Текст книги "Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна"
![](/books_files/covers/thumbs_150/vavilon-17-peresechenie-eynshteyna-189631.jpg)
Автор книги: Сэмюэль Дилэни
Жанр: Научная фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Из записей с «Рембо» она поняла, что следующая диверсия будет в Штаб-квартире Альянса. Она хотела добраться дотуда с разгаданным языком, передать им словарь, описание грамматики и уйти на покой. Она уже почти смирилась с тем, что придется отказаться от поисков загадочного носителя. Но еще не совсем, что-то еще оставалось, предстояло еще что-то услышать и сказать…
Изнемогая, падая, она ухватилась за окровавленные пальцы, пробудилась резким рывком. Безличностная суровая натура Мясника, уплощенная чем-то неизвестным до состояния прямолинейного, сверхпримитивного, была, несмотря на весь свой ужас, все же человеческой. С ним, даже несмотря на кровавые руки, чувствуешь себя безопаснее, чем в откорректированном мире лингвистической точности. Что можно сказать человеку, который не знает слова «я»? Что он может сказать ей? Добрые и злые прихоти Тариковой воли существовали в понятных границах цивилизации. Но эта багровая звериность – ошеломляла ее!
IVОна вылезла из гамака, на этот раз отстегнув удерживающую сетку. Ей полегчало почти час назад, но все это время она лежала и думала. К ее ногам опустился пандус.
Когда стена палаты за ней сомкнулась, она помедлила в коридоре. Поток воздуха пульсировал, как дыхание. Низ ее полупрозрачных брюк, колыхаясь на сквозняке, поглаживал босые щиколотки. Широкий ворот черной шелковой блузки ниспадал на плечи.
Пока она приходила в себя, на «Джебеле» уже давно началась ночная вахта. В периоды активной деятельности перерыв на сон делали по очереди, но, если корабль просто шел от точки к точке, выдавались часы, когда спала почти вся команда.
Вместо того чтобы направиться в столовую, она свернула в незнакомый тоннель, который вел вниз. Идущий от пола рассеянный белый свет через пятьдесят футов стал янтарным, потом – оранжевым. Она остановилась и посмотрела на отсвечивающие оранжевым руки. Еще через сорок футов оранжевый сменился красным. Далее – голубой.
Пространство вокруг нее расступилось: стены отклонились в стороны, потолок ушел в недоступную зрению высь.
От смены цветов наполненный легкой дымкой воздух перед глазами замигал и пошел кляксами. Ей пришлось обернуться, чтобы сориентироваться.
На фоне красного входа в зал очертился мужской силуэт.
– Мясник?
Он подошел к ней, кивнул. Черты лица в голубом тумане казались нечеткими.
– Стало получше, и решила пройтись, – объяснила она. – Что в этой части корабля?
– Бестелесный отсек.
– Могла бы догадаться.
Они пошли рядом.
– Тоже гуляешь?
Он мотнул тяжелой головой:
– Рядом с «Джебелем» проходит инопланетный корабль. Тарик просил взять сенсорные векторы.
– Наши или захватчики?
Мясник пожал плечами:
– Только знать, что это не человеческий корабль.
В семи обследованных галактиках было девять видов существ, освоивших межзвездные перелеты. Три присоединились к Альянсу. Четыре – к захватчикам. Два ни с кем не объединились.
Они зашли в бестелесный сектор так далеко, что вещи утратили материальность. Стены превратились в голубой туман без углов. Отдававшийся эхом треск энергетических переносов сопровождался далекими зарницами, перед глазами обманчиво мелькали образы полузабытых духов, которые каждый раз как будто только-только прошли мимо.
– Сколько нам еще идти? – решив составить ему компанию, спросила Ридра, но тут же подумала: «Если он не знает слова „я“, догадается ли, что значит „нам“?»
Как бы там ни было, он ответил:
– Скоро. – Посмотрел на нее темными глазами из-под мощных надбровных дуг и спросил: – Зачем?
Таким тоном, что стало ясно: этот вопрос не имеет отношения к репликам, которыми они только что перебросились. Она постаралась припомнить, что такого она сделала в последнее время, что могло его озадачить.
Он повторил:
– Зачем?
– Что зачем?
– Зачем спасать Тарика от Корда?
В его словах не было возражения, только любопытство этического свойства.
– Потому что он мне нравится, и потому что он везет меня в Штаб-квартиру, и потому что мне бы стало не по себе, если бы я… – Она запнулась. – Ты знаешь, кто я?
Он отрицательно мотнул головой.
– Откуда ты, Мясник? На какой планете ты родился?
Он пожал плечами.
– Сказали, – сказал он, помолчав, – что-то не так с головой.
– Кто?
– Врачи.
Между ними проплывал голубой туман.
– Врачи на Титине? – предположила она.
Он кивнул.
– Тогда почему тебя отправили в тюрьму, а не в больницу?
– Мозг не сумасшедший, сказали они. Эта рука, – он поднял левую, – убить четырех человек за три дня. Эта рука, – он поднял правую, – убить семерых. Взорвать термитом четыре здания. Нога, – он ударил по левой, – пробить голову охраннику в банке «Телехрон». Там было много денег. Все не унести. Брать немного – примерно четыреста тысяч кредитов.
– Ты украл из «Телехрона» четыреста тысяч кредитов!
– Три дня, одиннадцать человек, четыре здания – всё за четыреста тысяч кредитов. Но на Титине, – лицо его исказила гримаса, – было невесело.
– Да уж, наслышана. Долго тебя искали?
– Шесть месяцев.
Ридра присвистнула:
– Снимаю шляпу. Надо же – столько времени прогулять на свободе после ограбления банка! А ты еще и в биотике разбираешься: сделал сложное кесарево сечение, извлек живой плод. В этой голове кое-что есть.
– Врачи говорят, мозг не глупый.
– Послушай, нам с тобой надо поговорить. Но сперва я должна научить… мозг одной вещи.
– Какой?
– Что такое «я» и «ты». Ты ведь слышишь эти слова по сто раз на дню. Неужели неинтересно, что они значат?
– Зачем? Обычно понятно и без них.
– А поговори на языке, на котором ты говорил в детстве.
– Нет.
– Почему? Может, я что-то о нем знаю.
– Врачи говорят, с мозгом что-то не так.
– Хм. А что именно, не сказали?
– Афазия, алексия, амнезия.
– Да уж, целый букет, – нахмурилась она. – Это случилось до или после ограбления?
– До.
Она попыталась подытожить:
– То есть с тобой что-то произошло, из-за чего ты потерял память и не мог ни говорить, ни читать. И после этого первым делом ты ограбил банк «Телехрон». Кстати, какой именно?
– На Рее-четыре.
– А, маленький. Но все равно. И потом ты еще полгода скрывался. Нет мыслей насчет того, что было до потери памяти?
Мясник пожал плечами.
– Они наверняка проверили версию, что ты работал на кого-то под гипнотиками… Не знаешь, на каком языке ты говорил раньше? Видимо, сейчас в твоей речи отражается как раз этот прежний язык. Иначе ты бы уже разобрался с «я» и «ты», перенял бы у других.
– Почему эти звуки должны что-то значить?
– Потому что ты задал вопрос, но я не могу на него ответить, если ты их не понимаешь.
– Нет. – В его голосе послышалось смущение. – Ответ есть. Просто слова ответа должны быть проще.
– Мясник, есть такие понятия, которые выражаются в определенных словах. Если ты не знаешь слов, ты не владеешь понятиями. А если ты не владеешь понятиями, то не получаешь и ответа.
– Три раза слово «ты», да? И все равно ничего неясного. И «ты» ничего не значит.
Она вздохнула:
– Это потому, что я использовала это слово в фатической функции, как бы по привычке, без смыслового наполнения… просто как оборот речи. Слушай, я задала тебе вопрос, на который ты не смог ответить.
Мясник нахмурился.
– Видишь, ты не можешь понять, что я сейчас сказала, если не знаешь значения этих слов. Язык лучше всего учить со слуха. Так что слушай. Когда ты, – она указала на него, – сказал мне, – она указала на себя, – «Зная, какие корабли уничтожать, и корабли уничтожены. Теперь идти по Драконову Языку, „Джебель“ пройдет по Драконову Языку», кулак дважды, – она дотронулась до его левой руки, – ударил в грудь.
Она подняла его руку к груди. Кожа была гладкая и прохладная на ощупь.
– Этот кулак пытался что-то выразить. А если бы ты сказал «я», не пришлось бы стучать кулаком. На самом деле ты хотел сказать: «Ты знала, какие корабли уничтожать, и я уничтожил эти корабли. Ты хочешь идти по Драконову Языку, я проведу „Джебель“ по Драконову Языку».
– Да, кулак что-то выразить.
– Вот видишь: иногда ты хочешь что-то сказать, но у тебя нет в голове нужного понятия, а для нужного понятия нет слова. В начале было слово. Так это когда-то объясняли. Пока что-то не названо, его не существует. А ведь мозгу нужно, чтобы оно существовало, иначе бы ты не хлопал себя в грудь и не бил кулаком в ладонь. Мозг хочет, чтобы оно существовало, так давай я научу тебя этому слову.
Тяжелая сосредоточенность на его лице стала еще мрачнее. В эту секунду туман рассеялся. В усыпанной звездами черноте поблескивала какая-то хлипкая на вид конструкция. Они подошли к сенсорному порту, который работал на частотах близких к обычному видимому свету.
– Там, – сказал Мясник, – инопланетный корабль.
– Он с Сирибии-четыре. Они дружественны Альянсу.
Мясник удивился, что Ридра их узнала.
– Очень странный корабль.
– Да, по нашим меркам выглядит забавно. Тарик ведь не знал, откуда он?
Мясник покачал головой.
– Я таких с детства не видела. С тех пор как в Совет внешних миров прилетала делегация с Сирибии. Моя мама там работала переводчицей. – Рассматривая корабль, она облокотилась на поручень. – Так трясется, кажется: вот-вот развалится. И не скажешь, что такая штука вообще может летать и совершать гиперстатические прыжки. А вот может.
– У них есть это слово, «я»?
– На самом деле у них целых три формы: «я-холоднее-шести-градусов-Цельсия», «я-между-шестью-и-девяноста-тремя-градусами-Цельсия» и «я-горячее-девяноста-трех».
У Мясника на лице изобразился вопрос.
– Это связано с репродуктивными процессами, – объяснила Ридра. – Когда температура ниже шести градусов, они стерильны. Зачать могут только между шестью и девяноста тремя, но, чтобы родить, им надо быть горячее девяноста трех.
Сирибийский корабль проплывал по экрану, как растрепанный пучок перьев.
– Давай объясню по-другому. Летать по галактикам умеют девять видов существ, каждый из них по численности не уступает людям. Технологический уровень и сложность экономического устройства у них вполне как у нас. Семь участвуют в той же войне, что и мы. И несмотря на это, мы почти не встречаемся с ними, как и они с нами и друг с другом; контакты бывают так редко, что даже опытный космолетчик вроде Тарика не может опознать их корабли. Как думаешь, почему?
– Почему?
– Показатель коммуникативной совместимости чрезвычайно низкий. Взять тех же сирибийцев: им хватает знаний, чтобы летать между звездами на своих трехжелточных яйцах в мешочек, но при этом у них нет слова «дом», «жилище». «Мы должны защищать наши семьи и наши дома». Когда в Совете внешних миров готовили проект договора с сирибийцами, на то, чтобы выговорить это предложение на сирибийском, ушло сорок пять минут. Вся их культура основана на тепле и температурных изменениях. Нам еще повезло, что они знали, что такое семья: у них единственных, кроме людей, есть семьи. Но, чтобы передать идею дома, пришлось описывать… «некое огороженное пространство, которое поддерживает температуру, отличную от температуры окружающей среды на столько-то градусов, которое создает комфортные условия обитания для существ с постоянной температурой тела девяносто восемь и шесть по Фаренгейту, которое способно понижать температуру в течение жаркого времени года и повышать – в течение холодного времени года; место, где органические продукты питания можно охлаждать и тем самым сохранять впрок или нагревать до температуры, значительно превышающей точку кипения воды, чтобы таким образом удовлетворять вкусовые предпочтения обитателей, которые в силу традиций, сложившихся на протяжении миллионов жарких и холодных сезонов, привыкли прибегать к подобным устройствам изменения температуры…», и так далее, и тому подобное. В итоге можно хоть как-то дать им понять, что такое «дом» и почему его стоит защищать. Зато дай им схему вентиляции или центрального отопления – и понимание гарантировано. Есть огромный комплекс переработки солнечной энергии, который обеспечивает электричеством весь Совет. Одно только оборудование обогрева и охлаждения там занимает места больше, чем есть на «Джебеле». Так вот, один сирибиец может проползти по всему комплексу и описать его сородичу, который никогда там не был, и этот второй может построить точную копию даже со стенами такого же цвета (на самом деле был прецедент: они решили, что один контур там интересно устроен, и захотели сами испытать такой же); описать так, что будет ясно, где находится какая деталь и какого она размера, в общем, описать все-все-все – в девяти словах. Причем довольно коротких.
Мясник отрицательно покачал головой:
– Нет. Комплекс переработки солнечной энергии слишком сложный. Эти руки разбирать такой недавно. Слишком большой. Не…
– Да, Мясник. Девять слов. На английском пришлось бы написать две книги с кучей чертежей и перечнями электротехнических и архитектурных параметров. А у них есть девять подходящих слов. Которых нет у нас.
– Невозможно.
– А это возможно? – Она показала на сирибийский корабль. – Но оно есть и летает.
Она увидела, как высокоразвитый, но увечный мозг погрузился в раздумье.
– Если есть правильные слова, – продолжила Ридра, – все происходит быстрее и легче.
Помолчав, он спросил:
– Что такое я?
– Во-первых, это очень важная вещь, – улыбнулась она. – Гораздо важнее всего остального. Мозг готов списать в утиль много чего, лишь бы жило «я». Потому что мозг – это часть «я». Книга – она, Вселенная – она, корабль – он, Тарик – он, но я, как ты, наверное, заметил, – это я.
Мясник кивнул:
– Да, но что я такое?
На экран набежал туман, смазав очертания звезд и сирибийского корабля.
– На этот вопрос можешь ответить только ты.
– Ты, наверное, тоже очень важная, – задумчиво проговорил Мясник. – Мозг слышал, что ты такая.
– Умница!
Вдруг он прикоснулся правой рукой к ее щеке. Петушиная шпора слегка задела ее нижнюю губу.
– Ты и я, – сказал Мясник, наклоняясь к ней. – Больше здесь никого нет. Только ты и я. Но кто есть кто?
Она кивнула (щека потерлась о его пальцы):
– Ты начинаешь понимать.
Грудь его была на ощупь прохладная, от лежащей на щеке руки шло тепло. Она накрыла его руку своей:
– Иногда ты меня пугаешь.
– Меня – это я, правильно? – спросил Мясник. – Разница только морфологическая? Мозг уже раньше это понять. Почему ты меня пугает?
– Пугаешь. Опять морфология. Ты меня пугаешь, Мясник, потому что ты грабишь банки и втыкаешь людям в глаза рукоятки ножей!
– Ты так делаешь? – на мгновение удивился он. – Хотя да, делаешь. Ты забыл.
– Но я не забыла.
– Почему это пугает я? Точнее, меня.
– Потому что я такого никогда не делала, никогда не хотела и никогда не смогла бы сделать. А ты мне нравишься. Мне нравится твоя рука у меня на щеке. И если бы ты вдруг решил воткнуть рукоятку ножа мне в глаз, то…
– А! Ты никогда не воткнешь рукоятку ножа мне в глаз. Мне не надо беспокоиться.
– Ты можешь передумать.
– Ты не можешь. – Он пристально посмотрел на нее.
– Я не думаю, что ты и вправду меня убьешь. Ты это понимаешь. Я это понимаю. Дело в другом. Давай я тебе расскажу про другой случай, когда я сильно испугалась. Может, ты увидишь, в чем сходство, и лучше поймешь. Мозг не глупый.
Он опустил руку со щеки на шею, в его озадаченных глазах показалась тревога. С таким выражением он смотрел на мертвого ребенка в биологическом театре, пока не обернулся к ней.
– Как-то раз… – начала она медленно, – была птица.
– Птицы пугают меня?
– Нет. Но эта птица напугала. Я была еще ребенок. Ты ведь не помнишь себя ребенком? Для большинства людей то, какой ты сейчас, во многом зависит от того, каким ты был в детстве.
– И какой я сейчас тоже?
– Да, и я. Мой врач решил подарить мне птицу, майну. Они умеют говорить, но не понимают, что говорят. Они просто повторяют звуки, как магнитофон. Только я об этом не знала. Часто я угадываю, что́ люди хотят мне сказать. Знаешь, Мясник, я раньше этого не понимала, но с тех пор, как попала к вам, убедилась, что тут есть что-то от телепатии. В общем, эту майну учили так: когда она произносила правильные слова, давали червячков. Ты знаешь, какого размера червяк?
– Такой?
– Верно. А бывают и на несколько дюймов больше. Сама эта птица в длину восемь-девять дюймов. То есть длина червяка примерно пять шестых самой майны – вот что важно. Птичку научили говорить: «Привет, Ридра. Хороший сегодня денек. Мне так весело». Но в ее голове весь этот набор звуков сводился к комплексу неясных визуальных и обонятельных ощущений, приблизительный смысл которых: «Сейчас будет еще червяк». И когда я зашла в теплицу, сказала птичке привет и она ответила: «Привет, Ридра. Хороший сегодня денек. Мне так весело», – я сразу поняла, что она врет. И я почувствовала, что сейчас будет еще червяк, я его видела, чувствовала его запах, и он был толстый и в длину пять шестых от моего роста. И мне его надо было съесть. У меня началась истерика. Врачу я об этом никогда не рассказывала, потому что сама поняла только сейчас. Но когда вспоминаю, до сих пор трясусь.
Мясник кивнул:
– Когда ты убежал с Реи с деньгами, в конце концов схоронился в пещере на Дисе, в ледяном аду. На тебя напали черви двенадцати футов в длину. Вылезали из-под камней, на коже – кислотная слизь. Ты был напуган, но ты их убивал. Ты взял аккумулятор от реактивных саней и соорудил электрическое заграждение. Ты их убил, и когда ты понял, что ты сильнее, ты больше не боялся. Ты их не ел только потому, что от кислоты мясо у них ядовитое. Хотя до этого ты три дня ничего не ел. Вот что было с тобой.
– Со мной? То есть с тобой?
– Ты не боится того, чего боится я. Я не боится того, чего боится ты. Это хорошо, да?
– Наверное.
Он мягко дотронулся лбом до ее лба, потом отклонился назад и внимательно взглянул ей в лицо.
– А чего ты боишься? – спросила Ридра.
Он мотнул головой, но не в знак протеста, а как бы собираясь с мыслями; она видела – он подбирает слова.
– Ребенок умер, – сказал он. – Мозг боится, боится за тебя, что ты будет один.
– Сильно боится, Мясник?
Он опять покачал головой:
– Одиночество не хорошо.
Она кивнула:
– Мозг это знает. Долго не знал, но потом понял. На Рее тебе было одиноко, даже с деньгами. На Дисе еще хуже, а на Титине, хотя и с другими заключенными, было хуже всего. Никто не понимал, когда ты с ними говорил. И ты их плохо понимал. Может, потому, что они все время говорили «я» и «ты», а ты только сейчас узнаёшь, насколько важны ты и я… Ты хотел сам воспитать ребенка, чтобы он вырос и… говорил на том же языке, что и ты? Или, по крайней мере, говорил по-английски так же, как ты?
– Тогда оба не одинокие.
– Понятно.
– Он умер, – сказал Мясник с глухим рыком.
– Но теперь ты не так одинок. Я тебя научу понимать остальных. Ты не глупый, ты быстро учишься.
Он посмотрел ей прямо в лицо, положил кулаки ей на плечи и серьезно проговорил:
– Я тебе нравится. Когда я еще только попал на «Джебель», что-то во мне тебе понравилось. Я думал, что ты делал нехорошие вещи, но я тебе нравился. Я тебе сказал, как уничтожить защитную сеть захватчиков, и ты ее уничтожил. Для меня. Я тебе сказал, что мне нужно в Драконов Язык, и ты сделал так, чтобы я туда попал. Ты делает все, что я прошу. Важно, чтобы мне это было известно.
– Спасибо, Мясник, – сказала она в изумлении.
– Если ты еще раз ограбишь банк, ты отдашь мне все деньги.
– Ну спасибо! – рассмеялась Ридра. – Такого мне еще не предлагали. Но надеюсь, тебе не придется…
– Ты убьешь любого, кто попытается сделать мне больно. Убьешь страшнее, чем кого-либо раньше.
– Не надо…
– Ты убьешь весь «Джебель», если он захочет разлучить тебя и меня и сделать нас одинокими.
– Ох… – Она отвернулась и прижала кулак к губам. – Да уж, учитель из меня! Ты ничего не понял из того, что я… я говорила.
Удивленный голос, медленно:
– Я не понимаю тебя, ты думаешь.
Она вновь посмотрела ему в лицо:
– Но я понимаю! Мясник, я тебя понимаю. Ты поверь. Но только тебе нужно еще кое-чему научиться.
– Ты веришь мне, – твердо сказал он.
– Тогда слушай. Пока что мы застряли на полдороге. Я толком не объяснила тебе про тебя. Мы придумали свой собственный язык и на нем говорим.
– Но…
– Каждый раз, когда ты последние десять минут говорил «ты», надо было сказать «я». А всякий раз, когда ты говорил «я», ты имел в виду «ты».
Он посмотрел вниз. Потом снова поднял глаза, но не ответил.
– Когда я говорю про что-то «я», для тебя это – «ты». И наоборот. Понятно?
– Это что, одно и то же слово об одной и той же вещи? Они взаимозаменяемые?
– Да нет… хотя да, они называют примерно одно и то же. В каком-то смысле они одинаковые.
– Тогда ты и я одинаковые.
Несмотря на двусмысленность фразы, она кивнула.
– Я так и подозревал. Но ты, – он показал на нее, – научила меня. – Он коснулся себя.
– Вот почему ты не должен убивать людей направо и налево. По крайней мере, сперва надо как следует все обдумать. Когда ты разговариваешь с Тариком, я и ты все равно существуем. Когда ты смотришь на кого-нибудь на корабле или даже видишь на мониторе, я и ты никуда не деваемся.
– Мозг должен об этом подумать.
– Ты должен об этом подумать. И не только мозгом.
– Если должен, я подумаю. Но мы – одно. Больше, чем остальные. – Он снова дотронулся до ее лица. – Потому что ты научила меня. Потому что со мной тебе не надо ничего бояться. Я только сейчас научился и с другими могу ошибаться; если какой-то я убивает тебя, не подумав как следует, – это ошибка, так? Я сейчас правильно говорю?
Она кивнула.
– С тобой я не сделаю ошибок. Это было бы слишком ужасно. Я буду делать как можно меньше ошибок. А когда-нибудь научусь окончательно. – Он улыбнулся. – Правда, будем надеяться, никто не рискнет сделать ошибку со мной. А то мне такого человека будет очень жаль. Я, скорее всего, тогда тоже сделаю ошибку с ним – очень быстро и без долгих раздумий.
– Неплохо для начала, – сказала Ридра и взяла его руки в свои. – Я рада, что ты и я вместе.
Тут его руки поднялись и прижали ее к его телу, она уткнулась лбом ему в плечо.
– Я благодарю тебя, – прошептал он. – Я благодарю и благодарю тебя.
– Ты теплый, – сказала он ему в плечо. – Давай еще немножко так постоим.
Когда он ее отпустил, она сквозь голубой туман взглянула ему в лицо и похолодела.
– Мясник, что случилось?!
Он сгреб ее лицо в ладони и наклонился так близко, что янтарные волосы коснулись ее лба.
– Помнишь, я сказала, что угадываю мысли? Вот сейчас я чувствую, что что-то не так. Ты сказал, мне не надо тебя бояться, но ты меня пугаешь.
Она приподняла его голову. В глазах у него стояли слезы.
– Послушай, ты ведь испугаешься, если со мной что-то случится. А если что-то случится с тобой, страшно испугаюсь я, и надолго. Ну в чем дело?
– Не могу, – сказал он хрипло. – Не могу тебе сказать.
И она поняла, что для него, теперь так много узнавшего, это и есть самое страшное. Она видела, как он борется с собой, и сама вступила в борьбу.
– Мясник, может, я сумею помочь? Я бы попробовала проникнуть в мозг и выяснить, что случилось.
Он отступил на шаг и покачал головой:
– Не надо. Не надо так со мной. Пожалуйста.
– Хорошо, я н-не буду…
Она смутилась:
– Я т-тогда… не буду.
Смущение стало болезненным.
– Мясник… я… я не буду!
Во рту затрепыхалось подростковое заикание.
– Я… – начал он, тяжело дыша, но потом вздохнул мягче, – я давно был один и не я. Я должен еще немного побыть один.
– П-понимаю.
Возникло очень маленькое, вполне устранимое подозрение. Оно вклинилось между ними, когда он отступил назад. Такова уж человеческая природа.
– Мясник, ты что, читаешь мои мысли?
Он удивился:
– Нет. Я даже не понимаю, как ты читаешь мои.
– Ну ладно. Я подумала, вдруг ты что-то разглядел у меня в голове и испугался.
Он покачал головой.
– Хорошо. А то, черт возьми, мало приятного, если кто-то заглядывает тебе в череп. Могу представить.
– Я тебе сейчас скажу, – сказал он, вновь приближаясь. – Я и ты – одно, но я и ты очень разные. Я видел многое, чего ты никогда не узнаешь. Ты знаешь о том, что я никогда не увижу. Ты меня сделала не одиноким, немного. В мозге, моем мозге, есть много всего о том, как причинять боль, убегать, драться и – хотя меня отправили на Титин – как побеждать. Если тебе будет угрожать опасность, настоящая, когда кто-то вот-вот сделает с тобой ошибку, заглядывай в мозг, смотри, что там есть, бери, все что нужно. Прошу только – в качестве крайней меры. Сперва перепробуй все остальное.
– Как скажешь, Мясник.
Он протянул ей руку:
– Пойдем.
Она взяла его руку так, чтобы не задеть шпоры:
– Нет смысла смотреть стазисные течения вокруг их корабля, если они дружественны Альянсу. Ты и я еще немного побудем вместе.
Она шла сквозь насыщенный призраками сумрак, прижавшись плечом к его руке.
– Друг, враг… Все это Вторжение иногда кажется таким идиотским. Правда, там, где я живу, в таком духе высказываться запрещено. Здесь, на «Джебель-Тарике», вы такими вопросами не задаетесь. Завидую.
– Ты хочешь попасть в Штаб-квартиру из-за Вторжения, да?
– Да. Но, когда сделаю дело, не удивляйся, если вернусь назад. – Через несколько шагов она вновь взглянула вверх. – Есть еще одна вещь, которая не дает мне покоя. Захватчики убили моих родителей, из-за второго эмбарго чуть не погибла я. Двое моих навигаторов в стычке с захватчиками потеряли первую жену. И все же Рон сомневался, хорошими ли вещами занимаются в Армседже. Никому не нравится Вторжение, но оно не заканчивается. И оно такое огромное, что раньше мне и в голову не приходило от него сбежать. Занятно здесь видеть массу людей, которые – пускай странным и, может, деструктивным способом – взяли и сбежали. Может, и не надо мне в Штаб-квартиру? Сказать Тарику, чтобы разворачивался – и в самую толщу Пояса?
– Захватчики, – сказал Мясник почти меланхолично, – вредят многим людям, тебе, мне. Они и мне навредили.
– Да?
– Мозг больной. Я говорил тебе. Это захватчики.
– Что они сделали?
Мясник пожал плечами:
– Помню только с того момента, как сбежал из Нуэва-Нуэва-Йорка.
– Это ведь огромный портовый терминал в скоплении Рака?
– Точно.
– Тебя поймали захватчики?
Он кивнул:
– И что-то со мной сделали. Может, экспериментировали, может, пытали. – Он пожал плечами. – Не важно. Не помню. Но когда я сбежал, я сбежал без всего: без памяти, голоса, слов, имени.
– Может, ты был военнопленный или даже занимал какой-то важный пост…
Он наклонился и прижался щекой к ее губам, чтобы она замолчала. Потом выпрямился, грустно улыбнулся.
– Мозг некоторых вещей не знает, но может догадаться. Я всегда был вор, убийца, преступник. И я был не я. Захватчики меня поймали. Я сбежал. Альянс сослал меня на Титин. Я сбежал…
– Ты сбежал с Титина?
Он кивнул:
– Не исключено, что снова поймают. Так в этой Вселенной обычно бывает с преступниками. Может, опять сбегу. – Он пожал плечами. – Но может, и не поймают. – Он посмотрел на нее с удивлением, но по поводу чего-то в себе самом. – Раньше я был не я. Но теперь есть причина быть на свободе. Меня снова не поймают. Есть причина.
– Какая, Мясник?
– Потому что я – это я, – сказал он тихо, – а ты – это ты.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?