Текст книги "Экономическая безопасность страны"

Рис. I.9. Распределение населения по величине среднедушевых денежных доходов в % от общей численности населения

Государство срочно должно законодательно установить несколько основных параметров по оплате труда.

Первый: никто не имеет права платить меньше прожиточного минимума.

Второй: разрыв между нижним и верхним пределами оплаты труда не должен превышать 4,5 раз.

Остальное, в частности, какими должны быть межразрядные коэффициенты и доплаты, должны решить отрасли и регионы. А окончательные коррективы установят конкретные плательщики зарплат в пределах установленных им допусков. Параллельно надо поднимать и нижнюю планку, доведя ее до двух прожиточных минимумов в ближайшие 3 года (рис. 1.10).

Рис. 1.10

Как мы дошли «до жизни такой», хорошо описал Сергей Пыхтин в журнале Госдумы и Совета Федерации в 2001 г. Предлагаю ее вашему вниманию.

«В России оплата наемных работников всегда была сравнительно невысока. В структуре затрат на производство промышленной продукции ее доля составляла примерно 15 %. Правда, столько же, если не больше, население получало еще и через общественные фонды потребления (строительство и содержание жилищ, просвещение, здравоохранение, отдых, социальное обеспечение и страхование, дотации на потребительские, в частности детские, товары и т. д.). Их общая доля составляла примерно 35–40 % от ВВП. Не так уж и мало по сравнению с такими социально ориентированными странами современной Европы, как Германия, Швеция или Великобритания.

Ныне ситуация с оплатой живого труда выглядит удручающе. Общественные фонды потребления исчезли вместе с гибелью “советского общества”, а их активы, создававшиеся в течение не менее 50 лет, разделили судьбу наиболее привлекательных частей национального имущества. Под видом приватизации их попросту растащили. Для живого труда остались лишь три источника существования “чистая” зарплата (уровень которой снизился, причем в разы), “конвертные” выплаты, дающие возможность предприятиям уйти от налогообложения, и “теневые доходы” тех, кто занят в криминальном бизнесе (в 1998 г. скрытая зарплата составляла 24 % общей оплаты труда). Несовместимость такого положения вещей с моральными устоями общества очевидна.

Показательны и темпы вывоза капитала за границу. Как полагают эксперты, за истекшее десятилетие скрытый экспорт капитала составил 1 трлн долл. В итоге хозяйственный потенциал страны оказался обескровленным, лишившись оборотных средств. Если на начало 1992 г. они составляли 23 % национального богатства, то к 1998 г. их доля снизилась до 1 %. Во многих же странах с нормально развивающейся экономикой (в том числе и в СССР в прошлом) удельный вес таких средств составляет примерно 20–30 % стоимости производительного капитала.

Зарплата является формой оплаты живого, подчеркнем – преимущественно наемного труда. Но в производстве участвует не только наемный труд, хотя именно он и приводит все в движение. Укажем на природу, которая участвует в производственных процессах как естественное условие, как и овеществленный труд или производственный капитал, политические или государственные институты и, наконец, посреднический или спекулятивный капитал. Их функциями, соответственно, являются рента, прибыль, налог и процент. Вместе с заработной платой они составляют массу вновь созданных ценностей, выражаемых объемом ВВП.

Какова его величина в РФ? В расчете на душу населения она составляет в год примерно 4,5 тыс. долл. Для сравнения: в США этот показатель равен 26,25 тыс. долл.; Германии – 19,75; Франции – 19,65; Англии – 19,00; Италии – 19,15, Японии – 20,90 тыс. долл. То же и с производительностью труда. Если в отечественной промышленности средняя годовая выработка «условно чистой продукции – добавленной стоимости» составляла на одного занятого 10,25 тыс. долл., то в США этот показатель равняется 67, Германии – 44, Франции – 39, Англии – 36, Японии – 40 тыс. долл. (цифры округлены). Кому не очевидна несоразмерность весовых категорий, хотя также понятно, что в РФ цена труда явно занижена.

Таков общеэкономический фон, выраженный в денежном эквиваленте, на котором формируется сегодняшняя зарплата русского наемного труда. Сказать, что она невелика, значит, не сказать ничего. Она постыдна низка. Среднемесячный ее показатель в целом составлял в 1998 г. 1068 руб., в промышленности – 1273, в аппарате управления – почти 1,5 тыс., в банках – около 2 тыс. руб.

В среднем на душу населения РФ годовых доходов приходится около 12 тыс. руб. В этой сумме оплата труда составляет примерно 42 %. Среднемесячная начисленная оплата, с учетом индекса потребительских цен, снизилась к 1997 г. по сравнению с 1991 г. до 49 %, составив в ценах 1991 г. 548 руб. в том же году, 246 руб. (103 долл.) – в 1995 г., 255 руб. (107 долл.) – в 1998 г.

В 2001 г. номинальная зарплата возросла, составив в феврале 2760 руб., в марте – 2867 руб. Но радоваться нечему. В реальном выражении в I квартале 2001 г. по сравнению с IV кварталом 2000 г. она сократилась почти на 20 %.

Неизбежным следствием низкой зарплаты работников оказывается не только их недостаточная квалификация, безразличие к качеству и результатам труда, по сути, уклонение от участия в борьбе за рынки сбыта для своего предприятия, но и вещи, гораздо более важные. Прежде всего, это снижение уровня образования и культуры населения, сокращение платежеспособного потребительского спроса, включая товары длительного пользования, натурализация и деградация экономических отношений, создание непреодолимых барьеров не только для расширенного, но и для простого воспроизводства населения.

Если обществу и государственным институтам не важно, что происходит с главным фактором производства, выполняющим в хозяйстве такую же роль, как бензин в автомобиле, то плачевная судьба самого производства предопределена. А то, что и в массовом сознании, и при создании законов, и в административной деятельности труду и его оплате не уделяется должного внимания, самоочевидно. Правда, труд в этом отношении не одинок. В подобном же положении находятся и природа, и капитал. Деградация первой и криминализация второго превращают их, как и труд, в изгоев. В России, где их нещадно дискриминируют, им нечего делать. Отсюда и следствие – бегство капитала, возрастающая эрозия среды обитания. На несправедливость каждый фактор экономики реагирует по– своему, исходя из своей сущности, но результат всегда один и тот же.

Если что и блаженствует ныне, имея более чем благоприятные условия, так это спекулятивный капитал, занимающийся не столько посредничеством между производством и потреблением, что вполне терпимо при товарно-денежных отношениях, сколько ростовщичеством. Возникновение и обретение им сильного влияния явилось результатом процесса разложения и перерождения старой экономической системы, после чего ресурсы природы превратились в объект колониального присвоения, рабочие массы люмпенизировались, а производственным фондам не позволили трансформироваться в производственный капитал. Если в прошлом деньги, в том числе деньги ростовщиков, превращались в капитал, то теперь произошел противоположный процесс – производственный капитал превратился в обслугу ростовщического.

И социальный результат не замедлил сказаться. Средний класс общества, как таковой, исчез, составляя ныне не более 5–7%. А это значит, что экономика страны надолго лишилась источника квалифицированной рабочей силы.

Главная особенность отечественных экономических отношений заключается в условиях, в которых приходится существовать природе, капиталу, политическим институтам и живому труду. В качестве товара им только десять лет, и об их укорененности или естественном происхождении в этом качестве, вытекающем из предшествующего исторического периода, говорить не приходится. Подчеркнем: иметь свойства товара и быть им – не одно и то же. Новые экономические отношения не выросли из предыдущих, как это произошло с европейским капитализмом, возникшим в недрах феодального способа производства. Они явились их революционным отрицанием. Поэтому факторы производства, вместо того чтобы диктовать собственные требования экономическим отношениям, вынуждены приспосабливаться к ним. В начале XXI в. с русской экономикой происходит то же самое – только с обратным знаком, что происходило с ней в начале XX в. и что предопределялось событиями социальной революции. Ну а всякая революция находит свои жертвы. В первом случае ею стал тотально национализированный производственный капитал, во втором – труд, который дезорганизовали до такой степени, что он не был в состоянии противостоять даже прекращению выплат самой зарплаты, работал за «так».

Состояние живого труда характеризуется ныне низким уровнем заработной платы и унизительным правовым положением работника. В условиях конкурентной борьбы, возникшей в рыночной среде, труд не предъявил своим естественным противникам или, если угодно, партнерам по производству ровно ничего. А ведь экономика лишь тогда развивается, когда энергичен, деятелен, активен труд. Энергия же может появиться при условии, что живой труд профессионально организован и способен отстаивать свои идеалы и интересы, а распределение благ, которыми обладает общество, носит отчетливо выраженный справедливый характер.

Развитие событий в России последнего времени более чем наглядно показывает новый характер социально-экономического кризиса, который изменяет и внешние формы его проявления. Уповать на то, что феномен низкой зарплаты может быть преодолен чисто административными способами, какие имели место в эпоху существования ВЦСПС, не приходится. Никакие тарифные сетки, трехсторонние соглашения или формально утвержденные показатели стоимости потребительской корзины, прожиточного минимума или минимальной зарплаты сами по себе ничего не изменят. Ситуация изменится, когда вместо старых профсоюзов, сохранившихся от прошлой эпохи, где они выполняли совершенно другие функции, возникнут настоящие союзы по профессиям и отраслевые союзы, которые организуют на рынке производства работников наемного труда, дав им программу действий, концентрируя их усилия, превратив тем самым армию труда в мощную экономическую и политическую силу.

В самоорганизации нуждаются и представители производственного капитала. Тогда его корпоративные интересы, направленные на преумножение капитала, приобретут в обществе, а значит, и в государственных институтах весомое представительство. В том, чтобы такой процесс произошел скорее, общество заинтересовано, поскольку его самосохранение зависит от роста национальной экономики, в отличие от ростовщического капитала, цели которого прямо противоположны, ведь для последнего на земле нет ничего святого, и ни одна ее пядь не является для него “отечеством”. Не отсюда ли, кстати говоря, его претензии на так называемую глобализацию, в которой он самонадеянно видит форму своего господства…

Казалось бы, нет непреодолимых препятствий для самоорганизации труда и производственного капитала. На практике же этого не происходит. Причина, думается, в том, что капитал и труд, распыленные на миллионы конкурирующих между собой субъектов, терпят поражение от ростовщического капитала, организованного в мировом масштабе, что дает ему возможность одерживать верх. И в перераспределении национального богатства, и в борьбе за власть процентщик оказывается изворотливее, дальновиднее, энергичнее капиталиста и рабочего, сознание которых все еще остается в мире доктрин, возникших в эпоху «классовых битв» между ними. Вместо иллюзорных картин им надо увидеть реальную общность интересов, на данном этапе развития соединяющую производственный капитал и наемный труд, стремление труда к умножению зарплаты, а капитала– к возрастанию капитализации. И если они не могут понять этого самостоятельно, им надо помочь. И сделать это может законодатель, проницательность и дальновидность которого в силах стимулировать такой процесс.

Некогда природу называли матерью богатства, а его отцом именовали труд. Эти истины, принадлежащие всем цивилизациям и формациям, должны и на российской почве быть в центре внимания здоровых сил общества и приоритетами государственной власти. Когда труд, вместо того, чтобы влачить существование нахлебника экономики, вновь обретет присущие ему силу и значение, тогда у России, все еще остающейся заложницей глубочайшего социально-экономического кризиса, появится шанс на его преодоление [РФ сегодня. 2001. № 10].

Солидарен с ними д.э.н. Рифат Гусейнов в своей статье в том же номере: «Извечная российская оригинальность создала странные политические реалии. Правящей партии просто не существует. Все политические группировки говорят от имени народа, но ни одна из них не имеет массовой социальной базы. Что же касается Правительства, то оно не только не способно дать серьезных социальных гарантий трудящимся, но возвело в ранг государственной политики перенесение социальных расходов на плечи самих граждан. Всем нам пора понять, что в той модели рыночной экономики, которая реализуется в России, каждый должен надеяться только на себя. Но выживать в одиночку очень сложно. Именно поэтому в наше время возникает особая необходимость объединения трудящихся в различных формах, прежде всего в такой традиционной, как профсоюзы.

Государство пока не может гарантировать соблюдение условий даже генеральных соглашений, а что касается уровня микроэкономики, то до предприятий просто не доходят руки. Несмотря на принятые законы, в акционерных и частных предприятиях предпочитают обходиться без коллективных договоров. Из более чем 2,5 млн объектов единого государственного регистра предприятий и организаций колдоговоры имеют лишь около 120 тыс. Кстати сказать, неспособность профсоюзов защитить права трудящихся, определяемые документами соглашений на всех уровнях, вызывает отток трудящихся из их рядов. Профсоюзы не рассматриваются предпринимателями и государством в качестве силы, достойной партнерских отношений».

У экономистов, вставших на сторону профсоюзов, есть своя система аргументов. Это по преимуществу макроэкономические аргументы. Суть их можно свести к следующему:

– чем выше заработная плата и иные доходы трудящихся, тем выше платежеспособный спрос на рынке товаров и услуг;

– чем выше спрос, тем выше емкость внутреннего рынка;

– увеличение емкости рынка стимулирует капитальные вложения;

– инвестиционная активность ведет к росту занятости и сокращению безработицы.

Вывод: если под нажимом профсоюзов зарплата вырастет, то этим самым трудящиеся создадут для себя рабочие места.

Даже 5 %-ая инфляция сведет на нет 20 %-ое увеличение пенсий, и ваша “правильная” социальная политика такого рода станет демагогией. Нужно подтянуть пенсии к прожиточному минимуму, тем более что по указу Президента РФ Б.Н. Ельцина от 1997 г., который никто не отменял, этому минимуму должна равняться не средняя, а минимальная пенсия. Расчеты показывают, что поднять ее нужно сразу вдвое, т. е. на 200 %, и постоянно корректировать с учетом инфляции.

Далее, чтобы держать пенсию вровень с прожиточным минимумом, надо предусматривать 30 %-ое ежегодное ее повышение. Если же увеличивать пенсии постепенно, по 20 % в год, то в лучшем случае, по самым оптимистичным – официальным! – прогнозам, после 2010 г., при переходе на новую систему пенсионного обеспечения, средний пенсионер будет существовать не на половину, как сейчас, а на 1,4 прожиточного минимума. Если, конечно, за эти 8-10 лет его не обворуют или не затеют приватизацию пенсионной системы.

Многие миллионы, увы, не дотянут до этого праздника жизни… Но показать борьбу надо. Поэтому наша социальная политика – это политика двойных стандартов. Вдобавок она безграмотна. Конкретно борьбой с бедностью руководил заместитель Грефа Дмитриев. Образцом для него и для его ребят служит американская. Американская система ценностей основана на индивидуализме. Правительство не нарушает права индивидов, а всячески защищает их. Индивидуальная свобода позволяет добиваться успеха, так что быть убогим стыдно. Поэтому общество вправе освобождаться от пут в лице нищих, оно не обязано содержать неудачников…

Перенося эту модель на российскую почву, получаем, что пенсионер, живущий на один доллар в день, на кусок хлеба имеет, с голоду не умрет, остальное зависит от него самого. Не способный заработать себе на масло становится лишним, его надо из общества выдавить. И выдавливают. Таких вот “недостойных”. По существу – из жизни.

В социальных государствах Европы полагают: человек не виноват, что родился в бедной семье, это общество несовершенно, если допускает бедность. В этих государствах понимают, что рынок не должен верховодить всей жизнью. А у американцев просто: “эффективно – неэффективно”. “Неэффективен” ты, не вписался в поворот – до свидания! Свобода подыхать с голоду, как писал Маркс.

Наши же традиции ближе к традициям социальных государств Европы. В России всегда преобладал коллективизм, индивидуализм никогда не поощрялся. У нас ведь, известно, общинное сознание…

«Нормировать нужно не месячную, как сейчас, минимальную зарплату, а минимальную почасовую ставку, причем таким образом, чтобы 1-й разряд тарифной сетки при 100 %-ом использовании рабочего времени соответствовал месячной зарплате, не меньшей среднего по России прожиточного минимума. Это будет что-то около 14 руб. в час. Это, конечно, меньше, чем предусматривается конвенциями МОТ (Международной организации труда), и мы должны требовать увеличения почасовых ставок до 5 долл., т. е. до 150 руб. В федеральную почасовую сетку (ФПТС) нужно включить всех – от уборщицы в федеральной больнице или охранника в министерстве до президента страны, включая сюда и кадровых военных. При этом, конечно, увеличится как количество разрядов в ФПТС, так и отношение ставок высшего и первого разрядов».

Для справки: сейчас в ЕТС 18 разрядов, ставка первого разряда 450 руб., последнего – 2025 руб. Это даже не бред, этому невозможно придумать название – специалист высшей (!) квалификации имеет ставку, недотягивающую до полутора прожиточных минимумов! Понятно, что зарплата президента, чиновников его Администрации, министров, депутатов и других высших должностных лиц к этой тарифной сетке не имеет ни малейшего отношения.

Между тем включение высших должностных лиц в общую тарифную сетку имело бы огромное политическое и психологическое значение. Без этого общество никогда не научится смотреть на государство как на инструмент, созданный обществом для защиты его интересов. Однако в Правительстве, похоже, распространяются прямо противоположные настроения. Газеты сообщали о заявлении министра труда и социальных отношений Александра Починка, в котором он пообещал с 1 октября 2003 г. отказаться от ЕТС, заменив ее отдельными тарифными сетками для различных отраслей бюджетного сектора.

Михаил Пискотин считает: «Беда в том, что в России крайне правые силы, возобладавшие в экономике, властных структурах и большинстве СМИ, игнорируют требования социальной справедливости. Они предпочитают поддерживать скорее дикий капитализм, мало что оставляющий от социализации.

Можно назвать ряд требований, по степени соблюдения которых мы вправе судить об уровне социальной справедливости в любом современном обществе. Хотя и они, естественно, преломляются сквозь призму социально-экономического и политического строя соответствующей страны. Каковы эти требования и условия? К ним следует отнести:

– недопущение чрезмерного разрыва в уровне доходов наиболее и наименее обеспеченных слоев населения;

– создание равных возможностей всем гражданам для реализации ими своих способностей;

– равная оплата за равный труд;

– равенство всех перед законом и судом;

– введение тех или иных форм бесплатного государственного образования и бесплатной медицинской помощи;

– забота государства о детях и нетрудоспособных;

– существование достаточно сильного и активного государства, обеспечивающего соблюдение требований социальной справедливости как в законодательстве, так и в правоприменительной практике, ведущего реальную и эффективную борьбу с преступностью и коррупцией, надежно охраняющего права, свободы и законные интересы граждан.

По верному замечанию Андре Моруа, «когда справедливость не опирается на силу, верх берет несправедливость».

К сожалению, в современной России в достаточной степени соблюдение ни одного из перечисленных требований и условий не обеспечивается. Но особенно серьезный и опасный характер носят отступления от требований, связанных с распределением доходов, оплатой труда, достижением равенства всех перед законом и судом, заботой о детях и ролью государства в поддержании социальной справедливости. И пока существует такое положение, страна не может рассчитывать на сколько-нибудь серьезные успехи в своем развитии.

Отступления от важнейших требований социальной справедливости влекут за собой, и часто немедленно, весьма тяжелые негативные последствия. Они носят различный характер и проявляются и в экономической, и в политической, и в социально-психологической, и в моральной сферах.

Особенно чудовищен разрыв в доходах самых богатых и самых бедных. Об этом время от времени говорят отдельные политики, общественные деятели, ученые, журналисты. Но говорят нередко так, будто хотят лишь приучить общество к этому как к чему-то совершенно неизбежному. И даже там, где это звучит как решительный протест, ничего в результате не меняется. Почти все остается, как было. Между тем, положение чем дальше, тем все более опаснее.

Значит, нужны другие, более решительные и настойчивые формы протеста. И вот здесь-то как раз и стоит в очередной раз вспомнить исторические уроки. О грубейших нарушениях очевидных требований социальной справедливости надо, как говорил Черчилль, «кричать во все горло». Протесты надо повторять изо дня в день, повторять с трибуны парламента страны, с экранов телевизора, со страниц газет и журналов, на митингах и собраниях. «Карфаген должен быть разрушен!» Как ни мало сегодня власть считается с тем, что говорят оппозиционные депутаты и средства массовой информации, но «капля камень точит». Только мощный голос общественности может подтолкнуть и законодательную, и исполнительную власть к тому, чтобы принять эффективные меры, реально изменяющие систему распределения национального дохода в стране в сторону достижения большей социальной справедливости, упорядочивающие практику оплаты труда.

А. Аганбегян считает, что «у нас заработная плата даже ниже, чем диктует производительность труда. Разорвать эту порочную систему можно лишь одним – сделать уровень зарплаты соответствующим рыночной экономике. Мы посчитали: если увеличить зарплату в 2 раза (постепенно, но не растягивая этот процесс на годы), люди смогут оплачивать квартиры и коммунальные услуги по нормальной рыночной цене – это 15 % заработанного, 10 % – отдавать на накопительную пенсию, 5 % – в виде страховки на здоровье…

У нас сейчас и бедные, и богатые платят подоходный налог по 13 %. Чтобы богатые платили больше, надо ввести налог на недвижимость (больше квартира, дом с участком, лучше машина – больше налог). Во всем мире такой налог – главный доход местных властей, и к тому же это богатство видимое, оно легче поддается обложению. Инициатором реформы должно выступить государство – повысить зарплату бюджетникам на государственных предприятиях и там, где оно имеет контрольный пакет акций. В несколько раз повысить обязательный для частного сектора минимум оплаты труда. Если в среднем по стране зарплата достигнет 5 тыс. руб., то минимум должен быть хотя бы 1200».

С того ли конца мы вообще приступаем к пенсионной реформе? Есть ли вообще смысл говорить о накопительном принципе начисления пенсий при нынешнем уровне заработной платы? Все упирается в нее. Ее надо реформировать в первую очередь.

Юрий Поляков пишет: «Создать такие нравственные и правовые условия, когда новые владельцы общенародной собственности вынуждены эксплуатировать ее не только себе, но и Державе на пользу. Почему же власть этого не делает или делает недостаточно эффективно? Прежде всего потому, что она до сих пор ощущает себя властью предпринимателей, а не всего российского народа. Именно отсюда ее поразительная невосприимчивость» [Литературная газета. 2003. 16 апр.].

Я бы дописал: невосприимчивость к бедам и даже вымиранию собственного народа. Потому что, когда дело касается собственного кармана, они очень даже предприимчивы, особенно молодые реформаторы-разрушители.

Однако вернемся к Полякову: «Туда и зову – вперед, к командно-административной системе! Пятнадцать лет реформачества (назвать это реформированием – просто язык не поворачивается) убедительно показали, что «умный рынок» самочинно решающий все экономические проблемы, существовал только в недалекой голове обозревателя газеты «Правда» Егора Гайдара. Там он и остался. Мы же в результате получили безумный рынок, при котором обыватели мерзнут без электричества, а военные летчики сидят без топлива и поддерживают свою боеготовность, глядя по телевизору на бомбежки Багдада….Веками наши люди были государевыми, а потом три четверти века советскими, т. е. тоже государственными. Разумеется, у этого не раз выручавшего нас коллективизма есть обратная сторона: сниженная индивидуальная активность, осложненная или, если хотите, облагороженная нестяжательной православной этикой.

И этот уникальный социум без серьезной государственной опеки мы в одночасье, опираясь на западные теории, хотели превратить в рыночное общество?! Мы сами отключили свой наиважнейший, веками выстраданный ресурс – государственность.

У России сегодня нет государства, соответствующего ее экономическому потенциалу и национально-историческим задачам. У нас есть государственно гарантированные условия для дальнейшей деградации и депопуляции. Лично я с этим не согласен. Полуосознанно и безысходно не согласен народ, то и дело выплескивающий свое возмущение на улицы. Не согласны с этим даже совестливые и дальновидные иностранцы, с недоумением наблюдающие картину последовательного саморазрушения великой некогда Державы. Не согласен с этим, как я понимаю, и Кремль. Так чего же мы ждем?».

Регулирование распределения доходов – экономический и нравственный императив. Для современной России регулирование распределения национального дохода между различными слоями населения является не только средством обеспечения необходимой социальной справедливости, но и вопросом повышения эффективности ее экономики и, в конечном счете, условием ее выживания. Это, выражаясь языком И. Канта, категорический императив для нее, причем императив, диктуемый как нуждами экономики, так и требованиями нравственности. Речь идет о существенном повышении экономической роли государства и об усилении его заботы о наиболее бедных и обездоленных.

Сколько существует рыночная экономика, столько и ведутся споры о характере ее отношений с государством. На этой почве возникло множество теорий, значительно отличающихся одна от другой. В последние годы явное преобладание в западном мире, особенно в США, получили либерально-монетаристские взгляды. В плену у них оказались и правые реформаторы в России. Как сторонников стремительной приватизации государственной собственности, так и представителей «теневой экономики» и криминальных сил вполне устраивал гайдаровско-чубайсовский курс на то, чтобы государство как можно больше «ушло из экономики». Это развязывало им руки и позволяло стремительно обогащаться, ничего не давая стране взамен, вывозить капиталы за рубеж и т. д. Противников этого курса не хотели слушать. Но сейчас, после того как на примере Западной Европы стали более очевидными преимущества политики более активной экономической роли государства и преодоления чрезмерного имущественного неравенства, появились дополнительные основания для пересмотра проводившегося до сих пор курса. Совершенно очевидно, что в условиях переходного периода, переживаемого Россией, у нее еще больше оснований проводить именно такую социально-экономическую политику.

Поскольку ВВП формируется у нас в большой мере за счет сырьевых отраслей, приносящих крупные рентные доходы, должно быть упорядочено прежде всего использование этих доходов. Являясь доходом всего общества, рента должна поступать в государственный бюджет, а не оседать на счетах олигархов.

Органы государственной власти не должны безучастно смотреть на то, как распределяются и используются доходы на сугубо частных предприятиях и предприятиях с преобладанием частного капитала. Государство не должно мириться с тем, что собственники и менеджеры таких предприятий присваивают себе огромную долю их доходов в ущерб остальным работающим, не производя амортизационных отчислений, не обновляя основные фонды и т. д. У государства есть рычаги, чтобы пресекать подобные тенденции. В одних случаях оно может делать это путем прямого законодательного регулирования, в других – посредством сотрудничества с профсоюзами и т. д. Стоит напомнить, что статья 7 Конституции Российской Федерации провозглашает наше государство социальным, а это ко многому обязывает.

Проведение системы мер по регулированию чрезмерного имущественного неравенства позволит в целом, с одной стороны, увеличить объем ресурсов, поступающих в распоряжение государства, а с другой – повысить оплату труда значительной армии работающих. А это открывает новые возможности для улучшения экономического положения в стране. На долю только 10 % наиболее богатых людей России в 2000 г. приходилось 32,5 % общего объема доходов страны, в 2001 г. – 31,6 %, а на долю 10 % самых бедных – только 2,4 и 2,3 % в 2000 и 2001 гг. соответственно. Таковы данные официальной статистики. Но есть немало оснований полагать, что они неточно отражают истинное положение дел. Думается, что разрывы в уровнях доходов разных слоев населения значительно выше из-за действия криминальных сил и огромной коррупции. Происходит дальнейшая концентрация доходов в руках тонкого слоя людей за счет изъятия их у основной массы населения.

Самое поразительное заключается в том, что как в официальных структурах, так и среди специалистов есть влиятельные люди, полагающие, что дифференциацию доходов населения надо не ослаблять, а усиливать. При этом ссылаются на якобы позитивные результаты такого усиления дифференциации в ряде зарубежных стран. Между тем реальная действительность этих стран говорит об обратном.