Текст книги "Коммуналка (сборник)"

РАЗБИТЫЙ ЧАЙНИК
Рассказ

…Обожаю петь в ванной.

Неважно, крашу ли я глаза или принимаю душ, песни просто сами поются. Это у меня с детства привычка такая. Правда, репертуар с годами поменялся. В детстве, помню, все больше патриотические песни меня переполняли: «Слышишь чеканный шаг? Это идут Барбудос…» или, ой, умора, «…Гайдар шагает впереди…». Потом, классе в восьмом, – «...В каждой строчке, только точки после буквы Л…» или «…хмуриться не надо, Лада!». Пластинку Мулермана я привезла из Ленинграда, когда мы ездили туда на экскурсию. Мы уже опаздывали в музей, но классная руководительница, не могла вытащить нас из очереди в Гостином дворе.

Нынче же в моде была Анна Герман: «Дурманом сладким веяло, когда цвели сады…».

Хорошо, что мы живем в отдельной квартире. Иначе соседи давно бы уже колошматили кулаками в дверь ванной с вежливой просьбой «…заткнуться поскорее и освободить места общего пользования…».

Родители мои с умилением слушали мои утренние концерты: они молча отрабатывали свой отказ в покупке пианино, когда меня приняли в музыкальную школу в третьем классе. Они тогда только что внесли первый взнос за квартиру, в которой мы живем сегодня.

Я посмотрелась в зеркало. Мечта! И как это можно самой себе не нравиться? Со мной такого не бывает. Даже когда после долгого сна мое отражение больше похоже на фото Кола Бельды, я говорю себе: «Красавица моя, ты сегодня хороша, как никогда!» Пусть кинет в меня камень тот, кто заставит меня поверить, что это не так. Да-с, не родился еще такой человек.

Я высыпала содержимое косметички прямо в раковину. Мама ругает меня за это, говорит, что такой беспорядок бывает только у сороки в гнезде, куда она тащит все блестящее и просто то, что можно стащить. Вот уж она когда-нибудь доберется и проведет там ревизию.

Какая ревизия!

Вот помада. Транспарентная, цвет – орех. Она блестит на моих губах, как лак на новом автомобиле. С Веруней отхватили в Ванде на Полянке. И еще крем-пудру. Жидкую. Называется makeup флюид. Цвет – легкий загар. Давали только по две штуки в руки, поэтому приходится пользоваться экономно, то есть – на выход. Эх, в девятнадцать лет – каждый день – выход.

А на день рождения бабуля притащила мне вообще невиданный подарок. Английскую тушь в тюбике с кисточкой. Коричневую. Это просто прекрасно, потому что после туши за 33 копейки, как бы она ни была хороша, так глаза дерет, что хоть на стенку лезь.

В дверь ванной тихонько постучали… Я прервала песню на самом любимом месте и спросила: «Что?»

– Ира, хватит ощипываться, опоздаешь, – это был папа.

Скажет же, «ощипываться!», я ж не курица. Он и в далеком детсадовском детстве, когда я собиралась утром и постоянно подтягивала сползающие рейтузы, твердил мне тоже самое. Но не виновата же я, что все рейтузы такие «сползучие».

– Отстань от нее, – послышался мамин голос, – Девочка в порядок себя приводит. У нее сегодня – военная кафедра. Ира, холодно сегодня, рейтузы не забудь!

Как же! Рейтузы. Я вообще с самого детства эти рейтузы ненавижу. Помню, мама купила мне новые, а они оказались такие кусачие, что я в слезах приходила домой. Но мама мне не верила – это же финские, такие мягкие. И цвет модный – маренго.

– Вот и носи их сама! – глотая слезы, сказала я. И в ближайшие выходные, когда мы обычно всей семьей ходили в кино, мама надела мои рейтузы. Фильм был приключенческий. Но для нас с папой это была комедия. Мы смотрели не на экран, а на маму, которая вертелась беспрестанно в колющих ее рейтузах. В понедельник утром на стуле в прихожей лежали мягкие новые рейтузы. Судьба тех колючек осталась неизвестной. А нынешние рейтузы я, в тайне от мамы, превратила в милые штанишки до середины бедра.

Родители ревновали меня друг к другу. Я была для них единственная и неповторимая. Они уже забыли, что пытались поторопить меня.

– А, – сказал папа, – лейтенанты и майоры. Придумали тоже, девчонок заставлять учить строевой устав.

– Отстань, Сергей, для девочки главное – хорошо выйти замуж. Вся эта ее кибернетика и математика – дело второе, – ответила мама, – Ира, мы уходим!

Хлопнула входная дверь.

* * *

Теперь можно заняться боевой раскраской. Сегодня у нас три пары на военной кафедре.

Так, посмотрим расписание.

Первая пара – майор Сапронов, современная военная доктрина. Жуть.

Вторая – Капитан Советский Валерий Иванович. Практикум на ЭВМ Минск-32. Терпимо.

Третья – Современные языки программирования. PL1. Старлей Ерохин. Витюша. Хорошенький, вечно смущающийся выпускник академии. Душка!

Собственно, ради этой третьей пары я и стараюсь.

Каждый раз, когда я, хлопая наклеенными ресницами и глядя в пол, прошу его повторить мне, бестолковой, он краснеет, путается в словах и роняет мел. А группа, даваясь от хохота, сползает потихоньку под парты.

* * *

На занятия я не опоздала. У меня своеобразные отношения с этой категорией, называемой время. Даже если выйду на двадцать минут позже обычного, все равно притащусь первая. Все бы ничего, но, когда иду на свидание, приходится гулять где-нибудь в досягаемости моего взгляда от назначенного места. И соблюдать маскировку.

Группа собралась на построение в коридоре военной кафедры. Пятнадцать девчонок и три парня. Смех!

Майор Сапронов как всегда отправил «студента Балихина с безобразной стрижкой» в парикмахерскую. Попугал нас тем, что в прошлый раз студентка Чесменская из второй группы увезла по рассеянности секретную тетрадь домой. А ее могли украсть шпионы! Потом разгромил американских империалистов, поведал нам историю советско-кубинского военного сотрудничества и отпустил, сказав, что пары старлея Ерохина сегодня не будет.

Я расстроилась. Сегодняшнюю мою раскраску Веруня оценила на пять с плюсом.

Веруня что-то так долго копалась в раздевалке, что мне пришлось расстегнуть пальто, чтоб не упариться. Я стояла в холле института у ступенек военной кафедры и читала объявления на информационных стендах.

Вдруг кто-то окликнул меня. Я подняла глаза. Это был… Нет, не старлей… Капитан Ерохин. Он был в парадной форме. Хорошо, что этот польский флюид скрыл мой появившийся румянец.

– Приходите сегодня в клуб офицеров Академии Фрунзе, – прошелестел он. А мне показалось, что он прокричал, чтоб все услышали.

Я не могла вымолвить ни слова…

– Придете? Я Вас буду встречать у входа в семь.

Я кивнула головой. Хорошо, что в этот момент наконец-то появилась Веруня и, подхватив меня под руку, потащила на улицу…

* * *

– Привет, радость моя, – сказала я самой себе, глядя в зеркало в ванной. Не люблю рано вставать, но сегодня я принимаю зачеты на кафедре Кибернетики. Значит, в десять я должна быть уже в институте. Мои студенты знают, что все зачеты и экзамены я принимаю с десяти. И ни минутой раньше.

Стоя под душем и мурлыкая «…единственная моя, с ветром обрученная…», я раздумывала, чтобы такого подарить Веруне на серебряную свадьбу. Нет, подарок с мужем мы уже купили, но я хотела подарить еще что-то такое, чтобы только мне и Веруне было понятно и весело.

И вдруг меня осенило – чайник! Конечно же, заварочный чайник. Как это я сразу не сообразила.

* * *

О, этот чайник. Рисунок на его выпуклом боку мне запомнился на всю жизнь. Это были два алых мака. И пчела, зависшая над ними.

– Пчела-наркоманка, – сказал мой сын, когда я рассказывала ему эту историю…

Это чайник мы покупали вдвоем по дороге в институт. Веруня только что вышла замуж, и это была ее первая покупка в «семью».

Мы долго бродили в посудной секции и, видно, так надоели продавщицам, что одна из них принесла из подсобки этот чайник.

– Это и «битого» сервиза, – сказала она, – Английский. Продаем по отдельности то, что осталось цело. Берете?

– Сколько? – спросила Веруня.

– Рупь девяносто пробивайте. Касса в обувном отделе…

Продавщица протянула Веруне кулек грязно-серой оберточной бумаги.

– Веруня, дай я понесу, – предложила я, – ты ведь все равно разобьешь.

– Нет, – Веруня прижала к себе чайник, как ребенок прижимает игрушку, чтоб никто не отнял.

Я хорошо знала Веруню. У нее постоянно ломались каблуки, рвались цепочки и терялись кошельки в несметном количестве. Это была не безалаберность. Это была милая девичья рассеянность, которая украшала Веруню, заставляя ее вскидывать удивленно свои красивые бровки. Еще бы! Как здорово сломать каблук, зная, что кавалер понесет тебя на руках. Или подарит новую цепочку с кулончиком, взамен утерянной.

Итак, чайник был уложен на дно болоньевой сумки с конспектами, и мы вышли из магазина. До начала лекций оставалось еще часа полтора, и мы шли, не торопясь, и «продавали глаза», останавливаясь у каждой заинтересовавшей нас витрины.

В этот день ректору вздумалось выставить вахтера у входа в институт, чтоб проверял студенческие билеты. Я предъявила свой, лежавший у меня в кармане, и прошла в вестибюль. Какое-то разноцветное объявление привлекло мой взгляд, и я подошла поближе, чтобы прочитать его.

В это время за моей спиной раздался характерный звук разбившейся посуды. Я поняв в чем дело, я обернулась, едва сдерживая улыбку, чтобы не обидеть подругу.

В дверях института Веруня собирала то, что лишь минуту назад было изящным чайником из английского сервиза.

* * *

…Я выключила душ. Сделала из полотенца тюрбан и вышла из ванной. В этот момент зазвонил домофон. Сняв трубку, я услышала голос водителя, который приезжает за моим мужем по утрам: «Ирина Сергеевна, докладываю, машина у подъезда. Товарищ генерал может спускаться».

– Серебряков, вольно! – сказала я и повесила трубку, – Витюша, машина у подъезда.

Муж вышел из спальни: «Мы идем сегодня вечером за подарком Веруне? Ты уже решила, что покупать будем?»

– Решила, решила. Поторопись, а то в пробку у Кунцевской попадете.

Дверь за мужем захлопнулась, а я, по своей привычке, поспешила к окну. Присев на широкий подоконник я стала смотреть, как муж выходит к машине. Это был наш ежедневный ритуал. Он подходил к машине, брался за ручку дверцы и оглядывался на наши окна. А я, как всегда, посылала ему воздушный поцелуй.

Вот и сейчас, сдув поцелуй с ладони, я помахала ему рукой.

А он, как и много лет назад, засмущался и порозовел, оттенив румянцем поседевшие виски…

* * *

P.S. А вечером мы купили чайник. С двумя маками на боку. Я присмотрела его в отделе дизайнерских подарков.

Вот только пчелки не было на боку. Улетела...

Мой сын, знающий наизусть историю про чайник, сказал с юношеским максимализмом: «Наркоманы так долго не живут…»

10 сентября 2006 г.

САЙТ «ОДНОКЛАССНИКИ»
Рассказ

Перед обедом в среду в отдел ворвалась секретарша Людочка, – Пташкина! – она сделала ВОТ такие глаза, – на ковер, к главному! Быстро!

Я, стараясь проглотить ненавистный комок в горле, вошла в кабинет к главреду.

– Добрый день…

Не дождавшись ответа, опять обнаружила в горле ненавистный комок.

– Ну, Пташкина, все порхаем? Через две недели должен быть готов макет журнала. Тебе осталось 10 дней испытательного срока. Либо ты остаешься в редакции, либо…Короче, где рассказ? – сердито спросил главный редактор.

Рассказа не было, не было даже темы для рассказа. Я чувствовала себя школьницей на ковре в кабинете директора школы, во всяком случае, точно также чертила мыском своих туфель узоры на ковре, на котором стоял редакторский стол. Узор состоял из цветов, кружочков и квадратиков, и пару раз я покачнулась, чуть потеряв равновесие. Эти туфли я купила с первой получки. Да, платили здесь хорошо, даже без учета гонорара.

– Вы меня слушаете? – спросил главный редактор, в голосе которого появились грозные нотки, – Вы, думаете, если Вы племянница, – он показал пальцем в потолок, то на Вас не распространяются общие для всех условия при приеме работу – три месяца испытательного срока? Или Вы забыли, куда вы пришли работать, мы же один из самых популярных глянцевых журналов. Его читают даже там, – и он опять показал пальцем в потолок. Вы гордиться должны, что попали в такое издание. День всех влюбленных на носу, я уже обложку утвердил.

Я посмотрела на нос редактора. Дня влюбленных там не было.

– Через неделю либо у меня рассказ на столе, либо… Сейчас вы свободны, да хорошенько подумайте о нашем разговоре, иначе Вам и там не помогут, – и он третий раз ткнул пальцем в потолок.

Выходя из кабинета, я тайком взглянула на то место на потолке, куда указывал главредовский палец. Мне показалось, что там должна была остаться дырка…Странно, потолок был цел.

* * *

На обед мы пошли вместе с Сашкой Жарковым. Сашка Жарков – самое гламурное существо в нашей редакции, у мужчин это называется метросексуал. Годков ему – тридцать два. Он всегда выглядит на все 100000$, за что его не раз причисляли к геям, и он ходил, по его словам, чистить кому-то физиономию. У него все в порядке – лицо, прическа, сияющие ботинки, костюм с рубахой и автомобиль. Он заведует отделом косметики и SPA. А пахнет от него…Словно сидишь на берегу океана. И, по-моему, он неравнодушен ко мне. Или я опять себе что-то напридумывала. Порхаю…Птаха я.

Напротив нашей редакции, что на Патриарших прудах, чудная кондитерская во французском стиле. Мы заказали кофе-гляссе, а я, не удержалась, добавила еще и три эклера.

– Мадмуазель, стресс заедаешь? – сказал мне Сашка, – хочу заметить, что очень скоро вот это все качество, – он кивнул на эклеры, – незаметно перерастет в количество, – он обхватил свою талию, намекая на мою, пока еще осиную, перехваченную золотистым плетеным ремешком.

– Смейся, паяц, – пропела я, – но темы у меня нет. Хоть иди копаться на городскую свалку.

– А что, пикантно. Правда, с душком. Твои сапоги этого не переживут, – усмехнулся Сашка, – слушай, напиши про сайт «Одноклассники», приври маленько, юморком разбавь и закончи встречей на Воробьевых горах в День влюбленных. Дарю идею. Мне-то что, в этот раз у меня – SANS SOUCIS.

– Насмешил, – ехидно сказала я, – сейчас только ленивый не пишет об этих «Одноклассниках».

Я покривила душой, потому что сама частенько зависала на этом сайте.

Мы расплатились и вышли на пахнущую весной улицу.

– Ты в редакцию? – спросил Сашка.

– Не-а, – я показала ему высоту шпильки своих красных лаковых сапог, – пойду, темку на свалке поиШШу.

– Из тебя выйдет хороший журналист, – Сашка погладил меня по голове, как ребенка.

– С чего ты взял?

– С чувством юмора у тебя все в порядке, – и он поцеловал меня в нос, уже успевший нахватать первых конопушек…

* * *

Под утро мне приснился такой сладкий сон: и рассказ я написала, и гонорар хороший….Так ведь нет! Что-то стало противно звенеть! Я не могла понять телефон это или будильник, не хотела выползать из окутывавшего меня уютного сна. Если бы мама была дома, она-то уж давно спихнула бы меня с кровати. Вот не понимаю, откуда у нее эти замашки, ведь военных у нас в родне нет.

Но маман влетает в мою спальню и гаркает голосом фельдфебеля, который накануне изрядно принял на грудь: «Ро-та-а! Подъем!»

Я села на кровати и взяла звонящий мобильник.

– Але…

– Пташкина.., дрыхнешь?! – это была моя школьная подруга Лелька, – уж одиннадцать часов.

– А че?

– Че, че… Петька твой Звонарев на сайте объявился.

– Какой Петька?

– Эх, – коротка девичья память. Любовь твоя школьная до поросячьего визга. Ноутбук свой врубай! Сама все увидишь, – Лелька бросила трубку.

Я включила свою Мурочку. Это я комп так зову. Маман не разрешает никакой живности в доме иметь, приходится выкручиваться.

Быстро найдя Петьку, я написала ему коротко: «Это я, твоя Птаха» и добавила номер мобильника.

* * *

Потом пошла в душ.

Знаю, знаю, что я жертва рекламы, но, как только рекламируют новый гель, я тут же его покупаю. Этот пах нежно-нежно арбузиком, напоминая мне лето. Завернувшись в махровую простыню и плеснув себе на донышко стакана мартини с апельсиновым соком, я уселась перед зеркалом с феном. Я укладывала волосы и прикидывала, позвонит ли мне Звонарь, если вообще позвонит. И если да, то когда?

Мобильник зазвонил так неожиданно, что я выронила фен из рук.

– Да, я слушаю…

– Пташечка моя… – это был Петька, – сколько ж мы не виделись… Ласточка моя! Ты сегодня занята?

Такого я, признаться, не ожидала.

– В принципе, у меня сегодня день свободный, только статью или рассказ написать надо.

– Так ты у нас писатель?

– Нет, я журналист в глянцевом журнале.

– Ну, ты – важная птица. А ты знаешь, откуда я тебе сейчас звоню? Ну, догадайся!

Я не стала изобретать велосипед и сказала наугад: «Из Марбельи или Вашингтона, угадала?»

– Не-а, гораздо ближе! Из теплого клозета на своей даче! Здорово, да-а?

Я чуть телефон не уронила.

– Представляешь, теплый клозет на пленэре.

– Не представляю.

– Вот я тебя сегодня и приглашаю посмотреть. Жену с сыном отправил в Сочи, в санаторий, свободен, как ты, моя Птаха. А ты свободна?

– Как вольный ветер, где встретимся? – рассказ сам шел мне в руки.

* * *

Когда я вышла из метро, первое, что сияло, блестело и растекалось в улыбке, был Петька Звонарев.

– Вот, позавчера только новую взял. Рено Меган 2. Последней комплектации, – он ласково погладил машину по капоту А шевролюшка моя свое отбегала.

Потом вытащил из машины букет роз: «Это тебе!». И поцеловал меня в щечку, как второклассник.

– Едем? – он открыл передо мной дверь.

– От винта, – бодро сказала я. И мы тронулись.

Наблюдая за пейзажем, я поняла, что мы выехали на Калужское шоссе.

– Только не гони, пожалуйста, – попросила я его, посмотрев на спидометр.

– А ты – модница, как и была. Гдей-то валенки такие отхватила, расписные.

– Это дизайнерские.

– Да хоть как назови, я б своей извилине тоже купил.

– Кому?

– Это я жене прозвище такое дал. Есть у нее извилина в голове, да и то одна, – он загоготал.

Я хмыкнула, подумав, не слишком ли я храбро рванула в это путешествие.

Петька притормозил и свернул в дачный поселок. А я с ужасом прочитала цифры на столбике – 187 км. Хочу домой!

Мы остановились у третьего дома от шоссе. Достаточно большой участок, сосны кое-где. Сарай Баня. И…теплый клозет. Петька подвел меня к нему и предложил опробовать.

– Потом, – сказала я, – пока погуляю, воздух хороший.

За всем за этим я не заметила, что из окон дома за мной внимательно наблюдает пожилая женщина. Как только Петька приблизился ко мне и протянул руку к моей щеке, с воем и визгом из дверей дома выскочила вышеописанная дама с тефлоновой сковородкой в руке.

– Мама! А вы откуда взялись?

– Откуда? Тебя, шельмеца, караулить приехала, – и она с чувством огрела Петьку сковородкой по тому месту, на котором сидят в теплых клозетах.

Метросексуалами здесь не пахло.

А я развернулась и бросилась вон с участка, не желая получить сковородкой по голове.

ТЕФАЛЬ! ТЫ ВСЕГДА ДУМАЕШЬ О НАС!

Выскочив на шоссе, я стала голосовать. На мое счастье шел междугородний Икарус «Калуга –Москва». Шофер попался добрый, притормозил и подобрал меня.

Уже сев и заплатив кондуктору, я обернулась и увидела, что Петька пустился за Икарусом вдогонку. Шоссе было достаточно свободно. И что тут началось! Формула 1 отдыхает.

Он пытался перегородить автобусу дорогу, чтобы изъять меня и вернуть.

Женщины и дети в автобусе завизжали.

Мужики! – закричал шофер, – я остановлюсь, тока выйдем все сразу, шоб этого водилу охолонуть маленько.

Икарус остановился, мужчины, сидящие в автобусе, надели шапки и вышли вслед за шофером. Петька был похож на молоденького петушка с бройлерной фабрики. О чем они там говорили нам не было слышно, но только петушок сник и гребень его съехал на бок, как та корона у лысого царька из мультфильма «Вовка в Тридевятом царстве».

Мужики обступили Рено, подхватили его на руки и аккуратно спустили в глубокий кювет. Достать его оттуда можно было только краном.

«Это я, твоя Птаха». Какой ужас!

Мужчины сели в автобус, похохатывая и переговариваясь. А небо становилось все темнее и темнее. В Москву мы въехали, когда совсем уже стемнело.

* * *

Два дня я сидела дома, приходя в себя и работая над рассказом. Так и сделала, как Жарков сказал – приврала маленько, юморком разбавила и Воробьевыми горами на день влюбленных все закончила. Петька больше не звонил.

Рассказ у меня приняли с первого захода. И он пошел в набор. А сегодня, как обычно, вернули диск и распечатку с подписью главреда. И почувствовала себя какой-то опустошенной. У меня всегда так, как статью или рассказ сдам.

* * *

Я стояла, перевесившись через парапет на набережной около бывшего СЭВа. Крутила в руках файл, в котором был CD и распечатка рассказа с подписью главреда «в печать». Молоденький ГАИшник посматривал на меня с опаской, уж не утопиться я решила. Я показала ему язык. Он покраснел и отвернулся.

В это время зазвонил телефон. Это был Сашка Жарков.

– Лапусь, ты где?

– Напротив МЭРии на набережной строю ГАИшнику глазки.

– Паспорт у тебя с собой?

– С собой, а зачем он тебе?

– Стой, где стоишь, через пять минут я подъеду, я совсем рядом.

И я увидела, как с Нового Арбата спускается к мосту Сашкин Ситроен, цвета клюквы с металликом.

Сашка подъехал, вылез из машины, вытащил огроменный букет роз.

– Знаешь, – сказал он, – Пташкина – это несерьезная фамилия для журналиста. Будешь Жарковой.

– Это что? – спросила я с ощущением, словно проглотила эскимо целиком.

– Это предложение руки и сердца.

– Тогда подожди минутку, пожалуйста.

Я повернулась к набережной, опять облокотилась о парапет и потихоньку отпустила файл с диском и распечаткой. Он быстро съехал в воду, моментально наполнился и пошел на дно. Этого рассказа мне не было жаль.

А я подумала, кто это такое сказал, что рукописи не горят?

Зато они отлично тонут…

26 октября 2008