Текст книги "«Недаром помнит вся Россия…» К 200-летию победы России в Отечественной войне 1812 года"

И вскоре отношение солдат к Пьеру меняется. «…чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие… Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище: «наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой».

Обратим внимание, что «мысль семейная» звучит в романе Толстого не только в изображении жизни семейных кланов Болконских, Ростовых, Курагиных. Настоящая семья для писателя – это кружок людей, объединенных общими нравственными установками и общими целями, связанных духовным родством в большей степени, чем кровными узами. Поэтому артиллеристы, несмотря на нелепую невоенную фигуру Пьера, почувствовали в нем своего, т. е. человека, испытывающего общие с ними чувства.

Едва ли не в каждой ремарке к словам артиллеристов Толстой упоминает веселье и смех:

«– Нельзя не бояться, – сказал он (солдат – авт.), смеясь».

«Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера».

«….со всех сторон слышался веселый говор и шутки».

«– Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.

– Что, знакомая? – смеялся другой солдат…»

«Послышался хохот».

«…слышались веселые крики переменявших пушку».

«– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник».

«– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев».

По мере усиления вражеского огня веселье не только не стихает, но разгорается с новой силой. «Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление. Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня».

Вновь Толстой упоминает о той скрытой теплоте патриотизма, которая привела на поле сражения и Андрея, и Тимохина, и артиллеристов Курганной батареи, и Пьера. И не случайно Пьер, казавшийся таким неуместным в эпицентре одного из величайших сражений мировой истории, вдруг оказывается нужным. Неожиданно для себя и для всех он вызывается подносить ящики со снарядами.

Какой момент становится переломным в рассматриваемом эпизоде? Какова война вблизи, когда человек становится ее участником? Как меняется настроение Пьера? С каким чувством покидает Пьер поле сражения?

Состояние Пьера резко меняется, когда французское ядро падает рядом с ним. Мы больше не увидим на его лице радостной улыбки. «Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его». Трупы лошадей, трупы людей, в том числе и знакомых ему («Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали»), крики пленного, толпы раненых – все это приводит Пьера в ужас. Он не верит, что люди, видевшие то же, что и он, могут продолжать это безумие. «Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!»

Война вблизи оказывается вовсе не такой, какой виделась сквозь туман с отдаленного кургана.

Почему единственный батальный эпизод в изображении Бородинского сражения дан через восприятие Пьера, человека невоенного? Почему, изображая генеральное сражение, Толстой не дает обилия батальных эпизодов?

Толстой, убежденный, что сражение – это «сто миллионов самых разнообразных случайностей», а не стройное движение войск, выполняющих распоряжения штабов, изображает не столько саму войну, сколько людей на войне, он раскрывает психологию человека перед лицом грозной опасности.

Пьер, человек наивный, но думающий и чувствующий, искренне хочет разобраться в том, что происходит. (Следует заметить, что Толстой нередко прибегает к изображению такого «наивного» взгляда на события, чем достигает особой психологической объективности и достоверности. Достаточно вспомнить Наташу в оперном театре и крестьянскую девочку Малашу в сцене военного совета в Филях). Пьер не обучен военной науке, у него, как и у Толстого, нет предубеждений о силе и важности диспозиций, роли полководца в сражении, особенно после разговора с Андреем. Он видит то, что видит: «сто миллионов самых разнообразных случайностей», которые не зависят «ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции». В определенной мере можно считать, что Пьер выбран автором для выражения идеи исторического фатализма.

Но, помимо этого, именно этот герой понимает суть происходящего с общенациональной позиции: «Всем народом навалиться хотят». Пьер осознает дух народа, он понимает причину возбуждения на лицах простых солдат, которые сплотились, чтобы дать отпор общему врагу. Он ощущает в себе то «роевое начало», которое заставляет человека забыть о его эгоистических интересах и влиться в общую жизнь.

Именно здесь, на Бородинском поле, Пьер, может быть, впервые осознает себя не графом Безуховым, не дворянином, а русским человеком, частицей того самого русского народа, о котором прежде имел весьма смутное представление. И ему захочется отречься от пороков, свойственных его кругу, от всего внешнего и наносного. «Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека?» (том 3, часть 3, гл. IX).

В этот момент Пьер встает на ту дорогу, которая в конечном итоге должна привести его на Сенатскую площадь в декабре 1825 года.

Кутузов и Наполеон

1. Главы XXI, XXVI. Кутузов перед Смоленской иконой Божией Матери, Наполеон перед портретом сына (самостоятельная работа учащихся на уроке или домашнее задание)

Сопоставьте изображение Кутузова перед Смоленской иконой Божией Матери и Наполеона перед портретом сына. Обратите внимание на портрет, мимику, жесты полководцев, на поведение окружающих.

Изображая Кутузова во время молебна, Толстой совершенно лишает его фигуру героического ореола, напротив, подчеркивает его неуклюжесть, слабость, старческую немощность и одновременно детскую наивность. «В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице», «тяжело опустился на колена», «долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости», «с детски-наивным вытягиванием губ приложился к иконе».

Дегероизации подвергнут и Наполеон. Толстой подчеркивает самые непривлекательные черты его внешности: «Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью», «выхоленное тело императора», «лицо… опухшее и желтое». Но дело не только в том, что эти портретные детали производят отталкивающее впечатление. Эти детали внешности вступают в комическое противоречие с тем образом великого человека, которому Наполеон стремится соответствовать в каждом своем жесте, поступке, слове («Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история»). Все изображение Наполеона проникнуто авторской иронией. Толстой постоянно подчеркивает, что каждая поза, каждый жест императора тщательно отрежиссированы. Наполеон обладает «способностью изменять произвольно выражение лица» и выбирает именно то, которое, по его мнению, произведет наиболее сильное впечатление на подданных. Даже «самую простую отеческую нежность» он выбирает, как актер – маску. Изображая императора Наполеона, Толстой подчеркивает позерство и лицемерие своего героя, отказывая ему в величии.

Кутузов, напротив, совершенно естественен. Он не скрывает своей немощи, не произносит ни одного слова, а уж тем более никаких вдохновляющих речей. Он ведет себя так, как обычно ведет себя русский человек перед православной святыней. Не случайно, когда полководец осеняет себя крестным знамением, Толстой подчеркивает, что делает он это «привычным жестом».

Окружение Наполеона озабочено лишь тем, как угодить императору, и готово повиноваться одному его жесту («Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека»). Даже стул и тот подчинятся почти божественной воле императора: стоило Наполеону оглянуться на стул, как «стул подскочил под него». Толстой не жалеет иронии, изображая притворное, лицемерное подчинение окружающих. Боссе лжет, когда говорит, что весь Париж сожалеет об отсутствии императора, причем Наполеон сам знает, что тот лжет, но «ему приятно было это слышать от де Боссе». Тот же Боссе благодарит императора за внимательность «к его склонности путешествовать», хотя эта склонность была неизвестна ему самому до сей поры, а в финале эпизода не менее притворным, чем у Наполеона, жестом показывает, «как он умел ценить и понимать слова императора».

Те, то окружает Кутузова во время молебна, ведут себя иначе. «Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться». Перед иконой Богоматери они не могут поклоняться, как божеству, такому же простому православному человеку, как и они сами.

Эпизод молебна дан глазами Пьера, который замечает серьезное выражение лиц в толпе солдат и ополченцев, «однообразно жадно смотревших на икону». Он видит, как от слов молитвы «на всех лицах вспыхивало… выражение сознания торжественности наступающей минуты». Столь же серьезен и сосредоточен в этот момент и Кутузов. Мы видим в этой сцене не подчинение солдат главнокомандующему, а их единение.

Таким образом, иронически изображая Наполеона, Толстой опровергает сложившееся в обществе мнение о нем, как о великом человеке. Кутузова же, которого в светских салонах нередко именовали «старым комедиантом», он изображает простым и естественным человеком, ничего общего не имеющим с общественными представлениями о великой личности. Он изображает его человеком, который думает, чувствует и ведет себя накануне решающего сражения так же, как и каждый русский солдат.

2. Главы XXXIV–XXXV. Наполеон и Кутузов на Бородинском поле (работа в группах)

Как изображен герой на Бородинском поле? Как характеризуют героя его портрет, интонация речи, поведение во время боя? Меняется ли на протяжении сцены речь и поведение героя? Какие распоряжения делает главнокомандующий? Какие решения принимает? Чем руководствуется в своем поведении? Какую роль отводит себе полководец в этой решающей битве? В чем видит роль полководца при Бородине Толстой?

1 группа. Наполеон в гл. XXXIV

В начале эпизода Наполеон, как всегда, спокоен и самоуверен. Он даже позволяет себе говорить с Коленкуром и Бертье «о делах, не касающихся сражения». Его фразы по-прежнему напыщенны и эффектны: «Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске». Сражение по-прежнему кажется ему шахматной партией («– Шахматы поставлены, игра начнется завтра», гл. XXIX), каждый ход в которой он, как опытный игрок, может просчитать.

Но постепенно его настроение меняется. Он впадает в глубокую задумчивость, мрачно отзывается на предложение Боссе позавтракать, испытывает тяжелое чувство, «подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что, чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает» (здесь Толстой в целях раскрытия внутреннего состояние Наполеона использует один из своих излюбленных приемов – развернутое сравнение).

Он все еще уверен, что он руководит делом, что исход сражения зависит именно от него, поэтому пытается отдавать приказания. Так, он приказывает послать в качестве подкрепления дивизию Клапареда, но через несколько минут меняет свое решение и посылает дивизию Фриана, хотя, как замечает Толстой, «не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана». Изображая Наполеона во время Бородинской битвы, Толстой отводит ему роль «доктора, который мешает своими лекарствами».

Лишь в конце эпизода император начинает осознавать, что дело свершается помимо его участия, и даже остановить сражение уже не в его власти.

Увидев поле сражения вблизи, он впервые испытывает «страшное чувство». Атака русскими на левом фланге французской армии, не виданное им ранее «количество убитых на таком малом пространстве», понимание того, что «сражения уже не было», а было «продолжавшееся убийство», – все это приводит в ужас Наполеона, развязавшего эту войну и ставшего причиной гибели тысяч людей.

2 группа. Кутузов в гл. XXXV

На первый взгляд, Кутузов в этом эпизоде вновь изображен немощным стариком: «Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке», «усталость слабого и старого тела», «Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал», «Кутузов с трудом жевал жареную курицу» (Толстой выступает здесь как мастер портрета и предметной детали). Однако Толстой замечает, что за внешней физической слабостью скрывается «сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение», позволяющее ему следить за всем, что происходит на поле боя, и знать ситуацию лучше тех, кто привозит ему донесения (Вольцоген), и даже тех, кто принимает в сражении непосредственное участие (Барклай-де-Толли). Он разговаривает спокойным тихим голосом и лишь однажды взрывается, когда получил донесение от Барклая, позволившего себе усомниться в победе русской армии, которая для Кутузова уже давно предрешена. В изображении Кутузова выразился толстовский взгляд на роль личности и народных масс в истории. Автор наделяет Кутузова способностью понимать, что «руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и… что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей». Поэтому Кутузов сознательно «не делал никаких распоряжений» (нельзя же считать распоряжением полководца фразу «– Съезди, голубчик… посмотри, нельзя ли что сделать»). Именно Кутузов в изображении Толстого достиг высшего понимания того, что решает участь сражения «неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти». Потому и приказ главнокомандующего одновременно передается во все концы войска не столько стараниями адъютантов, а по «неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны». Кутузов не руководит сражением, сражением руководит «дух войска». Задача полководца – поддерживать его. Величие народного полководца Кутузова, по мысли Толстого, состоит в его умении понять этот дух и проникнуться им. Сила его приказов состоит в том, что они вытекают «не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека».

Главы XXXVI–XXXVII. Ранение князя Андрея

Почему князь Андрей, который мог бы сделать блестящую придворную карьеру, оказывается в действующей армии? В чем он видит свою задачу, будучи командиром полка, не вступающего в бой, но несущего колоссальные потери? Почему быстро отказывается от ее выполнения? Как Толстой подчеркивает внутреннее единство князя и его солдат? Что разъединяет князя и солдат? Что становится причиной его ранения и гибели? Что осознает Болконский, когда солдаты несут его на носилках? Какие чувства рождаются в душе князя при воспоминании о Наташе Ростовой накануне сражения (т. 3., ч. 2., гл. XXV) и на перевязочном пункте? Какое новое понимание жизни рождается в душе князя Андрея?

Поняв, что исход сражения решают боевые офицеры и солдаты, и потому отказавшись служить при штабе, князь Андрей, командовавший резервным полком, быстро понимает, что нет смысла «возбуждать мужество солдат и показывать им пример». Он глубоко проникается теми чувствами, какие испытывают все в его полку. Толстой неоднократно подчеркивает это внутреннее единство командира и солдат: «Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу»; «Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были». Однако он все еще не в состоянии преодолеть свою гордость и аристократизм (вспомним эпизод, когда он не смог окунуться в пруд, где купались солдаты его полка; т. 3, ч.2., гл. V). Даже перед лицом неминуемой смерти он не может отдаться естественному чувству. Когда в двух шагах от него падает французская граната, он не бросается на землю, как это делает адъютант, ибо, по его мнению, такое поведение постыдно. Это в сущности и стало причиной его гибели.

Только уже будучи раненым, почувствовав неминуемость смерти, он наконец осознает ограниченность своих представлений о жизни. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что-то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».

На перевязочном пункте он встречается с Анатолем Курагиным, которого считал своим врагом, человеком, разрушившим его земное счастье. Вспоминая о любви к Наташе, он всегда ощущает ненависть к Анатолю. Таковы его воспоминания после разговора с Пьером накануне битвы. «“Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту-то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту-то душу ее, которую как будто связывало тело, эту-то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…” И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. “Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел”» (т. 3, ч. 2, гл. XXV). Сейчас он снова вспоминает Наташу, но, слыша стоны и рыдания своего врага, он не испытывает ненависти к нему. Наоборот, в его душе рождается чувство, известное ему, но не испытанное им ранее. «Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал Бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив».

Глава XXXVIII. Наполеон в конце битвы

Как изменяется портрет Наполеона в финальных сценах Бородинского сражения? Что повлияло на изменение внешности героя? Чем отличается внутреннее состояние императора в этом эпизоде от его состояния в предыдущих главах? Как меняется авторская интонация? О чем думают перед лицом смерти князь Андрей и Наполеон?

Изображая Наполеона в конце битвы, Толстой совершенно изменяет его портрет: «Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз». Так подействовал на Наполеона «страшный вид поля сражения». Это, пожалуй, единственный эпизод в романе, в котором Толстой показывает, как у императора «личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго». Мы не видим ни прежнего позерства, ни театральных жестов, ни попыток подчеркнуть собственное величие. Перед нами человек, глубоко страдающий от того, что совершил. Но это лишь минутное прозрение, и вскоре император вновь «перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого-то величия, и… покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена». Очевидная бесчеловечность совершенного Наполеоном заставляет писателя изменить интонацию. Совершенно исчезает толстовская ирония, уступая место суровому авторскому приговору: «Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого».

Попутно заметим, что испытание героя смертью – одна из типологических черт жанра романа. И если князь Андрей перед лицом смерти думает о всепрощении и любви к ближнему, то Наполеон всего лишь «о возможности и для него страданий и смерти».

Глава XXXIX. Страшный вид поля сражения. Нравственная победа русских

Какими красками рисует писатель последний пейзаж Бородинской битвы? Почему, изображая окончание битвы, он напоминает, как выглядела эта панорама в начале и какие события происходили здесь до войны? Какой художественный прием использует Толстой, изображая начавшийся дождь, и с какой целью? Какое слово многократно повторяется в первых четырех абзацах главы и почему? Как звучит в эпизоде идея исторического фатализма? Каков, по мнению Толстого, итог Бородинской битвы? Почему он считает, что русские, которым еще предстоит сдать Москву, одержали при Бородине победу?

Завершая изображение битвы при Бородине, Толстой вновь рисует пейзаж, однако наполняет его совершенно другими красками, нежели в главе XXХ. «Над всем полем… стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови». При этом автор напоминает читателю прежнее изображение Бородинской панорамы, когда поле казалось «весело-красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце». Изображая, как «несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах», он указывает, что лежат они «на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского». Используя прием контраста, Толстой показывает, какая пропасть отделяет войну от мирной жизни, романтические представления о войне от ее истинной сущности.

Прием олицетворения помогает Толстому еще раз подчеркнуть противоестественность войны. Кажется, сама природа осуждает бессмысленность истребления людьми друг друга: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?». Заметим, что в первых четырех абзацах главы Толстой восемь раз употребляет слово «люди» и ни разу не называет воюющих русскими или французами, как будто стремясь напомнить им, что они в первую очередь именно люди, а потом уже подданные того или иного императора, солдаты, офицеры, артиллеристы, пехотинцы и проч., что они должны «ужаснуться того, что они делали». Но последовательно отстаивающий идею исторического фатализма Толстой понимает, что это страшное дело «совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами».

Бородинское сражение не завершилось разгромом той или иной армии. Русская армия продолжила отступать, а наполеоновская вошла в Москву. Но, по мысли Толстого, на Бородинском поле русскими была одержана «победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии». «Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника». Не случайно Толстой, полемизируя с историками в гл. XIX, «усложняет» положение русской армии перед началом сражения. Тем выше, по его мнению, героизм русского войска, тем значительнее эта победа, ибо она была одержана не вследствие благоприятных условий, а вопреки условиям, крайне неблагоприятным.

Подведение итогов

Бородинское сражение можно смело назвать кульминацией толстовского романа. Прежде всего, здесь происходит важнейший перелом в мировоззрении центральных героев, чей путь духовных исканий прослеживает Толстой. Несмотря на то, что Пьера впереди ожидает еще немало поворотов судьбы, но выбор пути, который в конечном итоге приведет его к декабризму, сделан именно здесь. Для князя Андрея Бородино – высшая точка и итог его поисков. Именно в этот день он приходит к пониманию значимости жизни, к христианской любви и всепрощению.

Эпизод Бородинской битвы становится кульминационной точкой в развитии важнейших тем, над которыми Толстой размышляет на протяжении всего романа.

Здесь с наибольшей полнотой воплощена Толстым «мысль народная». Именно народный дух изображается писателем как движущая сила исторического процесса.

Именно здесь развенчивается традиционный взгляд на великую личность, которая, якобы, может подчинить ход истории своей воле. Для Толстого величие исторической личности определяется способностью проникнуться духом народа и волей провидения.

Здесь получает неожиданное воплощение и «мысль семейная». Само понятие семьи рассматривается в эпизоде Бородинского сражения вне кровно-родственных отношений и наполняется идеей духовного единства.

Здесь с максимальной ясностью раскрываются и представления писателя об истинном и ложном патриотизме, т. к. Бородинское сражение на деле доказывает силу скрытой, не высказываемой вслух «теплоты патриотизма» и пустоту патриотической риторики.

И даже тема истинной и ложной красоты получает в этом эпизоде свое окончательное разрешение. Идею Толстого о том, что внешняя красота, не подкрепленная красотой внутренней, не есть красота истинная, и что красота души, напротив, может сделать одухотворенной внешность даже некрасивого на первый взгляд человека, мы традиционно рассматриваем на примере женских образов (Наташа, Элен, княжна Марья). Однако, слыша «прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон» Анатоля Курагина, все достоинства которого, как мы помним, заключались лишь в том, что он был красив, и который теперь, после ампутации ноги, этой красоты лишился, мы не можем не задуматься, как хрупка внешняя красота и какой жизненный тупик может ожидать человека после ее утраты, если иных достоинств в нем нет.

И наконец, Бородинское сражение становится кульминацией в развитии двух важнейших тем романа, вынесенных писателем в его название. Здесь получает свое высшее воплощение антивоенный пафос толстовской эпопеи. Начиная повествование о сражении картиной, вызывающей восхищение красотой зрелища и завершая его «страшным видом поля сражения, покрытого трупами и ранеными», Толстой неоспоримо доказывает свою мысль о том, что война – «противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие», «самое гадкое дело в жизни», воплощение хаоса и эгоистического распада. Мир же понимается Толстым, как противостоящая этому хаосу и распаду общая жизнь людей, личные интересы которых приходят в гармонию с общими и высшими целями.