Текст книги "Коммуналка (сборник)"

СТАРОЕ ШОССЕ
Рассказ

Проскочив без пробок от Ленинградки до Ярославского шоссе, я повернула в область.

Как жаль, что Сэм не смог поехать со мной к Томке. Он, вообще, в последнюю неделю ходил сам не свой. Устал. Работает без выходных. Я сама уговорила его слетать на недельку отдохнуть.

Жаль только, что с Томкой они опять не смогут познакомиться. Вот 15 лет вместе живем, а никак все не складывается. То одно, то другое… Да и я-то у Томки на даче сто лет не была. Она говорит, понастроила там такого, даже японский сад камней.

Я притормозила у обочины и достала из бардачка карту.

– Мам, мы заблудились? – испуганно спросила моя дочь Вика.

– Нет, деточка, просто мама давно по этой дороге не ездила…

Вика вытащила из сумки-холодильника очередное эскимо.

– Тебе не поплохеет? – ехидно спросила я дочку.

– Не-а, мне от него ЛУЧШЕЕТ…

– Балерины от мороженного толстеют!

Эскимо полетело в придорожные кусты.

А я опять уткнулась в карту.

Неужели, все-таки, заблудились? Это совсем некстати, потому что на заднем сиденье моей машины стояла огромная коробка с тортом, сделанным на заказ. Кондитер попался молодой и задорный, и наваял мне из крема и безе нечто такое, что можно было сказать только: «Ах….».

А Солнце, стоящее в зените, шпарило, что есть сил… И прямо на чудесный торт падали его жгучие лучи.

Конец мая, а такое впечатление, что я на экскурсионном автобусе подъехала к Пирамиде Хеопса. +60ºС…(Мы были там в прошлом году вместе с Сэмом и Викусей).

Да еще огромный букет роз…нежно сиреневого цвета. Пришлось закрыть люк на крыше и включить на полную катушку кондиционер, чтобы не лишиться всей этой красоты… Как-то даже неудобно говорить, сколько я за все это заплатила.

Нет, не потому что я ограничена в средствах, просто другим людям просто может показаться, что я бешусь с жиру.

А чего бы мне и не беситься, если я – владелица фирмы, занимающейся дизайн-проектами участков наших …, ну, мягко скажем, состоятельных людей…А это – бассейны, альпийские горки, уютные заросли камыша вокруг японских прудиков с изящными мостиками и беседками…Потайные беседки…Ну, чисто «Свадьба Фигаро».

Я, как раз наоборот, горжусь, что в свое время вместо того, чтобы ныть и стонать от гайдаровских шоковых реформ, я, уговорив предков и продала нашу старую дачу да ползающий майским жуком «Москвич-407». И на эти деньги (тогда – мне хватило!) съездила в Лондон и выучилась на ландшафтного дизайнера, зря, что ли заканчивала МАРХИ. (Для непонятливых перевожу – Московский архитектурный институт).

Мама поплакала неделю, жалея грядки и кусты крыжовника с любимым картофельным полем…Но теперь она живет в загородном коттедже под Звенигородом, плавает по утрам в собственном бассейне и ест молодую картошечку круглый год, а папа, выживший после тяжелейшего инфаркта, проводит целые дни в зимнем саду, наслаждаясь пением своих канареек. Я обеспечила старость своим родителям.

Мне не стыдно говорить об этом, потому что на все это заработала я. Сама. Своими руками и головой.

Я не добывала нефть и не гнала ее за бугор, я не ездила в Турцию за дешевым шмотьем и не стояла на рынке с китайским ширпотребом: «ВСЁ ПО 10 РУБЛЕЙ!»

Я не играла с Мавроди и Властелиной.

Я – училась и работала.

Темой моей выпускной дипломной работы в Лондоне были «Сады Версаля».

И кто это придумал, что деньги плохо пахнут? Не знаете?

А я знаю – это придумали лентяи, чтобы оправдать свое безделье.

Мои заработанные деньги пахнут Climat de Lancôme…

Если кто не понял, пусть возьмет словарь.

Рarle vous Françaes? Do you understand me?

Ну, да ладно, это все лирика…

* * *

Я ехала на дачу к подруге на 10-летие ее свадьбы. Так уж получилось, что на бракосочетании моей Томки я не присутствовала. Причина была серьезная, с обширным инфарктом в больницу попал мой отец, слегла на нервной почве мама. И, несмотря на нанятых сиделок, мой маршрут передвижения по городу сократился до минимума. Офис, больница, дом. Ту, свою первую подержанную Шкоду я заездила до дыр, гоняя по трем сторонам этого треугольника, в котором я была, словно волк, огороженный красными флажками.

Я была очень расстроена, потому что была выбрана свидетельницей и хотела участвовать в ловле букета невесты.

И еще… еще потому что хотела наконец-то официально представить подругам Сэма, мужа, пусть и гражданского, отца моей очаровашки-дочки, партнера по бизнесу, заботливого друга и….ААААААААААААбалденного любовника.

К тому времени мы с Сэмом уже прожили в гражданском и очень счастливом браке почти 15 лет. Наша дочь перешла в 6-ой класс балетного училища при Большом театре.

А мне, конечно же тоже, хотелось белого платья, фаты, лимузина и целой кучи подружек невесты. Но все что-то мешало осуществиться моей мечте.

Иногда я даже думала, что мечта и бывает именно такой сладкой в силу ее недостижимости.

Как у Макаревича: «…И только небо тебя поманит синим взмахом ее крыла…»

Синяя птица, одним словом.

У меня не было причин не доверять Сэму, но очень хотелось все же хотя бы разочек куснуть от собственного свадебного торта…

Всего один разочек… (Ух, и куснула бы я!)

* * *

Единственное, что я знала, что муж подруги крутой бизнесмен, запретил ей работать. Рожай, воспитывай, ублажай мужа. Бизнес у ее мужа был строительный, только строили они коттеджи нашим нуворишам все позагранке. Так что дома бывал редко.

– Чего ты бесишься, – твердила Томка, – другому хоть весь паспорт заштемпелюй, все равно сбежит. А твой всегда под боком, не то, что мой, хорошо, если неделю в месяц дома.

Ну, да ладно…

Но я даже не видела свадебных фото, потому что, по словам Томки, это было позорище и вселенский срам: она показалось себе толстой и грубо накрашенной, а жених на всех фото вышел косой, хотя выпил только бокал шампанского…

Она порвала все фото, а пленку с фильмом сожгла на даче в печке, дуреха.

После свадьбы мне никак не удавалось увидеть Томкиного избранника. То у него командировка, то ездил хоронить бабушку, то ушел с детьми в поход. Просто какой-то засекреченный агент 007.

Ну, сегодня, я, наконец-то, его увижу.

Я вышла из машины и огляделась. Нет ошибиться я не могла. Я хорошо помнила этот отрезок шоссе. Были на то причины.

Тогда, давно, голоснув проезжающей «копейке», я познакомилась со своей первой и, как выяснилось, единственной любовью….С Сэмом…

Забыв все строгие наказы мамы, я подсела в машину к незнакомцу.

Вот-вот должна была начаться гроза, и мне очень не хотелось бы одной дрожать под зонтиком у обочины, в надежде, что опаздывающий уже на час местный автобус все же появится.

И я стала голосовать…

* * *

Старое подмосковное шоссе уходило в горку, догоняя грозу. Иногда слышалось ворчание грома, и несколько отставших от тучи капель стекали по лобовому стеклу.

Но неожиданно гроза развернулась, и на нас обрушился такой ливень, что пришлось съехать на обочину и остановиться. Лобовое стекло заливало так, что ничего не было видно.

У меня было впечатление, что мы просто долго не виделись, соскучились и, наконец-то, дорвались друг до друга. Мне и, как позже выяснилось, ему, казалось, что мы знакомы всю жизнь. Это было похоже на помешательство. Мы тут же обменялись адресами и телефонами, чтобы не потеряться опять.

Дождь лил стеной…

А мы… Мы – целовались. Почему? Да просто мы как-то вдруг сразу поняли, что мы и есть те самые половинки, которые по жизни редко встречаются.

Но лично нам – повезло!

Что можно еще делать, когда тебе 25? И мы целовались, наслаждаясь друг другом.

Может, это было в другой жизни? Или приснилось?

Потом, когда гроза ушла, я опустила стекло. Ах, какая свежесть! Крики каких-то птиц. Природа за окном автомобиля завораживала своей свежестью после ушедшей грозы. А крики лесных птиц показались какими-то странными… Африкано-попугайскими. Тропическими, тем более что после грозы было душно...

«Пáрко», как говорила моя бабуля.

Легкий ветерок уходящей грозы шебуршил придорожные кусты, выворачивая их листья наизнанку, которая была серебристо серой и «плюшевой» от бесчисленного количества ворсинок. Плюшевой, словно тот мой медведь, замусоленный временем и моей любовью, которого я кладу вечером к себе в постель.

Мой попутчик включил радиоприемник, и оттуда полилась песня, запомнившаяся мне на всю жизнь.

Она стала «нашей песней», словно позывные у разведчиков.

 
«За неизбежным летом, осень приходит следом…
Рядом со счастьем ходит беда…»
 

Это была песня из мюзикла «31 июня»… И тогда мне показалось, что я попала в волшебный лес. Что вот-вот, сейчас появятся добрые гномы, тролли.

А я и есть та самая принцесса Мелисента, которую перевел Великий Мерлин по Звездному мосту в настоящее, чтобы я встретила своего Сэма Пэнти…

Мой попутчик подвез меня точно к даче подруги. Он назвал свое имя, но для меня он так и остался на всю жизнь Сэмом. Даже в самый первый раз я записала в своей книжке – Сэм.

Мелисента и Сэм Пэнти, однако.

Сэм. Сэм Пэнти.

И это был только пролог…

* * *

Я не ошиблась. Свернула с шоссе именно там, где надо. А уже на дачной просеке был столбик с указателями улиц и номеров домов. И почему мне никогда не нравилась «охота на лис» или «ходьба по азимуту»? Эх, не спортсменка я все же. А жаль…

Как жаль, что Сэм улетел. Но ему надо отдохнуть, потому что через неделю у него сдача объекта заказчику. Там всегда у них запарка. Геодезия, кадастровый план, подземные воды…

А потом, после того, как они его сдадут, начнется моя работа. Наши фирмы – партнеры. Самое главное для меня – убедить заказчика, что и где будет расти, а где – хоть золотом поливай, будет лысое место. Для этого в штате своей фирмы, я держу психолога. Потому что иногда, после разговора с заказчиком, моим сотрудникам требуется его помощь. Сэм несколько раз предлагал мне образовать строительный холдиг, все руки не доходили.

Деньги, однако…

Но это тема для отдельного рассказа.

Ах, эта самоирония. Она спасала меня. И не раз…

Дай Бог нам всем здоровья…

* * *

Я подрулила к дачным воротам подруги и поняла, что с адресом я не ошиблась, интуиция меня не подвела.

Ворота были увиты цветами, украшены Амурчиками, сердечками и гирляндами шаров.

Меня радушно встретил распорядитель праздника, а, проще сказать, тамада.

Мою машину отогнали на специальную стоянку, розы поставили в хрустальную вазу, а торт – запихнули поскорее в холодильник.

А вот и Томка – вся такая воздушно-зефирная в платье цвета крем-брюле. Мне кажется, я недавно видела это платье. Но где? А, наверное в каталоге Quelle, из которого мы с ней выписываем себе одежду. Томка ни за что не наденет платье, если у кого-нибудь есть еще такое же.

Подбежали ее дети-погодки, Саша и Шура. Саше, старшему – 10, а сестре – 9. Чудные дети! Я познакомила их с Викой, и уже втроем они умчались куда-то.

– Мой опаздывает, стоит в пробке на Ярославке, гуляй пока, отдыхай, развлекайся!

– Не волнуйся, скучать я не умею.

Томка махнула рукой, и мальчик-официант принес мне на серебряном подносе фужер с розовым шампанским. И стоял, склонив залитую лаком для волос, свою красивую голову, в готовности исполнить любое мое желание.

Я не заставила себя долго ждать. Дорожные воспоминания потянули меня на музыку. Корабельные сосны, окружающие дачу подруги, звали меня танцевать.

Мальчик-официант, склонив свою безупречно причесанную голову, сказал только: «Музыка!»

И тут он раскинул передо мной веером маскарадные маски.

О, маскЕрад, как говáривал Лермонтов.

У меня разбежались глаза. Но я все же выбрала очаровательную маску, сиреневую с перламутром и с такой же вуалеткой с мушками на щеках и такого же цвета веер. Это все удивительно подходило к лилово-жемчужному платью, обтягивающему мою стройную не по возрасту фигуру. Это платье неделю назад Сэм привез мне и Вены.

Под включенную музыку пары с удовольствием пустились вальсировать. Я тоже не осталась без кавалера. Мне только очень жаль было, что Сэм занят сегодня вечером.

Натанцевавшись, я пошла бродить по дорожкам Томкиного сада, иногда удивляясь схожести посадок и беседок. Сняла пробу с японского садика. Помнится, Сэм тоже все искал какого-то япошку для одного из заказчиков.

О-лял-ля! И качели-то у нас одинаковые, даже рисунок на чехлах тот же. И лягушка такая же сидит в камышах у пруда. Мне тоже Сэм приволок такую же.

Да-а, теперь в любом специальном магазине можно купить все, что угодно. Чего ж удивляться схожести скамеек, качелей и мостиков. Я бродила по дорожкам и думала, что вот и у нас с Сэмом тоже скоро юбилей. 15 лет вместе. Ну, если вычесть его командировки, мои интимные момЭнты, то получается… получается ОГО-ГО! Четыре тысячи незабываемых ночей вместе.

Надо же так случиться, чтоб с первого знакомства и сразу на всю жизнь! Господи! Какая я счастливая! А наша дочь, Вика, его полная копия и такая же нежная лизунья. И как они любят друг друга. Все подружки обзавидовались.

Половинка моя!

Ох, и пир мы закатим! Завтра же начнем составлять список. А, может быть совместить? Ведь у моих предков золотая свадьба. А я у них одна-единственная. Гостей назовем! И ребят-одноклассников, которые в школе ансамбль организовали. Пусть тряхнут стариной! «Гуроны», если мне память не изменяет.

* * *

Видно я так погрузилась в свои предпраздничные раздумья, что не заметила, как шумно стало у дома, как гости стали стекаться по дорожкам к широким ступеням веранды, приспособленной под сцену. Оказалось, что «жених» уже прибыл, и его увели переодеваться согласно сценарию. Подбежала Вика и потянула меня к сцене.

Перед сценой на лужайке уже вовсю шла игра.

«Бояре» сватали невесту, а купцы старались не продешевить.

Томка сидела на «троне в короне» со щеками, намазанными свеклой, и привязанной к затылку искусственной косой с огромным бантом.

К тому моменту, как «торги» закончились и «бояре» должны были представить богатыря, я оказалась в первом ряду зрителей, крепко держа за руку дочь. Как была в маскарадной маске, так и не сняла ее.

Самодельная ситцевая кулиса упала и…

Моему, нашему, взору предстал…Сэм.

Сэм, на плечах которого сидели Саша и Шура.

У меня закружилась голова, и подкосились ноги. Вика вцепилась в меня, как когтистая кошка. Но маску я не снимала. Я собралась изо всех сил и не упала, стала аплодировать вместе со всеми.

– А как Саша и Шура любят папочку? – воскликнул тамада.

Дети обняли с двух сторон Сэма.

Сэма Пэнти. Моего Сэма. Только моего. Нашего. Викиного…

И тут раздался истошный вопль Вики: «ПАПУЛЯ!»

В этот момент по периметру площадки возле дома ударили фонтаны бенгальских огней. Сэм опустил на землю Сашу и Шуру. Вика вцепилась им обоим в волосы намертво.

У меня потемнело в глазах и меня вырвало, хотя желудок был пуст. Я очнулась оттого, что кто-то совал мне под нос ватку с ношатырем. Вику оттащили от отца, и она рыдала у меня на груди.

Присев и обняв дочь, я вдруг вспомнила, где я видела платье, в котором была Томка. На заднем сиденье машины Сэма стоял перламутровый пакет, на котором красовалась дама в таком платье. Он сказал мне тогда, что этот пакет забыл в машине один из его клиентов, и надо будет позвонить ему, что платье не потерялось.

Я выбралась из толпы и бросилась искать свою машину. Но это был какой-то замкнутый круг. Вдруг передо мной, словно из-под земли вырос мальчик-официант, принесший мне на подносе розовое шампанское.

– Пойдемте, – сказал он.

Я, словно овца, побрела за ним, волоча за собой Вику, которая была похожа на сдувшийся шарик.

Мы подошли к машине, он протянул мне ключи.

Я села за руль, но, не успев вставить ключи, поняла, что мотор уже работает…Чертовщина какая-то…

Вика съежилась на заднем сиденье под моим пуловером.

Мы тронулись и потихонечку доехали до выезда из дачного поселка на Ярославку.

Трасса была пуста. Я поехала потихоньку, хотя обычно я гоняю так, что гаишники выпрыгивают из штанов, пытаясь догнать меня.

Начал накрапывать дождик. Я включила дворники и поехала еще медленнее. Впереди, над Москвой протянулась, извиваясь, голубовато-сиреневая молния…

Но гром прозвучал нескоро. Гроза была далеко.

Я притормозила и оглянулась. Вика крепко спала на заднем сиденье, укрывшись моим свитером. Остановив машину и включив аварийку, я вышла и села прямо на мокрый песок, прислонившись спиной к правому переднему колесу…

Я не знаю, сколько я просидела так, но вдруг небо озарилось голубым светом. Да таким ярким, что мне пришлось прищурится. Когда мои глаза привыкли к этому свету, я увидела, что по обочине шоссе вокруг меня ходит синяя птица, гортанно воркуя и смотря на меня зорким пронзительным взглядом.

– Сейчас все исчезнет, и ты все забудешь, – проворковала птица, – я верну тебя назад, в тот дождливый день на шоссе, но тебе придется снова делать выбор. И только сердце может подсказать.

– А как же моя дочь? Она тоже исчезнет?

– Она вернется к тебе, надо только подождать.

– Можно, я хотя бы еще разочек взгляну на нее?

– У тебя одна минута.

Я приоткрыла заднюю дверь машины, склонилась над Викой и нежно ее поцеловала.

– Пора, – проворковала Синяя птица.

Я опять села у переднего колеса машины, протянула руку к птице и погладила ее. Она не улетела, а просто накрыла меня своими крыльями.

Стало очень темно…И вдруг все исчезло.

А я увидела, что стою под зонтиком на автобусной остановке загородного шоссе. Мне 25 лет и я только что, вернувшись из Лондона, еду к Томке на дачу обмывать мой аглицкий диплом.

Автобуса все нет и нет. Уже целый час.

Вдруг притормаживает новенькая копейка с предложением подвезти.

Я делают вид, что не слышу, и водитель, газанув, срывается с места… Из-под колес машины вылетает что-то яркое. Ради простого интереса я подхожу посмотреть. Рядом с лужей лежит карнавальная маска сиреневого цвета с такой же вуалеткой в сиреневых мушках… Где-то я, кажется, видела уже такую.

А! Точно, сегодня во сне.

Подходит опоздавший автобус, забирает меня, промокшую до нитки…

За спиной водителя на стекле приклеена картинка из иностранного журнала мод, на ней – очаровательная девочка лет 12 в балетной пачке. Бывают же такие красивые дети!

Я смотрю назад. Туда, где в луже осталась лежать маскарадная маска, раздавленная подъехавшим автобусом.

Но оттого, что я все же дождалась этого автобуса, у меня по всему телу разливается такое тепло.

Может быть, это и есть счастье?

Ведь не к каждому прилетаем сама Синяя птица.

25 июня 2007 года

(С)

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ ДЛЯ БУДУЩИХ ОТЦОВ
Рассказ

…Я удобно устроилась на кровати, подложив под свой необъятный живот подушку мужа. Вот так-то лучше, а то любимая папина думочка уже стала маловата. Живот служил мне отличным пюпитром для учебника по политэкономии, по которому у меня предстоял госэкзамен.

Время шло. И я уже решила, что это у меня от вчерашней усталости ломит и простреливает спину и поясницу.

Утром, поставив телефон на стул рядом с нашей кроватью, наполнив термос чаем, муж и мои родители ушли на работу. Мама поставила рядом с телефоном будильник, чтобы я могла отмечать, через какой промежуток времени мне будет «стрелять» в поясницу.

– Как только будет стрелять чаще, чем через полчаса, звони мне сразу! – сказала мама.

– И мне, – сказал муж, целуя меня перед уходом на работу.

Ни я сама, ни мои родные, ни разу не произнесли слова «роды».

Я была рада тому, что все ушли. Не терплю, когда меня жалеют… Сразу хочется плакать и просить варенья и новых игрушек, как в детстве, когда больному ребенку родители не отказывают ни в чем.

Да уж, вчера выдался у меня денек. Хоть роман пиши с прологом и эпилогом.

* * *

Метро «выплюнуло» меня на Кировской…

Дышать было нечем. Я вытащила из сумки журнал, который брала с собой, чтобы почитать в дороге, и стала обмахиваться им, как веером.

Мне нельзя было волноваться, но я была такая злая, что запросто могла укусить любого прохожего. И не без причины…

Перейдя с Калининской на Библиотеку, я простояла четыре остановки, чуть не задевая своим пузом молодого мужчину, который «уснул», как только я вошла в вагон. Кто-то читал, кто-то копался в сумке. Меня «не видел» никто из пассажиров.

В моем кармане «беременского» платья лежала обменная карта, так, на всякий случай. А вдруг что…Я должна быть при документах, как сказала мама.

В карте черным по белому было написано, что рожать мне через 6 дней, 7 июня.

А сегодня 1-ое число. День защиты детей называется.

Только вот я стою, и пузо мое болтается в такт движения поезда, прямо перед носами сидящих пассажиров. Веселуха. Ха-ха-ха…

* * *

Я приехала на Кировскую в ЦСУ к рецензенту, чтобы забрать свой диплом. Через несколько дней у меня защита, госэкзамен по политэкономии и по сказкам тетушки КПСС. Надо успеть до седьмого.

На лавочке у ЦСУ я отдышалась и пошла в проходную, звонить рецензенту.

Но рецензента на месте не было, хотя еще вчера мы договорились с ним по телефону, что я подъеду к 10-ти утра.

Он появился часам к 12-ти и бодро посоветовал мне взять пропуск и подниматься к нему на четвертый этаж.

Это было круто! А ведь он видел меня с моим «пузом на носу». Мужлан!

Кто бывал в ЦСУ, тот знает, что там лифты-паттерносы, а вместо лестниц – пандусы.

Полный улет для женщины на сносях… Я взорвалась от злости и обиды, даже слезы выступили.

– Ага, – злобно сказала я в трубку, – если вы спустите мне люльку из вашего окна, я поднимусь.

И рецензент понял, что спорить со мной бесполезно. Укушу, и надо будет делать уколы.

Сорок штук. По одному в неделю.

Получив свой диплом с отличной рецензией, я пошла к метро. Слава Богу, на обратном пути в вагоне были места. Но когда я вышла у себя на Молодежной и направилась к дому, то мне показалось, что я скребу своим опустившимся пузом по асфальту.

Ночью, часа в три, я проснулась оттого, что мне прострелило поясницу. Я разбудила мужа.

– Леш! А, Леш, ну, не спи! Мне страшно!

– А, зайчик? Ну, счас пройдет, – он обнял меня и мгновенно уснул.

Мне было больно. И страшно. И обидно. Ужасссно!

Я лежала на полубоку, подложив под живот любимую папину подушку-думочку, и тихонько поскуливала. Сон пропал. Все мои мысли сосредоточились на точке, откуда пришла боль.

– Может быть, уже? – опять толкнула я мужа в бок.

– Ну и, слава Богу!

– Как ты можешь так спокойно говорить!

– Счас пройдет, лапуль.

И он… опять уснул. И даже похрапывал иногда. А я зловредно толкала его локтем в бок. Беременные женщины все такие нервные и ранимые. И обидчивые. Им слова лишнего не скажи. Или наоборот, не молчи и не спи, когда такие страсти. Вредные, короче.

Уходя на работу и целуя меня, он сказал: «Ну, лапуль, не плакай. Может, еще само рассосется!»

Он еще и подшучивает надо мной. Я запустила в него тапком.

Но это была лишь присказка.

* * *

Устав бояться и думать о том, что меня ожидает в ближайшие часы, я задремала над этой противной политэкономией.

В половине второго дня, после значительного перерывала, мне так долбануло в поясницу, что я подскочила и ойкнула. Прошло минут пятнадцать, и прострел повторился с новой силой.

Я посмотрела на часы и поняла, что наступило время «Ч», и уже пора бояться и можно верещать. Но в квартире я была одна.

Для кого я буду верещать? Надо звонить маме.

Но в этот момент я услышала, что хлопнула входная дверь. В комнату заглянула… мама.

– Знаешь, – сказала она, – я не смогла сидеть на работе, все из рук валится. Леше я позвонила, чтоб не дергался. От мужчин в таких делах одна суета. К тому же они заправские трусы.

– Это точно, – сказала я и, вздохнув, заскулила, вспомнив ночной Лешкин храп, – ой-ой-ой… Бедняжечка я!

– Ну, вот те, здрасте, – сказала мама, – с таким пузом два зуба удаляла, не пискнула, а сейчас ныть принялась.

Я отвернулась к стене и уткнулась в подушку. Мне было страшно. И я прекрасно понимала, что предстоящих событий, боли и слез мне не избежать. Хоть режьте меня, но придется терпеть и рожать. Рожать самой. Показаний для кесарева сечения у меня не было.

А мама болтала по телефону со своей подругой Ниной с работы. Вроде и не рожала меня. Откуда же я тогда взялась? Теперь-то я уж точно знаю, что не аисты младенцев приносят, и не в капусте дети водятся. А в таких вот пузах необъятных.

– Нин, у нее схватки через полчаса, – говорила мама в трубку, – ты думаешь, пора скорую вызывать? Ну, ладно, я вызываю, только ты ко мне приходи. Прямо сейчас и приходи!

Мама набрала телефон скорой для рожениц.

– Примите, пожалуйста, вызов! Роды первые, – она назвала адрес, мою фамилию и срок беременности.

Дама на другом конце провода, очевидно, что-то очень интересное ответила моей маме, потому что глаза у нее округлились и брови уехали высоко на лоб под волнистую от химии челку.

– Что значит, машина придет через час или два? А если моя дочь начнет рожать дома?

Дама опять ей что-то ответила.

– Сейчас, – мама положила трубку, бросилась к окну и резво взгромоздилась на подоконник, что-то высматривая.

Трубка, лежавшая рядом со мной на стуле, потрескивая, кричала: «Мамаша, ну, мамаша, куда вы делись? Вот, Господи, копуша попалась».

– Мам, там, в трубке, тебя зовут!

Мама резво спрыгнула с подоконника. Посмотрела бы эта тетка на мою копушу-маму.

– Знаете, до роддома километра полтора. Нет, я не одна ее поведу. Нет, своей машины нет. Ира, ты дойдешь до Академика Павлова, где роддом?

Я кивнула.

– Она говорит, что дойдет. Постараемся поймать такси. Хорошо, если что – перезвоню, – мама положила трубку.

От страха у меня прекратились схватки, и я расхрабрилась, хотя я все равно чувствовала себя необъятной кадушкой. Мне бы сейчас мамину резвость. Ей сорок девять, мне двадцать один.

Да-а-а… Стало быть, тащиться придется самой. Я оглядела себя и поняла, что в такси мне не влезть. Да и таксисты рожающих теток не любят брать. Это факт. В газете даже об этом писали. В самой «ПРАВДЕ». Фельетон.

– Знаешь, – сказала мама, – они к первородящим быстро не приезжают. Да и увезти могут далеко, где места свободные есть. А тех, кто сам пришел, принимают, даже если мест нет.

В это время в дверь позвонили.

– Ой, – встрепенулась мама, – это Нина. Как раз вовремя.

Я села на кровати и с удивлением отметила, что за прошедшую ночь я как-то подозрительно потяжелела.

– Ну, готова? – сказала тетя Нина, входя в комнату, – я вот тут тебе колготы хлопчатобумажные принесла. Я их «баушке» своей купила, ты не брезгуй, они ненадеванные, видишь, ярлычок еще на них.

– Да вы что, жара такая, а я в колготах потащусь? Я гольфы надену.

Но мама с теткой напали на меня: «А ну, как ребеночка по дороге потеряешь? Он же голову об асфальт разобьет! Убьешь дитя!» И принялись они меня одевать, потому, как сама я была квашня-квашней.

Зазвонил телефон. Это был мой муж.

– Леша, – закричала я в трубку, – они тут надо мной издеваются и пытаются в бабкины колготы запихнуть!

– Лапуль, не выступай, слушайся маму с тетей Ниной!

– Ага, ты с ними заодно! – я в ярости бросила трубку. Тоже мне, кулацкий подпевала нашелся.

* * *

– Присядем на дорожку, – сказала мама, – карту обменную и паспорт взяла?

Я кивнула.

– Ну, с Богом, – сказала тетя Нина и взяла меня под руку, – Галь, ты закрывай, не торопись.

И тут я поняла, что обратного хода нет и с ужасом почувствовала, как у меня дрожат коленки.

Они взяли меня под руки, и мы двинулись в путь.

– Мальбрук в поход собрался, – в полголоса сказала я себе самой.

– Ты что там шепчешь? – спросила тетя Нина, отпустив мою руку.

– Да так, про рыцаря одного… Мальбрук в поход собрался, – во весь голос пропела я.

– Дай-ка, лоб пощупаю, – мама протянула ко мне руку.

Я отпрянула и чуть не упала. С этим пузом центр тяжести то там, то тут. Но тетя Нина подхватила меня.

– Галь, может, у нее родильная горячка? И мы зря сами пошли?

Я нашла положение, в котором меня не качало.

– У самих у вас горячка, ишь удумали чего, в колготы меня запихнули! Руки давайте, и пойдем.

На самом-то деле, я понимала, что выступаю, чтобы заглушить страх.

* * *

Где-то на полпути я представила себе эту нашу троицу, с пузом посередине, и меня схватил смех.

Мама с теткой остановились: «Ты что, плохо тебе? А?»

– Да нет, – давясь от хохота, сказала я, – я на нас со стороны посмотрела.

– Ну, и что? – спросила недовольно мама.

– Картина такая есть…

– Какая?

– «Три грации» называется», – я опять засмеялась.

– Чудная девка, – сказала тетя Нина, – ей рожать через пару часов, а она хохочет.

* * *

Путь наш проходил мимо магазина тканей «Мерный лоскут», на который мы с мамой частенько совершали набеги, так как обе очень любили шить.

– Зайдем, портниха-яниха? – не без издевки спросила меня тетя Нина.

– Нин, ты издеваешься, ей-Богу! Ей счас только по магазинам ходить, – с раздражением сказала мама. И потащила нас к роддому, до которого оставалось метров триста.

Они подвели меня к странной белой двери без ручки. На двери была только табличка «Прием рожениц».

Это что, я – роженица? Какой кошмар, обзываются! Все против меня. Караул!

Тут мне опять прострелило спину, я нагнулась вперед и глупо захихикала. А мама нажала кнопку звонка.

Дверь открылась мгновенно.

– Рожать?

– Не-а, – от страха сказала я.

– Ну, давай, давай, иди, – мама подталкивала меня к двери.

– Давайте еще погуляем, – умоляюще посмотрела я на своих провожатых.

– Ну, как соберетесь, опять позвоните, – и дверь закрылась.

– Пойдемте в «Лоскут», – умоляющим голосом сказала я, – ну, на пять минуточек, а потом я …пойду туда, а?

– Нет, вы поглядите на нее, – сказала тетя Нина, – в магазин она собралась!

– Руки давайте, – скомандовала я, – ножки ставим так!

Я встала в третью позицию.

– Зачем? – утираясь платком, спросила строго тетя Нина.

– Полечку сбацаем, – устав от себя самой, сказала я.

– Тьфу, пошли в этот паршивый магазин, – закипала потихоньку мама.

– Ты раньше его очень любила, – сказала я.

– Нин, она издевается над нами, – сказала мама, разворачивая меня с полпути от магазина к двери роддома, – мое терпение закончилось.

* * *

Когда мы вернулись к двери с оскорбившей мои чувства табличкой, там стояла парочка. Худенькая, высокая рыженькая девушка с таким большим животом, что сбоку она была похожа на цифру 10. Муж ласково гладил ее по голове и что-то нежно шептал. Но, как только он подносил руку к звонку, девушка висла на его руке и просила: «Подожди!»

Мама моя решила взять все в свои руки. Она нажала на звонок, и нас с рыженькой впихнули в открывшуюся дверь.

…И дверь за нами захлопнулась.

Мы посмотрели друг на друга, со слезами в глазах.

* * *

– Девчонки, ну-ка, слезы утерли, быстро! Не бойтесь, – сказала нам пожилая нянечка, выдавая по ночной рубашке, – переодевайтесь, а одежду сейчас родным отдадим.

А в голове стучало: « Бежать, бежать…» Куда? Мы были птички в клетке с ужасом в глазах.

Переодевались, прислушиваясь к голосам родных за дверью, потом сели на кушеточку у кабинета врача. Выглянула сестра: «Кто первый? Заходите, документы давайте».