Текст книги "Крестовский треугольник"

Все вещи были упакованы. Роман обвязывал бечевкой разобранный шкаф. Шофер заказанной «Газели» только что позвонил. Андрей, открыв дверь, потихоньку перетаскивал вещи на лестничную клетку, когда на пороге появилась хрупкая маленькая женщина в сером длинном плаще. В рыжих волосах, ниспадающих на плечи, играли солнечные лучики, едва пробивающиеся с улицы сквозь пыльное подъездное окно, создавая мягкий ореол свечения вокруг ее головы. Ввалившиеся щеки подчеркивали красивые высокие скулы. Тонкие бледные губы были плотно сжаты. Кончик острого вздернутого носика выделялся розовым цветом на фоне бледной почти фарфоровой кожи. Веки припухли. Глазницы очерчивали темные круги. Было видно, что женщина совсем недавно плакала.

Она молча ступила в коридор, обдавая Андрея холодным взглядом. Андрей застыл, он точно помнил, где видел это красивое лицо. Жена Романа, Даша. Женщина подошла почти вплотную и, подняв голову, уставилась на него. В огромных карих глазах задрожали слезы. Она молчала, лишь когда по тонкому лицу скатывались капли, подрагивали ее длинные, словно кукольные ресницы. С очередной коробкой в руках из комнаты вывалился Роман. Увидев молчаливую сцену в прихожей, мужчина опешил.

– Даша? – почти беззвучно выдавил он.

Даша резко обернулась. Поклажа упала на пол, бренча чем-то металлическим внутри.

Звонкая пощечина оставила на светлой коже бывшего мужа яркий след.

– Так значит, это правда… – подбородок Даши задрожал. Плечи вздрогнули. – Какая же ты мразь… Ненавижу тебя… А ты…

Она снова повернулась к Андрею.

– Это все ты… ты… ты… Ты же бл..дь! Бл..дь! – заверещала она и вцепилась Андрею в лицо острыми наманикюренными ногтями.

– Даша! Даша! – Роман оттащил жену от любовника. – Успокойся!

– Пусти меня, скотина! Я ненавижу вас! Ненавижу! – орала женщина. – Будьте вы прокляты! Будьте прокляты!

***

Беседа с оперативником в корпусном стакане прошла на удивление гладко. Мент с Андреем долгих задушевных бесед не вел и как-то сразу определил в камеру, громко выкрикнув: «Следующий!». Парню выдали матрац и постельные принадлежности. Ни сменной одежды, ни бритвенных приборов, не говоря уже о таких тюремных ценностях, как сигареты, чай и мыло, у него не было. Да и откуда им было взяться. Не Рома же их принесет. Слова милиционера: «Собирайтесь, поедете с нами», – в момент задержания он не мог воспринять адекватно, захватив по пути только куртку с вешалки.

Андрей нерешительно вошел в камеру, держа в руках свернутые в рулон казенные вещи. Дверь за спиной с грохотом захлопнулась. Послышались скрежет запирающего механизма и глухие шаги удаляющегося прочь дежурного надзирателя.

Компания, сидевшая за столом, разом прекратила разговор и уставилась на парня. В камере воцарилась гробовая тишина. Все зэки повернулись в сторону входа и замерли.

Это зловещее молчание ввергло Андрея в состояние паники. Леденящий ужас заскользил по телу, опускаясь холодом в живот. Сердце заклокотало. По барабанным перепонкам гулко била пульсирующая кровь, все быстрее разгоняемая сердечной мышцей.

Крупный мужчина, расположившийся на скамейке возле окна, сидел, чуть завалившись набок. Его внимательные спокойные глаза смотрели на Андрея. Парень застыл, боясь пошевелиться, словно загипнотизированный. Здоровяк неспешно перевел взгляд на сидящего по правую руку тощего мужичка в наколках, которые сплошь покрывали кожу рук, оголенную до локтя синтетической олимпийкой. Тот медленно встал из-за стола и вальяжной походкой направился к Андрею.

Подойдя почти вплотную, он цыкнул сквозь зубы и неторопливо заговорил:

– Ну, что, голубь, здравствуй… ждали мы тебя… – мужичок, оглянувшись по сторонам, вперился парню в лицо. – Тут на хату нам курсанули… что ты по сто тридцать четвертой чалишься…

Вкрадчивый тон и колючий взгляд темных глаз вынудили попятиться к двери. Андрей нервно сглотнул. Голова закружилась так, что он потерял чувство реальности. Мужичок, неприятно ощерился и продолжил свой монолог:

– Говорят, ты, гнида, пацаненка опустил… Что молчишь, сука? Слова забыл? – его говор был тихим, вкрадчивым.

Тело охватила мелкая дрожь, нарастая с каждой секундой.

– Ну? Что хайло зажал… Ответь братве, было? – он на мгновение повернулся, окидывая сокамерников коротким взглядом.

Андрей испуганно замотал головой.

– Врешь ведь, падла… – ноздри на угловатом сморщенном лице напряглись, глаза сверкнули злобой. – Мне врешь, братве врешь… кому еще? Ты что же думаешь, сука, если в отрицалово подался, то тебе все с рук сойдет?

Андрей смотрел в темные, налитые лютой ненавистью глаза и ничего не мог ответить. Губы словно слиплись, отказываясь шевелиться.

– Что, петушила, думал, никто не узнает? Зашкеришься и прокатит? А, сучара, не слышу? Говори! – выдавливая сквозь зубы последние слова, мужичок вцепился парню в лицо и, зажав ладонью, схватился за затылок, резким движением дернул вниз, роняя его голову на выкинутое в сторону колено. Не удержав равновесия, Андрей сделал несколько шагов и приземлился на руки, сплевывая затопившую носоглотку кровь.

Сделав не хилый замах, зэк пнул вдогонку. Парня скрутило так, что он въехал лицом в бетонный пол. Андрей сморщился, сквозь плотно сомкнутые веки проступили слезы. Жадно хватая ртом воздух, он пытался встать.

– Больно?! – мужик присел, заглядывая жертве в глаза. – А ты что же, падла, думаешь, папе-маме пацана не больно? А нам ты думаешь не больно, что ты туфту трешь? А?! Не стыдно перед людьми?!

С этими словами арестант схватил парня за волосы и, приподняв голову, с силой ударил о пол.

– Не стыдно?!

От боли в глазах потемнело. Андрей застонал, захлебываясь очередной порцией солоноватой субстанции.

– Если сам не втыкаешь, то мы тебя научим, как по правде жить!

Вокруг началось шевеление. Зэки встали с насиженных мест, окружив их кольцом. Перед глазами замелькали ноги, обутые в разношерстные домашние тапочки, китайские литые сланцы и ботинки без шнурков.

– Как думаешь, надо тебя жизни учить?! – почти ласково спросил сидевший на корточках мужичок.

Парень только прокряхтел в ответ. Зэк резко вскочил и еще раз ударил ногой корчившееся на полу тело.

– Надо?!

– Да… – задыхаясь от удара, выдавил Андрей, понимая, что споры с мучителем только усугубят его положение.

– Как думаешь, надо тебя наказать за пацаненка? – мужик наклонился и зашипел, брызгая сквозь зубы слюной. Его лицо налилось кровью, жилки на висках набухли, рот ощерился, демонстрируя неровные желтые зубы. – Не слышу!

Его голос стал невероятно гневным, он тяжело дышал.

– Да… – будто издалека услышал себя мужчина.

– На колени, гнида! – заорал зэк. Чьи-то сильные руки с двух сторон приподняли парня, удерживая за подмышки. Мужик расстегнул ширинку и, достав член, приказал: – Соси!

Мутная пелена, стоявшая перед глазами, застилала реальность. Странное чувство болезненного удовлетворения охватило Андрея от того, что он толком не видит происходящее.

– Ну! Чего ждешь?!

Мужичок схватил его за лицо и, разжимая рукой челюсти, мощно впихнул в рот свой орган, вставив до самой гортани. Резкое действие заставило подавиться, вызывая рвотный позыв. Из носа потекло, обжигая носоглотку кислыми рвотными массами.

– На… На… – злобно цедил зэк, жестко засаживая в горло. Спазмы пищевода усиливались, с каждым толчком. Очередная порция желудочного сока перемешалась с вязкой спермой, вытекая из наполненного рта. Андрей обмяк от внезапного приступа рвоты. Член выскользнул изо рта. Зловонная жижа фонтаном вырвалась наружу.

– Чушок! Весь пол зафоршмачил! – послышалось со стороны.

– Ах ты, сука! – очередной удар прилетел в пах. Его свернуло от внезапного острого болезненного ощущения. Он снова упал.

– Держите его, братва! – крикнул кто-то из числа толпившихся вокруг. С него одним рывком стащили джинсы и нижнее белье. Он чувствовал резкую обжигающую боль, мощные вбивающие толчки и теплое семя, вытекающее наружу. Его вертели как куклу, насилуя по очереди до тех пор, пока не осталось желающих. Затем его били, чаще ногами, несколько раз хлестанув по почкам мокрой, свернутой в жгут, простыней. Тело сотрясалось от жестоких ударов, сыпавшихся со всех сторон. Он слышал свои низкие натужные стоны, хрипы, вырывающиеся из груди, злобные матерные выкрики, свист и улюлюканье линчующей толпы. Все страшно гудело от побоев, багровые рубцы на коже горели. Глаза слезились от ноющей в каждой мышце, каждом суставе ломоты.

После сокамерники схватили его и, повернув лицом к трехъярусным нарам, привязали тряпками к металлической конструкции опор.

– Давай сюда щетку! Я ему в жопу засуну! – прохрипел знакомый голос. Свора арестантов одобрительно загомонила в предвкушении казни.

Острая распирающая боль от вогнанного в задний проход твердого предмета внезапно выдернула из реальности, погружая в чудовищно болезненный кошмар. Чьи-то руки запихивали орудие пытки с усилием все глубже. Зубы сжались с неистовой силой, заполняя рот костяной крошкой. Мышечное напряжение палача передавалось через инородное тело, мелкой вибрацией пронизывая утробу. Андрей надрывно зарычал. Происходящее дальше, он будто видел со стороны, поглощенный раздирающими тело ощущениями. Нечеловеческая мука пронзала насквозь, мощным электрическим разрядом прокатываясь по коже, захватывая каждую клеточку, переходя в жуткие спазмы. Из груди вырвался страшный крик, вмиг заполнивший собой все пространство камеры, больше походивший на вопль смертельно раненного зверя, чем на звуки, издаваемые человеком. Перед глазами замелькали светящиеся точки. Они множились, сверкали, переливались, закрывая собой мрачную картинку тюремной комнаты. Звуки вокруг смешались, выдавливая низкие частоты высоким сводящим с ума нарастающим звоном. Действительность померкла, втягивая сознание в абсолютную черную пустоту с солоноватым металлическим привкусом крови.

– Атас, братва, цирики! – услышав гулкие быстрые шаги за дверью, зэки кинулись врассыпную, оставив висеть на нарах распятое тело парня.

– Всем стоять, суки! – несколько надзирателей ворвались в камеру, походя лупцуя резиновыми дубинками попадающихся на пути зэков.

– По беспределу пошли, гниды! Я вам устрою, твари, райскую жизнь! – орал главный смены. – Найду, кто это говно сделал, урою! Казлы! Б..ди ё..ные!

Встав по центру комнаты, он дубиной показал на зэка:

– Бубнов, ты, сука, сделал? Отвечай, б..дь! – дежурный огрел тощего мужика усмирителем.

– Не я! – завизжал арестант.

– А кто?! Отвечай, палда! Отвечай! – пытался добиться правды тюремщик, нанося удары по скрючившейся спине. – Молчишь, п..р! В карцер его!

– За что?! – верещал мужичок, втянув голову в плечи.

– Глаза у тебя, сука, б..ские! Врёшь и даже не поперхнешься! Все! Остальных обшманать… чую грев в хате! Я вам устрою, б..ди, такой душняк, что в собственном говне до китайской пасхи на коленях ползать будете!

Часть 15

Телефонный звонок раздался в половине первого ночи. Катя нашарила на тумбочке рядом с кроватью телефон. На экране светился вызов Романа.

– Алло… – сонно ответила женщина. – Ты чего по ночам трезвонишь? В отличие от Питера у нас тут глубоко за полночь.

– Это срочно… – звучавший в трубке голос заставил волноваться.

– Что-то случилось? Что-то с Саней? – Катерина встрепенулась, усаживаясь на кровати.

– Катя, нам нужна твоя помощь. Ты не могла бы прилететь ближайшим рейсом? Все расходы беру на себя.

– Да что стряслось-то?

– Санька может попасть в детский дом… Андрей в тюрьме, а меня хотят лишить родительских прав… Приезжай!

От таких новостей по телу прокатилась волна неприятных мурашек.

– Расскажи ты толком…

– Не по телефону. Приезжай, на месте все узнаешь. Ты нам очень нужна! – он умолял ее.

– Ладно. С утра забегу на работу, напишу заявление и первым же рейсом к вам.

Ночной звонок Романа не давал покоя. До самого утра Катя так и не смогла больше сомкнуть глаз. Тревога за единственного любимого племянника рисовала жуткие картины в воображении. Промучившись до четырех утра, женщина встала и направилась собирать чемоданы. К пяти часам вещи были упакованы. В интернете она нашла и заказала билет на самолет, невзирая на солидный ценник.

Решила не ждать начала рабочего дня и позвонить начальнице прямо из аэропорта, чтобы попросить отпуск. Благо, женщину на фабрике, где она работала, уважали. Да и начальство попалось на редкость адекватное – ценило кадры. Так что Катя не сомневалась: ее поймут, и не будут вставлять палки в колеса.

Однако в это утро ее больше занимал другой вопрос. Что же произошло в Питере? Несмотря на ранний рейс, до Петербурга лететь долго и в доме Романа она появится не раньше обеда. Катерина вздохнула, вспомнив, с каким тяжелым сердцем еще недавно провожала Саньку с отцом в другой город. Ведь бабье чутье ей подсказывало, что не справится Рома с воспитанием сына. Вот, пожалуйста, результат! Получите, распишитесь! Но ничего, она-то во всем разберется, расставит по своим местам.

***

Еще до прихода Льва, утомленный всей этой нервотрепкой Санька, прикорнув на диване в гостиной, уснул под разговоры отца с директором школы. Но Роман этой ночью не спал. Что-то тревожило его, не давая расслабиться. То ли от избытка алкоголя, то ли от волнений сердце бешено клокотало в груди. За окном плыла глухая питерская ночь, закрывая от взора звездную бездну черного неба рыжим электрическим светом. Крестовский понимал, что не может сейчас ничего сделать для Андрея. Ему остается только надеяться и ждать звонка от нового знакомого. То, что произошло этим вечером иначе, чем чудом он назвать не мог. Само проведение привело к ним в дом Никитина, который внезапно вызвался помочь и по случайному стечению обстоятельств оказался школьным товарищем Льва, работающего в Следственном Комитете. Размышляя над этим, Роман печально усмехнулся. Но Андрей… Мысли о нем вызывали приступы сильного беспокойства. Господи! Лишь бы с ним ничего не случилось. Роман не был верующим человеком, но этой ночью ему захотелось помолиться за друга. Слишком тревожными рисовались картины тюремной жизни.

«Андрей! Родной мой, потерпи еще чуть-чуть. Я вытащу тебя оттуда», – как мантру повторял про себя Ромка.

Он не заметил, как уснул, сидя за столом.

Телефонный звонок разорвал тишину. Роман вскочил, хватая трубку в надежде, что Лёвке удалось что-то выяснить. Но это была Катя. Она сообщила, что уже в самолете и сегодня днем будет у Крестовских.

Следующий звонок был от замдиректора, требовавшего Романа срочно явиться в офис. Потом позвонила какая-то дама, проводящая соцопросы среди пользователей сети «Мегафон». Еще пара звонков с работы и ни одного от Петрова.

Разбудив Саньку, Роман попросил его остаться дома и встречать тетку, сам направился разгребать скопившиеся за несколько дней рабочие вопросы.

День близился к концу, на город навалился сумрак. Из дома позвонил Санька и сообщил, что Катерина успешно доехала и готовит ужин. От этой новости на сердце немного полегчало. Ну, хоть Катя здесь. Уже хорошо.

Но то, что от Льва до сих пор нет никаких известий, беспокоило. Может, он забыл или у него не такие уж и большие связи, чтобы помочь хоть чем-то?

Еще из коридора Роман почувствовал аппетитные ароматы, доносящиеся из квартиры. Катя была мастерицей на все руки.

Присутствие в доме женщины чувствовалось с порога, создавая особую атмосферу тепла и уюта. Пахло пирогами и детством.

– Ну, привет! – снимая в холле уличную обувь, поздоровался с возившейся на кухне родственницей Роман. – Как долетела?

– Хорошо. Ты давай мой руки и ужинать! – засуетилась Катерина, по-хозяйски доставая из шкафа столовые приборы.

За столом Санька уплетал румяные пирожки, запивая их чаем. Рома подсел к сыну. Поставив перед зятем тарелку с едой, женщина пристроилась на соседнем стуле с чашкой ароматного кофе.

– Ну, Ром, рассказывай все по порядку. Санька мне уже напел про какие-то совращения и подставы. Теперь я хочу услышать обо всем от тебя. – Свояченица смотрела на мужчину выжидающим взглядом.

– Сейчас, только дух переведу. – От предстоящего разговора перехватило дыхание. Как рассказать все Кате? Поймет ли она? Поддержит? Ведь из-за Андрея он развелся с Дашей.

– Ну что, надышался? – спросила женщина, сделав большой глоток из кружки. – А теперь выкладывай.

Держа в руках вилку, Роман стал подробно рассказывать Кате о Санькином представлении, о том, как вызвал милицию и о признании во время медицинского осмотра. Рассказал и про то, как не поверил им следователь, и о вчерашнем визите Никитина и его школьного друга Петрова. Катя слушала, не перебивая, внимательно глядя на него проницательными голубыми глазами. Когда мужчина закончил, она глубоко вздохнула.

– И что теперь?

– Остается только надеяться, что Лев сможет нам помочь, – грустно резюмировал Рома. – А ты-то как? Как Витька? Удивительно, что он вот так тебя отпустил.

Катя опустила глаза.

– А нет больше никакого Витьки.

– Как это нет?

– А так… Был да сплыл… – она сощурилась, уставившись в темный квадрат окна.

– Вы что, поссорились?

– Нет. Он, как ты в свое время, просто собрал вещички и умотал.

Роман опешил:

– Как это?

– Да не в этом смысле, – махнула Катя на зятя рукой. – Бабу он себе завел. Как оказалось, давно… и, знаешь, что самое обидное…

Было видно, что ей тяжело говорить.

—… ребенок у него там. Девочка. В этом году в школу пойдет… – она горько усмехнулась. – А мне говорил, что детей не хочет. Вот и получается, что скоро сорок, а я одна: ни мужа, ни детей. Дура! Все его слушала. Потакала каждой прихоти. Не хочет Витенька детей, ну и не надо… мы и так как-нибудь… а оно вот как получается. Когда уходил, попрекнул ведь. Говорит, какая же ты баба, если дитя не родила. Если бы хотела, говорит, родила и без моего согласия. А теперь ухожу я. Потому что там нужнее. Вот так, Ромочка. Невезучие мы с Дашкой…

В голубых глазах заблестели слезы.

– Н-да, – только и смог сказать Роман, вспоминая, как больно когда-то сделал бывшей жене.

– Что-то мы с тобой заболтались. Ешь давай. Поди, остыло все, – опомнилась Катя. – Дай бог все еще наладится!

***

Вопреки ожиданиям, Петров не позвонил и на следующее утро. В отчаянии Роман, забросив все дела, снова кинулся на поиски юриста.

Звонок раздался ближе к вечеру, когда Роман ехал по Невскому в сторону центрального офиса. Увидев на экране заветную фамилию, мужчина тут же нажал ответ:

– Да!

– Привет! – голос был взволнованным. – Есть новости. Сможешь подъехать на Мойку?

– Буду через десять минут!

Подъезжая к зданию Центрального Следственного Управления, Роман сразу заметил фигуру Петрова, курившего возле крыльца. Остановив машину неподалеку, Крестовский посигналил. Лев затушил сигарету и быстрыми шагами направился к автомобилю.

Обдавая запахами улицы и табачного дыма, криминалист ловко уселся рядом и протянул ладонь для рукопожатия.

– В общем, я все узнал, и мне даже удалось кое-что сделать. Но новости не очень. – Он поджал губы. – Начну с хорошей. Вересов добровольное не написал. А теперь плохие. Золотарёв побеспокоился, чтобы друга твоего в пресс-хату засунули. Хотел немного пообломать, но сидельцы перестарались. Я уже договорился, чтобы Вересова из санчасти Крестов перевели в больницу. Он в СИЗО до завтра вряд ли бы дотянул. Там, знаешь, мало, кого лечат.

Роман почувствовал, как в груди гулко ухнуло; в глазах потемнело. Пытаясь побороть внезапный приступ духоты, он открыл окно и с силой втянул холодный воздух, ворвавшийся с улицы в салон.

– Где он?

– Сейчас, погоди. Я еще не закончил. Я узнавал, у Золотарёва на Вересова, кроме твоих показаний, ничего нет. Вот он и решил повысить раскрываемость старым дедовским способом. Но как бы сейчас жестоко ни прозвучало, это нам на руку. Нельзя первоходов к рецидивистам сажать. Так-то. Сейчас только бы успеть опередить Золотарёва. Заводи мотор, поехали.

– Куда?

– В больницу к твоему ненаглядному.

Роман пропустил подколку Лёвки мимо ушей и, повернув ключи в замке зажигания, вырулил на дорогу.

***

Подойдя к железной двери с надписью «Реанимация», Лев нажал на звонок.

Женский голос из динамика спросил:

– Вы к кому?

– Центральное следственное управление по Санкт-Петербургу. Откройте!

Зеленая лапочка замигала, послышался писк домофона. Петров потянул ручку на себя и смело ступил в коридор. Роман вошел следом.

Навстречу им выбежала молоденькая женщина в бирюзовом хирургическом костюме и мягкой голубой шапочке.

– Здравствуйте! Вы только, пожалуйста, бахилы надевайте. Халаты можно взять на вешалке.

Мужчины послушно подчинились.

– Вы, наверное, в десятую. К тому, которого сегодня утром под конвоем привезли, – уточнила она.

Лев кивнул.

– Пойдемте, я провожу, – легкой бесшумной походкой девушка направилась вглубь отделения.

Возле стеклянной двери развалившись на стуле, дремал конвоир. Услышав шаги, он вскочил с места, преграждая путь посетителям. Лев одним движением достал из внутреннего кармана корочку и, развернув ее, молча показал охраннику. Тот отошел в сторону, пропуская мужчин в палату.

Женщина проскользнула следом.

В лежавшем на койке человеке Роман с трудом узнал своего Андрея. На нем не было живого места. Отекшее лицо покрывали коричнево-серые синяки. Нос и губы распухли, глазницы очерчивали темные круги, глаза заплыли так, что превратились в щелочки. На обнаженных бледных плечах и шее ярко выделялись багровые кровоподтеки. Из руки торчала прозрачная трубка, уходящая вверх к бутыли, закрепленной на металлическом штативе рядом с кроватью.

Сердце остановилось и замерло, отвратительный холод ртутью растекался по телу. Роман побледнел, пол, словно закачался у него под ногами. Он схватился за дверной косяк.

– Вам плохо? – медсестра быстро приблизилась, заглядывая Крестовскому в лицо.

Прикрыв глаза, он помотал головой и произнес едва слышным голосом:

– Всё в порядке. Сейчас пройдет.

– Ему недавно сделали операцию. Он еще не отошел от наркоза, – пояснила она.

Лев подошел к окну и, вглядываясь куда-то вдаль, с досадой выпалил:

– Вот блин… – Затем он повернулся к девушке и спросил: – Когда он придет в себя?

– Через час, может чуть меньше.

– А писать сможет?

Поправляя капельницу на руке пациента, медсестра посмотрела на Петрова:

– Сможет, почему нет… правда, не сразу… наркоз будет действовать еще какое-то время.

Дверь распахнулась, и в комнату неспешно вошел высокий мужчина в голубом костюме.

– Маша, почему посторонние в палате? Кто разрешил? – не вынимая рук из карманов, грозно спросил он.

Медсестра выпрямилась и попятилась назад.

– Кирилл Николаевич, это из следственного комитета.

Врач метнул недобрый взгляд на присутствующих в палате мужчин:

– Пациент еще не пришел в себя. Что вы от него хотите?

– Нам нужно, чтобы он дал кое-какие показания. Это срочно, – Петров смотрел на врача.

– Разве вы не видите, что пациент ещё под действием наркоза? Он вам сейчас ничего не скажет!

– Доктор, что с ним?

– А вы ему кто? – Кирилл Николаевич с недоверием посмотрел на Романа.

– Я…

– Брат, – опередил его Лев.

– Не здесь. Пойдемте, – врач кивнул Крестовскому, направляясь к выходу.

Они зашли в небольшой кабинет. Кирилл Николаевич уселся за письменный стол, сложив перед собой руки. Роман устроился возле него на стуле.

Покопавшись в бумагах, доктор достал тоненькую картонную папку. Раскрыл ее, положил перед собой и пробежался беглым взглядом по истории болезни.

– Можно сказать, вашему брату повезло. Несмотря на то, что его жестоко избили, внутренние органы практически не пострадали. Перелом ребер… множественные гематомы… ушиб правой почки. Но вот разрывы прямой кишки и повреждение анального сфинктера… хм… если бы его вовремя не привезли, то все могло закончиться трагически.

Доктор поднял на Романа глаза:

– Операцию мы сделали. Остается только ждать, пока он восстановится.

– А скажите… Разрывы – это…

– Ну, знаете, как в тюрьме бывает? Поверьте, ваш брат не первый и не последний.

От внезапно подкатившей тошноты во рту онемело.

– Нехорошо?

Роман кивнул. Кирилл Николаевич встал и, неспешно подойдя к белому шкафу, достал из него пузырек с нашатырем. Открыв флакон, он поднес его под нос Крестовскому. Роман сделал глубокий вдох. Резкий запах обжег слизистую.

– Так лучше? – убедившись, что мужчина немного отошел от шока, врач продолжил: – По поводу физического здоровья вашего брата я бы не переживал. Он поправится. Еще недели две и вполне можно будет выписывать. Правда, придется с полгодика постоять на учете, последить за собой. Куда больше вызывает беспокойство его психоэмоциональное состояние. Жертве насилия после пережитого нелегко адаптироваться к повседневной жизни. Тем более мужчине. Возможно, стоит обратиться за помощью профессионального психолога.

Бедный Андрюша. Милый ласковый мальчик. Его жестоко изнасиловали, а потом решили забить до смерти. Какой ужас ему пришлось пережить! Но за что?! За что?! А если Андрею придется вернуться в тюрьму? Он же просто не захочет больше жить.

Сердце больно сжалось. Ком подкатил к горлу и остро впился в кадык.

Роман вышел из ординаторской. Его трясло от отчаяния и ненависти ко всей этой мерзости тюремной жизни. Он подошел вплотную к стене и, прижавшись лбом к холодному бетону, в приступе ярости с силой ударил кулаком. От мощного удара костяшки заныли. Глаза заволокло влажной пеленой. Он крепко стиснул зубы и тихонько замычал.

Кто-то осторожно дотронулся до его плеча. Роман обернулся. Перед ним стояла уже знакомая сестричка.

– Простите, там ваш друг. Просил найти вас.

– Да, да. Я уже иду.

Крестовский твердым шагом прошёл мимо сидящего у дверей конвойного. Тот лишь устало посмотрел ему вслед.

– Роман, мне надо срочно отъехать. Но это дело так оставлять нельзя. Вересов должен написать две бумажки, – Лев был серьезен как никогда. – Давай сделаем так. Я уеду. А, скажем, часа через два вернусь. К тому времени он как раз очнется.

– Я тоже смотаюсь домой, привезу Андрюшке вещи.

Петров уехал, договорившись с Романом встретиться в семь у входа.

***

Увидев на пороге квартиры озадаченного Крестовского, Катя и Санька кинулись навстречу.

– Ну, что есть новости? – женщина внимательно смотрела на родственника.

– Да. Андрей в больнице.

– Как в больнице? – охнула она.

– Не сейчас, Катя! Очень тороплюсь. Сделай что-нибудь поесть. А я соберу его вещи и назад.

Роман достал из купе спортивную сумку. Покидал в нее несколько смен нижнего белья, носки, футболку, пару спортивных штанов. Из ванной забрал бритву и зубную щетку Андрея.

– Пап, – Санька подошёл к отцу.

– Давай позже, видишь, мне некогда! – Роман мельком взглянул на сына. Внутри неприятно заныло.

Смахнув в сумку приготовленные Катериной пластиковые коробки с едой, Крестовский помчался к машине.

Лев уже ждал его в больничном холле.

– Ну, пошли, – кинул он Роману, направляясь к лифту.

В коридоре реанимации вовсю кипела больничная жизнь. Двери палат были открыты настежь. Туда-сюда сновали медсестры со штативами в руках и пластиковыми стаканчиками на небольших подносах. Мимо них размашистым шагом прошел Кирилл Николаевич, держа подмышкой истории болезней. Из процедурной доносилось металлическое звяканье и звуки рвущейся ткани. В нос били запахи спирта и хлорки.

На посту возле десятой палаты сидел уже другой конвойный.

– Не положено! – преградил он путь мужчинам. Петров, изящно козырнув ксивой, направился в комнату.

– А у вас что? – отрезал путь Роману конвоир.

– Это со мной, – торопливо проговорил Лев.

– Не положено!

– Пусти, брат там мой, – Роман состроил жалобное лицо.

– Не положено! – упорствовал охранник.

– Слышь, братан, – Ромка достал из внутреннего кармана деньги. – На вот, возьми. Только пусти. Умоляю.

Охранник оглянулся и, выхватив быстрым движением купюру, молниеносно засунул ее в карман.

– Ладно. У тебя пятнадцать минут.

Часть 16

Андрей тихо застонал. Голова сильно кружилась, мысли путались. Откуда-то со стороны доносилось металлическое звяканье, отдаваясь болью в черепной коробке. Он открыл глаза. Мутная пелена едва давала различать окружающие предметы. Тело будто затекло. Андрей попытался пошевелиться. Боль пронзила насквозь, вызвав новый приступ стона. Сознание медленно возвращало в реальность. Где это он?

Стены выложены белой кафельной плиткой, сквозь стеклянную дверь из коридора льется холодный электрический свет, в воздухе пахнет спиртом и какими-то лекарствами. Возле окна высокий несгораемый шкаф, выкрашенный в белый цвет. Рядом с кроватью приземистая тумбочка, наверху пристроились пузатые бутыли с прозрачной жидкостью. Возле двери раковина с зеркалом, рядом висит дозатор с мылом и держатель для бумажных полотенец.

Андрей перевел взгляд вниз. Похоже, что одежды на нем не было. Белая простыня укрывала тело. Из руки торчал пластиковый катетер, крепко зафиксированный пластырем.

Внезапно он вспомнил тюремную камеру и уносящиеся вдаль звуки «Атас… братва… цирики!», а дальше только тьма. Что произошло, как Андрей оказался здесь, он не помнил. Ясно было только одно, он еще жив.

Жуткие картинки стали возникать вспышками в его сознании. Андрей вспомнил, как его били, а потом подвергли унизительной пытке. На душе не было ровным счетом ничего. Ни злости, ни страха, ни обиды. Ее словно парализовало. Была лишь только не проходящая тупая телесная боль. Внизу все горело, отходя от обезболивающих. Мышцы ныли. Опухшие слипшиеся веки толком не открывались, позволяя смотреть на мир лишь сквозь узкие щелки.

***

Дверь открылась, и в комнату вошли двое: Роман и невысокий пухлый мужчина.

Рома? Что он тут делает? Рома! Сердце бешено забилось. Словно ледяная корка безразличия ко всему, сковывавшая до этого, треснула. Жгучая смесь обиды и радости наполнила сердце.

– Андрей, ты очнулся! – Роман кинулся к лежавшему на постели парню и, ухватив его за руку, присел возле кровати.

Что произошло? Почему Ромка так изменился? Последний раз, когда они виделись, любовник отпихивал Андрея от себя, грозясь удавить собственными руками. Обвинял в совращении сына. А теперь? Неужто до него наконец-таки дошло, что Андрей ни в чем не виноват?

– Прости меня, если сможешь… Прости… Ради бога, прости… – шептал Роман, прижимаясь теплыми губами к тыльной стороне тонкой кисти. – Санька мне во всем признался… Прости, что не поверил тебе… прости…

Как он мог не поверить?! А что, если бы Санька не признался? Жалость к себе сдавила горло. Андрей осторожным движением освободил ладонь из Ромкиных рук и уставился в стену.

– Кхм…– напомнил о себе стоявший поодаль Лев. – Я, конечно, дико извиняюсь, но нам нельзя терять время. Андрей…

Он подошел к койке, держа в одной руке планшет с закрепленными на нем листами бумаги, в другой – шариковую ручку.

– Писать сможешь?

– Что?

– Забыл представить. Это Лев. Он вызвался помочь. Сделай, как он говорит. Прошу тебя. – Крестовский смотрел умоляющим взглядом. Стоит ли верить ему? Но Андрей не в той ситуации, чтобы выбирать. Возможно, это его единственный шанс на спасение от тюрьмы.