Текст книги "Русская публицистика. Эволюция идей и форм"

Е. С. Бабкина
«Чужая земля» и «своё отечество» в эмигрантской публицистике

Публицистика, в силу своего обращения к широкой аудитории, представляет собой катализатор развития общественного самосознания. В кризисные периоды жизни общества консолидирующая и воспитательная миссия публицистики многократно возрастает.

Эпоха Октябрьской революции 1917 г. и гражданской войны необычайно активизировала отечественную журналистику, прежде всего публицистику русского зарубежья, существовавшую в атмосфере гораздо большей свободы, чем внутрироссийская. Участники и свидетели трагических событий, вынужденно покинувшие отечество, посвятили остаток жизненного пути постижению судеб своего поколения на фоне истории: «Взгляни, мир, на этот великий исход и осмысли его значение» (И. Бунин).

В поисках ответа на вопрос, что же такое эмиграция в высшем, метафизическом, космическом смысле, в чем ее историческое предназначение, обращаясь к фаталистической сути и природе беженства как формам спасения и борьбы за жизнь, эмигрантская публицистика актуализировала смысл пребывания россиян в изгнании, консолидировала русскую эмиграцию в ее глубочайшей потребности служить России, жить во имя ее будущего.

Для старшего поколения русских эмигрантов, живших мыслью о том, что эмиграция – лишь временный полустанок, а впереди их ждет Родина и героическое служение ей, забота о воспитании подрастающего поколения – верных сынов России – явилась приоритетной задачей.

По различным данным дети составляли около 30 % от всего числа эмигрантов[293]293
  Журналистика российского зарубежья о самосохранении детей в условиях эмиграции // Постижение педагогической культуры человечества: в 2 т. Т. 2. Отечественная педагогическая традиция / под ред. Г. Б. Корнетова. М.: АСОУ, 2010. С. 194.


[Закрыть]. Большинство из них оказались на чужбине без родителей и семей в состоянии душеного излома, утраченной стабильности мироощущения. Благополучных детей в условиях эмиграции 1920-х гг. было мало: счастливчиками считались те, кто имел дом и семью, немногочисленные приюты не имели возможности принять всех беспризорников. Активная благотворительная деятельность русских меценатов и предпринимателей, общественных организаций и простых граждан во многом облегчала ситуацию, но не могла изменить ее кардинально. Помимо материальной помощи малышам и подросткам требовалось нечто более важное – помощь психологическая. Оказать ее можно было, предоставив детям возможность выразить свои чувства, «приблизив тем самым катарсис, сулящий восстановление их психического здоровья»[294]294
  Раев М. Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции 19191939. М.: Изд-во «Прогресс-академия», 1994. С. 66.


[Закрыть]. Выплеснуть свои эмоции, «выговориться» юная страдающая душа могла, включившись в диалог со своими сверстниками на страницах детского периодического издания.

Печать для детей и молодежи (в качестве вложений и приложений к «взрослым» изданиям, в виде самостоятельных газет и журналов) составила значительную часть рынка русской периодики за рубежом. Издательскими центрами русскоязычной периодики для детей и юношества 1920-х гг. в странах Запада стали столицы стран Балтии (Гельсингфорс, Рига, Тарту, Вильнюс), центральной (Прага), западной (Берлин, Париж) и юго-восточной Европы (Белград, София), в 19301940-е гг. – крупнейшие города Америки (Нью-Йорк), Бразилии (Сан-Паулу, Рио-де-Жанейро), Австралии (Сидней). За два десятка лет в этих странах русскими было издано более 300 периодических изданий, адресованных детям и юношеству.

Восточный вектор эмиграции был направлен в страны Северо-Восточной Азии – Корею, Японию, Китай. Одной из самых многочисленных на Дальнем Востоке стала русская колония в Китае: по некоторым данным, в 1920-е гг. ее численность составляла от 250[295]295
  Аблова Н. Е. КВЖД и российская эмиграция в Китае: Международные и политические аспекты истории (первая половина XX в.). М.: НД ИД «Русская панорама», 2005. С. 127.


[Закрыть] до 400 тыс.[296]296
  Печерица В. Ф. Духовная культура русской эмиграции в Китае. Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1998. С. 264.


[Закрыть] человек. Издательскими центрами «русского» Китая 1920 – 1940-х гг. стали Харбин и Шанхай. Как свидетельствует американский исследователь русской эмиграции Э. Штейн, «по количеству журналов русский Дальний Восток значительно превзошел русскую Америку»[297]297
  Штейн Э. Журналы русского Китая // Знамя. 1990. № 6. С. 231–236.


[Закрыть]. Согласно данным, полученным современными учеными, каталог изданий для детей и молодежи, выпускавшихся русскими в Китае, составляет около 200 наименований[298]298
  Бабкина Е. С. Журналистика русского зарубежья Дальнего Востока для детей и молодежи в социокультурном контексте (1898–1945 гг.): диссертация… доктора филологических наук: 10.01.10. Санкт-Петербург, 2018. С. 366–390.


[Закрыть].

Процесс издания русскоязычных газет и журналов для подрастающего поколения за рубежом 1920–1940-х гг. во многом был определен спецификой экономического и внутриполитического развития каждой из стран, а также особенностями внешней политики по отношению к СССР и ведущим государствам Европы, Америки и Азии. Сложные, в ряде случаев уникальные экономические, политические и социокультурные условия формирования западного и восточного вектора русской эмиграции обусловили типологическое разнообразие и своеобразие периодической печати для детей и молодежи.

Уже в начале 1920-х гг. за рубежом начала издаваться русскоязычная периодика, адресованная детям дошкольного и младшего школьного возраста: «Ванька-встанька» (Берлин); «Зелёная палочка», «Огоньки» (Париж); «Детский уголок» (приложение к журналу «Перезвоны» (Рига); «Золотое детство» (Белград); «Ласточка», «Василёчки», «Журнал детских развлечений», «Родные картинки» (Харбин) и др.

Для юношества и молодежи выпускались газеты и журналы: «Русская земля», «Русь», «Сверчок», «Union», «Молодая мысль», «Фронт молодых» (Париж); «Голос русской молодежи» (Женева); «За Россию» (София); «За Россию» (Шанхай), «Дальневосточник» (Тяньцзинь), «Молодая Чураевка» (Харбин) и др.

В ряде случаев издатели эмигрантской прессы сегментировали детскую аудиторию не только по возрасту, но и по полу, выпуская издания как для мальчиков – «Восход», «Колос», «Русскому мальчику» (Париж), так и для девочек / девушек – «Черные пелеринки: журнал воспитанниц Первой русско-сербской девичьей гимназии-интерната в Королевстве СХС» (Великая Кикинда), «Однодневная газета Организации русских девушек» (Харбин).

Основной массив детско-юношеской периодики русского рассеяния 1920–1940-х гг. составила ученическая пресса. Усилиями учащихся и педагогов эмигрантских школ и гимназий издавались русскоязычные рукописные и машинописные газеты и журналы «Школьные годы», «Колокол», «Огонек», «Вешние воды», «Школьное эхо» (Рига); «Молодые побеги: двухнедельный журнал, издававшийся русским юношеством парижских средних школ» (Париж); «На чужбине: издание учащихся русской гимназии в Праге» (Прага); «Онокашник», «Ученье – свет» (Нью-Йорк); «Школьные отголоски», «Звонок», «Рефератный вестник», «Друг гимназиста», «Друг учащихся», «Гимназист», «Наши мысли» (Харбин) и др.

Благодаря подвижнической деятельности русских ученых и содействию властей принимающих государств, в Берлине, Париже, Софии, Праге, Харбине были созданы научные центры русского зарубежного высшего образования и науки. На фоне развивавшейся академической жизни эмигрантов возникла студенческая издательская деятельность. Газеты и журналы «Стремление», «Студенческая жизнь» (Берлин); «Годы изгнания», «Мир техники» (Париж); «Голос студента», «Духовный мир студенчества», «За чертой», «Студент», «Студенческие годы» (Прага); «Дни нашей жизни» (Гельсингфорс); «Русский студент» (Нью-Йорк); «К свету», «Жизнь студента», «Эхо», «Слово молодежи», «Русский студент», «Студенческая газета», «Татьянин день», «День студента» (Харбин) и пр. внесли существенный вклад в установление межкультурного диалога и образовательных связей в преподавательской и студенческой среде, способствовали психологической и социальной адаптации русской молодежи к новым социокультурным условиям.

Политическое размежевание русской эмиграции обусловило выпуск изданий различной идеологической направленности. В Европе и Азии издавалась политизированная пресса монархистов («Мушкетер», «Голос мушкетера», «Харбинский мушкетер» – Харбин), младороссов («Молодая Россия» – Париж), фашистов («Крошка», «Авангард», «Авангардистка», «Русский Авангард» – Харбин, Шанхай), эсеров («Записки социал-демократа, издаваемые П. Н. Потресовым», «Свобода», «Отклики жизни» – Париж; «Юный социалист-революционер» – Харбин), республиканцев-демократов («Призыв» – Париж), коммунистов («Друг коммуниста» – Харбин).

Политический плюрализм россиян за рубежом дополнялся широтой религиозных взглядов. Основу русскоязычной религиозной периодики для подрастающего поколения составляла православная пресса («За Русь, за веру», Париж; «Во имя Христа», «Семейный друг», «Детское чтение» – Харбин), однако в ряде случаев имели место также католические («Пробуждение: журнал русского католического лицея Св. Николая», Харбин) и протестантские («Светоч: журнал юношеского кружка союзн. церкви баптистов», Харбин) издания.

Среди многочисленных общественных организаций и молодежных объединений русского зарубежья наибольшую издательскую активность проявили скауты. В то время как некогда популярное в Российской империи движение к 1922 г. полностью изжило себя в Советской России, в зарубежье газеты и журналы русских скаутов продолжали издаваться вплоть до 1940-х гг. В Европе выходили «Витязь» (Белград), «Компас» (София), «Помни Россию» (Брюссель), «У костра», «Черпачёк» (Париж); в Америке – «Русский медведь» (Беркли); Китае – «Вестник скаута» (Харбин), «Голос Скаута» (Харбин), «За Россию будь готов!» (Харбин), «Русский скаут» (Харбин) и пр.

Общество «Русский Сокол» заявило о себе в эмиграции как о внепартийной национально-русской организации, желавшей «уберечь русских детей и подростков, родившихся на чужбине, от денационализации, сохранить все русское, честное и нужное для дела восстановления своей страны»[299]299
  Вадков А. Русский сокол и его задачи за границей. Загреб, 1926. С. 7.


[Закрыть]. Идея гармонического развития духа и тела человека в направлении непрестанного совершенствования на пользу своего народа транслировалась адресованными молодежи газетами и журналами: «Русский сокол» (Белград); «Русский сокол в Болгарии» (София); «Русский сокол», «Русский сокол за границей» (Прага); «Русский сокол во Франции» (Париж) и др.

Несмотря на существенные языковые, культурные, социально-экономические, политические различия стран вынужденного пребывания россиян, в периодической печати западной и восточной ветви русской эмиграции четко прослеживалась одна общая тенденция – следование дореволюционным традициям. В основу детско-юношеской периодики русского зарубежья были положены профессиональные принципы русской классической детской журналистики: сочетание художественного и научно-познавательного материала, ориентация на грамотную русскую речь, нацеленность на гармоничное развитие ребенка, отсутствие нарочитой назидательности. Как и в дореволюционной детско-юношеской прессе, основное наполнение русскоязычной печати для детей в эмиграции составляли литературно-художественные произведения, занимательные, познавательные научно-популярные и публицистические статьи, очерки по различным отраслям науки, биографии известных людей, повести, сказки, рассказы с продолжением, шутки и анекдоты.

В издании русскоязычных газет и журналов для детей и молодежи за рубежом принимали участие признанные мастера художественного слова (А. Амфитеатров, Л. Андреев, И. Бунин, Е. Замятин, В. Куликовский, А. Куприн, А. Ремизов, В. Набоков, М. Осоргин, А. Толстой, Н. Тэффи, И. Шмелев, А. Черный, А. Яблоновский и др.), выдающиеся русские художники (А. Бенуа, К. Коровин), ученые (Ф. Индриксон, В. Премиловский, Н. Устрялов), лидеры общественных объединений (О. Пантюхов, А. Соколов-Кречетов), священнослужители (архиепископ Нестор / Н. Анисимов, епископ Виктор / Л. Святин), многочисленные энтузиасты.

Издатели эмигрантской периодики для подрастающего поколения (вне зависимости от типа издания), следуя традициям дореволюционной детско-юношеской журналистики, стремились формировать и развивать интеллектуальные, духовные, творческие способности детей и подростков; приобщать юношество к чтению; содействовать решению острых социальных проблем (образования, охраны труда, досуга молодежи).

Однако приоритетной задачей старшего поколения русских эмигрантов стало сохранение у детей и подростков родного (национального) языка. В публикациях периодических изданий для детей и молодежи представители старшего поколения русских эмигрантов указывали подрастающему поколению, что именно язык является памятью народа, ключом к познанию культуры, способом сохранения национальной идентичности: «Сохраните и других научите сохранить русский язык, русскую культуру <…> Русский язык прекрасен. Он выражает тончайшие оттенки мысли, нежнейшие колебания чувства. Он неисчерпаемо богат словами, в которые вкладывается душа, которыми и мысль и чувство передаются от человека к человеку, воспитывая людей в несравненном идеализме, в несравненной христианской высоте русской духовной культуры. На этом языке неслась колыбельная песня, под звуки которой мы засыпали в младенчестве. На этом языке мы научились читать и получать возможность приобщиться к бескрайнему вместилищу духовных сокровищ – к Русской Культуре»[300]300
  Пантюхов О. И. Русский язык (из приказа Старшего русского Скаута О. И. Пантюхова) // За Россию будь готов! Харбин.1937. Январь. С. 17.


[Закрыть].

Традиция почитания родной земли, идущая от канонов русской литературы, стала основополагающей в деятельности изданий, строящих свою работу по линии русской классической журналистки. В стремлении сохранить родной язык и культуру эмигранты обратились к фольклору: на страницах детской периодики публиковали русские народные сказки и сказания («Лиса и зац»[301]301
  Ласточка, Харбин. 1937. № 2. С. 15–16.


[Закрыть], «Лиса-ночлежница»[302]302
  Ласточка, Харбин. 1932. № 6. С. 1 1–12.


[Закрыть], «Девятибратка»[303]303
  Ласточка, Харбин 1932. № 16. С. 10–12.


[Закрыть], «Лисичка-сестричка»[304]304
  Ласточка, Харбин. 1931. № 6. С. 14.


[Закрыть], «Морозко»[305]305
  Страничка для детей / Газета для всех, Рига. 1938. № 52. С. 16.


[Закрыть], «Сказание о бродячем попе и встречном угоднике»[306]306
  Юный читатель. Святки, Рига. 1925. Декабрь. С. 31–33.


[Закрыть], «Сивка-Бурка – вещая каурка»[307]307
  Для молодежи, Рига. 1940. № 19. С. 1 1-12.


[Закрыть] и др.), переложения библейских легенд и преданий («Из преданий на день Пасхи»[308]308
  Лицеист. Издание учащихся лицея Св. Николая, Харбин. 1942. Апрель. С. 5–6.


[Закрыть], «В светлый день»[309]309
  Ласточка, Харбин. 1937. № 9. С. 12–13.


[Закрыть], «Светлое Христово воскресенье»[310]310
  Страничка для детей / Газета для всех, Рига, 1937. № 17, 24 апреля. С. 22–23.


[Закрыть], «Легенда о Св. Георгии»[311]311
  Помни Россию, Париж. 1931. б/н. С. 6–10.


[Закрыть] и пр.), которые иллюстрировали красоту и богатство русского языка, поддерживали у подрастающего поколения приверженность к православной вере и русским традициям, а для многих юных читателей – раскрывали их впервые.

Маленькие дети безоговорочно верят всему, что написано в книгах, и эта вера во многом обязывает писателей быть предельно правдивым со своим читателем. В случае с писателями-эмигрантами эта правда особого рода. Содержательный анализ публицистики русского зарубежья позволяет выявить особый тип рефлексии автора-эмигранта. Специфика «творческого поведения» изгнанника соотносима с тем, что психоаналитики называют реверсией и относят к средству психологической защиты: воссоздавая образ горячо любимой и вынужденно покинутой ими России, эмигранты подсознательно вкладывали в него то, в чем так остро нуждались сами.

Подрастающему поколению русских эмигрантов были необходимы «подлинно российские» ориентиры – языковые, географические, этнокультурные, этнорелигиозные. Сохраняя образ дореволюционной, во многом патриархальной России, публицистика целенаправленно использовала широко распространенные метафоры, узнаваемые образы, глубоко заложенные в национальном сознании, – те, которые не требовали дополнительной расшифровки: «березовый лесок», «необозримая равнина»[312]312
  К. Р. Родная картина // Русь, Париж. 1936. № 2. С 18.


[Закрыть], «русская тройка», «унылая песнь ямщика», «степи, столбы верстовые, беспредельный, бескрайний простор»[313]313
  Волин М. Россия // Чураевка: литературная газета, Харбин. 1932. № 7 (1). 27 декабря. С. 1.


[Закрыть], «морозная ночь», «бубенцы», «по красным углам образа», «самовар, леденцы и орех»[314]314
  Князев В. В. Я хочу // Мушкетер, Харбин. 1940. Декабрь. С. 5–6.


[Закрыть] и пр.

Важные языковые и культурно-нравственные ориентиры подрастающему поколению задавала русская классика. Личность и творческое наследие мастеров художественного слова Золотого и Серебряного века русской поэзии на всем протяжении эмигрантского периода оставались в эпицентре внимания. Биографические рассказы, воспоминания о встречах, литературно-критические статьи, стихотворения о русских классиках публиковались в просветительской и литературно-художественной периодике для детей и молодежи: «А. С. Пушкин – знамя национального возрождения России»[315]315
  Однодневная академическая, литературная газета, посвященная памяти великого поэта А. С. Пушкина по случаю 128 годовщины дня рождения и девяностой годовщины смерти, Харбин. 1927. № 18 июня. (26 мая ст. ст.). С. 4.


[Закрыть], «Лермонтов»[316]316
  Щеголев Н. Лермонтов // Чураевка, Харбин. № 5 (1 1). Февраль 1934. С. 2.


[Закрыть], «Иван Алексеевич Бунин»[317]317
  Слободчиков Вл. Иван Алексеевич Бунин // Чураевка, Харбин. 1934. № 5 (1 1). Февраль. С. 1.


[Закрыть], «Мировая слава – достойнейшему. О Бунине-поэте его же словами»[318]318
  Фелькнер В. Мировая слава – достойнейшему. О Бунине-поэте его же словами // Взлеты, Париж. 1934. № 1. С. 3–5.


[Закрыть], «Лев Николаевич Толстой (к 15-летию со дня смерти)»[319]319
  Лев Николаевич Толстой (к 15-летию со дня смерти) // Юный читатель. Святки, Рига. 1925. Декабрь. С. 28–30.


[Закрыть] и др.

Уважительное отношение к книжной культуре, преклонение перед гением русских классиков, с одной стороны, являлось своеобразным экскурсом в историю богатейшей российской словесности, с другой – укреплением национальных культурных традиций в рамках патриотического воспитания подрастающего поколения.

К 1930-м гг. уже сформировалось поколение тех, кто не знал России или же имел о ней очень смутное представление. Молодежь, покинувшая Россию в возрасте до 10 лет, почти не знала мирной жизни и сохранила в памяти лишь отдельные эпизоды дореволюционного быта. Другая часть была рождена за рубежом или же привезена туда в младенческом возрасте и не знала России вовсе. Посредством печатного слова русские за рубежом сохраняли, а для многих и формировали образ великой России, которая веками воздвигалась и крепла «под покровом Веры и Церкви Православной <…> Помазанников Божьих, благочестивейших Царей и венценосных Императоров Всероссийских»[320]320
  Обращение Высокопреосвященнейшего Виктора, Архиепископа Китайского и Пекинского к русским детям // Вестник национальной организации русских скаутов-разведчиков, Тяньцзин. 1939. № 8. С. 13.


[Закрыть]. С неизменным почитанием на страницах периодической печати для детей и молодежи изображались лучшие сыны Родины – Ярослав Мудрый[321]321
  Одинец Д. М. Ярослав Мудрый // Огоньки, Париж. 1932. № 5. С. 7–8.


[Закрыть] и Владимир Мономах[322]322
  Симонович С. Владимир Мономах // Восход, Париж. 1935. № 6. С. 42–43.


[Закрыть], Святой Благоверный Великий Князь Александр Невский и Дмитрий Иоаннович Донской, Великий Князь Иоанн III[323]323
  Там же.


[Закрыть], чей «труд державный, Русь укрепил на страх врагам»[324]324
  Шереметьев Н. М. Наш герб // Русь, Париж, 1936. № 2. С. 2.


[Закрыть]. Их жертвенный патриотизм и пламенная любовь к отечеству являли юным скитальцам образец величия русского духа и пример для подражания.

В разъяснении причин, побудивших оставить Родину, авторы детско-юношеской прессы нередко прибегали к историческим параллелям, соотнося события 1917 г. с «днями смуты» 1612 г., возрождая в памяти изгнанников имена освободителей – «Святителя Гермогена и Авраама Палицына, Минина и Пожарского, Прокопия Ляпунова, Скопина-Шуйского, Ивана Сусанина»[325]325
  Обращение Высокопреосвященнейшего Виктора, Архиепископа Китайского и Пекинского к русским детям // Вестник национальной организации русских скаутов-разведчиков в Северном Китае, Тяньцзин. 1939. № 8. С. 13.


[Закрыть].

Наиболее популярными историческими фигурами эмигрантской публицистики вплоть до 1940-х гг. оставались российский император Николай II и все представители династии Романовых как знаковая, неотъемлемая составляющая Российской империи. «Несмотря на очевидный провал в политическом управлении страной последнего российского императора, монархическая тема была широко распространена среди русских за рубежом и получила самые разные оценочные характеристики, в том числе положительные, а часть политической эмиграции вообще лелеяла надежды на восстановление режима»[326]326
  Синельникова Е. Н. Образы ушедшей России в периодической печати русского зарубежья 1920–1930 гг.: автореф. дис. … канд. ист. наук. Саратов, 2013. [Электронный ресурс]. URL: http://cheloveknauka.com/obrazy-ushedshey-rossii-vperiodicheskoy-pechati-russkogo-zarubezhya-1920-1930-h-godov (дата обращения: 09.08.2017 г.).


[Закрыть]. Монархическое движение за рубежом было неоднородным: одни эмигранты ратовали за возведение на престол Великого князя Николая Николаевича, другие – за Великого князя Кирилла Владимировича. Третьи отстаивали необходимость возрождения монархического режима, не фокусируя внимания на личности будущего правителя.

Обращение молодежной публицистики к историческим сюжетам прошлого нередко являлось продолжением агитационной борьбы издателей «взрослой» эмигрантской прессы, представляющей интересы противоборствующих сторонников «белой идеи» в борьбе за власть и императорский титул. Играя на ностальгических переживаниях русских изгнанников, представители монархического крыла и праворадикальных организаций политической эмиграции в публикациях «Отречение Государя»[327]327
  Куприн А. И. Отречение Государя // Сверчок, Париж. 1938. 30 сентября. С. 4–6.


[Закрыть], «Дневник наследника»[328]328
  Дневник наследника // Сверчок, Париж. 1938. 30 сентября. С. 6–7.


[Закрыть], «Двадцатилетие мученического пути царской семьи»[329]329
  Двадцатилетие мученического пути царской семьи // Сверчок. Париж, 1938. 30 сентября. С. 1–3.


[Закрыть], «Воспоминание из жизни августейших детей»[330]330
  Крошка., Харбин. 1937. 24 июля. С. 2, 3.


[Закрыть], «Как мы спаслись: очерк Великого Князя Александра Михайловича»[331]331
  Мушкетер, Харбин. 1940. Декабрь. С. 2.


[Закрыть], «К 60-летию коронации Царя-Миротворца»[332]332
  На штурм: орган связи российской молодежи, Муданьцзян, 1943. 1 марта. С. 19–24.


[Закрыть] и др. формировали в сознании подрастающего поколения эмигрантов положительный образ монарха.

Со временем в эмигрантской публицистике фигура царя трансформировалась в собирательный образ идеального правителя, который неизменно сопровождался атрибутами российской государственности (Кремль, двуглавый орел, трехцветные знамена) и эпитетами «державный», «православный», «справедливый», «русский». Публикации детско-юношеской периодики русского зарубежья демонстрируют, что подрастающее поколение русских эмигрантов вплоть до 1940-х гг. воспитывалось в духе патриотизма на идее реставрации монархии и возвращения к прежним государственным устоям:

 
«Но мы верим – Отчизна воспрянет,
И под сенью Трехцветных Знамен
Свои мощные крылья расправит
Герб Российский – Двуглавый Орел»[333]333
  Россия // Вестник-ежемесячник Отдела Н.О.Р.С. в Сев. Китае. Идеология. Методология. Информация, Тяньцзинь. 1939. № 8. С. 45.


[Закрыть].
 

Спасительной силой, способной вернуть России ее прежнее величие, должно было стать православие. В ежегодных пасхальных и рождественских номерах газет и журналов для детей и молодежи публиковались стихотворения, статьи, рассказы, в основу которых были положены Евангельские притчи («Ночь Рождества Христова у древних Христиан»[334]334
  Чюмина О. Ночь Рождества Христова у древних Христиан // Детский уголок / Перезвоны. Рига. 1925. № 7–8. С. 216.


[Закрыть], «От Пасхи до Троицы»[335]335
  Ладо. От Пасхи до Троицы // Русь, Париж. 1936. № 2. С. 4–6.


[Закрыть], «История происхождения праздника Пасхи»[336]336
  Семейный друг, Харбин. 1927. № 4. С. 14.


[Закрыть], «Как праздновали Светлый Праздник в России»[337]337
  Ласточка, Харбин. 1933. № 8. С. 18.


[Закрыть] и др.). Доступным языком старшее поколение русских эмигрантов разъясняло молодежи основы христианства («Закон Божий»[338]338
  Семейный друг, Харбин. 1927. № 2. С. 12–14.


[Закрыть], «Откровение личности Иисуса Христа»[339]339
  Там же. С. 8–10.


[Закрыть], «Божий план спасения человека»[340]340
  Семейный друг, Харбин. 1927. № 3. С. 1 1–12.


[Закрыть]), на библейских заветах учило разбираться в сложных жизненных вопросах («Кто виновен в этом?»[341]341
  Семейный друг, Харбин. 1927. № 7. С. 1 1–12.


[Закрыть], «Что такое счастье?»[342]342
  Семейный друг, Харбин. 1927. № 9. С. 15.


[Закрыть], «Цените свое время»[343]343
  Источник жизни, Харбин. 1929. Январь. С. 17.


[Закрыть], «Что останется с вами?»[344]344
  Семейный друг, Харбин. 1927. № 1 1. С. 16.


[Закрыть], «Советы для молодых людей»[345]345
  Источник жизни, Харбин. 1929. Сентябрь. С. 17.


[Закрыть]), идти по жизни с верой в Бога. Авторы детско-юношеской публицистики были твердо убеждены, что только «православная русская культура создает правильное мировоззрение юноши»[346]346
  Матковский И. А. Помогите нам воспитать достойную смену! // Русская речь: издание союза националистической молодежи, Харбин. 1938. Июнь. С. 6.


[Закрыть] и формирует единственную прочную связь с Родиной.

В условиях изгнанничества русские эмигранты пришли к пониманию того, что передача культурных составляющих нации – веры, обычаев, традиций, языка – максимально эффективна лишь в семье. Более того, в условиях социального, экономического и духовного кризиса россияне как никогда ранее ощутили потребность в семье и семейных ценностях, пришли к осознанию их значимости. На протяжении 19201940-х гг. в детско-юношеской периодике русского зарубежья публиковались материалы, прямо или косвенно утверждавшие идею сохранения и укрепления семейных традиций, ценности семейной жизни: «Люби мать и отца, и эта любовь сохранит для России – семью. Будет у русских связанная любовь, человеческая, христианская семья, будет и Россия»[347]347
  Заветы старых разведчиков // Вестник национальной организации русских скаутов-разведчиков в Северном Китае, Тяньцзин. 1939. № 8. С. 65.


[Закрыть].

Старшее поколение русских эмигрантов старалось убедить русскую молодежь, «что недалек уже день освобождения России от ига коммунистов, прекрасный и радостный день возвращения <…> на воскресшую Родину»[348]348
  Обращение Высокопреосвященнейшего Виктора, Архиепископа Китайского и Пекинского к русским детям // Вестник национальной организации русских скаутов-разведчиков, Тяньцзин. 1939. № 8. С. 14.


[Закрыть]. Однако недостаточная осведомленность о положении дел в Советской России, отсутствие точной и правдивой информации, возможность судить о событиях в СССР в основном по советской прессе, крайняя затруднительность живой переписки привели эмигрантов к узости и односторонности представлений о событиях, происходящих в отечестве. Дефицит информации о жизни в метрополии, затаенная обида и горечь, ненависть к виновникам изгнания способствовали тому, что события в СССР изображались эмигрантской «взрослой» прессой нарочито эмоционально, язвительно-саркастично, крайне негативно.

Юные авторы публикаций политически ангажированной периодики с воодушевлением вторили старшему поколению: «Сейчас на проcторах нашей красавицы-Родины море крови, cлез, печали, гoлoда… А дети, отoрванные oт любящих родителей, скитаются и воспитываются в ужасных условиях, питаясь всякими отбросами, чтобы уменьшить болезненные спазмы голoда. Эти детишки, наподобие загнанных зверюшек, прячутся по норам, по лесным дебрям»[349]349
  Крошка, Харбин. 1937. 24 июля. С. 1.


[Закрыть].

Революция и гражданская война запечатлелась в памяти старшего поколения как «сплошные убийства, насилия <…> кромешный голод, мор, дикий водоворот ужасов и кошмаров»[350]350
  Черкавская Е. Дети-беженцы // Юный друг, Ужгород. 1930. № 5. С. 1 14.


[Закрыть], дети же в силу возраста много не помнили или не понимали. Однако раз за разом внимая воспоминаниям отцов, которым «мало было переживать эти ужасы, важно было пережёвывать их, любоваться ими, по капле смаковать их»[351]351
  Там же.


[Закрыть], они вскоре и сами поверили в то, что большевики «отравили <их> детскую душу, <их> юные годы»[352]352
  Там же.


[Закрыть]. Не удивительно, что со страниц детских газет и журналов то и дело слышались призывы «Долой коммунистов!»[353]353
  Крошка, Харбин. 1937. 24 июля. С. 1.


[Закрыть], «Коммунизм умрет. Россия будет жить»[354]354
  Русский авангард, Шанхай. 1938. № 124. 17 июля. С. 1.


[Закрыть].

Деполитизированная эмигрантская периодика для детей в освещении событий Советской России использовала принципиально иной подход: политическая и культурная ситуация на Родине не получила в ней своего прямого отражения. Показательным в этом отношении является художественно-публицистический очерк «Самая чудесная страна на свете», опубликованный в 1933 г. в журнале для детей младшего возраста «Ласточка»[355]355
  Самая чудесная страна на свете // Ласточка, Харбин. 1933. № 7. С. 15–16.


[Закрыть]. Образ Родины, воссозданный на страницах детского журнала, открывал малышам прекрасный, светлый и добрый мир богатой и щедрой природы, трудолюбивых и счастливых людей. Повествование лишено полутонов – только глубокие яркие цвета, сильные чувства, положительные эмоции, которые влекут к себе ребенка, как все красочное, лишенное однообразия и бытовой серости. Словесная живопись рассказа подчинена восприятию малыша: повествование о Родине ведется динамично и увлекательно. В результате ребенок не только усваивает новые сведения о России, но и испытывает целую гамму чувств: восхищение красотой, удивление многообразию природных богатств, гордость за широту и необъятность русских просторов.

Избранная форма повествования о Родине – беседа – не оставляет ребенка равнодушным наблюдателем, а делает его активным участником происходящего, переживающим вместе с Родиной ее лучшие события. В повествовании о России автор использует прием незаметного перехода из мира реального в сказочно-условный. Художественный вымысел позволяет избежать освещения острых, болезненных ситуаций и при этом создать ясный, четкий, узнаваемый образ, генетически близкий каждому россиянину. Юный читатель воспринимает Россию не внешним, а «внутренним» зрением, пропуская видимое через сердце.

«Ласточка» – издание для детей младшего возраста, многие из которых еще не обучены грамоте и знакомятся с содержимым журнала при помощи родителей. Читая книгу вместе со взрослым, малыш может выйти далеко за пределы того, на что способен самостоятельно: воспринимать произведения с более сложным содержанием, некоторые тонкости в подтексте. Однако при совместном чтении может возникнуть серьезная проблема: ребенок не способен к рефлексии, и, читая книгу вместе со взрослым, он воспринимает ее содержимое чужим сознанием, сопереживает чувствам и эмоциям читающего. Авторитет взрослого в этом случае становится определяющим в мироощущении малыша.

В «Ласточке» рассказ о России намеренно лишен острых политических и социальных проблем. Изгнанники словно намеренно избегали освещения и прямых оценок происходящих в отечестве событий. «Теперь <…> очень многое в России изменилось, изменилось к худшему. Но об этом говорить с тобой я не буду. В свое время все узнаешь, во всем разберешься»[356]356
  Ласточка, Харбин. 1933. № 7. Л. 60 об.


[Закрыть]. Устраняя «темные» для наивного понимания моменты, взрослый переводит разговор на то, что близко и понятно малышу: «Дорогой мой, ты не можешь себе представить, что за чудесная страна наша Россия!.. И красивая, и богатая, и огромная <…> Всего там было вдоволь, все было дешево, и жизнь была спокойная, размеренная, налаженная, изобильная»[357]357
  Там же.


[Закрыть]. Вместе с тем оборванность, недосказанность повествования о «самой чудесной стране» не могли скрыть горечи, тоски и чувства собственной вины от произошедшей утраты: «Не умели мы всего этого добра ценить!»[358]358
  Там же.


[Закрыть]. Деликатно, едва заметно, сквозь недомолвки и недосказанность чуть заметным пунктиром в жизнь ребенка пробивалась трагедия настоящего – эпоха раскола России. Так детская публицистика в эмиграции воспитывала и сохраняла в подрастающем поколении чувство Родины, но избавляла сознание детей от чувства ненависти к виновникам их изгнанничества.

Дети-эмигранты «зачастую, вернее всегда, имевшие очень смутные представления о действительной жизни на Родине, любившие ее, если так можно выразиться, весьма абстрактной любовью»[359]359
  «Будто нет расстоянья и времени нет…» (из писем поэтов, бывших эмигрантов, к А. В. Ревоненко). Хабаровск: Хабаровский краевой краеведческий музей им. Н. И. Гродекова, 2006. С. 77.


[Закрыть] жадно впитывали идиллические картины «самой чудесной страны», и они обретали свое второе рождение уже в собственно детском творчестве.

Сочинения младшего поколения русских эмигрантов, представленные на страницах детско-юношеской периодики («Русь»[360]360
  Носарь С. Русь // Ласточка, Харбин. 1933. № 9. С. 12.


[Закрыть], «Россия»[361]361
  Волин М. Россия // Чураевка: литературная газета, Харбин. 1932. № 7 (1). 27 декабря. С.1.


[Закрыть], «Забытый храм»[362]362
  Павленко Л. Забытый храм // Черные пелеринки: журнал воспитанниц Первой русско-сербской девичьей гимназии-интерната в Королевстве СХС. Великая Кикинда, 1924. С. 1


[Закрыть], «Гроза»[363]363
  Черновская Т. Гроза // Черные пелеринки: журнал воспитанниц Первой русско-сербской девичьей гимназии-интерната в Королевстве СХС, Великая Кикинда. 1924. 31 декабря. С. 1.


[Закрыть], «Родина»[364]364
  Парленко Л. Родина // Черные пелеринки: журнал воспитанниц Первой русско-сербской девичьей гимназии-интерната в Королевстве СХС, Великая Кикинда. 1924. 31 декабря. С. 1.


[Закрыть] и др.) свидетельствуют об умозрительном, сентиментально-книжном представлении юных авторов об их исторической Родине, сформированном на основе собственных, почти стертых воспоминаний, но в большей степени – ностальгическими переживаниями эмигрантов старшего поколения. Не удивительно, что со временем «Родина, потеряв смысл географический, стала понятием духовным»[365]365
  Бузуев О. А. Литература русского зарубежья Дальнего Востока: учебное пособие. Комсомольск-на-Амуре: Изд-во АмГПГУ, 2012. С. 26.


[Закрыть].

Русская молодежь за рубежом находилась в окружении соотечественников, воспитывалась в русских национальных традициях, приобщалась к русской культуре, однако взрослела и формировалась в контексте культуры европейской/американской/азиатской. И если старшее поколение русских эмигрантов Европы в качестве единственно возможной стратегии выживания выбрало «почти непроницаемое существование двух миров, французского и русского»[366]366
  Марченко Т. Первая волна эмиграции: русская культура за рубежом / История русской культуры: онлайн-университет Arzamas. URL: https://arzamas. academy/materials/1368 (дата обращения: 27.03.2021).


[Закрыть], то на молодое эмигрантское поколение все большее влияние оказывала «окружающая иностранная жизнь всем многообразием своих светлых и темных сторон, всей радугой цветов живой (курсив мой – Е. Б.) жизни»[367]367
  Сын Ивана. Психология денационализации и способы борьбы с ней // Взлеты, Париж. 1934. № 1. С. 16.


[Закрыть]. Все чаще можно было видеть «как переросший старший братец по смутным воспоминаниям, а больше понаслышке, восхваляет старые, стройные, блестящие и грозные парады вышколенных дворников, дешевизну и помещичье обилие дореволюционной русской жизни, а его младший братец стыдится говорить по-русски в трамваях и, чтобы глубже и полноправнее войти во французскую жизнь, приделывает приставки к своей фамилии»[368]368
  Сын Ивана. Психология денационализации и способы борьбы с ней // Взлеты, Париж. 1934. № 1. С. 16.


[Закрыть], а «дочурка <.. > начинает учить современное право посредственного, но живого (курсив мой – Е. Б.) французского народа»[369]369
  Там же.


[Закрыть]. Так инокультурная реальность за порогом дома, составлявшая саму жизнь, вытесняла книжные образы прекрасной, но незнакомой России.

Процесс неизбежного «врастания» русских эмигрантов в чужую культурную и языковую среду метафорически точно выразил В. Набоков в стихотворении «Разговор»:

«Года идут. Язык, мне данный, скудеет, жара не храня, вдали живительной стихии. Слова, как берега России, в туман уходят от меня»[370]370
  Набоков В. Разговор / В. Набоков. Собрание сочинений. URL: https:// fantlab.ru/edition166968 (дата обращения: 27.03.2021).


[Закрыть].

По мере того как в СССР укреплялся новый режим и усиливался его тоталитарный характер, мечты эмигрантов о возвращении на Родину таяли. Приходило осознание, что в чужой стране необходимо устраиваться надолго. Возможно, навсегда. Интеграции россиян в социальную, политическую и культурную жизнь стран расселения во многом способствовала либеральная политика значительной части государств Европы и Америки, гарантировавшая национальным меньшинствам культурную автономию, лояльность, защиту прав человека и гражданина.

Многолетнее пребывание на чужбине научило русских изгнанников ценить и уважать гостеприимство и толерантность страны, давшей им приют. Не случайно в одном из приказов от 12 марта 1939 г. старший русский скаут О. Пантюхов в качестве первого пункта скаутской присяги посчитал необходимым утвердить обязательство: «Даю торжественное обещание и скрепляю его своим честным словом, что я буду исполнять свой долг перед Богом, моей страной и страной, где я живу» (курсив мой – Е. Б.)[371]371
  Пантюхов О. Русским скаутам-разведчикам (из приказа № 313) // Вестник: Отдел Национальной организации русских скаутов-разведчиков в Северном Китае, Тяньцзинь. 1939. № 8. С. 6.


[Закрыть]. В стремлении совместить жертвенное служение России с желанием быть полезным стране пребывания эмигранты не видели противоречия. Будучи патриотами, приверженцами «русской идеи», старшее поколение русских эмигрантов призывало молодежь «не видеть <…> в каждой другой нации врага», а напротив, «уважать другую нацию, ценить ее культуру, ее политическую независимость»[372]372
  Старый друг. Клевета на русских скаутов // Вестник: Отдел Национальной организации русских скаутов-разведчиков в Северном Китае, Тяньцзинь. 1939. № 8. С. 26.


[Закрыть]. Немаловажную роль в определении гражданской позиции эмигрантов сыграл и опыт решения вопросов межкультурного и межнационального сосуществования дореволюционной России: мысля себя членами «общечеловеческой семьи», в которой «каждая религия, каждая этническая система содержит в себе нормы общечеловеческих отношений»[373]373
  Там же. С. 27.


[Закрыть] и живет по законам нравственности, духовности и гуманности, эмигранты призывали «делать добрые дела, по возможности, всем», а в представителях другого этноса и культуры прежде всего «уважать Человека»[374]374
  Там же. С. 26.


[Закрыть].