Текст книги "Королевство гнева и тумана"

– Сколько вопросов для одного вечера, – попытался отшутиться Риз. Но я вперилась в него глазами, и он сдался. – У меня были любовницы, но ни одну я не решился позвать в жены. Даже поползновения такого не возникало. А если бы возникло, они бы наверняка сказали «нет».

– Я думала, женщины были готовы передраться, только бы завоевать твое сердце.

На ум сразу пришла Ианта.

– Выйти замуж за меня означало бы жить с мишенью на спине. А если бы появились дети, за ними бы стали охотиться с минуты зачатия. Все знают, что́ произошло с моей семьей. А еще моим подданным известно: за пределами Двора ночи мы вызываем только ненависть.

Я не знала всей истории его семьи и решилась спросить:

– Почему? Почему тебя ненавидят? И зачем хранить в тайне правду об этом месте? Стыдно, что никто не знает о Веларисе. О том, сколько хорошего ты здесь делаешь.

– Было время, когда Двор ночи являлся, по сути, Двором кошмаров и управлялся из Каменного города. Это было очень давно. Но тогдашний верховный правитель смотрел на вещи по-иному. Он не захотел, чтобы внешний мир увидел его владения в эпоху перемен, когда все уязвимо. Он наглухо запечатал границы и устроил спектакль с государственным переворотом, устранив самых отвратительных и опасных придворных. Он построил Веларис для мечтателей. Город мира, искусств, ремесел, торговли.

Его глаза вспыхнули, словно он мог заглянуть в далекое прошлое и увидеть, как строился Веларис. Впрочем, при его дарованиях, я бы не удивилась.

– Чтобы сохранить Веларис, – продолжал Риз, – тот древний правитель сделал город величайшей тайной. Так поступали его потомки и потомки потомков. Город окружен многочисленными слоями магической защиты, заложенной еще тем правителем и его наследниками. Даже если среди жителей города и найдутся готовые раскрыть миру наши секреты, охранительная магия не позволит им этого сделать. Могу сказать, что наши торговцы стали непревзойденными лгунами. Они умело скрывают происхождение своих товаров и свои корабли. В этом им тоже помогает магия. Ходят легенды, что тот древний верховный правитель, желая навсегда сохранить силу заклинаний, пролил собственную кровь на камни города и в реку.

Я слушала, завороженная рассказом Риза.

– И все же со временем, невзирая на благие намерения того правителя, тьма опять разрослась. Не столь пышно, как в древние времена… Но плохо уже то, что при моем дворе сохраняется постоянное разделение. Мы позволяем миру видеть другую половину и бояться ее. Им и в голову не приходит, какое чудо существует здесь. Мы позволяем существовать Двору кошмаров, только бы никто не узнал о Веларисе. Без «жуткого» двора среди соседних дворов… да и среди других фэйских королевств нашлись бы желающие ударить по нам. Вторгнуться в наши пределы и узнать тайны, которые мы тысячелетиями храним от остальных верховных правителей и их придворных.

– Значит, о вас никто не знает? Ни при Дворе кошмаров, ни при других дворах?

– Ни одна душа. Ты не найдешь ни одной карты, ни одного упоминания в книгах. Исключения – книги, что написаны здесь. Возможно, такое самоограничение имеет и свои недостатки, но, – он обвел рукой город, по которому мы шли, – жители Велариса не слишком от этого страдают.

Да, они не страдали, благодаря Ризу и его внутреннему кругу.

– Тебя тревожит завтрашнее путешествие Аза в земли смертных?

– Конечно тревожит, – ответил Риз, постукивая пальцем по холодным перилам. – Но Азриель умело проникал в куда более отвратительные и опасные места, чем несколько смертных дворов. Он бы посчитал мое беспокойство оскорблением.

– А каково Азу делать то, чем он занимается? Я не про его шпионство. Про дела… вроде того, что он сегодня сотворил с аттором.

– Я и сам не знаю, – выдохнул Риз. – Спрашивать я бы не решился, а он не скажет. Я видел, как Кассиан голыми руками разрывал противников на части, но потом, когда кончалась бойня, его выворачивало. Иногда он даже скорбел по ним. Но Азриель… Кассиан пытается к нему подступиться, я тоже, но, как мне думается, единственная, кто способна вытянуть из него хоть какие-то чувства, – это Мор. И то лишь в тех случаях, когда она допечет его настолько, что его бесконечное терпение не выдерживает.

Я улыбнулась одними губами:

– Но он и Мор… они никогда…

– Это касается только ее и Кассиана. Я не настолько глуп и самонадеян, чтобы влезать в такие дела.

Я живо представила, какой самонадеянной дурой выглядела бы сама, если бы попыталась спросить у Мор про ее отношения с обоими иллирианцами.

Мы молча одолели мост, запруженный гуляющими. Мои мышцы недовольно заворчали, когда пришлось снова подниматься по крутому склону.

Я уже собиралась попросить Риза, чтобы остаток пути до дома мы преодолели на его крыльях, но вдруг услышала музыку. Невдалеке, у дверей таверны, расположилось несколько уличных музыкантов.

Руки у меня повисли, словно плети. Я узнала эту музыку: сокращенный вариант симфонии, которую я слышала в Подгорье, в холодной камере. Тогда от ужаса и отчаяния у меня начались видения. Я слышала странные звуки. Одним из таких видений была музыка, проникавшая в камеру неведомо откуда и… помогавшая мне не потерять рассудок и не распасться на куски.

Как и тогда, красота мелодии захватила меня, закачала и закружила. Каждый звук был наполнен радостью и покоем.

В Подгорье подобного никогда не играли. Бывая в тронном зале, я не слышала ничего даже отдаленно похожего на такую музыку.

– Это ведь ты, – выдохнула я, не сводя глаз с музыкантов.

Те играли настолько виртуозно, что посетители окрестных таверн временно забыли про еду, отложив вилки и ложки.

– Ты послал эту музыку ко мне в камеру. Зачем?

– Потому что ты распадалась на куски, – хрипло ответил он. – Я не мог найти иного способа тебя спасти.

Музыка нарастала, звучала все громче. В камере у меня тогда были видения. Я видела место, находящееся между закатом и рассветом… здание с колоннами из лунного камня.

– Я тогда видела Двор ночи.

– Никаких ведений я тебе не посылал, – сказал Риз, искоса поглядев на меня.

Сейчас это уже не имело значения.

– Спасибо тебе, Риз. За все, что ты делал. Тогда и теперь.

– Ты говоришь мне спасибо после приключений у Ткачихи? После сегодняшнего утра, когда я сделал тебя приманкой для аттора?

– Умеешь же ты все испортить! – буркнула я, раздувая ноздри.

Риз усмехнулся. Не знаю, видел ли кто, как он подхватил меня на руки, и мы взмыли в небо.

Я вдруг поняла, что мне все больше нравится летать.

Я легла, но спать не хотелось. Поэтому я взяла книгу и читала под веселое потрескивание толстых березовых полешек в очаге. Когда я переворачивала очередную страницу, из книги вдруг выпал листок бумаги.

Едва взглянув на кремовую бумагу и знакомый почерк, я села на постели. Вот уж не думала, что Ризанда потянет на переписку.

«Возможно, это и бесстыжий флирт с моей стороны, но у меня хотя бы не столь жуткий характер. После нашей утренней потасовки в снегу тебе бы стоило заняться врачеванием моих ран. Твоими стараниями я весь в ссадинах».

Из воздуха упало перо и покатилось по блестящему красно-коричневому ночному столику. Неведомо откуда в пере были чернила. Досадуя на прерванное чтение, я схватила перо и написала: «Зализывай свои раны сам, а меня оставь в покое».

Бумага исчезла.

Листка не было достаточно долго, гораздо дольше, чем требовалось для написания ответа: «Мне было бы куда приятнее, если бы мои раны зализала ты».

У меня заколотилось сердце – быстрее, еще быстрее. По телу разлилась жаркая волна. Я несколько раз перечитала эту фразу. Вызов?

Пряча улыбку даже от себя, я написала: «И откуда начинать зализывать?»

Лист исчез раньше, чем я успела поставить вопросительный знак.

Риз опять задержался с ответом. А потом: «Начинай откуда хочешь, Фейра. Я бы предпочел, чтобы сразу отовсюду, но, если понадобится, выберу».

Я ему ответила: «Будем надеться, что мое зализывание окажется лучше твоего. Я помню, как ты жутко действовал в Подгорье».

Вранье, конечно. Он слизывал мои слезы в самый жуткий момент моей жизни, когда я была на самой грани. Когда казалось: еще немного, и меня не станет.

Риз это делал, чтобы меня отвлечь, чтобы я продолжала злиться. Злость лучше пустоты в душе. Злость и ненависть – самое лучшее топливо для отчаявшейся души. Его хватает надолго. А для уравновешивания он послал мне музыку.

Ласэн тоже навещал меня в камере, но с оглядкой. Один лишь Риз заботился о том, чтобы я не только осталась живой, но и сохранила рассудок. А это порою было очень и очень непросто. Риз и сейчас делал все, чтобы состояние опустошенности держалось подальше от моей души. Дразнил меня. Злил. Он занимался этим с тех самых пор, как я оказалась в его владениях. Сегодняшний день – не исключение.

«Там я находился в крайне стесненных условиях, – написал он в очередном ответе. – Если желаешь, я с великой радостью докажу, что ты ошибалась. Мне говорили, что я просто неподражаем в зализывании ран».

Я стиснула колени и написала: «Спокойной ночи».

Следующее его послание появилось почти мгновенно: «Постарайся не стонать слишком громко, когда я тебе приснюсь. Я хочу, чтобы моя красавица отдохнула».

Я встала, бросила лист в пылающий очаг и показала огню кулак.

Честное слово, я слышала, как коридор содрогался от смеха.

Риз мне не приснился.

Зато приснился аттор. Его когти впивались в меня, а я пыталась отбиться. Я слышала шипящий смех, и даже во сне мои ноздри улавливали отвратительное зловоние.

Но спала я до самого утра, ни разу не проснувшись.

Глава 30

В других местах Кассиан мог самодовольно ухмыляться и показывать неприличные жесты, но здесь он был хладнокровным убийцей. Здесь, в самой верхней части Дома ветра, во дворе с каменными стенами, где размещалась площадка для упражнений и учебных поединков.

Во всем этом я убедилась на следующий же день. Все бойцовские, смертельно опасные навыки Кассиана обратились против меня.

Невзирая на холод и ветер, мои кожаные доспехи стали липкими от пота. У меня никак не получалось успокоить дыхание, руки отчаянно тряслись. Стоило мне хотя бы подумать о том, чтобы пустить их в ход, как левый мизинец начинал дрожать, и я не могла унять эту дрожь.

Я разглядывала дергающийся мизинец, когда Кассиан подошел ко мне, схватил мою руку и сказал:

– Причина в том, что ты наносишь удары не по тем костяшкам противника. Ты должна бить по указательному и среднему пальцу. А если ударишь вот сюда, – его мозолистый палец коснулся содранной кожи в ложбинке между моим безымянным пальцем и мизинцем, – то больше покалечишь себя, чем противника. Твое счастье, что у вас с аттором не дошло до рукопашной.

Мы с Кассианом упражнялись не меньше часа. Он показывал мне основы рукопашного боя. С каждой минутой мои былые достижения казались мне все более и более ничтожными. Да, я неплохо охотилась и стреляла из лука, но – как насчет владения левой стороной тела? Отвратительно. Я напоминала новорожденного олененка, пытающегося ходить. Нанесение ударов левой рукой с одновременными шагами левой ногой казались мне невыполнимой задачей. Я гораздо чаще спотыкалась о Кассиана, чем ударяла. Хорошо, что хоть с ударами правой дело обстояло более или менее благополучно.

– Выпей воды, – сказал мне Кассиан. – Потом займемся твоей стойкой. Бесполезно изучать удары, если ты даже не можешь держать стойку.

Я хмурилась, слушая звон мечей, доносящийся с другого конца площадки.

Мне казалось, Азриеля не будет несколько дней, однако он прибыл из земель смертных уже к полудню. Мор сразу же перехватила его, но от Риза я узнала, что Аз наткнулся на какую-то преграду, устроенную вокруг дворца королев. Поэтому он и вернулся, чтобы общими усилиями решить, как действовать дальше.

Наверное, совещание по этому поводу отнесли на вечер, ибо Азриель, вежливо поздоровавшись со мной, тут же вступил в учебный поединок с Ризандом. Лицо «певца теней» было мрачноватым и напряженным. Их поединок длился уже час, причем без перерыва. Оба кружились, а тонкие лезвия мелькали, словно молнии. Я не знала, зачем именно Ризу понадобился этот поединок: для тренировки или чтобы помочь своему главному шпиону встряхнуться.

В любом случае обоим было настолько жарко, что они сбросили кожаные камзолы и рубашки.

Их мускулистые загорелые руки покрывали такие же узоры татуировки, что и у меня на левой руке и ладони. Только их узоры были замысловатее и обширнее, охватывали плечи и рельефные грудные мышцы. Татуировка продолжалась и на спине, занимая пространство между крыльями, где обычно висели мечи.

Проследив мой взгляд, Кассиан пояснил:

– Мы делаем татуировки сразу после посвящения в иллирианские воины. Для удачи и славы в бою.

Вряд ли Кассиан обращал внимание на все остальное: на крепкие брюшные мышцы, блестевшие от пота под ярким солнцем, на движения сильных бедер, на невероятную силу спин. Я уж не говорю про сильные красивые крылья.

«Смерть на быстрых крыльях».

Эти слова выпорхнули из ниоткуда. На мгновение я увидела картину, которую могла бы написать: темные крылья, слегка подсвеченные зимним солнцем, оставляющим красные и золотистые полоски, сверкание мечей, темно-синие рельефные узоры татуировки, суровая красота лиц…

Я моргнула, и видение исчезло, как в холодную ночь исчезают облачка пара, рожденные дыханием.

Кассиан кивком указал на собратьев:

– Риз сегодня не в лучшем виде, но ни за что в этом не признается, а Азриель слишком учтив, чтобы уделать его в пух и прах.

Я очень сомневалась насчет «не лучшего вида» Риза. Чтоб мне свариться в Котле, какая же еда помогает им быть такими сильными и ладными?

От занятий у меня подгибались колени. Я доковыляла до табуретки, где стояли принесенные Кассианом кувшин с водой и два стакана, и налила себе воды. Левый мизинец снова обуяла дрожь.

Значит, и у моей татуировки – боевая иллирианская основа. Возможно, Риз тогда хотел пожелать мне удачи и славы в сражениях с Амарантой.

Удача и слава. Сейчас они бы мне очень пригодились.

Кассиан налил себе воды и чокнулся с моим стаканом. Трудно было поверить, что совсем недавно он учил меня премудростям нанесения ударов, заставлял дубасить по его доспехам, не давая продохнуть. А сколько раз из-за его неумолимости мне казалось, что первый день занятий станет последним! Следом вспомнилось его лобовое столкновение с Нестой, словно ему хотелось помериться силой с моей сестрой, испытать на прочность ее пламенно-стальной дух.

Кассиан сделал несколько глотков. Риз и Азриель продолжали поединок, то расходясь, то снова сходясь и заставляя лезвия мечей оглушительно звенеть.

– И когда же ты расскажешь нам, как написала Тамлину письмо с извещением, что ушла от него навсегда?

Вопрос ударил наотмашь. Ударил настолько больно, что я не удержалась и выпалила:

– А может, сначала расскажешь, как ты дразнишь и мучаешь Мор, пряча чувства к ней?

Я не сомневалась, что Кассиан прекрасно сознавал свою роль в их странном и запутанном треугольнике.

На мгновение звон стали и шуршание ног стихли, потом возобновились.

Свое удивление Кассиан попытался спрятать за грубоватым смешком.

– Позапрошлогодние новости.

– У меня такое ощущение, что и она говорит то же самое о тебе.

– Возвращаемся к занятиям, – объявил Кассиан, ставя пустой стакан на табуретку. – Стойкой займемся потом. А пока отработаем кулачные удары. Они хорошо излечивают от пустой болтовни.

Но вопрос Кассиана продолжал звучать у меня в ушах. «Ты ушла навсегда, ушла навсегда, ушла навсегда».

Да, ушла, и мое решение не было минутным капризом. Однако я не знала, как отнесся Тамлин к моему уходу и сильно ли это его задело… Конечно же сильно. Возможно, от ярости он разнес все поместье.

Помнится, после моих слов о том, что я задыхаюсь от его опеки, Тамлин разгромил собственный кабинет. А теперь, после моего письма… Я всерьез боялась вспышек его гнева. Мне хотелось спрятаться куда угодно. Но ведь я же не придумала свою любовь к Тамлину. Я любила его – глубоко, крепко, но…

– Это Риз тебе сказал? – спросила я.

Кассиану хватило мудрости придать несколько встревоженное выражение своему лицу, едва он взглянул на мое.

– Он сообщил Азриелю, поскольку тот следит за Двором весны и должен знать. Аз рассказал мне.

– Наверное, это было вчера, когда вы выпивали и танцевали.

Я залпом допила воду и пошла на площадку.

– Подожди. – Кассиан схватил меня за руку. Сегодня в его светло-карих глазах проступал зеленый оттенок. – Прости. Я не хотел тебя задевать. Аз рассказал мне только потому, что я должен знать, где и в каком направлении расположить свои силы и чего ожидать от сопредельных дворов. Никто из нас… мы не воспринимаем твое письмо как шутку. Ты сделала трудный шаг. Невероятно тяжелый. Мне просто сдуру показалось, что у тебя есть потребность поделиться этим. Еще раз – прости.

Он разжал руку.

Сбивчивые слова, искренность в его глазах…

– Ладно, забыли, – сказала я, вставая на прежнее место.

Хотя все это время Риз и вел поединок с Азриелем, я могла бы поклясться, что он следил за мной. Следил с той самой минуты, как Кассиан спросил о письме.

Кассиан нацепил перчатки с мягкой подкладкой и поднял руки. По ним мне предстояло молотить.

– Выдай ударов тридцать. Потом сорок. Потом пятьдесят.

Я покосилась на его перчатки и натянула свои.

– Но ты так и не ответила на мой вопрос, – сказал Кассиан и робко улыбнулся.

Сомневаюсь, что его соратники и воины иллирианской армии когда-нибудь видели такую улыбку.

Мы с Тамлином любили друг друга. Действительно любили. И счастье у нас было, и бурная страсть, и покой… Все это когда-то было. Когда-то.

Я встала в позицию, называемую «пять часов». Левая нога, изображавшая часовую стрелку, замерла вверху «циферблата», а правая – на «пятерке». Затем я подняла руки.

Возможно, забота и участие Тамлина были иллюзией, которую я приняла за реальность. Покрывалом, за которым он прятал истинный характер. Его потребность меня оберегать странным образом сливалась с потребностью управлять мною. Оба стремления возымели над ним такую власть, что он попросту запер меня. Как узницу.

– Я сделала то, что посчитала нужным, – сказала я.

И нанесла удар левой. Быстрый, гладкий, словно скользила по шелку, словно мое бессмертное тело наконец-то поняло, чего от него хотят.

Мой кулак ударился в перчатку Кассиана и качнулся назад, будто голова атакующей змеи. Я тут же ударила правой, двинула правым плечом и перешагнула правой ногой.

– Один, – стал считать Кассиан.

Я ударила снова: левой, затем правой.

– Два. Прекрасные удары. Давно бы так.

Еще. Еще. И еще.

Мы оба знали: «прекрасные удары» – откровенное вранье.

Ради той любви я пошла на все. Разорвала себя на куски. Убила невинных. Подверглась унижениям. А он в это время сидел на троне рядом с Амарантой. Он ничего не смог сделать, и даже не пытался. Он не рисковал, боясь, что его схватят. Только в последний вечер, накануне последнего испытания, он решился… нет, не освободить меня. Совокупиться со мной…

Удар. Удар. Удар. Левой-правой, левой-правой, левой-правой…

И когда Амаранта сокрушила меня, когда сломала мне кости и заставила мою кровь кипеть в жилах, он умолял ее, стоя на коленях. Он не попытался ее убить, не пополз ко мне. Да, потом он сражался за меня, но я за него сражалась дольше и тяжелее.

Я продолжала лупить по перчаткам Кассиана. Каждый удар был вопросом и ответом.

Когда к Тамлину вернулась былая сила, ему хватило наглости запихнуть меня в клетку. Ему хватило наглости заявить, что я уже сыграла свою роль и теперь, ради его спокойствия, должна сидеть взаперти. Поначалу Тамлин дал мне все, чтобы я стала сама собой, почувствовала себя в безопасности. Но когда он получил желаемое – магическую силу земли, – он прекратил считаться со мной. В чем-то он остался прежним Тамлином – добрым и щедрым. Просто он показал мне другие стороны своей личности, о которых я даже не подозревала.

Я стиснула зубы. Я не замечала слез, капавших на воспалившуюся душевную рану. Меня не волновало, что Кассиан, Риз и Азриель увидят меня в таком состоянии.

Звон мечей умолк.

Когда мои кулаки соприкоснулись с кожей его пальцев, я сообразила, что пробила его перчатки. Нет, я их прожгла…

Я остановилась.

От моих перчаток остались лоскуты обгорелых тряпок, густо покрытые сажей. Кассиан по-прежнему держал передо мной поднятые руки, готовый принять новые удары, если у меня возникнет такая потребность.

– Я выдержу, – тихо и даже с нежностью сказал он.

Я была телесно и душевно измотана. Наверное, только потому я выдохнула:

– Я их убила.

Этих слов я не произносила вслух с того самого дня.

– Я знаю, – сказал Кассиан и поджал губы.

Ни осуждения. Ни похвалы. Только суровое понимание.

Я опустила руки, содрогнулась всем телом и сказала, захлебываясь подступившими слезами:

– На их месте должна была быть я.

Вот так.

Я стояла под безоблачным небом, под ярким зимним солнцем, окруженная сплошным камнем. Ни единой тени, чтобы спрятаться. Ничего, за что можно бы уцепиться… Вот так.

Затем откуда-то появилась темнота. Нежная, успокаивающая темнота. Нет – тень от могучей мужской фигуры, густо покрытой потом. Нежные пальцы приподняли мой подбородок… Рядом стоял Ризанд.

Его крылья обвили нас, закрыв от окружающего мира. Солнечный свет окрашивал перепонки крыльев в красное и золотистое. Где-то в ином, далеком мире слышался звон стали. Кассиан и Азриель начали поединок на мечах.

– Это ощущение будет приходить к тебе каждый день, в течение всей жизни, – сказал Ризанд.

Я вдыхала запах его пота, сквозь который пробивался другой – знакомый запах морской соли и лимона. Его глаза смотрели непривычно мягко. Я хотела отвернуться, но он крепко держал мой подбородок.

– Мне знакомо это чувство. Оно живет во мне с тех пор, как убили мою мать и сестру. Я сам их хоронил. Даже возмездие ничего не изменило.

Он вытер слезы с одной моей щеки, затем с другой.

– Это чувство может тебя разрушить и даже убить, что почти и случилось во время твоего поединка с Ткачихой. Либо ты можешь научиться с ним жить.

Я долго смотрела на его открытое, спокойное лицо. Возможно, сейчас я видела настоящее лицо Риза, свободное от всех масок, которые он надевал ради благополучия подданных.

– Мне тяжело слышать о том, что случилось с твоей семьей, – хрипло прошептала я.

– Я сожалею, что не нашел способа уберечь тебя от мерзостей Подгорья, – таким же спокойным голосом произнес Риз. – От тех страшных дней, когда ты медленно умирала. От желания умереть.

Я замотала головой, но его пальцы сильнее сжали мне подбородок.

– У меня бывают два вида кошмарных снов. Первый – когда я снова вижу себя шлюхой Амаранты или когда она истязает моих друзей… И второй – когда я слышу хруст твоей сломанной шеи и вижу гаснущие глаза, из которых неумолимо уходит жизнь.

Мне было нечего ему ответить. В его голосе проскальзывали интонации, которых я не слышала прежде. Я просто разглядывала узоры татуировки на его груди и руках. От его кожи исходило мерцание. Представляю, как истосковалась его кожа по солнцу за долгие годы безвылазной жизни в Подгорье.

Мои созерцания кончились, когда я дошла до его брюшных мышц и их продолжения, уходившего под кожаные штаны. Мои руки все еще не остыли от жара, прожегшего перчатки.

– Вот оно что, – усмехнулся Риз и сложил крылья.

Я сощурилась от хлынувшего солнца.

– Подарок Двора осени? – спросила я.

Риз взял мою руку, рассмотрел покрытую ссадинами кожу – результат неумелых ударов.

– Да. Подарок их верховного правителя Берона.

Отца Ласэна. Как сам Ласэн отнесся к случившемуся? Скучал ли он по мне? Продолжала ли Ианта домогаться его внимания?

Кассиан и Азриель продолжали поединок, усердно делая вид, что не подслушивают.

– Я не очень сведущ в особенностях магических дарований других верховных правителей, – признался Риз. – Но если понадобится, мы сможем в этом разобраться. Постепенно. День за днем.

– Если ты – самый могущественный верховный правитель за всю историю Притиании… значит ли это, что от тебя мне досталось больше способностей, чем от остальных правителей.

Почему я тогда сумела проникнуть в его мозг?

– А давай проверим, – подзадорил меня Риз. – Попробуй вызвать тьму. Не бойся, я не стану просить тебя совершить переброс, – добавил он и усмехнулся.

– Начнем с того, что я не знаю, как это получилось у меня вчера.

– Пожелай, чтобы получилось снова.

Я тупо посмотрела на него.

– Попробуй думать обо мне, – предложил Риз. – О том, какой я обаятельный. Какой талантливый.

– И какой самонадеянный.

– Это тоже есть.

Он скрестил руки на голой груди, отчего его брюшные мышцы слегка напряглись.

– Ты бы хоть рубашку надел, – проворчала я.

– А тебе неприятно смотреть на мой голый торс? – спросил Риз, хитро, по-кошачьи улыбаясь.

– Меня удивляет, что здесь так мало зеркал. Ты ведь обожаешь на себя любоваться.

Азриель закашлялся. Кассиан же отвернулся, зажав ладонью рот.

– Я обожаю Фейру, когда она такая.

Я не попалась на комплимент. Нахмурившись, я закрыла глаза и попыталась заглянуть внутрь себя. В любой темный угол, какой смогу найти. Их оказалось много.

Даже слишком много.

И сейчас в каждом лежало письмо, написанное вчера.

Письмо-прощание.

Ради сохранения моего рассудка, ради моей безопасности.

– Существуют разные виды темноты, – вновь заговорил Риз. Я по-прежнему не открывала глаз. – Есть темнота пугающая, темнота успокаивающая, темнота, дарующая отдых.

Я мысленно представила их все.

– Есть темнота влюбленных и темнота наемных убийц. Она становится такой, какой ее хочет видеть взывающий к ней. Или какой она ему нужна. Сама по себе темнота не является ни абсолютно плохой, ни абсолютно хорошей.

Я видела темноту камеры в Подгорье. Совсем недавно я столкнулась с похожей темнотой, побывав в логове Костореза.

Кассиан выругался. Азриель что-то пробормотал, и их мечи опять зазвенели.

– Открой глаза, – попросил Риз.

Я открыла.

Меня окружала темнота, созданная не мною, а Ризом. Площадка для упражнений исчезла. Я словно попала в начало сотворения мира. Меня окутывал покой. Нежность. Умиротворение.

Вокруг замелькали звездочки, словно распускались синие, пурпурные и белые ирисы. Я потянулась к одной. Кончики пальцев окунулись в звездный свет. Где-то очень далеко, возможно в другом мире, Азриель и Кассиан продолжали поединок. Наверное, и они сражались в темноте, сделав ее дополнительным условием упражнения.

Я двигала звездочку между пальцами, как цирковые фокусники катают монету. Темнота вокруг меня сверкала звездами и дарила умиротворение. Легкие наполнялись прохладным воздухом.

Я не помнила, когда в последний раз дышала так свободно.

Потом темнота раскололась и исчезла быстрее, чем дым, унесенный ветром. Вернулось ослепительное солнце. Я увидела, что по-прежнему стою вытянув руку. А рядом стоял Ризанд.

По-прежнему без рубашки.

– Мы потом с этим разберемся. А сейчас… – Риз принюхался. – Тебе не помешает помыться.

Я наградила его гневным вглядом и попросила Кассиана доставить меня домой. По воздуху.