Текст книги "Щит Компорена"

Глава 10

Мой следующий поступок обусловила лишь одна причина: я почувствовал, что единственное слово, фамилия, написанная на блокноте, предназначалась мне. Принадлежала мне, поэтому я вытянул блокнот из-под руки, сжимавшей карандаш, и сунул в карман пиджака. А затем, подчиняясь инстинкту самосохранения, вытащил носовой платок и, обернув им внутреннюю ручку, открыл дверь. В коридоре тщательно стер отпечатки пальцев с наружной ручки, сбежал по лестнице на два этажа и вызвал лифт. В кабине вел себя предельно скромно, стараясь оставаться не замеченным тремя пассажирами, ехавшими сверху, и еще тремя, что вошли на седьмом, четвертом и третьем этажах.

Снаружи Никерсон-Билдинг выглядел точно так же, как и многие другие административные здания, возведенные в двадцатых годах на Парк-авеню подрядчиком, несомненно отошедшим в мир иной раньше Фрэнка Спиллейси. Поэтому я не стал восхищаться его архитектурными достоинствами, я прошагал два квартала по Парк-авеню и свернул вправо, в поисках первого попавшегося бара.

Назывался он то ли «Холодная утка», то ли «Зеленая белка». Стойка занимала всю правую стену, в зале стояли столики под клетчатыми скатерками, вдоль левой стены тянулись кабинки. Часы показывали десять минут пятого, так что столики пустовали, а за стойкой сидели лишь два завсегдатая. Я устроился на другом конце стойки, поближе к двери, подальше от пьяниц, и, когда бармен подошел ко мне, заказал двойное шотландское.

– Со льдом? – спросил Бармен.

– Чистое и стакан воды.

Мне следовало попросить его налить виски в высокий бокал, потому что рука моя сильно дрожала и несколько капель упало на стойку, когда я подносил рюмку ко рту. Виски я выпил залпом и тут же дал знак бармену повторить заказ. Увлеченный разговором с двумя пьяницами, должно быть о спорте, автомобилях или политике – что еще могут обсуждать в четыре часа пополудни бармены и пьяницы, – он с явной неохотой прошествовал к моему краю стойки. Возможно, правда, что у него просто болели ноги.

– Снова двойное? – спросил он.

– Нет, одинарное. Где у вас телефон?

Он махнул рукой в направлении дальней стены.

– Там, у мужского туалета.

Я прошел в будку, закрыл за собой дверь, набрал «911», дождался, пока ответил голос, голос полицейского, и выпалил: «Слушайте внимательно. В помещении 1106 в Никерсон-Билдинг на Парк-авеню вы найдете убитого. Его зовут Фрэнк Спиллейси, Спиллейси». И я повесил трубку.

Полная рюмка уже дожидалась меня. Пить не хотелось, но не пропадать же добру. Поэтому я выпил виски, положил на стойку три долларовые купюры и мелочь, вышел на улицу, поймал такси и поехал в «Аделфи». Поднявшись к себе, достал из кармана маленький блокнот, прочитал единственное записанное на нем слово: «Уинго». Вырвал страничку из блокнота, порвал ее на мелкие кусочки и спустил в унитаз. Затем, вспоминая уроки, полученные с больших и малых экранов, разорвал все остальные странички. Мне пришлось провести в ванной добрых пять минут, спуская бумагу в унитаз. Картонную обложку блокнота я бросил в мусорное ведро.

Вернулся в гостиную и плюхнулся в мое любимое кресло, в котором еще два часа назад ел сандвич с огурцом, пил чай и доказывал нью-йоркскому копу, что вполне обойдусь и без его услуг. Мысли мои крутились вокруг человека, убитого выстрелом из пистолета или ударом ножа, который потратил последние остатки жизни на то, чтобы написать единственное слово. Я решил, что оно предназначалось мне. Ни его жене, ни детям, ни полиции, но мне и только мне, незнакомцу, с которым он говорил лишь единожды, по телефону, в течение сорока пяти секунд, максимум минуты. И вместо того чтобы позвонить в полицию, сообщить об убийстве, дождаться приезда детектива и рассказать им обо всем, что я знал, а эта информация могла привести к убийцам мелкого мошенника, продававшего участки земли в пустыне, я позорно сбежал.

Выкурив сигарету и проведя в глубоком раздумье еще с четверть часа, я снял трубку, позвонил на междугородную станцию и попросил соединить меня со службой коронера[12]12
  Следователь, производящий дознание в случаях насильственной или скоропостижной смерти.


[Закрыть] Вашингтона, округ Колумбия. Телефонистка пожелала узнать, с кем именно я хочу поговорить, ни одной фамилии я назвать не мог и в конце концов заявил, что хочу поговорить лично с коронером, но готов объясниться и с тем, кто возьмет трубку. Ответил мне хорошо поставленный мужской голос: «Служба коронера».

Назвавшись, я спросил:

– Если человек гибнет в автокатастрофе, такое дело автоматически переходит к вам?

– Да, разумеется, – последовал ответ.

– И вскрытие проводите вы?

– Если смерть наступила в результате несчастного случая, убийства или самоубийства, обязательно. Даже в случае болезни, если усопший не находился под наблюдением врача в последние десять дней жизни.

– Меня интересуют некоторые сведения о человеке, погибшем в автокатастрофе примерно четыре недели назад.

– Вы его родственник? – поинтересовался мужской голос.

– Нет. Я репортер. Из «Нью-Йорк таймс». – Играть так по-крупному.

– Как фамилия усопшего?

– Уинго.

– Имя?

Имени я не знал.

– Мы еще не успели выяснить его имени. Он умер при весьма загадочных обстоятельствах.

Последовала пауза, долгая, томительная пауза. В службе коронера округа Колумбия на углу 19-й и Е-стрит думали или совещались.

– Извините, но в подобных случаях для получения информации необходимо разрешение ближайших родственников.

Я поблагодарил то ли коронера, то ли его сотрудника и положил трубку. А потом начал перебирать в памяти знакомых мне влиятельных персон Вашингтона, которые могли заглянуть в картотеку коронера без разрешения ближайших родственников усопших. Почему-то у меня сложилось впечатление, что Фрэнсис Уинго не поймет моего интереса к гибели мужа. Таких влиятельных персон я нашел, но решил, что едва ли ответят мне прямо сегодня, скорее всего попросят перезвонить завтра, а я не мог ждать, съедаемый нетерпением. И набрал номер Майрона Грина, адвоката.

– Окажи мне услугу, – попросил я его после того, как мы поздоровались и он сообщил мне, что чек, полученный мною от музея Култера, уже в банке.

– Какую услугу? – В голосе Майрона Грина слышалась подозрительность.

– Мне нужно заключение вашингтонского коронера, чтобы узнать, как и от чего умер один человек.

– На это требуется разрешение ближайшего родственника, – ответствовал Грин.

– Это мне известно. Я уже говорил с коронером. Поэтому и звоню тебе. Информация нужна мне сегодня.

– Это невозможно.

– Для кого-то да, но не для тебя. У тебя там есть знакомые, а у меня – нет. Иначе я бы тебе не позвонил.

– Извини, но сейчас я очень занят. Завтра, пожалуй, я смогу что-нибудь предпринять.

– Если я не получу требуемую мне информацию сегодня днем, в крайнем случае вечером, я выхожу из этой игры.

– Что? Что?

– Выхожу. Умываю руки. Пусть кто-то вызволяет щит.

– Что-то случилось? – встревожился Грин. – Что именно? Я должен знать. Я имею на это право.

– Убили человека.

– Кого?

– Фамилия тебе ничего не скажет.

– Он связан… с ворами?

– Трудно сказать. Но, возможно, он их знал.

– Черт побери, Сент-Ив, ну почему ты все ходишь вокруг да около?

– Добудь то, что мне нужно, и я введу тебя в курс дела. Может, ты станешь криминальным адвокатом. Если я не получу требуемого, я – пас. Можешь сразу же звонить в музей. Пусть подбирают замену.

Майрон Грин тяжело вздохнул.

– Ладно, попробую. Один мой добрый друг стал помощником генерального прокурора США. Он сможет все выяснить.

– Сегодня?

– Если я попрошу его. Он учился в моей школе на класс младше.

– Попроси его.

– Скажи точно, что ты хочешь знать?

– Меня интересует причина смерти мужчины по фамилии Уинго. Вроде бы он погиб в автокатастрофе четыре недели назад.

– Уинго? Разве это не фамилия женщины…

– Ты абсолютно прав.

– Ее муж?

– Да.

– Ты думаешь, что она…

– Я ни о чем не думаю, Майрон, – прервал я его. – Я лишь стараюсь понять, что мне думать.

– Хорошо, хорошо. Как его звали?

– Не знаю.

– О Боже.

– Не так уж много Уинго умерло за четыре недели назад в автокатастрофе. Пусть твой приятель выяснит, что показало вскрытие.

– Тебя осенило или твоя просьба на чем-то основана?

– Осенило, – заверил я его. – Ничего более.

– Я тебе перезвоню. – И в трубке раздались гудки отбоя.

Майрон Грин позвонил в тридцать пять минут седьмого.

– Я пропустил мой поезд. Маргарет будет в ярости, – речь шла о его жене.

– Хочешь, чтобы я позвонил ей?

– Нет, не надо тебе ей звонить. Она считает, что ты плохо влияешь на меня.

– Скорее всего она права.

– Твоя догадка подтвердилась.

– Неужели?

По учащенному дыханию Майрона Грина чувствовалось, что он взволнован.

– Успокойся, Майрон, – посоветовал я. – Попробуй глубоко вздохнуть.

Он помолчал, видимо, успокаивая дыхание.

– Я переговорил с моим другом. Он позвонил в службу коронера. Там не обрадовались его просьбе, но он проявил должную настойчивость.

– И что он узнал?

– 26 июля Джорджа Комптона Уинго, сорока четырех лет, нашли в разбитой машине на Кольцевой автостраде 495 близ развилки 13. Машину, новенькую «шевроле-импалу», смяло в лепешку. – Майрон Грин читал по бумажке. – Вскрытие, проведенное 27 июля, показало, что Уинго был уже мертв, когда его машина летела с откоса, при этом трижды перевернувшись. Умер он на несколько часов раньше от избыточной дозы героина.

– Он «сидел на игле»?

– Не понял?

– Он был наркоманом?

– О да. Многочисленные следы от уколов на правой и левой руках свидетельствовали о том, что он регулярно принимал наркотики, вероятнее всего героин.

– Это все?

– Разве тебе этого недостаточно?

– Да как сказать… Майрон, я попрошу тебя еще об одной услуге.

– Что делать?

– Поезжай в Дариэн на такси, а расходы занеси на мой счет.

Глава 11

Во вторник Фрэнсис Уинго постучала в мою дверь без двадцати три. То ли она прилетела на частном самолете, то ли часовым рейсом из Вашингтона, вылетевшим и приземлившимся точно по расписанию.

– Входите, – крикнул я.

– Благодарю. – Она вошла с недорогим чемоданом в одной руке и полосатым сине-белым плащом, перекинутым через другую.

– Тяжелый? – Я потянулся к чемодану.

Она отдала его, как мне показалось, с некоторой неохотой.

– Тяжелый.

Я оглядел комнату, гадая, куда бы поставить чемодан весом 55 или 60 футов. Наконец решил, что лучшего места, чем ванна, не найти. Но перед этим опустил его на весы. Чемодан потянул на шестьдесят восемь фунтов.

– Почему вы отнесли его в ванную? – спросила Фрэнсис, когда я вернулся.

– Не знаю. Должно быть, потому, что я никогда не стал бы искать его там.

– Вы не собираетесь пересчитать деньги?

– А вы пересчитывали?

– Нет.

– Но хоть взглянули на них?

– Да.

– Впечатляет?

– Не слишком.

– Раз вы безразличны к деньгам, может, не откажетесь выпить?

– Пожалуй, что нет.

– Бурбон или шотландское?

– Бурбон.

– Присаживайтесь в кресло. Или вы предпочитаете диван? Удобно и там и там.

– Благодарю. – Она положила плащ на спинку стула, села в кресло, в синем платье, неброском, но хорошо сшитом, туфельках под цвет платья, с сумочкой из той же кожи, что и туфли. Когда я повернулся к ней с полными бокалами, она оглядывала комнату и сумела не скривиться, когда ее взгляд упал на репродукции, которыми украсила стены страдающая дальтонизмом администрация «Аделфи».

– Ужасные, не правда ли? – Я подал ей бокал.

– Есть немного.

– Их выбрал лично управляющий отелем.

– Не вы?

– Нет. Мне больше нравится Максилд Пэрриш.

– Он умер в возрасте девяноста шести лет. В 1966-м.

– Вы его поклонница?

– Нет. А вы?

– Скорее да, чем нет. – Я опустился на диван напротив нее. – Жаль, что вы не успели к ленчу.

Фрэнсис Уинго не стала развивать эту тему.

– Щит вы получите сегодня?

– Не знаю.

– Они больше с вами не связывались?

– Нет.

– Свяжутся?

– Понятия не имею.

– И что вы намерены предпринять?

Я отпил из бокала.

– Первым делом возьму напрокат машину. Своей у меня нет, знаете ли. А потом на взятой напрокат машине поеду в мотель «Говард Джонсон» на Джерси Тернпайк. Зарегистрируюсь ровно в шесть вечера в компании пятидесяти восьми фунтов купюр по десять и двадцать долларов. И буду сидеть у телефона, пока они не позвонят и не скажут, что делать дальше. После чего в точности выполню все их указания, ибо в противном случае я могу кончить, как ваш муж. То есть отправиться на тот свет.

То ли она была хорошей актрисой, то ли знала, о чем я толкую.

– Боюсь, я потеряла ход ваших рассуждений, мистер Сент-Ив. При чем здесь мой муж? Какая связь между его смертью и щитом?

Я не стал играть в кошки-мышки.

– Ваш муж был наркоманом. И умер не в автокатастрофе, а от избыточной дозы героина.

На ее губах заиграла легкая улыбка.

– Вы проявили такой интерес к моему мужу. Почему?

– К примеру, меня интересует, какой человек мог жениться на такой женщине, как вы. Или, скорее, за какого человека вы соблаговолили выйти замуж. И наркоман никак не тянет на вашего мужа.

– А какое вам до этого дело?

Я поставил бокал на стеклянный столик.

– Есть дело. Из-за щита уже погиб один человек, даже двое, если считать его жену. С вашим мужем число покойников увеличивается до трех, а я не хочу стать четвертым. – Я умышленно не упомянул Спиллейси, хотя четыре трупа произвели бы большее впечатление, чем три.

– Вы становитесь агрессивным, не так ли?

– Это один из моих недостатков.

– Вам нужно с ним бороться.

– Ближайшей осенью я этим и займусь. Как вы думаете, мне поможет групповая психотерапия?

– Я в этом не сомневаюсь.

– Вы знали, что он был наркоманом?

– Да, знала. Да и как я могла не знать.

– Где он добывал героин?

– Я не спрашивала.

– А как расплачивался?

– Вас не затруднит дать мне сигарету? Я бросила курить три года назад, но… – Голос ее дрогнул. Я вскочил, предложил ей сигарету, поднес к кончику огонек зажигалки. Она глубоко затянулась и выпустила тонкую струю дыма.

– Я расскажу вам о своем муже, мистер Сент-Ив. Расскажу, потому что не хочу, чтобы вы копались в моей личной жизни. Желающих и без вас предостаточно. Скажу честно, мне это не нравится. И я искренне надеюсь, что потом вы оставите меня в покое.

Она помолчала, надеясь услышать от меня подтверждение ее надежд. Но я ограничился кивком.

– Мой муж, до того как пристрастился к героину, был не только превосходным художником, но и одним из лучших директоров художественных музеев. Он учился в Гарварде, в сорок третьем ушел на флот, стал военным художником, репродукции его боевых зарисовок публиковались в «Лайфе» и привлекли к нему внимание специалистов. По окончании войны ему предложили пост директора небольшого, но хорошего музея на Среднем Западе. Оттуда он перешел в Чикаго и далее в Нью-Йорк, где возглавил один частный музей. Какой – неважно, не так ли?

– Неважно, – кивнул я.

– Мы встретились в Нью-Йорке на какой-то вечеринке. Я хотела рисовать, но вовремя поняла, что таланта у меня нет. И приняла правильное решение – заняться музейным делом. Джордж всемерно помогал мне. Он-то рисовал каждую свободную минуту, и рисовал с блеском. Друзья Джорджа, знакомые с его работами, не раз убеждали его организовать выставку, но он постоянно отказывался, говоря, что сейчас не время. Мы поженились, когда я закончила учебу, и по рекомендации Джорджа меня назначили директором маленького музея в Нью-Йорке. А несколько лет спустя пришло приглашение из музея Култера. Он его отверг.

– Он?

– Да. Они хотели Джорджа. Он рекомендовал меня. Мистер Спенсер поначалу возражал, но в итоге меня взяли на работу.

– Почему он отказался возглавить музей Култера?

Фрэнсис пожала плечами.

– Он решил, что музейная работа более не интересует его. Хотел только рисовать. Я, разумеется, согласилась, и мы переехали в Вашингтон. Моего жалованья вполне хватало на двоих, и поначалу все шло очень хорошо.

– А потом?

– Джордж впал в глубокую депрессию. Перестал рисовать, слишком много пил, исчезал на несколько дней. Полтора года назад он признался мне, что пристрастился к героину. Я не знаю, когда это началось.

– Какую дозу он принимал ежедневно?

– Не знаю.

– Ладно. Сколько он каждый день тратил на героин?

– Перед смертью порядка двухсот долларов.

– Где он брал деньги?

– Продавал свои картины. Одну за другой. За них давали хорошую цену. Он был блестящим художником.

– Но в конце концов все картины уплыли?

– Да.

– И что за этим последовало?

– Я снабжала его деньгами.

– Как долго?

– Несколько месяцев.

– Пока они не кончились?

– Да.

– А далее?

– Однажды он сказал мне, что больше не нуждается в деньгах. Потому что нашел, где брать героин.

– Когда это произошло?

– Два месяца назад, может – два с половиной.

– Кто знал об этом?

– О чем?

– О его пристрастии к героину.

– Лишь несколько человек. Его доктор. Давние друзья, перебравшиеся к этому времени в Вашингтон. Мистер Спенсер. Я не могла не сказать ему.

– Как он отреагировал?

– Посочувствовал мне. Даже предложил оплатить лечение Джорджа в частной клинике.

– И?

– Джордж отказался.

– Что сказал Спенсер?

– Ничего. Более он к этому не возвращался.

– То есть о его пристрастии к героину знали только друзья и Спенсер?

– Да.

– И еще один человек, – добавил я.

– Кто же?

– Тот, кто снабжал вашего мужа бесплатным героином.

Глава 12

Фрэнсис Уинго отбыла в три пятнадцать, чтобы успеть на четырехчасовой рейс в Вашингтон. У двери она задержалась, повернулась ко мне.

– Вы действительно думаете, что мой муж был как-то связан с кражей щита?

– Да. По-моему, я выразился достаточно ясно.

– Как?

– Как он был связан?

– Да.

– Этого я не знаю. Определенные предположения у меня есть, но не более того.

– Вы думаете, он имел прямой выход на охранника, того, что убили?

– Да.

– Не могли бы вы поделиться со мной вашими предположениями?

– Нет, потому что сейчас они не подкреплены фактами.

– А когда вы найдете подтверждения?

– Тогда я вам все расскажу. Если вы захотите меня выслушать.

Несколько секунд она молча смотрела на меня.

– Уверяю вас, мистер Сент-Ив, захочу. Очень захочу.

– Хорошо.

– И вы расскажете мне о том, что произойдет сегодня вечером?

– Обязательно.

– Позвоните мне домой. Я дам вам мой номер.

Она продиктовала номер, и я записал его.

– Я бы проводил вас до лифта, но мне не хотелось бы оставлять чемодан.

– Разумеется, я все понимаю. До свидания, мистер Сент-Ив.

– До свидания.

Я стоял в двери и наблюдал, как она идет по коридору, высокая стройная блондинка с коротко стриженными волосами, четырехнедельная вдова, возможно, плачущая каждый вечер перед тем как уснуть, потому что ее муж не только употреблял наркотики, но и, возможно, помог ограбить музей.

В четыре часа я выехал из гаража «Авис» на взятом напрокат четырехдверном «плимуте» и взял курс на Нью-Джерси Тернпайк. Этот отрезок транснациональной автострады не вызывал у меня добрых чувств. Машины, особенно грузовики, мчались как оглушенные, водители не замечали ничего вокруг, поэтому ехал я в постоянном напряжении, ожидая удара в задний бампер.

В четверть шестого я свернул к мотелю «Говард Джонсон». Получил ключ от номера 143 в обмен на шестнадцать долларов плюс налог на продажу, вернулся к машине, проехал мимо номера 143 и остановился напротив двери с цифрами 135. Открыл багажник, достал чемодан и зашагал к номеру 143. Внутри, как я и ожидал, оказались кровать, туалетный столик, черно-белый телевизор, несколько ламп и ковер. Все закрепленное намертво, чтобы у постояльцев не возникло желания где-нибудь в три часа ночи покуситься на собственность мотеля. В ванной комнате меня встретили сияющие синим фаянсом раковина и унитаз. Я убрал чемодан в шкаф и развалился на кровати.

Не оставалось ничего другого, как ждать, что зазвонит телефон и я смогу отдать четверть миллиона долларов, получив взамен бронзовый щит массой в шестьдесят восемь фунтов, отлитый тысячу, а то и более лет назад.

Когда раздался телефонный звонок, я первым делом посмотрел на часы. Ровно шесть. Голос принадлежал женщине, звонившей мне в отель «Мэдисон» в Вашингтоне.

– Вы в точности следовали инструкциям, мистер Сент-Ив?

– Как насчет щита?

– В чемодане, который вы отнесли в свой номер, настоящие деньги?

– Да.

– Много денег, не так ли?

– Щит, – напомнил я.

Она хихикнула, будто я сказал что-то очень забавное.

– Щит Компоре-ена, – она даже понизила голос, в котором появились драматические нотки. Затем сказала что-то еще, но уже не мне, а кому-то рядом с собой. Что именно, я не разобрал. Затем продолжила деловым тоном: – Обмена сегодня не будет. Завтра вылетайте в Вашингтон. Остановитесь в отеле «Мэдисон». В половине первого получите дальнейшие инструкции. Мне повторить?

– Нет, повторения мне не нужно. Мне нужен щит.

– Завтра, мистер Сент-Ив, – и она вновь изобразила драматическую актрису. – Завтра щит Компорена будет у вас. – Захихикав, она положила трубку.

Я сидел на мягкой кровати мотеля «Говард Джонсон» и думал о том, что через восемнадцать часов снова услышу голос Хохотушки или ее приятеля. По голосу чувствовалось, что его обладательница окончила как минимум среднюю школу, а он, видимо, полагал, что двести пятьдесят тысяч долларов – большие деньги, ради которых можно пойти на два-три убийства.

Особенно тревожило меня ее хихиканье. Я слышал, как люди хихикали точно так же после сигареты с марихуаной или укола героина, хотя героин скорее вызывал идиотскую улыбку, а не смех. А может, она немного выпила, хотя язык не заплетался у нее, как у пьяной.

Чтобы активизировать мыслительный процесс, я достал из кармана бутылку виски, прогулялся в ванную, снял гигиеническую упаковку со стаканов для воды, плеснул в стакан виски, разбавил водой, убедился, что чемодан с деньгами в шкафу, и уселся на кровать.

Действия воров укладывались в несколько версий. Они могли следовать за мной из Нью-Йорка и позвонить по телефону-автомату. Могли приехать в мотель утром и наблюдать за моим прибытием. Или один из них, мужчина, мог сидеть в автомобиле, дожидаясь, пока я не приеду и не перенесу чемодан в номер, затем он позвонил женщине, а уж та перезвонила мне из двенадцатикомнатной квартиры в восточной части 62-й улицы, сидя в кресле-качалке и лакомясь сдобренными гашишем конфетками. Правда, последний вариант больше относился к области фантастики, потому что по ходу нашего разговора она обращалась к кому-то еще, скорее всего к мужчине, что звонил мне в «Аделфи». А возможно, к коту.

Окончательно зайдя в тупик, я поставил стакан на стол, взялся за телефонную трубку и позвонил Фрэнсис Уинго в Вашингтон.

– Это Филип Сент-Ив, – представился я, когда в трубке, раздался ее голос. – Съездил впустую.

– Щит вы не получили?

– Нет.

– Но деньги все еще при вас?

– Да, все еще при мне.

– Что произошло?

– Они проверяли, как точно я следую инструкциям. Теперь они намерены связаться со мной в половине первого в вашингтонском отеле «Мэдисон». Сделайте одолжение, забронируйте мне номер.

– Конечно, конечно, – согласилась она. – Но что произошло?

– Я приехал в мотель и снял комнату, как они и просили. Ровно в шесть позвонила женщина, похихикала, а затем велела мне прибыть завтра в «Мэдисон».

– Похихикала?

– Похоже, полагая, что все это очень забавно.

– Я что-то не понимаю.

– Я тоже. Но у меня нет иного выбора, кроме как делать все, что они говорят.

– Я позвоню мистеру Спенсеру и расскажу обо всем. Он очень обеспокоен, знаете ли.

– Я тоже. Можете сказать ему, что я обеспокоен не меньше его.

– Да, могу представить, – впервые от ее голоса не повеяло холодом. И даже появились первые намеки на тепло. – Как по-вашему, зачем им ваше возвращение в Вашингтон?

– Полагаю, что щит там. Более того, мне кажется, он не покидал Вашингтона. Кому захочется таскать его по Манхэттену и Нью-Джерси.

– Есть ли шанс вернуть щит завтра? Спенсер обязательно спросит об этом.

– Не знаю. Очень уж они осторожничают, но время их поджимает. Шансы, как говорится, пятьдесят на пятьдесят. Не более того.

– Когда вы позвоните завтра?

– Когда получу щит. Или буду знать наверняка, что не получу его.

– Вы хотите, чтобы я позвонила лейтенанту Деметеру?

Я на мгновение задумался.

– Не нужно. Я сам поговорю с ним завтра.

Мы попрощались, я опустил трубку на рычаг и посмотрел на часы. Половина седьмого. Я решил подождать до семи, пока схлынет транспортный поток, налил себе виски с водой и включил телевизор. Выпуск новостей ничем не порадовал меня, но утешил хотя бы тем, что в мире много людей, у которых полным-полно забот и проблем, причем похлеще моих. В семь я выключил телевизор, положил ключ от номера на туалетный столик, раскрыл дверцы стенного шкафа, подхватил чемодан и направился к взятой напрокат машине. Сумерки еще не спустились, но он возник у моего плеча совершенно неожиданно, словно материализовался из воздуха, едва я захлопнул багажник, предварительно уложив в него чемодан.

– Добрый вечер, мистер Сент-Ив.

Я повернулся. На этот раз он отдал предпочтение строгого покроя синему костюму, белой рубашке и галстуку в полоску.

– А, мистер Уладо. Я едва узнал вас в вашем новом костюме.

Он улыбнулся и поправил узел галстука.

– Мы решили сменить наряд.

– Под «мы» вы подразумеваете себя и мистера Мбвато, который, должно быть, затаился где-то поблизости.

– Он не таится, мистер Сент-Ив.

– Возможно, но слово больно хорошее, а мне уж давно не приходилось употреблять его. Так где вы прятались? На крыше?

– Я ждал за стоящей следом за вашей машиной, пока вы выйдете или к вам войдет кто-то со щитом.

– Должно быть, итог разочаровал вас.

Уладо вежливо улыбнулся.

– Если у вас есть несколько свободных минут, мистер Мбвато хотел бы поговорить с вами.

– На этот раз вы без пистолета?

– Без пистолета, мистер Сент-Ив. Даже без ручки.

– И где мистер Мбвато?

– За углом.

– Если мистер Мбвато хочет поговорить со мной, я буду крайне признателен, если он подойдет сюда. Мне не хотелось бы оставлять мою машину без присмотра.

– Или двести пятьдесят тысяч долларов в багажнике, – вновь улыбнулся Уладо.

– Их тоже, – не стал спорить я.

Уладо кивнул и скрылся за углом здания мотеля. Несколько мгновений спустя из-за того же угла выплыл уже знакомый мне семиместный «кадиллак», остановился вровень с моим «плимутом». Открылась задняя дверца, я влез в кабину, и опять непомерные габариты Мбвато сжали «кадиллак» до жалкого «фольксвагена».

– Добрый вечер, мистер Сент-Ив. – Он сидел в сером костюме, белой рубашке и синем галстуке, которые обошлись ему как минимум в пятьсот долларов. В Компорене могли голодать, подумал я, но тамошнему правительству удавалось хорошо кормить и одевать своих представителей за границей.

– Щита у меня нет, – признался я.

– Мистер Уладо уже сообщил мне об этом. Какая жалость, не так ли?

– Не могу с вами не согласиться.

– Что случилось, мистер Сент-Ив?

– Ничего не случилось. Они просто не появились.

– Они?

– Я полагаю, их как минимум двое.

– То есть они хотели лишь проверить вас?

– Не знаю. Может, они обратили внимание, что кто-то ездит вокруг на «кадиллаке». Не так уж сложно заметить и вас, и ваш автомобиль.

– То есть они побывали в мотеле?

– Я этого не говорил. Об их местопребывании мне ничего не известно. Мне лишь позвонили по телефону и сказали, что сделка не состоится.

– Но они назначили новую встречу, не так ли?

Ответа не требовалось, и Мбвато понял это без слов. Он чуть наклонился ко мне и похлопал по колену ладонью, размерами ненамного превышающую ракетку для настольного тенниса.

– Позвольте заверить вас, мистер Сент-Ив, что мы бы полностью компенсировали доверенные вам денежные средства, если в этим вечером нам удалось завладеть щитом.

– Вы меня безмерно обрадовали.

В какой уж раз он ослепил меня улыбкой.

– Возможно, придет время, когда вы с благодарностью примете и нашу заинтересованность, и наше участие.

– Я в этом сомневаюсь.

Улыбка бесследно исчезла. Мбвато стал серьезным, даже суровым.

– И напрасно.

– Возможно, вы правы.

Почувствовав во мне недостаток уверенности, он приободрился. Вновь улыбнулся.

– Между прочим, я взял на себя смелость послать венок на похороны мистера Фрэнка Спиллейси. Разумеется, анонимно. Надеюсь, вы одобрите мой поступок?

– Не знаю я никакого Фрэнка Спиллейси.

– Совершенно верно. Вы видели его лишь однажды. Да и то после того, как он умер.

Я открыл дверцу «кадиллака».

– Вы не теряете времени даром, не правда ли?

– Да, мистер Сент-Ив, – опять улыбнулся Мбвато, – не теряем, потому что его у нас мало. Слишком мало.