Текст книги "Беда преследует меня"

– Взяты прямо из протоколов суда.

– Хефлер захочет узнать об этом, если еще не знает.

– Есть и еще нечто такое, что ты можешь ему рассказать, – продолжал Джо своим скрипучим монотонным голосом. – Когда Гектор попал в тюрьму, его жену прогнали с работы. Ей пришлось пойти на улицу, чтобы заработать на жизнь. С тех пор она все время занималась этим и прекратила совсем недавно. Несколько месяцев назад в этом пропала необходимость – она вдруг разбогатела.

– Откуда ты это знаешь?

– От Кейт Морган, бывшей соседки миссис Лэнд.

– Известно ли Кейт Морган, откуда у нее появились деньги?

– Миссис Лэнд сказала, что она получила их от мужа, но не объяснила, где он их достал. – Мысли Джо приняли в это время другое направление, но мне был понятен ход его размышлений. – Смог ли Вэнлесс рассказать тебе что-нибудь о "Черном Израиле"?

– Почти ничего. Он об этом ничего не знает, как вроде бы и все остальные. Организация избегает гласности.

– Это уже само по себе подозрительно, – задумчиво произнес Джо. – Рядовой негритянский клуб или общество рады получить маломальскую рекламу. Я спрашивал об этом Кейт Морган, но она ничего не сообщила. Может быть, она ничего и не знает. Шут ее ведает. Но скорее всего боится. Она видела, что случилось с Бесси Лэнд.

– Ты думаешь, что Бесси Лэнд убили люди из "Черного Израиля"?

– Откуда мне знать, черт возьми? Во всяком случае, теперь это забота Хефлера. – Он опять зевнул и завернулся в одеяло.

Я позвонил Хефлеру и передал ему рассказ Джо. Потом встал и оделся. Делом, конечно, теперь занимается Хефлер, но я тоже не мог бросить его просто так. Я уже принял решение поехать с Мэри в Сан-Диего, ибо это в получасе езды от Тихуаны.

Часть третья
Трансконтинентальный

Глава 6

Два дня спустя, в субботу утром, мы с Мэри выехали на поезде из Чикаго. Удалось взять не самые лучшие билеты: сидячие места от Чикаго до Канзас-Сити и купейные дальше. Когда мы садились в поезд, то обнаружили, что наши сидячие места оказались в общем вагоне.

До отхода поезда оставалось еще полчаса, но вагон оказался уже забит до отказа. Воздух – спертый и тяжелый от множества людей, вынужденных в военное время путешествовать в тесноте. Каждый сидел на занятом месте с вызовом, как будто говоря: ну-ка попробуй согнать! Но наши места, как ни странно, оказались свободными. Мы сели, запасясь терпением до Канзас-Сити, где наконец-то сможем пересесть в купе.

Неестественные позы пассажиров вагона, напряженная обстановка, как будто жизнь остановилась и снова не начнется, пока не тронется поезд, потрепанная обивка сидений, протертые ковры напомнили мне приемную неудачливого зубного врача. И я сказал Мэри:

– Сейчас в дверь просунет голову медсестра и сообщит, что доктор Снелл приглашает следующего пациента.

На сосредоточенном лице Мэри промелькнула улыбка, но она не повернула головы.

Я сделал новую попытку:

– Часто задумываюсь, почему так много людей выбирают для медового месяца путешествие на поезде. Они же знают, что не будет ни комфорта, ни уединения. Медовый месяц – это один из трех или четырех наиболее важных моментов жизни, но все равно они уезжают и проводят его в коробке на колесиках.

– У нас пока не медовый месяц, – отозвалась Мэри. – И я не вижу, чтобы кто-нибудь другой отправлялся в свадебное путешествие.

Она продолжала изучать пассажиров, на время больше заинтересовавшись ими, чем моими попытками завязать разговор.

Наши места оказались в конце вагона, рядом с буфетом. Стратегически выгодная позиция. Напротив нас расположилась женщина средних лет в серой меховой шубе, возможно, из шиншиллы, а может быть, и нет. Рядом с ней сидела девушка лет восемнадцати, смуглая, миловидная, с живым взглядом. Каждый мужчина в вагоне уже отдал ей должное, рассмотрев ее с ног до головы.

Глаза у девушки были темными, но добродушный взгляд вряд ли кто-либо назвал бы застенчивым. Она с вызовом отвечала на оценивающие взгляды.

– Не смотри так, дорогая, – обратилась к ней женщина в почти шиншилловой шубе. Похоже, их отношения были отношениями матери и дочери.

Мое первое впечатление состояло в том, что эта мамаша довольствуется своим положением женщины средних лет и уже вышла из игры. Но когда она сняла шубу, то у меня появились сомнения. На ней было платье того фасона, которые носят женщины лет на десять моложе. Ее животик был в порядке, лишь чуть-чуть округлился, а талия сильно затянута в корсет. Она из тех женщин, подумал я, которые хотят, чтобы их по ошибке принимали за старшую сестру, чего никогда не случается. Позже я узнал, что зовут ее миссис Тессингер, а дочку – Рита.

Интерес Риты к простым смертным нельзя было погасить окриком. С невинным высокомерием повзрослевшей девочки-подростка она наблюдала за мужчиной лет тридцати, который растянулся на сиденье в середине вагона справа от меня.

У него было удлиненное мрачное лицо, бледно-синее в том месте, где его недавно побрили, небольшие черные, близко поставленные, как два распетушившихся соперника, глаза. Невысокие виски обрамляла жесткая щетка таких черных и упрямых волос, что казалось, они взяты из конского хвоста. Мужчина был одет в синий шерстяной костюм, который сидел так ладно, как будто он в нем и родился.

– Интересно, почему он ворчит? – произнесла Рита Тессингер, словно тот не сумел по достоинству оценить предоставленную ему возможность дышать тем же воздухом, который вдыхала она, плавно расправляя свои легкие.

– Не переходи на личности, дорогая, – заметила миссис Тессингер, будто проиграла фразу из знакомой пластинки.

– О чем же тогда можно говорить?

– Давай поговорим о погоде, – предложила осипшим голосом женщина, сидевшая по другую сторону от Риты. – Мерзкая, правда? Эти ветры с озера срывают плоть с моих костей. Я – за солнечный юг.

– Я тоже люблю юг, – согласилась с ней Рита, дабы показать, что она там бывала. – Но мне нравится и Чикаго – там у меня всегда такое радостное настроение.

– Единственное, что можно сказать определенного о Чикаго: это большой город, но от большого города не долго и устать.

Она говорила так, будто ей пришлось пожить во многих больших городах. Любопытно, в каком качестве? В этой остроносой женщине лет шестидесяти с чрезмерно накрашенным обветренным лицом было нечто такое, чего не могла стереть манера одеваться. Голубой шерстяной костюм и огненная блузка были под стать ее ярко накрашенным щекам, но за всем этим камуфляжем скрывались старые глаза, вкрадчивые и искушенные. Когда она двигала руками, то позвякивали навешанные на них многочисленные дешевые украшения. А руки находились в постоянном движении, тряслись, подчиняясь старческой непоседливости. И все-таки в ней что-то было. По крайней мере, она казалась женщиной, побывавшей в разных переделках и сумевшей заработать деньги или добиться власти в другой форме.

Мэри заметила, что я наблюдаю за соседкой, и прошептала с колкостью, присущей всем женщинам:

– Не правда ли, эта шляпа – настоящий ужас?

Так оно и было. Иначе и не назовешь этот огромный, аляповато украшенный головной убор. Женщина представляла собой один сплошной ужас. Но сидевший рядом с ней мужчина, похоже, так не думал. Он часто поглядывал на нее сбоку с наивным интересом.

На первый взгляд, интерес к такого рода женщине не являлся его наиболее заметной чертой. Напыщенная, неуверенная веселость, тщательно постриженные редеющие волосы, начинающие наливаться жирком здоровые плечи, тщательно отутюженный, но уже начавший мяться костюм в полосочку и дорогой яркий галстук объявляли: я – преуспевающий американский бизнесмен. Но большие и тяжелые руки не оставляли сомнений, что он когда-то ими работал, а красивое рубиновое кольцо свидетельствовало о том, что своими руками работать он больше не будет.

Поезд ожил, задрожав, дернулся два или три раза и плавно двинулся. Преуспевающий бизнесмен сделал первый ход.

– Здорово отправиться в путь, правда? – обратился он к объекту своего интереса. – Я думал, что мы никогда не тронемся с места.

– Я тоже так думала, – ответила она. – Вот я и еду в Калифорнию.

– Вы живете в Калифорнии?

– Более или менее. По большей части живу. А вы?

– Нет, я не могу сказать того же. Деловые интересы заставляют меня ездить туда два-три раза в год. Но я никогда не оставался там так долго, чтобы Калифорния успела мне надоесть.

– В чем заключается ваш бизнес?

– Видите ли, я вложил деньги в различные предприятия. В частности в нефть. Если хотите знать, нефть интересует меня все больше и больше. – И он начал рассказывать ей о нефтяном бизнесе.

Не имея собеседника, Рита прикинула, нельзя ли ей поговорить со мной, но наткнулась на взгляд Мэри и скромно опустила глаза. Хотя вскоре опять проявила непоседливость. Она потопала маленькой аккуратной ножкой по коовру и подняла облачко пыли, похожее на дым от отдаленных взрывов.

– Не ерзай, – одернула ее миссис Тессингер, не отрывая своих красивых глаз от журнала "Мадемуазель".

Утро заканчивалось, но никто не собирался в буфет. Пригороды Чикаго убегали назад, в неблагодарное забытье. Быстрый монотонный ритм движения поезда проник в мое сознание и бился там, как крохотное дополнительное сердце. Меня охватывал азарт путешественника, медленно нараставшее возбуждение бегства.

После смерти Бесси Лэнд каждый миг, проведенный в Детройте, содержал в себе частичку кошмара, каждое здание в Детройте имело подвал ужасов. Самому себе я сказал, что еду на юг, на поиски Гектора Лэнда, но в то же время знал, что также убегаю из города, который в моих глазах стал безобразным, и от проблемы, оказавшейся слишком сложной.

Одно лишь смягчало ощущение вины за то, что я уклоняюсь от ответственности, – за это дело взялось ФБР. Хефлер присутствовал на дознании в пятницу и сообщил достаточно, чтобы успокоить меня: расследование не будет приостановлено. Он уже направил людей на проверку организации "Черный Израиль". И пока они собирали факты, было даже неплохо, что официально смерть Бесси Лэнд считалась самоубийством.

Я пытался успокоить свою совесть тем, что сделал и делаю все, от меня зависящее. И все же накатившееся чувство облегчения подсказывало мне, что я убегал. Но вскоре на меня снизошло прозрение, что бегство мое такая же пустая трата сил, как бег белки в колесе или гончей по замкнутому кругу. Куда бы я ни направлялся, везде мне казалось, что крысы роют проходы под землей. Я, как мне думалось, отправился в поездку, стремясь избавиться от всего этого, но вскоре узнал, что обрек себя на долгое путешествие.

Первое объявление о начале обеда вывело меня из задумчивости.

– В последнее время из меня не получался хороший собеседник, – сказал я Мэри.

– И что? Вы мне нравитесь, когда молчите, может быть, даже больше, чем когда говорите.

– Я хочу, чтобы меня любили только за мое красноречие.

– Этого не удалось достичь ни одному человеку. Оставьте, давайте лучше займем очередь в буфет, пока она не стала слишком длинной.

Стоя за ней в очереди, я подул ей на шею и заметил:

– Да и вообще: то, что я вам хочу сказать, не скажешь, когда вокруг столько народу.

Она отозвалась наилегчайшим прикосновением плеча к моей груди. Утро, которое представлялось довольно мрачным, сразу стало успешным, и мысли о радости совместной поездки подействовали на меня как вино. Но самым неприятным бывает похмелье от кувшина вина.

Старая дама, которая стояла перед Мэри, повернула голову и, найдя ее симпатичной, сказала:

– Не безобразие ли это, когда нас вот так заставляют стоять в очереди за обедом? Я заявляю: если бы знала, что все это будет так, никогда бы не уехала из Гранд-Рэпидз!

– В эти дни происходят большие переброски войск, – ответила Мэри.

– Ну и что? Правительство должно заботиться о людях, которые платят свои денежки. – Дама увидела мою форму и умолкла. Мэри стрельнула в меня веселым взглядом.

– Когда-то было удовольствием пообедать в поезде, – произнес мужчина, стоявший за мной. – А теперь я ем то, что удается достать, и считаю, что мне повезло. Но, в конце концов, сейчас же война. Не так ли, сэр?

Говорил толстый мужчина, нефтяной бизнесмен. Я повернулся, чтобы отреагировать на вопрос, и увидел женщину в огненной блузке, которая стояла рядом с ним. Да он, похоже, действовал быстрее, чем могло показаться.

Очередь постепенно продвигалась вперед, и кончилось тем, что мы все четверо оказались за одним столом: я и Мэри – с одной стороны, а нефтяной магнат и его компаньонка – с другой.

– Моя фамилия Андерсон. – Мужчина протянул мне через стол руку. – Очень приятно познакомиться с вами, младший лейтенант.

– Моя фамилия Дрейк. А это – мисс Томпсон.

– А это – мисс Гриин, – представил Андерсон.

Мисс Гриин приоткрыла рот, показывая зубы, чересчур хорошие, чтобы быть настоящими, и произнесла легким шутливым тоном:

– Оказывается, все-таки у вас не свадебное путешествие. По тому, как вы смотрели друг на друга, я подумала, что у вас медовый месяц.

Мэри покраснела и сказала:

– Мы просто друзья.

– Прекрасно! Вы оба еще молоды, – воскликнула мисс Гриин. – У вас впереди масса времени.

– Это мы, пожилые люди, должны собирать бутоны, пока можем, – вставил Андерсон. – Так ведь?

Мисс Гриин невольно засмеялась и от автоматической зажигалки прикурила сигарету с мундштуком карминного цвета. От дрожания ее руки пламя прыгало, как на ветру. Что-то в ее внешности напомнило мне больницу, и я подумал, не страдает ли она серьезной болезнью.

– Полагаю, вы в отпуске, мистер Дрейк? – спросил Андерсон. – Завидую вам, молодые люди: вы получаете такой богатый опыт в этой мужественной войне.

– Да, я около года провел в южной части Тихого океана. – Я присмотрелся к нему повнимательнее. На самом деле он не был очень уж пожилым – скорее всего, разменял пятый десяток. Хотя по его лицу, пухленькому и приятному, с задорными мальчишескими голубыми глазами, трудно было точно определить возраст.

– Вот это мне и нравится в путешествиях на поезде, – произнесла мисс Гриин. – Всегда знакомишься с новыми людьми, а я никогда не устаю от новых знакомств.

– Мне это тоже нравится, – поддержала ее Мэри с оттенком иронии в голосе. – Поезда, корабли, машины и автобусы – отличные места, чтобы заводить новые знакомства.

– А также фуникулеры и моторные лодки, – добавил я.

Мисс Гриин оказалась вовсе не такой тупой, как мне подумалось сначала. Она не сдержала смешок, который закончился приступом кашля. Откашлявшись, она проговорила:

– Не забудьте про метро.

– Мне больше всего нравится в Америке то, как легко американцы знакомятся, – развил эту тему Андерсон. – Наиболее интересные мои знакомства, завязались именно в поездах. Причем этих людей я раньше не видел и никогда не увижу снова. Что вы скажете на это, мистер Дрейк?

– Да, вы правы, – ответил я.

Посредственный обед мы немного оживили такого рода разговором. Когда же вместе вернулись в наш общий вагон, мистер Андерсон и мисс Гриин все еще были с нами. Мне показалось, что я ему понравился, и ужаснулся, узнав, что он едет вместе с нами до самого Лос-Анджелеса.

Однако он компенсировал свою болтовню тем, что объявил о наличии у него бутылки шотландского виски и предложил откупорить ее, чтобы закрепить нашу трансконтинентальную дружбу. Из новой скрипящей кожаной сумки он извлек семисотграммовую бутылку. Официант принес нам из буфета бокалы и воду, и мы приготовили себе по порции виски с содовой.

– Вам нравится? – спросил Андресон.

Я ответил утвердительно. Андерсон произнес несколько дежурных фраз об огромных перспективах нефтяного бизнеса.

Мужчина, который сидел рядом с ним, наклонился вперед, облокотившись локтем на колено, и внимательно слушал, как будто давно ждал случая узнать о перспективах нефтяного бизнеса, и такой случай ему представился. Он был невысокого роста, с волосами песочного цвета, а в общем имел внешность клоуна или артиста, играющего характерные роли. Черты его лица противоречили друг другу: смелый лоб и робкий подбородок, грубая приплюснутая переносица мопса и нежный чувственный рот. Голубые глаза готовы были принять любое выражение.

Особенно часто они останавливались на Рите Тессингер. Это и оказалось подлинной причиной того, что он наклонился вперед. Пока ему не удалось привлечь к себе ее внимание, но он не прекращал попыток, то и дело переводя взгляд с Риты на бутылку виски, которую Андерсон поставил рядом с собой.

Когда мужчина сделал второй круг обзора, Андерсон предложил ему виски. Тот выпил свою порцию быстро и без всякого выражения, потом слегка вздохнул.

– Вы – хороший человек, – произнес он. – В моем чемодане есть бутылка американского виски, но его не сравнишь с вашим. С ним ничего не сравнишь. Между прочим, меня зовут Тедди Трэск. Называйте меня Тедди. Так поступают все. И правильно делают. Меня назвали в честь Теодора Рузвельта. Отец был членом республиканской партии, которая голосовала за Теодора Рузвельта, и остается им до сих пор – с 1912 года больше в выборах не участвовал.

Последовало знакомство, и вскоре бокалы опять наполнились.

– Забавно получается, – произнес Тедди Трэск, говоря достаточно громко, чтобы могла услышать Рита Тессингер. – Не так давно я был в Шотландии и ни за какие деньги не смог там достать прославленного напитка. А по возвращении в Штаты меня угощают шотландским виски.

– Что вы делали в Шотландии? – спросила Мэри.

– Мистер Андерсон, – продолжал Тедди Трэск, – вы уникум. Вы – первый человек, который угостил меня шотландским виски за последние полгода. Нигде в Европе не смог найти и капли этого напитка.

Рита Тессингер наблюдала за ним с повышенным интересом. Миссис Тессингер оторвала свой взгляд от журнала, еле слышно фыркнула и вновь углубилась в чтение.

– Простите, – запоздало ответил Тедди Трэск Мэри. – В Европе я выступал перед солдатами. По три концерта в день в течение шести месяцев. Веселое занятие. Теперь меня просят выступить на Тихоокеанском театре военных действий. "Где Трэск? – спрашивают Нимиц и Макартур. – Нам нужен Трэск". И вот я еду.

– Какие вы даете представления?

Он извлек сигарету из-за левого уха Андерсона и закурил ее со смущенной улыбкой. Рита Тессингер возбужденно засмеялась.

– Я – фокусник, – ответил Тедди Трэск. – Иллюзионист. А также угадываю мысли.

Рита впервые заговорила:

– Пожалуйста, продемонстрируйте, как это делается. Мне очень хочется, чтобы прочитали мои мысли.

– Любого другого, но не ваши. Мне вы нравитесь такой, какая вы есть – загадочной.

Она вспыхнула от возмутительного комплимента, но проглотила его.

– Во всяком случае, я бы хотела, чтобы вы показали несколько трюков. Думаю, проделки фокусника очаровательны. Правда, мама?

– Очень, – односложно произнесла миссис Тессингер.

Но Тедди Трэск и не нуждался в понукании. Он раскрыл черный кожаный чемодан и подготовился. Потом, в течение часа или около того, он показывал свой набор фокусов. Превращал стакан риса в коктейль из виски с содовой водой, выполнил все вариации фокусов с кольцом, проделал трюки с картами и вынимал неожиданные предметы из боковых карманов Андерсона, из шляпы мисс Гриин, из сумочки Риты Тессингер. Поезд полз среди плоской, покрытой снегом фермерской равнины Иллинойса, проехал над замерзшей Миссисипи и уже начал пересекать Миссури. Бутылка шотландского виски опустела, и мы с Тедди Трэском распечатали свои бутылки бурбона.

Миссис Тессингер сдалась, позволив сделать коктейль для себя и немного налить Рите.

– Вы сказали, что можете читать мысли, мистер Трэск, – вспомнила Рита, когда он укладывал свой реквизит. – Думаю, было бы очень интересно, если бы вы угадали чьи-нибудь мысли.

– Мне не надо было так много болтать. Видите ли, без помощника я не могу сделать многого.

– Я буду помогать. Скажите, что надо делать.

Он заулыбался, как сатир.

– Я бы хотел воспользоваться вашей помощью. Но мне нужен натренированный партнер. А в данный момент мой партнер находится во Фриско.

– Что, она поедет вместе с вами на Тихий океан?

– Это – он, к сожалению. Конечно, он поедет.

– Не понимаю, зачем вам нужен партнер?

– Конечно, можно читать мысли и одному, но к этому надо подготовиться. Гораздо лучше проводить такой номер вдвоем. Я и Джо играем довольно запутанную сцену. Вот бы вам при случае посмотреть ее.

– Я бы очень этого хотела.

Он снова налил бокалы и роздал их по кругу.

– Весьма запутанная небольшая сценка, – повторил он добродушно, держа только что налитый бокал. – Обычно я нахожусь на сцене, а Джо среди зрителей. И вот он предлагает кому-то вынуть что-нибудь из кармана и просит держать вынутое в руках. И тут же – находясь на сцене, понимаете? – я называю зрителям, что у них в руках. Как, вы думаете, я это делаю?

– Полагаю, у вас есть какая-то система сигнализации, – высказал я свое предположение.

– Это, конечно, очень интересно, – заявил Андерсон с довольной мальчишеской улыбкой.

В нашем конце вагона все слушали актера, за исключением смуглого мужчины с удлиненным угрюмым лицом. Он наполовину повернулся на своем сиденье и, нахмурившись, смотрел в окно на залитую водой землю северо-восточной части Миссури, как будто нес за это личную ответственность.

– Понятно, что у нас есть сигнализация, – продолжал Тедди Трэск. – У нас дюжина таких систем. Например, Джо прикасается к своему левому глазу – значит, губная помада. Он трогает правый глаз – часы, поглаживает волосы – носовой платок. Это простейший вид сигнализации. Но, например, у меня завязаны глаза... Тогда такая система не годится. Что же делать в этом случае?

– Тогда вы можете получать звуковые сигналы, – предложил я выход. – Ключевые слова, которые для вас что-то значат, но их смысл скрыт для других.

– Послушайте, этот парень быстро соображает, – сказал Трэск, обращаясь к Андерсену.

– Быстро соображает – это верно подмечено, – подхватил Андерсон.

– Конечно же мы пользуемся ключевыми словами, – продолжал свои объяснения Тедди. – Трудно определить, какая система лучше, но, на наш взгляд, лучшая система – это говорить синхронно. Вот послушайте. Джо и я стали практиковаться с помощью метронома. Мы установили этот прибор на скорость в одну секунду и тренировались, ведя под него счет. На это мы тратили по три-четыре часа в день почти целый месяц и достигли такого результата, что могли считать до ста и всегда совпадать по номеру.

– Так вот, мы начинаем представление. Я нахожусь на сцене, глаза завязаны, а Джо – среди зрителей. Он разговаривает и дает мне сигнал начинать отсчет. Мы начинаем считать вместе. Он продолжает использовать свой жаргон, то есть что-то говорит и одновременно считает. Потом посылает мне сигнал. Стоп! Мы оба прекращаем счет и оказываемся на одном и том же номере, понятно? Допустим, это – тридцать пять. Тридцать пять – дамская брошка. Сорок пять – автоматическая ручка. Каждый номер заменяет название вещи.

– Это очень умно, – восклицает Рита. – А как быть, если появится что-то не предусмотренное нумерацией?

– Практически это невозможно, – гордо произнес Тедди. – Люди носят в карманах или сумочках не больше ста разных вещей. Конечно, нам приходится менять значение цифр для военной аудитории, но лишь немного.

– Я думал, что разбираюсь в кодах, – произнес я. – Но о временном коде услышал впервые. Вы сами его изобрели?

– Конечно. Мы с Джо придумали много кодов. Я пытался предложить некоторые из них армейской сигнальной службе, но их это не заинтересовало. Они считают, что наши коды хороши только для развлечений.

Я обратил внимание на то, что маленькие черные глазки человека у окна теперь следили за рассказчиком. Его немигающий змееподобный взгляд вселял в меня какое-то неприятное ощущение. В его длинном, с мускулистыми плечами туловище тоже скрывалось что-то от змеиной угрозы. Меня заинтересовали коды Тедди Трэска, и я хотел послушать об этом еще. Они подействовали на мое воображение возбуждающе, как будто я получил ответ на когда-то взволновавший меня и забытый вопрос. Но я решил подождать момента, когда мы останемся без лишних свидетелей.

Через несколько минут я столкнулся с Тедди в отделении для курящих и поблагодарил его за представление.

– Всегда рад услужить, – ответил он, расплываясь в улыбке. – Для меня это – тренировка. Кстати, что вы думаете об этой девочке Тессингер?

– Она чертовски хороша. Если бы в моем костре уже не лежали другие головешки...

– Да, у вас все забито, правда? Эта ваша девушка – удивительная блондиночка. Но себе на уме – я давно таких не видывал. Ваша коробочка заполнена, но не все могут так ловко заполнить свою коробочку.

– Мне кажется, у вас недурно получается с Ритой.

– Это верно. И мне нравятся молоденькие. Я уже в таком возрасте, когда нравятся молодые. Но, похоже, сначала надо решить вопрос со старой дамой. Хотя это будет не так трудно сделать.

– У вас и для этого существует система?

– Наблюдайте за мной, – ответил Тедди. – Просто наблюдайте за мной.