Текст книги "Погружение"

8
Касс

Когда мы приезжаем домой, Логан ведет меня к двери, как будто я больна и восстанавливаюсь после операции, и мы садимся на диван. Он кладет мои ноги себе на колени и мягко массирует. Может показаться, что это наш обычный вечер, когда Логан не работает. Мы в обнимку валяемся на диване, по телику идет нетфликсовская документалка. Но никакая документалка сейчас не идет, и это не обычный вечер, о чем не устает напоминать крутящаяся у меня в животе тревога.

– Поверить не могу, что тебе пришлось пройти через такое, найти… Найти ее вот так, – говорит Логан, его лицо перекошено от беспокойства. – Лучше бы на твоем месте был я.

Я кладу ладонь ему на руку, не зная, что ответить.

– Я имею в виду – это же полная жесть? – продолжает он. – Сначала та девушка упала с Кхрум-Яй, – я вздрагиваю, когда он ее упоминает, – а теперь еще и это.

Кольцо у меня в кармане тяжелое, как камень, своим весом оно будто вдавливает меня в диван. Я смотрю на Логана: лицо у него такое серьезное, словно он силится понять, как же так получилось.

Нужно сказать ему, что я его нашла. Наше кольцо, его кольцо. Одно из парных колец, которые он заказал. Я знаю, что это его, я поняла сразу, как только достала кольцо из песка. Я без остановки прокручиваю в голове события этого утра: как я решила оставить кольцо дома, спрятала его в красную коробочку и положила в ящик прикроватной тумбочки, где оно до сих пор и лежит. Я подумала, так будет безопаснее; мне не хотелось потерять его в море. Вся ирония ситуации обрушивается на меня, словно холодный душ.

Нужно просто спросить его. Я думаю о Брук, о том, какая она прямолинейная. Она бы высказала ему все, не колеблясь. Она бы уж точно не стала избегать разговора, выдумывая нереалистичные объяснения, как делаю я. «Может, он пошел рано утром поплавать и у него расстегнулась цепочка. Может, у кого-то еще есть точно такое же кольцо с точно такой же гравировкой». Нет, Брук бы все выложила, и точка. «Логан, как получилось, что я нашла твое кольцо рядом с телом мертвой девушки?»

Но я не Брук. При мысли о том, чтобы откровенно поговорить с Логаном, меня начинает тошнить. Потому что я не хочу знать правду. А вдруг она все изменит между нами? Я так долго шла к этому – к нему. И вот мы наконец обручены. Я не знаю, что буду делать, если потеряю его. Только благодаря ему я пережила эти несколько лет после того, как все потеряла. Мать – из-за рака, когда мне было тринадцать, а потом – Робин и отца, в номере того отеля. Когда я приехала на Санг, у меня не было ничего: ни семьи, ни друзей, ни будущего. Логан это изменил.

Я так и не поняла, что его привлекло во мне два года назад, когда мы познакомились: я была неуклюжая, отовсюду выпирали кости, я и двух слов связать не могла. За целый год горевания и одиночества я одичала и только начала выходить из спячки.

После того отеля никто не знал, как со мной быть, особенно из-за того, что я, как они думали, совершила. И полиция тоже не особо помогла, отпустив меня из-за недостатка улик и так и не объяснив общественности, что произошло на самом деле.

Единственным вариантом была бабушка. Так что я стала жить с ней в старом доме на севере штата Нью-Йорк, и в основном мы старались избегать друг друга. Правда, не уверена, что это можно назвать жизнью. Я лежала, свернувшись калачиком в кровати, постоянно думала о Робин, иногда выглядывала в щель между занавесок и видела в конце подъездной дорожки толпу репортеров, которые старались пересидеть друг друга, лишь бы только взглянуть на новую главную злодейку всей Америки. Они караулили меня месяцами, но в итоге, как я и надеялась, потеряли интерес. Так что я раздвинула занавески чуть пошире и стала глядеть на мир дальше, думая обо всем, что хотела увидеть Робин, но так и не смогла. Из-за меня.

Мысленно я возвращалась к одному месту: Юго-Восточная Азия. Робин мечтала попасть туда с тех пор, как мы посмотрели с няней «Пляж», хотя такое кино было нам тогда совсем не по возрасту. Я к этому месту чувствами не воспылала, но Робин всегда умела заражать своим энтузиазмом.

Поэтому, когда почти через год после смерти своего сына бабушка наконец умерла, а ее наследство – в сочетании с состоянием, которое осталось после отца, получилась солидная сумма – оказалось на моем банковском счете, я первым делом купила билет. В один конец, до Пхукета, а потом восемь часов добиралась на пароме до места, которое Робин однажды упомянула, разглядывая вылощенные фотографии на сайтах о Сиамском заливе: острова Санг.

Даже когда паром только подходил к острову, я, несмотря на всю утомленность многодневным путешествием, не могла оторвать от него усталых глаз. Купающиеся в розоватой дымке горы величественно поднимаются над водой. Цвета такие яркие, что хочется зажмуриться. Как будто, проведя год в зимней серости, смотришь прямо на солнце.

Я заставила себя пройти курс дайвинга. Мне это никогда не было интересно, но Робин – было. И в это путешествие я отправилась ради нее. Так что я пошла на курс, почти ни с кем не разговаривала, избегала смотреть на других учеников в группе и на инструктора, обаятельного рыжеволосого британца по имени Нил, в которого все девушки в группе, включая меня, были влюблены, как школьницы. Но как только я сделала свой первый вдох под водой, во мне словно что-то раскрылось. Что-то, что я держала взаперти с того дня, как потеряла Робин. Я ощутила свободу. На глубине неважно, кто ты и что совершил. Важно лишь, насколько размеренно ты втягиваешь воздух и та секунда, которая проходит, прежде чем его выпускаешь.

К концу первого погружения я уже подсела.

Закончив курс для начинающих, я сразу же записалась на следующий, а потом на следующий, пробив небольшую брешь в своих финансах. Днем я тренировалась под водой, а по вечерам, сидя в своем номере размером с платяной шкаф, читала учебники, которые дал мне Нил. В конце первой недели он уговорил меня пойти с ним в бар, который только что открыл его друг, и несколько часов спустя я уже сидела на байке, вцепившись в Нила, и мы ехали по дорогам среди пальм в этот бар – всего лишь небольшое открытое пространство рядом с джунглями, в центре – навес с крышей из пальмовых листьев.

– Вот и «Франжипани», – сказал Нил, когда мы припарковались у забора из проволочной сетки. – Его недавно открыл мой приятель Логан. Здесь обычно и тусуются все экспаты.

Под мышками у меня было мокро, а в рот набился песок, и, когда мы вошли, несколько лиц обернулись к нам. Высокая блондинка нордической внешности, неопрятный серфер с такими спутанными волосами, что они почти превратились в дреды, бледная темноволосая девушка с суровым выражением лица – единственная, кто не улыбнулся, – и Логан.

Они поздоровались со мной в один голос, и на меня разом обрушилась такая мешанина акцентов и диалектов, что нельзя было разобрать ни слова.

Впервые за столько лет мое присутствие было встречено с таким энтузиазмом, и, глядя на их воодушевленные лица, я ощутила, как в животе разливается тепло. Я сразу поняла, что эта компания особенная, сплоченная. И на мгновение мне показалось, что я как будто вернулась в колледж, что вокруг меня люди, которые меня приняли. Моя соседка, ее парень Эрик и их друзья. Люди, рядом с которыми я чувствовала, что я – нечто большее. Что я особенная.

В ответ я промямлила:

– Привет, я Касс.

Имя показалось мне чужим. Я произносила его всего пару раз с тех пор, как зарегистрировалась под ним в отеле: к счастью, девушка на ресепшен не стала проверять мой паспорт. В груди поднялась новая волна жара: а вдруг меня раскроют? Но я проглотила панику. Я приготовилась, что моя ложь вызовет шквал обвинений, что меня узнают и быстро прилепят ко мне ярлык лгуньи. Или что похуже.

Но я услышала только сильный шотландский акцент Логана.

– Мне уж точно приятно познакомиться с тобой, Касс.

Оттого, что он произнес мое имя, у меня закружилась голова, и когда он взглянул на меня своими синими глазами, меня бросило в жар. В глазах на секунду потемнело, как когда мигает экран телевизора. Как только я увидела Логана, я сразу поняла. Это не просто место, куда я приехала. Санг – место, где я останусь.

И осталась. Следующие месяцы мы с Логаном проводили вместе практически все свободное время. Он сделал меня частью своей жизни, частью семьи, которую нашел на острове. Когда я сдала экзамены на инструктора по дайвингу, Фредерик меня нанял. Каждый вечер я проводила во «Франжипани», наблюдая, как девушки кокетливо улыбаются Логану, а потом краснеют, когда он тянется через стойку, чтобы поцеловать меня. Осознавая, что он выбрал меня.

Первый год или около того дела у «Франжипани» шли неважно, ведь от пляжа Пхо-Тау, где все тусуются, идти до него прилично. Логан потратил на бар почти все сбережения, так что несколько раз, когда ему нечем было платить ипотеку, я помогала ему деньгами. Я не возражала: их у меня было более чем достаточно. И в конце концов Логан разобрался с управлением. Вместе с другими «старожилами» он разработал крепкую маркетинговую кампанию, которая сподвигла гостей курорта все-таки добираться до бара, и добился, чтобы «Франжипани» включили в официальный список обязательных к посещению баров всего острова.

Но теперь, когда дело пошло, мы видимся реже. Чаще всего за стойкой для меня уже нет места; все стулья заняты посетителями, так что почти все вечера я провожу дома или в фитнес-клубе курорта, на занятиях по пилатесу у Греты. И так как мы часто были порознь, произошло кое-что, из-за чего мы друг от друга отдалились. Настолько, что пару недель назад мне казалось, что я его потеряла. Но после помолвки и наших клятв провести оставшуюся жизнь вместе все снова изменилось.

Вдруг меня охватывает паника, при мысли о том, что он меня бросит, сжимается горло. Как и несколько недель назад. Я пыталась подавить эти чувства, забыть о случившемся. Нельзя, чтобы они вернулись, особенно сейчас. Я слегка прокашливаюсь, но это не помогает.

– Ты как, нормально? – Логан обеспокоенно смотрит на меня со своего конца дивана. Я киваю, хотя от нормального состояния я далека настолько, насколько это вообще возможно.

Он зевает и потягивается.

– А я просто без сил. Да и ты наверняка тоже. Может, ляжем пораньше? Уверен, завтра, когда вернется Фредерик, нам всем будет чем заняться.

Он встает с дивана, и мне хочется побежать за ним, умолять, чтобы он сказал, что ничего не изменится, что он не имеет отношения к смерти Люси. Но я застыла как камень и сижу, пока он идет к двери в спальню.

– Ты идешь? – спрашивает он.

Я следую за ним в спальню, и впервые темное море, виднеющееся в наших окнах от пола до потолка, меня не радует. Логан уже снимает рубашку и бросает в корзину для белья. Он поворачивается ко мне, и я пробегаю глазами по надписи на гэльском, вытатуированной у него под ключицами. Chan eil tuil air nach tig traoghadh. В первый раз, когда я увидела его без футболки – меньше чем через неделю после того, как мы познакомились во «Франжипани», – я спросила, что она значит.

– Это старинная поговорка, – прошептал он мне на ухо, пока я водила пальцем по выпуклым буквам. – Любой прилив рано или поздно отступает.

Тогда я подумала, что в этом есть смысл. Что самое худшее уже позади.

Но сейчас, когда я обвожу взглядом эту же татуировку, меня пробирает холодок. Дело не в ней, а в том, что на обнаженной коже выше нее кое-чего не хватает. На шее у Логана по-прежнему висит цепочка, но кольца, которое он поклялся носить на ней всего пару дней назад, больше нет.

Слова вырываются прежде, чем я успеваю спохватиться.

– Логан, где твое кольцо?

Он смотрит на свою грудь так, будто там рана от пули. Поднимает на меня виноватый взгляд. Я отступаю и, готовясь к его признанию, хватаюсь за комод, чтобы не упасть.

– Ох, Касс, мне так жаль.

– Логан, – пытаюсь я остановить его.

– Я не хотел…

– Ты не…

– Когда мы пришли на вечеринку, Даг уговорил меня намазаться этой дурацкой неоновой краской.

Что-что? Сердце у меня колотится так сильно, что, кажется, сейчас вырвется из груди. О чем это он?

– Надо было просто отказаться, ну то есть это же глупо. Но ты же знаешь, как Даг себя ведет, когда нажрется, а вчера вечером он был в стельку, ну, ты помнишь. Так что я согласился. Снял рубашку и нарисовал на груди пару каракуль. Видимо, цепочка расстегнулась, и кольцо слетело. Когда я пришел домой, оказалось, что цепочка в рубашке, а вот кольца не было.

Я стою, не двигаясь и не совсем понимая, что он хочет сказать.

Логан подбегает ко мне и берет за предплечья, его синие глаза – в нескольких дюймах от моих.

– Прости, пожалуйста, ты вообще не должна об этом беспокоиться, особенно сегодня. Но это вышло случайно, честно. Оно, наверное, где-нибудь на пляже. Я попрошу кого-нибудь помочь поискать. Мы его найдем.

Глаза щиплет от слез, и, прежде чем я успеваю их сдержать, они капают, одна за другой.

– Ну, солнце. Я его найду, обещаю.

Логан притягивает меня к себе, и я всхлипываю у него на груди, вспоминая, как я обнаружила Люси, а потом кольцо, как стала подозревать, что Логан в этом замешан, а теперь еще и ненавидя себя за то, что позволила себе такое подумать. Это я должна извиняться.

Но я должна знать еще кое-что. Я отстраняюсь.

– Значит, ты не видел Люси вчера вечером? До того, как… Ну, ты понял.

Логан недоуменно морщит лоб.

– Видел Люси? – повторяет он. – Я… Да вроде нет. Но я знаю, как она выглядит. Ты говорила, она невысокая, темненькая, кудрявая? – Я киваю, и он задумчиво закусывает нижнюю губу. – Нет, кажется, не видел. А что?

Я шумно выдыхаю от облегчения.

– Да ничего, – отвечаю я, голос у меня почти веселый. Я отдам ему кольцо завтра или послезавтра. Скажу, что нашла на пляже. Ему необязательно знать.

Может, Люси подобрала кольцо Логана на вечеринке. Может, она пыталась найти владельца, чтобы его вернуть. А может, она его украла. Я вдруг понимаю, что понятия не имею, что она была за человек. В любом случае, кольцо, видимо, было у нее в руке или где-то еще, когда она пошла поплавать. Она, наверное, выронила его, когда начала тонуть. Так оно и оказалось в песке. Такое вполне могло произойти.

Напряжение отпускает, и вместо него на меня накатывает усталость. Я чуть не падаю в объятия Логана.

– Эй, эй. Думаю, тебе пора ложиться. – Одним движением он поднимает меня и, как ребенка, несет на кровать. Как только я оказываюсь под одеялом, он наклоняется и нежно целует меня в лоб.

– Мы двое навсегда, – говорит он.

– Мы двое навсегда, – шепчу я, закрывая глаза.

Сон приходит быстро и заслоняет собой все, даже крупицу сомнения, оставшуюся где-то в глубине сознания.

9
Брук

Воскресенье

К тому времени, как я получаю сообщение, я не сплю уже несколько часов – да я почти всю ночь не спала. В окно моего бунгало проникает свет позднего утра.

«Старожилы» настаивают, что смерть Люси – просто несчастный случай, но я в это не верю. Касс говорила, что на лбу у Люси был порез, а на шее – синяки. Быстро же она отказалась от своих слов, когда на нее надавили. И похоже, это не все, что-то она недоговаривает. Опять же, моя встреча с Люси. Она словно бы поджидала меня у двери, чтобы расспросить о девушке, которая упала с Кхрум-Яй. А когда она посмотрела на меня, взгляд у нее был отчаянный и пронизывающий.

Я так и знала, что на этом острове есть что раскопать. Но такого я не ожидала. В пальцах, прямо под кожей, я начинаю ощущать знакомое покалывание: так они ноют, когда им срочно нужна клавиатура.

Я не чувствовала этого с начала учебы, когда на первом курсе устроилась в университетскую газету. Мне, конечно, поручали всякую мелочь вроде заметок о новом кафе в кампусе или новых торговых автоматах в общаге для второкурсников, но каждый раз это было для меня испытанием: так подобрать слова, чтобы вдохнуть в эти события жизнь, показать, почему они достойны внимания.

Тогда я думала, что журналистика – мое будущее.

Когда я начала путешествовать по Восточной Европе, я рассчитывала зарабатывать фрилансом и писать для разных СМИ. Мне хотелось освещать то, что происходит прямо сейчас: территориальные споры, этническая преступность и стычки, которые продолжаются даже спустя десятилетия после окончания войн. Но мои бесчисленные письма и походы без приглашения в редакции всех газет, какие я смогла найти на пространстве бывшего Восточного блока, не принесли результата. Никто не хотел нанимать девчонку без репутации, которая даже не окончила колледж.

Так и появился персонаж BrookeaTrip. Людям плевать на то, что я рассказываю о местах, где побывала, но они готовы хорошо платить, чтобы откровенно одетая девушка с кучей подписчиков и приличными навыками фотографии рекламировала их продукцию.

Но, может, это мой шанс. Статья, которую я хотела написать об этом острове, со смертью Люси потенциально может стать гораздо интереснее. В ней будет больше эмоций, интриги – всего, что делает текст увлекательным. Ее точно перепечатают какие-нибудь региональные – а может, и международные – СМИ. Она может стать моим прорывом.

Так что большую часть утра – и значительную часть ночи – я провела в соцсетях, пытаясь понять, кто же такая Люси. Но мои усилия ничего не дали, ведь все, что у меня есть, – это имя и отпечатавшееся в мозгу воспоминание о ее больших голубых глазах.

Звякает телефон, и я тянусь за ним через стол: хоть бы какие-то новости! Я вижу сообщение от Касс, и сердце начинает биться быстрее.

Полиция только что сообщила Дагу результаты вскрытия. Они говорят, что Люси утонула. Никаких следов преступления.

Я сжимаю телефон крепче, в горле поднимается ярость. Я заставляю себя ее подавить и негнущимися пальцами набираю ответ.

Можем встретиться?

Через десять минут я уже стою у Центра дайвинга, где ко мне присоединяется Касс.

– Значит, полиция считает, что это несчастный случай? – спрашиваю я, как только она открывает Центр и мы садимся на скамейку у стены.

Касс с опаской отодвигается, и я усилием воли разжимаю кулаки. Нельзя так напирать, особенно после всего, что она пережила. Я и вчера вела себя так же. Вышла за рамки амплуа, в котором меня хочет видеть их компания: амплуа веселой легкомысленной блогерши. Я говорила слишком громко, была слишком самоуверенна. Я чувствовала, как они дистанцируются от меня.

Но я все равно не могу сидеть и смотреть, как они лепят на смерть Люси ярлык «несчастный случай», когда все указывает на другое.

– Кроме того, что я тебе написала, Даг больше особо ничего не говорил. Он думает, полиция не делала полного исследования, хотя они все равно не раскрыли бы подробностей, мы ведь не родственники Люси. Ему просто позвонили и сказали передать Фредерику, к какому заключению они пришли. Когда он приедет, у нас будет собрание персонала. Тогда, наверное, и узнаем что-то еще.

– А о синяках у нее на шее они ничего не сказали?

Касс уставилась вниз, лицо у нее смущенное.

– Даг сказал, что никаких синяков не нашли. Видимо, ребята вчера были правы. Я, кажется, сделала поспешные выводы.

– А как же порез на лбу? Ты же его видела?

Губы у Касс плотно сжаты.

– Они думают, что она ударилась головой о камень. В пятницу вечером было сильное течение, и кое-где на берег могло вынести много камней.

– Не слишком ли все быстро? – спрашиваю я. – В смысле, с тех пор, как ее нашли, не прошло даже суток.

Касс молчит. Неудивительно. Она обычно не говорит, что думает. Когда высказывают мнения, она чаще всего соглашается с кем-нибудь. Она не из тех, кто будет раскачивать лодку.

Но я все равно знаю, что я права. Я же видела, как Даг вчера разговаривал с полицейским, их переглядки, шепотки. И как охотно все они свалили смерть Люси на несчастный случай.

Должно быть, Фредерик их подкупил. Полиция ни за что бы не постановила, что Люси убили, если этого не хочет Фредерик.

Она снова поднимается: ярость, та же, что и раньше. Ногти оставляют на ладонях следы в виде полумесяцев. Я не хочу, чтобы Касс заметила, так что поневоле разжимаю кулаки и кладу левую ладонь на запястье правой руки и тереблю свои браслеты. Двигаю их один за другим, вверх и потом снова вниз, подавляя злость.

– Они все еще проверяют, сколько у нее в крови алкоголя и есть ли там следы наркотиков, – тихо говорит Касс. – Сказали, что результаты должны прийти в течение дня.

Я едва ее слышу. И так понятно, какие будут результаты. Какие нужны Фредерику: мол, Люси напилась, была под кайфом, или еще что. Потом она решила поплавать, но не справилась с течением. Ударилась головой о камень, утонула и опустилась на дно, где ее нашла Касс.

Проще некуда. Такое объяснение всех устроит. Кроме, конечно, Люси.

Мы с Касс встречаемся взглядами, и я вижу в ее глазах проблеск сомнения.

– Ты же в это не веришь, да? – хватаюсь я за возможность.

– Не знаю. Ну то есть, может, так и было…

– А полиция звонила родителям Люси? Они сообщили ее родственникам?

– Не уверена, – признает Касс. – Возможно, это не так просто. Утром Даг посмотрел анкету Люси, которую она заполняла перед курсом, и она не указала, с кем связаться в экстренном случае. Не знаю, как я это упустила. Обычно я тщательно проверяю…

– Значит, ее семья не в курсе, – я делаю вид, что размышляю вслух. – Они не знают, что она мертва. Так нельзя. Им нужно сообщить.

Я замолкаю и жду ее ответа, но она сидит, уставившись на свои руки. Я не упускаю шанса.

– Касс, если ты знаешь ее полное имя и в каком номере она остановилась, мы можем попробовать найти контакты ее родителей.

Я подумывала о том, чтобы самой спросить на ресепшен, но у Фредерика на этот счет строгие правила. Мне ни за что не скажут, в каком номере она жила. Но Касс здесь работает и может легко это узнать.

Она поднимает глаза на меня.

– Ее звали Люси Дюпен. И я знаю, в каком номере она остановилась.

* * *

Я думала, что за те недели, что здесь живу, я уже изучила все уголки курорта, но так далеко я ни разу не была. Мы идем уже пятнадцать минут, кожа влажная от повисшей в воздухе тяжелой дымки. Дорога, которая делит территорию курорта пополам, давно осталась позади, как и огромный панорамный бассейн на вершине холма.

– Если берешь курс дайвинга, проживание в Террасных номерах бесплатное, – объясняет Касс. Я думала, она просто скажет, в каком номере жила Люси, но она настояла на том, чтобы пойти со мной. И не то чтобы я могла ей отказать.

– А раз эти номера бесплатные, там, естественно, только самое необходимое, и находятся они у черта на рогах, – продолжает она. – И как только гости видят, как они далеко, в девяти случаях из десяти они предпочитают доплатить полторы тысячи бат за ночь, чтобы переселиться в бунгало недалеко от тренировочных бассейнов.

Когда мы добираемся до Террасных номеров – здания, которое как две капли воды похоже на то, что находится на южной стороне курорта, только без балконов, – мышцы задней поверхности бедра у меня горят огнем, а лоб блестит от пота. Если Люси решила жить здесь, зная, как утомительно сюда добираться, значит, у нее была на это веская причина.

Касс останавливается и вертит головой по сторонам, чтобы убедиться, что вокруг никого. Но в этой части курорта, кажется, совершенно безлюдно.

Мы поднимаемся по ступенькам на третий этаж. Касс пропускает меня вперед и молча идет сзади. Когда мы подходим к двери номера 324, который Люси указала в анкете, я с облегчением вздыхаю: как и в других номерах, здесь стоят замки, которые открываются ключами, а не карточками.

– Я… Ключа у меня нет, – говорит Касс, но я уже все продумала.

– Об этом не волнуйся.

Я достаю из растрепавшегося пучка две невидимки, и волосы падают на спину. Одну я засовываю в низ скважины, а другую разгибаю, чтобы сделать как можно более плоской, и вставляю сверху.

– Один из маминых парней меня научил, – объясняю я Касс, угадав ее любопытство.

Крэйг, Карл – как-то так его звали. Его лицо растворилось среди лиц других мужчин, которые постоянно торчали у нас в трейлере: круглые животы, непримечательная внешность… Но он был ничего. Не предпринимал попыток.

Пока в ожидании характерного щелчка я поворачиваю и надавливаю, я думаю, как же это до страшного легко. И щелчок раздается.

С дверью, правда, справиться сложнее: она разбухла от влажности. Я наваливаюсь на нее плечом, кость больно упирается в дерево, но дверь не поддается. Наваливаюсь снова, так сильно, что может остаться синяк, но этого все равно недостаточно.

– Дай я, – Касс показывает, чтобы я отошла.

Она резко толкает дверь ногой, и та распахивается настежь.

– Ну ты даешь, – говорю я с неприкрытым удивлением. Касс смотрит на меня невинным взглядом, на губах – ее обычная застенчивая улыбка, и я поневоле проникаюсь к ней уважением.

Мы входим и закрываем дверь за собой.

Внутри бардак. Номер размером с кладовку весь забросан вещами. На плоской и жесткой с виду кровати, которая занимает все пространство от стены до стены, раскидана одежда, обувь и бумаги, а с вентилятора в углу свисает одинокая футболка. Все это – в проникающем сквозь марлевые занавески послеполуденном солнечном свете, достаточно ярком, чтобы подчеркнуть грязь между плитками на полу.

Несмотря на сходство зданий, сразу понятно, что эти номера разительно отличаются от тех, что ближе к пляжу.

– Ого, ну и дыра, – говорю я в надежде, что Касс не догадается, насколько я была близка к тому, чтобы здесь поселиться. Если бы Фредерик в конце концов не сдался и не выдал бы мне скидку на бунгало, я бы сейчас жила на самых задворках. Я пытаюсь не думать о том, как сильно номер Люси напоминает мне мамин трейлер в нашем маленьком городке недалеко от Лексингтона. Добавить сюда несколько видавших виды полок, заставленных никчемными безделушками, и удушливую вонь сигаретного дыма, которым окутаны все мои детские воспоминания, и будет совсем как дома.

– А я, кстати, жила в таком номере первые несколько недель, когда только приехала на Санг, – говорит Касс, – пока решала, остаться ли здесь насовсем. Кажется, здесь ничего особо не изменилось.

В ее голосе проскальзывают ностальгические нотки, и уже во второй раз за несколько минут я пытаюсь скрыть удивление. Очевидно ведь, что у Касс есть деньги. Даже на далеком острове, где только туристы с рюкзаками, этого не скроешь. Это видно по тому, как она держит себя. Никогда бы не подумала, что она может жить в таком убожестве.

У двери громоздится огромный туристический рюкзак. Я нагибаюсь и вижу, что кто-то разорвал его по швам, как будто в нетерпении не желал возиться с молнией. Внутренности рюкзака вывалились на грязную плитку.

– Кто-то здесь уже побывал, – тихо говорит Касс. – Не думаю, что это все устроила Люси.

Я киваю и снова оглядываю разорванный рюкзак и бардак в номере. Я почти ничего не знаю о Люси, но она не похожа на человека, который будет без необходимости рвать свои вещи.

Похоже, кто-то здесь что-то искал. И искал в спешке.

– Может, лучше ничего тут не трогать, – вслух размышляю я. Я насмотрелась достаточно детективов, чтобы понимать, что наши отпечатки на вещах Люси могут навредить расследованию.

Касс качает головой.

– Полиция не передумает.

Я знаю, что она права. Их заботят только деньги Фредерика.

Я сказала Касс, что хочу найти, как связаться с родителями Люси, и это правда. Но еще я хочу найти что-нибудь, что расскажет мне, кто такая Люси и зачем она сюда приехала. Что-нибудь, что подскажет, почему ее могли убить или почему она так рвалась поговорить со мной. Пару минут я перебираю одежду, которая лежит в рюкзаке и около него. Несколько футболок, пижама, один шлепанец – его пара, наверное, тоже валяется где-то в номере, – три купальника, нижнее белье, лифчики. Обычный набор.

– Нашла что-нибудь? – спрашиваю я Касс, которая держит в руке несколько листов бумаги.

– Это все распечатки страниц нашего сайта, – говорит она наконец и протягивает мне листы, которые я тоже просматриваю. Информация о курсах дайвинга, типах номеров, даже краткая биография двух инструкторов. Первым мне попадается листок с фотографией Нила: веснушчатые губы, широкая улыбка. С другого листка на меня смотрит Касс в форменной красной футболке, с вымученной улыбкой и встревоженным взглядом, как будто она предпочла бы делать что угодно, лишь бы не позировать для этой фотографии.

– Зачем это ей? – спрашивает Касс.

Я недоуменно качаю головой и возвращаю ей распечатки. Делаю несколько коротких шагов и оказываюсь в ванной, оставляя Касс смотреть на них как на какую-то невидаль.

В ванной, которую от остального номера отделяет только заплесневелая голубая занавеска, нет ничего, кроме унитаза, раковины, душевой лейки и недостаточно большого слива.

Первой я осматриваю раковину. В маленькой косметичке, приютившейся на ее краю, – обычная недорогая тушь, тени, румяна и бледно-розовая помада.

На левой стороне раковины я замечаю голубую зубную щетку, на сушилке – все еще влажное полотенце. Я оглядываю комнату и на полу, рядом с маленьким мусорным ведром, вижу что-то фиолетовое. Я нагибаюсь и подбираю предмет, пальцы касаются твердого пластика, а разум пытается осознать, что же я нашла.

Еще одну щетку. Фиолетовую, с бело-сиреневой щетиной. Она лежала на полу щетиной вниз, как будто ее случайно сбили с раковины. Я снова смотрю на голубую щетку. Зачем Люси две?

Я выхожу из ванной.

– Я нашла…

Но прежде, чем я успеваю договорить, Касс хватает меня за руку, взгляд у нее встревоженный. Она подносит палец к губам: тише.

Я в недоумении моргаю, и она указывает на дверь, а потом тянет меня вниз, и мы скрываемся на полу за кроватью.

За несколько метров от двери слышатся отрывистые шаги – стены из дешевой фанеры их почти не приглушают, – и я на мгновение замираю и задерживаю дыхание. Свет мы не включали, а единственное окно завешано прозрачной занавеской, но паника все равно ускоряет мое сердцебиение. Я смотрю на Касс. Если бы не она, человек снаружи услышал бы меня и понял, что мы здесь.

Она нас спасла – от кого бы то ни было.

– Это точно не горничная, – шепчет мне на ухо Касс. – Они здесь убираются только раз в неделю по воскресеньям.

Я перестаю дышать: шаги приближаются, и наконец кажется, что они у самой двери.

А затем они резко стихают.