Текст книги "Константинов крест (сборник)"

В Левушкиной помощи Понизов нуждался и сейчас. Чтоб не возникло поводов для инсинуаций, эксгумацию необходимо задокументировать на месте: на видео, на фото.

Распахнутый директорский кабинет был пуст. Понизов принялся озираться.

– Вы, наверное, насчет проведения экскурсии? – окликнули его. Из-за перегородки поднялась изящная фигурка с раскосыми глазами и длинноватым носом, придававшим лицу необъяснимое обаяние. Пшеничные волосы оттенялись легким загаром. Глаза и особенно нос показались Понизову смутно знакомыми. В свою очередь, сотрудница мельком, из вежливости глянула на визитера, вдруг сощурилась, заморгала и – отчего-то зарделась.

– Я, собственно, к директору по личному вопросу, – Пони-зов как-то растерялся. Нереальное ощущение овладело им: не запомнить такое необычное лицо было невозможно. Но он не помнил. И всё-таки где-то видел! Может, в другой жизни?

– Ба! Да у нас гости, – из санузла вышел, вытирая на ходу руки носовым платком, сам директор. – Познакомься, Светик! Не приходилось прежде сталкиваться с сыщиками? Так вот он, собственной персоной! Правда, бывший, но бывший лучший.

Левушка с чувством потряс лапу Понизова.

– Менты бывшими не бывают, – привычно отшутился Понизов.

– В какой ипостаси понадобился на сей раз? Как фотограф или?..

– В обоих. Есть очень интересная тема для краеведа.

Левушка оседлал ближайший стул, жестом пригласил поближе девушку.

– Света – наша сотрудница. Не помешает? – поинтересовался он вскользь.

Тревожащий Светин взгляд мешал Понизову отчаянно. Но, конечно, он согласно кивнул.

Зная любопытную Левушкину натуру, Понизов постарался с порога заинтриговать фигурой президента Пятса, тяжкой судьбой его, историей розысков.

Левушка слушал с приоткрытым ртом, посапывая от возбуждения. То и дело подскакивал, подталкивал свою помощницу. Но когда Понизов закончил, задал вполне логичный вопрос:

– Раскопки санкционированы?

Врать Понизову не хотелось:

– Для тебя – да. Если что, сошлетесь на председателя поссовета.

– А для вас? – не поднимая глаз, уточнила Светлана.

Понизов нахмурился:

– Это уже мои дела. Соглашайся, Лева! Оба окажемся в выигрыше. Первооткрыватель – это знак на всю жизнь.

На румяном лице Псахиса проступила мука. В нем боролись азарт поисковика и опасливость чиновника, которого втягивают в сомнительную несанкционированную авантюру. Риск показался слишком велик. Лева огорченно воздел полненькие рыжеватые руки.

– Мы согласны! – опередила его Света.

Ручки Левушки опустились.

– Свет не видывал такой авантюристки! – пожаловался он. – И чего я, простофиля, на ней женюсь. Кстати, забыл представить, – моя невеста!

При слове «невеста» у Понизова всё разом срослось.

…Это было лет восемь назад. Только в июне.

Николай Понизов вышел из здания УВД на площадь Мира. Подмигнул постовому у входа. Глубоко вдохнул теплый, пахнущий Волгой воздух. Выдался чудный денек. Только что лейтенанта милиции Понизова за задержание вооруженного особо опасного преступника – знаменитого Порешало – премировали почетной грамотой и денежной премией и перевели из участковых в уголовный розыск. К тому же Пашка Гулькин из кадров догнал в коридоре и нежданно-негаданно вернул шестимесячный долг.

В кармане вдруг образовалась невиданная сумма, которой хватало, чтоб заменить движок на «Яве».

Понизов верил в судьбу и удачу. И сегодня она просто ломилась к молодому лейтенанту. А когда нам сопутствует удача, окружающие ощущают ее кожей и стремятся хотя бы прикоснуться. Встречные девушки с интересом постреливали глазками на ладного парня в водолазке, повторяющей рельеф фигуры, и, даже разминувшись, с надеждой оборачивались.

Сокращая маршрут, Понизов пошел к Волге наискосок, через территорию школы. За трехэтажным зданием гремела музыка, на асфальтированной площадке выстроилась школьная линейка. Толпились разодетые выпускницы, – по всему городу шел последний звонок.

В кустах у тропинки всхлипнули. Понизов заглянул. На скамейке, съежившись, подрагивала закутанная в плащ-болонью девчушка.

– Отставить плач! – потребовал бодрый Понизов. Приподнял за подбородок головку. Припухлое от слез личико с потеками дешевой косметики. Длинный, шмыгающий нос.

Девушка сердито мотнула головкой:

– Слушайте! Чего хапаете? Идите своей дорогой!

– Твои? – догадался Понизов, показав в сторону линейки.

Девушка кивнула.

– А ты чего?

– Платье сожгла. Гладила и сожгла!

– Что? Из-за этого?! – Понизов удивился женской неадекватности. – Неприятно, конечно. Но надела бы другое.

Она зарыдала с новой силой.

Только сейчас до Понизова дошло, какую сморозил бестактность: нет там никакого другого. И это-то, может, сама пошила.

– Ничего страшного! Завтра схожу к директору. Заберу аттестат. Подумаешь! – девушка отерла от потеков глаза, оказавшиеся большими и раскосыми. С тоской скосилась в сторону линейки и, помимо воли, хлюпнула.

Колю пронзила жалость к этой трепетной гордой пичужке.

– Поехали! – потребовал он.

– Ч-чего?

Понизов бесцеремонно поднял ее со скамейки, повлек на набережную.

– Но я не понимаю… – девушка вяло сопротивлялась. – Кто вы? Зачем?

– Бюро добрых услуг! – невразумительно представился Понизов.

Энергичным взмахом остановил легковушку. Усадил на заднее сидение ошарашенную девушку, втиснулся следом.

Через три остановки машина по знаку Понизова прижалась к бордюру. Они выбрались наружу.

– Приехали! – сообщил Понизов.

Девушка подняла головку. Ротик ее непроизвольно открылся. Перед ними сияла вывеска – «Салон для новобрачных». Мечта юности семидесятых-восьмидесятых. Многие специально подавали заявления в загс, чтобы получить заветную справку, дающую право «отовариться» в «мире грез». А, отоварившись, забирали заявления обратно.

В витринах красовались разодетые манекены.

Девушка сглотнула слюну и попятилась.

– Что вы хотите? – пролепетала она. – У меня всё равно нет денег!

– А у меня нет времени! – отбрил Понизов. – Гляди веселей, принцесса!

Провел пальцем вдоль позвоночника, заставив распрямиться. Подхватил под руку.

В утренний час посетителей в салоне не было. Несколько продавщиц щебетали у входа, обсуждая вчерашние похождения. С удивлением оглядели бравого усача в сопровождении заплаканной, закутанной в дешевую болонью девочки-подростка.

– Моя невеста, – представил Понизов. – Надо одеть.

– Уж больно молода, – усомнилась дородная, лет тридцати, женщина с биркой на халате «Старший администратор».

– Зато свежа, – отпарировал Понизов.

Администраторша усмехнулась. Протянула руку, требуя справку.

– Я сам вместо справки, – огорошил ее Понизов. Подхватив под пухлый локоток, отвел в сторону. Доверительно пригнулся. – А вот ответьте, вы родную милицию любите?

– Ну-у, – неопределенно протянула администраторша.

– По справке или всей душой? Вот если завтра вы вдруг позвоните: «Коля, беда», как, по-вашему, я пойду справки собирать или примчусь на помощь?

Администраторша хмыкнула, выдернула из-под прилавка бланк справки с печатью:

– Что одеваем? Платье, конечно?

Понизов глянул на переступающую стертыми босоножками, пунцовую от волнения девчушку:

– Вааще!

– В копеечку станет.

– А ништяк! Кто за нами считает?

– Девочки, одевайте невесту, – приказала администраторша. Бросила руку сверху вниз. – От и до!

Девчушка метнулась к Понизову. Жалобно зашептала:

– Но послушайте! Если вы рассчитываете…

– Полно блажить! Там уж линейка вот-вот закончится, – оборвал ее суровый опекун.

– Давайте, пока народ не пошел! – поторопила администраторша. – Как вашу невесту зовут?

Понизов вопросительно вздернул подбородок.

– Света! – выдохнула девчушка.

Трепещущую Свету повлекли в кабину.

Довольный Понизов хлопнул в ладоши:

– Девчата! За чашку кофе продаю свежий анекдот.

Через пятнадцать минут невесту вывели на всеобщее обозрение. Прежняя пичужка испарилась. Появилась светловолосая раскосая, в платье колоколом, на каблучках хрупкая невеста. Длинноватый нос придавал тонкому вытянутому личику особенное обаяние.

– Статуэтка! – с легкой завистью оценила администраторша. – Может, упаковать?

Смущенная, счастливая, юная Света смотрела на доброго волшебника. Он подошел, и сам пораженный:

– Какая ж ты Света? Свет полно. Только не светят. Нарекаю тебя Светланкой! Вырастешь, может, хоть кому-то счастье выпадет.

На секунду взгрустнул. Подставив локоть, гордо вывел на улицу. Взмахом подозвал дежурящий у входа «жигуль». Усадил:

– Удачи!

Светланка вдруг испугалась, заметалась:

– Но подождите! Это же всё не так… Я отработаю, отдам. Не сразу, конечно! Хотя бы телефон…

Понизов сунул водителю купюру:

– Езжай, невеста! И – умой их всех!

Машина тронулась. Из окошка высунулось жалобное личико:

– Но хоть кто вы?!

Через полминуты «трешка» проскочила светофор и замешалась в общем потоке.

Понизов сунул руку в карман, извлек единственную затерявшуюся десятку.

– Нормальный ход! Еще и деньги остались, чтоб отметить, – порадовался он.

Положительно, сегодня он сам себе нравился.

…Понизов скосился влево.

– Светланка! – удостоверился он. – Как же повзрослела-то!

– Так вы знакомы? – забеспокоился Левушка.

– Можно сказать, что нет, – успокоил его Понизов.

Зазвонивший телефон избавил обоих от объяснений.

Левушка послушал. Глаза сделались удивленными. Протянул трубку Понизову:

– Это… тебя почему-то.

– Я оставлял координаты!.. Слушаю… Когда?! Без ошибки?.. Ни в коем случае! Наоборот, засыпьте как было. Сами никому! И своим передай, чтоб рты не открывать. Оставь одного-двух для присмотра. Через пару часов подгоню всю экспедицию. Как раз ближе к вечеру! И помните, – ни гу-гу!

Он положил трубку. Заблестевшими от азарта глазами оглядел собеседников:

– Похоже, всё срастается.

– Хорошо бы согласовать, – протянул Левушка.

– Некогда согласовывать. Эксгумация – сегодня вечером.

Левушка вдруг обрадовался:

– Как раз сегодня не могу. Вечером веду спецкурс в университете.

Понизов, поморщившись, протянул руку для прощания.

– Тогда я смогу! – вступила Светланка с вызовом. – Фото, видеокамера есть! Не так, конечно, как Лев Максимович, владею. Но, думаю, получится. Как оформим, Лев Максимович? Как командировку от бюро или за свой счет?

– Что ж, – Левушка, боявшийся чего-то подобного, уныло вздохнул. – Придется перенести семинар. А что делать? Сам такую выбрал, что того и гляди под цугундер подведет.

8.

Эксгумация едва не сорвалась. Неожиданно воспротивились руководители экспедиции Валк и Вальк. Оба категорически отказывались извлечь тело до получения необходимых согласований. Все эти дни они безуспешно ходили по областным инстанциям, предъявляли справки, запросы. От них требовали новых. Они собирали. Их направляли в другие кабинеты, где они возбужденно трясли новыми справками и получали новые запросы. Теперь они с надеждой ждали ходатайства от правительства Эстонии, что должен со дня на день подвезти Александр Тоомс.

К удивлению Понизова, на немедленной эксгумации и идентификации останков настояла Гусева, вместе с «экспедиторами» хлопотавшая по начальству. В отличии от правильных эстонских эмиссаров она понимала, чем может закончиться проволочка, и настаивала с удивительной для старого человека энергией. В отсутствие Александра Тоомса именно старушка превратилась в двигатель всего дела. Ее убежденность поколебала даже Валка и Валька.

На кладбище с остальными Понизов намеренно не поехал, – памятуя, что несогласованные раскопки совершались как бы помимо него. Но, занимаясь другими делами, с беспокойством поглядывал в окно.

Наконец к поссовету подъехал автобус, посыпались наружу люди, большей частью – незнакомые. Валк и Вальк, подхватив с двух сторон, помогли сойти Гусевой. Не было отчего-то Щербатова. Видно, укатил по своим делам. По общему оживлению стало понятно, – предприятие увенчалось успехом. В кабинет ввалились, шумные, праздничные. Расселись без приглашения.

Понизов вопросительно вздернул голову. Валк с Вальком принялись переглядываться, уступая один другому право похвастаться.

В результате рассказывали все, перебивая и подправляя друг друга.

О могильщиках, что ждали у раскопанной могилы. Об изъятии образцов, что произвели под видеозапись. О генетической экспертизе прямо на месте, в автобусе, подтвердившей, что извлеченные останки безусловно принадлежат Константину Якобовичу Пятсу. Об извлеченных крестике и запонках.

Большинство участников, в том числе внук президента Пятса, с кладбища уехали в Калинин и сегодня же вечером возвращаются в Эстонию, увозя с собой несомненные доказательства, что место захоронения первого президента страны установлено.

– В Эстонии уже знают, – выдохнул наконец Хенни Валк.

– Мы сделали людям праздник, – вдохнул следом Густав Вальк.

– Что ж, – Понизов поднялся. – Поздравляю всех с удачей. Дабы не возникло недоразумений, выезжайте поскорей. Еще лучше – прямо сейчас.

Хенни и Густав переглянулись.

– Куда? – спросили в унисон.

Понизова нехорошо кольнуло.

– Останки в автобусе?!

– Почему в автобусе? – переспросили оба.

– Так они опять зарыли! – сообщила Гусева. – Я им тоже говорила, – забирайте! Так нет, присыпали холмиком. Дощечку поставили красивую!.. Всё у них по правилам, – не как у людей.

Понизов вперился в торжествующих экспедиторов.

– Почему не вывозите?! – грозно потребовал он объяснения.

Оба экспедитора насупились.

– Мы согласились на проведение идентификации останков, да! Мы сделали это нарушение. Этого очень ждали в республике. Но проводить репатриацию без официального разрешения не имеем права. Такого разрешения мы пока не получили.

– И не получите! – не удержался Понизов.

Эстонцы, обескураженные, переглянулись.

– Нет, мы добьемся, – возразил Валк. – Мы всё делаем по процедуре.

Понизов взъярился:

– Ребята, вы здесь уже чертову уйму времени. И, сколько могу судить, едва ли не все дни тратите на хождения по инстанциям. Много вам наразрешали?!

– Нет, – признали эстонцы. – Но теперь, когда мы получим ходатайство от правительства республики…

– Вы что, вообще не въезжаете, в какие игры играете?! – не сдержался Понизов. – Впрочем, как угодно. Ездите, хлопочите. Хлопотуны! Через годик-другой, глядишь, добьетесь.

– Но мы не можем без разрешения! – едва не в отчаянии выкрикнул Валк. – Это незаконно… Если только?

Валк и Вальк, не сговариваясь, с умоляющими лицами подступились к председателю поссовета, намекающе закивали на печать.

Понизов демонстративно стряхнул печать в ящик стола:

– Ребята, не нахальничайте! Чем мог, помог. И так подставился сверх меры.

Удрученные «экспедиторы», признавая его правоту, отступились. Но внезапно вмешалась Гусева.

– Что ж, – горько произнесла она. – Видно, и впрямь каждый отмеряет меру по себе.

– Да поймите, упрямая женщина! – вскричал задетый за живое Понизов. – То, чего вы требуете, это действительно не уровень поселкового главы. И почему на самом деле, если сами эстонцы не желают нарушать чужой закон, я должен идти против собственного государства и подставлять голову?

– А почему свою голову подставил главврач больницы Понизов? – отчеканила Гусева, подрагивающим, неожиданно молодым голосом. – Его-то дело вообще была сторона. А он вступился и погиб.

Николай от неожиданности поперхнулся.

– Что значит, погиб? Умер на рабочем месте. Сердце износилось, и – взорвалось. Пуф!

– Да! Взорвалось, – насмешливо подтвердила Гусева. – А отчего? От мины? Снаряда?

Генеральному секретарю Организации Объединенных Наций.

Я обращаюсь к ООН и ко всему цивилизованному миру с просьбой помочь народам Эстонии, Латвии и Литвы, по отношению к которым русские оккупанты применяют жестокое насилие и которые поэтому могут погибнуть. Я объявляю аннексию Балтийских государств, осуществленную в 1940 году, грубым нарушением международных законов и фальсификацией свободного волеизъявления порабощенных народов. Спасите эти народы от полного уничтожения и дайте им возможность свободно решать свою судьбу… Пусть Эстония, Латвия и Литва станут свободными и независимыми государствами.

К. Пятс. Подпись. Отпечаток пальца.

Из обращения к Генеральному Секретарю ООН, написанного в заключении.

Год 1956

Июньским утром, во время производственной планерки, в кабинет исполняющего обязанности главврача Понизова вошли двое. Оба в гражданском. И хотя они еще не представились, по смурным неприветливым лицам, по поджатым губам, по особому скрипу полов под коваными башмаками стало ясно, откуда они. Рабочее оживление сменилось тревожным ожиданием.

– Оперуполномоченный Хромов, – шедший впереди махнул краешком красного удостоверения. – Вы главврач?

– Исполняющий обязанности, – подправил Понизов.

– Необходимо побеседовать.

– Но у нас совещание, – напомнил Понизов несколько растерянно.

– Так прервите!

Стальная нотка в его голосе подействовала на приглашенных завораживающе. Не дожидаясь указания главврача, все поднялись и тихонько, мелким шагом потрусили к выходу.

Помещение в минуту очистилось. Крепышок, сопровождающий Хромова, выпроводив последних, остался у двери.

Хромов бесцеремонно сел на угол стола.

– В вашей больнице содержался бывший президент Эстонии Константин Пятс.

– Пациент Пятс умер.

Хромов нетерпеливо кивнул.

– Комитет государственной безопасности располагает информацией, что в Прибалтику переданы и готовятся к пересылке на Запад письма Пятса антисоветского содержания.

Понизов продолжал внимательно слушать.

– По нашим сведениям, эти письма написаны в период пребывания Пятса в вашей больнице, – отчеканил Хромов.

Напряжение на лице Понизова спало.

– Это невозможно.

– Сведения точные!

– Это исключено! – повторил Понизов с облегчением. – Пациент Пятс попал в больницу совершенно изможденным, в состоянии сильнейшей депрессии. Находился до своей смерти короткое время. На виду, не имея ни бумаги, ни карандаша… Это исключено физически и фактически. Если такие письма и существуют, то отправлены ранее: из мест заключения или из эстонской психбольницы.

– Органы не ошибаются! – внушительно напомнил Хромов.

По лицу Понизова проползла злая ухмылка, Хромова рассердившая.

– Органами проделана определенная работа, – сообщил он значительно. – Сопоставлены сроки, перепроверены контакты. Всё сходится на том, что письма переправлены именно в период пребывания Пятса в психбольнице.

– Но это нелепо! Опросите медперсонал, больных, что находились рядом. Пройдитесь по нашим палатам, в каждой по шесть-восемь человек. Сами убедитесь, насколько ваши подозрения беспочвенны!

Зрачки Хромова сделались злыми и – грозными.

– Здесь не обсуждается, мог или не мог враг нашей родины Пятс писать свою антисоветчину в вашей больнице. Я хочу знать – как он это сделал и кто был его пособником! Почему лечащим врачом была назначена судимая за измену Родине? Вот и спелись.

Понизов побледнел.

– Врач Гусева имеет боевые награды! – проникновенно произнес он. – Она, если знаете, реабилитирована!

Увидел, что слова эти в глазах комитетчиков цены не имеют. Поспешил увести разговор в другую сторону.

– И вообще, Гусева числилась лечащим врачом лишь номинально. Фактически врачебный надзор за пациентом Пятсом осуществлял я лично!

Хромов закивал – с показным недоумением.

– Это любопытно, – обратился он к безмолвному напарнику. – У главврача других дел нет, как вести с антисоветчиком душеспасительные беседы?

– Обязанность врача-психиатра лечить душевнобольных, в том числе направленных судом. Душеспасительные, как вы выразились, беседы – то же самое лечение. Еще Авиценна!..

Хромов вскипел:

– Ваша обязанность – не словоблудием заниматься. А приводить тех, кого направляем мы, к ногтю! И чем быстрей, тем лучше. Без всяких сомнительных авиценн.

Он навис над хозяином кабинета.

– Думаешь, не знаем, что ты лично давал ему послабку? – перешел он на «ты».

– Это был немощный старик! А я его врач. И почему вы себе позволяете в таком тоне?!

– Этот немощный старик обвел вас всех, дураков, вокруг пальца! Пока вы нюни разводили он свою антисоветчину строчил. Не за это ли по высшему разряду похоронили? Повторяю вопрос: с чьей помощью могли быть написаны и переправлены письма? Имей в виду, дело государственного масштаба. Потому уполномочен антимонии не разводить.

– Что вы, наконец, хотите?! – побелевший Понизов принялся глотать воздух.

– Хочу знать, кто именно в стенах вашей больницы, пользуясь слюнтяйством руководства, снюхался с врагом народа, гнусная клевета которого, если не успеем пресечь, растечется по Европе! Хочу найти, чтобы спросить, почем стоит продать Родину?

– Сейчас пятьдесят шестой год! Понимаете вы?!

– Как не понять? – Хромов подергал дверь. Вернулся к бледному главврачу. – Решили, раз Сталин умер, так можно Родиной безнаказанно торговать? Но у Родины еще есть защитники!

Через минуту-другую в коридор, где толпились приглашенные на совещание, среди которых была Ксения Гусева, выскочила секретарша.

– Там! У Константина Александрыча крики! – она в ужасе потыкала в сторону кабинета.

Гусева и те, кто посмелей, метнулись к кабинету. Она подлетела первой, готовая ворваться.

Дверь распахнулась изнутри. Вышли комитетчики. Раскрасневшиеся, хмурые.

Хромов, поправляя галстук, огляделся:

– Среди вас настоящие врачи есть? Которые не по психам, а нормальные. Там вашему хлюпику начальнику плохо. Сердчишко!

В кабинете, в кресле, откинулся Константин Понизов. Пульс уже не прощупывался. Диагноз, поставленный при вскрытии – обширный инфаркт, – не удивил. О больном сердце и. о. главврача было известно.

Через два дня, опросив весь медперсонал и даже некоторых больных, работники КГБ удалились, совершенно сбитые с толку. Понизов, оказывается, говорил правду. В самом деле, написать пресловутые письма в период от поступления в Бурашевскую больницу до смерти у Пятса не было физической возможности.