Текст книги "Крестовский треугольник"

Этот почти завершившийся рабочий день был весьма обычным, без лишних стрессов и тревожных звонков из министерства. Никитин закончил свои дела и, отпустив секретаршу пораньше, собирался уже уходить, как в дверь постучали. Не дождавшись приглашения, в кабинет вошёл высокий светловолосый мужчина. Черная стеганая куртка была распахнута. Под ней виднелись строгий серый пиджак и светлая кремовая рубашка. Костюмные брюки и галстук дополняли собранный аккуратный образ незнакомца. Резкие черты лица подчеркивали изящные очки в тонкой золотой оправе. В руках мужчина держал коричневую кожаную папку.

– Вы ко мне? – Никитин с любопытством посмотрел на вошедшего.

– Добрый вечер, я из следственного комитета. – Незнакомец уселся за стол и, положив на него папку, расстегнул молнию, извлекая на свет визитку. – Золотарёв Евгений Петрович.

Он протянул карточку озадаченному Никитину.

– А вы директор этого чудного заведения, Никитин Сергей Петрович.

– Откуда? – брови вышеозначенного директора поползли вверх.

– Я следователь. У меня работа такая. Все. Про всех. Знать.

– Чем могу быть полезен? – Сергей Петрович почувствовал, как от волнения ворот рубашки внезапно сдавил шею. Засунув палец за воротник, он попытался ослабить давление, расстегивая верхнюю пуговицу. Не каждый день приходится разговаривать со следователем из прокуратуры.

– Можете. Я задам вам несколько вопросов. Вы не против?

– А что? Что-то произошло?

– Если бы не произошло, то вряд ли я оказался сегодня в вашем кабинете. Итак, могу начать?

– Да-да, конечно. Задавайте.

– В вашей школе учится некий Александр Крестовский.

Под ложечкой неприятно засосало. «Вот оно! Началось!» – подумалось Никитину.

– Скажите, в последнее время какие-нибудь события, связанные с этим мальчиком, не происходили? Может, вы что-то видели или слышали?

«И видели, и слышали! Господи! А Лев еще предлагал расслабиться и не паниковать! Так, спокойно! Дыши глубоко и ровно!» – Никитин почувствовал дикую неровную пульсацию в недрах могучей груди.

– Ну-у, было… Может, по коньячку? – он чувствовал, что без дозы алкоголя ему будет сложно расслабиться и не паниковать.

– Нет, спасибо, на службе не употребляю.

– А у меня рабочий день закончился. С вашего позволения… – Никитин полез в несгораемый шкаф и, достав оттуда початую бутылку, плеснул немного в стакан. По комнате поплыл горьковатый аромат. Выпив одним глотком содержимое стакана, Никитин громко шмыгнул и, медленно выпустив воздух изо рта, начал рассказывать: – Где-то с месяц назад ко мне в кабинет пришла классная руководительница восьмого «А». Она была весьма обеспокоена ситуацией в семье Саши. Утверждала, что его отец живет с мужчиной и что мальчику угрожает опасность.

– А вы не думали, почему она так решила?

– Откровенно говоря, меня насторожила эта информация, но я не считаю, что если мальчик живет в семье геев, то ему нужно чего-то опасаться.

– Ну, во-первых, в нашей стране законом такие отношения к семейным не приравниваются. А во-вторых, если женщина заявила подобное, то у нее наверняка были для этого основания. Вы не пытались разобраться в ситуации?

– Конечно, пытался. И даже разговаривал со старшим Крестовским. Когда я намекнул ему о том, что нам известно о его сексуальной ориентации, он вспылил, и разговор с ним не получился.

Следователь внимательно слушал Сергея Петровича, слегка прищурив глаза.

– Это все? Или можете вспомнить что-то еще?

– М-м-м… наверное, да. Это случилось недавно, в субботу на той неделе. Саша подрался с мальчишками из параллельного класса, за то, что они заявили ему: таким, как ты, не место в нашей школе. Вы представляете?

– Представляю. Что-то еще?

– Ах, да. Родительский комитет во главе с классной руководительницей направил письмо в попечительский совет, по поводу лишения родительских прав отца Крестовского. Якобы существует угроза растления…

– А вот это, пожалуй, не лишено смысла!

– Я вас не понимаю… – Никитин растерянно смотрел на Евгения Петровича.

– Крестовский застал своего друга с сыном.

– Что?! – Сергей Петрович вытаращил глаза. – Когда? Как?

– Два дня назад. Можете еще что-то добавить?

Обескураженный заявлением следователя, Никитин только молча помотал головой. А Лёвка его ещё успокаивал. Это конец! Его имя, как директора школы, в которой произошел сексуальный скандал, теперь прополоскают во всех питерских газетах, а может, и не только. Отчего-то сразу в голове всплыли картинки из знаменитого ток-шоу Малахова. Несомненно, Сергей Петрович не против популярности, но не такой же! Тем более накануне возможного назначения на пост главы администрации округа. Вот об этом, наверное, уже можно забыть. Никитин нервно сглотнул.

– Могу я поговорить с классным руководителем восьмого «А»?

Сергей Петрович пожал плечами:

– Если она еще в школе. Время, сами понимаете, позднее.

– Где я могу ее найти? – Золотарёв встал с места.

– Я провожу. Пойдемте.

Дверь в кабинет русского языка и литературы была не заперта. Никитин заглянул внутрь и увидел полноватую фигуру женщины, склонившуюся над тетрадками.

– Добрый вечер, Нина Ивановна!

– А, Сергей Петрович! Добрый вечер! Проходите, – дама подняла голову и улыбнулась, увидев в дверном проеме директора.

– Я не один, – Никитин неуверенно вошел в класс. – Вот, с вами хотел бы поговорить следователь из прокуратуры.

Золотарёв уверенной походкой подошел к учительскому столу, и присел на край ближней парты.

– Здравствуйте, Нина Ивановна. Позвольте представиться – Золотарёв Сергей Петрович.

Учительница взволнованно посмотрела на незнакомца, потом перевела взгляд на смущенное лицо Никитина.

– Что-то случилось?

– Да, случилось. – Цепкий взгляд следователя изучал испуганное лицо женщины. – Нина Ивановна, расскажите мне о том, почему вы решили, что Саше Крестовскому угрожает опасность?

– Саша?! Господи, что с ним?! – дама схватилась за сердце. – Он жив?!

– Жив.

– Но что? Что с ним случилось?

– Это я и пытаюсь выяснить. Так почему вы решили, что Саше угрожает опасность? – Золотарёв продолжал стоять на своем.

– Как-то ко мне пришла мама одной из учениц и рассказала, что… его отец живет с мужчиной… и мальчика совращают… – голос Нины Ивановны дрожал.

– И что сделали вы?

– Я поговорила с Сашей… и расспросила о семье…

– И что он вам рассказал?

– Он говорил, что живет с отцом… и его другом… Андреем, кажется…

– И все?

– Да, кажется, это все…

– А сами вы что-нибудь странное замечали? В поведении Саши? Может, что-то видели? К примеру, этого друга отца возле школы… или что-то в этом роде?

– Вы знаете, нет… сама я ничего такого не видела… и странного в поведении Саши не замечала, кроме, может быть, того, что со вторника его не было в школе…

– Так… Я бы хотел побеседовать с этой мамой. Той самой, которая приходила к вам. Можете дать мне ее координаты?

– Да-да, – Нина Ивановна засуетилась, судорожно перебирая вещи, лежавшие на столе. – Где же? Где? Одну минуточку…

Она открыла ящик стола и, недолго покопавшись, достала сотовый телефон.

– Вот! Сейчас найду ее номер… А, вот он… Хотите я запишу вам его на бумажке?

– Будьте столь любезны…

Нина Ивановна оторвала листок от небольшой стопки желтых квадратных листиков и быстрым почерком написала несколько цифр.

– Ее зовут Светлана. Это мама Юли Сорокиной. Пожалуйста, – она протянула листочек следователю.

– Спасибо. До свидания! – Золотарёв, спрятав бумажку во внутренний карман куртки, направился к выходу.

– Не провожайте меня, – кинул он походя дернувшемуся Никитину.

После того, как за следователем закрылась дверь, Нина Ивановна повернулась к Сергею Петровичу и почти шепотом спросила:

– Что все-таки произошло?

Директор вздохнул и, стараясь не глядеть на педагога, сказал:

– Похоже, вы были правы, Нина Ивановна. Отец застал Сашу со своим любовником…

– Что-о-о?! – тонкие редкие брови поползли вверх. Нина Ивановна в удивлении открыла рот.

– Да, дорогая моя, вы были правы, а я нет! Черт! – в сердцах Никитин прикрыл рот рукой.

В комнате воцарилась тишина.

– Какой же гад этот Крестовский! Я его предупреждал! – вдруг Сергей Петрович почувствовал злость на самого себя за свою мелочную недальновидность. Бедный мальчишка! Что ему пришлось пережить! И сейчас он с этим гадом, своим отцом, который не смог уберечь сына, увлеченно занимаясь только собой, не думая об интересах ребенка. Никитину вдруг стало отчаянно жаль Сашу. Почти незнакомого мальчика. В школе таких, как Саша, много, разве же узнаешь про беды каждого?

– А я говорила вам! Я говорила! – зло затараторила Нина Ивановна, глядя на директора. – Говорила, что ничем хорошим это не кончится! И что вы мне на это сказали?

– Это уже неважно… – Никитин был готов действовать. Он повернулся и решительно направился к двери.

– Как это неважно? Послушайте меня… Сергей… Петрович… – понеслись вслед возмущенные слова. Но Никитин их уже не слышал.

Полностью поглощенный своими мыслями, Сергей Петрович стремительно шел по коридору.

Часть 13

Роман сидел за столом, обхватив голову руками. Два дня в поисках грамотного юриста, который помог бы в такой непростой ситуации не дали ровным счетом ничего. Те, кто мог оказать реальную помощь, просили подождать неделю, две, а то и целый месяц. А с бездарями, желающими по легкому срубить бабок, дела иметь не хотелось. Да и вряд ли от них можно было ожидать решения проблемы. Отчаяние наступало на пятки. Собственное бессилие выводило из себя. Голова раскалывалась от непрекращающейся мозговой атаки. Он все думал и думал, перебирая по кругу возможные варианты, но новых решений не находил. Им попросту неоткуда было взяться. Это был тупик, из которого нет выхода. При мысли об Андрее сердце больно щемило. Роман в сотый раз корил себя за то, что предал любимого человека.

Санька сидел рядом и сочувственно вздыхал. Они с отцом прошерстили весь интернет в поисках ответа на свой вопрос, но так ничего дельного не нашли. И теперь мальчик, поджав губы, бесцельно щелкал мышкой по уже открытым вкладкам. Ему порядком надоели все эти телефонные звонки различным юристам, поездки по адвокатским контрам и вычитывание скучных статей из «Консультанта». Хотелось поиграть в стрелялки или пойди погулять с Борькой, но чувство вины перед отцом и Андреем глушило такие естественные детские желания.

В очередной раз налив из стоявшей на столе бутылки отвратительно пахнущий виски, Роман молча выпил содержимое стакана одним глотком и, достав сигарету, закурил, в задумчивости глядя перед собой.

Звонок домофона стал неожиданностью. Крестовский подошел к двери и увидел на мониторе знакомое лицо.

– Да, я вас слушаю.

– Роман Олегович! Я хотел бы поговорить с вами!

– О чем? – Роман смотрел затуманенным взором на экран.

– Откройте. Это касается не только вас!

– Заходите… – Роман нажал кнопку на панели и открыл входную дверь.

Уже через минуту на пороге квартиры стоял Никитин.

– Чем обязан? – негостеприимно спросил хозяин.

– Сегодня в школу приходил следователь… – Никитин старался быть сдержанным, но увидев похмельное небритое лицо Романа, его охватил приступ злости. – Он приходил по поводу Саши…

– И что? – равнодушный взгляд карих глаз заставлял нервничать все больше.

– Мне бы хотелось узнать… Какого черта происходит?!

– Мужик, чего ты лезешь не в свое дело?

– Не в свое дело?! – Никитин взорвался. – Ах ты, мразь!

Он схватил Романа за грудки и, притянув к себе, оскалился:

– Я, кажется, предупреждал тебя… Что судьба твоего ребенка мне не безразлична… В отличие от тебя самого…

– Слышь, ты, хрен с горы! Убери руки! – Роман схватил Никитина за запястья и дернул вниз, освобождаясь от хватки. – Что вы все лезете?! Лезете! Лезете! Это все из-за вас! Из-за вашего дебильного любопытства!

Желваки на лице Сергея Петровича заиграли, он стиснул зубы и резким движением заехал Крестовскому в скулу. У того от удара в глазах потемнело и он отпрянул.

– Не надо! Не бейте папку! – Санька с отчаянным криком кинулся к дерущимся у порога мужчинам. – Он тут ни при чем! Это я во всем виноват! Это я сам все подстроил! Не трогайте его!

Мальчишка вцепился в руку Сергея Петровича и повис на ней.

– Не надо! – слезы хлынули из Санькиных глаз. – Не бейте его! Не бейте!

– Скажи спасибо сыну, – процедил Никитин. – Иначе я тебя, тварь, прибил бы…

– Он хороший! Он не виноват! – надрывался Санька. – Это я! Это все я! Это я во всем виноват! Я! Я!

Сергей Петрович обнял мальчика и, прижав к себе, похлопал по спине:

– Все, успокойся… Не трогаю больше я твоего папку… не трогаю…

– Это я виноват во всем… – рыдал паренек, уткнувшись в пальто директора. – Я… я… я…

– Саня… ты ни в чем не виноват… – сглатывая подступившие слезы, прохрипел Роман. – Это – вот они… со своими правильными понятиями… они… такие, как вот этот…

Роман судорожно вытер ладонями вмиг ставшие влажными глаза.

– Зачем вы пришли? Дать мне в морду? Дали… Все… а теперь уходите…

– Нет, не все… вообще-то, я пришел поговорить… – Сергей Петрович тяжело дышал, внимательно разглядывая осунувшуюся фигуру Крестовского. – Следователь сказал, что вы застали… Вашего друга… с Сашей…

Внутри поднималась новая волна ярости. Никитин старался не давать волю чувствам.

– А… Мораль решили мне прочитать…

– Нет.

– Так какого лешего вы притащились? Хотите во всем разобраться? Так следствие уже разбирается…

– Я пришел сообщить… От имени родителей в попечительский совет направлено письмо… на лишение вас родительских прав… и в свете новых обстоятельств, скорее всего, так оно и будет… Постараюсь, чтобы это произошло как можно раньше…

– Что?! – Роман истерично засмеялся, на глазах выступили слезы. Он схватился рукой за лоб. – Да, давайте… добейте… что ж вы, как шакалы… мало вам, что из-за вас посадят невиновного человека, так и еще лишите сына отца… Да, я гей! Да! Вы же думали, что такие не размножаются… но ошибочка вышла… так давайте отберите… лучше пусть в детском доме, чем с таким-то отцом… Спасибо! От души!

Он схватил ошарашенного Сергея Петровича за руку и потряс.

– Теперь все?! Будьте любезны, покиньте мою квартиру!

Слова, сказанные Крестовским, сильно задели, отчего Никитину сделалось неуютно. Всхлипывающий Санька отпрянул в сторону и напуганно наблюдал со стороны. Сергей Петрович молчал, вглядываясь в малознакомого ему человека. Что-то было здесь не так. И он это чувствовал. Что-то никак не состыковывалось со словами следователя. Почему вдруг Крестовский говорит о невиновности человека, которого посадят? И что значат эти надрывные слова Саньки? Может, то что он сейчас собирается сделать – большая глупость, и не стоит ему совать в это нос, но внезапно созревшее в голове решение не давало Никитину просто так уйти.

– Я не совсем понял, – начал Сергей Петрович после непродолжительной паузы. – Может, вы спокойно расскажете, что тут все-таки случилось?

– С чего вдруг? Вам же следователь все рассказал…

– Может, это не мое дело, но, кажется, вы не считаете своего друга виновным?

Роман прикрыл глаза и сглотнул подкативший к горлу ком.

– Зачем вам это знать? Вы все равно не поверите, как не поверил Золотарёв.

– А все-таки. Попытайтесь.

– Ну, хорошо… – Роман кивнул в сторону кухни. – Проходите…

Никитин последовал за ним и уселся возле стола.

Достав из навесного шкафа чистый стакан, хозяин молча налил виски. Протянув угощенье Сергею Петровичу, Крестовский сел подле и, немного помолчав, начал:

– Санька все инсценировал… я даже и подумать не мог, что он на такое способен… принял за чистую монету, увидев голого сына рядом с Андреем… вызвал милицию и отправил его за решетку… А теперь, когда Саня мне во всем признался… не знаю, как исправить то, что натворил… Вот, собственно, и все…

Он глубоко вздохнул и разом опрокинул в себя порцию алкоголя. Никитин последовал его примеру и в задумчивости сцепил пальцы в замок.

– И что собираетесь делать? – он посмотрел на Романа.

– А что тут сделаешь? Следователь не верит. Говорит, что я приревновал любовника к сыну, а потом, передумав, заставил Саньку врать.

– Так поэтому он кричал, что виноват во всем сам?

– Да, разве ж он виноват… ему наговорили черт-те что, вот и задумал нас поссорить… говорит, хотел, чтобы я выгнал Андрея… а оно вон как получилось…

– Н-да, дела…

Крестовского было, конечно, жаль, какая-то нелепая и трагичная ситуация. Однако Сергея Петровича, как ни крути, это тоже касалось. Ведь если то, что говорит Роман – правда, то, возможно, грандиозного скандала ещё удастся избежать. Но правду ли говорит Крестовский? Может, действительно выгораживает любовника? Черт их знает! Очевидно одно – вариант Золотарёва Сергея Петровича устраивает куда меньше, чем этот трагифарс. Похоже, настало время воспользоваться Лёвкиным «я перед тобой в долгу».

– Вот что. Есть у меня один знакомый, думаю, он сможет кое-что разъяснить нам по этому делу.

Сергей Петрович достал из кармана куртки сотовый телефон:

– Алло, Лев! – Никитин был крайне сосредоточен. – Слушай, тут такая ситуация. Помнишь, я давеча тебе про мальчишку рассказывал… Так вот, все твои «расслабься и забей» не прокатили. Все очень серьезно… тут долго рассказывать… может, подъедешь? Нет, это до завтра не ждет… Сейчас скажу адрес…

Сергей Петрович повернулся к Роману:

– Адрес какой?

Роман продиктовал адрес.

– Все, Лев, я тебя жду.

***

Спустя час Петров уже сидел за столом:

– Ну, выкладывайте, что тут у вас случилось?

– Лев, ситуация следующая. Сегодня ко мне приходил следователь из вашего комитета. И сказал, что Роман застал своего сына со своим… скажем, близким другом…

– Интересное начало, я бы сказал интригующее…

– Может, виски? – встрял Роман.

– Нет. Спасибо, – коротко отозвался Лев.

– Чтобы ты до конца понимал, мы с тобой об этом разговаривали при последней встрече.

Петров часто заморгал глазами. До него начало доходить, что хозяин дома – тот самый гей, о котором они с Никитиным еще недавно беседовали в баре.

– Угу… – помедлив, Лев кивнул, показывая тем самым, что понимает намек товарища.

Почувствовав неловкость в разговоре, Роман решил взять инициативу на себя.

– Извините, Сергей Петрович. Давайте я все сам расскажу.

Лев быстро перевел взгляд на виновника внезапной встречи школьных приятелей.

– Лев, дело в том, что я… я… – сделать каминг-аут в спокойном состоянии было куда сложнее, чем под воздействием сильных эмоций. Но сейчас не до собственных страхов, Петров его последняя слабая надежда. – Я гей и у меня есть друг, с которым мы давно живем вместе. Так вот… Два дня назад, когда я вернулся домой, то увидел обнаженного сына в компании своего друга. Первое, что пришло мне в голову – это то, что за моей спиной творится что-то ужасное. И я позвонил в милицию. Приехали ваши ребята и забрали Андрея. Саню направили на судмедэкспертизу. И там он мне признался, что подстроил эту нелепую сценку. Когда я и Саня пришли к следователю и все рассказали, он отказался поверить нам. Что теперь делать – я ума не приложу…

– Ну и письмецо… от родителей… попечительский совет, скорее всего, уже направил в органы опеки… Представь, что сейчас будет! – добавил Сергей Петрович, развалившийся на стуле рядом.

– Ну, блин, вы даете стране угля… – резюмировал Лев, понимая, почему застал Никитина этим вечером в столь странной компании. – Так…

Он сощурился и пристально уставился на Крестовского.

– Да, мужик, встрял ты по самые помидоры, – пальцы Петрова отбивали барабанную дробь о стеклянную крышку стола. – Есть родственники, кто сможет подстраховать – позаботиться о сыне в случае чего?

– Мама вряд ли сможет приехать, она в последнее время все болеет…

– Кто-то еще?

– Катя… тетка Сани, сестра моей бывшей жены… Но там муж… Согласится ли?

– Вот этот вариант уже больше подходит. Лучше чтобы согласилась и пожила у вас какое-то время… так, на всякий пожарный, мало ли…

– Я завтра позвоню ей…

– Лучше сегодня.

– А что с Андреем? Следователь даже не сказал мне, где его держат.

– Я постараюсь завтра все выяснить по своим каналам. Статья у него поганая… вот что… Как фамилия следователя, говоришь?

– Золотарёв.

– А, знаю-знаю… этот копытом землю рыть будет, чтобы подследственного по сто тридцать четвертой до суда довести… Здесь главное, чтобы твой дружок слабину не дал… Если чистосердечное напишет, то суши сухари. А Золотарёв уговаривать мастак… Фамилия друга?

– Вересов. Вересов Андрей.

Петров достал телефон и добавил запись в напоминания.

– И свой номер мне скажи, как что-то будет известно, отзвонюсь.

***

После разговора Роман быстро собрался и ушел, коротко чмокнув любовника в щеку и бросив напоследок невыразительное «пока». И с тех самых пор больше не звонил.

Беспокойство охватило на пятый день. Андрей понимал, что настал переломный момент, и если он позвонит первым, то все сказанное им улетит в тартарары и они к этой теме уже вряд ли вернутся. Но волнение нарастало. Настоящая паника началась на шестой день, когда он дрожащей рукой нажал вызов контакта «Рома» на телефоне. Те несколько секунд, пока в трубке слышались длинные гудки, показались вечностью. Отбой со стороны вызываемого абонента стал настоящим ударом. Внутри оборвалось: «Неужели конец?» Повторный вызов был отбит еще быстрее. Настроение упало до нуля. Ничего не хотелось.

Возвращение в одинокую холостяцкую комнату показалось нестерпимой пыткой. Здесь все напоминало о Романе.

На столе стояла красная кружка в белый горошек. Андрей ее купил специально для любимого.

Еще недавно Рома сидел на стуле возле окна и, грея с мороза руки, рассказывал забавные истории, делился событиями прошедших рабочих будней. Потом они вместе ужинали на кухне. Эти моменты навсегда запомнились, как необычайно светлые и по-семейному уютные. И теперь Ромка больше не хочет даже слышать его. Все закончилось.

Не было ни слез, ни сожаления, только какое-то бесконечное равнодушие ко всему в мире.

Андрей сидел на кровати, безучастно уставившись в мелькающий разноцветными картинками телевизор. Время близилось к полуночи. В квартиру позвонили. Пойти открыть дверь не было ни малейшего желания. Наверняка очередная старуха-соседка заявилась к Марье Никитичне за луковицей или горсточкой соли.

До слуха донеслись шаркающие шаги и надтреснутый голос спросил:

– Кто там?

Судя по всему, бабка не спешила открывать позднему гостю, грубо заявив через дверь:

– Иди, откуда пришел. Тебе открывать не буду.

Андрей встрепенулся и выскочил в коридор.

– Кто там, Марья Никитична?

– Ходят по ночам… Сталина на вас нет… я вам не швейцар… – бормоча себе под нос, старуха поплелась в комнату.

Андрей кинулся отпирать замки. На пороге стоял Роман. Вид у него был измученный и усталый. Он поднял с пола спортивную сумку и молча вошел в квартиру.

– Рома, что-то случилось?

– Да… – он кинул поклажу под вешалкой. – Я ушел от жены…

Эта новость сильно обрадовала Андрея, но понурая фигура друга вызывала беспокойство.

– Я звонил… ты не брал трубку…

– Я был занят. – Немного помолчав, Роман добавил: – Даша сказала, что не хочет, чтобы я виделся с сыном…

– Прости, – Андрей почувствовал себя виноватым.

Роман обнял его за шею и, глубоко вздохнув, промолвил:

– Ничего. Прорвемся…

– Я скучал по тебе…

– Андрюха, – Роман уткнулся в теплый лоб, притянув любимого к себе, и пристально посмотрел в его глаза. – Я люблю тебя…

Часть 14

Прошло несколько дней. Роман подал документы на развод. С Дашей они не виделись и не созванивались. Да и к чему все это? Уходя, он не стал посвящать жену во все подробности своей личной жизни, ограничившись лишь сухими отговорками, что устал от быта и ему хочется пожить отдельно. Но женщины – существа чувствительные. Даша сразу заподозрила, что у мужа на стороне кто-то есть. Она пыталась добиться от Романа, кто та женщина, что посмела вторгнуться в их семью. Плакала и в какой-то момент даже старалась отговорить его от опрометчивого шага ради Сани. Но ничего не помогало. Роман был непреклонен.

***

Как же Даша ненавидела в момент тяжелого разговора с мужем свою соперницу, отпуская в ее адрес самые гадкие оскорбления. После того, как собрав в сумку все необходимое, Рома ушел, Даша еще долго плакала, прижимая к груди ничего не понимающего сына. Было обидно и больно сознавать, что человек, которому она верила, которого любила, предал ее.

Она всегда знала, что любит мужа больше, но это нисколько не останавливало. Ведь казалась, что ее любви хватит на двоих. Но как же жестоко она ошиблась. И хорошо, что не стал ее слушать и ушел. Как можно жить под одной крышей с предателем, видеть, как он улыбается и знать, что в его жизни есть кто-то еще? Но он пожалеет о том, что так поступил. Приползет на коленях. Но разве же она простит?

Слезы душили, капали Саньке на макушку. Она что-то шептала, раскачиваясь, крепко обняв сына. И он словно чувствовал ее боль. Жался к мамке тоненьким тельцем, обхватывал мягкими ручонками шею, целовал в щеки и шептал: «Не плачь. Ты ж моя красавица!». Гладил теплой ладошкой по рыжим кудрявым волосам, вытирал слезы. От этого еще больше ныло разбитое сердце. Любовь сына – единственное, что осталось у нее. И она не отдаст ни капли этой любви бывшему мужу. Слишком больно, слишком сильно.

Кате она позвонила только спустя неделю, долго переживая в одиночку свое несчастье. Сестра тут же приехала. Жалела ее, говорила, что все еще наладится, Дашка молодая красивая женщина, будет у нее счастье, а Ромка не заслуживает, чтобы так по нему убивались. Но Даша не слышала, она слишком была поглощена собственной обидой. Ей хотелось встретить разлучницу и высказать в лицо все, что накопилось. Пусть поймет, что не будет ей счастья. Отольются им Дашкины слезы. Жизнь все по своим местам расставит.

Катерина убеждала сестру не делать этого, не искать встреч с новой пассией мужа:

– Господь им судья. Пусть живут, как знают. А ты остынь, отпусти. У тебя ж сын есть. Если бы не Ромка, то и Саньки не было б. Ты об этом подумай!

– Нет, Катя. Не могу я так. И что он в ней нашел? Чего ему дома-то не хватало? – не унималась Даша, вытирая опухшие веки.

– Никто не умер и, слава богу. Все живы-здоровы, руки-ноги целые. Остальное – мелочи жизни. Была бы шея, хомут всегда найдется. Не отчаивайся, сестренка. Вон у Витьки моего на службе полно парней неженатых.

– Да ну брось, Катя…

– А что? Клин-клином…

В дверь позвонили.

– Ох, никак Витька нарисовался. Сто лет жить будет. Пойду, открою…

Виктор, войдя в кухню, устремил взгляд на Дашу.

– С чего такой потоп приключился?

В ответ Даша только шмыгнула носом.

– Не приставай, Вить. Ужинать будешь?

– Конечно, мать. Я голоден как стая рыжих собак! – потирая руки, родственник уселся за стол. – Так чего у вас стряслось, что Катерина моя, как неотложка, в считанные минуты примчалась?

Виктор взял в руки ложку и, откусывая от ломтя черного хлеба, принялся есть борщ из тарелки, только что поставленной перед ним женой.

Сестры молча наблюдали за ним.

– Ну, чего замолчали? – попытался тот разрядить напряженную обстановку. – Крестовский-то где?

Виктор продолжал с аппетитом наворачивать суп.

При воспоминании о супруге Дашины губы задрожали, глаза затянуло мутной пеленой.

Катя нервно вздохнула.

– Ушел Крестовский.

– Как ушел? – Виктор выронил из рук ложку. Та со звоном плюхнулась в тарелку, разбрызгивая борщ по столу, оставаясь красными точками на его лице. Небрежно утеревшись рукой, Виктор уставился на жену. – Я не понял. Он что, совсем ушел?

– Вить, ты сам по себе дурак или на тебе работа так сказывается?

– Стоп-стоп-стоп… Крестовский ушел… – Виктор шальными глазами смотрел на жену, прокручивая в голове события двухмесячной давности. – Не… не может быть! Старуха была права… не… не… Итить твою мать! Вот паскуда…

Он разговаривал сам с собой, будто не замечая находившихся рядом сестер.

– Витя, ты что? Что-то знаешь?

– А? – мужчина вздрогнул. Его глаза забегали, на лбу появилась испарина. Стоит ли рассказать о его догадках, он не знал. – Откуда… Катя… я… я-то… откуда…

– Витя, – жена с пристрастием посмотрела на мужа, – выкладывай все, что знаешь.

Как его угораздило жениться на Катерине? Не баба – прокурор в юбке.

– Я-то чё? – Виктор явно нервничал.

– Выкладывай все, что знаешь, – повторила Катя.

Виктор нервно сглотнул, перевел взгляд на застывшую в ожидании Дашу, потом снова посмотрел на жену.

– Без стопаря не смогу…

– Я сейчас, – встрепенулась Даша и достала из напольной тумбы початую бутылку водки. Налив Виктору, она протянула рюмку.

Виктор резко выдохнул и опрокинул содержимое стопки в себя. Затем поморщился, занюхал горбушкой хлеба и набычился, собираясь с мыслями.

– Ну, мы ждем.

– Короче, – решился он. – Два месяца назад поступил в нашу дежурку сигнал от одной бабули, что соседи ее истязают. Отправился я по указанному адресу и столкнулся нос к носу с Крестовским. Бабка, что вызвала милицию, живет в квартире с парнем. У нее комната, у него комната. А Ромка, стало быть, к нему приходил. Но не в этом суть. Бабка мне все твердила: педерасты, педерасты. Ну, я ей тогда не поверил… А сейчас думаю…

Даша вскрикнула и прикрыла рот рукой.

– Ты что ж такое мелешь-то?! – озлобилась Катя.

– Я чё?! Я ничё! Сама ж меня допрашивать стала! Свяжись с бабами… Расскажи! Расскажи! А потом – чего мелешь… Не буду больше ничего говорить! – обиделся Виктор.

Катя видела, как затряслись тонкие Дашкины плечи. Она тихо заскулила, не отрывая руки от лица.

– Не верь ему! Мало ли, что Збруеву на службе померещилось.

Даша замотала головой.

– Витя, – Даша подняла на родственника глаза полные слез. – Адрес можешь сказать?

– Даша, Дашенька! Я прошу тебя, не надо! Родная моя, не ходи туда! Зачем тебе все это? – Катя кинулась успокаивать сестру.

– Я должна. Я в глаза им посмотреть хочу… – по щекам катились крупные капли. – Господи, какой позор… За что? Почему я?

– Даша, тем более забудь…

– Как я людям теперь в глаза смотреть стану? Все пальцам будут тыкать… Говорить: «Смотрите, от нее муж к мужику сбежал!» Позор… Какой позор… Ненавижу его! Урод!

***

После переезда Романа жизнь заиграла новыми красками. Андрей каждое утро вставал пораньше, чтобы успеть приготовить завтрак. И, умиляясь, наблюдал, как любимый уплетает за обе щеки, сидя в кровати. А потом он провожал Романа до двери, на прощание нежно целуя его в губы. Счастье переполняло сердце. Он любил и чувствовал себя любимым.

Однако Марья Никитична не разделяла радости своего соседа и ворчала по поводу незаконно проживающего в квартире Романа. Кроме всего прочего, старуха повадилась гадить парням, высыпая в холодильник содержимое мусорного ведра, чем доводила Андрея почти до истерики. Он пытался объясниться с ней, но бабка молча закрывалась в комнате и не желала идти на переговоры. Когда в очередной раз молодые люди остались голодными, было принято решение снять отдельную квартиру, а комнату Андрея выставить на продажу.