Текст книги "Тёмные улицы"

***

Амулет на шее Гадеса помнил те времена, когда города как такового ещё не существовало и на месте каменного гиганта простирались топи да болота со всевозможными тварями и гадами ползучими и летающими. Местность от вторжения посторонних с трёх сторон защищал древний могучий лес, чьи ветви-лапы тянулись до небес, защищая живущих в нём от солнечного света. Змеи без страха грелись на поросших мхом камнях, подставляя под горячие лучи холодные спины и бока. Запахи гниющей воды и травы их нисколько не беспокоили. Со временем ко всему привыкаешь.

Да, привыкнуть можно ко всему. Но не к людям. Когда человеческие руки начали разжигать по ночам костры, змеи не паниковали. Мало ли на свете глупцов, желающих раньше времени расстаться с жизнью? Топям и болотам без разницы, чьё тело затягивать в свои мокрые вязкие объятия. Тварям, прячущимся в трясинах, всё одно, будь это тушка животного или заблудившегося путника. Мясо остаётся мясом и под одеждой, и под толстой шкурой. Воды затянут, воды обнимут и даруют покой.

Змеи не волновались и тогда, когда люди брали в руки топоры и пилы и освобождали место для своих непрочных домиков. Негостеприимная земля, тлетворные запахи, комары и прочая мошкара сделают свою неблагодарную работу и прогонят незваных гостей восвояси. Там, где обитают змеи, людям не место. Каждому Создатель отвёл свою зону обитания. Не нужно претендовать на чужое.

Если Царя змей спросят о том, когда же город отвоевал у болот землю для существования, он не сможет ответить. Когда он появился на свет тёмной ночью во время бушевавшей над миром грозы, каменные бездушные клетки-квартиры уже давно сменили деревянные хижины. Город рос не по дням, а по часам. Люди в комбинезонах и масках на лице выжигали землю, высушивали болота, травили ядохимикатами мошкару, не задумываясь над тем, что травят и саму почву, на которой им потом выращивать фрукты и овощи, и воздух, которым они и их дети будут дышать.

Амулет некроманта пережил все эти непростые времена и в день совершеннолетия перекочевал на шею Змея с материнским благословением и отцовским напутствием на дальнейшею жизнь. Они были стары и мудры, его родители. И они уходили в другие земли, в места упокоения, где каждый змей, не способный больше к продолжению рода, проживал остатки подаренных Создателем дней в тишине, подальше от молодняка. Старые уходят, их место занимают более молодые и сильные. Так было всегда и так будет и после них. Колесо жизни крутится неумолимо.

Никто теперь не скажет, какие тайны прятали древние наги, создавая своё творение и надевая его на шею возлюбленным женщинам-змеям. Когда жёны умирали, ожерелье уходило вместе с хозяйками в небытие, сопровождая их в загробной жизни и оберегая от опасностей. И горе тому змею, кто, прельщённый жаждой наживы, оставлял ожерелье себе. Не обретя покой, золотые переплетённые в танце змеи навлекали на владельца всевозможные горести, выпивали Душу его до дна, пока он сам не начинал просить смерти. А если владелец оказывался сильнее, то магия амулета постепенно, по кусочку за раз, превращала его в бездушного монстра. Что, соответственно, и происходило сейчас с Гадесом.

Секрет создания амулета передавался из поколения в поколение, в глухих лесах при свете мертвенно-бледной Луны. Женщины умирали во время родов или после них; попав под колёса проезжающего автомобиля или оказавшись случайной жертвой нападения в городе. Женщины умирали и нуждались в охране в мире мёртвых. И плавилось золото, чтобы в сильных руках мастера явить на свет очередной амулет.

Та, что выдавала себя за Прозерпину, не могла и не хотела знать правду про ожерелье. Какая это скука, копаться в истории безделушки, хоть и золотой. Кому нужно, пусть сами идут в змеиные логова и вынюхивают, выясняют, договариваются. Хладнокровные твари не признают никаких правил кроме тех, что написал их Царь. Что ценно в глазах волков или пауков, то считается пылью и мусором у них.

На это и рассчитывала мадам Легран, вручая в руки фальшивой королеве подземного мира амулет, доставшийся ей с кровью. Воры, нанятые Паучихой, случайно убили жену Повелителя нагов. Девушка ни в какую не желала расставаться с вещью, подаренной возлюбленным Змеем, за что и поплатилась. А вот мадам Легран пережила пару неприятных, наполненных нервотрёпками и страхом, недель. А уж когда Змей переступил порог её салона, Паучиха приготовилась распрощаться с жизнью, решив, что не до конца замела следы и что пронырливый гадёныш пронюхал что к чему. И как же она радовалась, как же смеялась она над судьбой, подарившей ей шанс убить одним выстрелом не одного, а сразу двух врагов: некроманта и Царя. Первого сожрёт изнутри магия ожерелья. Второй свалится под грузом душевной боли, потеряв любимую и ребёнка. Красота, нарисованная алыми красками.

О том, что ребёнок выживет и до определённого времени будет спрятан от всего живого, не будет знать никто, кроме сыновей и родителей Змея, к которым и принесут яйцо, вырезанное из живота умирающей на руках Царя жены. Чем меньше окружающие знают, тем лучше и безопаснее для ребёнка. Интуиция твердила, что так нужно, так правильнее для всех. Ребёнок, пусть даже находясь в чреве матери, сохраняет память о её последних днях и месяцах жизни. А это давало неопровержимые доказательства против преступника, если он, конечно, отыщется. Только бы младенец выжил. Это и стало главной задачей для Змея.

***

В последнее время Змея часто мучили сны. Тяжёлые, вязкие, они засасывали в пучины, где нет света и надежды. Было ли это последствием пережитых кошмаров или отголосками прошлых жизней? К сожалению, ответить на данные вопросы он не имел возможности. События закручивались с пугающей даже его быстротой и не хватало времени, чтобы всё как следует обдумать. А вспоминать о времени, когда он летал, глупо и опасно. Стая сочтёт, что Царь тронулся умом от слишком тесного общения с крылатыми и выберет нового Повелителя. Молодого, глупого и поддающегося чужому влиянию. Тогда развалится всё, что Змей создавал долгие годы. Сплотить молодых и старых, научить взаимодоверию и взаимопомощи, на собственном примере показать, что можно и нужно дружить не только с себе подобными, но и остальными творениями Бога. А главное, не убивать слабых, чтобы освободить их место. Позволить им уйти на покой вслед за стариками и доживать оставшиеся годы так, как хочется им.

А сны подкрадывались, настигали, наступали на пятки. Ломило лопатки и спину от боли несуществующих крыльев. Чёрные, кожистые, кому принадлежали они? И сам же себе ответишь: дракону. Ледяной пот проложит дорожку вдоль позвоночника.

– Точно спятил.

Скребётся и воет глубоко внутри непонятное чувство потери. Не так, совсем не так болело после смерти жён. Сейчас – больнее, жёстче, без наркоза и передышки. Вцепилось и не отпускает. Тянет на дно, трясёт за шкирку и молча требует: «Вспомни!».

Косится в его сторону бабка Абигайль. Безликий при редких встречах сверлит пронизывающим взглядом. Они ждут. Змей нервно одёргивает себя при таких мыслях и затягивается сигаретой. Иногда можно позволить себе слабость и подчиниться табачному змию, отдаться в его плен по собственной воле.

Может и спятил. Но в палату к Граю не тянет попасть. Да и не посоветуешься ни с кем, кому можно довериться и изложить проблему. Так и так, мол. Приходит во снах незнакомец, превращает в огромного дракона и забирает в небо. И воспоминания о той, чужой жизни, что с ними делать? Найти гада, что сломал чёрные крылья, и свернуть ему шею в знак мести? Но не слишком ли дико звучит фраза: «Это тебе за мою прошлую жизнь»?

Сводит с ума, перечёркивает жирным росчерком настоящее и будущее. Терзают обещания, что давал парню из сна. Пугают картины сгорающих в домах людей и детей, распростёртых по земле трупов женщин и стариков. И этот проклятый запах. Запах горелой плоти. Его, Змея, плоти!

Нужно поговорить с Абигайль. А лучше с Безликим. Только бы встретить его. И плевать что скажут остальные. Стая не узнает, а крылатые не разглашают тайн. Засмеять – могут. Но к насмешкам он готов.

***

Мадам Легран. Рисунок неизвестного поклонника на стене сожжённого особняка.

В салоне мадам Легран никогда не зажигали электрический свет и строго следили чтобы солнечные лучи не проникали в помещение через тяжёлые бархатные шторы цвета глубокой чёрной ночи, не знавшей звёзд и не помнившей Луны. Хозяйка, прозванная за глаза Паучихой, не признавала ничего, кроме свечей в канделябрах.

– Здесь главное – атмосфера. Ты только послушай… Свечи… Звучит намного романтичнее всяких там светильников и лампочек вместе взятых.

– Завязывай с романтикой и отвечай на поставленный вопрос.

Змей презрительно скривил губы и отмахнулся от плавающих в полутёмной комнате клубов дыма. Чего он терпеть не мог, так это недосказанности и непонятных намёков. «Иди туда, не зная куда. Принеси то, не зная что». Сказочки для богатых «кошельков», не наделённых умом. Да и зачем ум, когда всё можно купить за звенящую монетку или зелёные хрустящие бумажки? В этом мире можно купить всё, что душе угодно, было бы желание. А средства найдутся или отнимутся у доверчивых простаков.

– Какие мы холодные и злые. Тебя скорпион в хвост укусил или кошка чёрная дорогу перебежала?

Паучиха затянулась сигаретой и лениво откинулась на спинку мягкого кресла, ничем не выдавая удивления от появления Царя нагов в её скромном логове, служившем одновременно местом работы и отдохновения от суеты города. Где жила мадам не знал никто. Тайна эта хранилась столь тщательно, что любого, пытавшегося проникнуть в её глубины, ждало наказание в лице иронично улыбающихся стражей правопорядка, уводящих слишком любопытных экземпляров в «обезьянники» на пару недель. Да ещё и штраф с большим количеством нулей в конце квитанции отбивал всякую охоту к игре в детективов.

– Зачем быть таким серьёзным, Царь?

– Походи с моим проклятием и посмотрим, как у тебя будут обстоять дела с весельем и шутками.

– Не имею ничего против, мой хороший. – Тонкие бледные пальцы с чёрными волосками на костяшках скользнули по красной скатерти стола и схватили руку Змея цепкой хваткой. – Да не дёргайся ты так, – Паучиха сложила губы в подобии улыбки при виде того, как дёрнулся наг от её прикосновения. – Должна же я видеть с чем мне придётся работать?

– Когда-нибудь я тебя убью.

– Мне расценивать это как комплимент или обещание?

– И то и другое. Работай, тварь.

Мадам театрально вздохнула, но предпочла не озвучивать в слух потаённые мысли в отношения Змея. Ещё не время раскрывать карты и бросать их в лицо противника. Игра началась и сейчас очередь мадам выходить на сцену и разыгрывать заранее выученную роль. А мысли? Так читай их сколько пожелаешь. Мадам давно научилась делить их пополам. Сокровенное – спрячь. Неважное – на виду. Спасибо бывшему любовнику, научил на свою голову. Мир его праху.

«Я ещё заставлю тебя поплакать, Царь. Много горьких слёз ты прольёшь, прежде чем догадаешься в чём дело. Но меня ты уже достать не сможешь».

Нить, протянувшаяся от мужчины, поражала воображение. Это сколько ненависти нужно копить в сердце, чтобы так проклясть? Тугая, натянутая до предела, звенящая гитарной струной от прикосновений, сотканная из боли, слёз и душевных страданий. Кого же ты так сильно обидел, Змей? Отвергнутая любовь или рогаты муж?

Ай, какая красота! Аж дух перехватывает от мастерства сотворившего такое. Жаль, не отследить хозяина проклятия. Как бы не бычилась мадам Легран, а силёнок то у неё раз два и обчёлся. Атмосфера, вот что главное. Дай людям красивое имя, покажи пару трюков и они твои с потрохами. Дифирамбы в твою честь, лобызания рук и ног, битьё в грудь: «Она самая сильная!». Что ещё для счастья надо?

Атмосфера. Тысячи раз атмосфера. Когда-нибудь он поймёт. Но не сейчас, не сейчас.

Брошенный украдкой взгляд в сторону Змея подтвердил надежды мадам: купился, купился, гадёныш! Поверил разыгранному спектаклю.

– Чем ты готов расплатиться со мной, Царь?

Надежда, неприкрытая и такая… безумная, отчаянная. Злая и мрачная, острая как осколки битого стекла. Прикоснись и поранишься, истечёшь кровью. Отдашь то, что попросит. И не спросишь зачем, во имя чего? А стоит ли? Наверное, стоит. И нужно и важно.

Призраки прошлого тенями отразились на красивом лице мужчины и застыли в глубине глаз. Паучиха довольно улыбнулась. Вот и всё. Попался в паутину и не выкарабкаешься. Не захочешь выбираться на волю, на свет. Навеки останешься в сетях безвольной жертвой любви.

– И долго мы будем молчать? Моё время – золото.

– Ты… Ты знаешь как помочь? – Не голос. Хрип смертельно раненого зверя. Ну что за восхитительная, будоражащая красота сердечных мук?

– На неправильно поставленные вопросы я не отвечаю.

– Отвечай!

Бледная рука тенью мелькнула в воздухе. Змей не успел шелохнуться как цепкие пальцы сжали горло. Глаза человека, нет, не правильно, глаза паука, фасеточные, чёрные оказались напротив глаз мужчины.

– Не смей повышать на меня голос на моей территории, ящерица безногая, – Гнев, ледяной как сама смерть, разливался в маленькой комнатке. Кто бы мог подумать что Паучиха способна на проявление человеческих чувств? – Мне плевать кто ты там. Здесь ты – такой же, как тысячи других жалких и никчёмных людишек, шныряющих по улицам в поисках надежды. Никто не помешает лишить тебя последних её крупиц. Ты меня понял?

– Да… Прости. – чуть слышно прошептал Змей.

Мадам не поверила в раскаяние нага, но предпочла вернуться на своё место.

– Твоя цена?

– Жизнь за жизнь, Царь. Жизнь за жизнь.

– А по другому…?

– А по другому никак. – Сигаретные клубы дыма зазмеились по комнате, размывая очертания тела Паучихи. – А теперь убирайся и приходи, когда будешь готов платить.

Он ушёл. Хотелось свернуть Паучихе шею, но нельзя. Пока нельзя. Они ещё поговорят по душам и расставят все точки над «и». В данный момент тварь нужна. А что будет в будущем знает один лишь Создатель. Но он молчит. Опять или снова?

Как же больно. Больно и противно до омерзения от собственной слабости. Что с тобой, мадам Легран? Струсила? Пожалела? Вспомнила о былом? Так получай по заслугам. Скули, вой, живи. Но помни. Навеки помни, пока жива.

Не прогнала, не отказала. Помогать тому кого поклялась погубить? Верх мазохизма. Да что Змей о себе возомнил? Почему он смотрит на неё как на ничтожество? Кто дал ему право ТАК смотреть? Что сделала она, чем заслужила такой взгляд? Тем, что родилась нелюдем? А сам то он кто? Ангелочек с белоснежным крыльями? Такая же тварь, только опаснее.

Он, он один во всём виноват. Ненавистный Змей. Из-за него мадам стала такой какая она есть сейчас. Злобная, ненавидящая, презирающая.

– Ты заплатишь. Ты за всё мне заплатишь, высокомерная сволочь… Ублюдок… Ненавижу!

Смех сквозь слёзы. Ненависть вперемешку с безумием. Любовь как желание обладать. Любовь как желание владеть, безраздельно владеть душой и телом. Наслаждаться властью над другим. Сломать и слепить из сломанного послушную куклу. Что может быть лучше такой любви? Повиноваться хозяину, ловить его восхищённые взгляды, слушать каждое слово и поддакивать. Это – настоящая любовь. Как они этого не понимают? Как смеют осуждать?

– Ненавижу!

Кто-то любил тебя, Паучиха? Кто-то мечтал о тебе? По-настоящему, по-человечески? Кто-то открывал навстречу тебе сердце и дарил свои мечты? Нет. Тысячу раз нет. Так почему сейчас вы вините мадам в бессердечии?

Когда весь мир против тебя – ты тоже против мира. Но как же хочется любви и ласки. Почему? За что? Чем она хуже? Идеальное человеческое тело, пробуждающее порочные мысли. Глубокие завораживающие глаза. Да, пришлось приспособиться к гнилому человеческому миру и облачить себя в человеческую личину. Но это стоило того! Все потраченные усилия, ночи без сна дали головокружительный результат.

И всё зря. Любви как не было так и нет. Есть похоть, желание. Но не любовь и даже не нежность. А значит в груди снова будет взрываться новая волна ненависти.

– Ты в ответе за тех кого приручил, Змей. Ты в ответе.

Пробирающий до костей хохот. Жуткий и отвратительный, как и сама мадам Легран. Сколько угодно читай мысли и сверли звериными глазами. Ничего у тебя не выйдет.

– Ты создал чудовище, Змей. Ты его создал.

Абигайль

Абигайль.

– Я знаю, кто может тебе помочь, – заговорщицки подмигнув, Лазурь наспех накинула на плечи лёгкую весеннюю куртку сочного оттенка индиго, обула ноги в резиновые сапоги и потащила оторопевшую Дельту в сторону одного из переулков, шрамом пересекающих идеальный с точки зрения чистоты центр города.

Переулок был «поломанный», как говорили местные. Это означало, что от него, словно от главной артерии в теле человека, разбегались в разные стороны ответвления и рукава. Те в свою очередь плодили новые лабиринты улиц и тупиков.

– Да куда же ты несёшься сломя голову? – пыталась притормозить разогнавшуюся подругу Дельта. – Заблудимся же.

– Не бойся, я знаю дорогу, – широко улыбнулась хозяйка индиговой куртки, оборачиваясь через плечо и сверкая глазами небесной синевы. – Я не первый раз к ней хожу.

– К кому это – к ней?

Лазурь рассмеялась чистым звонким смехом. Смесь из страха и недоверия, отразившиеся на лице Сильвии Гануш, которой сегодня была её подруга, кому хочешь поднимет настроение.

– К ней – это к Абигейль. Бабка Аби живёт здесь, недалеко.

Дельта лишь горестно застонала и мысленно пообещала содрать с девушки шкуру. Живьём.

Пробегая мимо магазина с разбитой витриной Лазурь на минуту притормозила, оглядывая себя и подругу оценивающим взглядом. Если Лазурь предпочитала во всём светлые цвета, то Дельта была её полной противоположностью. Они смотрелись как два зеркальных отражения. На одной – ярко синяя куртка и юбка более светлого голубого оттенка, изящные сапоги до середины голени. На другой – длинное пальто готического фасона, ботфорты на тяжёлой подошве и то ли платье, то ли юбка, но однозначно длинное и всё в чёрно-серой гамме.

Бабка Абигайль, или по простому Аби, жила на самой окраине города, там, где каменные стены домов врезались в плоть старого, трудно проходимого леса. Власти периодически огораживали город от зелёного великана стальной сеткой, мотивируя это тем, что медведи и прочие дикие хищники не смогут пролезть через ограду и причинить вред людям. Но каждый раз неизвестные вандалы проделывали в ограждении внушительного размера дыры, наплевав на правила и предписания. И даже угрозы, произносимые с трибун и экранов телевизора о тюремном заключении, мало что меняли. Неизвестный вредитель затихал до тех пор, пока новая стена не возводилась на месте старой, попорченной.

– Попадёшься ты когда-нибудь, Грай. Ох, попадёшься, – грозила пальцем старуха Абигайль, но по морщинистому лицу расползались лучики улыбки. Смелость парня радовала и грела сердце.

Когда Грая упекли в больницу, его место заняла Лазурь. Маленький непокорный бунтарь с глазами ангела. Ну кто заподозрит такую чистую и невинную душу?

Абигайль была так стара, что помнила Змея, только вылупившегося из яйца. Помнила и маленького Цыгана, ходившего в дырявых штанишках под стол.

– Бабка Аби, дай шоколадку. А я тебе гусака, – торговался со старухой отпрыск цыганского племени. – Ну что тебе стоит, а?

– Кышь отсюда, хитрец. – махала в его сторону мокрым полотенцем лесная жительница. – Знаю я, что гусак твой три дня как издох. Кого обмануть вздумал? Меня, ведьму?

Цыган заливисто смеялся и поскорее выбегал на крыльцо и уже оттуда продолжал гнуть своё:

– Вот вырасту и женюсь на тебе. Будешь потом у меня шёлковая.

– Женилка ещё не выросла, герой любовник хренов. Пошёл, пошёл отсюда, бесёнок!

Да, Абигайль была стара и мудра. Но ещё она была ведьмой, а это накладывало свои обязательства. К ней за советом и помощью обращались все, кто нуждался в этом. Со всеми ладила старуха. Только одно существо на всём белом свете на дух не переносила она. То была сваха по кличке Паучиха, владелица магических салонов для богатеньких.

Паучиха владела притоном с элитными шлюхами, за что была люто ненавидимой старой ведьмой. Девушки, парни, мужчины и женщины, всех их Паучиха продавала на ночь или на неделю своим богатым клиентам среди людей, прикрываясь тем, что помогать утолять сексуальные потребности и фантазии – её призвание и цель жизни. Ах, этот огонь в крови! Ах, эти сексуальные оргии и крики наслаждения! Она то понимает, она то знает, как никак разменяла пятый десяток и сама полыхала в пламени страстей! Что это были за мужчины! Сплошь алмазы и бриллианты среди кучи безмозглых тупиц. Время, время, как же ты неумолимо.

За кадром оставалось то, что персонал салона, продаваемый Паучихой за приличные суммы, состоял исключительно из инкубов и суккубов. Но никто об этом не знали, кроме Аби, крылатых и нелюдей. Закон запрещал вмешиваться в чужие дела.

Да и сама она была помесью чего-то с чем-то. Плела свои паутины лжи, опутывала обманом, кружила голову магическими трюками. Тот, кто раз попался в её сети, уже никогда не возвращался к нормальной жизни. Она высасывала жизненные соки, смакуя каждый глоток, растягивая удовольствие на продолжительное время. И тем самым сохраняла молодость и цветущий вид. Мужчины, у которых не было ни монеты в кармане, тяжело вздыхали вслед очередному кавалеру, выходящему из притормозившего около салона мадам Легран BMW. У них-то, щеголей и выпендрёжников, деньги были, да какие. Они могли себе позволить бросить к ногам стройной рыжей красавицы с выпирающим бюстом третьего размера и янтарными глазами и бриллиантовые украшения, и меховые изделия. Обворожительная тридцатилетняя женщина стоила того, чтобы тратить на неё кровно нажитые. Да вот только возраст мадам не соответствовал истине. Моложе Аби и Змея, но старше Цыгана. А остальное – тайна за семью печатями.

Гадес был одним из тех, кто попался на крючок Паучихи и водился за нос ей и той, кого она выдавала за Прозерпину. Некромант был очень даже во вкусе мадам Легран, но природное чутьё, никогда не подводившее женщину, сигналило об опасности. Со скрипом в зубах Паучиха отдала Гадеса в загребущие руки богатенькой клиентке, положившей глаз на хозяина бара, строго на строго велев играть роль той, кем дамочка никогда не была.

– Об остальном я позабочусь сама. Ещё никто не смог противостоять моей магии.

В противовес ей Бабка Абигайль никогда не прибегала к трюкам и уловкам, чтобы улучшить внешность. Красота у неё была своя, природная, чему жутко завидовала Паучиха. Золотисто карамельные волосы никогда не заплетались в косу и волнистым водопадом падали к ногам Аби, закрывая тело от любопытных взглядов как мужчин, так и женщин. И первые и вторые удивлялись, как это в таком возрасте можно сохранить своё тело красивым, без наличия обвисшей попы и грудей и старческих морщин на лице и шее.

– Никак бабуля разорилась на пластического хирурга. Вон как молодится – посмеивались за её спиной женщины всех возрастов, бросая на ведьму завистливые взгляды.

– А может зелье какое сварила в своей глухомани. С неё, проклятой, станется. – подливали масла в огонь мужчины, тайно мечтавшие оказаться с Абигайль в одной постели, несмотря на её возраст.

– Я ещё у мамки в животе пинался, когда она жила. А сейчас мне вон, за девяносто перевалило, – вздыхал у подъезда на скамейке дряхлый старик. Бабушки соседки согласно кивали на его слова.

Вот к ней то и вела свою подругу Лазурь, потому что верила в силу Аби и её чистое и доброе сердце.

Домик старушки находился на солнечной поляне, окружённой со всех четырёх сторон исполинскими дубами. Где-то неподалёку раздавались переливы лесного ручья. Дорожка к жилищу ведьмы была выложена гранитными плитами, по бокам которых росли нежно розовые розы. Сама же поляна поражала россыпью синих, жёлтых, белоснежных, персиковых и ярко красных цветов всех мастей и размеров. А какой стоял аромат в воздухе!

– Что это? – Дельта нерешительно замерла на дорожке и показала на бутон распустившегося цветка, отличавшегося цветом от остальных розовых собратьев своей бледностью. – Они такие… красивые…

– Глупышка, это же розы.

– Розы?

– Ты что, никогда не видела роз? – улыбка сползла с лица Лазури и ей стало неловко.

Она то бывала здесь каждый раз, как удавалось незамеченной ускользнуть из дома. Другое дело Дельта. После случившейся с ней трагедии девушка замкнулась в ракушке и приходилось тратить огромные силы, чтобы хоть ненадолго её оттуда вытащить. Понимала, как тяжело приходится Дельте без крыльев и как могла поддерживала её.

– Нет. У меня дома есть книги, но не про растения и цветы. – стала оправдываться Дельта. – А телевизор сдох ещё перед моим рождением. И я…

– Тшшшш, не говори больше. Я всё понимаю. – Лучезарные глаза обогрели душевным светом, льющимся из глубины. – Просто смотри и наслаждайся.

Белокурая головка быстро кивнула, отчего резинка, сдерживающая волосы, лопнула, и кудряшки маленькими барашками рассыпались по плечам.

– Ох! – только и смогла выговорить Дельта, судорожно хватаясь руками за голову.

Лазурь в очередной раз рассмеялась и предложила оставить волосы в покое.

– Так даже красивее, ваше ужасное величество Сильвия Гануш.

– Да ну тебя!

Абигайль ждала гостей на крыльце дома. Просторное развевающееся платье в пол оттенка лесной травы колыхалось на весеннем ветру. Распущенные волосы в свете солнечных лучей сияли как золото.

– Ну наконец – то вы пришли. А я уже вас заждалась. – в ласковом голосе старой Аби зазвучали материнские нотки. – Проходите быстрее. Нечего толпится у порога.

В доме, несмотря на солнечную погоду, были задёрнуты занавески и тяжёлые шторы, не пропускающие свет. Царивший внутри полумрак и приятную прохладу разгоняли лавандовые свечи, стоящие на старом дубовом столе и каминной полке.

Острый взгляд Дельты выхватил из темноты силуэт мужчины. Пихнув локтем Лазурь, девушка указала на незнакомца подбородком и многозначительно приподняла брови. Жест этот не укрылся от глаз Абигайл.

– Не бойтесь моего друга Шамана. Он только с виду грозный. А в душе настоящий лапочка и котёнок.

«Лапочка» и «котёнок» отвлёкся от созерцания свечей. Глаза цвета виски впились в лесную ведьму. Судя по их выражению, мужчину ну никак нельзя было назвать теми ласковыми эпитетами, что наградила его старуха.

Жгучий шатен, с широкими плечами, довольно крепкого телосложения. Мускулистые ноги были так плотно обтянуты ковбойскими брюками с бахромой по бокам, что создавалось впечатление что они сейчас лопнут по швам. Сильные руки в изломах вен красноречивее слов говорили о том, что человек привык работать руками. Впрочем, как и головой. Умный взгляд цепких глаз не мог принадлежать какому-нибудь деревенскому дурню. Короткая стрижка нисколько не портила внешность, а наоборот, подчёркивала красивые черты лица альфа-самца. Нос с лёгкой горбинкой. Волевой подбородок. В меру широкие скулы. Красиво очерченный рот. Высокий лоб. Возраст немного за сорок – самый сок.

Циничная улыбка скользнула по чуть полным губам Шамана.

– Допустим, мяу.

Девушки дружно прыснули.

– Не обращайте на него внимания. Он любит дурачится. – Абигайль засуетилась в кухонной зоне, выбирая угощения для гостей. – Давайте перекусим. А то потом здесь будет не протолкнуться.

– Аби, ты кого-то ждёшь?

От неожиданности старушка чуть не выронила поднос с пирогами и кувшинами с компотом.

– Ты что, Лазурь, с луны упала? Или не слышала, что Цыган кинул клич и сегодня в моём доме соберутся все, кому не лень, во главе со своими вожаками или без оных.

– Ой! А я совсем забыла…

Две пары глаз, Шамана и Дельты, укоризненно посмотрели на покрасневшую девушку.

– Простите…

– Ешь, пока не остыло. – Абигайль пододвинула поближе поднос с пирогами. – Худая совсем.

Пока девушки ели, старая ведьма рассказала то, что знала сама. Шаман молчал. Свечи почти догорели. Лазурь вызвалась заменить старые на новые и предложила свою помощь в приготовлении еды и напитков к вечеру.

– А ты, красавица, иди с Шаманом в лес и соберите мне в корзинку вот эти травы. Только без глупостей у меня там. – Последняя фраза была адресована мужчине.

Шаман отвесил шутовской поклон и три раза помахал перед своей головой невесть откуда взявшимся ажурным платочком.

– Мадам, позвольте вашу прелестную ручку. Я очарую вас сказочными историями про пиратов, отведу в лесную глушь, где потом накинусь ястребом и заберу вашу невинность самым грубым и животным способом.

Дельта нервно дёрнулась. Быстро взглянула в сторону мужчины из под опущенных ресниц. Если он и заметил, то отлично замаскировал эмоции под маской холодного равнодушия с каплей надменности.

Лазурь поперхнулась и умоляюще посмотрела на старушку. Абигайль сурово погрозила Шаману пальцем и выдворила парочку из дома, захлопнув за их спинами дверь.

– Аби, он точно не причинит Дельте вреда?

– Нет, конечно! – возмутилась ведьма. – Устроит ей небольшую встряску. Ей это необходимо. Как ты вообще могла подумать, что я оставлю крошку наедине с отпетым хулиганом?

Лазурь виновато улыбнулась и в последний раз посмотрела на закрытую дверь. Нужно работать.