Текст книги "Выше головы! Том I"

«Развели цирк!»

В общественной едальне В1-О-12, которую называли «Аквариумом», я не разглядел ни одной нарисованной, керамической или голографической рыбки. Сплошная зелень, растущая сверху вниз, снизу вверх и по диагонали. Вентиляция была с секретом: одни лианы постоянно колыхались, другие сохраняли неподвижность, а сквозняков я не ощущал.

Вообще, растения встречались повсюду, но здесь плотный живой ковёр закрывал даже потолок. Основания продолговатых светильников были погребены под треугольными листьями, и пышные плети спускались вниз, очерчивая условные границы между столиками. Но ни один усик не нарушал планировку. Пока терраформирование подбиралось к стадии лишайников, ботаники на станции развлекались, как могли!

«Но почему „Аквариум“, если без рыбок? Улитку бы какую посадили!»

К завтраку я опоздал. Леди Кетаки на это никак не отреагировала. Едва я занял свободное место за столиком рядом с ней, она невозмутимо приступила к еде. Почти жидкая яичница-глазунья, салат с какими-то листьями и водорослями, вишнёвый кисель – и то же самое у меня. А вот у инспектора Хёугэна были сосиски, бутерброд с сыром и чай. Я ему позавидовал – несмотря на возникшие проблемы в расследовании.

Точнее сказать, проблемы, которые не позволяли начать это самое расследование.

– Вы создали такие условия, в которых я ничего не могу! – ворчал инспектор, размазывая сосиской соус по тарелке. – Я не могу никому объяснить, зачем я сюда приехал! А я новенький! Только я собираюсь спросить их об алиби, они спрашивают, откуда я и зачем прилетел на «Тильду»!

Выбор едальни был обоснован: рядом завтракали чиновники, знакомые мне по совещанию в Лифтовой зоне. Инспектор мог сколько угодно жаловаться вслух – режиму секретности ничто не угрожало.

Это режим секретности угрожал нервам и репутации признанного специалиста по преступлениям прошлого!

– Невозможно спрашивать о том, о чём никто не должен знать, – твердил бедняга, и на его выдающемся арабском носу сверкали капельки пота. – В конце концов, как я очерчу круг подозреваемых, если все могли пересекаться с жертвами?

– А разве не существует каких-то правил, ну, для следственно-розыскных мероприятий? – отозвалась миловидная представительница профсоюза в светло-синем учительском комбо. – Улики, свидетельства очевидцев… На основании исторического опыта я имею в виду.

Она явно готовилась к разговору с инспектором.

– Разумеется, есть! Я двадцать лет посвятил этой теме, в конце-то концов! – фыркнул он и прикончил сосиску.

– Ну да! Я это и имею в виду! Мы же поэтому вас и пригласили! – подхватила профсоюзница, не разобравшись.

– Теперь вы сможете применить знания на практике, – заметил лысый майор ОБ.

Ему хотелось поддержать «выписанного специалиста», но в первую очередь – укрепить надежду, что приехавший профессионал сразу же со всем разберётся.

Седовласый Ланглуа за соседним столиком, иронично усмехнулся – он сидел за спиной Хёугэна. Инспектор не видел этой гримасы. А вот Леди Кетаки – да…

Неуклюжая поддержка смутила несчастного инспектора. Из нас двоих, вызванных на «Тильду-1» из-за маньяка, ему повезло гораздо меньше! Я, хоть и стал приманкой, успешно зарабатывал опыт. А что мог он – с багажом следователей прошлого, но в условиях настоящего? Как вести секретное расследование, когда на любой вопрос у любого тильдийца есть законное: «Почему вы спрашиваете?»

Отдел Безопасности защищал население от всех возможных угроз. Внешних угроз. Дозорные сотрудничали с камиллами снаружи, обэшники опекали коридорных камиллов. Все остальные их обязанности давно были условными: если на первой станции ОБ воспринимался «наследниками полиции», сегодня саму полицию считали чем-то вроде техников-контроллёров.

Внутренние опасности делили между собой психотерапевты, службы консультаций, профсоюзные деятели и активистки. Отдел Безопасности узнавал о совершённом преступлении чаще всего тогда, когда преступника (обнаруженного, пойманного, опрошенного и осуждённого товарищеским или профсоюзным судом) следовало сопроводить на место отбывания наказания. Которое как раз и начиналось с присутствия «полицейского» – это ж до чего надо было дойти, чтобы нуждаться в сопровождающем!

На «Тильде-1» сотрудники ОБ ни разу не начинали расследования. После появления маньяка все их силы уходили на то, чтобы не допустить распространения паники. Не удивительно, что они вызвали знатока со стороны!

– Развели цирк! – бормотал инспектор, роняя хлебные крошки на гладкую ослепительно-белую столешницу. – «А зачем вам?» – передразнил он, смешно вытянув губы трубочкой. – «А кто вы?» «А почему?» «А для чего?» И если бы только это! Я не могу получить статистику перемещений между секторами, в конце-то концов! Это можно утрясти?

– Это наша внутренняя поправка к Фикс-Инфо, – объяснила Леди Кетаки. – Когда население превысит восемьдесят тысяч, она будет снята. Зато у нас полностью открыта информация по питанию.

– Конечно, мне это пригодится! – поморщился он.

Я слушал их, ковыряясь в листьях салата. Была надежда встретить там грибочек или орех… Тщетно! Двенадцать видов съедобных растений и ничего по-настоящему питательного.

«Может быть, „Аквариум“, потому что в меню есть настоящая рыба? Попросить, что ли…»

– Не нравится? – спросила Глава Станции, и я вздрогнул от неожиданности.

– Нет-нет, вкусно!

Я бешено заработал вилкой и, чтобы скрыть смущение, поинтересовался:

– Значит, каждый может узнать, что я ел?

– Ага! – ответила она, вытирая губы салфеткой.

– И когда ел, и где – тоже?

Инспектор подавился компотом. Откашлялся, допил, торопливо извинился – и покинул едальню. Стены были прозрачные, никаких «улиточек», и сквозь свисающие лианы я увидел, что движется он в сторону Информатория. Такой быстрый, резкий, словно щука… в аквариуме.

В иное время я бы оценил шутку: и вправду похоже! Но сейчас мысли мои были в Информатории, с Хёугэном. Правильно он сделал, что побежал туда, не вывел на столешницу. Мощностей бы не хватило для подробного статистического отчёта по всем тридцати тысячам потенциальных преступников.

Я завидовал инспектору: мне бы тоже хотелось сузить круг подозреваемых! Но вряд ли Глава Станции позволит себе распылять ресурсы: меня ожидал ещё один день обхода, улыбок и демонстрации смазливой (спасибо Проф-Хоффу и его мастерам!) физиономии…

– Зайди в Информаторий и просмотри все данные по этому делу, – приказала Леди Кетаки, изучая сообщения на своём альтере, – Кроме проверки меню есть и другие способы профильтровать подозреваемых.

На мгновение я заподозрил, что проклятая кнопка считывает мои мысли – и передаёт их Главе Станции. Или я не умею скрывать желания?..

– Трёх часов тебе, надеюсь, хватит. Потом найди Нортонсона – он передаст нужное оборудование и проинструктирует. Выбери маршрут, где почти никто не ходит. Придумай себе повод и погуляй до ужина.

– Хорошо, – кивнул я и отставил стакан с недопитым киселём.

Оставлять еду считалось верхом неприличия, но кисель был моим самым нелюбимым блюдом. Ненавистнее глазуньи!

– Я не планировала так сразу отправлять тебя одного, – объяснила Глава Станции, выключая экранчик альтера. – Но ты сумел укротить наших мамочек. Ума не приложу как… Извиняются! Коллективное извинение от всего отдела. Первый раз такое вижу. Что ты с ними сделал?

Я пожал плечами. Её глаза заблестели.

– Сможешь сам выбрать, что взять на ужин, – предложила она сделку.

Не удержавшись, я рассмеялся. В самом деле, цирк: Глава Станции пытается подкупить андроида-секретаря правом выбирать еду!

– Правило максимума, – объяснил я.

Леди Кетаки недоумённо нахмурила идеальные брови.

– Они хотели унизить меня. То есть они хотели унизить вас, а для этого пытались испугать меня. Чтобы я умолял о пощаде, чтобы позвал вас на помощь. А я встал на колени. Любому здоровому человеку неприятно видеть другого в унизительной позе. Больше, чем они могли взять. Максимум ситуации.

– И кто тебя этому научил? – поинтересовалась она.

– Не помню! Мы так часто делали, – следовало договорить «с Проф-Хоффом», но я не рискнул. – Правда, был риск. Всё-таки я не человек!

– Для них, мне кажется, не много разницы, – мягко заметила она. – Они из Внешней Защиты. Полное доверие камиллам – их профессиональный навык. Камилл, андроид, логос… Для операторов альтер имеет право на жизнь!

«Какой же ты идиот!»

Возможно, на станции были люди, у которых никогда бы не поднялась рука отключить андроида. Но человек, у которого хватало решимости (и безумия) убивать сограждан во имя борьбы с замаскированными «ашками», существовал наверняка. Исхак Ренье, Гьонюл Доэрти, Джулиан Бос, Татьяна Мёрфи и Кирабо Когоут могли подтвердить этот факт своими размозжёнными затылками.

Все они были найдены в коридорах Восточного сектора. На первый взгляд это сужало пресловутый круг подозреваемых… Но не для Восточного. Его Квартером была Глава Станции, что автоматически превращало сектор в столицу «Тильды-1». Здесь старались проводить собрания, здесь же устраивали представления и матчи. Понятно, что при такой популярности здешние едальни, холлы и площадки притягивали больше людей, чем аналогичные помещения других «четвертинок». Даже игровой зал в Лифтовой зоне был освоен – вспомнить столики с аналоговыми играми!

Жаждавшие уединения переселялись на второй уровень станции, а на первом предпочитали ходить коридорами незаселённых улиц. На «Тильде-1» не сложно найти спокойный, тихий маршрут. Там-то их и подстерегал убийца.

И пока он на свободе, я Шрёдингеровский кот: ничего определённого и всё может быть. То ли отключат, то ли обойдётся. Но если я вычислю маньяка, шансы пережить эту охоту резко возрастут. Что одновременно увеличит шансы сохранить за собой место в Администрации.

«Кулинарная» идея позволила получить пару тысяч алиби. Проблема в том, что выброшенные из круга подозреваемых туда и не входили. Блюда, привязанные к конкретным столовым, были диетическими и предназначались беременным женщинам и кормящим матерям, а также пациентам медблоков, перенёсшим тяжёлое отравление или операцию. Остальные меню рассылались по всей станции.

Логос выделил триста человек, дегустаторов и гурманов, которые если и были маньяками, то по части вкусненького и новенького. Хоть какая, но помощь!

Доступ, которым наделила меня Леди Кетаки, позволял ознакомиться со всеми запросами инспектора. Он сидел в таком же кресле в одном из боксов Информатория – может быть, через стенку от меня. У него, разумеется, была возможность проверить мои изыскания. И поболтать: я держал открытым окно чата на тот случай, если он соблаговолит заметить моё присутствие. Но сам я беспокоить его не решался…

Инспектор проверил каждую категорию и группу. И оказалось, что более пяти тысяч вахтовиков могли быть рядом со всеми преступлениями. Периодичность убийств как раз совпадала с периодичностью вахт.

Если вычесть беременных и кормящих, а также Администрацию (сотрудники которой были обязаны оставаться на связи двадцать четыре часа в сутки), не забыть о тех, кто год назад окончил школу (и кто был развит физически), а также применить график смен, получалось семь тысяч шестьсот двадцать четыре человека.

«7 624» – я смотрел на эту цифру и не мог до конца осознать её. Это много? Или мало? Не знаю, как на это реагировал инспектор и осознавал ли он чудовищное количество потенциальных маньяков. Я был абсолютно уверен, что альтернативы для принятой секретности нет. Следовало держать всё в тайне, иначе никто не сможет предсказать, что будет с «Тильдой» через два года. Возможно, в прошлом люди могли жить в окружении убийц. Но когда за пределами станции – бесконечный холод смерти, внутри должны царить мир и доверие. Без этого показателя никакие КТРД не помогут!

Значит, надо отталкиваться от жертв. Возможно, в их биографиях будет что-то полезное.

Исхак Ренье. Сорок лет. До биостатистической лаборатории работал в техническом тестировании там же – на внутреннем производстве второго уровня. Многократный победитель математических состязаний. Впрочем, это не сделало его общительным. Подозреваю, он и участвовал в этих состязаниях по просьбе коллег – так сказать, вариант социальной адаптации. Кто угодно мог видеть его – записи олимпиад были выложены в открытый доступ.

Гьонюл Доэрти. Сорок шесть лет. Контролёром пятого энергоблока стала год назад, до того была контроллёром третьего. Никаких отметок о личных хобби, увлечениях… Скрытная тихая жизнь. Лекции, которые она читала, показались мне такой же «общественной данью», как и математические выступления Ренье. Разумеется, лежали они в открытом доступе.

Джулиан Бос. Тридцать четыре года. Ничего. За пустым профилем могло скрываться что-то такое… что не дало бы ему оставаться Судебным Наблюдателем. У человека на такой должности независимые журналисты выискивали малейшую фальшь в биографии. Должны были проверить вдоль и поперёк. Выходит, жизнь Судебного Наблюдателя была настолько пустой?

Татьяна Мёрфи. Сорок три года. Цианобактериями занималась по работе – их же рисовала. Без шуток: сотни однотипных картинок увеличенной сине-зелёная водоросли. Не выставлялась. Нигде не училась. Ничего не посещала: рисовала у себя, хранила стопку картинок в изголовье кровати. Классический отшельник.

Последний убитый тоже не выходил за рамки модели.

Кирабо Когоут. Тридцать один год. Начинал в ОБ Восточного. И друзья у него были здесь же… Были. Они играли в английский футбол и называли себя «Лордами». Один раз дошли до финала чемпионата станции. После «Кальвиса» команда распалась по понятным причинам: девять человек из её состава погибли во время подавления бунта «бэшек».

Я вновь подумал, каково было Нортонсону. Каково ему сейчас?

Когда я потерял Чарли, казалось, от меня отрезали кусок. Но по сравнению с Нортонсоном со мной ничего страшного не произошло! Сколько осталось от него? Сколько может остаться от человека, потерявшего всех братьев и сестёр, причём старших?.. Люди, которые составляли его мир. Люди, которые были рядом с первого дня его жизни. Он брал с них пример, он пошёл по их стопам, он был самым младшим «лордом». Он и его ровесник Кирабо. Вместе выросли, вместе выучились, вместе служили, отдыхали, играли… Как же он, должно быть, скучал по нему в те два года!

Кирабо Когоут был убит в день открытия СубПорта. Последняя жертва. Следовало уточнить: последняя на настоящий момент.

– Какой же ты идиот! – прошептал я своему отражению, которое виднелось в тёмном зеркале выключенного монитора.

– Вы что-то забыли? – поинтересовался свисающий с потолка камилл-библиотекарь.

Опыта у него было достаточно, чтобы распознать подлинный смысл моих слов.

– Наоборот, – ответил я. – Слишком многое помню!

Альтер подсказал, что лейтенант Нортонсон находится в Производственной зоне В8, в точке «75». И у него назначена рабочая встреча со мной через двадцать семь минут. Это другой край сектора. Придётся воспользоваться лифтом.

«Наконец-то я тебя поймал!»

«Lift» – значит «подъём». Но внутри гигантского бублика «Тильды» понятия «верх» и «низ» были такой же условностью, как и фальшивые иллюминаторы. Старое название утратило первоначальный смысл – вместе с тросами, тянущими кабину. Перемещались в основном по горизонтали, ведь на станции сила тяжести прямо пропорциональна расстоянию до оси вращения, и любой настоящий подъём чреват нагрузками.

«Лифтами» называли кабинки, рассчитанные на короткую поездку стоя. «Вагонами» – кабины с диванами, вместимостью до двадцати четырёх человек (стандартная смена на предприятии). «Лентами» – движущиеся дорожки. А если пешком – это значило «разгрузить спортзал».

Я опять опаздывал. Можно было бы и пробежаться, но бегущий андроид, пусть и в комбо Администрации, выглядит угрожающе. Компания в вагоне – дополнительный риск нарваться на конфликт. Или на нечто противоположное: меня по-прежнему снимали, и, кажется, уже преследовали. Сталкерили. Во всяком случае, одни и те же пепельные косички постоянно мелькали неподалёку. И была весьма приметная шапка золотистых волос, похожая на «одуванчик». Меньше всего я мечтал оказаться с этими «одуванчиками» в закрытом помещении. Так что лифт, и никаких вагонов!

Я хотел побыть один, чтобы подготовиться к разговору с Нортонсоном. Непонятно, в каких выражениях следует извиняться, но я был обязан. Воспоминания о поездке заставляли меня краснеть. Вёл себя как избалованный ребёнок, подшучивал над ним!

Пока я кривлялся, лейтенант Нортонсон беспокоился о том, что никак не может связаться с Когоутом, своим единственным оставшимся в живых другом. Переживал за него. Бросил меня в салоне «Рима», чтобы ещё раз попробовать. Но на «Тильде» отрубали его запросы, снова и снова. Прекрасно понимали, почему он нервничает, но ничего не могли поделать.

Нортонсон тогда весь извёлся от неизвестности. Догадаться, в чём проблема, было непросто, но если бы я не был занят своей трагедией, я бы понял в общих чертах, что его что-то терзает. Я бы произносил другие слова… Надо попытаться хотя бы сейчас. Ради Чарли. Ради меня. Потому что так надо!

Стоило мне заскочить в лифт и приступить к обдумыванию этой деликатной темы, как закрывающиеся створки замерли – и с урчанием раздвинулись. Пришлось опять нацепить маску внимательной доброжелательности: правом задерживать обладали сотрудники Отдела Безопасности, врачи и ремонтники. Ворвавшись в лифт к нам с Нортонсоном, инспектор Хёугэн действовал по привычке. Ну, и самовыражался – куда ж без этого!

Если задерживают отправление, значит, что-то серьёзное. В обычное время не считалось зазорным подождать – всё-таки злоупотребление властью никого не красит. Но, видимо, в Солнечной системе к подобным «слабостям» относились терпимее, иначе Хаким Хёугэн недолго бы продержался в ОБ! А может быть, он и не держался: сидел в архиве на своём «Ноэле», копался в старых файлах в компании с кибер-археологами…

– Наконец-то я тебя поймал!

Голос звучал близко, и я внутренне напрягся – понятно, что там не маньяк, но всё равно неприятно чувствовать себя «добычей».

– Извини за задержку!

Вскоре «охотник» добрался до лифта и присоединился ко мне.

– Ирвин Прайс! – с ходу представился он, протягивая руку.

У меня хватило выдержки ответить на рукопожатие без паузы.

– Рэй.

Лифт тронулся. В кабине хватило бы места ещё для двоих. Однако командный экран сообщил, что лифт заполнен и остановок не будет. А может, Ирвин Прайс обладал какими-то особыми привилегиями в том, что касалось лифтов.

– Это всё? – хитро улыбнулся он, пожимая мою ладонь.

Кожа у него была гладкая на ощупь, а подушечки пальцев пружинили. До «Кальвиса» мне всего пару раз довелось общаться с «бэшками», но я запомнил впечатление. Ожившая кукла. Как камилл в человеческом обличье. Но то рука! Глаза у него были самые настоящие.

– А что нужно? – спросил я, осторожно высвобождая ладонь и одновременно отодвигаясь в угол, чтобы дать развернуться новому знакомому.

– Например, у людей есть фамилия, – объяснил он, рассматривая меня с видимым удовольствием.

Не знаю, как ему это удавалось – демонстрировать человеческие эмоции. Грубо вылепленная физиономия Ирвина Прайса была словно заголовка для лица на столе скульптора: широкий носяра, толстый подбородок, едва обозначенный рот с узкими губами, громоздкие надбровные дуги и торчащие скулы. Прозрачно-серые насмешливые глаза мало подходили этой глиняной маске. Но именно глаза позволяли однозначно определить, что передо мной человек – несмотря на то, что в нём навскидку оставалось не более десяти процентов родных тканей.

До пояса – тело коренастого мужчины, с сутулыми, вывернутыми плечами. Ниже пояса начиналась конструкция, состоявшая из широкой «ноги» с подвижными гусеницами внизу. С боков туловища отходила пара манипуляторов. Они были сложены сзади на пояснице. Если бы Ирвин развернул их, то стал бы четвероруким.

Модифицированный корпус андроида С-класса – вот что это такое! Облик до того поразил меня, что я не сразу заметил журналистские планки и цифру «9».

– У людей есть фамилия, – я указал на его знак. – Но я-то не человек! – и я ткнул в свою метку.

Он пожал плечами – неловко, искривившись, но без той ощутимой паузы, которая характерна для имитационных протезов. Тело принадлежало ему полностью: чистая нейропередача и никаких дополнительных программ.

– «Шесть процентов», – сообщил Ирвин. – Такое у меня прозвище. Потому что осталось всего шесть процентов. Ты же об этом хотел спросить?

Я кивнул и почувствовал себя неуютно. А мой новый знакомый, похоже, наслаждался происходящим.

– Никаких секретов! – заявил он. – Это ж в моём профиле висит! После «Кальвиса» мне шепнули, чтоб я убрал. А то вдруг кто-нибудь начнёт задумываться… Но я послал их в дальний путь! Шесть процентов! Спасли-то побольше, но часть пришлось выкинуть. И десять кило добротного клонированного мяса, если не двадцать – чтоб ты знал, от твоего профессора! И я – человек! У меня на нейропередаче даже язык! А ты, – он похлопал меня по плечу, – Ты – робот! Ну, не умора?!

– А зачем вы?.. – я вовремя заткнулся.

Чуть было я не спросил: «Зачем вы терпите такое?»

– «Ты», – уточнил Ирвин. – Никаких «вы». Особенно от тебя!.. Так ты не знаешь?

– Я же вчера прилетел… – смущённо пробормотал я.

«Неужто какая-то знаменитость?»

– А я думал, моя слава гремит во всей Солнечной! – признался он, не скрывая сарказма. – Давно это было. Ну, у нас-то все знают… Ещё бы не знали, ха-ха! Я был в разведке, на «Гефесте». Не на нём самом. Мы болтались на краю системы. И меня слегка зацепило. Ну, ребята вытащили. А у нас почти ничего с собой не было. Меня починили, но временно, на скорую руку. Поговорку слышал, про временное и постоянное? Три года я так ползал, пока мы возвращались – без дырокола-то! Своим ходом гребли. А на «Гефесте» мне предложили операцию, чтоб сделать «как у людей». Я отказался. Догадываешься, почему?

Я отрицательно покачал головой, завороженный его живостью, внутренней силой, напором. «Сколько же ему лет?»

– Давай, попробуй!

Я осмелел.

– Отказался, чтоб оставаться… уникальным?

Ирвин вновь хлопнул меня по плечу – тяжёлая ладонь, я покачнулся.

– Мимо! Хочешь знать?

– Хочу!

– Ладно. Тебе расскажу.

Я приготовился.

– Потом.

Мне пришлось собрать всю волю в кулак. Отличную ловушку он приготовил! И я почти попался. На самом деле мне было плевать, почему он предпочёл «ползать».

– Так вы… так ты об этом хотел поговорить? – равнодушно поинтересовался я.

– Нет, о маньяке, которого ты приманиваешь, – ответил он и захохотал, наслаждаясь моим смятением. – Да не дёргайся ты! Я свой. Чтоб ты знал, это я нашёл беднягу Джулиана. Пришлось им посвятить меня в их страшную тайну. Жаль, я и на «бэшку» не особо смахиваю, не то что на вашего брата…

Лифт остановился и раздвинул створки, но Ирвин продолжал болтать, перекрывая мне выход из кабины.

– Чтоб ты знал, это я им предложил пригласить парня вроде тебя. Они набычились: «иди, болезный, отсюда». А потом гляжу – обмозговали и заново выдвинули. От камрады повыше. Вроде как, чтоб никого не обидеть. А я не обиделся! Мне-то что! Главное, чтоб поймали этого выродка!

– Да-да, это главное… – я попытался протиснуться между его корпусом и стенкой лифта, но он ловко поймал меня за запястье.

Молниеносное и точное движение – словно язык у лягушки, хватающей кузнечика. Тут я вспомнил, где видел имя «Ирвин Прайс»: в списке первой сотни наиболее вероятных подозреваемых. Что ж, он был силён!

– Хочешь его поймать? – из его голоса исчезло всякое веселье. – Ты же хочешь! Вычислить, чтобы не пришлось рисковать своей шкурой!

Не делая попытки вырваться, я молчал. Ждал, что он скажет дальше.

– Надеешься, тебя пожалеют?

Я отрицательно покачал головой.

– Правильно! Не пожалеют! Им себя пора жалеть. Он загнал их в угол! Они сами загнали себя в угол с этой секретностью! И такой расклад, что выхода у них нет и не было. Если всё вскроется… У-у-у! Тут такое начнётся! Головы полетят!

– Так вы – против? – вырвалось у меня. – Против секретности?

– «Ты», – напомнил Ирвин.

– Ты, – исправился я. – Думаешь, надо было оповещать станцию?

– Я знаю камраду Кетаки подольше, чем ты, – сообщил он вместо ответа. – Мы с ней сюда на одном корабле прилетели. И если она приняла такое решение, другие варианты хуже. Но речь не о ней…

– Обо мне?

Он невесело усмехнулся.

– Я тебе это всё объясняю, чтобы ты…

Лифт устал нам подмигивать – и включил звуковой сигнал. «И-и-и-и!» Ирвин торопливо выкатился в коридор, не выпуская моей руки. Но я уже не спешил.

– Для них важна скорость. Поймать его как можно быстрее. А что ты… Тебя для того и привезли, чтоб пустить в расход. Но я могу подсобить.

Эти правила я знал.

– Что от меня?

– Да ты не промах! Вчера прилетел, а уже врубился! От тебя мне нужен эксклюзив. Постоянный.

– Что-что? – меньше всего я ожидал такой сделки!

«Впрочем, он же журналист…»

– Обещай мне, что будешь сниматься только у меня, – пояснил Ирвин на полном серьёзе. – Если кто будет напрашиваться, говори «нет» или «потом». Придумаешь, как отвязаться!

– А за это ты мне поможешь, – резюмировал я.

– Я тебе стану здесь лучшим другом, – пообещал он всё тем же тоном. – Во всём.

– А как же это? – и я ткнул в его планки. – Журналистские принципы? Честность? Объективность?

– Ты поосторожней! – нахмурился Ирвин. – Не знаю, какие у тебя были друзья, но своим я спуску не даю. Докопаюсь до всего… хорошего. И я делюсь с друзьями информацией!

Звучало это откровенно. Собственно, откровенность меня интересовала прежде всего. Что до качества сделки, то следовало радоваться. «Монетизация славы» – вот что предлагал Ирвин. Информация – самая древняя денежная единица, древнее золота и что там у них было… Когда зрителям становится скучно, они переключают канал. Хорошо хроникёрам – поделили области, никакой конкуренции. Независимые журналисты свободны от обязательных тем. И постоянно ищут темы для ньюсов. Работа не для слабаков! Знаменитости наперечёт, и не каждый готов общаться с независимыми – хватает профильных репортёров. Не удивительно, что на следующий день после прилёта ко мне подкатили с предложением!

«Подкатили – не самое удачное слово», – подумал я и покраснел. Ирвин истолковал мой румянец по-своему:

– Успокойся, я никому не скажу! И дёргать тебя буду не часто: раз в месяц. Соври, что я достал. Я могу! И знаешь…

– Я согласен, – перебил я, вспомнив о встрече с Нортонсоном. – Согласен… если сейчас услышу что-нибудь такое, что действительно поможет. Мне. Что-нибудь действительно ценное.

– Справедливо! – Ирвин отпустил меня. – Чтоб ты знал, я бы им давно рассказал. Но после того, как я в первый раз раскрыл рот, они меня на свои тайные сборища не приглашали. И это их проблемы… Так вот, он чем-то их заманивал, этих бедолаг. Я не знаю чем, но они сюда не гулять приходили. Однозначно не Бос, он не понимал, как это – «гулять». Мёрфи – аналогично. Да и самый первый, математик. Всё свободное время сидел дома, вылезал на работу. Ел у себя! К нам почти не спускался.

– И как они могли оказаться здесь?

Он пожал плечами.

– Не знаю. Но он их не выслеживал. Он их выманивал. И чтоб ты не думал, что я жадный… У троих была тайна. Не знаю, как у Когоута из ОБ и у математика, но у Джулиана Боса что-то было. Что-то, из-за чего отключают альтеры. У Доэрти и Мёрфи тоже. Я это знаю, потому что один стажёр слышал, как в соцмониторинге обсуждали отключение альтеров, и эти трое упоминались среди тех, кто может это делать. Всё это было до «Кальвиса». И значит, в отчёты не попало, коли сейчас об этом не вспомнили.

– Но ты-то помнишь!

– Я журналист, я обязан всё запоминать, – высокомерно хмыкнул Ирвин и вновь протянул мне свою лапу. – Так что – согласен?

– Согласен, – и мы обменялись рукопожатиями.

– Ну, увидимся, – журналист потрепал меня по плечу, опустился на своей «ноге» пониже – и поехал в сторону ближайшего перехода.

Хотя мог вернуться на лифте. Но он, по-видимому, никуда не спешил.

Я огляделся. Стены Производственной зоны В8 были раскрашены в цвет мёда с вкраплениями белого. Диспетчерская Отдела Безопасности, где меня ждал Нортонсон, была за ближайшим поворотом. И я опять опоздал на встречу.

На встречу с тем, кто, возможно, был тайной покойного Кирабо Когоута. И эту тайну использовал убийца.