Текст книги "Безмолвное дитя"

45

Я назвала её Джиной в честь матери. У неё мои глаза и рот Джейка, но мы не будем говорить о её сходстве с Джейком. Медсестра привела Эйдена посмотреть на меня и новорождённую сестру после окончания родов. Я взяла свою ёрзающую малышку, запеленала в мягкое одеяльце и дала подержать сыну. Сыну, который пугал меня и которого я считала опасным. Сыну, которого пресса называла не иначе как «диким» и намекала на то, что за годы одиночного заключения он отвык от человеческого общества. Эйден бережно держал её на руках, будто драгоценную хрупкую вещь. Так оно и есть. Она была прекрасна, как и Эйден, когда родился. Она боец, мы обе бойцы. Мы вместе прошли через все испытания и теперь вознаграждены её присутствием в этом мире. Она была жива, и она была самим совершенством, и я была счастлива, что поборолась за наше будущее.

– Не рано для посетителей? – выглянул из-за угла инспектор Стивенсон.

– Нет. Всё нормально, – ответила я.

Последние два часа показались вечностью. После того, как Эйден заметил собирающуюся на полу лужицу, мы с трудом поднялись по ступенькам наверх и вышли в лес, покрывающий Дремучую Долину. Схватки были сильнее, чем раньше, и Эйдену пришлось поддерживать меня, пока мы шли по лесу. Я орала. Я кричала. Я вопила.

Полиция была недалеко. За мной приехали, как и обещал Стивенсон – он-то и добрался до меня первым. Он забросил мою руку себе на плечо и вёл меня по тёмному лесу, а свет его фонаря прыгал вверх-вниз, будто в сцене из «Ведьмы из Блэр». Пока мы, спотыкаясь, шли по лесу, я рассказала ему о подземном бункере и клетке.

– Кажется, это Хью, – шептала я. – Эйден не сказал, но… у трупа, который там лежит, такие же светлые волосы. Думаю, это Хью, и он был мёртв всё это время.

Стивенсон лишь кивнул.

Он не понял. Хью был мёртв всё это время, и это означало, что я боялась привидения. Похититель Эйдена был чудовищем. Призраком. Когда-то он был вполне реальным человеком, но в последние дни, даже будучи мёртвым, Хью перевернул мою жизнь вверх тормашками, и я дошла до того, что стала подозревать собственного сына в пособничестве похитителю. Я стала самой себе худшим врагом, параноидальным образом выискивая опасности на каждом шагу и не видя истинной угрозы в виде моего мужа.

Сейчас, при ярком больничном освещении, Стивенсон покачивал головой и нежно ворковал с младенцем. Улыбка у него на лице была искренней, и я радовалась, что все мы удачно пережили этот долгий и трудный путь.

– Как Роб? – спросила я.

– Говорят, состояние стабильное, – сказал он. – Полагаю, мы добрались до него как раз вовремя.

– А Джози?

– Она была привязана к кровати и лежала с кляпом во рту. Она вся тряслась, но смогла дать показания насчёт Джейка. Он затащил её наверх и связал, но, за исключением пары синяков, она не пострадала.

Я кивнула. Эйден взял Джину и сел с ней в другом конце палаты на стуле для посетителей.

– А что Джейк?

– Скончался.

Я кивнула. Меня это не обрадовало. Я не стану танцевать на его могиле и пить шампанское, но я почувствовала облегчение, и огромная тяжесть свалилась с души. Всё было кончено. По крайней мере, почти.

– А бункер?

– Ночью мало что можно сделать. Утром криминалисты первым делом отправятся туда. Нужно, чтобы Эйден дал показания. Он… он может говорить?

– Немного.

Инспектор Стивенсон неловко качнулся на пятках:

– Это хорошо.

– Есть ещё кое-что, – сказала я.

– В чём дело? – спросил Стивенсон, нахмурившись.

* * *

Я знала, что в один прекрасный день Эйден захочет рассказать свою историю. Одни истории рассказывают с начала до конца, не прерывая повествование, другие начинаются с конца или с середины, а начало открывается потом. Я понимала, что рассказывать историю Эйдена можно бесконечно долго, но у нас для исследования этой тайны была впереди вся жизнь. За неделю, прошедшую со дня рождения Джины (не со дня смерти Джейка, не со дня обнаружения Хью и не со дня нападения на Роба – а именно со дня рождения Джины, со дня начала новой жизни), Эйден приоткрыл завесу над маленьким островком посреди океана, и пока что этого обрывка достаточно. Я знала, что когда он будет готов, он расскажет обо всём остальном.

Почему я была в этом так уверена? Потому что мы рассказываем, чтобы исцелиться, а Эйдену надо многое привести в порядок. Нам обоим надо, и мы будем выздоравливать вместе.

Криминалисты обнаружили ДНК Хью по всему бункеру. Они нашли бумагу, содержащую данные о покупке участка земли в лесу Дремучей Долины. Никто ничего не заподозрил, поскольку Хью имел дело с самыми разными строительными компаниями. Некоторые из них покупали небольшие участки в Дремучей Долине, но никто ничего на них не строил. Вряд ли кто-нибудь из этих компаний вообще бывал в лесу – этим фактом Хью и воспользовался.

После призыва о предоставлении информации один из застройщиков показал, что его нанимали для переоборудования старого бункера времён Второй мировой войны под жилое помещение. Хью сообщил строителям, что подумывает превратить этот бункер в некое подобие глэмпинга[28]28
  Разновидность кемпинга, объединяющая в себе комфорт гостиничного номера с возможностью отдыха на природе.


[Закрыть]. Его оборудовали как дом-автоприцеп, снабдив переносным баком для воды и генератором электроэнергии. Для того чтобы Эйден мог выжить один в лесу, Хью должен был регулярно менять их. Поскольку купленный Хью участок являлся частной собственностью, ни одна из дорожек, по которым ходили люди, даже близко не подходила к бункеру, где сидел мой сын. Никто не мог услышать звук работающего генератора. Никто. Эйден сказал мне, что когда он сбежал, он переживал, что из-за убийства Хью будут проблемы. Он выключил генератор и замаскировал его кучей листьев.

Бункер не был помечен ни на одной карте. Хью тщательно продумал свою затею с начала до конца. Эйден рассказал мне о намерении Хью покончить со всем, убив его, и о том, что в решающий момент он оказался неспособен на это. Я не любила думать о том, что произошло в тот день, когда Эйден выбрался из бункера.

Мне было очень нелегко совместить того Хью, который приглашал меня к себе домой, готовил нам на ужин прекрасное жаркое и предлагал изысканное вино, с тем Хью, который сбегал из дома и с работы, чтобы наведаться к моему похищенному сыну, заточённому в его частном бункере. Но благодаря Эйдену я многое узнала о Хью.

Джози тоже навестила меня в больнице после рождения Джины. Она была вся в слезах и в рубашке, надетой наизнанку. Я осторожно сказала ей об этом, а она уставилась на меня с открытым ртом.

– Скажи мне, – попросила я. – Скажи мне, что ты не знала.

– Я думала, это его интрижки, – ответила она. – Так все вокруг говорили. Его видели с женщинами. Я просто…

– В день наводнения… когда мы встретились… Ты пыталась меня задержать? – спросила я.

Она быстро-быстро, будто псих, потрясла головой:

– Нет! Я бы не смогла. Я бы не стала. Я…

– Ладно, ладно, – успокоила я. – Я знаю, что ты не знала. Он предпринял недюжинные усилия, чтобы никто не узнал о его тайном увлечении. Я не виню тебя. – Я взяла её за руку.

– Я должна была заметить. – Она вытерла слёзы тыльной стороной ладони. – Должна была распознать знаки. После истории с отцом… Я была уверена, что распознаю их, если что-то подобное случится снова.

– Я всё вспоминаю одну ночь, Эйдену тогда было то ли два, то ли три года, и мы остались у вас на ночь. Хью отнёс Эйдена в кровать, обхватив его всего своими руками. Через несколько минут я поднялась вслед за ними на второй этаж и увидела, как он укладывает Эйдена. Он очень нежно пел эту колыбельную, и я, помню, подумала, каким бы он был прекрасным папой. Я пошла в ванную и там расплакалась, думая о вас, ведь ты не можешь иметь детей, хотя так их заслуживаешь. – Я покачала головой. – Как же я ошибалась! Я должна была сообразить, что к чему, в тот день, когда Эйден пел про себя ту песенку. Ту самую. Я могла бы догадаться, но вместо этого боялась какого-то призрака, а мой собственный муж…

Джози легонько коснулась моей руки. Очень осторожно.

– Они прятались под масками…

Хью вызывал у Джози чувство безопасности точно так же, как и Джейк у меня. Им удавалось это, потому что они прятали свои истинные лица. Так почему мы с Джози должны винить себя за это? Почему должны чувствовать себя слабыми? Люди, которые охотятся на тех, кто уязвим, не являются сильными людьми – они обманщики. И пока остальные прилагают все усилия, чтобы держать свою жизнь в своих руках, эти обманщики отнимают у нас жизнь. Они крадут и лгут, потому что не в состоянии общаться с людьми, не знают, что такое любовь, и не знают, каково это, когда тебя любят.

Я чуть ли не сочувствую им. Но лишь отчасти.

Когда Джози ушла, я почувствовала полное опустошение, но она не имела отношения к тому, что случилось с Эйденом, а Эйден у меня на первом месте до тех пор, пока всё не останется позади.

СМИ всё ещё держали нас в своём жадном кулаке. Все газеты облетела удивительная история о ребёнке, родившемся всего через несколько часов после обнаружения в бункере жуткого трупа. Мы обеспечили им миллионные продажи, но я яростно защищала Эйдена, тотально игнорируя телефонные звонки и разные поступавшие мне предложения. Я сохраняла спокойствие и научилась не кричать на репортёров.

После того как Джози покинула палату, я встала с кровати и взяла Эйдена за руку, пристроив Джину на сгибе другой руки. Мы вместе прошли по больнице до светлой белой палаты с шестью кроватями, по три с каждой стороны. Время для посещений ещё не пришло, и нам, вообще-то, нельзя было тут находиться, но мне было всё равно.

– Вот она. Чудо. – Роб полулежал на подушках, улыбаясь нам и блестя глазами. Такими же, как у Эйдена.

– Хочешь её подержать? – спросила я.

Он кивнул. Голова у него была перевязана, и, судя по тому, как он двигался, он всё ещё страдал от боли, но я передала ему Джину, велев держать ей головку, что он и сделал с огромной осторожностью.

– Похожа на тебя, – сказал он и улыбнулся Эйдену: – Ну а ты как, дружище?

Эйден, волнуясь и глядя себе под ноги, ёрзал рядом со мной:

– Хорошо.

Роб повернулся ко мне со слезами на глазах, мы встретились взглядами, и я почувствовала, как из груди по венам разливается тепло. Я кивнула и едва слышно проговорила:: «Он вернулся», – после чего взяла руку Роба и сжала её. Мы пробыли в этой позе минут пять, с трудом веря, что мы здесь, живы и практически здоровы.

* * *

После выписки из больницы я вернулась в дом Джейка, потому что идти мне больше было некуда. Первым делом я сняла все фотографии, сняла постельное бельё с кроватей и сложила его одежду в мусорный пакет. Я не испытывала удовольствия от его смерти, но это не значит, что я хочу жить среди его вещей.

Когда я покончила со всем этим, у меня осталось только одно дело, и оно касалось Эйдена и его истории. Хью спланировал похищение до мелочей, но я никогда не поверю, что он намеревался похитить именно Эйдена. Какой смысл похищать ребёнка, который и так рядом с тобой? С момента пропажи Эйдена все те, кто пересекался со мной в жизни, оказались бы под пристальным вниманием. Но Хью повезло. Эйден решил в разгар наводнения прогуляться к реке, а Джейк столкнул его в воду. Хью обнаружил Эйдена, плывущего по реке, вытащил его из воды и посадил в бункер, в то время как все считали Эйдена утопленником. После этого ему оставалось только придумать убедительное оправдание своим частым отлучкам (для Джози это были деловые поездки и сверхурочная работа, для брата и коллег – любовные похождения). Я выяснила, что Хью по несколько дней проводил в бункере с Эйденом, оставаясь там и на ночь. Когда его действительно ждала деловая поездка, он заезжал к Эйдену из Йорка или Лондона, подливал в генератор топливо и наполнял бак для воды. Обеспечение его жизненных потребностей было трудоёмкой задачей, а вот что касается похищения – тут всё сложилось очень легко. И удобно.

Не хватало лишь одного элемента, и я точно знала, какого. Я также поняла, что буду с этим делать, после того, как криминалисты закончили осмотр места преступления и не нашли в бункере никаких других следов, кроме ДНК Эйдена и Хью. Этот факт не оставлял мне других вариантов.

Я забросила Эйдена и Джину домой к Соне и Питеру, залезла в машину и поехала в направлении нашей школы. Свернув с главной дороги на Сингер-Лейн, я остановилась у третьего дома слева. Припарковавшись, я проверила карман, заперла машину и постучала в дверь. Миссис Уайт из дома напротив помахала мне в окно, и я помахала ей в ответ.

Дверь отворилась, и я перешагнула порог, не утруждаясь даже дождаться приглашения войти. Я достала из кармана нож и приставила острие к её горлу.

– Ты одна?

– Да, – замешкавшись, ответила она.

– Задёрни шторы в гостиной.

Я убрала нож за спину и прошла за ней в гостиную. Она сделала, как я велела.

Я была в гостиной у Эми около года назад, когда мы и ещё пара женщин из школы решили устроить вечеринку с кино и едой из кафе. Тогда гостиная сияла чистотой, а сейчас на столике красовались несколько кружек и стопка газет. Одна из газет была развёрнута на странице, где была помещена наша с Эйденом фотография, сделанная в тот момент, когда мы садились в машину, с облачком с лицом Эми сверху.

– Ты больше не на первой полосе, – констатировала я. – Это, наверное, неприятно.

– Что ты здесь делаешь, Эмма? – спросила Эми, отойдя от меня и заложив руки за спину. Она хлопала расширившимися глазами, словно испуганный щенок. Я заметила, как она пытается отойти ещё дальше, к вазе, стоящей на книжной полке позади неё. Я пересекла комнату и приложила острие ножа к её щеке, отчего она вскрикнула.

– Они не смогут ничего доказать. Поэтому я здесь. Эйден сказал мне, что это ты подала ему идею спуститься к реке, твердя, как там красиво и каким он будет храбрым мальчиком. Ты сказала ему, что река затопит мост, и что на это стоит посмотреть, и что я буду гордиться им, что он один ушёл из школы. А потом ты намеренно отвернулась, когда он выходил из класса. Ты знала, что все будут отвлечены на наводнение и потоп в школе и никто ничего не заметит. Потом ты написала смс своему дружку Хью и сообщила, где находится Эйден. Ты знала, что представляет из себя Хью, и ты помогла ему. Ты просто больная.

Эми сделала ещё шаг назад, но я избавила её от проблем, сбросив вазу на ковёр. Я так сильно надавила на нож, что у неё на коже выступила кровь.

– А потом, когда Эйден вернулся, ты зашла в аккаунт Хью на Фейсбуке и отметила его в аэропорту Лас-Вегаса. Но полиция, вероятно, сможет отследить, откуда ветер дул…

– Не сможет, – огрызнулась она. – Я замела следы, Хью показал мне, как. Он научился всяким трюкам в интернете, пока занимался своим… подопечным.

– Что ж, в таком случае, боюсь, мне самой придётся свершить правосудие, – сказала я.

– Я не причиняла вреда детям, – сказала она. – Это было… Я…

– Что ты? – резко ответила я. – Выкладывай. Посмотрим, есть ли у тебя оправдание тому, что ты сделала.

– Мы вместе принимали наркотики, поняла? И по ходу экспериментировали. Но всё немного вышло из-под контроля. Он иногда душил меня, и мы о многом говорили в постели. Мы рассказывали друг другу о своих самых тёмных мыслях. – Она улыбнулась мне, сверкнув глазами, и я чуть не поддалась искушению срезать эту улыбку у нее с лица, но устояла. Во всяком случае пока не время. – Уверена, что ты понятия не имеешь, каково это, когда страсть уводит тебя в тёмные глубины. Ты такая… нормальная. Скукота. Ты никогда не заслуживала Роба. – Она усмехнулась, и выражение щенячьего испуга окончательно сошло на нет. – Ты просто… ванильная конфетка. Ты не можешь себе представить, что такое жить на грани. Я помогала Хью, потому что он был… свободен. И помощи ему было мне достаточно. Я каждый день ходила на работу, зная, что на самом деле случилось с твоим сыном. Каждый день я жила с этим знанием. Один раз Хью даже сводил меня в то подземелье, пока Эйден спал.

– С какого перепуга Хью тебе доверял?

– Потому что он знал меня! – взорвалась она. – Он был единственным, кто меня знал. Поэтому я и прикрывала его, когда Эйден вернулся. Я понимала, что полиция будет рыскать у его дома, если я не сделаю что-нибудь, что могло бы объяснить его исчезновение. Поэтому я и зашла к нему в Фейсбук. Все думали, что у него роман, и только я поняла, что, скорее всего, случилось.

– Ты не его прикрывала, а себя! – возразила я. – Ты поняла, что ваш с Хью роман может раскрыться и след потянется к тебе. Но ты дура, Эми. Тут ты сплоховала, в отличие от Хью. Ты захотела свои пятнадцать минут славы, хотя должна была сидеть тише воды, ниже травы. Ты что, не понимала, что рано или поздно Эйден заговорит?

– Я думала, что он совсем спятил, – сказала она. – Решила, что он теперь умственно отсталый и никогда даже пикнуть не сможет. – Она пожала плечами. – Он твой сын, в конце концов.

Я проигнорировала отпущенную в мой адрес шпильку.

– Ты слабачка. Хью распоряжался тобой как хотел, а ты этого даже не замечала, – сказала я. – Мы все были у него под контролем: ты, я, Джози, Эйден. Вот что ему было нужно. Полный контроль.

Нет, – возразила она. – Всё было с моего согласия.

– Ты выглядишь жалко.

– Без разницы, – сказала она. – Ты просто стерва. Меня никогда не замечали. Никто. Для всех вас я была нулём. Так, репейник. Грязь на ваших ботинках. Ты никогда не заслуживала Роба. Он лучше тебя.

– Ты больная, – сказала я, ещё сильнее нажимая на нож. Красная капля скатилась по её лицу, и она закричала:

– Не трогай меня! Пожалуйста!

Я выдохнула, выпустив прямо ей в лицо горячую струю воздуха.

– Знаешь, что я чувствовала, убивая Джейка? Я видела, как жизнь уходит из его глаз. Я ощутила вкус его крови, порвав ему зубами запястье. А прямо сейчас я могу перегрызть тебе глотку. – Она хныкнула и прикрыла глаза. – И единственная причина, по которой я этого не сделаю, в том, что я не такая идиотка, как ты. Я не собираюсь рисковать своей жизнью из-за такой тупой бабы. У меня в жизни всё хорошо. Сын вернулся, Роб тоже, появилась дочь. А что есть у тебя? Стопка газет с твоим именем. Ты не стоишь того, чтобы из-за тебя садиться в тюрьму. Поэтому слушай и запоминай, что тебе нужно сделать. Ты продашь этот дом и уволишься из школы. Потом ты возьмёшь все свои кровавые деньги, полученные за всю ту ложь, что ты распространяла, и уедешь как можно дальше отсюда. И ты не посмеешь снова появиться здесь, потому что если я тебя ещё раз увижу, а всажу вот этот самый нож тебе в живот и вспорю его прямо до твоего лживого рта. Это понятно?

Она кивнула.

* * *

Подъём был крутым. Ноги болели, а пот лился даже по спине, но зато вид был потрясающий. Я взяла руку Джины и помахала ею маленьким фигуркам людей, куда-то спешащих внизу. Она была пристёгнута спереди и прижималась к груди.

– Помнишь это место? – спросила я.

– Мы ходили сюда на пикник, – кивнул Эйден.

Шажок за шажком, день за днём я узнавала о том, что Эйден помнит, а чего нет. Он помнил моих родителей, она помнил школу, но не помнил, что любил есть и за какую команду болел.

Я расстелила одеяло и поставила на него корзинку со снедью. Было прохладно, трава была мокрой, но я взяла с собой непромокаемое одеяло, и все мы оделись в несколько слоёв, так что холод нам не грозил. Я отстегнула рюкзак-кенгуру и села на одеяло, усадив Джину к себе на колени. С раскрасневшимися носом и щеками она очень забавно выглядела в своём маленьком горнолыжном костюме.

– Хорошо здесь, правда? – сказала я.

Эйден сидел, положив руки на колени. Он тоже учился всему заново, учился взаимодействовать со всем тем, что его окружает. Он уже не стоял рядом, как неприкаянный, как это было раньше, а мог сесть и расслабиться. Он опирался локтями на стол и барабанил пальцами по подлокотнику в машине, когда играло радио.

– Я думал, что больше никогда не увижу его, – кивнул он.

Я никак не могла привыкнуть к звуку его голоса. Он говорил короткими обрывистыми фразами, и иногда ему требовалось некоторое время, чтобы сказать то, что он хотел. Сначала он двигал челюстями, будто ощупывал слова во рту перед тем, как проговорить их. Но я гордилась тем, как он восстанавливается.

Мы немного посидели на холме, любуясь видом Узы, петлявшей по нашему маленькому городку. Было утро, и зимнее солнце придавало всему отчётливый, красочный вид. Деревья светились ярко-оранжевым, и на них даже было больно смотреть, небо было таким пронзительно-голубым, что больше походило на море, а воздух был таким свежим, что на выходе из лёгких оставлял то колючее ощущение, которое сопровождает занятия спортом в холодный день.

События последних десяти лет будут тяжёлым грузом лежать у меня на душе до самой смерти, но впереди я видела проблеск счастья. Я видела дорогу, по которой предстоит пройти.

– В следующий раз, когда захотим на пикник, – сказала я, – давай устроим его на Великой Китайской стене. – Я открыла корзинку и достала бутерброды.

– Ладно, – ответил он.

Я помедлила и посмотрела на сына. На щеках у него появился румянец, а в глазах – яркие искорки. Я протянула руку и нежно провела рукой по щеке. Эйден придвинулся ко мне и положил голову мне на плечо – сначала неуклюже, но через пару минут он устроился поудобнее. Впервые за десять лет я смогла ощутить, как пахнет мой сын. Я прижалась носом к его макушке и с запахом шампуня и геля для душа вдохнула запах его кожи, как делала это, когда он родился. И когда мои ноздри наполнил этот сладковатый аромат, я поняла, что моё сердце больше не пустует.