-испуганные, как будто на тебя отряд зомби вышел. Слушай, можно я немного посплю? Немного совсем чуть-чуть. Ладно? Спи. Спи. Только давай сначала на облака посмотрим. Давай. Кучевые. Землю не видно. Думаешь, Земля есть? А вдруг там под облаками ничего нет? Совсем ничего? Совсем ничего. А что это – ничего? Ну, мы же не видим – ничего скрыто от нас облаками. Поэтому сказать об этом ничего, мы ничего не можем. Мы засмеялись с ней громко, почти истерично. Сеня, мы с тобой такие придурки. Да. Это же прекрасно. Это замечательно восхитительно. Да, восхитительней только секс. Ты намекаешь, но я хотел поспать. После этого будешь спать как убитый. Могут пилоты войти. Да, но они могут к нам присоединиться. Сучка. Задушу. Задуши. Я жду. Это так эротично умереть от удушья. Я верю в то, что в момент смерти испытываешь сильнейший оргазм. Я слышала, что когда мужчин вешают, они кончают. А женщины, ты не знаешь, что происходит у женщин? Они писаются. Фу, как пошло. Поцелуй меня. Меня… меня …меня… меня… меня… Ня… Ня… Ня… Ня… Ня… И так три минуты. Думаете я засекаю время? Нет. Я точно знаю, что прошло три минуты. Сама, ты опять уходишь в себя. Спи. Я сама одену тебе трусы. Я буду курить, пить виски и смотреть в окно. Кури, пей виски, укрывай меня пледом, целуй на прощание. Почему на прощание? Я думаю, что я сейчас все-таки проснусь и буду всю свою жизнь жалеть о том, что я не остался в этом прекрасном сне. Но надо все же возвращаться в свою нормальную жизнь, мы завтра собрались в «Сандуны». Надо бабок где-то найти основателю Твиттера. А с другой стороны. Здесь у меня деньги. Любимая женщина. Да, я в нее влюбился! Сейчас уже окончательно и бесповоротно. Но есть в этом мире одна неприятная вещь – неизвестность. Деньги могут, как пришли, так и уйти. И Летиция может опять вернуться на страницы своего модного журнала. А там – реальность, там – мама. Там – друзья. Какой-никакой бизнесок. Родственники всегда помогут. Но даже если я совсем работать не буду, можно сдать внаем бабушкину квартиру на Тверской и жить припеваючи. А здесь? Может я наврал про Гугл. Может я банк здесь, в этом мире, ограбил и еще пяток охранников убил. И ждет меня, дожидается электрический стул, веревка или пуля. Надо мне на себя посмотреть. Летка, дай зеркало. Что? Она поставила стакан на пол. Зачем? Прыщик, я думаю, под глазом вскочил. У меня нет зеркальца. Я не вожу с собой. Сходи в туалет. Там наверняка есть. Взяла стакан, поставила на подставку, укуталась пледом. Из окон падал яркий свет. Я пошел в хвост самолета, в туалет. Открыл дверь. Есть зеркало. Взглянул с опаской. Да нет – вроде я. Мордашка известная мне с детских лет, только видоизменившаяся с годами. Последний раз я себя в зеркало видел тридцать первого декабря. С тех пор только щетина отросла. Решено. Засыпаю. Настраиваюсь. И просыпаюсь опять у себя в кроватке. Один. Ставлю третью сторону Таго Маго. Поцеловал страстно Летку в щечку. Обнял крепко-крепко. Попрощался. Подлец я. Бросаю девушку по-английски. Она не знает, что это прощальные объятия. Прижалась доверчиво, потерлась об меня щечкой. Самка, ты что плачешь? Ты такой сентиментальный. Поспи. Сел. Откинул кресло. Закрыл глаза. Засыпаю. Засыпаю я быстро. Снится мне сон. Будто я проснулся опять у себя в квартире, да, да, той самой. Поставил третью сторону Таго Маго. Но заиграло не «Таго Маго», а запела, закрутилась, завертелась совсем другая песня. Что это за песня? До боли знакомая, с самого детства известная. Что с памятью моей стало? Ба. Да это же Donna Summer – I feel love. Вот это сюрприз. Вот это неожиданность. Настроение ого, как улучшилось! Пустился, можно сказать в пляс. Стал искать Джойса. Где же ты, где? Такая здоровенная книжка и пропала. «Уллис», «Уллис», шары сдулись. Вижу в дальнем углу какое-то шевеление толстое. Вы кто? А это Паша и Петя, собственной персоной стоят не шелохнувшись. И на одном футболка белая-белая с красной надписью – «ЛЮБОВЬ», а на другом черная, но также с красной надписью – «LOVE». Вы манекены что ли? Звуки безалкогольной кокаиновой электронной психеделии от Джорджио Мородера еще в мозг забираться стали. Настойчиво так. Задолбали. Где текила? Текилы нет. Страшно, сил нет. Что происходит? Что происходит с моей жизнью. Где сон? Где явь? Самое обидное, что я почти не пью и никаких веществ не употребляю. А в роду у нас психов отродясь не было. Я сплю? Я сплю. И я всю жизнь, что ли, спал? Мама права была, когда мне это говорила? Что делать? Что делать? Мать вашу… Стоите, как будто вам на кнопку «Выкл.» нажали, как манекены. Спокойно. Выпить нечего. На помощь звать бессмысленно. Может Богу помолиться? Единственное, что остается. Хотя, я не очень чтобы верю. Но выхода у меня, Господи, нет. Сейчас только на тебя надежда. Помоги, прошу. Первый раз в жизни. Максимум третий. К Тебе взываю. На Тебя уповаю. Иже еси. На колени встал. Лбом в пол уперся. Лежу. Может это не сон? Может придурки эти манекены свои занесли в мою квартиру пока я спал? И «Улисса» украли. И текилу выпили. Кто бы сомневался. Зачем я живу? Кто я? Откуда пришел? Куда иду? Помоги! Сука! Ну, помоги, пожалуйста. Я же не виноват, что меня безбожником воспитали. Должен же Ты иметь хоть какое-нибудь сострадание! Я же вообще ничего не понимаю. Я живу как на автомате. Убери меня. Ничего не изменится. А кого это кстати меня? Кто я? Кто ты? Запутался. Похоже, нет тебя, старичок. Был бы ты, совсем здесь другой коленкор закручивался. Любишь ты всех. И поэтому всех с такой извращенной и нечеловеческой жестокостью на тот свет отправляешь. Нет, бывают исключения. Дедушка мой во сне умер. А зачем он жил? А что у меня есть? Мама. Набрать ей во сне! Бредовая идея! Мобильник! Мама! Да, Самуил! Ты что так рано? Что-нибудь случилось? Да, случилось! Я перестал понимать, где сон, а где явь? Это не новость. Для меня, по крайней мере. Это у тебя с детства. Что мне делать? Как говорят мудрые евреи, если не знаешь, что делать – иди спать. Иди спать, мой птенчик. Мама любит тебя. Все будет хорошо. Хочешь, я приеду? Нет, мама. Ты знаешь, хм, я и вправду пойду спать. Спокойного утра, мама! Доброго утра, Сама! Мама, мама, если я сейчас пойду спать, угадай, где я проснусь. В самолете, рядом с Летицией. Лети, лети летчик. Лети, лети самолетик. Лети, лети я. Лети! Дай мне попить что-нибудь. Открой ротик, родной мой, сладкий мальчик. А! Виски с колой. Эликсир жизни. Летка. Давай я для тебя подвиг совершу? Какой? Спасу тебя из рук разъяренных арабов. Это долго. Это надо в Афганистан лететь. Тебе это надо? Нет. Я люблю тебя просто. Хочу заботиться о тебе. Дрова что ли везете? Эй амиги? Что происходит? Самолет затрясся, завибрировал очень нехорошо. Двигатели загудели. Очень нехорошо. Самолет снижаться начал. Очень-очень нехорошо. У меня сердце упало в желудок, даже ниже. А ты спокойная. Закрыла глаза, виски пьешь. Потянулась за сигаретой. Имею же я право зайти в кабину к пилотам? Спросить как дела. How do you do? Английский все пилоты знают. Иначе как бы они с диспетчерами разговаривали? Английский – язык международного общения. Да. Я знаю пару слов. Даже тройку. Я боюсь открыть дверь. Боюсь увидеть там что-то страшное. Летка! Я боюсь открыть дверь! Боюсь увидеть там что-то страшное! Не бойся. Я с тобой. Мысленно вместе. Я засыпаю. Не могу держаться. Давай, я теперь немного посплю. А ты порули реальностью. Рулю. Рулю. Открыл дверь. А самолетом никто не рулит. В кабине никого нет. Опять проблема. Может воспользоваться старым маминым советом и пойти спать? Внутренний голос мне говорит, что сейчас самое неподходящее время воспользоваться этим советом. А другой внутренний голос говорит, что самое время. Самолет разобьется. Ты умрешь во сне, как твой дедушка. Но попробуй спасти ситуацию. Я не могу. Не хочу. Я никого не люблю. Я хочу умереть. Я запутался, устал, зае. ался, разуверился, не понимаю в чем смысл жизни. Смерть – самый лучший выход. Но, ты стоишь за моей спиной… Сёмка, где пилоты? Не знаю. Но они не могли выпрыгнуть? Не могли. Здесь только один выход. Что происходит? Ты знаешь, я не понимаю. Я жил размеренной, непрерывной, понятной жизнью. Всё у меня было. Правда и проблемы тоже были. Следователь… Но до суда дело не дошло бы. Мы денег дали. У дяди двое знакомых – федеральные судьи. У меня ТАМ, всё схвачено. А здесь у меня только ты и самолет-беспилотник. И до смерти… За что мне это? Когда я перестал управлять своей жизнью? Ты никогда не управлял своей жизнью. Это иллюзия. А что делать? Я буду спокойно допивать виски. А ты попробуй посадить самолет. Ты же мужчина? И пошла, и спокойно села в кресло, демонстративно взяла стакан с виски, закурила, стряхнула пепел на пол, и смотрит на меня своим фирменным сучим взглядом. Ты что не понимаешь, что самолет сейчас разобьется и всё? Дальше ничего не будет. Ты с ума сошла? Ты не понимаешь? Что ли ничего? Ну вот, я плачу. У меня в горле ком. В груди жжет. Слезы ручьем. Мне себя жалко. Мне себя так жалко. Эх, Семка, Семка! Ты-то хоть, как мужчина кончишь во время смерти. А я обоссусь. Тебе меня не жалко? Может вместо того, чтобы плакать, попробуешь вырулить? Вон штурвал. Попробуй связаться с диспетчером. Делай что-нибудь. И смотрит на меня, как на раба. Хозяйка. И так ведь всю жизнь дальше будет. Вхожу в кабину. Сажусь, вижу небо и землю. Всё белое. И страх прошел. Когда за штурвал держишься, страх пропадает. Появляется уверенность, что рулишь. Я всегда хотел порулить. Машиной, яхтой, самолетом. Штурвал осторожно на себя. Должен перестать падать. Штурвал до упора на себя. Ничего не происходит. Штурвал направо. Нет контакта. Штурвал налево. Летка штурвал не работает! Кнопочки понажимай. Может штурвал отключили. И сидит, не встает, вот у человека железные нервы. Самолет снижается, я это чувствую. Да и чувствовать не надо. Земля приближается, хоть и не так быстро. А ладно. Кнопку нажал, рычажок. Надписи какие-то. Но я ни по-английски, ни по-испански. Все рычажки и кнопочки истерично нажал, ничего не происходит. Лет, нам сломанный самолет подсунули. Мы сейчас разобьемся. Я подсел к тебе, хотел обнять на прощание. Любимый, сделай так, чтобы мы пожили еще чуть-чуть. Сделай так, чтобы мы не разбились. Как? Я не знаю. Сделай. Ты можешь. Я верю в тебя. Нет, я знаю. Я чувствую. Не плачь милая, я люблю тебя. И от любви моей, я намерение имею прекратить этот падающий бардак. Так, встал, попрыгал. Прыгаю мощно вверх-вперед-вниз. Руками достаю до потолка. Встал на руки. Походил немножко. Ты удивленно и восхищенно провожаешь меня взглядом. Я люблю тебя, я понял, как же я люблю тебя. Я отвечаю за тебя. Я отвечаю за всё. Я должен расшириться до размеров всего мира. Я должен накрыть собой весь мир. Не дать никому умереть. Объять их всех необъятных моих. Заласкать, зацеловать. Я вас раньше ненавидел. Считал тупыми, мерзкими, гадкими тварями. Недостойными жизни. Всех без исключения, я считал вас мерзким фоном моей никчемной жизни. Боже, как я ошибался. Какие вы все классные. Как вас можно делить на маньяков, убийц, тупиц, святых, пьяниц, хорошеньких девушек. Вы все – одно. Это же очевидно. Вы не здесь одно – вы там одно. Пока я так думал, я стал самолетом. Я ощущаю крылья свои, хвост свой, фюзеляж свой, двигатели-пропеллеры мои. Ай-люлюшечки-люли! Людей внутри себя, топливо в топливных баках. Холод антарктический, приближающуюся землю. Могу ли я неуправляемый полет превратить в управляемый? Могу. Да. Тяга чуть поменьше. Закрылки поднять. На меньших оборотах. Планирую. Что еще? Выпускаю шасси. Как эротично. Топлива хватает. А зачем я выпустил шасси? Чтобы сломать их к чертовой матери. Надо садиться на брюхо и долго-долго скользить и одновременно тормозить двигателями. Есть подходящее место для посадки. Ровное, гладкое. Как я могу видеть? Очень просто. Я встал в кабину и смотрю глазами, что происходит. Начинаем посадку. До земли (льда, снега) 377 метров. 233, 144, 89, 55, 34. Сейчас. Давай. Коснулся снега. Выдал фонтаны ледяные из-под себя. Подпрыгнул, чуть взлетел. Опять скользнул по льду. Торможу, как могу. Двигателями. Мозгами. Подкрылками. Закрылками. Открылками. Мать твою! Убьемся! Уеб. мся! Все скрипит, трещит. Грозит развалиться. Я потерял сознание.

Сладкая жизнь. Сладкая. Вода. Ах. Открыл глаза. Прости, воды нет. Есть только кола. Пепси? Кока. Мы живы. Я посадил самолет. Резко сел. Я люблю тебя. Я ни капельки. Нисколечко не волновалась. Я… я… Обняла меня. Целует. Мы все в коле. Дай виски. Я теперь тоже напьюсь. У нас много. Целый ящик. Больше нет вопросов. Я могу всё. Если надо, перепрыгну через Северный Ледовитый океан в Москву. Сёмка, мы в Антарктиде. Тебе надо Индийский перепрыгнуть. Не вопрос. Целует. Губки нежные. Язычек-шалун. Слюньки сладкие. Слюнькина Лета, зубки кусачие. Ручки шаловливые. Я наберу в рот виски и напою тебя. Давай, извращенка. Давай маньячка. Сексулячка. Губы, виски, сладкие. Обжигающий поцелуй. Огненный. Мы боги огня. Мы боги земли. Мы боги Огненной земли, огненной воды и обжигающего сахарического. Сахарного, пустынного. Сладкого ветра. Раздевайся. Идем купаться в снегу. Мы живы. Мы жи-и-ивы! Нас обязательно найдут. Нас будут искать. Смотри. Какое небо. Какое солнце. Ласки. К черту ласки. Я хочу жесткого секса на снегу. Ты сексуальный маньяк. Да я хочу грубой неотесанной жизни, после нашего чудесного спасения. Нас спас не бог. Нас спас я, твоя любовь, везение, помощь космоса. Безличного, черного пофигиста, который неожиданно повернулся боком к нам в своем миллиарднолетнем сне и случайно выпихнул нас на сторону жизни из стороны смерти. Это я говорю уже вне самолета на снегу. Как же холодно. Ну его к черту раздеваться, займемся этим в самолете. Ты не против? Нет. Жизнь прекрасна. Черт возьми. Выпьем для разогрева. Для разогрева перед чем? Перед ночью. Ночи не будет. Солнце не зайдет за горизонт. Так здесь всегда в это время года. Как отвратительно. У тебя есть очки солнцезащитные? У меня тоже нет. Нас никто не найдет. Мы замерзнем здесь. Это не страшно, Сямка, совсем не страшно. Нас найдут, иначе получается все зря. Зря летели, зря спасались, зря садились. Даже в кино не бывает такого, что люди только что спаслись и сразу умерли. Не бывает. Бывает! А я говорю, не бывает!! Бывает!!! Приведи примеры. «Всадник без головы». Что «Всадник без головы»? Он не спасся. Он ехал, счастливый, думал, что все будет хорошо, а его убили, отрезали голову и он долго-долго наводил ужас на окружающих. Мы тоже будем ходить по Антарктиде и пугать туристов и полярников. Ах-А-А-А-Р-Р-Р. Типун тебе на язык, Летка. Но давай заберемся в самолет, а то у меня зуб на зуб не попадает. Не хочу мне не холодно. Насладись величественным видом. Мертвым вот уже много тысячелетий. Мертвым и холодным. Полгода – день, полгода ночь. Снег. И все. Ты глубокая, ум-м-мная. Пойдем. Холода нет, Сяма. Холод – это брат жары. Старший причем. Поешь снег. Он вкусный. Девственный. Лет, мне страшно. Страшно что? Умирать? Жить? Не знаю. Страх сковал холодом мои ноги и руки. Я сел. Я снял шапку. Я ничего не понял, я ничего не знаю, я не думал, что может быть так, что из-под тебя выбивают эту точку опоры – повседневную реальность. Подсовывают вместо нее сразу три реальности. Ты перестаешь понимать какая из них настоящая и умираешь от страха. Значит та настоящая реальность для тебя всё, а ты – никто. Ноль без палочки. Или палочка без нуля. Зачем я жил? Глупо. Бесцельно. Окружил себя дерьмовой жизнью. И как только у меня это дерьмо, внутри которого я жил отобрали… Жук-навозник. Но я у тебя осталась. Я у тебя осталась? Жучек ты мой любимый. Я что вслух размышлял. Нет, я мысли умею читать. Молодец. А что будет после смерти? Скоро узнаешь. Или не скоро. А вдруг там ничего нет? Вдруг я умру навсегда? Я так не хочу. Хочешь. Нет. Да. Хватит говорить чушь. Я не говорю чушь. Ты хочешь. Чего я хочу?

Танцевать. Вот чего ты хочешь. Танцевать? Да, пригласите, сударь, даму на танец. Можно… Я… Бред какой. Мудрые ирландцы говорили, если ты не знаешь, что делать дальше – танцуй. Я серьезно. У тебя больше в жизни ничего не будет, кроме этого танца, этого неба над головой, этого солнца, этого снега. Моих глаз. В них вся вселенная. Мы стоим друг напротив друга, смотрим друг другу в глаза. Я никогда раньше так долго не смотрел никому в глаза. В них и правда вся вселенная. Я забыл, как меня… Кто я? Откуда пришел? Куда иду? Раз. Два. Три. Раз. Два. Три. Раз. Два. Три. Па-Бам. Па-Бам. Па-Бам. Пам. Пам. Пам. Па-Бам. Па-Бам. Па-Бам. Пам. Пам. Пам. Любимая. Я всегда буду с тобой. Я никогда и никуда тебя не отпущу. Я разучусь говорить, чтобы не быть скучным и занудным. Всезнающим и умным. Я буду только танцевать. Только нашептывать тебе на ушко этот мотивчик легкомысленный и пошлый. Любимый. Я отпущу тебе на все четыре стороны, а сама буду ветром нежным неуловимым, ласкать твои завихряющиеся вихры волос соломенных. Буду снаружи внутри. Буду любить тебя, как ты меня, только чуточку больше. Нет, я буду больше. Не упирайся глупенький. Уступи девушке. Хорошо. Днем антарктидическим буду любить я тебя сильней, ночью ты меня. Как ты выговорил это слово? Повтори. Так смешно. Ан-тар-кти-ди-чес-ким. Ты гений. Ты маленький еврейский гений. Прошу не поминать всуе мою национальность. О, чистокровная славянка Летиция Шарон. Слышишь? Это вертолет. Нас нашли.