Текст книги "Выше головы! Том I"

«Молодец, сообразил!»

Я не стал дожидаться, пока Леди Кетаки уйдёт к себе. Она могла стоять в прихожей и подслушивать… Да пусть обслушается! Закрыв за собой дверь, я подошёл к разложенной кровати, приподнял термопокрывало и, не раздеваясь, залез под него. Закрыл глаза и свернулся клубком.

События прошедшего дня крутились в голове, как картинки в калейдоскопе. Прилёт. Знакомство с инспектором Хёугэном. Лифтовая самотерапия. Инструктаж. Переодевание. Интервью. Встречи. Обед. Альтеры. Мысли о Чарли. Кнопка. Дозорные. Подготовка к фестивалю. Школа. Разговор за ужином…

…Со школой получилось интересно. Когда мы туда дошли, наступил вечер. Дети давно разбежались. На Весенней улице было тихо и оттого немного пугающе. В кабинете директрисы нас ждали пятеро наказанных. Две девчонки, три пацана – лет по тринадцать-пятнадцать. Судя по многозначительным взглядам, которыми они обменивались, выговор лично от Главы Станции не мог на них повлиять. Скорее, наоборот: вмешательство высшей инстанции означало «победу» в личном зачёте. Но правила есть правила – Школа не могла не воспользоваться последним средством усмирения.

У Леди Кетаки было своё мнение на сей счёт. И увидев пятерых «нарушителей, которым должно быть стыдно», она нахмурилась. А ведь Глава Станции оставалась спокойной, разбирая взаимные претензии декораторов! Даже когда не неё свалили окончательный выбор цветовой гаммы для завтрашнего фестиваля – не возражала…

– Они никому не должны, – сказала Леди Кетаки. – Не понимаю, почему моё мнение должно значить больше вашего!

– Если вы так считаете, остаётся поступить по закону, – вздохнула директриса.

Она не доставала мне до подбородка. Маленькая чёрная женщина, которая могла легко затеряться среди старшеклассников… И выглядела она всерьёз огорчённой. Из-за хулиганов – или из-за необходимости пропустить их через конвейер официальных процедур?

– А что, есть выбор? – Глава Станции посмотрела на подростков.

Они спокойно сидели на диване. Один из мальчиков демонстративно положил руки на колени. Девочки рассматривали меня. Перешёптывались, еле-еле шевеля губами. Почему-то я ощутил тревогу.

«Что ж они такого натворили?»

– Будем считать, что это художественная акция, – сказала директриса. – По сравнению с прошлыми случаями, это безобидно.

– Соглашусь, – Леди Кетаки продолжала внимательно смотреть на «художников». – Они знают, что отчётная итоговая работа принимается в вольной форме. Любой материал. Любой язык. Если итоги прошедшего года выражаются у них в виде пустого листа, это должно что-то значить… Отпустите их! Ничего вы им не докажете. Это их выбор – доказывать что-то или нет.

Директриса махнула рукой – и подростков как ветром сдуло. Стук подошв растаял вдалеке.

– Не будем терять времени, – улыбнулась Глава Станции. – Давайте я сяду за ваш стол. Рэй, а ты встань здесь, – и скомандовала камиллу, – Запись!

Традиционное обращение к школьникам. Закончилась СубПортация – и во многих классах и группах должны были появиться новички. Следовало помочь им с базовым языком станции. Представить кружки. Познакомить с достопримечательностями «Тильды». И не обижать.

«Интересно, успеет ли секретарь Главы стать достопримечательностью Восточного сектора?» – подумал я, дежурно улыбаясь в камеру. Если так, новички получат преимущество перед старожилами: «Мы с ним прилетели!» – будут хвастаться юные пассажиры «Рима».

…Потом. Когда маньяк клюнет на приманку. «Какую легенду придумают мне – точнее, моей смерти?»

– Что думаешь? – спросила Леди Кетаки во время ужина.

В полупустой едальне было тихо. На экране транслировалась какая-то постановка, но звук пускали направленно, на столик зрителей. Видимо, по чьей-то просьбе. А может, заметили Главу Станции и решили не мешать.

– О чём? – меланхолично уточнил я, ковыряясь в тарелке с салатом.

Она опять заказала по своему травоядному вкусу…

– О работе Администратора. Это же твоя специальность!

Я так и не понял – насмехается она или всерьёз. Слишком устал, чтобы разбираться в её мотивах.

– Интересно.

– Это ощущения. А мысли?

– Трудно.

Леди Кетаки улыбнулась, рассматривая меня.

– Знаешь, зачем нужны Администраторы?

Опять как на экзамене – вопросы, ловушки!..

– Руководить, принимать решения, следить, чтоб соблюдались законы. «Исполнительная ветвь власти», – процитировал я формулировку из учебника.

– А люди-то зачем? Всё это могут ИскИны. Инфоцентр делает то же самое. Руководит камиллами, принимает решения по функционированию станции, следит, чтоб соблюдались законы. Почему бы не использовать его? Как считаешь? На всю администраторскую работу нужен всего-то процент от объёма его оперативной памяти!

Это было что-то новенькое! Я замер, не прожевав. Главный логос. Люди ему доверяют. Уже доверяют свои жизни!

– Не знаешь? – продолжала она допытываться.

Я отрицательно покачал головой. «Наверное, сейчас скажет, что только люди могут управлять людьми. И всё такое. Напомнит, что я андроид».

– Потому что Администраторы могут то, чего не могут ИскИны. Они могут не руководить. Не принимать решений. Действовать до закона и поверх его. Они могут отворачиваться. Могут позволять людям принимать решения. Или не позволять. И поэтому их не заменить, – со значением произнесла она.

Я улыбнулся.

– Спасибо.

– За что?

– В учебниках этого не пишут.

– Разумеется. В учебниках правила. А это самая неправильная вещь в управлении, которую можно представить!

– Поэтому вы решили скрывать маньяка от граждан станции?

Она одобрительно кивнула.

– Молодец, сообразил!

Похвала должна была порадовать. Но внезапно я ощутил тошноту. Стало очень жарко. С трудом я сохранил улыбку. Не ответил. Хотя слова горели во рту. Вопрос: «Если я такой хороший – почему вы меня…?» Но какой смысл в риторике? Выплеснуть на неё свои обиды? Что это изменит?

Похоже, Глава Станции забыла, зачем я здесь. Заигралась, увлеклась представлением. Сама поверила, что я её молодой помощник, которого она натаскивает в профессии, с кем делится опытом и мудростью. А я должен подыгрывать – и окружающими, и перед ней самой. Помощь, о которой меня не просили, но которую я готов был оказать, заключалась не просто в жертвовании собой. Точнее, как раз в жертвовании и заключалось. Кроме жизни я отдавал свободу говорить, что думаю. Свободу выражать чувства. Человеческую свободу. Которой у меня никогда не было…

Спрятавшись в постели, я перестал стискивать зубы. Позволил себе выпустить то, что накопилось. Заплакал от бессильной обиды. Мне было страшно. Мне хотелось жить. Я скучал по Чарли.

Всё напоминало о нём. Рыжие волосы. Смех. Поза, которую я принял, была его изобретением! Поза младенца в утробе матери. Он где-то вычитал, что для людей она наиболее комфортна. Мы тогда считали себя парнями, которые пережили страшную аварию. Заново учились всему «нормальному». Пробовали так лечь, ориентируясь на иллюстрацию из учебника по биологии. Помню, я не сразу сообразил, куда девать руки…

После правды о себе мы возненавидели принцип «так делают все – значит, и мы должны». Решили начать с белого листа. Но всё уже было придумано. Мир был человеческим. Общие правила – без исключений…

И тут меня пронзило озарение. «Бэшки» были в таком же положении! Они жили в человеческом мире, соблюдали человеческое, но людьми их не считали. Их приняли в общество – как помощников. С ними общались, как с живыми, но не забывали, что они «машины, похожие на людей». Может, в какой-то момент «бэшки» осознали, насколько это несправедливо? Может, Чарли убил себя для того, чтобы не дойти до той же черты? И не переступить её?..

«Ну, ты совсем!»

Вздохнув, я вылез из-под одеяла. Камилл среагировал – и мягкий приглушённый свет в комнате стал ярче. Я разулся, сбросил комбо. Выдвинул из санитарной колонны чашу клинера. Сложил туда комбинезон, закрыл. Клинер мягко ушёл вниз, давая мне доступ к душевой. «Действует режим свободного расхода воды», – обрадовала надпись на вогнутой стенке. Когда я шагнул внутрь и зашторился, надпись сменилась на «Решайте сами, нужно ли экономить». Не успел я удивиться, как получил «С приветом от Пятой Шахтёрской!»

Определённо, на «Дхавале» такого не было!

Острые струйки горячей воды вымыли из меня раздражение и обиду. Я переключил напор на «средний». Улыбнулся, подумав об экономии. И осознал, что наконец-то успокоился. Ситуация не улучшилась, но теперь я воспринимал её иначе. Вокруг шестьдесят пять тысяч семьсот восемьдесят два человека – один из них маньяк. Но в том, что касалось права нажать проклятую кнопку, лично для меня не было разницы. Все эти шестьдесят пять тысяч семьсот восемьдесят два человека могли отключить меня. Ну, кроме грудных младенцев… Пускай Леди Кетаки, инспектор Хёугэн, майор Ланглуа и прочие переживают: «Как же так?! Среди нас убийца!» Спросили бы у меня – каково быть жертвой! Каково чувствовать рядом с собой Смерть.

«Для них невыносимо знать, что один из людей – не человек. Их пугает это знание. Они страшатся его воздействия. Так тихо и незаметно воздействует радиация. Но если тебя можно убить нажатием кнопки, такой страх становится привычным. И постепенно устаёшь бояться. Доверять тоже не получается, но это не важно. Главное, ты дожил до конца дня. Доживёшь ли до конца следующего?»

Окончательно укладываясь, чистый, посвежевший, расслабленный, я понял три вещи.

Для меня нормально быть выключенным в любой момент. Собственно, это и есть последствие установки «предохранителя». Я должен жить с осознанием этого. Жить как потенциальная жертва… Вот от чего Экстренный Административный Совет оберегает тильдийцев! Вот что предотвращает Леди Кетаки! «Я против лжи. Я хотел бы, чтобы людям сказали правду. Но хочу ли я, чтобы они воспринимали окружающий мир так, как я? Желаю ли я им таких мыслей? Определённо, нет».

Ещё я начал лучше понимать, что такое докосмическая эра. Смог провести параллель между своим состоянием и положением людей прошлого. Получив кнопку, мы с братьями переживали. За себя. Мы не могли взглянуть на это со стороны. И лишь перспектива расширить узкий круг «отключаемых» заставила меня прозреть. «Вот каково им было!» Дело не в опасности, конечно. На станции никогда не бывает полностью безопасно. Разница в отношении к человеческой жизни. В доверии. В привычке, что вокруг – свои, что каждый – свой. Вот что отличало меня от тильдийцев и сближало с землянами.

И третье, не меньшей важности, состояло в отношении к Леди Кетаки. Я искренне восхищался Главой Станции, которая предвосхитила всё это. Она взяла на себя непростое решение и ответственность за его последствия. Я не сомневался, что идея с секретностью исходила от неё. Она защищала свою станцию. Не от правды – от изменений, которые эта правда влечёт за собой. От необратимого разочарования в людях.

«Даже если завтрашний день – последний, я проведу этот день рядом с ней. Неплохо!» – и с этими мыслями я заснул.

«Проверить элементарно!»

Снились мне не друзья, не доктора, не учителя. Не Чарли и не Проф-Хофф. Не Леди Кетаки и не лейтенант Нортонсон. Никакой «хроники». Мне снился настоящий сон. Впервые в жизни. Но я был слишком увлечён загадкой маньяка, чтобы порадоваться «развитию лобных долей».

Мне снились внутренности «Тильды». Её кровеносные сосуды и лимфатические узлы. Её тайные тропы и запретные лазы. Бесконечные коридоры и лабиринты нор. Прямые тоннели, уходящие в точку. И прерывистый – больной – свет.

Время от времени жемчужно-белые дорожки системы освещения начинали мигать. Приступы икоты затухали и нарастали без всякой последовательности. И в этом чудовищном ритме растворялись синие, жёлтые, зелёные и фиолетовые огоньки КТРД. Кислород, температура, радиация, давление – я знал, что они в порядке. Но я переставал видеть их. Оставалось доверять ИскИнам.

Я видел чёрную бездну за бортом «Тильды». Бездна вокруг нас. Внимательные Дозорные с импульсными лазерами и щитовыми полями не казались надёжной защитой от миллиарда астероидов и вспышек звёздной активности. Смерть была рядом. Смерть пряталась в светоритме, в биении мрака. Пульс, от которого происходящее казалось нереальным. И оттого я был твёрдо уверен, что не сплю.

Я искал маньяка. Я знал, что он где-то рядом. Возможно, он давно следит за мной. Когда появился я – нарушение всех мыслимых законов – это породило его. Следовало закончить путешествие к нему, начатое в лифте «Дхавала». Путешествие, начавшееся со смерти Чарли. Наша встреча была предопределена. Поэтому я чувствовал его. Как лёгкое дыхание на шее. Как ожидание прикосновения.

На перекрёстке коридоров я не думал, куда поворачивать. Более того – не осознавал этого. Тело само решало. Но я не беспокоился. Интуиция подсказывала мне, что всё идёт правильно. Не об этом следовало размышлять.

С того момента, как я услышал о маньяке, меня мучила эта мысль. Она пряталась на границе осмысления. За словами, произнесёнными и написанными. Была рядом – и одновременно далеко. Как маньяк, которого то ли я выслеживал, то ли он следил за мной.

«Как они оказывались там, где он их убивал?»

Не то. Не так. Но это первая крошка на правильном пути.

Всех жертв находили в стороне от оживлённых зон. Вечером или ночью. Находили камиллы. Нет, не находили. Начинали видеть.

Коридорные камиллы довольно примитивны – не по интеллектуальным способностям, но по ассортименту функций. Камилл, который контролирует определённый фрагмент коридора, отвечает за кислород, температуру, радиацию, давление. Он мониторит показатели КТРД, а также исправность аппаратуры для мониторинга, и контроль контроля. Плюс состояние коммуникаций. При необходимости командует ремонтными юнитами. Ежеминутно отчитывается перед Инфоцентром. Но во всём остальном коридорный камилл далеко не вундеркинд.

Когда появляется человек, активизируется отдельный комплекс датчиков. Камилл начинает обработку поступающей информации. Но если она соответствует параметрам нормальности, камилл перестаёт отвлекаться на человека. Перестаёт его видеть.

Я мало знал об этих «параметрах нормальности»… Атташе из Службы МежИнтеллектного Урегулирования разбирались в них лучше, но у моей специальности пересечений с ними не было. Тем не менее, ни убийца, ни жертва в эти параметры определённо не проходили. Нападать или подвергаться нападению – одинаково ЧП!

«Как он добивался полной невидимости?»

Вот это правильный вопрос. Убийца делал жертву невидимой – ненадолго, но достаточно, чтобы скрыться самому…

Едва у меня в голове сложились эти слова, как стены раздвинулись. Потолки стали выше. Лабиринт превратился в стандартные коридоры. Ненаселённая часть станции. Безлюдно, но не страшно.

Стерильно чистые улицы. Законсервированные производства, которые ждали рабочих. Лаборатории, для которых не настало время. Жилая зона «на вырост». Мы с Леди Кетаки проходили через одну такую перед тем, как посетить школу. Здесь располагалась диспетчерская, где оформители готовились к фестивалю. Хотели сделать сюрприз, в итоге переругались – Глава Станции час их мирила.

Я приготовился заново увидеть тот кусок дня, как вдруг осознал – во сне – что Главы Станции нет рядом. Я один. Или не один – где-то рядом маньяк. Но я его не вижу.

«Видят ли его ИскИны?»

Не просто видят! Кроме визуального анализа задействован химический и физический, звуковые волны и давление, а ещё показатели альтеров. Альтеры транслируют Инфоценру данные о состоянии своего человека и его местонахождении. Защищённые от взлома данные, которые могут прочитать только логосы и камиллы. И только они имеют право пользоваться этой информацией.

Поэтому правильный вопрос: «Как получить доступ ко всей информации, которую собирают ИскИны?»

Правильный ответ давно готов – через общестанционный референдум, потому что защита личных данных прописана в Фикс-Инфо. И чтобы добиться временного приостановления, нужно восемьдесят пять процентов «за». И они будут, если сообщить тильдийцам о маньяке. Проголосуют, как миленькие, за возвращение станции в докосмическую эру!..

Космическая эра началась с множества событий. Строительство первой станции. Принятие Фикс-Инфо и признание самостоятельности ИскИнов. Одно и то же: Закон об Информации для людей и статус живых для цифровых созданий.

Плавая в мыслях между сном и явью, я любовался парадоксом – совершенным парадоксом – гармоничным совершенством, в котором каждая грань идеально подходила друг к другу. Пока люди нарушали права людей с помощью ИскИнов, ИскИны тоже не имели прав. Их не могли признать личностями, пока их использовали для подавления личностей! Освободив людей, они обрели свободу.

Тогда они назывались иначе. В преддверии Космической эры. На Земле. Были камеры и датчики, следящие за качеством воздуха. Заодно они приглядывали за населением. Предотвращали преступления. Первые «Kami» тестировались на слежке. Их считали «инструментами закона»…

Вот о чём говорила Леди Кетаки! До Космической эры была идея заменить всё руководство ИскИнами. «Пусть они следят за законом, потому что они не умеют нарушать закон». Но они не умели и многое другое… Кризис, к которому привело такое положение, поставил под угрозу всё общество. Сумеречный период, окончившийся принятием Фикс-Инфо.

Сначала альтеры были инструментом контроля над людьми. Теперь же это личный договор человека с ИскИнами. Добровольный договор.

С права самому решать, нужен ли альтер, начинается социальное совершеннолетие. В пятнадцать лет, иногда раньше, иногда позже. СПМ сообщает человеку, что он стал самостоятельным. Снимай. Отключай. Сам. Без альтеров ИскИнам сложнее обеспечивать твою безопасность. Можно стать почти невидимым. И никто из руководства – никто из людей – не узнает об этом.

У нас не было такого «рубежа». Мы не решали. Читали об этом. Для остальных это привычно, естественно, вряд ли кто задумывается о смысле такого жеста. Альтеры отключают, чтобы подчеркнуть интимность момента. Многие делают это, заходя к себе – комнатный камилл сам мониторит и тестирует.

«Чтобы исчезнуть, он отключает свой альтер. И каким-то образом заставляет жертву выключить».

Но какими бы ухищрениями он ни пользовался, поймать его «просто». Рассказать тильдийцам, что среди них скрывается безумный убийца. Приостановить Фикс-Инфо, на котором основано выживание и развитие ИскИнов. Такие же необратимые действия, как и смерть. Смерть идей, уничтожение столетий человеческого развития…

…И тут я увидел его. Человеческая фигура, стоящая ко мне спиной. Одет он был странно. Знакомые полоски.

Чарли обернулся, закричал «Рэй, посмотри на меня!», сорвал со своей груди предупреждающий знак. И в ту же секунду что-то чёрное вонзилось ему сзади в затылок. Брызнула кровь. Чарли упал на пол.

Сзади него никого не было.

За секунду до пробуждения я подумал «Кто?!» И в тот же момент понял, кто. Камилл. ИскИн. ИскИн и был маньяком. Враг не снаружи. Враг внутри. Он повсюду, и от него невозможно спастись, потому что это его работа – спасать…

Проснувшись, я лежал с закрытыми глазами и впервые ощущал то, о чём читал: желание, чтобы день не наступал никогда.

– Лежишь?

Я представил, как растворяюсь. Леди Кетаки откинет термопокрывало – а там никого!

Но она лишь приоткрыла дверь.

– Через час встретимся за завтраком. В Аквариуме. Центральная зона.

Я постарался не дышать. Притворился спящим. Мёртвым.

– Запомнил? Вэ-один-о-двенадцать. Заблудишься – спрашивай про «аквариум», – и она ушла.

Это был её жилой блок. Стандартный жилой блок для бессемейных сотрудников Администрации – на троих. Сейчас я был во второй комнате, а третья пустовала. До моего появления Леди Кетаки жила здесь одна. Простор – положительная сторона малонаселённости. Впрочем, с бездонным космосом вокруг, в двухлетней изоляции от остального человечества (с перспективой изоляции на века, если собьются настройки СубПорта), лишнее пространство перестаёт радовать.

Я принял душ. Достал комбо из клинера. Не смог удержаться – потрогал предупреждающий знак. Полюбовался геометрическим узором комбинезона. Оттенки серебристо-серого с сиреневыми полосами. Вроде те же цвета, что были на «Дхавале», но дизайн на высоте. Виктор бы оценил!

Форма Администрации. Своя комната. Рабочие обязанности, а вчера – первый настоящий отчёт. Лабиринты коридоров, которые мучили меня ночью, уже не пугали. Вода смыла безумное предположение. Нет никакого ИскИна-убийцы. Это человек. Один человек, больной, запутавшийся. Люди на станции – вменяемые и здравомыслящие. Если какой-нибудь безумец попытается отключить меня среди бела дня, его остановят. Ради Леди Кетаки, конечно, её уважают! Но мне и этого хватит.

С прикроватной тумбочки тоненько пискнул альтер, напоминая о назначенной встрече. Значит, Глава Станции отметила завтрак в моём расписании. Но сообщила о нём самолично – вежливость, на которую не каждый подчинённый может рассчитывать! С приподнятым настроением я надел браслеты, проверил направление по схеме и вышел в коридор жилого блока.

Я выбрал улицу имени Норайо Хадада – инженера, который погиб при строительстве станции. «В районе будущего Восточного сектора», как сообщали стенные панели. Как-то мы с братьями смотрели фильм о космических инженерах. Конечно, монтаж выполняли машины. На долю людей оставалась проверка. Минимальный риск. Но ЧП случались…

Ярко освещённая улица была заполнена людьми, спешащими на работу в Центральную зону или на завтрак. Мне бы тоже следовало поторопиться, а не глазеть по сторонам! Но я не мог удержаться.

«Иллюминаторы», в которых посверкивали звёзды, чередовались с круглыми картинами в рамах, имитирующих иллюминаторную обводку. Фоном у простеньких натюрмортов была космическая тьма, благодаря чему они выглядели завораживающе. Не сразу я догадался, что никакого космоса там быть не может. Если вспомнить о направлении, космос был «под ногами».

Улица разделялась на несколько полос. В центре текла «лента лентяев», огороженная пышным гребнем ярко-зелёной травы. Я с трудом удержался от того, чтобы не присесть на корточки и рассмотреть: искусственная трава, голографическая или настоящая? На саму дорожку я, разумеется, и не думал вставать. Это для женщин с детьми и пожилых. Правда, они-то предпочитали ходить пешком. На ленте перемещались администраторы и профсоюзные активисты. Они так экономили время: проводили до завтрака летучки.

Как на «Дхавале» или «Флиппере», полосы для экстренных ситуаций были маркированы жёлтым. Напоминание о постоянной опасности: выстриженные пустоты в толпе. «Помнят ли о предназначении этих дорожек – или не наступают по привычке?»

Негромко играло радио – что-то гитарное. Музыкальные номера чередовались с объявлениями: ведущие приглашали на фестиваль в честь новичков, напоминали об отборочных матчах по баскетболу и расхваливали модные блюда. Некоторые названия я слышал впервые: манты, например.

– Привет! – услышал я со стороны рекреации – и вскоре стайка Дозорных окружила меня.

Их было человек двенадцать. У всех у них были лилово-сливовые нагрудники – единственный элемент формы, общей для всех. Если бы не это, они бы выглядели как на прогулке. Воскресные комбо самых разных цветов и дизайна. Кое-кто с заметно выдающимся животом, кое-кто с грудным ребёнком. Рядом крутились камиллы-коляски, готовые помочь.

Действуя с невинной бесцеремонностью, свойственной людям, уверенным в своей абсолютной правоте, Дозорные вытеснили меня в рекреацию.

– Что случилось? – спросил я, прижимаясь спиной к резной стенной панели.

Полукруглая рекреация сочетала уют и функциональность: узкие диваны, стол, питьевой фонтанчик и две двери в санитарные комнаты. Преобладали плавные линии, но я чувствовал себя загнанным в угол. Разыгравшееся воображение нарисовало беременного маньяка, который в перерывах между дежурствами бродит по коридорам станции, выслеживая замаскированных андроидов и время от времени заглядывая в туалет…

– Я должен что-то передать? Для Главы? Насчёт расписания?

– Нет, – покачала головой рыжекудрая Дозорная – староста смены, с которой Леди Кетаки вчера обменивалась колкостями.

– У нас возник спор, – объяснила она, и голубоглазый младенец, подвешенный на её животе, улыбнулся беззубым ртом. – Насчёт тебя. Что ты на самом деле человек и притворяешься, – и она поскребла ногтем по предупреждающему знаку на моей груди.

– Зачем мне притворяться? – поинтересовался я, пытаясь слиться со стеной.

– Например, чтобы проверить нас и вообще всех, – предположила другая Дозорная – рослая, с индийскими чертами лица. – Нет ли у нас фобии на андроидов или типа того.

Я нервно рассмеялся:

– Если так, вы всё равно не узнаете!

– Почему же? – на веснушчатом личике рыжей мадонны расцвела дьявольская ухмылка. – Проверить элементарно!

У меня внутри всё похолодело. Это было хуже, чем в салоне «Рима». И я догадывался, что они ответят на аргумент, который сработал против ребёнка. Но деваться некуда: придётся разыграть старую карту, чтобы потянуть время.

– Моя стоимость…

– Забудь про стоимость! – перебила высокая индианка. – Жизнь человека дороже. Все знают, что андроиды опасны. Это как астероид. Если он рядом, лучше не ждать!

Её коллеги подхватили:

– Нам не нравятся такие проверки!

– Мы чуть не погибли два года назад, а теперь приходится терпеть андроида. Или подделку под андроида!

– Как можно так поступать со своими избирателями?

Они говорили складно. Профессиональное. Они привыкли действовать сообща. Специфика службы.

– Нам спамеров вот так хватает, чтоб ещё и админские штучки терпеть!

– Андроидам нельзя заходить в жилые зоны! Если ты андроид…

Ситуация была как из учебника по психологии управления. Леди Кетаки постоянно напоминала мамочкам о правилах. И одновременно этих же мамочек превозносили как образцовых граждан. Конечно, каждый профсоюз мнил себя наиглавнейшим и системообразующим – в том-то и состояло умение Администрации, чтобы никому не давать преимуществ, но в каждом поддерживать исключительность. Чтобы добиться этого, Глава Станции должна оставаться неуязвимой.

Появление секретаря нарушило устоявшееся равновесие. И теперь Дозорные покажут, кто тут главный. Сорвут они программу проверки персонала или отключат потенциально опасного андроида, им ничего не грозит! Слишком уж высоким было их положение – как профессиональное, так и гражданское.

«Да не станут они тебя отключать, идиот!»

Ну, да. Чего это я… Они хотели, что б я связался с Леди Кетаки. Чтоб запросил помощи. И она прибежит. И будет лично выгораживать меня. Перед ними. Будет унижаться.

Вздохнув, я развернулся, опустился на колени и уткнулся лбом в стену, открывая полный доступ к проклятой кнопке: всё-таки рыженькая мамаша была на голову ниже меня, да и младенец ей мешал.

– Зачем ты так? – спросил кто-то.

– Потому что обязан, – ответил я, ощущая под коленями пружинящий пол – на «улице» он был потвёрже. – Вы выразили желание – я обязан подчиниться. Иначе – угроза второго уровня.

В рекреации наступила тишина. Потом чей-то младенец загугукал.

– Встань, пожалуйста, – попросила рыжая. – Извини.