Текст книги "Последний трюк"

Глава 41. Салун путешественников

Наконец мы остановились у простой деревянной двери, неотличимой от восьми других дверей смежных одноэтажных домов в узком переулке.

– Разве мы не проходили это место уже дважды? – спросил я.

– Хорошо, – отозвалась Рози, потом осеклась. – Нет, не совсем хорошо, но уже лучше. Когда мы в последний раз здесь проходили, за нами всё ещё следили две группы шпионов.

Я снова оглянулся и никого не увидел.

– А теперь?

– Мы оторвались от них три улицы назад. Сейчас самое безопасное время для того, чтобы войти.

Я шагнул вперёд, чтобы открыть дверь, но Рози, всё ещё держа Фериус на руках, подняла ногу и толкнула створку. Не теряя времени, она вошла в дом, который оказался внутри гораздо больше, чем снаружи. Когда-то, должно быть, здесь было несколько отдельных стоящих вдоль улицы домов, а теперь стены между ними убрали, сделав огромную общую комнату со множеством столов. Лишь кое-кто из собравшихся здесь мужчин и женщин походил на берабесков. Интересно, сколько из них – аргоси?

– А что будет, если войти сюда через одну из других дверей? – спросил я.

– Они заперты, – ответила Рози.

– А если кто-нибудь заметит, что никто никогда ими не пользуется, и решит, что в домах есть чем поживиться?

– Кража со взломом карается в Берабеске смертью. Мы, аргоси, следуем законам тех стран, в которых очутились.

Собравшиеся в комнате мужчины и женщины внезапно показались мне куда более опасными. Я уже привык к тому, что Фериус предпочитает избегать насилия. Она была не из тех, кто пойдёт по Пути Грома, если есть другой выход.

– Пошли, – сказала Рози, направляясь к бару.

Люди смотрели на нас, но никто не преграждал нам путь и не заговаривал с нами – кроме бармена, который наливал в кружки эль и едва поднял глаза, чтобы сказать:

– В такие времена лучше оставаться дома.

Рози прошла мимо конца стойки, направляясь к другой двери.

– В такие времена безопаснее всего под землёй, – ответила она.

Это не был привычный пароль, какой я слышал в других салунах путешественников. Интересно, его изменили для данного заведения или для данного времени? Возможно, обычная фраза стала слишком общеизвестной, поэтому во время войны знающие люди воспользовались другой? Я подумал, не спросить ли об этом, но идущая Путём Шипов и Роз никогда не откровенничала в таких вопросах.

Она протиснулась в дверь у конца бара и подождала, пока я войду следом за ней. Как только дверь за нами закрылась, мы оказались в полной темноте.

– Считай шаги, – велела она.

– Я не новичок, – раздражённо ответил я и представил, как она пожимает плечами.

– Меня часто озадачивает, что ты знаешь, а чего нет, тейзан. Меня обучали много лет, прежде чем моя маэтри впервые привела меня в хоста пилгри.

– Фериус всё делает по-другому, – сказал я, не потрудившись упомянуть, что она никогда не говорила мне, что аргоси называют салуны путешественников «хоста пилгри».

Пройдя двадцать семь ступенек вниз по резной каменной лестнице, мы добрались до самого низа, и Рози толкнула последнюю дверь, ведущую в место, которое я привык считать настоящим салуном путешественников – верхний этаж был всего лишь фасадом.

Судя по тому, что я узнал, путешествуя с Фериус, такие святилища можно найти на континенте повсюду, от Гитабрии на юго-востоке до Забана на крайнем севере. Кто первым их построил и с какой целью, оставалось загадкой, на которую вряд ли могли ответить даже аргоси. Этот салун очень походил на другие виденные мной салуны: вырезанное в камне, смахивающее на пещеру подземное помещение, достаточно просторное, чтобы спрятать здесь небольшую армию. С цепей, вмурованных в двадцатифутовые потолки, свисали фонари, освещая разномастные столы и стулья, но оставляя множество тёмных закоулков для тайных бесед и маскируя два или три входа в туннели, дающие возможность сбежать, если это место захватят. Далеко позади, за занавесками, имелись помещения (вообще-то альковы), где можно было найти большую уединённость, а время от времени – девицу для особых услуг.

В отличие от переполненной общей комнаты наверху, здесь были заняты всего два стола. За первым в одиночестве сидел мужчина, положив ноги на деревянную столешницу, скрыв глаза полями шляпы жителя приграничья, очень похожей на ту, что носил я. Однако шляпа не скрывала ни его улыбки, ни сходства с Дексаном Видерисом – моим коллегой, метким магом и преступником, имевшим почти столько же причин убить меня, сколько у меня самого. К счастью, когда этот человек приподнял поля шляпы достаточно, чтобы показать лицо, я увидел, что он немного моложе Дексана, хотя так же раздражающе красив. Он приподнял передо мной шляпу, после чего потянулся за кружкой, чтобы сделать глоток.

Теперь, когда я смог расслабиться настолько, чтобы вынуть руки из футляров с порошками, я заметил, что Рози ведёт нас ко второму занятому столу. За ним сидели мужчина и женщина, подавшись друг к другу и тихо разговаривая. При виде нас они обернулись, и даже в тусклом свете я их узнал: седовласый мужчина с брюзгливым лицом по имени Дюррал и женщина тех же лет, но с куда более любезными манерами, по имени Энна. Приёмные родители Фериус.

– Отнеси её к диванам, – сказала Энна, вытащив из-под стола кожаный чемоданчик, и встала, чтобы обо всём позаботиться.

Дюррал подошёл к нам, протянув руки.

– Дай её мне, Рози.

– Я – Путь Шипов и Роз, – ответила та, отдавая Фериус.

– Ага, ну а я сегодня Путь Мне На Это Плевать.

Он отнёс свою приёмную дочь в одну из занавешенных кабинок и положил там на кушетку.

– Хе, – просвистел Рейчис в ответ на замечание Дюррала. – Это надо запомнить.

Энна открыла кожаный чемодан и вытащила изящную резную штуку, сделанную из двух разных пород полированного дерева. Тёмная часть (вроде бы из красного дерева) имела форму крошечной чаши или кувшина; к ней крепился трубчатый стержень из древесины, похожей на вишнёвую. У меня ушла секунда, чтобы понять, что я вижу.

– Курительная трубка?

– Не подходи слишком близко, – предупредила Энна, положила трубку и достала из чемодана крошечный мешочек. – Вдохни слишком много этой смеси без надлежащей подготовки, и ты побежишь по улицам Махан Мебаба, размахивая руками, как птица крыльями, удивляясь, почему у тебя не получается взлететь.

Она развязала мешочек и начала вытряхивать часть его содержимого в чашу трубки. Я насчитал четыре разных вида измельчённых листьев. Две части – зелёные, хотя и разные с виду. Третья часть – коричневая, как навоз… Насколько мне было известно, это и вправду мог быть навоз. Четвёртая часть смахивала на крошечные полупрозрачные осколки сине-зелёного кристалла.

Энна осторожно выудила ногтем из трубки один из осколков, положила его обратно в кисет и, пробормотав:

– Этого слишком много не надо, – затянула шнурок. – Я хочу, чтобы ты её зажёг.

– Я? Ты хочешь, чтобы я разжёг трубку заклинанием, которое имеет нехилый шанс взорвать не только трубку, но и твою руку и половину твоего лица?

– Мне нужно немного твоей магии, – спокойно сказала она, хотя я прекрасно видел, как дрожит трубка в её руке. – Видишь ли, травы… они своего рода канал.

– Канал для чего?

Дюррал хмыкнул.

– Ты теперь эксперт по исцелению, парень? Думаешь, нам нужно твоё одобрение, чтобы попытаться спасти нашу дочь?

– Не набрасывайся на мальчика, Дюррал, – упрекнула Энна. – Это сложновато, Келлен, и, по правде говоря, никто из нас не может точно сказать, какие части головоломки работают, а какие вообще не имеют значения. Но, в конце концов, Проклятие, которое визири наложили на Фериус, нельзя победить обычными лекарствами. Для этого требуется… Полагаю, ты бы сказал – требуется дух.

– Дух?

– Я так и думала, что это должно звучать немного странно для бывшего посвящённого джен-теп.

Странно? Сама идея была ненормальной, суеверной и почти детской. Для моего народа магия являлась наукой. Формы необузданной силы существовали по всему миру. Скопище опасных подземных руд под Оазисом давало возможность посвящённому связаться с этими силами. После чего, при наличии должной подготовки и таланта, джен-теп использовал язык соматических форм, эзотерическую геометрию и силлабические интонации, чтобы направить силы в заклинание.

А то, что описывала Энна? Чушь.

Даже в магии шёпота было больше смысла: бестелесные, но разумные духи, обитающие на соседних с нами эфирных гранях, хоть и оставались невидимыми для нас, могли с нами общаться и при желании выполнять различные задачи, которые работали по законам их граней и проявлялись у нас в виде магических эффектов.

– Иногда требуется немного доверия, Келлен, – мягко сказала Энна.

Я сунул руки в футляры и вынул бесконечно маленькие щепотки красного и чёрного порошков.

– Значит, просто зажечь травы в трубке?

– Тебе придётся сконцентрировать свою волю.

– Мне всегда приходится концентрировать волю, – раздражённо ответил я. – Без этого не сотворить заклинание.

– Я имею в виду, одновременно ты должен думать о Фериус. Как будто… Как будто ты её зовёшь. Как будто её завалило камнепадом, а магия дыхания в твоём заклинании – крошечная соломинка, проходящая сквозь завал. Ты должен позвать Фериус через эту соломинку.

Я почувствовал, как толстые пальцы Дюррала сжали моё плечо.

– И не промахнись.

Рейчис зарычал на него из-за меня.

– Думаешь, я в своё время не боролся ни с одним белкокотом? – спросил старик.

– Путь Вьющегося Чертополоха на старости лет стал колючим, – предупредила Рози.

Её насмешка напомнила мне о её недавних словах – дескать, аргоси не живут долго. Судя по тому, как Дюррал сжал зубы, он не очень-то ценил напоминание о своих преклонных годах.

– Не заводи его, – предупредила Энна и махнула рукой. – Вы трое, кыш отсюда. В деле участвуем только я, Келлен и Фериус.

Дюррал и Рози нехотя отступили на несколько шагов. Рейчис ещё раз зарычал на каждого из них, давая понять всем, кого это касалось, что он выиграл противостояние, затем спрыгнул с моего плеча и направился к другому занятому столу.

– Пойду пошарю в карманах того парня.

Энна положила руку мне на предплечье.

– Всё в порядке, Келлен. Тебе не обязательно верить. То, что связано с проклятиями и бедствиями, вроде как очень запутано.

– Это спасёт Фериус? Я имею в виду, если мы всё сделаем правильно?

Она устало покачала головой.

– Нет, сынок, не спасёт, но облегчит симптомы. Даст ей немного сил, чтобы она смогла ещё какое-то время побороться с Проклятием.

Она убрала ладонь, и я посмотрел на свои руки.

К мозолям на моих больших и указательных пальцах прилипло всего несколько крупинок красного и чёрного порошков – ровно столько, чтобы бросить заклинание и послать пламя в чашу трубки. Мне придётся щёлкнуть пальцами, чтобы заставить крупинки столкнуться в воздухе, а затем направить огонь в нужное русло… всё это время каким-то образом подталкивая свою волю в заклинание, чтобы вызвать Фериус.

Иголочка в стог сена.

Мне пришлось сделать ещё один шаг назад. Целиться труднее, когда находишься слишком близко к мишени. Как только я убедился, что правильно выбрал углы, я щёлкнул пальцами, за мгновение до того, как порошки соприкоснулись, сложил руки в соматические формы и произнёс заклинание из одного слова.

– Караф.

Две тонкие нити огня, красная и чёрная, выстрелили и закрутились друг вокруг друга. Я слишком поздно понял, что направил их чуть-чуть под другим углом. Каким-то образом Энна вовремя это заметила и передвинула трубку на полдюйма, чтобы пламя ударило в содержимое чаши.

– А теперь отойди, – сказала она. – Не хочу, чтобы ты это вдыхал.

Несмотря на предупреждение, я стоял, как пень, пока не почувствовал, что Рози тащит меня туда, где они с Дюрралом укрылись от уродливого чёрного дыма, повалившего из трубки. Энна сделала длинную, медленную затяжку – осторожно, словно подкрадывалась к гремучей змее. Её щёки надулись, но она удержала дым во рту, осторожно положив трубку и достав второй инструмент, которым загасила пламя.

Потом снова посмотрела на меня с глазами, полными слёз. Я не мог сказать, повинен ли в её слезах дым или страх за жизнь дочери.

Она потянулась и большим и указательным пальцами левой руки зажала ноздри Фериус. Правой рукой осторожно потянула Фериус за подбородок, чтобы открыть рот. Мучительно медленно Энна выдохнула тонкий завиток чёрного дыма, всё время шевеля губами, как будто использовала магию шёпота. Дым проник в рот её дочери и остался там, кружась, словно запертый в стеклянной чаше.

– Давай, девочка, – сказал Дюррал у меня за спиной. – Твоя мама зовёт тебя. Хоть раз в жизни послушайся.

Фериус внезапно зашлась в мучительном кашле, хотя вместо того, чтобы выдохнуть дым, казалось, втянула его глубоко в лёгкие.

– Вот так, моя дорогая, – сказал Дюррал. Голос старика дрогнул. – Никакое чёртово Проклятие не удержит мою девочку.

Снова кашель, густой, хриплый, резкий. Кровь сочилась из уголка рта Фериус, чёрная нить скользила в крови, как масло в воде. Она подняла руки, пытаясь закрыться от дыма, но Энна удержала её и продолжала медленно выдыхать, пока весь дым до последней частицы не вошёл в лёгкие Фериус.

Спустя некоторое время Фериус успокоилась и открыла глаза.

– Мама?

Энна улыбнулась.

– А кто же ещё?

– Я сомневалась, что когда-нибудь увижу тебя снова.

– В последний раз, – сказала мать. – Я же говорила, что мы встретимся в последний раз.

– И больше никогда?

– Не могу ясно разглядеть пути впереди. И никогда не могла. Но я думаю, это наша последняя встреча, малышка.

Мысль о том, что кто-то называет Фериус Перфекс «малышкой», казалась абсурдной. Но она вытерла слезу тыльной стороной ладони. Повернула голову и в упор посмотрела на меня.

– Это ты, малыш? – спросила она.

Я подошёл ближе и опустился рядом с ней на колени.

– Я думал, ты умерла, – сказал я, беря её за руку и стараясь не разрыдаться, как потерявшийся ребёнок.

– Подумывала об этом, – ответила она и неуклюже потянулась к моей руке. Я сжал её руку в ладонях. – Потом вспомнила, что ты слишком упрям, чтобы позволить мне умереть.

– Ей нужно отдохнуть, – заявила Энна, доставая из кожаного чемоданчика баночки и бутылочки и аккуратно их расставляя. – Оставь её со мной на несколько часов: я дам ей все лекарства, какие смогу, чтобы она набралась сил.

– Только одно лекарство может вылечить то, что меня сейчас мучает, – пропыхтела Фериус. – И я не могу представить, чтобы кто-нибудь любезно его принёс.

– Да неужто? – спросила Энна, приподняв бровь.

Фериус широко распахнула глаза.

– Мама, у тебя же нет…

Энна сунула руку во внутренний карман пальто и вытащила оттуда нечто длинное и тонкое – то, что я сразу узнал.

– Ты принесла мне курительные соломинки! – Энтузиазм в голосе Фериус контрастировал с бледностью её усталого лица. – Но вы же с папой ненавидите курево.

Дюррал подошёл и положил руку на плечо дочери.

– Это дурная привычка, девочка. Она когда-нибудь тебя убьёт. Но твоя мама носит их с собой повсюду. На всякий случай.

Я встал и отступил назад. Мне показалось: лучше уйти в такой семейный момент.

– Ты хорошо справился, – сказала мне Рози.

Я не понял, то ли она и вправду так считает, то ли говорит так просто из любезности. Потом вспомнил, что Рози никогда не бывает любезной.

– Спасибо, – ответил я.

– Пошли со мной, – велела она.

Задёрнув занавеску, чтобы оставить Фериус наедине с родителями, Рози направилась к каменным ступеням, вырезанным в длинной стороне пещеры. Ступени вели на галерею над залом.

– Остальные вот-вот спустятся вниз.

– Какие «остальные»?

Рози склонила голову набок, словно пытаясь понять, притворяюсь я глупым или действительно глуп. Затем кивнула, как будто я дал ей ответ.

– Остальные аргоси. Они ждали нас.

– Зачем?

На лице Рози появилась её версия улыбки – она вроде как сжала губы, не то чтобы неприятно, но так, что у меня по спине пробежал холодок.

– Чтобы сыграть в карты, конечно.

Глава 42. Карточная игра

Во время путешествий с Фериус Перфекс я изучил сотни карточных игр. Простых, основанных в основном на случайностях, таких, как «Жатва фермера» – в ней каждый игрок начинал с двух длинных рядов карт рубашками вверх и мог назвать либо масть, либо цифру, получая очки в зависимости от того, насколько точно угадывал. Сложных игр, таких как «Капризные звёзды», требовавших отличной стратегии, не говоря уж о памяти (Фериус могла запомнить положение каждой карты в колоде, стоило развернуть её веером). Она научила меня даже таким странным играм, как «Забывчивый трубадур», где каждый игрок начинал с одной карты, вокруг которой слагалась история, а другой игрок продолжал рассказ, выкладывая одну из своих карт. С каждым ходом – или «строфой», как это называлось, – история становилась всё сложней, в игру вплетался ряд правил повествования, и игрокам полагалось подстраивать под них карты у себя на руках. В конце концов, выигрыш зависел как от применения этих неустойчивых правил, помогающих рассказать лучшую историю, так и от наличия нужных карт.

Поэтому – да, я знал много карточных игр.

– Что, чёрт возьми, они делают? – спросил я, стоя рядом с Рози на галерее.

Внизу, под нами, около пятидесяти мужчин и женщин, так же отличающихся друг от друга, как они отличались от берабесков в городе наверху, расположились вокруг столов, освещённых помятыми медными фонарями, и в полной тишине играли в карты. Однажды я видел, как это делали Фериус и Рози, поэтому понял общий принцип: двое аргоси раскладывали собственные колоды (карты, на которых они рисовали разные народы континента так, как они их видели) и таким образом показывали друг другу, что узнали о положении в мире. Затем начинали перекладывать карты друг у друга, как бы говоря: «Может, ты ошибся? Может, это скорее вот так?» Первый игрок мог согласиться, отменить изменение или разложить узор совершенно по-другому, иногда используя нарисованные карты второго игрока.

– Путь Дикой Маргаритки никогда не учила тебя этой игре, не так ли? – спросила Рози.

Меня удивил не столько вопрос, сколько отсутствие презрения, недоверия или характерного разочарования в её голосе.

– Не учила.

Рози кивнула, явно удовлетворённая моим ответом.

Но я не был удовлетворён.

– Почему Фериус никогда по-настоящему не учила меня быть аргоси? – спросил я с предательской жалобной ноткой в голосе. – Всегда танцы вместо защиты, музыка вместо красноречия. Почему каждый из её уроков должен был быть таким…

– Чертовски необъяснимым?

Столь беззаботный ответ настолько не вязался с этой ожесточённой женщиной, что я невольно рассмеялся.

Рози посмотрела в дальний конец пещеры, на задёрнутую занавеску, за которой под бдительным оком родителей отдыхала Фериус.

– Моя сестра не похожа ни на одного из нас.

Её взгляд скользнул по разношёрстному племени не вписывающихся ни в какие рамки людей, играющих в карты под нами. Она вздохнула.

– Что, полагаю, делает её такой же, как все мы.

Тогда я задал вопрос, над которым размышлял долгое время, зная, что Фериус никогда не даст на него прямого ответа.

– Почему аргоси так отличаются друг от друга? Почему они такие… неорганизованные? С вашими талантами вы могли бы стать…

– Армией? – предположила Рози.

– Полагаю, да.

– Армия бродячих аферистов, играющих в карты, – сказала она почти с тоской. – Мы, несомненно, стали бы ужасом континента.

Она повернулась ко мне, прислонившись спиной к деревянным перилам, вмурованным в каменные стены галереи, подняла руку и пошевелила пальцами.

– Что ты видишь?

– Твою руку.

Она покачала головой и сжала руку в кулак, направив его мне в грудь.

– Армию. Эффективную. Сплочённую. Идеально организованную для своей цели.

– Для войны?

– Возможно, для войны. Возможно, просто для контроля.

Она поднесла кулак ближе ко мне.

– Ты можешь сопротивляться контролю моей армии?

Я тоже сжал кулак, но потом разжал пальцы и обеими руками обхватил её ладонь.

Рози снова слегка улыбнулась.

– Ты захватил мою армию. – Её улыбка исчезла. – Вот только…

Я даже не заметил движение её второй руки, но вот он – короткий, острый кончик её ногтя, направленный в уголок моего глаза.

– Аргоси.

– Здорово! – тихо сказал Рейчис, сидевший на перилах. Я и не заметил, когда он там оказался. – Думаю, она собирается выдавить тебе глаз, Келлен. Можно, я его возьму?

Я отпустил кулак Рози, и она убрала палец от моего глаза.

– Значит, таков Путь Аргоси? – спросил я. – Стать кем-то вроде воина, чтобы обходить, обманывать и побеждать армии?

Она повернулась, оперлась руками о перила и посмотрела на игроков внизу.

– Таков мой путь. Мой путь всегда был Путём Роз и Шипов. Искать то, что в мире прекрасно, нежно, и защищать это без колебаний. Без милосердия.

– Фериус не такая, – огрызнулся я, возмущённый тем, что показалось мне критикой в адрес моей наставницы.

Рози не обратила внимания на мою вспышку гнева.

– Как и большинство остальных. Каждый из нас идёт своим путём, и никто не может быть уверенным, что путь правильный, всегда есть надежда, что где-то там другой аргоси нашёл путь, который ищем все мы.

– Какой именно?

Не оборачиваясь, чтобы посмотреть на меня, она снова подняла кулак.

– Тот, что удержит армии мира от уничтожения самих себя и всего, что они призваны защищать.

Я присоединился к ней у перил и принялся наблюдать за десятками карточных игр, разворачивающихся под нами. Каждая колода была расписана владельцем вручную, отражая не только личный художественный стиль, но и индивидуальное восприятие – уникальные взгляды аргоси на цивилизации этого континента. И всё же, какими бы разными ни казались карты и в каком бы порядке ни раскладывали их игроки, один и тот же узор появлялся снова и снова, когда я смотрел на расклады.

– Что ты видишь? – спросила меня Рози.

Я не заметил, что она повернулась и смотрит на меня.

– Это смахивает на… как бы они ни перемещали карты, результат всегда похож на армии, готовые к столкновению.

– А почему, как ты думаешь?

Я знал ответ – по крайней мере, он вертелся у меня в голове, – но не мог выразить его словами.

– Это как-то связано с самими картами, – начал я.

– Но почему? Почему они могут образовать только один…

От резкой боли в левом глазу у меня перехватило дыхание. Кожу вокруг моих меток Чёрной Тени защипало, когда линии начали изгибаться и поворачиваться, как шестерёнки замка. Сперва одна, потом вторая и, наконец, третья.

Теперь энигматизм овладевал мной всё чаще, обрушиваясь ниоткуда. На этот раз у меня перед глазами поплыло и вся пещера как будто заполнилась чёрно-зелёным туманом. Карты на столах взмыли в воздух, выстраиваясь передо мной. Каждая масть оживала – щиты дароменской империи, чаши теократии берабесков, заклинания джен-теп, хитрые приспособления гитабрийцев, колёса забанцев и другие масти, представляющие страны в самых отдалённых северных и южных частях континента, где я никогда не бывал.

Рамки карт разлетелись вдребезги, как стекло, высвобождая картинки внутри. Семёрка чаш стала клириком, ведущим свою паству в молитве. Два щита раздвинулись, показав пару молодых воинов, тренирующихся с деревянными мечами. На вращающейся шестёрке колёс группа забанских ремесленников вплетала кожаные ремни в крепкую, но гибкую броню. Каждая карта, каждая грань жизни какой-либо культуры занялась своим делом. Жизни, которые они изображали, казались совершенно естественными, даже благородными, но, собранные вместе, все они вели к…

– Келлен? – спросила Рози.

– Масти, – прошептал я. – Дело в самих мастях.

То, что я произнёс ответ вслух, заставило видение развеяться. Люди и места, разбросанные по пещере, застыли, снова заключённые в рамки карт. Карты поплыли обратно к столам, с которых, по правде говоря, никогда и не улетали. Метки Чёрной Тени вокруг моего левого глаза повернулись и снова закрылись.

– Ты болен? – спросила Рози.

Озарение, которым одарил меня энигматизм, уже начало исчезать, поэтому я заговорил быстро, выдавливая слова, пока не поздно:

– Игра подстроена. Масти, страны, которые они изображают… Когда видишь их вместе, карты каждой масти, как ни реши их разыграть, результат один – война.

Рози молча наблюдала за мной.

– Так вот к чему ведёт вся человеческая цивилизация? – спросил я. – Неужели мы обречены лишь на бесконечные войны и кровопролитие?

– Аргоси не верят в судьбу, – ответила она со сталью в голосе. Но потом её плечи поникли, с губ сорвался вздох. – И всё же здесь, на этом континенте, все пути, похоже, ведут к одному и тому же концу. Мы отправляемся ко всем народам, посещаем все страны, всегда стремясь лучше понять их людей и усовершенствовать наши колоды, чтобы карты более точно их изображали. Но когда раскладываем карты, они всегда рассказывают одну и ту же историю о долгом, непоколебимом марше на войну.

Тут я понял, почему аргоси такие. Почему Фериус так отличается от Рози, а Рози – от всех остальных. Они были не просто игроками, они были самой игрой. Непредсказуемо перетасованная колода карт, стремящаяся при раздаче помешать войне охватить континент. И всё же, сколько раз они ни тасовали колоду, результат получался один и тот же.

– Это игра, – повторил я. – Сама игра подстроена.

Рози открыла рот, чтобы заговорить, но я не расслышал, что она сказала. В моей голове прозвучал другой голос.

«Ты сейчас придёшь поиграть со мной, Келлен?»

Голос маленького мальчика.

Голос Бога.