Текст книги "Тёмные улицы"

Шаман

Шаман.

«Конечно, он имеет полное право на надменность. Кто он и кто я. Стоять рядом с ним – значит оскорблять его красоту своим уродством. Как же он далеко и высоко. Словно небо».

Дельта в который раз поразилась красоте Шамана. Поразилась тому, с какой звериной грацией он поднимал своё крепкое тело со стула, как точно выверен каждый его шаг, как естественно и легко удаётся ему каждое движение.

«Куда мне со своей юношеской неуклюжестью».

Споткнулась о торчащую из земли ветку коряги и чуть не упала. Но мужские руки вовремя подхватили падающую девушку под локоть и прижали к широкой груди.

– Осторожнее, маленькая. – Горячее дыхание всколыхнуло кудряшки над ухом. – Если повредишь ногу, то мне придётся нести тебя к домику на руках.

Мысль о том, что этот сильный мужчина понесёт её на руках, вызвала в душе и голове Дельты настоящий ураган. Два пунцовых румянца выступили через килограммы грима на щеках девушки. Впервые в жизни кто-то так сильно волновал её. Впервые в жизни сумасшедшее сердце при близости с кем-то начинало скакать бешеным галопом.

Шаман заметил, какое впечатление произвёл и самодовольно улыбнулся. Мужская самооценка подскочила на двести пунктов вверх. Конечно, он привык к женскому вниманию. Но то были в основном зрелые женщины и девушки.

«Но ведь она тоже девушка». Да, она была девушкой. Маленькой и невинной в свои юные годы. А те, другие, имели хоть какой-то опыт в любви. Дельта же была дикой, необъезженной, как породистая кобылица. Он, как и любой шаман его племени, чувствовал суть людей и крылатых. Внутренним зрением видел их духов-покровителей из царства животных.

Дельта была дикой кобылицей.

– Я, кажется, задал вопрос.

– Ч-что? – девушка моргнула и непонимающе посмотрела в золотисто карие омуты глаз. Господи, это же надо так задуматься. И что он о ней подумает.

– Я сказал, – лениво растягивая слова, произнёс мужчина, – что было бы замечательно, если бы ты позволила мне смыть с тебя эту сумасшедшую раскраску. Тут недалеко есть ручей. Пошли.

И он так уверенно взял её за руку и повёл за собой, будто и не ожидал от неё никакого сопротивления. А Дельта лишь оторопело смотрела на мужскую спину и не могла произнести ни слова.

Лесной ручей неторопливо прокладывал свой путь между корнями могучих деревьев и груды камней. Когда-то здесь произошло землетрясение и в том месте, где земная кора разломилась, на поверхность вырвались подземные воды.

Всё это мужчина рассказывал по дороге к водоёму. Присев на корточки, он вытащил из кармана рубашки шёлковый платок и смочил его в кристально чистых водах. Следующим этапом было лицо Дельты. Найдя место поукромнее, Шаман сел на наиболее удобный, по его мнению, корень дерева, выступающий из земли, и бесцеремонно усадил девушку себе на колени, не обращая внимания на возмущённые возгласы и попытки ударить его по рукам.

– Не дёргайся или я пораню твой глаз.

Вслед за краской последовали линзы.

Под слоем грима пряталось обворожительное лицо с тонкими чертами и бледной, почти прозрачной кожей. Вишенки глаз завороженно следили за проворными руками.

– Тебе никто не говорил, что ты похожа на эльфа?

Ахнув, девушка приложила руки к щекам и потеряла дар речи. Он смыл весь грим! Два часа работы коту под хвост!

– Да как вы посмели!

Чуть не плача Дельта вскочила на ноги и со свойственной ей неуклюжестью запнулась о корень дерева. И снова мужские руки вовремя подхватили и крепко прижали девушку к груди.

– Взял и посмел, – криво усмехнулся Шаман. – Как видишь, никаких сверхъестественных трюков. Ловкость руки и – вуаля.

– Негодяй! – кулачок Дельты довольно точно попал в место расположения печени.

Мужчина охнул скорее от неожиданности, чем от боли и заключил девичьи руки в стальные тиски своих ладоней.

– Я столько времени потратила, а вы… вы…

– Предупреждаю: ещё одна попытка ударить меня и я тебя отлуплю.

– Плевать!

Он думал, что она попробует его укусить или на худой конец будет вырываться. Но Шаман и предположить не мог, что Дельта попытается пнуть его промеж ног. И только по чистой случайности промахнётся и попадёт в бедро. Но и этого жеста было достаточно, чтобы рассердить мужчину.

Ловким движением Шаман перекинул девушку через согнутое колено. Одной рукой надавливал на затылок, лишая возможности шевелиться, другой задрал подол пальто и то ли старомодного длинного платья, то ли монашеской юбки, и как следует впечатал ладонь в упругие ягодицы раз так двадцать.

Отдышавшись, мужчина убрал руку с головы девушки и на всякий случай приготовился к боевым действиям со стороны последней. Но атаки не последовала. Дельта как ни в чём не бывало поднялась на ноги и молча повернулась к Шаману спиной. Вся она как-то сразу сникла, стала меньше ростом и убавила в размере. Подрагивающие плечи были единственным признаком того, что перед мужчиной стоял живой человек, а не окаменевшая статуя древнего существа.

«За что?»

Мысли проносились в голове девушки. Да, она ударила его и не один раз. Да, рассердила. Но ведь он тоже был не прав! Кто позволил ему командовать и распоряжаться ей словно вещью? Мужчины…

Не думала Дельта, что ему, Шаману, так же не сладко сейчас как и ей. Тот единственный и последний раз, когда он поднимал руку на девушку, закончился чуть ли не плачевно и он дал себе обещание, что такого больше не повторится. Никогда. Но сорвался и летел в пропасть на больших скоростях.

Тень легла на лицо девушки и закрыла солнечный свет. Огненный диск медленно плыл по небу, приближаясь к горизонту. Ещё не вечер, но уже близко к нему.

– Ты заставляешь меня чувствовать себя виноватым. – Мозолистая ладонь коснулась мокрых щёк. – Прости.

Дельта недовольно хмыкнула. Ну конечно! Это же она виновата. Давайте все шишки свалим на хрупкие девичьи плечи и камнями закидаем вдобавок.

– Хватит кипятится. Я же извинился. – Долгий вдох и выдох. Краем глаза девушка заметила, что руки у мужчины подрагивали, когда он приглаживал свои волосы. – Я погорячился. Если не хочешь, чтобы подобное повторялось, никогда и не при каких условиях не поднимай на меня руку. Я многое могу простить, но только не это.

Вина за содеянное царапалась глубоко внутри и застилала глаза пеленой непрошеных слёз. Выплакать их и пусть смотрит. Пусть думает, что хочет.

– Мы оба погорячились. И вы тоже… простите меня…

Шаман притянул девушку к себе и позволил ей положить голову ему на грудь. Молчаливые рыдания сотрясали хрупкое тело, он он не останавливал её. Абигайль была права. Девушке нужно выпустить демонов наружу, выйти из темницы и перестать цепляться за боль. Боль для слабых, а она сильная. Хочет она этого или нет, но она сильная и такой и останется в своих ли уродливых одеяниях или в других. Можно спрятать тело, но никто не спрячет душу и характер воина. Встанет на колени, но не сломается. Упадёт, но снова поднимется на запредельную высоту. Такая цена за необычную жизнь.

Из леса Шаман и Дельта возвращались если не друзьями, то по крайней мере не врагами. Начало знакомству было положено, может быть и не совсем обычное. И кто знает, что из этого получится? Сейчас мужчине жизненно необходимо было решить вопрос с одной юной и прекрасной девушкой, свалившейся ему на голову, как снег посреди жаркого лета. И это не Дельта, совсем не Дельта, к разочарованию последней.

Шаман рассказал ей и она поняла: сердце мужчины занято напрочь. Таинственная незнакомка, о которой он говорил, вросла в главный орган тела намертво. Пустила корни по артериям и венам, оплела ветвями суставы и сухожилия. Захватила пульт управления в мозгу.

Было ли ей, Дельте, обидно? Совсем немножко. Жаль упускать такого восхитительного и порочного мужчину, одним словом и взглядом пробуждающим самые тёмные желания и фантазии девичьего тела.

Но за одно можно точно сказать спасибо. Если бы не Шаман, то и не знала бы Дельта, что её тело живое, что оно хочет ласки и нежности. Партнёры, которые до этого проводили с ней ночи, не умели разжигать в ней пожар. Так, маленькое удовольствие от акта. Ничего более. Да и не было их последние три года. Как-то быстро привыкаешь к одиночеству. Варишь сам себе кофе на кухне. Читаешь книги, не боясь быть потревоженной. Не отключаешь на ночь телефоны и домофон. Всё равно некому звонить и искать её в кафе или библиотеках. И не приходится думать куда же убрать книги с постели, чтобы очередная мужская особь могла удобно разместиться на своей половине.

А книг в доме Дельты было очень много. Они заменяли ей всё: друзей, врагов, любовников и детей. Она плакала вместе с ними, смеялась и задумывалась о смысле жизни. Книги открывали ей новый, таинственный и неподвластный законам логики мир.

Там добро побеждало зло. Но не злом побеждало, а добром и от этого добро умножалось. Там зло носило в глубине сердца искру света и только искренняя любовь и вера помогали увидеть истинное лицо злодея и антигероя.

Переживания персонажей были так близки Дельте, что иногда казалось удивительным: как это судьба выдуманного человека схожа с её судьбой, девушки во плоти и крови, читающей пыльные страницы книг. И каждый раз, открывая новый том, с затаённым дыханием следила за развитием событий.

А сейчас, когда сказка могла обернуться былью, судьба решила пошутить, подзадорить. Смотри, девочка, вот как бывает на самом деле. Хочешь так же, хочешь ведь? Конечно хочет. Значит придётся вылазить из удобной раковины и встречать мир лицом к лицу. Она живая и впервые в жизни хочет вкусить жизнь во всей красоте и безумии. Привет.

***

– Не понял. А он что здесь делает?

Змеиные глаза вспыхнули в полумраке комнаты. Изумруды, потемневшие от гнева и поменявшие суть. Тёмное лесное озеро, пробудившееся от сна подземными толчками. Ещё не землетрясение, но близко к нему. Звери чуют надвигающуюся беду и поскорее уносят ноги в безопасное место. Птицы сходят с ума от тревоги за птенцов, но не могут помешать. Вот о чём нашёптывали глаза Царя, вот о чём предупреждали. Остановись, не ходи дальше. Там – беда. Там – огнём заката полыхает трава. Там – яд.

– Ты имеешь что-то против моего друга?

Вот ведь, поганое отродье. До сих пор не может успокоится. Встать на защиту Шамана. Не потому что нравится. Назло Царю змеев. Её, старую Абигайль, не тронет, не посмеет. За ней такие силы стоят, что сохрани и сбереги, не доведи до беды. А Шаман что? Чужой для всех. Изгой, надевающий маски и вливающийся в круг.

Шаман бьёт в бубен и мир замирает. Удар – и мир танцует на острие зеркал. Удар – и взрывается, пульсирует ритм в венах Космоса. Измени узор – и повелевай птицами. Вплети новую нить – и змеи сложат хвосты и головы к ногам. Попроси ветер – принесёт. Спроси землю – ответит. Пара шепотков и вода ласковым зверем нежится на раскрытых ладонях, делится силой, знанием, мудростью. Удерживает тонущее тело.

Нельзя, нельзя, слишком опасно для Царя. Вкусно, притягательно для людей. Но лучше не подходить близко. Зверь, каким бы он не был, безопаснее в клетке.

Сколько их, таких вот шаманов, молодых и глупых, старых и умудрённых жизнью, вмешивались в змеиные ночи? Зачем призывают они змей? Яд, главное оружие нагов, превратили в спасение, последнюю надежду для умирающего. Острый меч обернулся щитом, лекарством в умелых морщинистых руках. Кто дал право решать кому жить, а кому умирать?

Нельзя, нельзя, слишком опасно играть роль Творцов. Он поплатится. Он, Шаман, ответит за все злодеяния своих собратьев и отцов.

Какое искушение. Какая жажда. Вцепиться зубами в незащищённое горло и впрыснуть яд. Обвить кольцами руки и ноги чтобы не сбежал, не успел спасти свою шкуру.

Не сейчас. Не здесь. Будь оно неладно, это нейтральное место для встреч и переговоров. Ждать. Опять мучительно ждать, вгрызаясь в руки, ремни. Притворяться. Лгать. Нельзя.

– С каких пор Шаман из разряда знакомых перескочил в разряд друзей?

– Завидуй молча.

– Не увиливай от ответа на поставленный вопрос, Аби. – Взгляд, обращённый на мужчину-шамана не предвещал ничего хорошего.

Но и Аби не из лыка сшита. Пощекотать нервы, обломать зубы, взорваться вулканом страстей. Возраст только маска. Социальный статус только маска. Душа, она не знает возрастов, границ и ограничений. Если летать – так против ветра, если плыть – то против течения.

– Вопрос сейчас в другом, если ты не забыл. – Тень Цыгана легла на плечи Змея. – Абигайль сама разберётся в своих взаимоотношениях с окружающими её людьми. Брысь, котяра.

– Ты часом ничего не забыл?

Полыхает, ой как полыхает огонь в вертикальных зрачках. Протяни руку – обожжёшься. Но огонь, растекающийся в венах Цыгана, горячее, злее, опаснее. Нельзя, нельзя, опасно.

– О чём именно? – Деланное удивление на безразличном смуглом лице. И ведь даже не скрывает что ему всё пофиг. Цыганская душа потёмки.

– Я не Кот!

– То, что покойники не возвращаются с того света, мне известно очень давно. И не ори на меня. Зубы выбью. – Полушёпот, полупроклятье. Как же достали эти ползучие гады. – Лучше бы тогда вместо него ты утонул.

– Простите, ваше цыганское величество что я не оказался в нужном месте в нужное время.

Атмосфера в комнате сгущалась, как и сумерки за дверью. Сладкая, вязкая с виду, но попробуй на вкус и воды не хватит запить горечь полыни. Противно до омерзения что те, кто должны стоять спина к спине, плечо к плечу друг с другом, сейчас грызутся на манер дворовых псов.

Дельте с малых лет знаком этот привкус: горько, горько, аж сил нет. Не потушить огонь, не залить водой, не разбавить сироп из полыни сахаром.

– Цыган, а кто такой Кот? Мне кажется, что я его не знаю. – Вот так, молодец, девочка. Отвлеки, перетяни пожар на себя. Пусть шипят, ругают, ненавидят. Только не смотрят врагами в глаза друг другу.

– Жил до тебя мальчишка один. Парень – глаз не отвести. Красавец. Но не физической, душевной красотой. – Тяжёлый вздох и не менее тяжёлый выдох. Как же глубоки раны в сердце Цыгана. Не зашить, не заштопать. И рядом никого, кому можно довериться, открыться. Плохо. Очень плохо. – Погиб по дурости. А может и не совсем по дурости. Но иначе он не умел. Душу – на распашку. Сердце – каждому по кусочку. Утонул… спасая ребёнка… Салага.

Держать, держать боль в себе. Не позволять слезам появляться. Аби поймёт. Она всегда всё понимает лучше всех. А другим видеть ни к чему. Пусть помнят Цыгана как каменное изваяние.

– А… а почему Кот? – Отвлекать так долго насколько хватит сил и ума. Ты молодец, Дельта.

– Ну так все любят кошек и котов. И его любили. Он был истинным представителем семейства кошачьих во всех хороших смыслах этого слова. А вот этот гад, – Палец с массивным перстнем-печаткой указал в сторону Змея. – Вот этот гад вобрал в себя все самые худшие качества кошаков. Такой же противный становится когда прилипает.

– Я бы попросил!

– Проси молча. А то ещё хлеще назову.

Дельта не удержалась, хихикнула в кулачок, чем заработала свирепый взгляд Повелителя нагов. А ведь и правда, пока Змей молчит он очень даже ничего. Иногда одёргиваешь себя на мысли что с удовольствием погладила бы его по голове, почесала за ушком. Но иллюзия обворожительного мужчины-самца пропадает по мановению палочки стоит ему открыть рот и изливать желчь и яд вокруг себя. Парадокс.

– Вот бы хоть разочек погладить тебя, Змей… – Слова помимо воли сорвались с языка.

– И ты туда же, Брут? В этом доме есть хоть один НОРМАЛЬНЫЙ человек?

– Человек – нет. Ты дверью ошибся. Здесь другая секта. – вставил свои пять копеек молчавший до этого момента Гадес. – Если что, могу с мертвечиной познакомить. Говорят, что из них получаются отличные собеседники и друзья, ага. Вслед за собой на тот свет утягивают.

– Благо дарю, но умирать мне пока рано. Я мужчина в расцвете сил и красоты и не вкусил всех яблок греха с древа познания добра и зла. – Фыркнув что-то нечленораздельное под нос, Змей внимательным взглядом окинул Дельту. – А с тобой я потом поговорю, любительница гладить мужчин.

– Да я нечаянно… оно с языка как-то… слетело.

– Сказала А, говори и Б. Как закончим сегодня собрание удели мне несколько минут.

И кто придумал, что в женских руках нет силы? Змей опасливо покосился на потемневшее лицо Абигайл и попытался аккуратно вытащить ворот рубашки из крепко сжатых кулаков бабки. Куда там. Аби, когда она в ударе, превращается в каменную гору. Не сдвинешь с дороги и не обойдёшь. И не спрячешься от камнепада.

– Только попробуй, гадёныш. Вот только попробуй…

– Аби, тебя какая змея укусила? Или я так похож на маньяка и по этой причине ты оберегаешь всех поголовно от уединения со мной?

– На маньяка – нет. На сумасшедшего – очень даже. – На лице некроманта застыло некое подобие человеческой улыбки, что никоим образом не внушало доверия и не располагало к себе.

– И тебе не хворать, мертвечина ходячая.

– Всегда рад огреть словесной лопатой. И давай ты свои претензии и недовольство оставишь до следующего раза. Нелюди уже идут. Я чувствую их.

Морок на плече Ворона три раза каркнул и повернул голову в направлении двери. Началось.

Нелюди

Острые астры вонзая в улицы,

Вышла Луна к впечатлительной юности. Пела она, излучая язычество:

«Дети, убейте в себе электричество».

(Motor Roller – Песня о послушных мальчиках).

Счастье это или проклятие судьбы, но именно Змею выпала роль первопроходца в каменных джунглях серого города людей. Тёмные улицы звали. Они манили пульсацией огней и биением сердец. Завлекали оголёнными телами и сводящим с ума ароматом вседозволенности. Никаких правил, ограничений, запретов. Человеческий суд? Но разве Создатель дал им право судить? И что знают люди о настоящем мире, где правят бал иные, не подвластные их умам и сердцам, законы?

И нелюди шли. Сначала неумело, делая первые шаги, совершая первые промахи. Впитывая в себя новые знания и передавая их по цепочке остальным. Так маленький ребёнок впервые учится ходить по не внушающей доверие земле родного мира и пробует на вкус притягивающие взгляд предметы.

Вот это – нельзя. Яд. Боль. Ненависть. Запомнить и рассказать. А вот это уже можно. Вкусно. Сочно. Радостно.

Сколько же лет прошло с первой вылазки в город? Змей не помнил. Сменялись лица, поколения людей и нелюдей. Вспыхивали ссоры между обоими сторонами. Крылатые вмешивались в последний момент, когда возникала ситуация, в ходе которой могло произойти не поправимое. А именно: разглашение тайны о существовании Иных; о тех, кому Создатель дал жизнь на свой страх и риск; о тех, кого он наградил посмертным Даром.

Иные, что как тень проходят в толпе средь бела дня и остаются не узнанными. Иные, что лечат мир от грязи и ран, нанесённых глупыми и жестокими людьми, по недомыслию называемыми гордым именем «Человек». Это те, кто рискуя собой, своей жизнью, вмешиваются в ход истории и рискуя собой, ставят на кон всё, что они имеют. Что значит потерять жизнь когда можно спасти сотни и тысячи ни в чём не повинных созданий? Они не имеют права становится бездушными тварями. Создатель им этого никогда не простит.

Первый раскол между крылатыми и нелюдьми оказался последним и нёс роковой характер. Отпечаток тех страшных событий проходил шрамом по сердцам тех, кому не безразлична судьба и тех и других. Одни возомнили себя царями города и захотели большей власти чем имели на данный момент. Другие не пожелали подчиняться новым правилам. Были и третьи, что тёмной тенью скользили посередине, между двух конфликтующих сторон, и подливали масла в разгорающийся костёр взаимной вражды.

«Вы лучше… сильнее… проворнее… Сам Создатель благословил вас на перемены».

«Они отобрали у вас небо… Но земля… Терра… принадлежит вам… По праву рождения».

«Возьмите то, что дано вам Богом».

«Выгрызите… отберите… верните».

И никто по началу не обратил внимание на участившиеся случаи пропаж детей как крылатых, так и нелюдей. Дети пропадают всегда, по всему миру. Гибнут под колёсами грузовиков. Тонут в реках. Умирают в уличных драках. Взрослым смерть грозит чаще. Взрослые считают себя умнее.

Сначала всё происходило по стандартному сценарию. Один – два ребёнка в месяц, чтобы не привлекать внимания. Но по мере того, как пожар вражды разгорался всё сильнее и сильнее, захватывая новые участки города, неизвестная организация, похищающая детей, развернулась на полную катушку.

Подростки, взрослые – бурная река, выпущенная из берегов, сметала, затягивала в пучину всех без разбора. Тогда нелюди и крылатые на время остановились и впервые за годы ссор друг с другом оглянулись вокруг себя. Что-то случилось, а они заметили это только сейчас. Кто-то начал сезон охоты на них, а они и не шелохнулись, оставаясь удобной мишенью под прицелом оружия неизвестного врага.

Но та, третья сторона, внимательно следила за враждой «ублюдков» и «уродов» общества, как прозвали всех, кто отличался от серой массы людей. И им, наблюдателям и участникам конфликта, ой как не нравилась временная передышка.

«Это они… проклятое зверьё… Убили… Отомстили… Ваши дети… Как они плакали».

«Крылатые… как они смеялись… когда ваши дети… умирали… Убили… Отомстили через детей… Ударили по самому больному месту».

И разгорелся пожар сильнее. Языки пламени сметали, слизывали горячими языками виновных в беде. Люди не знали. Газеты пестрели заголовками о криминальных разборках авторитетов, не поделивших сферы влияния. В новостях по телевизору рассказывались байки про очередную религиозную секту, возомнившую себя спасителями человечества. И трупы, много трупов. Ими пестрели обложки журналов, газет и статей в Интернете. Людям правда не нужна. Людям правда не важна.

– Атмосфера – вот что главное. – не уставала повторять любимую фразу Паучиха и попадала в цель.

Потери с обоих сторон росли в геометрической прогрессии. Улицы захлёбывались от багровых рек. Город медленно, но верно превращался в пепелище. И только червь сомнения, грызший вожаков стай, сдерживал кровожадного дракона войны.

Именно нежелание продолжать безумную вакханалию и толкнуло нелюдей на нелепый, по их мнению, шаг. Переговоры за круглым столом на нейтральной территории, которой испокон веков считался лес бабки Абигайль в паре с её домом. И именно сюда толпой шли нелюди, прячась непонятно от кого по переулкам и задворкам улиц. Интуиция шептала: так правильно. Ни одна живая душа не должна пронюхать о встрече с крылатыми.