Текст книги "Крестовский треугольник"

***

На сей раз Роман вернулся домой раньше обычного. Переговорив с Никитиным, он забрал Санькины документы из школы и принял решение не возвращаться на работу, а поехать сразу домой. Тем более, что Катя с Санькой скоро уедут, и когда он в следующий раз увидит сына, еще не известно.

Увидев на пороге Романа, Андрей оживился. Но мужчина, словно не замечая его, уселся за стол и стал рассказывать Кате о разговоре с директором. Их беседа плавно перетекла на насущные проблемы, связанные с перелетом и финансовым расходами на Саньку. Об Андрее даже никто и не вспомнил. Тот молча сидел, поглядывая то на Катю, то на Романа, то на суетившегося вокруг них довольного Саньку, и чувствовал себя лишним в этом теплом семейном кругу. Что он сделал не так? Почему эти люди не хотят принимать его? Чувствовать свое одиночество среди близких было невыносимо. Андрей встал из-за стола и ушел в спальню. Катя проводила парня долгим взглядом, а затем повернулась к Роману.

– Крестовский, что происходит?

– Не пойму о чем ты, Кать?

– Ты лицо Андрея видел?

– А что?

– Ты что с ним делаешь? Он и так никакой после всех передряг, так в последнее время вообще в тень превратился. В глаза не смотри. Слышу только, как сидит у себя в комнате и тихонько рыдает.

– Не лезь в это, Катя! – отрезал Роман.

– Как это не лезь? Ты его до самоубийства довести хочешь? Домой приходишь поздно, с ним совсем не разговариваешь! Ты что творишь-то?

– Не понять тебе. Ты же не мужчина.

– Отчего же не понять? Чай, не глупее тебя. Ты уж постарайся, объясни.

– Не могу я, понимаешь? – Роман зашептал, боясь, что любовник его услышит.

– Что не можешь?

– Спать я с ним не могу больше.

– Это ты чего – обратно переметнуться решил? Под традиционные знамена?

– Не собираюсь я никуда метаться. Меня все устраивает, только вот, может, уже не с ним.

Катя обомлела:

– Это почему?

– Противно мне с Андреем этим заниматься. Брезгливо. Как подумаю, что в тюрьме его всей камерой имели, так наизнанку выворачивает.

– Что? Ты смотри, а?! Какой чистоплюй! Крестовский, а тебе не кажется, что ты оборзел? Напомнить тебе, с чьей легкой руки там Андрей оказался?

– Ну как тебе это объяснить?! Говорю же, не поймешь… – разозлился Роман.

– Да все я понимаю. Скотина ты, вот что! Только о себе печешься, о своих удобствах! О тех, кто тебя любит, даже не думаешь. Жаль мне Андрея, доведешь ты его до гробовой доски, как Дашку…

– Да он и сам не больно хочет… зажмется на краю кровати и лежит, не дышит… Такое ощущение, что с покойником в постель ложусь!

– А ты не думал, что ему-то посложнее, чем тебе? После того, что случилось… Представляешь, какой страх его охватывает, каждый раз когда думать об этом начинает?.. Нет ведь, Ром, ты ничего не замечаешь и замечать не хочешь. Андрюша твой, как снегурочка, замороженный. К нему бы с теплом, с лаской… Глядишь, и оттаял, живее на мир смотреть стал. Любовь ему твоя нужна, а не только возвратно-поступательные движения. Отогрей, приласкай. Любит ведь тебя. Такое простил! Я б на его месте ни за что тебя не простила. А ты ведешь себя, как последняя дрянь…

– Прекрати! Со своей бабьей колокольни судишь. Перегорело у меня к нему. Все! Амба! И говорить тут не о чем. Поезжайте с Санькой, куда собирались! Мы тут без вас разберемся!

Катя не стала больше спорить с Романом. А и действительно, чего она лезет? Останется Ромка один, так поделом ему! Лишь бы Андрей не решил с собой что-нибудь сделать. Ведь у Крестовского доводить людей до белого каления отлично получается.

Часть 18

Провожать Саньку с Катей отправились вместе. Мужчины помогли дотащить и погрузить на ленту тяжеленные чемоданы. Потом Катерина и Саня долго обнимались с Романом возле входа в залы ожидания. В расстроенных чувствах родственница Крестовского заключила в объятья Андрея, поцеловав на прощанье в щеку и взяв с него обещание, что тот обязательно приедет в гости. Молодой человек смущенно улыбнулся, пролепетав невнятное заверение ей в ответ.

Женщина с мальчиком прошли паспортный контроль и, помахав, скрылись за белыми стеклянными дверями.

От Пулково до дома ехали молча. Только иногда Роман злобно ругал нерадивых автолюбителей, с досадой мотая головой каждый раз, когда кто-то, по его мнению, нарушал правила дорожного движения. На Андрея он не смотрел. Вел себя так, будто того и вовсе не было в машине.

Вызвать Романа на разговор, чтобы, наконец, прояснить все до конца, Андрей не решался. Наверное, он боялся услышать то, что и так было очевидно: их отношения доживали последние дни.

Андрей подсознательно словно ждал чего-то. Что он будет делать после того, как все закончится? Да и будет ли для него это «после»? Без Ромки его просто не станет. Мир опустеет, потухнет. В нем не будет больше места радости и счастью. Все его существование станет бессмысленным. Зачем ему такая жизнь? Она ему будет не нужна. От этих горьких мыслей тисками сдавило горло.

Приехав домой, Роман только кинул Андрею, что ему срочно надо быть сегодня на работе и ушел, оставив его одного. Андрей понимал, что это была ложь. Рома попросту не хотел оставаться с ним наедине. Но что ему, Андрею, делать? Он не мог вот так запросто уйти. У него нет ни денег, ни работы. Оставалось только ждать, когда его попросят из квартиры. Но разве он это заслужил? Почему? Что случилось с Ромой? Что вообще происходит?

***

Находиться рядом с Вересовым Роман больше не мог. Но и оставаться одиноким не собирался. Он еще молодой, полный энергии мужчина. И ему требуется как-то сбрасывать копившееся напряжение. Роман не смог придумать ничего лучше, как начать знакомиться по интернету. Клубы и тусовки его не привлекали, он был приверженцем спокойного образа жизни, тяготеющим к домашнему уюту. Однако несколько недель поисков и знакомств с различными молодыми и не очень людьми желаемых результатов не принесли. Те, кто разделял позиции Романа относительно размеренного времяпрепровождения, как правило, не отличались особыми внешними данными. Были либо слишком старыми, либо толстыми, либо лысыми и куча еще других «либо». Молодые же симпатичные парни нередко производили впечатление недалеких прожигателей жизни. Такие велись на Романовскую тачку и щедрость, иногда отплачивая ему быстрым одноразовым сексом в машине. На большее они не годились. Роман понимал, что такие отношения его не устраивают. Он привык к стабильности и искал человека, который сможет заменить ему Андрея.

С Максом он познакомился случайно. Парень был аспирантом на кафедре одного вуза, с которым «Промнефтегаз» сотрудничал по очень важному договору. Крестовский сразу приметил симпатичного голубоглазого брюнета, пристально смотревшего на него каждый раз, когда обсуждали очередной этап рабочего графика.

Все произошло само собой. Максим сам напросился Крестовскому в попутчики, сказав, что едет в центр туда, где находится центральный офис «Промнефтегаза». Внимательный изучающий взгляд ультрамариновых глаз и легкая ухмылка Макса волновали Романа.

– И что ты меня так разглядываешь? – начал Крестовский с явным намерением прощупать почву.

– Лицо у тебя интересное. Ничего, что я к тебе на «ты»? – Максим улыбнулся.

– Ничего. – Роман решил зайти издалека: – Время обеденное, я собираюсь перекусить. Может, составишь компанию?

– Легко. Куда поедем?

– Здесь недалеко. Думаю, тебе понравится. – Ему захотелось пустить пыль в глаза новому знакомому, поэтому он повез его в один из самых дорогих ресторанов города.

«Во всяком случае, – думал Роман, – я ничего не теряю. Если окажется, что Макс не гей, то хотя бы проведу время в приятной компании. Парень вроде не дурак, и внешне девять из десяти возможных»

***

На сей раз чутье не подвело, Макс действительно оказался геем и Крестовский ему явно нравился. Отношения развивались быстро. Свидание было назначено на вечер субботы. Роман волновался, как школьник, придирчиво выбирая одежду для предстоящей встречи.

Андрей сидел на кровати, наблюдая за мельтешением друга. Подозрения, что у Ромки кто-то есть, появились дня два назад, когда тот прикрыл дверь в комнату, разговаривая по телефону. И теперь сердце ныло от этих не слишком скрываемых сборов на рандеву.

– Ты уходишь? – тихо спросил Андрей, когда Роман поочередно прикладывал к надетой на себя рубашке разные галстуки.

– Черт! – выругался мужчина, бросая аксессуары на комод. Это же неофициальная встреча. Однако предстоящее посещение театра диктовало определенные условия на выбор выходного костюма.

Андрей опустил голову, в груди неприятно кольнуло.

– Да, у меня сегодня встреча с очень важным подрядчиком.

– В субботу вечером?

– А почему нет?! – рявкнул Роман. Его явно раздражала эта беседа.

– Скажи честно, ты идешь на свидание?

– Говорю честно, я сегодня встречаюсь с подрядчиком. – В некоторой степени это было правдой.

– У тебя кто-то появился?

– Боже! – Крестовский сморщился. – Вот только не начинай! Избавь меня, пожалуйста, ото всех этих выяснений отношений. Я не намерен перед тобой оправдываться.

На глаза Андрея навернулись слезы.

– Так, значит, да?

– А если и так? С тобой у нас уже давно ничего нет. А я здоровый мужик, мне нужно время от времени заниматься сексом. Ты же теперь не можешь этого делать!

Крупные капли сорвались с ресниц и покатились по щекам. Было обидно и больно слышать упреки человека, с которым еще недавно Андрей был счастлив.

– Блин! – Раздосадованный рыданиями бывшего любовника, Роман провел по лицу рукой. – Ну, прости, если сделал тебе больно. Но пойми, все кончилось! У нас больше нет будущего. И если ты кого-нибудь себе найдешь, то я буду только рад.

От этих слов сердце взорвалось нестерпимой болью. «За что? Почему?» – крутилось в голове. Подступивший к горлу ком не давал сказать больше ни слова. Андрей только судорожно всхлипывал, пытаясь втянуть носом как можно больше воздуха. Его мир рушился на глазах, словно песчаный замок, подтачиваемый набежавшей на берег волной.

Андрей плотно прижал друг к другу тонкие колени и с силой сдавил руками чашечки, прошептав одними губами:

– Я люблю тебя.

Но Роман не слышал его, стремительно выходя из комнаты. До Андрея долетел звук закрывшейся за Романом входной двери. Он упал на кровать и, уткнувшись лицом в подушку, тихонько заскулил.

День, которого Андрей боялся больше всего, наступил. Одиночество и жалость к себе теснили грудь. Слезы лились бесконечным потоком. Сейчас он чувствовал то, что, наверное, чувствовала в свое время Даша, когда Роман бросил ее. История повторялась, только на месте Даши теперь был он, Андрей.

Даша. Андрей в последнее время слишком часто думал о ней, вспоминая их единственную встречу и те проклятия, что выкрикивала она, когда Роман вытаскивал ее из квартиры на лестницу. Они сбывались наяву, словно в кошмарном фильме. Ее боль, ее страдания Вересов сейчас ощутил со всей силой. Как он мог верить человеку, некогда предавшему свою семью? Разве он не понимал, что поступив так однажды, Рома вновь повторит свой поступок?

Андрея внезапно осенила мысль, что Рома не намерен терпеть его присутствия в своем доме. Ведь это квартира Крестовского. Те деньги, что получили от продажи комнаты Андрея, они вложил в долевое строительство, как начальный капитал. Но ипотека была открыта на Романа, и по условиям льготного кредитования Роман должен был являться единоличным собственником жилья. Конечно, Андрей может судиться, но нет никаких гарантий, что он сможет что-то отсудить. Да и не будет он этого делать. Он вымотан – эмоционально и психически – событиями последних месяцев, чтобы пускаться в судебные тяжбы с Крестовским. Но куда он пойдет? У него нет ни работы, ни каких-либо сбережений. За то время, что они жили вместе, Андрей привык полностью полагаться на Романа. И теперь он остался совершенно один, без всякой поддержки. Андрей еще не оправился от потрясения, он еще не в том состоянии, чтобы нормально общаться с людьми. Еще слишком сильны его переживания. Чувство стыда и страха еще крепко держат его в своих тисках. Обратиться за помощью к родителям Андрей не мог, ведь придется признаться, что он гей и рассказать обо всём, что произошло. А он просто не сможет сделать это. Ему страшно и стыдно. Андрею остается только сидеть и ждать, пока Рома вышвырнет его на улицу. Рома, которому он так верил, которого до сих пор любит.

Хотелось умереть здесь и сейчас, чтобы больше не думать, не чувствовать, не страдать. Для него Роман был всем – другом, надежной защитой, семьей. И теперь не осталось ничего. Ни дома, ни любви, ни желания жить дальше.

***

В антракте Макс и Роман поднялись на четвертый этаж, с которого был выход на галерку. Крестовский затащил нового знакомого в самый дальний угол, где вероятность встретить кого-либо из зрителей или работников театра стремилась к нулю. Романа распирало от желания. Он прижал парня к стене и впился в его губы, шаря руками по упругому молодому телу. Макс прикрывал от удовольствия глаза, подставляя свою шею жадным поцелуям.

В груди клокотало. Роман почувствовал, как внизу живота растекается тепло, отчего в брюках становится тесно.

– У тебя есть где? – не прерывая ласк, с жаром выдохнул Роман в ухо Максу.

Парень отстранил от себя Крестовского и с прищуром посмотрел в глаза. От этого ультрамаринового взгляда подкашивались ноги.

– А у тебя?

– Ко мне пока никак…

– Что жена?

– Вроде того.

Парень ухмыльнулся.

– Ну, тогда поехали.

Квартира на юге Питера, в которой жил Максим, представляла собой достаточно просторную обставленную со вкусом студию. Два больших окна, обрамленных тяжелыми темно-серыми портьерами. Справа встроенная кухня с черным лакированным панелями и длинной барной стойкой в окружении высоких стульев. По центру угловой диван и два кресла. У окна примостился стеклянный журнальный столик. На стене телевизионная панель. Стены, пол и потолок разных оттенков белого – от совершенно холодных до теплых, с мягким бежевым свечением. Зеркальный шкаф-купе занимает всю противоположную от окон стену.

– Проходи, – Максим положил ключи на высокую черную тумбу возле двери и, скинув ботинки, направился в сторону кухонного уголка.

– Вина? Шампанского? – стараясь быть гостеприимным, предложил парень.

– Нет. Иди сюда. – Роман схватил Макса за руку и притянул к себе, накрывая губы парня своим ртом.

– Подожди, – Максим, выскользнув из объятий Крестовского, расправил диван. – Добро пожаловать на траходром!

Улыбаясь, молодой человек растянулся на ложе, подперев голову кулаком. Роман улегся рядом, поглаживая парня по бедрам. Ему не терпелось. Ладонь скользнула выше и, почувствовав под рукой напряженный член Макса, Крестовский стал легонько мять его, то и дело поглядывая в голубые глаза. Губы парня растянулись в похотливой улыбке. Он расстегнул свои брюки и одним движением стянул их с себя, прихватив большими пальцами нижнее белье. В мгновение ока облегающий торс джемпер полетел на пол. Руки Романа заскользили по обнаженному красивому телу, поглаживая грудь. Переместились ниже, стали ласкать упругий накаченный пресс, подбираясь к вожделенному.

Крестовский скинул с себя одежду, наслаждаясь прикосновениями тонких красивых ладоней Макса. Его охватило волнение. Он задрожал, поддаваясь этой сладостной неге.

– Мы с тобой не договорились, – прошептал в ухо Максим, обнимая массивную грудь Крестовского. – Надеюсь, что ты предпочитаешь быть сверху…

Он сладко впился в мощную шею мужчины. Роман замычал и, перевернув Макса на спину, навис над ним:

– Не переживай, ты все правильно понял.

Роман спустился ниже, чтобы подготовить Макса к совокуплению. Но чем ближе был ответственный момент, тем отчетливее Роман понимал, что мужская сила покидает его. От этого прошиб холодный пот. Чем больше он думал об этом, тем быстрее улетучивалось желание. Крестовский запаниковал. Макс время от времени хватавшийся за собственный член, прикрыл глаза и тяжело дышал, слегка постанывая. Еще немного и от Романа потребуют решительных действий. Но что он может предложить сейчас?

– Ну, давай же, – выдохнул парень.

– Сейчас. Дай мне еще немного насладиться твоим телом. – Роман врал, истерично хватаясь за собственные чресла в надежде, что у него еще может получиться. Но все было впустую.

– Что ты там возишься? – почуяв неладное, Макс приподнял голову.

Крестовский понял – это провал!

Увидев у любовника отсутствие эрекции, Максим разозлился. Такое положение дел больно ударило по самолюбию.

– Ты что, пасс? – он презрительно смотрел на Крестовского. – А может, ты просто импотент?

– Наверное, это от перевозбуждения, – попытался реабилитироваться Роман.

– Ну, слушай, извини, если ты не можешь, то я ничем тут не смогу помочь. Я бы, кончено, вставил тебе…

Парень брезгливо поморщился, окидывая Романа презрительным взглядом.

– …если бы ты не таким старым и толстым. А так… Брюхо висит, рожа морщинистая… да у меня на тебя тупо не встанет! – Макс распалялся с каждым словом, его трясло от негодования. – Ты на себя в зеркало посмотри, убожество!

Романа будто окатили ведром холодной воды.

– Не можешь трахать – сиди дома, дрочи на картинки!

Внутри все закипело.

– Щенок! – Роман отвесил парню звонкую пощечину.

– Убирайся! – зашипел Макс. – Пошел вон из моей квартиры!

Голос Макса звенел, отражался от стен, вибрируя в оконных стеклах. Он продолжал орать, сыпля все новыми оскорблениями в адрес Крестовского.

Роман спешно натягивал на себя брюки, ему хотелось поскорее уйти отсюда, чтобы никогда больше не видеть этого перекошенного злобой лица. За что Макс его так унизил? За то, что от волнения он растерялся? Кроме Андрея, у Романа никого не было, чтобы вот так – полноценно, на кровати. С перспективой дальнейшего продолжения любовной истории. Может, если бы Роман не искал серьезных отношений, то так бы не переживал и все у него получилось. Но он не хотел больше об этом думать.

Роман оделся, накинул пальто и, не говоря ни слова, вышел. Макс что-то еще орал ему вслед, но Крестовский потерял всякий интерес к нему.

Сегодня Роман потерпел фиаско. А в следующий раз? Он готов снова и снова наталкиваться на непонимание и нежелание разделить тревоги и переживания партнера, на отсутствие такта и несдержанность, на безосновательные амбиции и завышенные ожидания? Зачем ему все это? Для чего? Чтобы найти второго такого, как Андрей? А есть ли альтернатива Андрею? Будет ли тот, другой, так же преданно любить Романа? Сможет ли понять, как понимает его Андрей? Повторится ли еще та сказка, что была у них с Андреем? Андрей. Андрей. Андрей. Почему Роман опять всех сравнивает с ним?

Внезапно Роману до боли захотелось посмотреть в большие зеленые глаза Андрея. Такие родные, такие понимающие. Для чего он пошел к Максу? Тот никогда не станет вторым Андреем, да это и не нужно. У Романа уже есть любимый человек, которого он сегодня очень сильно обидел. Катя была права, он просто законченный эгоист. Он не хотел замечать очевидного. Андрюха любит его безоговорочно искреннее, не требуя от него быть совершенным, принимая таким, какой он есть. Господи, какой дурак! Сегодня он чуть не разрушил самое ценное в жизни, что у него есть. Кичась собственническими инстинктами, не подумав, причинил боль. Роману надо было лечь с Максом в постель, чтобы понять, как сильно он любит Андрея.

Роман повернул ключи в замке зажигания и направил машину к дому, туда, где ждет его Андрей. Андрюшка, его милый любимый мальчик. При мысли о нем на душе потеплело. Губы расплылись в улыбке. Дорога до дома, как назло, казалось длиннее обычного. Роману не терпелось притянуть к себе, заключить в объятьях свое сокровище, почувствовать рядом родное, бесконечно любимое. Прижать к себе и ощутить его тепло, как тогда, в первый день их знакомства. От этих воспоминаний на глаза выступили слезы. Губы задрожали.

«Вот еще! – ухмыльнулся Крестовский. – Наверное, старею. Впадаю в какую-то глупую сентиментальность»

***

За окном мерцала и переливалась огнями питерская ночь. Андрей не спал. Он лежал на кровати, уставившись в потолок, прислушиваясь к глухим ударам собственного сердца. Сердце? Разве оно еще живо? Андрею казалось, что в тот самый миг, когда за Ромой захлопнулась дверь, оно взорвалось, рассыпалось на тысячу мелких осколков и теперь уже не собрать и не склеить. Его больше нет. Оно умерло вместе с Ромкиной любовью. То, что сейчас стучит в его груди – это всего лишь жалкий сгусток крови и мышц, больше не способный ничего чувствовать. Ромка. Ромка. Где-то он теперь? Чьи руки ласкают его тело? Чьих губ, нежно поглаживая, касаются его пальцы? В чьи глаза он смотрит, едва выдыхая «люблю»? Сколько еще Андрей будет представлять эти ненавистные мучительные картины Ромкиного счастья, подаренного не ему? Будущего больше нет. Все остановилось, застыло на том мгновении, когда Ромка ушел. Он не просто ушел, он ушел навсегда из его Андрея жизни и уже никогда ОН не вернется. Никогда… Никогда… Такое короткое, такое простое и такое жестокое слово «никогда». Это значит конец, смерть, пустота. По щекам заструились слезы. Так зачем ему жить, если он уже не будет счастлив? Зачем? Зачем ему это серое безрадостное одиночество?

Андрей встал и подошел к окну. На востоке занималась заря, едва окрашивая густую черноту в пурпурно-алый, растекаясь лилово-сиреневыми красками по предрассветному небу. Солнце наступало, высвечивая белесым слепящим глаза сиянием линию горизонта, все больше и больше извлекая из темноты очертания спящего города. Первые яркие лучи ударили в оконные стекла, отражаясь огненными всполохами на стенах соседних домов. Выпавший за ночь нетронутый снег играл голубовато-синими переливами, чуть поблескивая в еще скользящем по земле солнечном свете. Новый день набирал силу.

Андрей смотрел на зарождающееся утро, стараясь запечатлеть в памяти каждый его штрих, каждое малейшее движение, каждый сверкающий блик. С тоской понимая, что в этом новом дне ему уже нет места. Все кончено, он должен уйти. Уйти туда, где никогда уже не будет страдать, где не будет этих страшных тюремных снов, где он больше не почувствует своего стыда и его не ждут нищета и забвение. Другого выхода нет. Он загнан в угол, и не осталось сил бороться.

Андрей все для себя решил. Он сходил к машине и принес буксировочный трос. Разрезал его ножом на две части. Взял ту, что подлиннее. Достал из кладовой стремянку и поставил там, где под потолком висел лаконичный шестирожковый светильник. Встав на лестницу, после недолгих усилий, сорвал с потолка люстру и откинул ее на пол, обнажив дыру в потолке, глубоко внутри которой виднелась металлическая перекладина. Он зацепил за планку карабин, из другого конца троса соорудил петлю так, чтобы она свободно затягивалась. Когда все было готово, он схватился за самодельную виселицу и потянул, проверяя крепость конструкции. Теперь дело оставалось за малым. Он раздвинул завязанный в кольцо канат и посмотрел в него, как бы примеряясь. В груди бешено пульсировало, отдаваясь гулким биением в ребра. Ладони взмокли. Руки заходили ходуном. Андрей тяжело дышал. Было страшно. Но сделать это было необходимо.

***

Подойдя к двери квартиры, Роман услышал изнутри грохот. Он задрожал всем телом в предчувствии неладно.

Андрей! Достав из кармана ключи, Роман судорожно стал открывать замок. Пальцы будто не слушались его, соскальзывая с металлической головки. Повернув несколько раз в замочной скважине ключ, Роман вошел внутрь.

От представшей его взору картины сердце замерло.

– Андрей! – он с криком кинулся к парню.

Андрей сидел на полу посредине гостиной и растерянно озирался. Рядом валялась поверженная стремянка. С потолка в том месте, где еще вчера была люстра, свисала оранжевая петля, сделанная из буксировочного троса.

– Андрюшенька, родной мой! – присев на полу рядом, Роман сгреб его в охапку. – Ты жив…

Роман прижал друга к своей груди. В карих глазах задрожали крупные капли. Они сорвались с ресниц и потерялись, падая в копну золотистых волос. Гладя любимого по голове, Роман чуть раскачивался, приговаривая дрожащим от волнения голосом:

– …Ты жив… Значит, буду жить и я… Я очень люблю тебя… Люблю любого… Ты для меня весь мир… Никто на свете не сможет заменить мне тебя… Я знаю, ты устал, ты напуган… Ты отдохнешь, и мы будем вместе, будем счастливы… Будем жить с тобою долго-долго… Увидим светлую прекрасную жизнь… новых замечательных людей, которые поймут нас… Только надо любить друг друга… слышишь? Любить… И, тогда мы будем жить долго и счастливо… Ты и я…

– Рома… Я упал… я ударился…

– Мальчик мой… Андрюшенька… – Роман зарылся в светлую макушку и надрывно зарыдал. – Ты прости меня, дурака… Прости… Прошу, прости…

Эпилог

Прошло пять лет.

У Андрея с Романом все наладилось. Вересов, посвятивший себя творчеству, стал писать иконы и картины на религиозную тему, чем-то напоминавшие творения Рафаэля и Тициана. С полотен смотрели чистые светлые лики с полными грусти глазами. Андрея заметили. На него посыпались заказы от соборов и монастырей. В основном заказывали иконы. Но было и несколько больших работ: роспись иконостасов, которыми Андрей особенно гордился. Позже состоялась персональная выставка Вересова в одном из известных московских выставочных залов. Две его работы приобрел Стокгольмский Музей Современного Искусства, выложив за них кругленькую сумму.

Санька окончил девять классов и поступил учиться в колледж радиоэлектроники в родном городе. Катя продала городскую квартиру и переехала в деревню неподалеку. Организовала свое небольшое фермерское хозяйство по разведению птицы. Дела у новоиспеченной фермерши шли неплохо. С деньгами проблем не было, тем более что Роман ежемесячно делал денежные переводы на Санькино содержание. По выходным и на каникулах Санька приезжал к тетке, а все остальное время жил в квартире матери, куда Катя нередко наведывалась с проверкой, привозя продукты и прочие нужные в хозяйстве вещи.

Романа повысили до заместителя генерального директора структурного подразделения «Промнефтегаза». С Максом он старался избегать даже случайных встреч.

Каждое лето Андрей и Роман приезжали в отпуск на родину и жили у Кати, чему женщина была очень рада. В эти дни Санька был счастлив. Отношения с отцом наладились. Андрей простил парня, и они снова стали очень дружны. Нередко мужчины втроем выбирались порыбачить на озеро, что находилось в нескольких километрах от Катиного дома.

Ранним утром Катерина провожала их, выскакивая на крыльцо прямо в исподнем, накинув на плечи лишь тонкую пуховую шаль, а к вечеру пекла пироги и ждала своих добытчиков с уловом.

***

Подул резкий ветер. Занавески на веранде затрепыхались под сильными порывами, надулись, словно паруса бригантины. Распахнутые настежь окна застучали, ударяясь друг о друга створками. Свинцовый сумрак завладел домом. На западе, разрезая сиренево-синее небо, сверкнула белая молния. Послышались раскаты грома.

– Рома, Саня, Андрей! – закричала Катя. – Закрывайте окна!

Волосы ее выбились, растрепались от сильного дуновения, расползаясь светлой паутинкой по лбу. Женщина рукой пригладила испорченную прическу.

По крытому железом навесу, по ступенькам крыльца застучали первые тяжелые капли, разбегаясь все сильнее, ударяли о землю, рассыпаясь миллионами холодных брызг, звенели в стеклах оконных рам, били с грохотом по крыше, обрушиваясь лавиной, стекали звонкими прозрачными, будто хрустальными струйками с откосов.

Катя принесла из кухни чайник и большой открытый пирог с клюквой на деревянной доске. Санька расставлял чашки, помогая тетке по хозяйству.

– Сбегай еще за вареньем и сахарницу прихвати, – обратилась к юноше Катя.

Роман курил, покачиваясь в плетеном кресле-качалке, и смотрел на улицу. Андрей сидел рядом, робко поглядывая то на круглый стол, накрытый белой льняной скатертью, то на суетящихся возле него тетку с племянником, то на задумчивую фигуру друга.

– Ну, давайте садиться, – окидывая стол взглядом, произнесла Катерина.

Подсев ближе, Роман ухватил с подноса солидный шмат и с аппетитом надкусил его.

– М-м-м… Обалдеть! Молодец, Катюша! Не пирог – песня!

– Старею, – улыбнулась женщина. – Пироги получаются все лучше, в людей верится все меньше!

– Брось, Катюха! Ты у нас еще ого-го! Мы тебе такого жениха найдем!

– Да куда жениха! Мне уже сорок два. Какие женихи, Рома, окстись!

– Тетя Кать, зря ты так. Ты еще очень интересная женщина, это я тебе как мужчина говорю, – авторитетно заявил Санька, прихлебывая их кружки.

– Мужчина! – засмеялась она, потрепав парня по рыжим вихрам. – Давно ли вырос?

– А вот и мужчина. У меня и девушка есть… Оля… – парень обиженно посмотрел на тетку.

– Да? – оживился Роман. – И когда ты нас познакомишь?

– Я звал ее, но она пока стесняется.

Дождь не прекращался. Шумел в зеленой листве, выбивал комочки темной грязи с клумб и грядок, заливая узенькую выложенную бетонной плиткой дорожку, ведущую от дома к бане.

На веранде пахло сыростью и мокрой от дождя землей. Прохладный влажный воздух, доносящийся с улицы, окутывал, заставляя ежится.

– Чего-то холодно стало, – Роман потянулся рукой к лежащей на соседнем стуле куртке. – Оденусь-ка я.

Сидевший до этого молча Андрей встрепенулся, его глаза широко раскрылись, он подался телом вверх, будто прислушиваясь к чему-то. Посмотрел в сторону зеленеющего за пеленой дождя леса и, вскочив с места, быстрым шагом направился к открытой двери, ведущей на улицу. На пороге на секунду остановился и взглянул вверх в бесконечную серую бездну, откуда падали крупные тяжелые капли.

Над столом повисла тишина. Сидящие вокруг него словно замерли. Катя медленно перевела взгляд с Романа на Андрея, который в этот момент сбежал по ступенькам вниз и, не обращая никакого внимания на ливень, устремился вглубь сада к околице.

Дождь хлестал по плечам, холодом падал на голову, пропитывая волосы влагой, стекал по ушам и подбородку. От воды одежда намокла, облепив худую узкоплечую фигуру.

– Я сейчас, – Роман встал и направился к выходу, попутно снимая с вешалки ветровку.

Катя и Саня, остались в веранде и молча следили сквозь тонкие кружевные занавески за тем, как Роман, подойдя к Андрею, накинул на него куртку, бережно поправил капюшон, и обнял за плечи.

Санька глубоко вздохнул.

– Теть Кать, почему они такие, а? Как думаешь?

– Бог их, Санечка, такими создал.

– Бог, говоришь? Так ведь в Библии написано, что «мерзость». Не унаследуют Царствия Божьего.

Катерина усмехнулась, в задумчивости помешивая ложечкой чай.

– Библию люди писали. Они же во имя Христа в Средние века неугодных на кострах жгли. Еретиков. – Женщина вздохнула, уставившись взглядом куда-то вдаль.

Санька смотрел в ее светлое широкое лицо, пронзительные голубые глаза под дугами русых бровей. Отчего-то глядя на нее, ему вспоминались иконы в толстых золоченых окладах, высокие церковные своды, запах ладана, и звенящая тишина храма, нарушаемая редкими звуками, доносящимися, будто откуда-то из потустороннего мира.