Текст книги "Пятьдесят крупнейших мыслителей об образовании. От Конфуция до Дьюи."

Джон Локк (1632–1704)

Р. СМИТ

Здоровый дух в здоровом теле – вот краткое, но полное описание счастливого состояния в этом мире. Кто обладает и тем и другим, тому остается желать немногого. девять десятых тех людей, с которыми мы встречаемся, являются тем, что они есть, – добрыми или злыми, полезными или бесполезными – благодаря своему воспитанию. Именно оно и создает большие различия между людьми. Незначительные или почти незаметные впечатления, производимые на нашу нежную организацию в детстве, имеют очень важные и длительные последствия[83]83
  Locke J. Some Thoughts Concerning Education («Некоторые мысли о воспитании»). § 1. Все ссылки даны на эту работу, если не оговорено иное. Цит. по: Yolton J. Yolton J. S. Introduction: John Locke, Some Thoughts Concerning Education. Oxford: Clarendon Press, 1989.


[Закрыть].

Джон Локк родился в Англии, неподалеку от Бристоля. Его отец был адвокатом и мелким местным чиновником. В молодости Локк изучал медицину, «натурфилософию» (естествознание) и философию в Оксфорде. По окончании университета он в разное время занимал посты на кафедрах древнегреческого языка, риторики и нравственной философии. В 1667 году он становится личным медиком лорда Шефтсбери, сочетая эти обязанности с должностью наставника при его сыне, родившемся в 1671 году. В 1683 году, когда его обвинили в измене, граф Шефтсбери благоразумно перебрался в Нидерланды, и Локк последовал за его семьей в изгнание. После восхождения на трон Вильгельма Оранского Локк вернулся в Англию и занимал посты, достаточно хорошо оплачиваемые и в то же время настолько необременительные, что у него осталось достаточно свободного времени на опубликование большей части работ, на которых строится его репутация с 1689 года и далее.

Эти работы включают четыре письма о терпимости (впервые опубликованы в 1689 году) и «Опыт о человеческом разумении» (1690 год, с повторными изданиями в 1694 и 1695 годах) – последний ныне воспринимается как классический текст эпохи Просвещения. Локк отвергает понятие о том, что человеческое знание и нравственные качества суть врожденные, он считал, что индивид – это «чистый лист», «tabula rasa» – буквально: восковая дощечка, с которой счищено все, что раньше было написано. И на этой дощечке отпечатывается весь последующий опыт. Таким образом Локка рассматривают в основном как философа-эмпирика, на которого большое впечатление производит тот факт, насколько наши знания, наше понимание мира зависят от того, что дают нам наши собственные чувства и опыт, поставляемый окружающим миром.

Элементы эмпиризма в просветительских работах Локка заметить нетрудно. Как показывает цитата, приведенная в начале данного очерка, Локк был весьма склонен полагать, что дети – это не более чем «белая бумага или воск, из которого можно лепить по своему разумению» (§ 217), однако если взять весь контекст, мы увидим, что он в немалой степени осторожен. Следует отметить, что «девять десятых людей», о которых Локк говорит в первой цитате, образуются воспитанием или образованием и придают должный вес десятой части. В книге «Некоторые мысли о воспитании», самой объемной и наиболее известной его работе, опубликованной в 1693 году, Локк пишет, что каждый ребенок имеет свой «неповторимый нрав» или характер.

Бог наложил определенную печать на душу каждого человека, которая, подобно его внешнему облику, может быть немного исправлена, но вряд ли можно изменить ее целиком и превратить в противоположное (§ 66).

Отсюда следует, что наставник должен внимательно наблюдать за характером каждого ребенка, подмечать, где возможны улучшения и где усилия к изменениям не привели бы ни к чему или, что еще хуже, привели бы к притворству, к извращению самой мысли об образовании, как его понимает Локк, когда ребенок лишь прикидывается, что понимает, лишь бы ублажить взрослых (Там же).

Локк отвергает обучение детей посредством того, что мы бы сейчас назвали «внешней мотивацией», т. е. играя на том, что им нравится и что не нравится. Наши знания могут в значительной степени проистекать из того, что дают нам органы чувств, но регулировать поступки ребенка и направлять его поведение, используя такие мотивы, как чувственное удовольствие и боль, означает «поощрять в нем то самое начало, искоренение и уничтожение которого является нашей задачей» (§ 48). Вот почему телесного наказания следует избегать всеми силами. Локк много раз предупреждал в своих сочинениях о том, что телесное наказание опасно, что оно делает ребенка пассивным и забитым. Несомненно, такая позиция есть следствие отчасти его природной гуманности и отвращения к распространенной практике его времени. Но она есть следствие также того факта, что телесное наказание воздействует на естественную склонность человека упиваться удовольствиями и избегать боли, а у этого не надо идти на поводу. Детей надо воспитывать, а не просто приучать, и это означает, что нужно укреплять в них способность мыслить и рассуждать, а также способность противиться собственным неконтролируемым желаниям.

Для Локка образование является, по сути, тем, что мы бы сегодня назвали «нравственным воспитанием»: его цель – добродетель. Следовательно, необходимо принимать должные меры «для поддержания в теле той силы и бодрости, при которых оно было бы способно подчиняться и следовать указаниям разума» (§ 31). Следующая задача воспитателя «заключается в правильной организации самого разума, с тем чтобы он во всех случаях был склонен принимать лишь то, что соответствует достоинству и превосходству разумного создания» (Там же). Такое двойное предписание во многом объясняет то, что современному читателю может показаться странным. Локк дает нам советы по целому ряду тем, например: «чтобы дети ни зимою, ни летом не одевались и не закутывались слишком тепло» (§ 5), или чтобы, как только у ребенка в достаточной степени отрастут волосы, не надевать ему головного убора днем и ночью, ибо «ничто так не предрасполагает к головным болям, к простуде, катарам, кашлю и разным другим заболеваниям, как привычка держать голову в тепле» (Там же). Читателя инструктируют помимо всего прочего о диете[84]84
  «Я думаю, что детям вовсе не следует давать дынь, персиков, а также слив большинства сортов и всех произрастающих в Англии сортов винограда, так как, обладая весьма соблазнительным вкусом, они содержат очень нездоровый сок… Но клубнику, вишню, крыжовник и смородину, если они совершенно зрелые, можно, я думаю, разрешать им есть» (§ 20).


[Закрыть] для ребенка, о сне и обуви[85]85
  «Я советовал бы также обмывать ему ежедневно ноги холодной водой, а обувь делать настолько тонкой, чтобы она промокала и пропускала воду, когда ему случится ступать в нее. Всякий, кто подумает о том, как вредно и опасно промачивать ноги нежно воспитанным молодым людям, пожалеет, что он не ходил босиком, подобно детям бедных родителей, которые благодаря этому, в силу привычки, настолько легко переносят сырость ног, что не больше от нее простужаются и не больше терпят вреда, чем от сырости рук» (§ 7).


[Закрыть], о пагубных последствиях сидения на холодной земле, когда дети разгорячены беготней (§ 10: последствия часто бывают фатальными, судя по всему) и наконец, весьма подробно, о важности регулярного стула (§ 23).

Это не то, чего мы обычно ждем и что обычно находим в современных книгах об образовании. Однако для Локка «образование» – это, скорее, «воспитание» (немецкое Erziehung – «вскармливание», «выращивание»), а не школьное образование в нынешнем смысле. Причем он пишет для такого класса людей, чьи сыновья (о дочерях автор почти не упоминает) должны вырасти и стать джентльменами под индивидуальным домашним наблюдением наставников: эти люди заинтересованы в более широком освещении вопросов превращения их отпрысков в достойных взрослых мужчин, а не только в их интеллектуальных достижениях.

Поэтому было бы ошибкой сосредоточиваться исключительно на том, что Локк говорит об интеллектуальном и нравственном развитии, как поступают многие составители предисловий к его теории образования[86]86
  «Во Введении к данному изданию „Некоторых мыслей о воспитании“ не обсуждается та часть текста, где рассматривается забота о теле ребенка и его телесном здоровье» (см.: Yolton J. l-V, Yolton J. S. Op. cit. P. 35).


[Закрыть], игнорируя все остальное в «Некоторых мыслях о воспитании» как нечто устаревшее. Весьма знаменательно, что Локк активно практиковал медицину. Например, он проводил то, что мы сейчас назвали бы полевыми испытаниями цинхоны, предшественницы хинина, и записывал результаты ее воздействия на своих пациентов[87]87
  Jardine L. Ingenious Pursuits. Little, Brown and Co., 1999. P. 282–283.


[Закрыть].

Для того, кто верит, что впечатления органов чувств являются существенными источниками знания, необычайно важно, чтобы эти органы были в идеальном порядке. С этой целью многие ученые, современники Локка, охотно экспериментировали с самыми разными диетами, лекарствами и режимами – отчасти для того, чтобы установить, какие из них в наибольшей степени обостряют чувства[88]88
  Ibid. Локк более, чем многие из его современников, был осведомлен о том, что современная ему медицина, которую он называет «физикой», вызывает болезни столь же часто, как и излечивает их. Он пишет в «Некоторых мыслях о воспитании»: «Не следует при всяком недомогании давать детям лекарства или звать врача, особенно если это человек достаточно ревностный, чтобы немедленно уставить окна склянками и наполнить желудки детей микстурами… никто не может усомниться в серьезности совета со стороны человека, который, затратив известное время на изучение медицины, рекомендует вам не слишком торопиться обращаться к медицине и врачам» (§ 29).


[Закрыть]. Наша современная склонность разделять профессиональную ответственность за растущим ребенком между доктором и учителем (существующая в английской школьной программе дисциплина под названием «Личность, социум и здоровье» не в счет), вероятно, очень удивила бы Локка.

«Некоторые мысли о воспитании» представляют нам стопроцентно светскую, мирскую картину. Ребенок не рождается с идеей Бога или нравственных истин в голове. Именно образование превращает замкнутого на себе капризного младенца – Локк не питает романтических иллюзий относительно детства – в полноценного молодого человека. В то же время картина перед нами предстает во многих отношениях традиционная. Дети подобны путешественникам, только что прибывшим в незнакомую страну (§ 120) и вынужденным изучать ее законы и обычаи. Им предстоит познать их, как и все остальное, не изучая некий свод правил, но на практике. Если случай познать на практике не представляется естественным путем, в таком случае его надо создать искусственно. Практика «будет порождать у них привычки, которые, раз установившись, будут действовать сами собой, легко и естественно, без помощи со стороны памяти» (§ 66).

Таким образом, искусство наставника заключается в нахождении нужных ситуаций и сочетании процесса возникновения привычки с активным развитием у ребенка мышления. Ключевая задача состоит в том, что в ребенке надо пробудить желание учиться. Невозможно просто сидеть и ждать, пока это случится: так вопрос не стоит. Ситуация должна быть сконструирована. Весьма поучительный пример представляет собой обучение чтению. Локк описывает, как он помог инсценировать разговор, который ребенок якобы случайно должен был услышать. Речь шла о том, что чтение – привилегия наследников и старших братьев, оно помогает им стать джентльменами, «пользующимися общей любовью» (§ 148), а младшие братья пусть скажут спасибо уже за то, что их вообще воспитывают; обучение же письму и чтению – это больше того, что им полагается; пусть остаются грубыми и неотесанными, если так им нравится больше. Этот разговор возымел действие, мальчик, ставший объектом столь легкой и благожелательной манипуляции, мгновенно воспылал страстным желанием научиться читать. Обобщая свою мысль, Локк говорит нам: приобретение грамотности нужно превращать в игру, в забаву, при этом «можно пользоваться костями и игрушками с надписанными на них буквами; можно придумать еще двадцать приемов применительно к особенностям характера каждого, чтобы обращать этот метод обучения в развлечение для ребенка» (Там же).

Именно этот отказ в доверии к детям, которые якобы сами, по природе своей, не желают учиться, приводил в ярость Жан-Жака Руссо:

Немало хлопочут найти лучшие методы для обучения чтению: придумывают конторки, карточки; комнату ребенка превращают в мастерскую типографии. Локк хочет, чтобы ребенок учился читать по игральным костям. Не правда ли, какое прекрасное изобретение? Какая жалость к ребенку! Но есть средство более верное, чем все это, средство, о котором всегда забывают; это – желание учиться[89]89
  Rousseau J. J. Émile. Book 2 / A. Bloom (transl.). N. Y.: Basic Books, 1979.


[Закрыть].

Здесь мы видим разницу между сосредоточенной на ребенке, потакающей ему философией образования, с одной стороны, а с другой – философией достаточно либеральной и гуманной, но сомневающейся в том, что дети сами, добровольно, будут иметь склонность к учению, если только не учить их правильно. Локка никак нельзя назвать негуманным. Он понимает, что у детей есть свои собственные нужды и, как мы могли бы сейчас выразиться, своя собственная эволюционная психология: например, он не сомневается, что детям нужны игрушки, им нужно играть (§ 39). Но это не баловство: предлагаемое им образование имеет целью в меньшей степени счастливого и довольного ребенка, а в большей – цивилизованного и получившего хорошее образование взрослого человека, которым этот ребенок станет, когда вырастет.

Такой взрослый будет прежде всего обладать хорошими привычками – нравственными и проч. Он приобретет добродетель, а добродетель встречается куда реже и ценится куда выше, чем все знания мира (§ 70); в то же время он будет любить и ценить знания, он будет учиться всю жизнь и понимать, где и как отыскивать новые знания, когда они ему понадобятся (§ 195). Хотя сам он человек благородный, он не будет чураться физического труда, сможет научиться столярному делу, или садоводству, или обточке и полировке оптических стекол: эти занятия в должной мере познавательны и развлекательны, они не дают человеку предаваться «ленивому и апатичному настроению, которое заставляет проводить день за днем в сонливой праздности» (§ 208).

Хотя советы Локка по поводу воспитания молодого джентльмена XVII века не так-то легко применимы к условиям современного массового образования, тем не менее многое в нем может вдохновить и многому научить современного учителя и родителя. Например, роль учителя в создании для ученика возможности учиться, хотя в «Некоторых мыслях о воспитании» она несколько отдает манипуляцией, не стала менее значимой в мире, где коммерческое давление и превращение ребенка в младенца-потребителя делают «естественное» воспитание, как в «Эмиле» Руссо, основанное на врожденном здоровом любопытстве, все более и более невероятным. Идеи Локка привлекательны в особенности еще и потому, что мы становимся жертвами всеобъемлющих (и в то же время противоречащих друг другу) теорий обучения и директив, описывающих, порой в мельчайших деталях, авторитарный стиль преподавания каждого предмета в школьной программе, а Локк осмеливается предложить нам лишь «Некоторые мысли». Скромность и сочувствие миру ребенка явственно просматриваются в его тексте. Но хочется все-таки замолвить словечко за сливы и персики.

См. также очерк о Руссо в данной книге.

Основные сочинения Дж. Локка

A Letter Concerning Toleration, 1689.

An Essay Concerning Human Understanding, 1690.

Two Treatises of Government, 1690.

Some Troughts Concerning Education, 1693.

Эти работы вошли в издание «The Clarendon Edition of the Work of John Locke», опубликованное Oxford University Press.

Дополнительное чтение

Axtell J. The Educational Writings of John Locke. Cambridge: Cambridge University Press, 1968.

Stephens R. C. John Locke and the Education of the Gentleman. University of Leeds: Institute of Education Research Studies, 1956. Iss. 14.

Yolton J. l., Yolton J. S. Introduction: John Locke, Some Thoughts Concerning Education. Oxford: Clarendon Press, 1989.

Джон Уэсли (1703–1791)

Г. Д. РЭК

Природные склонности направлены неверно. Задача образования – направить их в нужную сторону[90]90
  Wesley J. A Thought on the Manner of Educating Children // Works. Vol. XIII. Wesley Conference Office, 1872. P. 476.


[Закрыть].

Джон Уэсли родился в Эпуорте, Линкольншир, 17 июня 1703 года. Он был вторым выжившим сыном преподобного Самуэля Уэсли, приходского священника Эпуорта, и его жены Сюзанны. Получил образование в школе Чартерхаус и в колледже Крайст-Черч в Оксфорде, рукоположен в священники в 1726 году. С 1725 года решил вести праведную жизнь, энергично практикуя самодисциплину, и с 1729 года возглавлял группу единомышленников, прозванных «Святым клубом» и «методистами». В 1735–1737 годах Уэсли работал миссионером в Джорджии, США, попал под влияние эмигрантов из Моравии, и по возвращении в Англию они убедили его, что спасение принесет только вера в Христа, а не его собственные усилия. 24 мая 1738 года Уэсли перешел в евангелическую веру. После этого как странствующий евангелический проповедник он организовывал религиозные общества, распространившиеся по всей стране и превратившиеся в целую сеть, обслуживаемую светскими проповедниками. С 1744 года проводилась ежегодная конференция проповедников, устанавливающая правила существования организации. Хотя Уэсли утверждал, что не выходил из англиканской церкви, в 1784 году зарегистрировал конференцию как законный орган и начал проводить собственные самостоятельные рукоположения – первоначально для Америки. После его смерти, последовавшей 2 марта 1791 года, методизм превратился в новое семейство церквей, разделившееся на несколько ветвей в течение XIX века. Методизм Уэсли, хотя и был частью международного евангелического возрождения, отличался своей централизованной организацией, отрицанием кальвинистского предопределения и весьма спорным утверждением о христианской непогрешимости.

Уэсли активно писал, хотя его творчество состояло в основном в адаптации других авторов, их приспособлении к собственным взглядам. Несмотря на широту его интеллектуальных и культурных интересов, основной целью в жизни Уэсли было использование культуры для пропаганды религии. Он очень интересовался сверхъестественным. Его педагогические работы следует рассматривать в свете его доминирующих религиозных интересов и верований после обращения.

Свидетельства в пользу влияния печатных и других источников на педагогические идеалы Уэсли являются косвенными и вычисляются по отзвукам и параллелям. Он цитирует Милтона и сторонников пиетизма в Иене, но только ради принципов непрерывного просвещения в одном случае и постоянного присутствия учителей среди учеников в другом. Его «Наставления для детей» (1743) представляют собой адаптацию взглядов Пьера Пуаре и Клода Флери; его «Подарок детям» (1749) заимствован у пуританина Джеймса Джейнуэя; списки рекомендуемого чтения для проповедников и Кингсвудской школы отражают влияние Филипа Додриджа, главы Нонконформистской академии. Хотя Уэсли напрямую и не признавал Локка, имеются отклики и близкие переклички между его собственными рекомендациями и «Некоторыми мыслями об образовании» последнего. Наблюдается также сходство в идеях с янсенистскими школами Порт-Рояль и, возможно, с Яном Амосом Коменским.

Самый очевидный источник вдохновения для Уэсли можно найти в системе воспитания и обучения детей его матери в Эпуорте, а также в его наблюдениях за пиетистскими и моравскими школами в Германии, которые он посещал в 1738 году и описал в своем дневнике. Сюзанна Уэсли заботилась о воспитании детей в послушании и благочестии с самого раннего возраста, до того как дурное светское влияние развратит их души. Это противоречит взглядам современников, считавших, что религиозное образование следует оставить на более поздние годы, Сюзанна же не оставляет места индивидуальным особенностям характера и детской любознательности, способности познавать мир. Чтобы научить благочестию и послушанию, необходимо «сломить волю» и привести поведение ребенка в соответствие с поведением его родителей, пока сам ребенок не научится принимать свои собственные (заранее обусловленные) решения. Можно использовать поощрения и наказания, в том числе и телесное наказание, когда оно необходимо[91]91
  Wesley J. Journal // Works. Bicentennial ed. Vol. XIX. 1990. P. 286–291; Idem. Sermons // Works. Bicentennial ed. Vol. III. 1986. P. 367–368.


[Закрыть]. Джон Уэсли применял эти принципы, требуя послушания учителям в школе.

Его взгляд на образование был основан на его понимании человеческой природы и взаимоотношений человека с Богом. Он решительно отвергал мнение Руссо и других о человеческой природе и не считал, что человек по своей природе добр. «Эмиль» Руссо, по его словам, это «самое пустое, глупое, неразумное сочинение, когда-либо написанное самонадеянным еретиком»[92]92
  Idem. A Thought on the Manner of Educating Children. P. 474; то же в: Journal // Works. Bicentennial ed. Vol. XXII. 1993. P. 284.


[Закрыть]. Уэсли полагал, что после грехопадения мы унаследовали греховную природу Адама. Поскольку спасти нас может только милость Божья, можно было бы подумать, что Уэсли не разделяет современного оптимизма по поводу спасительной силы образования. Безусловно, писал он, «вся наша мудрость не поможет им [детям] понять, не говоря уж о том, чтобы прочувствовать, благодать Божью»[93]93
  Idem. Letters / J. Telford (ed.). L.: Epworth Press, 1931. Vol. VI. P. 39.


[Закрыть]. Тем не менее Уэсли любил взывать к разуму, а не только к религии. Он отвергал предопределение и верил, что Бог наделяет человеческие существа свободой принять или отвергнуть спасение и что человек может преуспеть в религиозном и нравственном совершенствовании, готовя себя к дару благодати. Как и Локк, он отвергал врожденные идеи и настаивал на важности чувственных впечатлений. Отсюда мысль, что образование играет важную роль в достижении умственного, а также нравственного и религиозного совершенства. Это объясняет замечание о природных склонностях, направленных неверно (перекликающееся с Милтоном), и уверенность Уэсли в том, что «единственная цель образования – вернуть нашу разумную природу в ее естественное русло. Следовательно, образование надлежит рассматривать как разумность, полученную из вторых рук, разумность, которая, насколько это вообще возможно [курсив мой. – Г. Р.], помогает восполнить утерю первоначального совершенства»[94]94
  Idem. Sermons. P. 348; цит. по: Law W A Serious Call to a Devout and Holy Life (Classic of Western Spirituality). [1729].


[Закрыть]. Хотя его главной заботой было обращение в веру и праведная жизнь – даже для маленьких детей, Уэсли уделял большое внимание образованию при помощи своих публикаций и советов, подогнанных к способностям его последователей.

Влияние пиетистов и моравских братьев явственно проступает в работе основанной Джоном Уэсли Кингсвудской школы, режим которой очень напоминал тот, что царил в Галльской, Гернгутской и Иенской школах. Знал ли Уэсли напрямую о просветительских идеалах Коменского, неизвестно, но он, безусловно, многое узнал от моравских учеников Коменского, а также, подобно Локку и Коменскому, подчеркивал необходимость тщательно овладевать одним предметом и только после этого переходить к другому.

Вклад Уэсли в продвижение социальных реформ зачастую преувеличивается. С учетом его огромной занятости и сравнительно низкого общественного статуса его последователей, стоит ли удивляться, что он, в отличие от Уилберфорса и его сторонников, не мог организовывать и вести крупномасштабные кампании? Хотя Уэсли осуждал работорговлю и восхвалял воскресные школы, напрямую в этих начинаниях участвовал не он, а его последователи. То же самое можно сказать и об образовании в целом. Для девочек он рекомендовал школы, управляемые женщинами, с которыми сам дружил, и в то же время критиковал женские академии за легкомыслие, осуждал воспитание девочек, «как будто им суждено стать приятными игрушками»[95]95
  Wesley J. Sermons. P. 396.


[Закрыть]. Уэсли тем не менее принимал более активное и прямое участие в образовании, нежели в любом другом из его общественных начинаний. Он основал несколько бесплатных школ для бедных и опубликовал множество книг по общему и религиозному образованию, включая молитвенники с гимнами и отрывками из Библии, для детей, а также несколько учебников и хрестоматий для Кингсвудской школы. Кроме того, он способствовал самообразованию взрослых: у него были публикации, он составлял списки рекомендуемого чтения для проповедников, со многими вел индивидуальную переписку. Его «Христианская библиотека» (1749–1755) предлагала широчайший выбор религиозной литературы. Он адаптировал научные («Обзор мудрости Господней в сотворении мира», 1775) и исторические работы, хотя откровенно признавал: «Моя цель в написании истории (как и натурфилософии) состоит в том, чтобы привнести в нее Бога»[96]96
  Wesley J. Letters. Vol. VI. P. 67.


[Закрыть]. Здесь он выступает в качестве известного, хотя и не слишком популярного просветителя или посредника между культурной элитой и менее образованными сословиями.

Однако самый весомый и непреходящий вклад Уэсли в образование – это его Кингсвудская школа, открытая в 1748 году. Это была начальная и средняя школа с сильным уклоном в сторону религиозного воспитания. Хотя первоначально она предназначалась для христиан вообще, позже эта школа открывала двери в основном сыновьям (а иногда и дочерям) его странствующих проповедников. Как многие евангелические проповедники и другие серьезные люди, Уэсли не доверял старым частным школам из-за их сомнительных педагогических методов, не говоря уже о многочисленных нравственных и религиозных недостатках. Он утверждал, что эти школы расположены главным образом неподалеку от больших городов и подвержены их развращающему влиянию; дети принимаются в них без разбору; большинство учителей не более религиозны, чем их ученики. Преподавание плохо спланировано, обычное обучение подменяется изучением латыни и греческого, оценки выставляются произвольно, потому что объективно оценить работу трудно. А вот Кингсвудская школа представляла собой закрытый пансион, и в то же время из нее легко было попасть в Бристоль; в школу принимали лишь избранных, и они оставались в школьном пансионе круглый год, чтобы избежать нежелательного родительского влияния. Целью обучения было христианское просвещение, способом – «формирование их умов, с Божьей помощью, в духе мудрости и святости, путем внушения им принципов – созерцательных и практических – истинной набожности, обучения их по-старинному, чтобы они смогли стать разумными христианами, следующими Писанию»[97]97
  Idem. Plain Account of Kingswood School, 1781 // Works. Vol. XIII. P. 293.


[Закрыть].

Подъем в четыре часа утра, уроки дополнялись церковными службами. Игры не разрешались, ибо «тот, кто играет в детстве, будет играть и став взрослым»[98]98
  Немецкая поговорка, процитированная в: Idem. A Short Account of the School in Kingswood, 1768 // Ibid. P. 283; Plain Account // Ibid. P. 294.


[Закрыть]. Как и у пиетистов, развлечения сводились к прогулкам, садоводству и другим видам физического труда; детей всегда сопровождал учитель. Простая пища, соломенный тюфяк вместо пуховой перины (здесь перекличка с Локком). Мальчиков от шести до двенадцати лет обучали «чтению, письму, арифметике, английскому, французскому, греческому, латинскому и древнееврейскому языкам, истории, географии, хронологии, риторике, логике, этике, геометрии, алгебре, физике, музыке»[99]99
  Short Account. P. 283; Plain Account. P. 295. Последние два предмета даются как «натурфилософия» и «метафизика».


[Закрыть]. Однако некоторые из этих предметов не упоминались в составленных Уэсли списках книг, а отсылки к наукам позволяют предположить, что это была форма развлечения, как и в Галльской школе. Ядро школьного расписания, помимо элементарных основ английского языка, составляло изучение классиков; обучение осуществлялось традиционным способом: через стихи, «обсуждения» и «декламацию». С другой стороны, Уэсли делал упор на пошаговое обучение; античные тексты выбирались исходя из его понимания самых ранних и «чистых» авторов; как и пиетисты, он игнорировал авторов «непристойных». Следует обратить особое внимание на обязательное включение в программу одного из любимых религиозных авторов самого Уэсли, ежегодно помещаемых во главу списка литературы, рекомендуемой для чтения и перевода.

Уэсли также спланировал четырехгодичный «академический» курс с добавлением к классической основе современных работ по естественным наукам, истории и литературе. С характерной для него самоуверенностью он утверждал, что «любой, кто пройдет этот курс, будет на голову выше девяти из десяти выпускников Оксфорда и Кембриджа»[100]100
  Short Account. P. 289; Plain Account. P. 296–301 с перечислением его критических замечаний по адресу Оксфорда и Кембриджа.


[Закрыть]. Действие этого плана было приостановлено до конца 60-х годов XVIII века, пока методисты были лишены права оканчивать Оксфорд. В 1775 году было выдвинуто предложение обучать проповедников в Кингсвуде, но вряд ли хоть один человек окончил «академический» курс. Время от времени кто-то из проповедников ненадолго останавливался в Кингсвуде, и Уэсли иногда читал проповедникам наставнические лекции в оксфордском стиле. Он часто жаловался, что Кингсвуд не отвечает его идеалу, так как, не говоря уж о буйной и не поддающейся воспитанию мальчишеской природе, сами учителя редко обладали всеми необходимыми качествами: набожностью, способностью учить и поддерживать дисциплину. Тем не менее школа пережила многие превратности судьбы и постепенно превратилась в современную частную школу.

Значение и влияние Уэсли как просветителя установить нелегко. Хотя многие евангелисты и методисты разделяли его взгляды на первородный грех, на природу ребенка и роль образования, некоторые разрешали «невинные» игры и допускали использование детского любопытства в образовательных целях. В ретроспективе предложения XVII и XVIII столетий в области реформы образования, отношение евангелистов и методистов представляется очень консервативным, хотя и с некоторыми оговорками в плане пошагового обучения и бдительного наблюдения. Что в первую очередь бросается в глаза, так это их анализ человеческой природы как греховной и забота об образовании как необходимом, хотя и несовершенном инструменте для подготовки детей к спасению. Традиционное образование должно, таким образом, осуществляться в религиозном контексте. Эти взгляды вступали в явное противоречие с современным им подъемом оптимизма во взглядах на человеческую природу и на то, чего можно достичь средствами образования. В Кингсвуде вплоть до конца XIX века должность управляющего занимали престарелые проповедники, которые контролировали управление школой, а также религиозное воспитание, и всячески препятствовали директорам в модернизации школьной программы.

Как и англиканская церковь и нонконформисты в XIX веке, последователи Уэсли надеялись преподавать избранным ими людям в церковных школах первой и второй ступени, а также в колледжах по подготовке учителей. К концу века большинство нонконформистов оставили всякую надежду на религиозные школы и отдали предпочтение светским закрытым школам, которые могли хотя бы спасти их детей от идеологической обработки англиканской церковью. Уэслианцы, хотя их мнения по этому поводу разделились, дольше других цеплялись за свои школы. Уэсли превозносил воскресные школы, явно надеясь, что они будут продвигать не только образование, но и религию: ничего удивительного, что и его последователи активно их насаждали[101]101
  Wesley J. Journal / N. Curnock (ed.). 1916; repr. 1938. Vol. VII. P. 3, 306, 377.


[Закрыть].

Однако попытки уэслианских священников контролировать воскресные школы и ограничить их работу чтением и обучением слову Божьему зачастую заканчивались расколом и утратой конфессионального контроля. Несмотря на продолжающиеся попытки сочетать образование с уэслианской религиозной этикой, развитие событий в уэслианских образовательных учреждениях на протяжении XIX века зачастую отражает борьбу социальных притязаний с религиозными целями, унаследованными от Уэсли. Тем не менее их настойчивость свидетельствует о желании изолировать методистов от ловушек грешного мира и в то же время удовлетворять свои социальные и педагогические амбиции: в XIX веке это значимый аспект в истории образования, основанного на религии. В Америке методисты основали разветвленную систему религиозных колледжей и университетов, что было бы немыслимо в Великобритании, хотя один лишь только недолго просуществовавший Колледж Коксбери пытался тщательно копировать схему обучения в Кингсвуде.

Что касается более широких культурных и педагогических вопросов, интересовавших Уэсли, освещенных в его публикациях, его наследие представляет собой перепечатки, сделанные главным образом уэслианцами в начале XIX века; его «Мудрость Божья с сотворении мира» и бойко продававшиеся народные рецепты, содержавшиеся в «Простой медицине», перепечатывались еще дольше. И все же, если рассматривать его в качестве популяризатора «высокой» религиозной культуры, адаптированной в «доступную», можно сказать, что работы Айзека Уоттса того же рода жили дольше и оказали большее влияние на публику. Если взять самый элементарный уровень популярных брошюр, остается лишь удивляться, что Уэсли основал общество по распространению своих коротких брошюр среди грешников лишь в 1782 году, и им не хватало простоты и доступности, свойственной, например, сборникам народных сказок, преданий, баллад, да и сама система их распространения по эффективности ни в какое сравнение не шла с той, что была создана Ханной Мор[102]102
  Neuburg V. E. Popular Education. A History and Guide. Harmondsworth: Penguin, 1977. P. 131–137.


[Закрыть].