Текст книги "Мой необычный друг"

– Вот именно, я забыла, – внутри меня всё заклокотало с новой силой. – Забыла своё прошлое. А что получила взамен? Отсутствие будущего и однообразные дни, полные праздности и бессмысленного веселья. Разве это жизнь? Пропустите!

Я решительно сделала шаг вперед. Пестробородый не сдвинулся. Он продолжал смотреть снисходительно, будто родитель на взбалмошного ребенка.

– Я дал тебе семью, которая подбодрит и обласкает, которая никогда не покинет, – ответил он. – Разве твой муж или дочь могут это дать? Нет. Они рано или поздно исчезнут, как и ты сама. Я тебе покажу. Помнишь эти листья? – Хранитель кивнул на букет в своих руках. – Те самые, что ты мне так любезно подарила при нашей первой встрече. Как я и обещал, они сохранились.

Даже в свете луны я видела, что листья всё такие же апельсиново-оранжевые, сочно-красные и песочно-желтые в серебристую крапинку. Не пожухли и не посерели.

– Смотри, что станется с ними там, – Пестробородый отступил в сторону, вскинул руку, и букет полетел за порог. Не успев коснуться земли, листья рассыпались в прах. Только пыль долетела до белоснежного покрова.

Я ахнула, прижала руки к груди.

– Так будет и с тобой, – продолжил наставник, – не сразу, но будет. И с твоими родными. Может, ты даже увидишь это собственными глазами. Ты хочешь? Ты выбираешь несколько десятков лет жизни там вместо вечности с нами?

Я сглотнула. Вечность и жизнь. Они несовместимы. Теперь я в этом убедилась. Хочу ли я отказаться от смерти, отказавшись и от жизни?

Я сделала шаг вперед. Всего несколько метров – и я под ночным небом свободы!

– А ты наивнее, чем я думал, – Хранитель снова перегородил путь. – Ты, милая, видимо, не понимаешь, что никто тебя не отпустит. Дверь закроется сегодня, и ты останешься с нами навсегда. Мы не будем больше ждать.

Раздался шелест волн: приближались лодки с братьями и сёстрами. Фонарики покачивались в их руках, освещая напряжённые лица.

– Куда же ты? А как же мы? Мы любим тебя, ты нужна нам, – прорезали гнетущую тишину голоса. У младшей сестры всё тот же жуткий кубок в руках.

Вот я и попалась. Они насильно вольют в меня свою чертову воду. Бежать! Бежать скорее! Но куда? Нет места в осеннем краю, где они меня не настигнут. Только за стеной… Стена! Ну конечно!

Мысль окрылила меня. Я заткнула подол платья за пояс, разбежалась, подпрыгнула и схватилась за прочные стебли лозы, оплетающей камни. Подтянулась, упёрлась ногами.

– Хватайте ее! Не упустите! – вскричал Пестробородый.

Всплеск воды от десятков ног, крики. Я лезла вверх, цепляясь и подтягиваясь. Вскоре начали уставать руки – как же давно я не испытывала этой приятной мышечной усталости. Глаза ослепил резкий свет, я зажмурилась, нащупала край стены. Последний рывок – и я перемахнула на ту сторону.

Резкий холод заставил сжаться в комок, снег холодными перьями ложился на лицо и плечи. С ночного неба скромно смотрели звёзды, уступая оранжевым фонарям право освещать зимний город. Сугробы погрузили мир в тишину и покой. Но совсем не тот, что был в вечном краю.

Жизнь заснула, чтобы пробудиться по весне.

* * *

Я так никогда и не узнала, сколько пробыла у Пестробородого, в реальности прошло не более часа. Муж и дочка радостно встретили меня дома, обрушили сотню вопросов на голову. Куда девалось моё пальто, сумочка, да и другая одежда? Отчего я мокрая, точно искупалась в проруби, и в странном платье? Я смеялась сквозь дрожь и обещала, что расскажу всё завтра в подробностях. Меня согрели, напоили чаем, обняли, поцеловали и уложили в постель. Как же здорово оказаться опять дома, среди любимых. Уже этот момент стоил всех дней, проведенных у Пестробородого.

Но как им объяснить? Вряд ли они поверят в край вечной осени. Ничего, разберёмся. Главное, что я теперь дома и меня ждёт моя жизнь. Пусть и конечная, но зато самая настоящая.

Глава II
С удивительным другом – в мир разумных животных, говорящих явлений и мудрых вещей

Для того чтобы быть другом, необязательно быть собакой.

Михаил Задорнов 

Алексей Ладо

«Ты не прилетел на мой день рождения! Ненавижу тебя!» – такое сообщение. Даже не позвонила. А я не стал оправдываться. Не прилетел, да.

Мила прекрасно знает, что добраться на материк с острова Беринга не так-то просто. Авиарейсы раз в неделю. По расписанию. Только у природы оно своё: то туман, то штормовой ветер, то такая метель, что не разберёшь, где небо, где земля. Мне не повезло, на первый мартовский самолёт я опоздал, а второй когда еще будет. Весна-то – одно название по календарю, не в реальности. Сегодня природа притихла, но вылет лишь завтра.

Я надел парку, нацепил чёрные очки, вышел из номера гостевого домика, оседлал арендованный снегоход и понёсся в тундру – к далекому базальтовому останцу с плоской верхушкой. Почему-то именно там в голову приходили нужные мысли, сложные решения. Так было в августе, когда я, обалделый от Командорских островов, осваивал окрестности, так было в ноябре, когда я решил остаться на острове Беринга зимовать.

Носиться в одиночку на снегоходе – опасно. Из плюсов – никто не помешает самоубиться, если уж очень хочется. Местные жители села Никольское не воспитывают приезжих, учат – да, но без бесконечных наставлений. А меня учил сам Андрей, человек известный – алеут, охотник и работник Командорского заповедника в одном лице. Лет деду Андрею много, а мудрости ещё больше. Дорогу я знал отлично: утюжил равнины, огибал места, где под настом прятались ручьи, отличал лежалый снег от пухлого, избегал навалы, под которыми таились карликовые берёзы или кусты. Почему-то на снегоходе я чувствовал себя всадником на лихом коне, хотя машина с лыжами впереди и гусеницей сзади больше напоминала тюленя. Очень проворного. И всё же, сжимая «рожки» руля, словно поводья, я отмечал, что у этого транспортного полукровки лошадиный норов и настроение всегда разные. Однако мы с ним отлично ладили.

Вот и камень! Я заглушил снегоход.

Кругом чистый белый снег. По-настоящему белый. На нём не видно теней, потому он не «играет» красками. Над головой опрокинутая чаша неба без облачка. Небо такого ярко-синего глубокого цвета, что, кажется, прищуришься и увидишь звёзды. Ветерок ласковый, маленький совсем. И тепло, где-то минус четыре, не больше.

Тишина. Поначалу думаешь, что оглох. Со временем уши ловят вспорх куропатки, тонкий писк леммингов, звуки моря.

Я взобрался на останец, свесил ноги и принялся думать.

Ох и врёшь ты самому себе – Серёга Датский! Как сивый мерин. Жена, конечно, знала о трудностях дороги, но о том, что я добровольно, приложив максимум стараний, продлил командировку на год – не догадывалась. Главред нашей программы «Уголки России» радостно потирал ладошки – спецкорреспондентов на удалёнке много, а чтобы репортажи от закоренелого «столичника» с искренним обалдением на морде лица, свежим взглядом на всё и честностью в описаниях жизни – такого дурака ещё поискать! Уголки – не Бали. А дурак – то есть я, Серёга Датский, – не только поехал и исправно присылал отменные материалы из опасной глубинки, но и сам вызвался посетить места, обозначенные на карте разве что точками. Не иначе за длинным рублём погнался. Жёнушка у Серёги – та еще стерва! Требовательная!

Я же… не потому ли так охотно согласился на предложение отправиться на Командоры, что чувствовал: давно всё неладно в «датском королевстве»?

Над головой кракнула чайка-поморник, тяжело полетела в сторону моря. Я проводил птицу взглядом…

К чёрту! Сдам билет и останусь на островах. Уволюсь. Работа есть – Андрей зовёт в заповедник. Такое вот решение. Кто бы знал, что оно не осуществится.

Пора. Я спрыгнул с камня и замер.

В нескольких метрах от снегохода стояла лисица, смотрела прямо на меня и не убегала. Странно! Вообще-то арктические лисы, точнее, голубые песцы, создания пугливые, окрас у них тёмный, а эта особа почти белая, лишь немного дымчатая, словно окутана ореолом негустых шерстинок. Прямо призрак. Ни разу таких не видел.

– Голодная, милая? – от долгого молчания сказал с хрипотцой, но лиса не испугалась, только короткие округлые ушки чуть дрогнули. – Сейчас.

Я вытащил из кармана галету, бросил пришелице.

Лиса отскочила на полметра, задом – забавно. У песцов тело длинное, но приземистое, как у таксы. Кажется, что они все время прижимаются к насту, потому и прыжок, как у плохого спортсмена.

Ого! Я проглотил смешок. Там, где она стояла, на снегу заискрились красные капли. Кровь? Да тебе помощь нужна, а не еда.

Лисица словно услышала, тонко и коротко тявкнула. Тоже странно: нормальные песцы кричат почти как чайки.

Неожиданно в голове прозвучал не мой голос – женский: «Помоги!» Слуховые галлюцинации, что ли? Или я так проникся?!

В снегоходе есть аптечка, я осторожно направился к машине.

Всё это время лиса не двигалась, но как только я шагнул к ней, повернулась и, то и дело припадая к насту животом, оглядываясь, побрела к плоским останцам, покрытым обледенелыми шапками снега.

«Быстрее!» – Показалось или нет? Может, я тут – на острове – давно двинулся умом и сам не заметил?

Лиса обогнула камни, и я понял, что она ведёт меня к кусту можжевельника с подветренной стороны. Там она легла на снег. Опять же, странно легла – вытянув всё лапы в одну сторону. Плохо ей.

Под кустом нора. Не старая, как обычно у песцов, а свежая и неглубокая. Никак рожать надумала, голубушка? Не апрель же! Рано. И как тебя угораздило? Не иначе – любовь. Где же твой приятель?

Я подошёл ближе…

Мы опоздали.

На снегу лежали окровавленные комочки. Четыре мёртвых щенка. О господи! Поморники постарались, наверное, а мать защищала, сколько могла. Я присел на корточки, погладил лису – шерсть мягкая, пушистая – осторожно дотронулся до живота, раздвинул мех и увидел рану, словно вспороли чем-то острым и длинным. Лисица приподняла голову и снова опустила на снег. Паршивая рана! Значит, кровь разлилась и внутри. Я обмотал бедолагу бинтом с большой ватной прокладкой, но он тотчас стал красным.

Только я собрался взять лисицу на руки, как заметил в норке движение, перегнулся и вытащил на свет божий не слепыша, а вполне уже «взрослого» ребёночка, хотя и крохотного. На нём – ни царапинки.

– Смотри, милая, живой! – я придвинул малыша к маминой мордочке. Лисица высунула розовый язык, облизала едва заметные щенячьи ушки, тёмный кончик носика.

«Не оставь!» – снова, очень-очень тихо, прозвучало в голове. Лиса закрыла глаза, по боку пробежала волна судороги, лапы дёрнулись, вытянулись, и она застыла навсегда, а дитёнок всё так же прижимался к матери.

Несколько минут я в оцепенении простоял на коленях, вжимаясь в снег, не в силах поверить в то, что произошло. Фантастический голос, гибель лисицы и щенков, оставшийся в живых комочек – всё это не принималось разумом. Потом я сходил к снегоходу за лопатой, похоронил лису и щенков прямо в норе, сверху забросал камнями и снегом.

Кроха терпеливо ждал, безошибочно поворачивая мордочку в мою сторону.

Я взял его на ладонь – пушинка! – засунул в варежку, а варежку спрятал за пазуху.

Что ж, назову тебя Снегурочкой!

Дома я устроил Снегурочку в коробке, соорудив «гнёздышко» из меховой шапки, сбегал в магазин за бутылочкой, сосками и молоком для детского питания. Лисичка не сразу сообразила, что это такое, но скоро освоилась и уже к вечеру самостоятельно кормилась: обхватывала соску и жадно тянула молоко.

Я же стал собираться на материк. Звонок диспетчеру подтвердил завтрашний вылет. Почему не отдал Снегурочку в заповедник? Тут две причины. Во-первых, мать-лисица доверила детёныша мне, во-вторых – и это главное – не давал покоя невероятный невозможный голос. Она общалась со мной!

В спортивной сумке и рюкзаке давно сложены вещи, осталось засунуть оставшиеся и… побриться! На острове я отпустил бороду и усы, выглядел по местным обычаям солидным, серьёзным. С недоумением я разглядывал безволосое лицо с чётким загаром выше основания носа. Лет десять сбросил, как раз на свой тридцатник выгляжу. Надо же, отвык от самого себя.

Я заглянул в коробку – Снегурочка сладко спала, зарывшись в шапку. Схожу пока к Андрею за советами по выхаживанию песцов в московских домашних условиях. Старик алеут – ходячая энциклопедия.

Андрей отговаривал от затеи, но инструкции дал. Он же подсказал способ, как вывезти краснокнижное животное на материк. Делиться им не буду, сам-то не в восторге от своего поступка, но очень уж хотелось разгадать тайну голоса, а в Москве много друзей – учёных разных, биологов в том числе.

* * *

За время дороги пришлось снова привыкать к деревьям, к шуму, суете человеческого роя, к гудению машин, вспышкам рекламы. Снегурочка на удивление много спала и хорошо ела, не обращая внимания на незнакомую окружающую среду.

Квартира встретила пустотой, к чему я оказался не готов. Мила вывезла всё, осталась мебель, исключительно мои вещи да кое-какая посуда. Хорошо, компьютер на месте, он жене без надобности. Что ж, придётся привыкать и к слову «бывшая».

Стали мы со Снегурочкой жить-поживать да нового добра наживать, благо материала о Командорских островах у меня ещё на год.

Через месяц явилась Мила.

– Датский, ты с ума сошёл? Зачем морскую свинку привёз?

– Это песец.

– А-а-а, точку поставил в наших отношениях? – бывшая по привычке затеребила длинные волосы, нахмурилась.

Я не сразу понял, о чём она? Дошло – песец же.

– Домой хочу, Датский, – Мила вздохнула, – к тебе.

– Что, любовник выгнал?

– Сама ушла. Поняла, что глупостей натворила. Тебя люблю, Серёжа, примешь обратно?

Я поверил, что-что, а врать бывшая никогда не умела. Взял Снегурочку на руки, погладил.

– Песец, Мила. Точка.

Лисичка росла быстро. Скоро стало ясно, что я не ошибся с именем – девочка! Шёрстка менялась на глазах, приобретала глубокий искристо-дымчатый ореол, но, как и у мамы, оставалась в основном белой. К году превратится в невесту. И я как любящий озабоченный родитель страшно волновался. Песцы учат детей выживать в тундре: выносить климат, охотиться, рыть норы, жить семьёй. Вот и я устраивал ОБЖ для питомицы в рамках квартиры. Притаскивал полёвок, живую рыбу, яйца. Снегурочка хитрая, ужас! Рыбу научилась «ловить и убивать», яйца легко прокусывала острыми зубками, а вот полёвок игнорировала до тех пор, пока они у меня не размножились в клетке. Не иначе как достаточную популяцию себе обеспечивала. И мне… С одной стороны, отлично, инстинкты налицо, с другой – не так-то приятно обнаружить на подушке полузадушенную полёвку в подарок.

Иногда я возил Снегурочку в зоопарк, где работал друг-ветеринар. Лисе делали прививки, а потом мы ходили в гости к песцам. К сородичам лисичка относилась ровно. По характеру спокойная, ласковая – она дружила со всеми, не проявляя особой привязанности.

Ещё я ждал… голоса. Вдруг и у Снегурочки есть телепатические способности?

Друзья биологи подтверждали, что такие легенды о некоторых животных существуют. О лисах – особенно. Но они же смеялись и всячески острили по поводу моих интересов. Шутили, но снабжали книгами. Кажется, я узнал всё, что можно: о восточных лисах-оборотнях – хули, кицунэ, кумихо, о нашей Патрикеевне, даже о лисьих феях. Читал вперемешку фольклорные записи, легенды разных времён, Гётевского «Рейнеке-лиса», пелевинскую «Священную книгу оборотней», забавный детектив Хольма Ван Зайчика «Дело лис-оборотней». Умяв кашу в голове, я сообразил, что ни одно из этих мифических существ не говорило мысленно, да и чтиво о лисах, а о песцах я ничего не нашёл.

Не было голоса… но как объяснить странные сны, в которых я мчался по белой равнине, загребая снег лапами, ловил ушами тундровые звуки и снежинки на язык?

Однажды в зоопарке я заметил, что песцы изменили отношение к моей красавице. Двое даже подрались из-за неё, но когда победитель бочком подскочил к Снегурочке, она прижалась к сетке и показала зубы. Пришлось «невесту» экстренно забирать из клетки.

«Она не готова, ей только десять месяцев, – так я думал, – но исполнится год, и будет проблема». В зоопарке Снегурочке явно никто не нравился. Песцы моногамны, и попробуй ещё найди родную половинку! Лисичке нужен свой мир, а не мой. Ей нужна тундра с долгой зимой, метелями, ветрами, бушующим морем, леммингами и, конечно, с сородичами. Ей нужна свобода.

Ночами я снова рыскал во сне по снежному островному берегу, нюхал следы и тихонько скулил, спрятавшись между камнями от ветра.

Сны повторялись всё чаще и чаще. И как-то утром я проснулся с твёрдым решением: надо лететь на Командоры. Год прошел незаметно, снова март. Пора!

Главред ругался, он уже приготовил для меня другие задачи, так что я взял отпуск. Искать нелегальных путей не стал, связался с Андреем и в скором времени получил документы на перевозку животного в родные места обитания.

Снегурочка словно чувствовала перемены, забиралась в сумку, деловито перебирая лапками вещи – не забыл ли я чего? Обнюхивала добротную клетку и даже спала в ней подолгу. Умная! Хоть бы дорога не затянулась.

* * *

Нам повезло, как будто остров Беринга ждал и всячески усмирял природу, чтобы мы вернулись быстрее. Андрей заранее забронировал номер в гостевом доме, арендовал снегоход.

Я не медлил, Снегурочка и без того металась по клетке, как только мы ступили на островную землю.

Вот и любимый останец. Я заглушил снегоход. Дежавю! Такое же, как в день встречи с арктической лисицей, утреннее тёмно-синее небо раскинулось над головой. Под чистым снегом угадывались ручьи, вот-вот готовые выбраться наружу. Лёгкий ветерок качал разросшиеся кусты можжевельника. Поморников, слава богу, не видно.

Я взял клетку, отошёл метров на двадцать от камня. Снегурочка одобрительно и тихо, по-птичьи, чирикала. Я сел в сугроб, открыл клетку, сложил руки на груди и закрыл глаза. Не хочу смотреть, как она исчезнет.

Уши-то на месте, я прекрасно слышал, как лисичка завозилась, погрызла прутья и нашла распахнутую дверцу.

Потом наступила тишина. Вот и всё. Правильно. В гостях хорошо, а дома лучше! Радость пополам с печалью тронула сердце.

Неожиданно Снегурочка прыгнула на сложенные руки, как она часто проделывала в московской квартире. Шершавым язычком облизала щёки. Мокрые, что ли? Я зажмурился сильнее:

– Давай, милая, – а когда открыл глаза, её уже не было.

Долгое время я каждый день приезжал к камню. Вдруг лисица не смогла привыкнуть к тундре? Вдруг нужна помощь. Жива ли? Я видел других песцов, но ни разу не встретил свою питомицу.

Как тут уехать с острова Беринга? Недолго думая, я уволился, нашёл работу в заповеднике – подручным у Андрея. И ни разу не пожалел…

Однажды летом в дверь постучали. Позади девушки в белой с капюшоном куртке дребезжал квадроцикл. Невысокая, стройная как статуэтка, несмотря на экипировку заядлого гонщика, она не сдвинула визор – светлое личико, чёрные глаза – вот и всё, что я смог разглядеть. Незнакомка показалась нереальной, словно возникшей из ниоткуда. Значит, с материка. Ну да, вчера был самолет. Туристка.

Девушка тоже рассматривала мою небритую пока особу с интересом. Я чувствовал прямой цепкий оценивающий взгляд. Недолго.

– Андрей зовет тюленей считать! – выпалила она, протянула шлем.

Не туристка. Нереальности прибавилось: мне-то знакомы все жители поселка, но эту девушку я раньше не встречал.

– Пять минут дадите? – сказал я, распахивая двери в домик.

– Дадим. Ждём, – хмыкнула незнакомка. Войти отказалась, уселась на квадроцикл, поникнув плечами, как будто пять минут ожидания нанесут несчитанным тюленям страшный вред.

Я заторопился. Быстро побрился, нацепил рабочий комбинезон, и мы понеслись по пыльной дороге. Девушка лихачила, словно отбиралась на чемпионат России по трофи-рейду, я сзади подпрыгивал и матерился про себя. Улучив мгновение, когда квадроцикл взбирался в горку, рявкнул, перекрикивая ветер и хруст камешков под колесами:

– Вы кто?!

Девушка услышала:

– Внучка… деда Андрея!

Недавний дождь размыл дорогу, и машина забуксовала в вязкой глине на пригорке. Девушка соскочила, поскользнулась, но удержалась на ногах.

– Помогайте!

Надо же, не городская неженка, угробила в грязи ботинки и глазом не моргнула, хотя глаз-то я и не разглядел. Совместными усилиями мы вытолкнули машину на сухое место. Заляпались по уши, я в основном, потому что снял перчатки и шлем.

Девушка достала бутылку с водой:

– Умойся, а то тюлени не подпустят, – фыркнула.

– Как зовут тебя, внучка?! Я Сергей.

– Снегурочкой! – она рассмеялась: – Надеждой! А про тебя я всё знаю, Серёжа! И мне полей! Пылищи-то…

Она наконец-то сняла шлем. Полыхнули рыжей осенью и рассыпались по плечам густые волосы, огромные чёрные немного раскосые глаза смотрели на меня доверчиво и как-то ласково, что ли.

Через пару минут квадроцикл полетел дальше, но я уже не обращал внимания на опасную езду. Как она так сказала? Необыкновенно – протяжно, хрупко, словно погладила по щеке: «Се-рё-жа!» Ветер вдруг стал музыкой, а дорога – цветным калейдоскопом с мелькающими картинками мира, среди которых одна оставалась неизменной – Надежда.

И снова март. Год прошёл с того самого момента, когда я отпустил лисичку на волю.

Конечно, в этот день я помчался к своему останцу. Один. Моя жена Надя учится в Хабаровском меде – летом получит диплом и приедет на остров уже не на каникулы, а навсегда.

У камня я огляделся. Никого. Поскучав немного, как обычно оставил дары для животных у подножия. То, что вкусности исчезали, утешало, хотя ясно, что угощались в основном лемминги и птицы. Только я собрался завести снегоход, как вдруг вдалеке нарисовался лис-песец. Большой бурый самец. Он крутанулся на насте, оскалился и скрылся в снежных завалах у можжевельника. Через пару минут оттуда же выплыла – другого слова не подберу – красавица лисица. Белая, но с дымчатым ореолом шерстинок. Она неторопливо потрусила прямо ко мне, а я замер. Моя! Моя Снегурочка! Ох, какая стала!

Лиса остановилась в нескольких метрах, вздёрнула мордочку, нюхая воздух, развернулась.

«Пойдём!» – прозвучало в голове, и я как сомнамбула потопал за нею.

Она привела к норе, в которой барахтались ранние щенята. Неподалеку маячил песец, глядел зорко и явно не одобрял поведения подруги.

Довольная гордая Снегурочка схватила особо резвого отпрыска за шкирку и сунула в ладони: «Мои!»

Я гладил лису одной рукой по дымчатой спинке, в другой держал любопытного щенка, мокрым носом тыкающегося в пальцы… И мир почему-то искрил и расплывался перед глазами.