Текст книги "Морская ведьма"

Аннамэтти морщит нос.

– Это не так уж сложно, – она берет устрицу. – Вот, возьми. Попробуй. Fljóta.

Аннамэтти замечает мои сомнения. Склонив набок голову, ведьма говорит:

– Это всего лишь приказ. Произноси его твердо и уверенно. Магия сделает все остальное.

Я медленно беру устрицу. Она как никогда кажется серой и пустой. И еще вонючей, отдающей гнилью.

– Fljóta.

Устрица начинает вибрировать на ладони, но не взлетает. Я не чувствую связи, подобной той, что возникает при заговоре отцовского корабля. Чего-то не хватает.

– Ты управляешь магией, Эви. Она принадлежит тебе. Используй ее.

Что-то в голосе девушки дает мне нужный заряд – как будто заставляет спрыгнуть с причала в воду.

Я расправляю плечи и не отвожу взгляда от несчастного гниющего моллюска. Я вспоминаю: в моих венах течет кровь моей матери. Кровь Марен Сплиид. Среди моих предков по линии отца тоже затаились колдуньи. Я чувствую силы Урды внутри себя, снаружи, вокруг. Это естественный источник, из которого мы черпаем энергию. Я концентрируюсь на своих ощущениях. У меня возникает жажда; жгучее стремление обладать такой силой, которая могла бы вернуть к жизни Анну и мою маму. Которая бы навсегда закончила Засуху, а не сдерживала ее жалкими ежедневными заговорами. Такой силой, которой, кажется, обладает Аннамэтти.

– Fljóta, – произношу я, вкладывая в это слово всю свою боль. От раны, появившейся в моей душе в день смерти Анны. От того, что недавно я чуть не потеряла Ника. От всех тех случаев, когда я хотела во благо использовать свои силы, но не могла.

Устрица взлетает.

– Líf, – подсказывает Аннамэтти.

Живи. Я должна подарить ей жизнь.

– Líf, – приказываю я. Устрица меняет цвет. Серая скорлупа постепенно становится розовой, а затем красно-оранжевой.

Раковина нагревается. Становится все теплее – под стать своему новому цвету. Ее жар обжигает ладонь.

Мгновение спустя моллюск раскрывает свои створки. Внутри, прямо посередине, сияет самая безупречная жемчужина.

Она изумительна. Конечно, мне уже совсем не хочется разбивать жемчужину, чтобы использовать для приготовления волшебных припарок. Появилось желание сотворить с ней более удивительные вещи с помощью магии.

Аннамэтти смеется.

– Именно так, подруга, нужно управлять магией.

Хотя заклинание завершилось, я все еще чувствую, как магия пульсирует в теле. Внутри словно горит голубой огонь – такой жаркий, что от него веет холодом. Подобного я не испытывала ни разу в жизни. Я не хочу останавливаться. Однако что-то подсказывает: доверяться этому чувству опасно.

Я спускаю моллюска на стол для изобретений, который сама собрала из выброшенной на пляж деревяшки. Он завален бутылочками и баночками. Я расчищаю немного места и достаю жемчужину. В отличие от жемчужины Аннамэтти, она теплая, а не обжигающе-холодная. Судя по всему, магия откликается на нас по-разному. Не знаю. Но я очень хочу учиться.

В этот раз я наконец осознала свою сущность. Тетушка Ханса слишком долго скрывала все от меня. Мама в моем возрасте уже была полноценной целительницей.

– Аннамэтти, ты можешь остаться и обучить меня? – спрашиваю я.

– Нет, не могу, – резко отвечает она, поджав дрожащие губы. Девушка отворачивается и, облокотившись руками на своды пещеры, устремляет взгляд на плещущиеся у берега волны.

Я не понимаю. Что так расстроило Аннамэтти? Почему ей нужно срочно уезжать?

– Ты можешь остаться, – настаиваю я. – Здесь отец тебя не найдет, а места у нас дома предостаточно. И ты сможешь жить с нами. С семьей, которая будет заботиться о тебе и понимать тебя. Не нужно никуда бежать в поисках этого. В поисках себя.

Аннамэтти смотрит на меня знакомым взглядом и, отчеканивая каждый звук, повторяет снова:

– Нет, не могу.

Ведьма наклоняется, зачерпывает горсть песка ладонью и смотрит, как он утекает сквозь пальцы.

– Я не могу остаться здесь.

Это она. Нет никаких сомнений. Девушка больше не пытается притворяться. Тот взгляд, которым она посмотрела на меня, – я уже видела его на пляже. На лице девушки, склонившейся над Ником. Прежде чем она нырнула в воду и исчезла, сверкнув хвостом над волнами.

– Ты не можешь остаться, – повторяю я.

Девушка кивает. Глаза выдают волнение.

– Ты не ведьма?

Она отрицательно качает головой.

– Ты русалка.

10

– Тот парень – как он? – дрожащим голосом спрашивает Аннамэтти и делает шаг ко мне. Я инстинктивно отступаю назад, упираюсь в стол и слышу, как опрокидывается запечатанный бутылек с чернилами осьминога. Я не припомню, что говорится в байках тетушки Хансы об этой ситуации: нужно бежать? Но смысла нет. Аннамэтти, очевидно, гораздо более могущественна, чем ее описывает фольклор. Я протягиваю руку и подхватываю бутылек, прежде чем он успевает упасть и разбиться. Жемчужина на шее пульсирует. Меня одолевает желание сбежать. Однако я замечаю боль на лице Аннамэтти. Она мечтала задать этот вопрос с тех пор, как мы встретились.

Тут я понимаю: русалка здесь не из-за меня и моей магии. Девушка пришла ради Ника.

Не выдержав моего обескураженного молчания, Аннамэтти продолжает:

– С ним все нормально? Он дышал, когда я вытащила его на берег. Но у меня не хватило времени – прибежала ты. С тобой был еще кто-то, и мне требовалось исчезнуть. Мне нужно, чтобы он был жив, Эви. Пожалуйста, скажи что-нибудь!

Я киваю.

– Он в порядке. Ты спасла его. – Я чувствую нехватку воздуха. По щекам начинают струиться слезы. Если бы не Аннамэтти, я бы сейчас носила траур. – Он абсолютно здоров. Скачет верхом на лошади. А может, доит козу в этот самый момент!

Аннамэтти чуть не лишается чувств.

– Слава богам! Когда этот парень упал в море, я поймала его. Однако волны и буря были настолько сильные, что я…

– Перестань. Мне не нужно знать об этом, – прерываю ее я. – Ничего больше не говори. Мне слишком опасно…

– Но тебе здесь не рады так же, как и мне, – говорит она, расправляя плечи. – Твоя магия запрещена – как и моя.

Я встречаюсь с ней взглядом и вижу в глазах девушки ясность и решительность. Мы совершили очень опасный обмен.

Я знаю секрет Аннамэтти, а она знает мой. Если кто-то из нас проболтается, нам обеим несдобровать. Бутылек с чернилами, который все это время покоился в моей руке, я убираю в карман платья. Мы сможем выжить только в том случае, если не выдадим тайну друг друга.

– Я обещаю, что никому ничего не скажу, – говорю я русалке не без доли сожаления.

– Спасибо, – отвечает она. – Я тоже буду держать рот на замке.

Она проводит рукой по светлым волосам и накручивает прядь на палец.

– Как зовут этого парня?

– Ник. Его зовут Ник. И он мой лучший друг. Я очень благодарна за то, что ты оказалась рядом. Я слишком поздно заметила волну. Вода унесла его.

В первый раз за все это время я осознаю: хотя я много раз выручала Ника, даже если речь шла о танцах с Мальвиной, тогда я ничего не могла сделать. Он однажды вытащил меня из моря, а я бы не смогла отплатить другу тем же. Моя улыбка слабеет. Я смотрю на серых устриц у наших ног.

– Жаль, что все, чем я могу отблагодарить тебя – это немного еды и жемчужное ожерелье.

Аннамэтти берет меня за руку. Наши пальцы переплетаются. Это странно. Слишком доверительно. Однако мне не хочется оттолкнуть ее.

– Я не сделала ничего особенного, – признается девушка. – Русалки не монстры – хотя вы, люди, и привыкли так думать. Я не могла позволить ему утонуть.

Утонуть. Как утонула Анна. По крайней мере так мне казалось.

При этих словах Аннамэтти выглядит такой прекрасной. Такой невинной. Она поднимает на меня глаза.

– Хочешь, я тебя с ним познакомлю? – предлагаю я.

– Да, пожалуйста, – соглашается она в ответ.

* * *

Мы покидаем мое «логово» и отправляемся в обратный путь через камни. Аннамэтти снова медлит, прежде чем ступить в воду. Странно, что русалка боится моря. Я останавливаюсь, чтобы в последний раз взглянуть на пещеру и убедиться в ее сохранности. И в этот момент я чувствую что-то у своих ног. Три мертвые рыбешки бьются о мою щиколотку. Скорее всего, сильная волна разбила их о камни, а потом вынесла тушки на отмель. Я трясу головой в попытке отогнать воспоминания о том, когда в последний раз доводилось видеть мертвую рыбу у своих ног. Я не хочу думать об этом сейчас.

На берегу мы с Аннамэтти обсыхаем и надеваем обувь. Затем поднимаемся по тропинке, ведущей через лес. Когда дорожка становится достаточно широкой для нас двоих, я догоняю девушку и начинаю задавать накопившиеся вопросы.

– Ты всегда была русалкой?

Аннамэтти недоуменно смотрит на меня.

– Ты всегда была женского пола?

– Да, – отвечаю я. – Но ты больше не русалка. Что-то я не вижу хвоста. Я подумала: может, ты не была ею с рождения.

Русалка хохочет. Я чуть не отскакиваю – ее смех необычайно напоминает смех Анны. Я врезаюсь в нее локтем, жалея, что не могу напрямую спросить то, что меня интересует.

– Жаль тебя расстраивать, – отзывается она. – Родилась русалкой, но, надеюсь, не останусь таковой до конца жизни.

Девушка кружится в танце и изящно встает в арабеск.

Я останавливаюсь, нахмурив брови. Я рискую задать следующий вопрос:

– Но возможно, чтобы утонувший человек превратился в русалку?

Она отрицательно качает головой. Я продолжаю идти.

– Как долго ты можешь оставаться в таком виде?

Аннамэтти смотрит вниз, а потом снова на меня.

– Пару минут.

Одна из ее ног все еще поднята вверх.

– Я не об этом. Как долго ты можешь оставаться человеком?

Услышав это слово, девушка отводит взгляд. Аннамэтти выпрямляется и потягивается.

– Недолго, – помедлив, признается она. – У меня не так много времени. Но это можно изменить.

– Что нужно сделать? – давлю я.

– Я обещаю, что расскажу тебе, – нехотя отвечает Аннамэтти. Я вижу: она не до конца мне доверяет. Лицо русалки бледнеет и выглядит испуганным. Скорее даже потерянным. – Прежде всего мне нужно встретиться с Ником. Иначе все это будет напрасно.

Маленькая жемчужина пульсирует на шее – líf. Ее магия сильная, но светлая. Девушка спасла ему жизнь. Меньшее, что я могу сделать для новой знакомой, – это познакомить ее с Ником. Я смотрю на небо и вижу: солнце опускается за горы.

– Нам нужно поторопиться. Скоро начнутся гулянья в честь Литасблота, – говорю я. – Это наш праздник урожая. Люди приезжают отовсюду. Готова поклясться, даже в Копенгагене о нас слышали.

– Звучит здорово, – отвечает Аннамэтти. – И Ник там будет?

Я киваю. Если русалка попытается что-то вытворить, у меня на вооружении есть магия, доставшаяся от матери и тетушки Хансы. Она хватает меня за руку.

– Пойдем же.

* * *

Когда мы заходим на пляж, где этим вечером будут проходить торжества, дворцовые служащие и местные деревенские жители все еще ведут подготовительные работы. Мы пришли рано. Кто-то сколачивает загон для скота. Около сотни людей бродят по пляжу, поправляя декорации, накрывая на столы и подкидывая дрова в костер. Над пламенем вскоре будут жарить поросенка на вертеле.

– Тут, конечно, не Копенгаген. Но, кажется, в нашем королевстве тоже неплохо. Когда солнце сядет, на пляже столпится столько людей, что песка под ногами не будет видно.

– Там, откуда я родом, тоже устраивают знатные морские вечеринки.

Я смеюсь:

– Даже не сомневаюсь.

Вдруг Аннамэтти подходит к костру и протягивает к нему руки. Я и забыла, что она никогда не видела открытый огонь.

– Хэй, аккуратнее, девушка, – предостерегает господин Олсен, портной. Он отводит Аннамэтти на безопасное расстояние прежде, чем я успеваю добежать до нее. – Подойдешь еще ближе и поджаришься вместе с поросенком.

– Спасибо, – кланяется Аннамэтти. – Я прошу прощения.

– С кем ты здесь? – интересуется он.

– Я пришла на праздник с…

– Со мной, – вмешиваюсь я и увожу ее из-под сердитого взгляда портного. – Спасибо вам, господин Олсен.

– Нам нужно придумать тебе правдоподобную легенду, – шепчу я, увлекая девушку за собой к замку.

Горожане любят болтать – особенно если дело касается меня. Но для короля и королевы нужно более серьезное объяснение, если их сына увидят в ее компании. У хорошенькой девушки без знатной фамилии нет шансов – уж я-то знаю.

Мы решили, что у Аннамэтти будет такой же титул, как у Анны: баронесса. Баронесса из далекого города Оденсе приехала посмотреть на наш необыкновенный Литасблот. Ее компаньонка заболела, и тетушка Ханса взялась за лечение. А я временно взяла на себя роль сопровождающей и экскурсовода. Да, это сработает. Еще одна ложь на моей совести. Наверное, есть доля правды в городских сплетнях о том, что я лгунья и принцу не стоит мне доверять. Но мне легче смириться с этим, чем сказать сейчас правду, пытаясь заслужить их одобрение.

– Когда мы увидимся с Ником? – спрашивает Аннамэтти, когда ей надоедает в очередной раз репетировать свою легенду.

– Не переживай, – я показываю на громадную каменную твердыню на холме. – Он ждет меня там.

Аннамэтти смотрит в указанном направлении.

– Замок Ольденбургов, – говорю я. – Ему пятьсот лет. Сквозняков там не меньше, чем на рыбацкой лодке.

Я веду русалку через сад королевы. Там растет огромное количество тюльпанов всех возможных расцветок. Аннамэтти показывает на тюльпан и заявляет, что это самое прекрасное, что доводилось видеть в жизни. Пока девушка не замечает следующий цветок и утверждает то же самое. Так продолжается некоторое время.

– Я обожаю садоводство, – признается она.

Аннамэтти раскрывает рот от удивления, когда мы добираемся до радости и гордости королевы – статуй членов королевской семьи. Каждая фигура ростом выше лошади и окружена клумбами с тюльпанами. Король с королевой изображены в день их бракосочетания. Поверхность мрамора гладкая и блестит от времени. Рядом с ними недавно выполненная фигура Ника – три с небольшим метра высотой и напоминает гальюнную скульптуру, украшающую носовую часть огромного корабля.

– Это… он?

Девушка встает на носочки, но не может дотянуться кончиками пальцев даже до небрежно расстегнутого ворота рубашки принца.

– Он выглядит иначе, чем в моей памяти. Жестче, я бы сказала, – смеется Аннамэтти.

Мы поднимаемся по лестнице. Наверху стоит Ник, коротая время за созерцанием Хаунештадской Бухты. Юноша недавно вернулся из поездки на фермы и вымылся. На его еще влажных волосах покоится легкая корона. Ник обязан носить украшение во время фестиваля. Я считаю, что он смотрится глупо – наряженный в традиционный хаунештадский парадный костюм, голубой с золотом. Но королева Шарлотта, уроженка северных фьордов, чтит обычаи. Она настаивает, чтобы во время больших скандинавских праздников кронпринц выглядел, как на официальном королевском портрете.

– Эви, наконец-то, – оборачиваясь, он видит сначала меня. Но когда его взгляд падает на Аннамэтти, Ник замирает и не может оторваться от ее лица. И только губы шевелятся, произнося:

– И ты привела подругу…

Я улыбаюсь и подвожу девушку к нему.

– Ваше Королевское Величество, это баронесса Аннамэтти. Аннамэтти, это кронпринц Николас.

Искорка загорается в глазах Ника, когда он встречается с Аннамэтти взглядом. Поначалу я думаю, что друг узнает ее – тут же поймет, что это спасшая его девушка. Или Ник тоже видит нашу прежнюю погибшую подругу, уловив сходство их имен.

Но вскоре становится ясно: дело вовсе не в этом. С Ником происходит что-то, чего я ни разу в жизни не видела. Он заливается густым румянцем. Клянусь Урдой, его щеки краснеют так сильно, что кронпринцу приходится посмотреть на меня, прежде чем отвести взгляд.

Ник считает ее красивой.

И это действительно так – она прекрасна, – но его реакция… такого еще не случалось.

Стыдно признаваться, однако я чувствую укол ревности, пронзающий грудь. Обычно все внимание Ника сосредоточено на мне. И юноша никогда не смотрел на меня так. С другой стороны, если бы смотрел, мы вряд ли остались бы друзьями. Интересно, он так же себя чувствует, когда видит меня с Икером? Уф, я не хочу думать об Икере. Я стою между Ником и Аннамэтти, неловко им улыбаюсь и борюсь с желанием убежать. Страшно представить, что может случиться, если оставить их одних.

– Очарован, – наконец находит подходящие слова Ник. Румянец все еще ясно сияет на его щеках. – Откуда ты знаешь Эви? Я думал, что знаком со всеми ее друзьями.

Я отвечаю за нее.

– Ее компаньонка заболела, пока они добирались сюда из города Оденсе. Тетушка Ханса занялась ее лечением. Аннамэтти очень хотелось побывать на настоящем Литасблоте. Я предложила сопровождать ее. – Я дотрагиваюсь до руки девушки. – И знакомство с кронпринцем – неплохо для начала, правда, Аннамэтти?

Она расплывается в улыбке:

– Очень даже неплохо.

Нику удается восстановить свой нормальный цвет лица. К нему на помощь приходят воспитание и манеры. И чувство юмора.

– Да, я то еще зрелище. Почти метр девяносто роста и стальных мышц, – он поднимает жилистую руку и демонстрирует бицепс. – За мной постоянно таскаются какие-то люди, как утята за мамой-уткой, и просят открутить заевшие крышки.

Я подмигиваю Аннамэтти.

– Это правда. Никто, кроме него, не способен открыть намертво закупоренную банку. – Я веду себя, как и полагается хорошему другу. Я нормально отношусь к происходящему. Правда, все в порядке.

Аннамэтти продолжает улыбаться, но выглядит немного растерянной. Она много знает о надводном мире – но, очевидно, не настолько, чтобы отличить банку с закручивающейся крышкой от обычной банки. Я радостно смотрю на Ника и собираюсь сменить тему, чтобы спасти девушку.

– Итак, сейчас на повестке дня нет зловредных банок. Кронпринц Николас, а не пойти ли нам поглазеть на выставку домашнего скота?

– К чему вся эта официальная вежливость? Меня можно называть просто Ник, – отзывается он, обращаясь к Аннамэтти. – Эви просто шутит. Мне наплевать на титулы.

Он дотрагивается до короны у себя на голове и снова краснеет.

– И на короны…

Аннамэтти кивает:

– На что тебе не наплевать?

– На музыку, например.

– Я люблю петь. – В моем горле образуется ком при этих ее словах. Я смотрю на русалку и вижу свою потерянную подругу, которой, как утверждает Аннамэтти, она не является. У подруги был ангельский голос – спросите любого в Хаунештаде.

Но вместо чувства скорби на лице Ника снова вспыхивает румянец. Он застенчиво улыбается.

– Значит, мне придется воспользоваться своими королевскими привилегиями и одолжить у кого-нибудь инструмент, чтобы подыграть тебе.

У меня сводит живот. Великолепно. Просто великолепно.

Мы спускаемся по лестнице в сад. Ник на секунду отлучается, чтобы сорвать розовый тюльпан на дальнем краю клумбы. Там, где королева не заметит. Аннамэтти тем временем наклоняется понюхать цветы.

Я отступаю и наблюдаю за тем, как Ник приближается к склоненной фигуре Аннамэтти. Когда она встает и разворачивается, Ник достает тюльпан из-за спины и преподносит девушке с легким величественным поклоном.

Губы Аннамэтти расплываются в широкой удивленной улыбке. Девушка смотрит ему прямо в глаза.

– Правда? Это мне?

– Смысл быть принцем, если даже не можешь сорвать тюльпан в собственном саду?

– Ох, спасибо! Это как раз мой любимый.

– Для меня это честь, Аннамэтти.

Ее пальцы хватают цветок. Девушка подносит его к носу и глубоко вдыхает аромат.

Когда Аннамэтти открывает глаза, я напоминаю о себе и говорю с улыбкой:

– Пойдемте скорее на праздник.

11

Ник доедает десятый шпандауэр[6]6
  Датский десерт, слоеная булочка с начинкой.


[Закрыть]. Кусочки слоеного теста остаются у него на губах. Мы гуляем по пляжу. Ника останавливают буквально на каждом шагу, чтобы он оценил угощения с каждого стола. Выдержанные пахучие сыры, ягоды и неспелые фрукты из садов в долине; ржаной и ячменный хлеб с хрустящей корочкой; деликатесы из гороховой крупы – конкуренты тетушкиного знаменитого супа; несчетное количество десертов. И Ник должен попробовать все это. Что бы ни попало к нему в рот, Ник уверяет продавца, будто это лучшее, что он ел в Хаунештаде – а может, даже во всех королевствах Эресунна.

– Спаси меня, Эви, – бурчит он, проглатывая очередной кусок.

Почему бы тебе не попросить ее? Хочется мне ответить, глядя на идущую рядом Аннамэтти. Но вместо этого я подаю кронпринцу мамин платок и говорю:

– Откусывай по чуть-чуть, а потом сплевывай сюда.

Настроение ничуть не улучшилось – хотя я и стараюсь отвлечься. Мне немного легче от того, что фарфоровое лицо Аннамэтти приобрело сероватый оттенок из-за ее отвращения к рыбе, которой здесь в избытке. Мы проходим мимо прилавков. На них разложены темное мясо кита и бледно-розовое сало, ярко-красные и еще горячие после варки лобстеры, крабовое мясо, соленая лососевая икра и даже кусочки копченого угря.

У очередного стола Аннамэтти берет меня за руку и шепчет на ухо:

– Почему вы пытаетесь истребить всю морскую живность, когда у вас столько разной еды.

Я пожимаю плечами.

– Так сложилось испокон веков. Поколения сменялись, но в руках жители Хаунештада всегда держали сети и гарпуны.

Наверное, мне следовало проявить сочувствие. Но было жарко, и мое настроение совсем испортилось от того, что приходилось останавливаться у каждого прилавка.

Аннамэтти хмурится.

– Но ведь вы можете есть что угодно.

Пока девушка тихонько возмущается мне на ухо, Ник пытается отделаться от очередного местного кулинарного гения.

– Мой отец всегда говорил нам держаться подальше от поверхности воды и пугал нас сказками о том, что гарпун может рассечь русалку надвое. Он говорил, что люди – бич морей, что они постоянно охотятся и убивают. Но это…

– Так устроена жизнь, Аннамэтти, – я стараюсь говорить мягче – будто разговариваю с ребенком. В некотором смысле русалка и есть ребенок, хоть мы с ней и одного возраста. Она всего несколько часов провела в моем мире.

– Мы делаем это ради выживания. Мы не хотим приносить вред морю и причинять боль поросенку или кому-либо еще.

– Я не была готова.

– Я не была готова встретить русалку сегодня, – шепчу я новой знакомой в самое ухо. – И тем не менее.

Ночной воздух сотрясает ее смех. Ник оборачивается на нас. Я поднимаю бровь и поджимаю губы. Он улыбается Аннамэтти и снова смотрит на меня. По его выражению лица можно догадаться: принц думает, будто я рассказываю ей всякие девчачьи сплетни. Ну что ж, я не стану переубеждать друга.

Ник возвращается после очередной схватки с торговцами – в руках у него тарелка с жареным налимом, из которого сочится сок и идет пар. Голову оторвать еще не успели. Рыбьи глазки-бусинки безучастно смотрят в пространство.

– Госпожа Улла ручается, что это лучший налим в Хаунештаде – а может, и во всей Дании. Если тебе, Аннамэтти, так хотелось побывать на настоящем Литасблоте, то вот он.

Я отклоняю тарелку с рыбой. Ник снова прижимает ее к груди, чтобы никто не задел.

– Она не ест рыбу.

Ник хохочет:

– Разве бывают такие, кто не ест рыбу? Мы, датчане…

– Аллергия, – отрезаю я. – Если Аннамэтти съест кусочек, ее разнесет, как французский воздушный шар.

– Это мучительно, – подтверждает девушка и надувает щеки.

Ник хочет задать какой-то вопрос, но не решается. Тут же он отдает тарелку в руки кругленькому маленькому мальчику, который удивленно улыбается и бежит догонять своих родителей.

– Тогда моим долгом на сегодня будет защитить тебя от повальной любви хаунештадцев к рыбе.

Аннамэтти быстро переводит взгляд с меня на Ника.

– Какой же вы храбрый, кронпринц!

Когда костер догорел, а огромный бык с фермы Александра Джессена был провозглашен победителем этого года и награжден, мы с Ником и Аннамэтти отправились на королевскую пристань. Мы сидели на краю причала, смотрели вдаль и наслаждались музыкой.

Ник наигрывал простенькую мелодию на гитаре. Аннамэтти напевала слова, позаимствованные из старых матросских песен. Как оказалось, такие песни были известны подводным жителям не хуже, чем нам на суше. Та, что звучит сейчас, называется «Вперед, лихие моряки».

Король доверяет лихим морякам, их дух не подвластен бегущим годам – за жен, за сестер, за отца и за мать, они готовы жизни отдать …

Я сижу чуть позади, смотрю на волны и, к собственному удивлению, наслаждаюсь чистотой голоса Аннамэтти. Он так же прекрасен, как голос Анны: высокий и выразительный, с трогательным оттенком чистоты, звучащем в каждой ноте.

 
За датских девушек с глазами, как небо,
Мы будем сражаться на море свирепо.
И пока не захлопнется крышка гроба,
Над головами развеется стяг Даннеброга…
 

Они сидят так близко, что складки платья девушки касаются его брюк. Но никто не против. Кажется, с каждой минутой расстояние между ними сокращается все сильнее. Я расположилась по другую руку от Ника. С каждой песней, взрывом смеха и обрывком диалога разделяющая нас полоска грубого дерева все шире.

Я рада, что Ник счастлив и Аннамэтти нашла то, что искала. Но я не могу отделаться от вязкого чувства жалости к себе. Оно накрывает меня, подобно надвигающемуся на гавань туману. У Аннамэтти так легко получилось найти общий язык с Ником. И никто им ничего не сказал. Они ходили, держась за руки, по городу. Все прохожие им улыбались, восхищались красотой девушки и тем, как хорошо они смотрятся вместе. Я плелась сзади. Компаньонка.

И тогда я отчетливо поняла: со мной не случится ничего подобного, если я останусь в Хаунештаде. Когда я пытаюсь просто заговорить с кем-то не из моего окружения, люди угрожают, что упекут меня за решетку. Жаль, что Икера нет рядом. С другой стороны, его присутствие ничего бы не изменило – все это детские мечты. Сейчас моряку все равно, что думают люди, когда видят его со мной. Но придет время, и Икер женится на девушке из благородной семьи. И все закончится. Я снова буду одна.

Вот бы Анна была со мной. Настоящая Анна. Возможно, все сложилось бы по-другому.

Мелодия подходит к концу. Ник с Аннамэтти наклоняются друг к другу в приступе веселого смеха.

– У тебя самый прекрасный голос, Мэтти, – говорит Ник, используя сокращенную версию ее имени. Я не знала, что русалке так больше нравится. Интересно, когда она успела сообщить об этом принцу. А может, он сам решил так сделать, почувствовав близость к девушке, которой не чувствую я.

– Премного благодарна, Ник, – она кланяется сидя. Это что-то новенькое.

– Завтра обязательно нужно повторить, Мэтти. Я очень надеюсь, что завтра ты все еще будешь здесь.

– Да-да, конечно. Я буду здесь.

Лицо Аннамэтти сияет в лучах лунного света.

– Превосходно. Отправить к тебе утром извозчика с каретой? Где ты остановилась?

– У меня, – я продолжаю лгать, как мы и договаривались. – Ее компаньонка очень больна.

Ник хмурит брови от беспокойства. А может, он задумался о чем-то. Некоторое время друг молчит. Я начинаю волноваться.

– Но Мэтти может заразиться, – наконец произносит он. Я облегченно вздыхаю. – И ты тоже, Эви. Вы обе можете пожить во дворце. Я настаиваю.

Ник поворачивается ко мне с ухмылкой. На моем лице, должно быть, выражение полнейшего недоумения. Мы лучшие друзья, но между нами всегда существовала грань, которую нельзя пересекать, – дворец. Я никогда не оставалась там – королева Шарлотта отправила меня домой даже в ночь, когда Ник чуть не утонул.

– Я предупрежу Хансу и прикажу принести ваши вещи.

Нет. Так не пойдет. Потому что он узнает, что у Аннамэтти нет вещей. Все, что у девушки есть, уже на ней.

– Не стоит, я сама за ними схожу! – не подумав, выдаю я. – У Хансы и так много дел, чтобы заставлять ее собирать чужие вещи.

Ник кивает. Он добился, чего хотел. А вещи – просто формальность.

Аннамэтти берет меня за руку и смотрит прямо в глаза.

– Спасибо тебе, – в ее голосе звучит искренность, смешанная с отчаянием. С таким же выражением русалка спрашивала, жив ли Ник.

Правильно. Она спасла принца и пришла сюда, чтобы увидеться с ним. У Аннамэтти на это есть причины.

Мне хочется ударить себя за то, что весь вечер я была всем недовольна и вела себя грубо. Но, во всяком случае, я тоже добилась своей цели. Я нашла способ отплатить девушке за доброе дело, познакомив ее с Ником. И, кажется, для нее это очень много значит. И для него тоже. Но у меня все равно сводит желудок. Пока я иду, пирс качается под ногами – будто я плыву посреди залива. Одна в открытом море.