Текст книги "Общая теория юридической ответственности"

В процессе формирования и развития права наблюдается вытеснение обычаев обычным правом, и вместе с тем появляются органы государства – суд и специальные должностные лица, которые привлекают к ответственности нарушителей правовых норм. Об этом свидетельствуют, например, Законы Хаммурапи. Сборник законов шестого царя первой Вавилонской династии Хаммурапи (1792–1750 гг. до н. э.) был найден в 1901 г. французской археологической экспедицией при раскопках на месте, где в древности находились Сузы – столица Эламского царства, восточного соседа Вавилонии.

Законы были вырезаны на большом базальтовом столбе (стеле), который был обнаружен разбитым на три куска. Еще в древности часть текста была выскоблена – вероятно, по приказу эламского царя, привезшего столб с Законами Хаммурапи в Сузы после удачного набега на Вавилонию как трофей. На выскобленном месте победитель, возможно, хотел вырезать надпись о своей победе. Законы Хаммурапи в древности много раз переписывались на глиняных таблетках. Некоторые таблетки сохранились до нашего времени, что позволило восстановить несколько статей законов из числа стертых со столба. Так, в 1914 г. Пенсильванский университет опубликовал найденную при раскопках в Ниппуре таблетку, содержащую текст статей 90–162 Законов Хаммурапи.

Законы Хаммурапи представляют собой запись обычного права, судебной практики, узаконений царя Хаммурапи. Видимо, в них есть и заимствования из законов, принятых ранее, в XX в. до н. э.

Значение Законов Хаммурапи выходит далеко за рамки эпохи правления самого Хаммурапи, да и за хронологические пределы существования Древневавилонского царства. Они составляли основу вавилонского права на протяжении многих столетий. Основной текст Законов включает 282 статей, некоторые из которых до сих пор еще не восстановлены.

С социальной точки зрения Законы Хаммурапи имели юридическое и идеологическое значение. Заключение, восхваляющее Хаммурапи как царя, «водворившего истинное благополучие и доброе управление в стране», призванного богом, «чтобы дать сиять справедливости в стране», – декларации, дающие идеализированный образ правителя, заботящегося об улучшении положения своих подданных. Продолжительное царствование (43 года) Хаммурапи ознаменовалось освобождением страны и возвышением города Вавилона (по-аккадски – «врата бога»).

Необходимость принятия Законов Хаммурапи диктовалась объединением под властью Вавилона народов с различным уровнем развития и культуры. С помощью своих Законов Хаммурапи стремился устранить произвол и коррупцию, царившие в государственном аппарате.

Сборник Законов царя Хаммурапи затрагивает различные вопросы права. Многие его правовые положения изложены казуистически и в тесной связи с ритуалом, символической процедурой. По этой причине некоторые ученые полагали, что Законы Хаммурапи представляют собой запись судебных решений или наиболее важных распоряжений царя по конкретным вопросам. Но нам кажется, что это не совсем так. Прежде всего отметим, что сборник Законов Хаммурапи имеет свою внутреннюю логику изложения правового материала. Система Законов Хаммурапи представлена в таком виде:

1. Суд (ст. 1–5).

2. Собственность (ст. 6–124).

3. Брак и семья (ст. 126–195).

4. Преступления против личности (ст. 196–214).

5. Договоры найма (ст. 215–282).

Законы Хаммурапи были выставлены на видном и общедоступном месте, где и отправлялось правосудие. Такая законодательная и судебная практика означала: нельзя отговариваться незнанием закона.

С развитием государства обычай кровной мести постепенно стал изменяться. Сперва был ограничен круг мстителей, а затем стало возможным откупиться от мести путем передачи родственникам убитого определенной денежной суммы, причем возмещение зависело от того, кто убит – свободный или раб, бедный или богатый, должностное или частное лицо. Договор Руси с Византией 911 г. предусматривал кровную месть, но составители договора сделали шаг в сторону ее смягчения. Закон устанавливал для родственников убитого альтернативу – или отомстить убийце, или потребовать выкуп.

Согласно ст. I Краткой Правды за убийство мстили близкие родственники: «Убьет муж мужа, то мьстить брату брата, или сынови отца, либо отцю сына, или братучаду, любо сестрину сынови». Напомним, что единое Древнерусское государство возникло в IX в., а Древнейшая Правда датируется 1016 г. и представляет собой законодательный акт, созданный князем Ярославом после восстания, произошедшего в 1015–1016 гг. в Новгороде. После смерти Ярослава (1054 г.) его сыновья «отменили мщение смертью за убийство, установив денежный выкуп, а что касается всего остального, то, как судил Ярослав, так решили судить и его сыновья» (ст. 2 Пространной Правды). Таким образом, кровная месть юридически была отменена государством только в середине XI в. Б. Д. Греков, рассматривая этот вопрос, писал: «Можно с уверенностью сказать, что кровная месть, например, была хорошо известна в то время и вошла, хотя и в урезанном виде, в Русскую Правду, где жила до законодательной отмены в XI веке».[195]195
  Греков Б. Д. Киевская Русь. – М., 1953. – С. 523.


[Закрыть] Говоря о характере процесса по Русской Правде, М. А. Чельцов отмечал: «Состязательная (обвинительная) форма борьбы сторон, естественно, выросла из тех методов разрешения конфликтов, которые существовали еще в эпоху родоплеменных отношений».[196]196
  Чельцов-Бебутов М. А. Курс советского уголовного права. Т. 1. – М., 1957. – С. 637.


[Закрыть] Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что, заимствовав обычные процессуальные нормы, государственная власть приспособила и изменила их удобным для себя образом, наполнив классовым содержанием. Эти положения касаются и тех норм Русской Правды, которые относятся к уголовному праву. В качестве примера приведем такое наказание, как поток и разграбление. Оно назначалось за совершение поджогов, конокрадство, разбой. Виновные в совершении названных деяний выдавались князю на поток и разграбление, т. е. они лишались всех прав, а их имущество конфисковывалось, причем наказанию подвергался не только сам преступник, а «с женою и с детьми».[197]197
  Памятники русского права. – М., 1952. – С. 122 (далее – ПРП).


[Закрыть]

В условиях родового общества коллектив прибегал иногда и к таким мерам воздействия на своих членов, как изгнание из своей среды. Изгнанию мог подвергнуться человек, чем-либо нарушивший интересы всего коллектива. Изгнанию подвергалась и семья изгоняемого. «Такого рода отказ группы от одного из своих членов сохранился и после распада общины, основанной на кровном родстве, в общине соседской, территориальной».[198]198
  См.: Исаев М. М. Уголовное право Киевской Руси. – М., 1946. Вып. VIII. – С. 167.


[Закрыть]

Как отмечал С. В. Юшков, есть все основания полагать, что поток и разграбление имели свой аналог еще в рамках первобытного строя – институт, при помощи которого община освобождалась от своих преступных членов, изгоняя их и конфискуя имущество.[199]199
  См.: Юшков С. В. Общественно-политический строй. – С. 491.


[Закрыть]

Однако поток и разграбление в доклассовом строе носили иной характер, нежели во времена Русской Правды. Если в первобытную эпоху виновные подвергались изгнанию, а их имущество подлежало истреблению и никому не доставалось, то в Древнерусском государстве рассматриваемый институт изменил свое назначение. Теперь преступники с семьями и имуществом поступали в распоряжение князя. Классовый характер носили и все прочие виды наказаний по Русской Правде.

Примерами трансформации обычая в правовой обычай служат и некоторые статьи Русской Правды, относящиеся к наследственному праву. Так, по ст. 90 «если умрет смерд, то его наследство (идет) князю; если у него в дому будут дочери, то им (следует) дать выдел; если они будут замужем, то выдела им не давать».[200]200
  ПРП. – С. 132.


[Закрыть] Исключение женщин из числа наследников является пережитком родового строя. В доклассовом обществе, когда существовала экзогамия, женщины обычно выходили замуж за членов другого рода. Община стремилась сохранить имущество за собой, а потому не допускала, чтобы женщины становились наследниками. Это положение сохранилось и после возникновения государства, хотя роль общины теперь играл князь. Имущество смерда, не оставившего после себя сыновей, признавалось выморочным и отходило князю.

Русская Правда фиксирует обстоятельства, в силу которых человек становился рабом: а) совершение преступлений, за которые назначались поток и разграбление; б) рождение от рабыни. Статья 99, регламентирующая порядок опеки в Древней Руси, предусматривала: «…если же будет приплод от челяди или от скота, то это все взять (опекаемым)…».[201]201
  ПРП. – С. 134.


[Закрыть]

Одним из источников рабства, или формой лишения свободы, или, как говорил М. Д. Шаргородский, основанием для возникновения холопства, являлось преступление. Уголовному рабству могли подвергаться: приговоренный к потоку и разграблению, злостный неплательщик долга, несостоятельный преступник, человек, приговоренный к смертной казни, но затем помилованный.[202]202
  См.: Шаргородский М. Д. Наказание по уголовному праву эксплуататорского общества. – М., 1957. – С. 249.


[Закрыть] Ю. Г. Алексеев, говоря о замене потока и разграбления смертной казнью, отмечал: «Поток и разграбление – лишение гражданских и политических прав, т. е. гражданская смерть. Человек, объявленный вне закона, потерявший все социальные связи, становится беспомощным и беззащитным. Имущество его предается грабежу, сам он может быть немедленно и безнаказанно убит, а семья его продана в рабство. Фактически это смертная казнь, сопровождаемая конфискацией имущества». По мнению ученого, суть данной казни – изгнание преступника из того мира, в котором он живет и которому принадлежит. Чтобы подобное наказание существовало, необходимы определенные условия. Главное из них – наличие общества, состоящего из общинных территориальных союзов. Вторым условием являются относительная слабость и примитивность государственного аппарата, в силу которых последнее не возлагает карательные функции за самые тяжкие преступления непосредственно на своих агентов, а апеллирует к обществу. Поток и разграбление поэтому характерны для относительно ранних стадий феодализации, для перехода, когда княжеский суд еще не проник в самую толщу общины, а наказание преступника заключалось в его изоляции в целях дальнейшей расправы.[203]203
  См.: Алексеев Ю. Г. Псковская Судная грамота и ее время. – М., 1980. – С. 46.


[Закрыть] Мы не согласны с подобной характеристикой общества времен Пространной Правды, а трактовка потока и разграбления, предложенная Ю. Г. Алексеевым, по нашему мнению, не раскрывает смысла данного наказания по Русской Правде.

Поток и разграбление как мера принуждения существовали и в доклассовом обществе, но не носили классового характера. В ту эпоху виновный изгонялся, а его имущество истреблялось или оставалось внутри рода. Изгнание виновного, нередко вместе с его личной семьей, писал М. Косвен, представляло собой распространенную карательную меру «в случаях преступлений, совершенных внутри группы, по отношению к ее сочленам. Ставя такого преступника вне защиты, вне своего мира, группа изгоняет его из своей среды, тем самым предоставляет обиженной стороне право настичь лично обидчика и отомстить ему. Впрочем, новое отношение родственного коллектива к преступлениям своих членов заставляет нередко и самого преступника бежать из своей группы».[204]204
  Косвен М. Преступление и наказание в догосударственном обществе. – М.-Л., 1925. – С. 49–50.


[Закрыть] В древнерусском классовом обществе рассматриваемый институт изменил свой характер: преступники с семьями и имуществом поступали в распоряжение князя.

Русская Правда предусматривала поток и разграбление за три вида опасных преступлений: конокрадство, разбой и поджог. Классовый смысл данного обстоятельства заключается в том, что в большинстве случаев объектами названных преступлений становились феодалы и их собственность.

Проблема сущности рассматриваемого наказания вызвала дискуссию в литературе. М. М. Исаев считал, что поток и разграбление были неопределенным по своему содержанию наказанием.[205]205
  См.: Исаев М. М. Уголовное право Киевской Руси. – С. 167.


[Закрыть] С. В. Юшков полагал, что сущность потока и разграбления менялась: вначале речь шла об изгнании и конфискации имущества преступника и членов его семьи, но с течением времени под потоком и разграблением стало пониматься физическое истребление и уничтожение имущества.[206]206
  См.: Юшков С. В. Общественно-политический строй. – С. 491.


[Закрыть] Наказание потоком и разграблением возникло из изгнания и кровной мести, писал М. Д. Шаргородский. Изгнание означало право каждого безнаказанно убить виновного, а имущество его конфисковать для возмещения потерпевшему. «Фактически то же мы находим в потоке и разграблении – имущество конфискуется, как и у изгнанника, а сам он и его семья убиваются или изгоняются».[207]207
  Шаргородский М. Д. Наказание по уголовному праву эксплуататорского общества. – С. 247.


[Закрыть] В. И. Сергеевич под потоком и разграблением понимал конфискацию имущества преступника и ссылку его в заточение.[208]208
  См.: Сергеевич В. И. Лекции и исследования по истории русского права. – С. 394.


[Закрыть]

Было предложено несколько точек зрения по вопросу, являются ли поток и разграбление одним наказанием или это два самостоятельных вида наказания. Многие ученые «поток» понимали как изгнание. «Разбойника отдавали вместе с женою и детьми князю на поток (изгнание)», – писал С. М. Соловьев.[209]209
  Соловьев С. М. История России с древнейших времен. – М., 1851. – Т. I. – С. 233.


[Закрыть] Некоторые ученые толковали поток как ссылку. А. А. Сухов отмечал, что поток аналогичен наказанию «выбити из волости». Первоначально «поточить» означало изгнать из общины, а позднее – выдать преступника князю для последующей ссылки.[210]210
  См.: Сухов А. А. Обычно-народные и княжеские наказания по древнерусскому уголовному праву // Юридический вестник. – 1873. – Дек. – С. 8.


[Закрыть]

С лицами, приговоренными к потоку и разграблению, вначале можно было сделать все, что угодно. По Русской Правде приговоренный к потоку и разграблению мог быть подвергнут изгнанию. Виновный и его семья иногда убивались, обращались в рабство, изгонялись или отправлялись в ссылку, иногда им наносились телесные повреждения и т. п.,[211]211
  Шаргородский М. Д. Наказание по уголовному праву эксплуататорского общества. – С. 248.


[Закрыть] полагал М. Д. Шаргородский.

Некоторые исследователи рассматривали поток как обращение или продажу в рабство. Эверс считал, что поток означает «отлучение от общества, вероятно, посредством продажи в рабство в чужую землю».[212]212
  Эверс И. Ф. Г. Древнейшее русское право в историческом его раскрытии. – СПб., 1835.-С. 269.


[Закрыть] Отдельные авторы высказывали мнение о том, что преступники, обращенные в рабство, не продавались за границу, а становились рабами князя. С. В. Ведров писал: «Наказание выдачей на поток равнялось лишению свободы, то есть преступник заточается князем… виновный делался государственным рабом».[213]213
  Ведров С. В. О древних пениях по Русской Правде сравнительно с законами салических франков. – М., 1877. – С. 86.


[Закрыть]

Противоречивы мнения историков и в отношении интерпретации термина «разграбление». «Разграбление» толкуется как различных видов имущественные лишения, претерпеваемые преступниками: имущество конфискуется для возмещения потерпевшему или в казну.

Поток и разграбление – единое наказание: за карой, направленной на личность преступника, неизбежно следует имущественная ответственность.

Впервые поток и разграбление упоминаются в Пространной Правде. Этот факт порождает вопрос о существовании подобного наказания во времена Краткой Правды. На наш взгляд, наказание за нарушение общественных отношений становится уголовным лишь с момента признания опасности этих отношений, когда их регулируют юридические нормы, установленные государством. Поэтому корни потока и разграбления надо искать в обычном древнерусском праве, нормы которого послужили источником Краткой Правды.

Поток и разграбление возникли в результате трансформации мер общественного принуждения доклассового общества и стали самым суровым наказанием из предусматривавшихся Русской Правдой. На наш взгляд, именно этот момент является ярким свидетельством классовой направленности развития уголовной ответственности в древнерусском обществе. По смыслу Русской Правды, поток и разграбление представляют собой конфискацию имущества и превращение преступника и его семьи в рабов князя. Классовая сущность древнерусского права находит свое выражение не только в видах преступлений и социальном неравенстве системы наказаний, но и в понятии преступления. Понятие преступления является исторической категорией. Оно возникает с появлением государства и права. В процессе становления права уголовное законодательство объявляет преступлением поведение людей, опасное в конечном счете именно для классовых интересов. Поэтому представляется спорным мнение Ю. Г. Алексеева, согласно которому признание «общественного характера» и отдача на суд государственной власти «внутрисемейных» преступлений свидетельствует «о падении юридической роли кровнородственных связей – этой основы дофеодального уголовного права».[214]214
  Алексеев Ю. Г. Псковская Судная грамота и ее время. – М., 1980. – С. 44.


[Закрыть]

Классовую направленность имеют статьи Русской Правды, устанавливающие «тарифы» за убийство, нанесение побоев, увечий, за посягательства на имущество. Достаточно много статей, в которых предусмотренная ответственность дифференцируется в зависимости от положения потерпевшего на общественной лестнице и которые тем самым обеспечивают усиленную защиту личных и имущественных интересов феодалов и их приближенных. Уголовная политика наиболее откровенно раскрывается в первой части Пространной Правды. За убийство простого свободного человека взималась обычная вира в размере 40 гривен, а за убийство представителя привилегированной группы – двойная вира в размере 80 гривен. В зависимости от социального положения потерпевшего варьировался размер штрафа за убийство: за дворецкого или конюшего – 80; княжеского отрока, конюха, повара – 40; княжеского тиуна, ремесленника, кормильца, кормилицу – 12; рабыни – 6; рядовича и пашенного холопа – 5.

Сословное неравенство отразилось и в церковном Уставе князя Ярослава Владимировича. Согласно ст. 2 Устава за нанесение побоев дочери или жене бояр взимался штраф в размере 5 гривен золота, меньших бояр – одна гривна золота, а нарочитых людей – 3 рубля, «простой чади» – 15 гривен серебра. Сословным принципом руководствовались и при определении наказания за оскорбление. Статья 23 предусматривала за оскорбление жены «великих бояр» штраф 5 гривен золота, меньших бояр – 3 гривны золота, городских людей – 3 гривны серебра, сельских людей – гривну серебра.[215]215
  См.: ПРП. – С. 259, 261.


[Закрыть] Здесь весьма выпукло проявляется классовая направленность юридической ответственности: наказания различались в зависимости от принадлежности женщин к той или иной социальной группе.

Противоречивы мнения ученых и по поводу происхождения термина «вира», обозначавшего денежный штраф за убийство свободного человека, взимавшийся в пользу князя.

Вира по смыслу древнерусского права была особым штрафом, который выплачивался князю, тогда как родственники убитого или пострадавшего получали сумму, равную вире, но называвшуюся «головничество».

Вира дикая выплачивалась всей вервью в случае ее отказа выдать преступника на суд князя.

Вира поклепная налагалась в делах, связанных с обвинением в убийстве, при отсутствии прямых улик.

В 1912 г. финский филолог Н. Бекман, сравнивая Русскую Правду и древние шведские памятники права, обнаружил в них аналогичные суммы штрафов за одинаковые преступления, одинаковое число присяжных в суде и т. д. На этом основании автор утверждал, что Русская Правда является кодификацией старошведского обычного права.

В 1915 г. Е. Щепкин сделал попытку подкрепить гипотезу о скандинавском происхождении Русской Правды. Стремясь доказать норманнское происхождение сорокагривенной виры, Е. Щепкин преувеличивал влияние скандинавской культуры на разные страны. Во всех этих странах, по его мнению, должна была существовать сорокагривенная «варяжская» вира. «Единообразная культура викингов должна была обладать определенными признаками, присущими только ей и разве еще, может быть, вкрапленными в быт территорий, досягаемых для его влияния». Таким признаком этой «варяжской» культуры, отмечал Е. Щепкин, оказалась шкала уголовных выкупов: 20, 40, 80 марок – гривен. Основание этой шкалы, а именно вира в 40 марок, возникло в Англии, в преемственной связи с местной правовой традицией, при столкновении между англосаксами и их завоевателями – данами и норманнами. Отсюда «норма виры в 40 распространилась по всему скандинавскому миру, а вместе с другими влияниями культуры викингов занесена и на Русь».[216]216
  Щепкин Е. Варяжская вира. – Одесса, 1915. – С. 152–153.


[Закрыть]

В специальной литературе по этому вопросу указывалось, что вира в 40 марок возникла в период более поздний, чем тот, когда существовала «беспредельная территория единообразной культуры викингов». В 1886 г. Карл Леманн в работе «Королевский мир у северных германцев», рассмотрев датское, норвежское и шведское уголовное законодательство, писал, что на всем Скандинавском Севере первоначальной и исконной была высшая пеня в 12 марок. Происхождение пени в 40 марок у Леманна остается невыясненным. «Как возникло это загадочное число? Было ли оно продуктом Севера или заимствованием из чужбины? Мы не в состоянии дать ответ на этот вопрос», – писал Леманн. «Нельзя не пожалеть, что Леманн не знал Русской Правды, – замечал А. Пресняков, – Он нашел бы в ней указание на существование 40-гривенной пени более раннее, чем все ему известные указания на пеню в 40 марок. И нашел бы в ее связи именно с охраной жизни, с платой за убийство, притом в такой форме, которая проявляется в шведских законах XIII в. как нововведение». А. Пресняков сообщает некоторые сведения относительно возникновения виры в 40 марок в Скандинавских странах. Раньше всего она встречается в Дании. Кнут IV (1076–1086 гг.) за измену наложил на начальников судов пеню по 40 марок. При короле Нильсе (1104–1134 гг.) старый закон, предусматривавший наказание за убийство или ранение члена королевской дружины, был изменен – теперь виновному надлежало уплатить 40 марок королю. В Исландии вира в 40 марок была неизвестна. В Норвегии и Швеции вира в 40 марок появилась позже. Характерно, что «старейшее указание на пеню в 40 марок в Швеции связано с защитой жизни чужеземца… Это обстоятельство… показывает, что пеня в 40 марок в него со стороны врезалась».[217]217
  Пресняков А. Княжеское право в древней Руси. – СПб., 1909. – С. 258.


[Закрыть]

Е. Щепкин, анализируя наказание за убийство, приводит ряд норм из шведских законов о пени за убийство в размере 40 марок.[218]218
  Там же. – С. 154.


[Закрыть] Но самый ранний закон, где говорится о ней, закон ВЕстетов, относится к концу XIII в. Сборники обычного датского права, предусматривающие такое наказание, относятся тоже к XIII в. Если же согласиться с Е. Щепкиным в том, что при английском короле Эдуарде Исповеднике (1130–1135 гг.) действительно взималась пеня в размере 40 марок, то и этот факт не доказывает варяжское происхождение сорокагривенной виры Русской Правды, поскольку Древнейшая Правда возникла в начале XI в. Таким образом, в своем правовом развитии варяги отставали от Руси, а очередная попытка доказать, что наказание за убийство в размере 40 гривен по Русской Правде заимствовано якобы из Скандинавии, так же неудачна, как и прежние.

Некоторые ученые утверждали, что система наказаний Русской Правды и различие наказаний в зависимости от правового положения пострадавших заимствована из германского права и что слово «вира» произошло из германского wergeld. Но, во-первых, если германский вергельд – это вознаграждение в пользу семьи потерпевшего, то виру – штраф – получал князь. Во-вторых, замена кровной мести штрафом является закономерным шагом на пути развития общества.

В отечественной специальной литературе по истории русского языка оспаривается иностранное происхождение слова «вира». Если бы слово «вира» было бы германским заимствованием, отмечал Б. А. Ларин, оно бы звучало как «вера». «Вира» – корневое слово древнейшего образования. Когда-то у славян оно обозначало войну, вражду, раздор.

Вергельд – это родовой выкуп, так как в его уплате и получении принимали участие члены одного рода. Вергельд был порожден обществом, находившимся на более низкой ступени развития, чем Русь времен Русской Правды. Вергельд на всем протяжении своего существования функционировал в сфере рода. Виры же Русской Правды как государственные наказания представляли собой институт классового общества.

Определенная шкала выкупов и уголовных штрафов не представляет собой уникального явления в истории. Даже при разнообразии уголовных штрафов в отдельных странах их характерной чертой является наличие у шкалы единого основания.

Институты денежных выкупов, установленных государственной властью в праве за преступления, – это итог внутреннего развития общества. В силу объективных закономерностей процесса общественного развития эти институты характерны на определенном этапе для всех народов.

Статья 4 Русской Правды устанавливает порядок выплаты вервью дикой виры. Дикая вира (возможно, от «дикий» – «чужой», т. е. плата за чужую вину) – штраф, который члены верви платят сообща за убийство, совершенное на ее территории, когда убийца неизвестен или вервь не хочет его выдавать. В статье установлено, что вервь имеет право платить дикую виру в рассрочку. 40 и 80 гривен кун – размеры виры – очень значительные суммы, равные стоимости стада из 50 и 100 коров; они составляли, вероятно, немалую часть собственности общины. За вервью оставалось право распределять эти суммы между своими членами, что предполагает существование авторитетной общинной администрации, представлявшей вервь в отношениях с государственной властью.

Статья 54 примыкает по содержанию к ст. 48 и 49 и говорит об особом юридическом положении купца и товарных операциях. Банкротство, утрата купцом взятых в долг денег не влекли за собой уголовной ответственности. Ему давалась возможность восполнить утраченное и в рассрочку выплатить долг. Эта льгота, однако, не распространялась на купца, утратившего капитал в результате пьянства или иных предосудительных действий. Судьба должника в этом случае зависела от кредиторов, которые могли получать возмещение также в рассрочку или, по мнению большинства исследователей, потребовать продажи имущества должника и его самого в холопы.

Согласно ст. 55 задолжавший многим купец, взявший для продажи товар у не знающего его положения приезжего купца и не сумевший расплатиться с ним, подлежал той же ответственности, которая предусмотрена в предыдущей статье. Очередность возмещения долгов определялась статусом кредиторов: княжеские деньги выплачивались в первую очередь, далее – деньги приезжего купца, а затем – местных купцов, которые делили между собой остаток.

Поскольку главной отраслью производства в Киевской Руси являлось земледелие, важной функцией древнерусского права являлась охрана феодальной собственности, особенно на землю.

Древнерусское право строго карало за преступления против собственности. Правящий класс понимал, на чем покоится власть. Отсюда и строгое отношение к лицам, посягающим на феодальную собственность как основу общества.

Прежде всего следует подчеркнуть, что Русская Правда в своих уголовных статьях охраняет собственность и права феодалов. Она не содержит норм, регулирующих земельные тяжбы в порядке гражданского иска. Однако это не значит, что таких тяжб не было в действительности. Более того, по Русской Правде преступлением считались посягательства на право земельной собственности (истребление знаков, нарушение межи). Статьи 71–73 направлены на защиту земельной собственности в основном от покушений членов общины. В отмеченных статьях говорится о нарушениях права, а не о захвате чужой земельной собственности. «Если кто срубит знак бортной (межи) или распашет пашенную землю или… подрубит дуб со знаменем или межевой, то (платить) 12 гривен штрафа».[219]219
  ПРП. – С. 130.


[Закрыть] Высокий размер штрафа – 12 гривен, в два раза превышающий размер штрафов за убийство рядовича, пашенного холопа и рабыни и равный размеру штрафа за убийство княжеского тиуна или ремесленника – свидетельствует об увеличении числа подобных нарушений и о привилегированном характере охраняемой частной собственности на землю.

К тягчайшим преступлениям относит ст. 83 Русской Правды поджог двора или гумна. Такие преступления карались самым суровым наказанием – потоком и разграблением. Надо полагать, что от поджогов страдали и крестьяне, но предполагаемая злонамеренность совершения данного преступления во многих случаях могла носить характер антифеодальной борьбы народных масс против представителей господствующего класса.

Наряду с поджигателями к числу наиболее опасных преступников Русская Правда относила разбойника и «коневого татя».

Статья 19 Краткой Правды гласит: «Аще убьють огнищанина в обиду, то платити за нь 80 гривен убиици, а людем не надобе; а в подъездном княжи 80 гривен». А. П. Чебышев-Дмитриев толковал убийство «в обиду» как «злоумышленное убийство»,[220]220
  См.: Чебышев-Дмитриев А. П. О преступном действии по русскому допетровскому праву. – Казань, 1862. – С. 73.


[Закрыть] А. Богдановский – как убийство, совершенное из мести.[221]221
  См.: Богдановский А. Развитие понятий о преступлении и наказании в Русской Правде до Петра Великого. – М., 1857. – С. 26.


[Закрыть] В ст. 20 говорится: «А иже убьють огнищанина в разбои, или убиица не ищуть, то вирное платити, в неи же вири голова нагнеть лежати». По мнению Б. А. Романова, под убийством в разбое понимается совершение преступления неизвестным, а при убийстве «в обиду» убийца известен.[222]222
  См.: Романов Б. А. Правда Русская. – М.-Л., 1940. – С. 47.


[Закрыть] Убийство «в обиду» отличается от убийства в разбое известностью и наличностью убийцы, писал С. В. Юшков.[223]223
  См.: Юшков С. В. Общественно-политический строй. – С. 494.


[Закрыть] Пространная Правда, усиливая репрессии по отношению к разбойникам, устанавливает для них в качестве наказания поток и разграбление: «Будеть ли стал на разбои без всякоя свады, то за разбойника люди не платят, но выдадять и всего с женою и с детьми на поток и на разграбление» (ст. 7). Многие исследователи высказывали мнение о том, что на оценке разбоя, каравшегося столь сурово, сказывался классовый смысл преступления.

Следует обратить внимание еще на один момент. Анализ норм Русской Правды с точки зрения технико-юридического содержания права показывает, что в ней учитывались признаки субъективной стороны составов преступлений, а это свидетельствует о высоком уровне развития древнерусского права.

Из всех составов имущественных преступлений по Русской Правде дискуссионными являются «коневая татьба» и «кража бобра».

В Правде Ярослава установлено 3 гривны штрафа за кражу коня, оружия или одежды. «Если кто поедет на чужом коне, без спросу, то платить 3 гривны» (ст. 12). «Если кто возьмет чужого коня, оружие или одежду, а (хозяин) опознает (их) в своем миру, то пусть он возьмет свое, а (вору платить) 3 гривны вознаграждения потерпевшему» (ст. 13). Со ст. 13 сходна ст. 31 Краткой Правды, предусматривающая ответственность за кражу коня, совершенную в соучастии. Статья 28 указывает разницу в денежных взысканиях: 3 гривны за княжеского коня и 2 гривны – за «смердьего». Это правило повторяет и ст. 45 Пространной Правды. Русская Правда довольно подробно перечисляет различные кражи скота, домашних птиц и сельскохозяйственных продуктов, что свидетельствует о развитии феодального хозяйства.

Сопоставляя цены животных, Ланге писал, что ценность их определялась полом, возрастом и принадлежностью тому или иному лицу.[224]224
  См.: Ланге Н. Исследование об уголовном праве Русской Правды. – М., 1860. – С. 217.


[Закрыть]

Пространная Правда устанавливает высшую меру наказания за конокрадство. «Аще будет коневыи тать, выдати князю на поток; паки ли будеть клетныи тать, то 3 гривны платити ему» (ст. 35). Одни историки отождествляют «коневую татьбу» и конокрадство, а другие предполагают наличие двух самостоятельных составов преступлений. Ланге считал, что введение потока и разграбления объясняется ростом опасности конокрадства на Руси.[225]225
  См.: Там же. – С. 200.


[Закрыть] Коневодство представляло большую ценность не только для всех форм хозяйств, но и для вооруженных сил. И. Я. Фроянов предполагает, что в отличие от Х в. в княжеском хозяйстве XI в. развивалось скотоводство с акцентом именно на коневодство. Быстрый темп развития этой отрасли объясняется доходностью этой отрасли хозяйства. Лошади же требовались для военных нужд, что отразилось и в Правде Ярославичей. По мнению историка, разницу в сумме штрафов за кражу коня необязательно понимать как выражение преимуществ князя, характеризующих его с точки зрения частновладельческих прав. Княжеский конь, предназначенный преимущественно для воинских потребностей, в глазах современников ценился выше, чем прочие, заключает И. Я. Фроянов.[226]226
  См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь. – Л., 1974. – С. 57.


[Закрыть] Однако из летописи известно, что и «смердьи» конь использовался в военных нуждах. Кроме того, потребность в лошадях на Руси возникла на несколько столетий раньше, а не в X–XI вв., и была обусловлена только обострением внешнеполитической обстановки и наплывом в приграничные районы печенегов и половцев, как считает И. Я. Фроянов, но и военными походами самой Руси. Г. Е. Кочин, специалист по истории сельского хозяйства, доказывает, что поголовье лошадей росло в результате внутреннего хозяйственного развития и вследствие войн.[227]227
  См.: Кочин Г. Е. Сельское хозяйство на Руси в период образования Русского централизованного государства. – М.-Л., 1965.


[Закрыть]