Текст книги "Дикари"

Глава 4
Под вывеской «Два жаворонка»

«Великие боги! – про себя ругался Сулла, втянув голову в плечи, когда над ним пролетели помои, выплеснутые из открытого окна. – И это город, который управляет миром?»

Он медленно продвигался на лошади между шестиэтажными домами явно сомнительной прочности. Римские улицы представляли собой узкие проходы, заполненные пешеходами, месившими грязь из центрального сточного желоба. Богачи же из дворцов, окруженных великолепными садами, передвигались в носилках или портшезах, предоставляя остальному населению сутолоку и уличную грязь под ногами. И это в самом большом и самом богатом городе вселенной.

«Ни в одной галльской деревне не жили так по-свински», – продолжал думать бывший офицер под пронзительные крики бродячих торговцев, предлагавших монотонными голосами свои услуги и товары.

Нищий с гноящимися глазами схватил ногу галла.

– Один асс, господин! Один совсем маленький асс на еду...

Сулла оттолкнул его ногой и продолжал ехать под хныканья несчастного:

– Только один асс, и боги благословят тебя...

Нищий еще некоторое время прихрамывал рядом с невозмутимым галлом, потом он остановился и плюнул, рассмешив этим прохожих:

– Деревенщина! Сквалыга! Чтоб ты сдох!

Тем временем, следуя за длинной вереницей носильщиков, согнувшихся под тяжестью огромных кувшинов, Сулла добрался до нужной улицы. По плану, который он изучил в конторе у Остийских ворот, в глубине площади, куда выходила, карабкаясь вверх, улица, располагался дворец Менезия. Так и есть: высокая стена в двадцать локтей в конце площади. В стену был вделан огромный великолепный дубовый портал, к тому же еще и навощенный и украшенный золотыми гвоздями. С каждой стороны его виднелось по маленькой двери. Над стеной возвышался и уходил в голубую синь шест. На верхушке шеста Сулла узнал зелено-белую орифламму Менезия с гербом: зубчатое колесо, два меча и корабль, отмечавшие важные этапы в жизни Менезия, военного инженера, смелого воина и богатого судовладельца. Портал охранял десяток стражников в зелено-белых ливреях, с короткими мечами на поясах. Маленькие двери время от времени открывались, выпуская кого-нибудь. Войти же было непросто: нужно было переговорить со стражей и засвидетельствовать свою благонадежность.

Галл поискал глазами вывеску постоялого двора «Два жаворонка», так как он помнил по плану, что он находится на углу улицы. Металлическая крашеная вывеска с двумя летящими жаворонками висела над крошечным газоном и сообщала о том, что здесь найдут приют конные путешественники, потому что при гостинице имеется конюшня. Гостиница представляла собой двухэтажное здание, двор и конюшню в глубине двора.

Сулла спешился. Во дворе было тихо, зал гостиницы, который был виден галлу, так как выходил одной дверью во двор, казался пустынным.

Он рассчитывал прожить здесь два-три дня. Дворец Менезия располагался как раз напротив гостиницы. В полумраке конюшни, где уже стояли две лошади, шевеля ушами, чтобы отогнать мух, Сулла различил спящего на скамье человека с оловянным браслетом раба на щиколотке.

Сулла осторожно толкнул его ногой.

– Эй! – сказал он. – Займись моей лошадью!

Раб открыл заспанные глаза, потом вскочил на ноги.

– Да, господин! Простите меня, господин, – торопливо повторял он.

– Ну ладно! – миролюбиво сказал Сулла. – Я не скажу, что ты дремал.

– Спасибо, господин, – поблагодарил раб, кланяясь.

Он начал распрягать лошадь и заменил уздечку недоуздком, привязал животное перед кормушкой и направился к глиняным кувшинам, чтобы наполнить ведро водой.

Сулла вошел в зал постоялого двора. Это была обыкновенная галльская гостиница с копчеными окороками, висевшими на балках, связками чеснока и лука, строем амфор, наполненных вином, привезенным со всех винодельческих районов Галлии.

Несмотря на низкий потолок, было достаточно свежо: воздух циркулировал между двумя дверями зала: одна выходила на площадь с дворцом Менезия, а другая – на двор.

Сулла собирался присесть за стол, когда услышал шаркающие шаги. Он обернулся и увидел мужчину с большим животом и черными усами, делящими его почти квадратное лицо пополам. Брови мужчины были такими же черными и густыми, как его усы. Это был, безусловно, арверн[24]24
  Арверны – кельтское племя (современное название – овернцы).


[Закрыть], житель суровых гор, скуповатый, когда речь шла о деньгах, и рассудительный. Такие люди, как он, заполонили Рим, открыв таверны и за каких-то десять лет отобрали у умбров двухсотлетнюю монополию на торговлю древесным углем.

Черные глаза хозяина постоялого двора, скользнув по Сулле, тут же распознали в нем галла. Бывшему легионеру почудилось, что нечто вроде улыбки появилось на усатом лице.

– Привет, – выговорил Сулла с явным вьеннским акцентом, как он делал в некоторых случаях (сейчас ему хотелось, чтобы этот арверн признал его за своего).

– Привет, – проворчал трактирщик.

– Есть свободная комната? – продолжил Сулла.

– Есть, – ответил тот. – Есть все, что надо.

Он с трудом – мешал живот – сел на скамейку по соседству с Суллой, долго смотрел на него и заключил:

– Из Вьенны?

Арверн был скуп не только на деньги, но и на слова. Сулла ответил кивком.

– Путешествуете? – продолжил хозяин гостиницы.

Новый кивок. «Мужичок хочет поговорить, – подумал Сулла. – Тем лучше».

– Приехал повидаться с римлянином. Он продает землю по соседству со мной, – соврал бывший офицер.

Арверн кивнул.

– Первый раз здесь? – спросил он.

Кивок Суллы. Усы улыбаются на самом деле, полуоткрывая хищный рот.

– Невероятно, правда? Беспорядок и грязь на улицах!

– Я думал, что увижу совсем другое, – признался галл.

– Все, кто приезжают, думают как вы. Здесь еще, – продолжал трактирщик, указывая глазами на площадь, – не на что жаловаться. Место хорошее, все из-за дворца...

– Кто хозяин? – спросил Сулла.

– Некий Менезий. Служил в армии. У него банк, корабли, земли.

Сулле и трактирщику было видно, как через левую дверь во дворец беспрестанно въезжали и входили люди. Иногда открывались ворота, чтобы пропустить важную персону в носилках. Посетители уходили через правую дверь.

– Готовится стать трибуном, – сказал хозяин, объясняя всю эту сутолоку. – Много народу... – Потом он повернулся к внушительной клепсидре в глубине зала на полке, показывавшей второй час пополудни, хлопнул в ладоши и прокричал басом: – Мирра! Хватит спать!

Зевая, показалась крупная блондинка.

– Принеси нам выпить! – продолжал хозяин «Двух жаворонков». – Что вы пьете? – Он адресовал свой вопрос Сулле. – У меня есть розовое вино из Прованса, его хорошо пить в жару. Оно стоит на льду.

– Немного рановато для вина, – осторожно сказал Сулла.

– Все в порядке! – отрезал арверн. – Я вас угощаю. Здесь так принято принимать приезжих из наших мест. Вы только приехали. И сегодня уже не будете заниматься делами. Проспите до обеда. Обед у нас стоит шесть ассов, комната – восемь ассов, а жаворонки, если они вас интересуют и если они не против, тоже восемь.

– Жаворонки? – переспросил Сулла, который не понял, о чем речь.

На этот раз усы насмешливо улыбнулись, восхищенные шуткой, которая из года в год произносилась для каждого вновь приходившего.

– Это девушки! – объяснил он. – Блондинка и брюнетка. Это они – два жаворонка.

Блондинка вернулась с двумя бокалами на длинных ножках и запотевшей бутылью вина.

– Как тебе мой друг? – спросил арверн служанку.

Она улыбнулась, не глядя на путешественника, и наполнила бокалы.

– Это говорит о том, что она согласна, – сказал хозяин. – Она не пойдет неизвестно с кем. Это же свободные девушки. Вот почему они берут восемь ассов. Конечно, если вам больше понравится брюнетка... Где Юлия? – опять обратился он к служанке с золотистыми волосами.

– Пошла купить рыбы, – сказала девушка, направляясь на кухню неторопливым шагом, при этом ее ягодицы медленно колыхались в заданном ритме.

Сулла, глядевший ей вслед, изящным жестом руки поправил волосы.

– У вас очень хорошо поставлено дело, – похвалил он хозяина, ставя свой наполовину отпитый бокал. – Вино превосходное. А почему у вас пусто в этот час? – спросил он, обегая взглядом зал.

– Работать в полдень? – бросил арверн, качая головой. – Мы же не какая-нибудь забегаловка. В этом городе люди именно вечером тратят большие деньги. Несколько месяцев подряд я кормил обедом всех головорезов из охраны Менезия. Но в конце концов отказал им...

– У него есть охрана?

– А как же, – сказал арверн. – Все особы тут имеют нечто вроде частной армии. Иначе... Легко погибнуть в этом городе. Охрана Менезия – это шалопаи. Они входили в зал горлопаня, играли в кости и дрались. Я отправил письмо их хозяину. «Купите мою таверну, – писал я, – и превратите ее в казарму для ваших солдат или запретите им ходить ко мне. Они портят воздух и калечат клиентов».

– И он ответил?

– На следующий вечер он пришел пообедать с друзьями, высокопоставленными людьми, как он сам. Я только что получил свежую гусиную печенку из Дордони. Я подал им печень вместе с битуригским белым вином, немного сладковатым, двадцатипятилетней выдержки. Потом я им приготовил петушков в вине. Настоящих петушков, понимаете, а не курочек. Мне их регулярно привозит из деревни одна славная женщина. «Я приказал своим типам больше не появляться у тебя, – сказал он мне в конце. – Сколько я тебе должен за обед?» – «Ничего, – сказал я, – вы – мой гость. Это честь для меня». – «Вы, галлы, хорошие люди! – ответил он. – Я был знаком с многими галлами в армии. Мой лучший друг – галл».

– Он так сказал? – спросил Сулла.

– Именно так! – ответил арверн, прищурив глаза под огромными бровями. Он продолжал: – Поэтому я не готовлю больше обедов, но зато вечером я подаю фирменные блюда Оверна и Дивио[25]25
  Дивио – римское название Дижона.


[Закрыть]. Все оттуда и привозится, – добавил он, бросив взгляд на ряды окороков и копченостей, подвешенных к потолку. – У меня есть знакомый колбасник из Дивио, он здесь, в Риме, и делает для меня колбасы, требуху и все то, что нельзя перевозить. Уж и вкусны его колбаски! И каждый вечер человекам двадцати отказываю. Не хватает мест. – Он поднялся с гораздо большей легкостью, чем недавно садился. – Подождите, сейчас поджарим колбаски!

– Я не хочу причинять вам беспокойство, – сказал Сулла.

– Какое же это беспокойство, – ответил арверн, наливая розового вина в бокалы.

Галл видел, что глаза у трактирщика блестели. Толстяк занимался своим делом и был рад показать приезжему из Галлии, какое у него хорошее вино и колбасы.

В этот момент Сулла услышал резкий звук рожка, доносившийся из дворца. Там снова раздались крики, вскоре рабы в ливреях открыли ворота. И Сулла увидел уходящую вдаль аллею, обсаженную кипарисами и ведущую прямо к постройкам дворца. Она была пустынна, потом появились великолепные лошади. Белые, как молоко, с заплетенными гривами, украшенные кабошонами драгоценных камней в оправе из позолоченного металла. Скакуны галопом устремились к порталу, уверенные в своей силе и ловкости. Это была четверка лошадей, запряженная парами и шедшая цугом. Проехав ворота, лошади повернули на площадь, и Сулла увидел, что они везли: это была боевая колесница на массивных серебряных колесах, со стержнями, на которые крепились острые лезвия; вожжи из белой кожи держала женщина, на вид лет двадцати восьми. Черты ее сурового лица были исполнены совершенства, как будто она надела маску богини красоты. Вожжи она держала одной рукой, а другой – длинный охотничий хлыст.

Проезжая мимо постоялого двора, она чуть придержала бег нетерпеливых лошадей, и Сулла увидел большой шрам на левой стороне ее лица. Возможно, это был след от боевого меча, но он придавал ее красоте трагический оттенок.

– Ого! – сказал Сулла. – Кто эта девушка?

– Его любовница.

– На боевой колеснице?

– Она по рождению британка[26]26
  Британцы – население Британии.


[Закрыть]. Ее взяли в плен во время мятежа в Британии, когда она командовала эскадроном боевых колесниц. Римляне в тот раз расправились с англами[27]27
  Англы – германское племя.


[Закрыть]. Она была продана в Рим для боев на арене цирка, и каждый раз, когда она выступала, она убивала своего противника, будь то мужчина или женщина... Менезий выкупил ее за триста тысяч сестерциев. Построил для нее школу гладиаторов, и она там управляет. – Арверн крикнул в сторону кухни: – Мирра! Разожги угли и вынь колбаски из ледника. – Посмотрел на три четверти опустошенную бутыль розового вина. – И принеси еще вина!

* * *

Хозяин «Двух жаворонков» вытер усы тыльной стороной своей лапищи. Он раскраснелся и стал более многословен.

– Все дело в том, – он продолжал рассказывать о семейной жизни Менезия, – что, когда он служил в армии, Порфирия обманывала его направо и налево...

И пояснил, что законная жена Менезия, римлянка из известной патрицианской семьи, но порядочная шлюха, как он думает, что зовут ее Порфирия и что они уже три года ведут бракоразводный процесс. Порфирия и ее семья наняли целую армию сомнительных адвокатов, чтобы вытянуть как можно больше денег из Менезия. Трактирщик добавил:

– Ему на это наплевать. Этот парень не любит скандалов, он и сам спал с кем попало. Но я думаю, что он влюбился в Металлу после того, как увидел, как она дерется. На этот раз все было серьезно. Когда Порфирия узнала о ней, то решила этим воспользоваться и потребовала развода. Хотя захоти он, то мог бы начать процесс первым и уже давно. Но женщины все б... – Арверн прервался, наблюдая за реакцией Суллы на это последнее замечание. Про себя уверенный, что тот согласен с ним. Но Сулла продолжал молча есть свою колбасу. Немного раздосадованный, хозяин «Двух жаворонков» сделал большой глоток вина и снова заговорил: – Она добилась разрешения на раздельное проживание и уехала из дворца. Не уверен, что она выиграет дело, потому что Металла всего лишь рабыня, а если давать развод всем римлянкам, мужья которых спят с рабынями, то во всей империи не останется ни одной супружеской пары...

Сулла перестал жевать, тоже глотнул вина и спросил в свою очередь:

– А она – она его любит?

– Любит? – переспросил трактирщик, удивленный вопросом. Было видно, что это слово не подходило к теме разговора.

– Металла любит Менезия или просто спит с ним, потому что его рабыня?

Трактирщик помолчал. Он был застигнут врасплох. Кто бы мог подумать, что этого коренастого галла с квадратными плечами и натруженными руками заботили такие вещи.

– Ну, не знаю... – начал арверн. – Вы спрашиваете о таких подробностях... А почему вы меня об этом спрашиваете? – спросил он в свою очередь.

Галл подумал о маленькой Хэдунне. Любила ли она его или провела с ним ночь потому, что он купил ее?

– Просто из любопытства, – сказал галл.

– Принеси сыры, – приказал хозяин, поворачиваясь к кухне, где стояла блондинка. – Готов ли шербет?

Глава 5
Играющая на тамбурине

Сулла проснулся уже в сумерках, в комнате постоялого двора. Подошел к окну, чтобы определить, который час. Солнце только что село, а небо было затянуто тучами. Гам посетителей, заполнивших трактир, доходил и до него. Пустынный двор озарялся лишь светом масляных ламп, зажженных в зале.

Бывший офицер-легионер вернулся к кровати, открыл дорожную сумку и вынул оттуда боевой кинжал в чехле. Подвесил его на пояс под блузой. Затем достал тонкую веревку, на конце которой находился стальной крюк. Он аккуратно обернул веревку вокруг крюка так, чтобы металл не был виден и чтобы вещь занимала как можно меньше места. Потом он спрятал все это в полотняный колпак и надел его на голову.

Сулла сначала подумал выбраться на двор через окно, но потом решил, что более разумно будет выйти из гостиницы обычным путем. Он открыл дверь, выходившую в коридор, и направился к лестнице. Спустился вниз и попал в переднюю, которая выходила разом и во двор, и в зал. Зал был полон, служанки и рабы только и успевали подавать на стол блюда и вина и выполнять распоряжения хозяина и его помощника. Так что никто не обратил на него внимания, даже поваренок, бросившийся ему под ноги, второпях несясь на мойку с двумя большими корзинами грязной посуды.

Он вышел во двор. Раб из конюшни, которого он разбудил, когда приехал, тут же поднялся со своей охапки соломы и почтительно поинтересовался, не нужна ли ему лошадь. Но Сулла сказал, что нет, не нужна, и вышел со двора.

Площадь была пуста и темна. И только яркие огни факелов освещали дворец Менезия по другую сторону стены и портала. Между стеной и домами квартала находился пустырь, засаженный большими кедрами. Сулла заметил его, когда въезжал на лошади на площадь. Он представлял собой сейчас наиболее темное место. Сулла сделал вид, что спускается по улице. Пройдя несколько шагов, он пересек ее и стал подниматься к пустырю, идя как можно ближе к домам. Так он прошел несколько сот метров. Наконец, полагая, что его уже никто не видит, он направился к скоплению больших деревьев. Силуэт его быстро растворился в темноте.

* * *

Сулла неподвижно стоял, прислонившись к кедру, и ждал, поглядывая на высокую стену дворца. Кузнечики рассекали тишину своим стрекотанием. Летали светлячки, обозначая в темноте свой путь зеленоватыми сигналами. Когда патруль из двух охранников прошел по дороге, тогда Сулла приблизился к стене. Галл вычислил, что патруль делает обход приблизительно каждые пятнадцать минут и что должен пройти другой или тот же патруль.

Он подождал еще пять минут. Два стражника, громко смеясь, прошли мимо. «Ну и бардак у них», – подумал Сулла. Будь он их начальником, им не миновать двадцати ударов кнутом, чтобы приучить их к порядку. И другим наука. Они шли вдоль стены, но было так темно, что Сулла не смог различить и тем более запомнить их лица. Возможно, потом он попросит дать ему график дежурств на эту ночь, чтобы наказать этих двух остолопов. «А есть ли у них график дежурств?» – спросил себя бывший офицер-легионер.

Два стражника теперь уже были далеко. Сулла приблизился к стене. Снял колпак с головы, вынул оттуда веревку с крюком. Снова надел головной убор и забросил крюк. Он не делал этого движения много лет, но крюк тем не менее вошел именно туда, куда нужно, веревки как раз хватило. Крюк с первого раза зацепился за верхний край ограды.

"Вот удача, – подумал Сулла, который теперь испытывал необычайную легкость. – Если бы только не было Хэдунны... " Если бы не было Хэдунны, он бы не колеблясь оставил ферму и принял участие в борьбе Менезия за получение должности консула. Или даже в завоевании империи. А почему нет? Менезий был популярен в армии. С помощью этой силы решалась судьба империи.

Галл прислушался к ночной тишине. Никаких шагов, нельзя было терять ни минуты. Он подтянулся на руках, опираясь сандалиями о камни ограды, и легко влез наверх. Сидя наверху, сбросил веревку и крюк в сад дворца, затем спрыгнул сам. Подумал, что любой убийца ночью мог проникнуть сюда с легкостью, несмотря на охрану из шестидесяти человек.

Луна внезапно появилась из-за туч, и ее свет щедро залил аккуратно расчищенные аллеи имения. Из предосторожности галл снял свои кожаные сандалии и привязал их к поясу. Еще издалека ухо его уловило лошадиный топот. На песчаной дорожке, тянувшейся вдоль ограды, появились два всадника, вооруженные копьями. Они проехали совсем рядом с Суллой. Он стоял затаив дыхание.

«У них нет даже собак», – подумал Сулла. Какая глупость. Завтра он выпишет догов из лучшей псарни Рима. Если бы у охранников были псы... Сулла направился к дворцу, купол которого освещался желтым светом факелов, горевших во внутреннем дворике, в котором, без сомнения, Менезий принимал своих гостей.

Галл уловил сначала запах апельсинового дерева. А вскоре и сам проник в оранжерею, останавливаясь то у одного, то у другого дерева. Он должен первым заметить стражников.

Легкий теплый ветер донес до него голоса. Он пошел в этом направлении и увидел двух охранников, сидевших на каменной скамье, укрытой со всех сторон кустами жасмина. Сулла их обошел и направился вправо. Там за рядами кипариса он явно различал журчание воды. Перед его взором открылась огромная площадка и на ней цепочкой два ряда беломраморных бассейнов. Центральные ступеньки между бассейнами были облицованы черным лавовым камнем. Сулла подошел к ближайшему бассейну и наклонился. Чего там только не было: карп, угри, щуки, форель – каждый вид отделялся от другого передвижными сетками. Из бронзовых уст косматых тритонов вода переливалась из одного бассейна в другой. Сулла стал подниматься по ступенькам, все время оставаясь в тени кедров. Он быстро понял, что все бассейны с левой стороны были заполнены пресной водой, а в симметрично расположенных бассейнах с другой стороны центральной лестницы была морская вода... Галл осмелел до того, что пересек голое пространство, освещаемое луной, и полюбопытствовал, что содержалось в самом ближайшем морском садке. Там ползали в огромном количестве лангусты и крабы. «Какая роскошь!» – подумал галл, разглядев омаров, которые водились только в Атлантическом океане.

Шесть лошадей перевозили все время бочки между Остией и Римом, беспрестанно обновляя морскую воду бассейнов. Рыбаки-рабы, выходившие в море на зелено-белых барках с гербом своего хозяина, пополняли их ежедневно своим уловом...

Сулла чуть было призадумался о могуществе Менезия и слишком поздно заметил двух стражников, появившихся вдруг из-за кедров, там, где находился проход к садкам. Один из них остановился и посмотрел в его сторону, а другой, с коротким мечом в руке, стал приближаться...

Сулла не торопясь направился к постройке у самых кедровых деревьев. В ней, по всей вероятности, рабы, занимающиеся садками, складывали свой рабочий инструмент. Дверь в помещение могла быть открыта или же закрыта. Сулла подошел к ней. Повезет или... Она была открыта... Вошел в сарай и наугад взял сачок на длинной ручке и большую плетеную вершу. На пороге он столкнулся нос к носу со стражником. В нахлобученном на голову колпаке галл мог сойти за одного из тех рабов, которые выполняют ночные работы.

– Что тебе понадобилось среди ночи? – спросил стражник.

Сулла отвечал с безмятежным видом, на плохой латыни и с явным акцентом галльского крестьянина:

– Должон принесть двац'четыре лангуста на кухню на лассвете... Подумал поймать их сичас...

Потом он подошел к бассейну с ракообразными и со знанием дела погрузил свой сачок в прозрачную воду.

– Ну, клепыши, кто хочет на кухню! – начал он с глуповатым видом, не глядя на своего собеседника, чувствуя, что он еще не совсем ему доверяет.

Сулле удалось поймать огромного лангуста и перевалить его в вершу.

Размеренно и неторопливо он продолжал заниматься ловлей, надеясь тем самым успокоить стражника.

А тот, подумав, спросил вполголоса с заговорщицким видом:

– А может, выловишь на три-четыре больше?

Сулла сразу ничего не ответил, а потом коротко бросил:

– Лазолисся на выпивку?

Охранник сунул руку под тунику, где висел кошелек, и вынул бронзовую монету.

Сулла на секунду прервал свою рыбную ловлю и положил монету в карман.

– Плинеси колзину из салая, – сказал он, указывая на постройку кивком.

Тот вошел в сарай. Сулла бросил взгляд на второго стражника, который следил за ними издалека, оставаясь в проходе, обеспечивая спокойное проведение задуманной операции. Им было не внове обделывать подобные делишки: стражники договаривались с рабами за выпивку, а потом жарили в своей казарме лангустов и рыбу. Хозяин «Двух жаворонков» был прав. Среди стражников Менезия царил полный кавардак.

Сулла подождал, покуда первый стражник выйдет из сарая. Он держал в руке кинжал, ткнул в тунику противника на уровне сердца.

– При малейшем шуме, – сказал Сулла отрывистым голосом и на этот раз без акцента, голосом офицера, отдающего приказания, – и с тобой все будет кончено...

– Ты спятил, что ли?.. – пробормотал стражник. – Что ты дела...

Но тут стальные руки галла схватили его шею так, что он стал хватать ртом воздух. Кинжал расцарапал кожу и был готов вонзиться глубже. Стражник не сопротивлялся. Тогда галл срезал с потолка одну из свисавших с него многочисленных веревок и крепко стянул ему запястья за спиной. Потом заткнул ему рот куском материи, повалил на груду сетей и быстро снял с него кожаный шлем, надев себе на голову поясной ремень и меч. После этого Сулла вышел к садкам в этом облачении и с корзиной в руке, в которую он положил лангустов.

Он направился к второму стражнику, которого заприметил между двумя кедрами. Издалека показал корзину с лангустами. Второй стражник вышел к нему посмотреть на содержимое, и, когда он приблизился вплотную, Сулла нанес ему сокрушительный удар кулаком в живот. Стражник согнулся пополам, и у него перехватило дыхание. Второй удар пришелся в подбородок, тот упал. Сулла поволок его по мрамору вдоль бассейнов до сарая, где и закрыл вместе с его напарником.

– Мерзавцы! – шептал галл, отходя от садка, куда он обратно бросил лангустов. – Воровать они умеют, а нападают на них, так даже не пытаются драться.

Этих двух типов он отправит на одну из галер Менезия. Пусть погребут год-другой. Авось останутся приятные воспоминания.

Укрывшись за цоколь статуи Марса в каске, стоявшей на аллее, залитой лунным светом, прямо напротив статуи Венеры с венком на голове, Сулла осмотрел эту аллею. Она также была выложена черным лавовым камнем и вела прямо к великолепному портику с дорическими колоннами, чрезмерно увитую растениями. Яркий свет поднимался к небу от зажженных ламп, в воздухе разливалась нежная музыка флейт, умело ведущих ансамбль.

Подойдя к портику, Сулла восхитился тем, как архитекторы использовали вершину холма, на котором возвели дворец патриция. Между колоннами портика проходила стена такой же высоты и раскрашенная таким образом, что ее не было заметно. Она скрывала от взоров то, что находилось по другую сторону. А по другую сторону располагалась эспланада, с которой открывался вид на Рим, раскинувшийся на холмах, и с которой можно было многое видеть, не будучи увиденным. Теплыми летними ночами эта терраса, нависавшая как балкон над панорамой Вечного города, освещенного там и сям, представляла собой салон Менезия.

Сулла снял свой колпак и снова размотал веревку с крюком на конце. По-прежнему была хорошо слышна музыка флейт, сопровождаемая время от времени звоном колокольчиков и глухим звуком тамбурина. Менезий был там, наслаждаясь картиной Города, который он хотел завоевать...

Крюк полетел на верх портика и тихо зацепился за край карниза. Сулла стал карабкаться вверх, опираясь на колонну. Этот акробатический номер дался ему труднее, чем преодоление ограды. Офицер-легионер достиг цели, весь обливаясь потом. Он вскарабкался на сам портик, стараясь при этом слиться с ним, и добрался наконец до его угла, откуда он смог бы рассмотреть элегантную обстановку, в которой отдыхал его друг.

И Сулла увидел: на скамейке из ценных пород дерева сидели две красивые флейтистки, которым аккомпанировала девочка-подросток, игравшая на тамбурине и медных колокольчиках. Они продолжали исполнять ту же мелодию. Освещенный город служил декорацией этой прекрасной картине: небо синего шелка было усеяно блестками, мелькавшими под чередой облаков, проплывавших мимо луны и иногда закрывавших ее. И наконец, на кровати из эбенового дерева, с изящно выточенными и инкрустированными перламутром спинками возница Металла, обнаженная, с крепкими ляжками, отдавалась хозяину дома, тоже обнаженному, который брал ее мощными движениями взад и вперед своих бедер, движениями, которые ансамбль подростков сопровождал музыкой в том же темпе, импровизируя в зависимости от жестов и ощущений влюбленной пары...

Сулла добрался до своего друга Менезия, обманув его охрану, и нашел его занимающимся любовью с рабыней...

Мускулистое тело Металлы содрогалось от быстрых судорог. С полузакрытыми глазами, с запрокинутой головой, рассыпавшимися светлыми волосами, выбившимися из шиньона, возница с силой прижимала свои груди к такой же мускулистой груди своего партнера. У нее вырвался стон удовольствия, означавший оргазм, и музыкантши поняли это. Они усилили и этот стон, и последующие таким же отзывом своих инструментов, которые звучали вплоть до заключительных судорог, вырвавших у прекрасной воительницы долгий крик. Музыка резко оборвалась, как только молодая женщина замолчала и, уставшая, молча откинулась назад. На глазах Суллы, который сожалел теперь о своем безрассудстве и нескромности, любовники, на некоторое время замерев, медленно разъединились. Металла привстала, села на кровать и собрала волосы, рассыпавшиеся по плечам.

– Великие боги! – проговорила она, иронически скривив свой красивый и суровый рот. – Какое счастье, что есть любовь... – Ее лицо, которое, как видел Сулла, смягчилось после оргазма, снова стало суровым. – Могу ли я оставить теперь своего хозяина? – спросила она.

Менезий, казалось, не обращал внимания на тон ее вопроса, в котором был заключен вызов. Она только что отдалась ему. И получила от этого сильнейшее удовольствие. Он овладел ею в полном смысле этого слова, потому что она была его рабыней. Но Сулла чувствовал ее напряженное состояние и натянутость, без сомнения существовавшую между ними, даже если Менезий был бесстрастен по отношению к ней. Галл вспомнил, о чем ему сегодня рассказывал арверн. Она принадлежала ему, как предмет или животное... Она продолжала рисковать своей жизнью, выступая на арене, в то время как ее хозяин уже давно ей предлагал закончить выступления.

– Я должна завтра рано вставать, – сказала она. – Лошади, которых ты заказал из Бретани, сегодня прибыли, и мы завтра на заре погоняем их.

Менезий сделал жест рукой в направлении двери, расположенной под противоположным портиком, которую Сулла, неудобно лежавший на карнизе, не мог хорошо разглядеть со своего места. Показался раб.

– Принеси немного вина, – приказал хозяин дома, который все еще лежал обнаженным, тогда как Металла не спеша надевала перед рабом шелковую тунику.

– Выпей немного вина перед уходом, – сказал патриций, – будешь лучше спать...

Гладиатриса покачала головой:

– Нет, спасибо, правда... Я слишком много пью последнее время, а ты знаешь, что такие, как я, которые пьют, не доживают до старости...

– Ты права, – сказал Менезий, – я не должен предлагать тебе пить. Но ты же хорошо знаешь, что я хочу, чтобы ты закончила выступления раз и навсегда. Когда ты, наконец, перестанешь бороться и против других, и против меня... Почему не хочешь, чтобы у тебя был ребенок?

Лицо молодой женщины помрачнело, и шрам, пересекавший ее щеку, обозначился со всей своей ужасностью.

– Ребенок убийцы? – спросила она с горькой усмешкой. – Ты думаешь, что я создана для того, чтобы давать жизнь, это я-то, которая подружилась со смертью?

– Только от тебя зависит прекратить такую жизнь, – сказал Менезий.