Текст книги "Безмолвное дитя"

25

На следующий день, в среду, я открыла для себя тот факт, что если женщина позволит себе пошуметь, бесследно это не пройдёт – придётся платить. На YouTube я просто выстрелила: ролик, где я орала на репортёров, стал вирусным и собрал кучу злобных комментариев.

Женщинам срываться нельзя, потому что женский визг действует на мужчин чисто физически – их аж передёргивает, словно от удара в чувствительное место. Я много раз видела, какая гримаса отражается у Джейка на лице, стоит мне немного повысить голос, и какую реакцию вызывают в интернете популярные телепередачи, главный герой которых – точнее, злобный «антигерой» – мужчина, чья жена иногда на него покрикивает. Угадайте, кого из них двоих ненавидят больше…

Время общественной жалости по отношению к трагическим событиям в моей жизни прошло, и представители СМИ сбросили маски и засучили рукава.

От газетных заголовков я сама начинала просто сходить с ума: «Мать восставшего из мёртвых кричит как банши[16]16
  Банши – женщина-призрак из ирландского фольклора, издающая пронзительные вопли, когда оплакивает чью-либо смерть.


[Закрыть]», «Мама Эйдена совсем спятила», «Она потеряла рассудок!», «И это лицо добропорядочной матери?!». Журналюги откопали в соцсетях все самые неприглядные фотографии, которые только смогли найти, и напихали их в статьи своих сетевых изданий, разбавляя посредственно написанные абзацы текста. Почти на всех у меня в руках был алкоголь. Они отрыли даже фото, где я, пьяная в стельку, была на заднем плане, случайно попав в кадр – мои мутные глаза даже не смотрели в объектив. Тот снимок был сделан вскоре после смерти родителей, я чувствовала себя совершенно жутким образом, но, конечно, это никого не волновало.

Было предельно ясно, что журналюги считали похитителем Джейка, причём они зашли с новой позиции: я у них теперь проходила как сообщница. Они каким-то загадочным образом находили вполне логичной версию, согласно которой я заставила своего «хахаля» похитить своего собственного сына и посадить его на десять лет под замок, а потом освободить и привести обратно домой.

В то утро домашний телефон звонил не переставая, пока я не выдернула шнур из розетки. Что касается мобильника, то единственный звонок, на который я ответила, был от Джози.

– Мне так жаль, – сказала она. Между прочим, уже в третий раз. – На самом деле, ты не сделала ничего плохого. Ты ещё мало на этих ублюдков наорала! Или что теперь тебе, о вежливости думать?!

– Да всё в порядке. Меня больше не волнует, кто что думает по этому поводу. Что бы они ни делали и ни болтали, на моё мнение это никак не повлияет.

– Ты там береги себя, ладно? Хочешь, я тебе еды принесу? Не будешь выходить, и они оставят тебя в покое.

– Всё хорошо, Джо, честно. У нас полный холодильник. Мы тут с Дениз и Маркусом как за каменной стеной.

– Кто это?

Я закатила глаза:

– Сотрудники по связям с семьёй, которых к нам приставили.

Джози знала меня прекрасно, и я могу утверждать с уверенностью: моё закатывание глаз не было для неё секретом.

– Поняла. Везде свой нос суют, да?

Я бросила взгляд через плечо:

– Я уверена на сто процентов: они здесь толкутся только для того, чтобы выяснить, не скрываю ли я чего-нибудь. Кажется, Дениз подозревает Джейка.

Наступила пауза.

– Давай, спрашивай, если хочешь, – сказала я.

– Ладно. Но учти, я спрашиваю только потому, что беспокоюсь о тебе!

– Я его ни в чём не подозреваю. Правда. Если подумать, у него и времени-то не было. Да, я в курсе, женщины всегда говорят: «Я его знаю как облупленного!» – и я не исключение, но дело в том, что он просто физически не мог бы этого сделать.

– Понимаю. – Она издала долгий вздох. – Думаю, ты права. Джейк просто… не такой. Точно не такой.

– Есть ли новости от Хью? – Джози сделала паузу, и в трубке послышался всхлип. – Джо! Джо, что случилось?!

– Я не хотела тебе говорить, у тебя своего хватает… Я думаю, Хью меня бросил. – Её голос звучал как-то сдавленно, но на самом деле она плакала навзрыд.

– Что-о? О боже, Джо! Когда это случилось?

– Я пыталась дозвониться до него, чтобы рассказать об Эйдене, но не получилось. Он сказал перед отъездом в Лондон, что у него дела с братом и займёт всё по меньшей мере месяц – но это нормально, у него всё время так. Только раньше он хотя бы приезжал ко мне раз в неделю, но это давно в прошлом, сейчас он даже не звонит, а мне до него дозвониться практически невозможно. Поэтому я позвонила его брату, и Стивен сказал, что Хью всю неделю в офисе не было.

– Как это?!

– Хью сказал Стивену, что съездит на несколько дней домой, и Стивен решил, что он со мной.

– А что на самом деле, Джо?

– У него точно роман на стороне. Я уже давно знаю. Моя подруга видела его в Лондоне с какой-то женщиной. Блондинистая сучка, судя по всему. Короче, я проверила наш общий счёт – на нём остались какие-то копейки. А было примерно десять тысяч.

– Вот чёрт!

– Да уж, – проговорила она. Я услышала, как она шмыгнула носом и глубоко вздохнула. – У меня достаточно средств на своём счету, Эмма, я была предусмотрительной, не волнуйся. Я бы никогда не позволила себе остаться без средств к существованию. Я могу даже ипотеку взять, но, скорее всего, продам этот чёртов дом. Мне он никогда не нравился.

Я знала, что это ложь, но промолчала.

– Жаль, что я не могу приехать к тебе. Вокруг дома просто толпа репортёров…

– Не смеши меня, Эм. Всё в порядке. Тебе нужно быть с Эйденом. Боже правый, у тебя и без этого дерьма со мной и Хью хватает забот! Слушай, он просто пустое место, нечего и говорить. Надеюсь, он сюда больше не вернётся! Хотя, скорее всего, приедет… Стивен убьёт его, если он запорет семейный бизнес, увязавшись за какой-то смазливой блондинкой.

– О, Джо! Я просто не знаю, что сказать…

– А что тут скажешь…

– Угу. Слушай, у меня к тебе огромная просьба.

– Конечно, Эм, всё что угодно.

– Как бы хреново ты себя ни чувствовала, встань, прими душ и иди на работу. Не позволяй этому засранцу доводить тебя до депрессии. Боже, после смерти родителей я была совершенно разобранной – ты хотя бы такой не будь!

– Эмма, прости, что так вышло тогда. Если бы я знала, как тебе тяжело…

– Джо, ты тут ни при чём.

– Я слишком много работала. Я погрязла в работе по уши и совсем забыла о своих друзьях.

– Ты опять за своё, – сказала я с улыбкой. – Устраиваешь самой себе разнос. Ты всегда так делаешь. Перестань винить себя за то, что другие облажались!

– Ты права, – засмеялась она. – Засранец у нас он, а я супер!

– Так-то лучше.

* * *

Всё было не так, как в тот первый раз, когда мы скрылись от всех, играли в разные игры и смотрели DVD. В этот раз в доме было совсем неуютно. Дениз хлопотала c чаем и бутербродами – её стало намного больше, чем в начале следствия. Маркус приходил, потом убегал на какие-то встречи в полицейский участок и приходил снова. Пока он был у нас, то о чём-то вполголоса беседовал с Дениз. Джейк взял себе отгул, но уже в четверг утром снова был в школе. Дома он метался туда-сюда, словно покусанный пчёлами: то и дело открывал и закрывал дверцы шкафчиков, а я часто заставала его смотрящим на Эйдена сузившимися глазами. Он не раз предлагал отправить Эйдена в гостиницу к родителям Роба на недельку, но адвокат Джейка, узнав об этой идее, настоял, чтобы мы этого не делали. Поступив так, мы бы наверняка навлекли на себя подозрения.

Однако Роб сам навестил нас в четверг днём, что, честно говоря, стало огромным подспорьем. Он посидел и порисовал с Эйденом, не акцентируя внимание на странном хаосе чёрных спиралевидных завитков, которые так любил выводить Эйден. Он захватил с собой DVD-диски, которые мы смотрели, будучи подростками, – никакого насилия, никаких ужасов, исключительно фильмы вроде «Клуб «Завтрак» и «Один дома». Кроме того, он принёс пиццу и свои обычные глупые шутки: Зачем банан намазался солнцезащитным кремом перед тем, как идти на пляж? А чтоб кожура не слезла!

– Ты вроде получше, – сказал он. С тех пор, как моё «истерическое» видео разлетелось по Всемирной паутине, прошло всего несколько дней. – Вон, щёчки-то порозовели! Но я всё равно считаю, что тебе нужно съезжать отсюда.

– Завтра веду Эйдена на очередной сеанс.

– Хорошо, – сказал он, кивнув. – Только будь осторожна, хорошо? Ты подумала о том, что я сказал? О Джейке?

Я кивнула:

– Это не он, Роб. Я бы знала.

Он взял меня за руки и улыбнулся:

– Ну ладно, больше не буду об этом. Но если тебе что-нибудь будет нужно – реально, всё что угодно! – звони смело. Ну то есть даже если сникерс захочешь посреди ночи, поняла? Помнишь, как ты меня в четыре утра послала за банкой «Нутеллы», когда была беременна Эйденом?

– Да уж как не помнить, – заверила я. – Я тогда даже на хлеб её не стала намазывать, сразу взялась за ложку.

– Банку ожидала жестокая расправа!

Давненько я не смеялась. Собственно, уже много дней не возникало даже желания улыбнуться. Мы стояли на кухне и сквозь прихожую наблюдали за Эйденом, сидящим на диване. Телевизор работал, но у меня было стойкое ощущение, что он его не смотрит, и от этого по рукам бегали мурашки.

– Как ты думаешь, он когда-нибудь заговорит? – спросил Роб.

– Заговорит, когда захочет рассказать, что с ним случилось, – ответила я. Я так всегда отвечала на этот вопрос. – А пока мне просто хочется услышать его голос, хочется знать, как он звучит. Он будет явно не похож на голос того маленького мальчика, который пропал много лет назад, я это знаю. Скорее всего он уже басит, почти как взрослый мужчина. Но пока он скорее похож не на человека, а на оболочку от него…

– Уверен, Эйден прячется внутри этой оболочки. – Роб поставил кружку на стол и обнял меня за талию, и это было абсолютно естественно: отец моего ребёнка утешает меня, так оно и должно быть. – Ему просто нужно время.

– Меня уже достало это время, – тряхнула головой я. – У меня и так уже украли кучу времени, которое я могла провести с сыном. Я могла бы покупать ему футбольные бутсы, когда бы он вырос из старых, ругаться с ним из-за бардака в комнате, наблюдать, как он делает робкие попытки флиртовать с девушками.

– Ты ещё увидишь, как он этим занимается! – рассмеялся Роб в нос.

– Правда? Роб, он когда-нибудь придёт в норму? Я знаю, рановато об этом, но ты можешь представить его в школе или в университете? Не могу сейчас себе представить, что он вообще с кем-то общается. – Говорить это было легко, но слова оставляли горький вкус во рту, потому что в глубине души я знала, что это чистая правда. У Эйдена тяжёлая травма, и он никогда не будет таким, как обычные дети.

Рука Роба ещё крепче прихватила меня за талию. Он прильнул ко мне всем телом и прислонился лбом к моей голове.

– Мы разберёмся с этим, Эм.

В тот момент, когда мы стояли, держась за руки, на кухне у Джейка, я искренне верила, что именно мы с Робом призваны отыскать наилучший способ поднять Эйдена на ноги. Мы его родители, и кому как не нам знать, что лучше для нашего ребёнка. В тот момент я нисколько не думала о Джейке, хотя позже, предаваясь воспоминаниям, корила себя за это.

Звук открывающейся двери вернул нас к реальности: пришла Дениз:

– На улице прохладно. Осень наступает. Как дела у Эйдена?

Дениз вошла на кухню, и мы отстранились друг от друга. Точно так же мы бессчётное количество раз нервически разнимали руки, будучи влюблёнными подростками, – это происходило каждый раз, когда мама забегала ко мне в спальню, принося выстиранную одежду. Что ж, мы снова глупые тинейджеры…

– Он в порядке, – отрапортовала я. – Есть новости от инспектора Стивенсона? – Я машинально погладила рукой живот.

– Думаю, вам стоит самой позвонить ему и поговорить, – сказала Дениз.

26

– Попробуй ещё раз! – настаивал Роб.

– Я уже три раза набирала! – возразила я.

– У него сегодня несколько важных встреч, – вклинилась Дениз.

– А в чём дело, вы нам не можете сказать? – попыталась потребовать я.

Однако Дениз лишь покачала головой:

– Лучше, если он сам скажет. Позвоните снова через какое-то время. Поставить…

– …чайник? – передразнила я. – Нет, спасибо, в меня уже этот чёртов чай не лезет.

Роб ухмыльнулся. Я поскребла руки и постаралась прогнать мысли о высоком давлении, потом взяла мобильник с кухонного стола и нашла номер инспектора Стивенсона в списке последних набранных номеров.

На этот раз он взял трубку, и от неожиданности я чуть не выронила телефон из рук. К пятой попытке дозвониться я уже практически уверена, что он не ответит.

– Эмма, вы немного не вовремя.

– Дениз намекает, что что-то случилось, – сказала я. – Вы можете рассказать?

– Мы задержали одного человека, который может иметь отношение к вашему делу. А может не иметь. Только, Эмма, поймите, это конфиденциальная информация, и на данном этапе вам лучше в неё не углубляться, так пока не понятно, насколько это связано с делом.

– Так будьте добры, перестаньте мне рассказывать прописные истины и просто скажите, что произошло! – огрызнулась я.

– Прошу прощения. Мы арестовали Джеймса Грэма-Леннокса за хранение детской порнографии.

– Что-о?!

– Один компьютерный мастер нашёл у него на компьютере фотографии и сообщил в полицию.

– Герцог Хардвикский?!

– Да.

– Вот чёрт! – И тут же мне в голову пришла жуткая мысль. – А на них… на них есть…

– Нет, Эйдена на фотографиях не оказалось. – Я протяжно выдохнула. – Это совершенно секретная информация! Не говорите об этом ни с кем, кроме членов семьи, вы поняли? Нам нужно действовать крайне осторожно.

– Разумеется. Чёрт, ведь у него и деньги есть, и возможность была всё это сделать. Господи…

– Эмма, погодите, не теряйте головы. У нас нет никаких улик, которые бы связывали герцога с Эйденом. Во всяком случае, пока.

Положив трубку, я по выражению лица Роба поняла, что в течение разговора, видимо, смертельно побледнела.

– В чём дело? – спросил он. – Арестовали кого-то?

Я физически ощущала близкое присутствие Дениз. Хотелось поговорить с Робом, но она постоянно была рядом и ловила каждый звук, а доверия к ней я не испытывала – она полицейский, а не родственник, и действует прежде всего в интересах полиции. Это было для меня непреодолимым барьером.

– Дениз, не могли бы вы посмотреть, как там Эйден? – попросила я.

– Вас что-то беспокоит? – отозвалась она, широко улыбаясь.

– Нет-нет, просто на всякий случай.

Она несколько секунд колебалась, но в итоге всё же направилась в гостиную. Наконец-то!

– Они кое-кого арестовали, найдя у него на компьютере детскую порнографию, но Эйдена на фотографиях нет.

Роб с такой силой схватился за кухонный стол, что костяшки пальцев полностью побелели:

– Это тот герцог, да? Который живёт в усадьбе на холме, демонстрируя всем свою долбаную аристократичность? Это он?

– Да, – подтвердила я его догадку.

Глаза у него расширились, челюсть съехала вниз, и я поняла, что в голове у него пронеслись точно те же мысли, что и у меня во время разговора с инспектором Стивенсоном. Пошатываясь, он оттолкнулся от стола и запустил пальцы в волосы.

– Блин.

– Пока никакой связи с Эйденом.

– Он педофил, и он живёт рядом с нами. Какие ещё связи им нужны?!

– Нужно гораздо больше, Роб. Нужно найти то место, где его держали. Нужны веские доказательства.

– Это он, – сказал Роб. – Я точно знаю, это он!

– Эмма!

От тревожного зова Дениз у меня по спине пробежал холодок. Обхватив живот руками, я бросилась через коридор в гостиную. Дениз стояла в одном углу комнаты, а Эйден напротив неё, в другом, сжимая в высоко поднятой руке ножницы – жест выглядел угрожающе. Шторы у Эйдена за спиной были разрезаны на мелкие клочки.

– Извините, я просто хотела поставить ему другой диск и не видела, чем он занят, а когда увидела, попыталась его остановить, – объяснилась Дениз. – Но он меня проигнорировал.

– Эйден, дорогой, положи ножницы. – Только сейчас я поняла, как он успел окрепнуть за время, проведённое с нами. Ростом он был по-прежнему ниже, чем обычный шестнадцатилетний пацан, зато набрал вес и словно округлился – грудная клетка развернулась, плечи стали шире. Теперь он выглядел гораздо более грозно, чем неделю назад.

– Малой, всё в порядке, всё хорошо! Опусти, пожалуйста, ножницы, ладно, приятель? – уговаривал его Роб.

Однако Эйден проигнорировал и нас. Он повернулся и продолжил хаотичную нарезку штор на лоскуты, открывая миру внутренности нашего дома.

* * *

Пресса пировала от обилия новостей. Полагаю, у редакторов мозги кипели, когда они пытались сообразить, о чём следует сообщить в первую очередь. В их распоряжении были: арест герцога Хардвикского и ордер на обыск Уэтерингтон-Хауса; фото Эйдена, режущего шторы на кусочки, и нас с Робом, в ужасе стоящих на заднем плане, как полные идиоты; последствия «крик-гейта» и ролик с YouTube, пока не теряющий популярности у пользователей Facebook – а я ещё и подлила масла в этот ворох ядовитых дровишек, отправившись с Эйденом к врачу вместе с Маркусом, выполнявшим роль полицейского сопровождения.

– Как вы думаете, что могло послужить причиной этого его нового поведения? – спросила доктор Фостер. – Ранее Эйден не проявлял никаких признаков деструктивного поведения. Что же изменилось?

– Возможно, он слышал, как я рассказывала Робу об аресте, и это спровоцировало его реакцию. А может быть, всё дело в репортёрах, дежурящих у дома. Я пыталась спросить его, но… – Я пожала плечами.

Сегодня Эйден нарисовал нечто чёрно-красное на сером фоне, а потом на этом тёмном фоне изобразил что-то очень напоминающее толстые железные прутья.

– Может быть, это та клетка, где его держали? – предположила я, показывая рисунок доктору Фостер.

– Жаль, что полиция дала так мало информации.

Я согласилась. Рисунки Эйдена всегда были лаконичны, без лишних деталей, и если мы просили его нарисовать что-нибудь ещё, он просто молча откладывал карандаши в сторону.

– А как ведёт себя по ночам? – поинтересовалась доктор Фостер. – Что-нибудь изменилось?

– Нет, всё по-старому. Я захожу к нему в девять, и он вроде бы спит. Утром прихожу часов в 7–8 – он обычно уже проснулся, но лежит в постели. Потом он идёт душ, при этом оставляет дверь в ванную открытой. После этого мы завтракаем, а после завтрака он обычно сидит и смотрит телевизор. Он смотрит всё подряд, что показывают, и не выказывает никаких эмоций, поэтому я перестала включать ему разные детские передачи – он с тем же успехом смотрит взрослые дневные передачи.

– Любопытный распорядок дня. Когда люди освобождаются из тюрьмы, то часто продолжают жить по заведённому в тюрьме обязательному распорядку. Я хочу сказать, что где бы Эйдена ни держали, у него был подобный обязательный распорядок: он просыпался, принимал пищу и ложился спать в строго определённое время.

– И за соблюдением этого распорядка следил похититель?

Доктор Фостер пожала плечами:

– Возможно, Эйден сам так строил свой день, чтобы в меру возможности оставаться в здравом уме, а может это инициатива похитителя, который таким образом поддерживал дисциплину.

– Роб сказал, что у Эйдена может быть стокгольмский синдром, то есть он сочувствует похитителю. И возможно… возможно, он до сих пор на стороне похитителя и препятствует нам. Может такое быть?

Доктор Фостер помедлила, на лице у неё отразилась неуверенность. Она немного покашляла в кулак и разжала руку – мне казалось, что она тянет время. Она явно не хотела отвечать. Но в итоге она всё же решила высказаться, взяв со стола мягкую игрушку и ткнув ей в глаз большим пальцем:

– Думаю, есть такая вероятность. Да, это не очень приятная версия, но дело в том, что Эйден провёл целых десять лет в обществе этого человека, и мы не знаем, каковы были их взаимоотношения. Мы видим, что обращались с Эйденом жестоко и неуважительно, но, к сожалению, многим детям знакомо такое отношение со стороны собственных родителей. Когда такие дети взрослеют, у них возникают большие сложности с родителями.

Я бросила взгляд на Эйдена, работающего над очередным произведением искусства. Он наклонил голову так, что со лба свисал кудрявый локон.

– Значит ли это, что мне не стоит ему доверять?

– Честно говоря, не знаю. Случай Эйдена уникален. – Она подалась вперёд. – Если вы почувствуете опасность, то знайте, что вы в этом не виноваты, и вам нужно сразу же позвонить мне или инспектору Стивенсону.

* * *

Её слова эхом отдавались у меня в голове, походившей на большой надутый шар. «Если вы почувствуете опасность…» Получается, я не могу доверять собственному сыну? В тот день я сильно устала – организм и так тратил много сил на развитие плода, а тут ещё стресс и напряжение по поводу Эйдена – и единственным желанием было свернуться калачиком в постели и натянуть одеяло на голову. Всё это время я держалась исключительно на адреналине и силе воли. Вместо того чтобы обустраивать гнёздышко перед появлением второго ребёнка, я возила сына на сеансы к психотерапевту и раздумывала о находящемся под стражей педофиле, который, возможно, и похитил моего ребёнка. Меня постоянно сопровождало какое-то тошнотворное ощущение, а весь окружающий мир казался отвратительным. Проще сказать, что не вызывало во мне негативных эмоций, и даже насчёт того, хочу ли я второго ребёнка, периодически проскакивали сомнения. Как мне потом рассказывать дочери о том, что случилось с её братом?!

От психотерапевта я повезла Эйдена к стоматологу. Наконец-то нашёлся дантист, который согласился осмотреть его без документов. В нынешней ситуации слово «удача» максимально не вязалось с сыном, но ему и правда повезло, что зубы сформировались вполне ровно и были почти здоровы.

Но пару пломб поставить было нужно.

Потребовалось трое человек, чтобы держать его, пока доктор вкалывал анестезию в десну.

После этого мероприятия меня всю трясло, а Эйден, как всегда спокойный, бодро топал из клиники, держа руки неподвижно по швам, потом сел в машину и пристегнул ремень безопасности. Я не могла точно понять, в чём дело, но была уверена, что он злится.

– Прости, солнышко, – сказала я раз в пятидесятый с тех пор, как мы ступили на порог стоматологического кабинета. – Это всё ради твоего же блага!

Но Эйден не смотрел на меня. Он отвернулся и смотрел в окно на проносящийся мимо туманный Бишоптаун.

– Прости, – снова повторила я с отчётливым ощущением, что останусь неуслышанной. – Я не хочу тебя бояться. Если бы ты только заговорил! Мне так нужно знать, о чём ты думаешь… – Пока мы были одни, я всегда так делала. Все преграды на пути от мозга до рта пропадали, и я начинала трещать без умолку. – Это был герцог? Это был он, да? Если бы я показала тебе фотографию, ты бы дал знать? Нет, конечно. Вы с ним случайно не общаетесь до сих пор? Может, ты тайком пробираешься к домашнему телефону и звонишь ему? Что же мне теперь, заказать детализацию звонков и проверить, не замышляешь ли ты что-нибудь против меня? Зачем ты изрезал все шторы? Теперь кто угодно может заглянуть к нам в окно. Зачем ты это сделал? – Я ударила ладонями по рулю. – Для чего тебе это понадобилось?!

Прямо передо мной на дорогу выскочила машина, и я взяла резко вправо, чуть не вылетев на встречку[17]17
  В Англии левосторонне движение.


[Закрыть]. Вернувшись обратно на свою полосу, я глубоко вздохнула и отёрла пот со лба.

– Извини, что нам пришлось держать тебя у зубного. Я понимаю, тебя, наверное, очень пугают такие моменты, но Эйден, ты не должен обижаться на меня это! Обещаешь, что не будешь? – вздохнула я. – Иногда нам с тобой приходится принимать тяжёлые решения, но знай, что я люблю тебя, и со мной ты всегда будешь в безопасности. Несмотря ни на что. Я готова отдать жизнь, лишь бы ты остался цел, правда!