Текст книги "Дышит ночь"

«Из разрозненных, диких племён…»

 
Из разрозненных, диких племён
Создавали, железом губя,
Отчего же с древнейших времён,
Как невесту любили тебя?
 
 
Но найдя со всем сущем родство,
И дойдя до пределов земли,
Где так много всего. Отчего
Без тебя обойтись не могли?
 
 
Не спешите творить скорый суд,
Что не надо страны нам такой.
Без её неустройства и смут
Обретёшь разве где-то покой?
 
 
Отчего, когда всё кувырком,
Среди яростных споров и драк,
Принимаешь тебя целиком,
Находя верный, правильный знак?
 
 
Лабиринтами ложных идей
И впустую растраченных лет
Ты прошла. Отчего чародей
Дал надежду, что будет рассвет?
 

«Никак не подведём черту…»

 
Никак не подведём черту,
А спору сотни лет,
Уже сорвались в хрипоту,
А толку нет и нет.
Сломался сложный механизм,
И не собрать никак:
«Верните прежнюю нам жизнь,
И мы исправим брак!»
Но можно ли принять всерьёз?
Кричат: «Крути, давай!
Без слёз мы жили и угроз,
Назад верните в рай».
«Нет, мы должны идти вперёд,
И нам нельзя назад.
Приедем, дав обратный ход,
В средневековый ад».
Так и живём мы, как в чаду,
Коварных слов и дел,
Кто маленькую ищет мзду,
Большую если смел.
Гребите же сильней, гребцы,
Такой вот оборот,
Кричат, ругаясь, мудрецы,
Народ молчит и ждёт.
Маячит впереди черта,
За ней не будет ни черта.
 

«Победителей нет и не будет…»

 
Победителей нет и не будет,
Впереди поражение ждёт.
Результат наших действий так скуден,
И безумен дальнейший исход.
Слов друг друга давно не приемлем,
Хотя нам и один дан язык,
Как столкнулись различные земли
Со всей мощью и скоростью встык.
Сотни лет было, как и сегодня,
Забывались глубоким мы сном,
Но гудела сама преисподня,
Извергаясь смертельным огнём.
Сколько ярости, злобы друг к другу,
Но накрыла нас прочная сеть,
И бежим по тому же мы кругу:
Победить, иль самим умереть.
Наши руки запачканы кровью,
И огни догорают вдали,
Будто пишем себе послесловье,
Как быть счастливы мы бы могли.
Для себя каждый ищет добычи,
Кто в застое, кто в хаосе смут,
И страна – словно мать – без приличий
Нами сданная в хоспис-приют.
 

Сцены из русской истории. Цикл произведений

Грозный и Курбский. Переписка.

 
Курбский.
Недалеко граница, там за речкой,
Решенье принято, не отменить.
Несётся резвый конь, звеня уздечкой,
По сторонам растёт густая сныть.
 
 
Последний раз я вижу эти холмы,
Где буйная, зелёная листва.
Там встретит человек, ему пароль мой
Произнесу. И вот она Литва
 
 
Напрасны все мои моленья были,
И к разуму взывать – напрасный труд,
И что-то объяснить царю нет силы,
Близка опала, и несчастья ждут.
 
 
Друзья, прощайте, и жена, и дети.
Где спрячешься? Известен каждый скит.
Увидимся ли мы ещё на свете,
Иль лютой смертью изверг заморит?
 
 
Я был прославлен взятием Казани
И в Раде Избранной держал совет.
Беглец, и добровольное изгнанье —
Ивана милость, и царёв ответ.
 
 
Труды я положил царю во славу,
И кровь моя лилась, аки вода,
Зла не чинил. И по какому праву
Я изгнан? Бойся ж Страшного Суда.
 
 
Я покидаю ныне землю божью,
Где зримо явлена была мечта.
Святое царство впредь по бездорожью
Пойдёт слепое, позабыв Христа.
 
 
И ты, Иван, предав его заветы,
Служителей поставил сатаны
Вблизи себя. Речами их напета
Твой души погибель и страны.
 
 
О благочестии забыл. Единым
Помазанником божьим возомнил
Себя. Но взглядом с той поры орлиным
Не видишь ты. И Русь полна могил.
 
 
Грозный.
Холоп и беглый раб! Как пёс смердящий,
Ты лаешь на царя из-за угла,
Тебе захлёбываться пеной слаще,
Кусать меня, чем отойти от зла.
 
 
Ты, как антихрист лютый и злобесный,
Свои бесстыдство показал и срам,
Не ведаешь, что есть престол небесный,
А есть земной, принадлежит царям.
 
 
Как будто чёрный, ядовитый аспид,
Ужалить хочешь словом ты своим!
Царь уязвленьями твоими распят,
Но знай, что царь всегда непогрешим.
 
 
Послушав дьявольское наущенье,
Строптивости своей явил оскал,
Царю злоумышляешь ты отмщенье,
И на Христа в его лице восстал.
 
 
Рабы должны повиноваться власти,
Царя над ними возвеличил Бог.
И от хулителей идут напасти.
Ослушаться, как воли Бога мог!?
 
 
Знай, государь не токмо лишь владыка —
Посредник между Богом и людьми,
Учитель и наставник царь великий,
И превосходство ты его прими.
 
 
И милость Богородица простёрла
Благословлением святых молитв,
Из нечестивого, князь, горла
Слова исторгнулись острее бритв.
 
 
Ты хочешь подчинить попам, боярам
Иль воеводам самого царя!
Давно еретиком слывёшь недаром,
Не отмолить грехи у алтаря.
 
 
Царь прав всегда, и он почти безгрешен,
И к Богу ближе всех из христиан.
Суд царский справедлив и не поспешен,
Напрасно хочешь в нём найти изъян.
 
 
Умней царя советник быть не может,
Бог беспредельную ему власть дал,
Творит и воплощает волю божью,
Самодержавье – цель и идеал.
 
 
Курбский.
Быть вместо Бога понапрасну тщишься,
Своей гордыни пламень угаси,
Из-за тебя так ослабела мышца
Непобедимой некогда Руси.
 
 
На казнь послал храбрейших и разумных,
Убиты лучшие из воевод,
И некому помочь в заботах думных,
И за тебя не будут класть живот.
 
 
Когда-нибудь придёт к тебе прозренье:
Что от тебя так много всяких зол
И православным людям разоренье,
Один сияет золотом престол.
 
 
Была страна, как нежная голубка,
Бес нашептал: «Её гнездо развей».
Ты драгоценное вино из кубка
Сам выплеснул по прихоти своей.
 
 
Когда-то богатели все сословья,
Монах, боярин и простолюдин,
Страна хранилась Божией любовью,
Где государь с народом был един.
 
 
Безбожное творится самовластье,
Где Бог когда-то был, теперь ты сам,
И ради властолюбья дикой страсти
Страну под ноги бросил диким псам.
 
 
Я подчинюсь царю, когда о благе
Заботится он подданных своих,
Церковные не оскверняет праги,
Пред Богом молчалив, смирен и тих.
 
 
Тогда и власть его неоспорима.
А если равным божьему свой трон
Поставит он, тогда делами злыми
Найдёт проклятья у мужей и жён.
 
 
Покайся, царь Иван, ещё не поздно,
Свои грехи пред Богом замоли,
В одной упряжке будем, а не розно,
Служить величию родной земли.
 
 
Враг православных никакою ложью
Нас не собьёт, не ведая стыда,
Мы нашу Русь святую, Землю Божью
Прославим и устроим навсегда.
 
 
Грозный.
Крест целовать Ивану отказали,
Был немощен, лежал я в забытьи.
Как гнусные и подлые шакалы,
Повадки показали вы свои.
 
 
Как царь здоров, опять к нему вы льститься,
Вокруг меня холмы покорных спин,
От ваших рук невинная юница
Смерть приняла, остался я один.
 
 
С самим царём равняться захотели?!
Изменой чёрною сердца полны!
Русь растащить желали б на уделы,
Нет, никому я не прощу вины!
 
 
Лишь царь один пред Богом предстоятель,
Враги царёвы – божии враги,
И сребреники не спасёшь, предатель,
Их понесёшь чрез адовы круги.
 
 
Вы Бога бойтесь, чтите государя,
Один за вас за всех он даст ответ,
И милостивый царь, и лютый, ярый,
Не прекословь. И исполняй завет.
 
 
И это непреложно длится годы.
Когда на брань с врагом сойдётся рать,
Не храбрость мне нужна от воеводы —
Покорность и готовность жизнь отдать.
 
 
Не нужен ни советник, ни наставник,
Одну измену и корысть творят,
Сойдутся, среди них найдётся травник,
Чтоб власть забрать, царю добавят яд.
 
 
Так усмирён быть должен самый прыткий,
И всяк имеет пред царём вину,
Лишить и отобрать у них прибытки,
Имущество должно пойти в казну.
 
 
А кто в Литве иль в Англии хранится,
Как ты, презренный и бесовский тать,
Отраву собирает по крупице,
Их лютой казни надобно предать.
 
 
Всё под рукой железной царской, твёрдой!
Священники прощают вам грехи,
А царь карает. Одиноко, гордо
Над всем. Низы покорны и верхи.
 
 
На троне беспощадный и сердитый,
Своих холопов миловать могу,
А захочу, могу их и казнити,
Грозою страшен всякому врагу.
 
 
Роптать никто не смеет даже взглядом,
Каких бы от царя не знал обид.
Как пёс ползи, лежи, покорствуй рядом,
На том воздвиглась Русь, на том стоит.
 

Пётр и Софья

Москва, 27 апреля (7 мая) 1682 года.

Кремль, покои Софьи.

 
Софья
Скончался брат мой, Фёдор царь,
И на Ивана бьёт звонарь.
Ох, сколько горя перенёс,
Он немощным и хилым рос.
Но думы были о державе,
Могуществе её и славе.
Просил, молился жарко Богу:
«Ответь, открой Руси дорогу.
А мне не надо ничего»,
Но силы кончились его.
 
 
В стране осталось неустройство,
Повсюду страх и беспокойство.
При брате, Фёдоре царе,
Два рода жили при дворе,
Враждуя, но пока что тихо.
Мой батюшка имел двух жён,
Пожар родами разожжён,
Теперь проснулось злое лихо.
 
 
Как умер Фёдор на заре,
О новом думаю царе:
Есть у меня два младших брата.
Различны матери у них,
Как трон займёт кто из двоих,
Другой род будет ждать расплата.
 
 
Иванушка умом прискорбен,
Он слаб, подслеповат и сгорблен,
От мира отрешён, молчит,
Его уныл и жалок вид.
В глазах нет блеска, маета,
Безжизненная пустота.
 
 
Петруша по отцу мне брат,
Умом и внешностью богат.
Покойный батюшка о том
Мечтал, чтоб стал он в срок царём.
Но люди подлые наветы
Насочиняли про меня,
Хотя его младые лета,
Враждебней он день ото дня.
 
 
А некому в стране решать,
Бояре во вражде опять,
Один лишь гвалт и гам, и шум!
Мужи, где Ваш хвалёный ум?
На узких, на моих плечах
Лежат сейчас дела, война,
И первою я быть должна
Во всём, в совете и речах.
 
 
А видано, когда в Москве
Царевна встала во главе?
На нас-то и глядеть запрет,
И засыхаем в цвете лет.
Одно оставили нам действо,
Обычаи хранить и девство.
Стоят резные терема —
Царевен вечная тюрьма.
 
 
Для нас замужество, как чудо,
И нет исхода нам отсюда.
К чужим по вере? К ним нельзя.
К своим же – скользкая стезя:
Как приговор нам к наказанью —
Всяк будет ниже нас по званью.
А если чересчур смела,
Так в монастырь за те дела.
 
 
Но грамоте меня учил
Мой батюшка по мере сил.
И в государственных делах,
Хотя обуревал и страх,
Я понимать премного стала,
Но это было лишь начало.
Держал со мною брат совет,
Так продолжалось много лет.
Мне нет советчика сейчас,
Сама решаю всякий раз.
Вокруг одни хмельные рожи,
Снуют бояре и вельможи.
 
 
О, где ты Васенька, мой свет,
Ах, весточки полгода нет,
В походах, битвах и трудах.
Увижу ль вновь тебя в садах,
Где вишни и сирень цветут,
Найду ль в объятиях приют?
Твоя лебёдушка бела,
Пока тоска не извела.
 

Царём объявили Петра, что грозило роду Милославских гонениями, но Москву охватили стрелецкие волнения. Софья сумела их направить против Нарышкиных.

Май 1682 год. Кремль.

 
Софья.
Стрельцы бунтуют. Все надежды,
Что эти буйные невежды
Помочь мне смогут в трудный час.
И бунт пока их не угас,
Нельзя терять мне ни минуты,
Ох, как во время смуты люто,
В сей час, несчастная страна,
Я думать о себе должна.
Моё спасение – залог,
Страну минует страшный рок.
Приехал Вася, наконец,
Мой ненаглядный, мой храбрец.
Но чем он мне сейчас поможет,
Нужны натянутые вожжи.
Он образован и умён,
Но создан для других времён.
Слух надо по Москве пустить:
Что тянется предательств нить,
К Нарышкиным ведут концы,
Так дело делайте, стрельцы!
Кричите же на трон Ивана,
Беритесь все за дело рьяно.
 
 
Но бунт стрелецкий не потеха,
О, какова цена успеха.
Ворвались в Кремль, орут, грозят,
Но мне уже нельзя назад.
Повсюду страсти и злословье,
Их копья обагрились кровью.
Матвеев – батюшкин сподвижник,
Пал первым, был великий книжник.
Убиты дьяки, брат Натальи,
Он в комнате не спасся дальней.
Теперь толпу не обуздать,
Стрелецкая взбесилась рать.
Я эту ли хотела грязь,
За дело царское берясь?
Как справедливость не зови,
Власть не получишь без крови!
О, Русь моя, власть над тобой
Даётся мне сейчас судьбой.
И править, Русская земля,
Одна сумею только я.
 
 
Вновь убивать придут с утра,
Спасайте юного Петра!
В своём неистовстве и раже
Преступят через это даже.
Петра храните!
Для чего,
Спасаю брата своего?
Иван на свете не жилец,
И будет скор ему конец,
Так Пётр один свой трон законно
Займёт, чтоб править непреклонно.
Скуёт Россию жёсткий наст,
Он мне потом за всё воздаст.
 
 
Вот патриарх Иоаким
Сказал, что править им двоим.
Но оба молоды покуда,
И я им регентшею буду.
Россия, дивная страна,
Ты мной сегодня спасена!
 

Прошло семь лет, 30 мая (9 июня) 1689 года

Пётр стал совершеннолетним, к тому же он был женат.

Софья утратила права на регентство.

1 июня (11 июля) 1689 года. Кремль.

Рабочий кабинет Софьи.

 
Пётр.
Иное время на дворе,
Пришёл к тебе я, как к сестре.
Мы обсудить с тобой должны
И наши судьбы, и страны.
Всё по-хорошему решим,
И подозрения, как дым,
Развеем. Как рассвет с утра,
Приходит новая пора.
 
 
Тебе во многом я обязан,
Воспоминаньем давним связан,
Как в страшный и кровавый год
Спасти сумела царский род.
Смогла, почти что, в одиночку,
В сумятице поставить точку.
 
 
Я вырос, Софья, возмужал,
Давным-давно уже не мал.
За мной потешные полки,
Быстры, обучены, легки.
Верни, сестра, мои права,
В России новая глава.
Иван и я, мы оба вместе,
Пока достойны царской чести,
Но чтоб в стране не стало бед,
Тебе у трона места нет.
Так в сторону уйди, сестра,
Открой дорогу для Петра.
 
 
Софья.
Учись, вникай. Придёт черёд.
В Россию не вноси разброд.
 
 
Пётр.
Нет, Софья, ты не поняла,
Сдавай, заканчивай дела.
Делиться властью я не буду,
Всю заберу её отсюда.
Отныне в русской стороне
Принадлежит власть только мне.
 
 
Софья.
Россия, Пётр, едва-едва,
И не жива, и не мертва.
Полвека как трясут бунты,
Хотя расправы и круты.
Горит углей горячий слой
Под неостывшею золой.
И сколько не собрал бы власти,
Со всех сторон одни напасти.
Звонят вовсю колокола,
Пылит дороженька бела.
 
 
Неисчислимые года,
Как птица вьётся у гнезда,
Страдает Русь. Её народ
Вслед за поводырём бредёт,
Как путник жаждущий к колодцу.
Надеется, воды напьётся.
От века ей в поводыри
Судьбой назначены цари.
Наш царский долг. Всегда без счёта
Есть для правителя работа:
Вести заботливой рукой,
В России сберегать покой.
 
 
Семь лет как правлю я страной,
Она чуть ожила со мной.
В делах порядок и в казне,
И что-то в самой глубине
Меняется. Таится, ждёт
Святая Русь и ищет брод.
Русь – сад, ему расти, цвести,
Но новые нужны пути.
Погубишь с самого начала,
Не зная жалости, печали.
О, сколько Вас – крушить, ломать,
Нужна ей ласковая мать.
А ты в родимой стороне
Какую честь готовишь мне?
Закрыть навеки в монастырь
Ночами бормотать Псалтырь?
И чтобы я жила, как мышь,
На что ты власть употребишь?
 
 
Пётр.
Я вырос, Софья, не в тепле,
На вороном, скача, в седле.
Ещё ребёнком на руках
Я от стрельцов запомнил страх,
Их необузданный табун,
Когда они творили бунт.
С тех пор я сторонюсь Кремля,
Но вижу, русская земля
Застряла, как в глухой чащобе,
Не рвясь, не дёргаясь особо.
 
 
Боярам знатным первый кнут,
Они в беспамятстве живут,
Родами хвастаться годны,
Кому есть дело до страны?
Лишь до кармана своего,
И процветает воровство.
На их детей нельзя взглянуть,
А мнят, они России суть.
Глупы, ленивы и мордаты,
Ни девок портить, ни в солдаты.
Вокруг отсталость, косность, пыль
И мёртвый, неподвижный штиль.
Живёт страна в глубоком сне,
По дикой, тёмной старине,
Ни мастеров нет, ни ремёсел,
Как будто Бог её забросил.
Но есть ещё у нас сыны,
Хотят работать для страны,
Вокруг себя их соберу,
Один в один, как на смотру.
И пусть боится нас сосед,
Татарин, лях и с ними швед.
Живёт же славно немчура,
Уже давно и нам пора.
Единой Русь пойдёт упряжкой,
Довольно быть ей замарашкой.
 
 
Схватив поводья под уздцы,
Рвану её во все концы.
Я сдвину мёртвую страну,
Одной струною натяну,
Телегу, вставшую в трясине,
Я новой сделаю Россией.
Покорно, волею моей,
Ввысь взмоет и вперёд быстрей.
И понесётся Русь, как дроги,
Вся власть моя, и прочь с дороги!
Я царь Российский полных лет,
Отец оставил мне завет.
Софья.
Да, прыток ты не по летам,
Власть не свистелка, не отдам.
Давно ли сам отстал от титьки?
Ты нож, нужны России нитки.
Надеешься, взяв в руки руль,
Страну поволочишь, как куль?
Её, признайся между нами,
В рай затолкаешь тумаками?
 
 
С морской волной плывёт корабль,
А с облаком летит журавль,
У каждого своя свобода.
Нельзя по прихоти своей
Ломать, калечить, бить людей,
Так не останется народа.
 
 
Я жить и действовать хочу,
И многое мне по плечу,
Так просто не отдам престол,
Хотя и требуешь законно,
Я знаю, будет произвол
Твориться при тебе у трона.
 
 
Россия, вправду в тупике,
Как замок на речном песке,
И нужен ей умелый врач
Уменьшить стон, и боль, и плач,
Но в ней не сделаешь, как в Польше.
Ты заживо воров сожги,
Но слуги новые твои
Придут и наворуют больше.
 
 
Твой способ – это кнут и меч,
Нужны терпение и речь.
В стране великая нужда.
Зачем тебе со мной вражда?
Входи в дела же постепенно,
Не знаешь и с чего начать,
Какую надобно печать
Употребить и непременно.
 
 
Пётр
Ты, Софья, потеряешь всех,
Предаст Голицын, он твой грех.
 
 
Софья
Ты мыслишь, как в краю глухом,
Не смей корить меня грехом!
Имею право на любовь,
Мне не перечь, не прекословь.
Запомни же мои слова,
Здесь я пока что голова.
Я жить и властвовать хочу,
Подобно яркому лучу.
Тому, кто знает силу власти,
Не может без неё быть счастья.
И в заточенье в монастырь,
И в ссылку дальнюю, в Сибирь,
На муки крестные готов
Идти без стонов и без слов,
Без содрогания взойдёт,
Свой крест неся, на эшафот.
Кому она чуть-чуть знакома,
Тот не отдаст её другому.
И не было смертельней страсти,
Чем жажда бесконечной власти.
Предамся в руки палачу,
Но жить без власти не хочу.
 
 
Пётр.
Прощай сестра, в недобрый час
Мы свиделись на этот раз.
Как не хотелось, чтобы злоба
Преследовала нас до гроба.
Стоят высокие кряжи,
И нам не распахать межи.
 

Во второй половине 1689 года Софья проиграла противостояние и была помещена в Новодевичий монастырь.

В 1698 году произошёл новый стрелецкий бунт, жестоко подавленный Петром. Он подозревал Софью, условия её содержания были ужесточены, монастырь для неё превратился в тюрьму.

Март 1699 года. Новодевичий монастырь.

Келья Софьи. Входит Пётр.

 
Пётр.
Не удержалась ты сестра,
Расчёты нам свести пора.
За монастырскою стеной
Пришедшей раннею весной,
Где летом забушует сад,
Твои подельники висят.
Стекая по телам усталым,
Горит их кровь на солнце алом.
А кости вымоют дожди,
Взойди же, Софья, погляди.
Им казнь досталась без изъятья,
И каждый шлёт тебе проклятья.
 
 
Софья.
Ты победитель, ты судья,
Но выслушай, что знаю я.
Ликуешь, но в грядущем казни
Ответ дадут нам несуразней.
И кровь, что ты пролил сейчас,
Через века погубит нас.
 
 
Пётр
Ты изменилась, как стара,
Единокровная сестра.
Опал румянец с ярких щёк,
Но гнев твои глаза зажёг,
Осталась и теперь опасна.
Мне жаль, что мы разделены,
Вдвоём, как были бы сильны,
То упустили мы напрасно.
 
 
Софья.
Но власть, мой Пётр, всего одна,
Не может быть поделена,
Один хозяин у победы.
Неравную вела борьбу,
Но злую не кляну судьбу
И принимаю боль и беды.
Не будет ждать, искать участья,
Кто всё преступит ради власти.
Мне лучше сгнить в монастыре,
Чем жить без власти при царе.
Ах, брат, какая мне здесь старость,
Подумай, много ли осталось?
Всё к одному, всё не к добру,
Зачахну скоро и умру.
Пока с тобою не простилась,
Я на одну надеюсь милость,
Что брата всё равно любя,
Могла б молиться за тебя.
 

Император Пётр Третий и граф Алексей Орлов.

 
Пётр
Дворец, как дом из старых брёвен,
Нашёлся в Ропше мне приют,
Пока ещё не арестован,
Быть может, всё же не убьют.
 
 
Срок царства моего короткий
Был, как тягучая смола,
Меня Елизавета тётка
Сюда подростком привезла.
 
 
Я жил в Гольштинии уютной,
Где в рощах песни соловьёв,
Играют клавесины, лютни —
Страна моих печальных снов.
 
 
Как всё в ней чисто и опрятно,
Мой маленький, родимый дом,
Порядок заведён понятный,
И каждый подданный знаком.
 
 
Открыты взгляды, двери, ставни,
Мальчишкой там гулял и рос.
Учитель строгий, своенравный
Лекарством угощал из розг.
 
 
В земле Российской, на чужбине
Играл я роль Государя,
Краснеют кисти на рябине,
То будущая кровь моя.
 
 
Чужда Россия, своевольна,
В ней, что не сделай, всё во вред,
Как в мрачные спустился штольни.
И надо ль зажигать в них свет?
 
 
В стране, представить это трудно,
На сотни миль леса, поля,
Снега не тают, всё так скудно,
Забытая Христом земля.
 
 
Вокруг забитый, несуразный,
Враждебный и чужой народ,
Имеет нрав он безобразный,
Законы люты, терпит гнёт.
 
 
Бирон был, Остерман и Миних,
Никто не нужен дикарям,
Устал от рож опухших, синих,
Везде разврат, насилье, срам.
 
 
Как ими управлять возможно?
Холопы не хотят свобод.
Как ни старайся осторожно,
Не принимает их народ.
 
 
Я с просвещённою Европой
Немедля прекратил войну.
Мне нет опоры, словно топи
Вокруг. Как изменить страну?
 
 
Есть прок от Тайных Канцелярий
В такой большой, чужой стране?
Надеялся: порядок старый
Разрушит Манифест вполне.
 
 
Избавил он от опасений,
Что обвиненье прокричат[3]3
  Знаменитое «слово и дело».


[Закрыть],
И свежий ветёрок весенний
Развеет потихоньку чад
 
 
Зачем свободному надсмотрщик?
Вот Алексей, что граф Орлов,
Чем не советник, не помощник?
Но не нашёл с ним общих слов.
 
 
Ворует каждый, всё им мало,
А ни один не знал нужды,
Канальи скинут в глубь канала,
Как много злобы и вражды!
 
 
Взгляд исподлобья, угрожая,
Ни близких нет и ни друзей.
Раскинулась земля чужая,
Так и не ставшая своей.
 
 
А ненавистная тихоня,
Жена, ребёнка прижила,
Пока я доверял ей, соня,
Затеяла свои дела.
 
 
Она наполнена коварством,
Плетёт интриги, сеет зло,
Мечтает править государством,
София, как мне тяжело!
 
 
Сошлась с гвардейцами, с Орловым.
Воззвание. Низложен я.
«Тебе плохого не готовим»,
О, лицемерная змея!
 
 
Мне душно, будто бы удавка
На шее затянулась вдруг.
Они меня, вот и вся ставка,
Убьют, а может, кто из слуг.
 
 
Я знаю, как она опасна,
Неукротимый, хитрый враг.
Орлов примчался. Это ясно,
Решились на злодейский шаг.
 
 
Живёт какая-то в нём удаль.
Он, как разбойник, всё на кон.
(В комнату врывается Алексей Орлов)
«Ко мне Вы без доклада, сударь,
Я Вас не звал, пойдите вон».
 
 
Орлов
Сейчас к тебе я без доклада,
Послала Матушка меня,
Сиди тихонько здесь, так надо,
А то не проживёшь и дня.
 
 
Прислали из немецких пугал,
Одна напасть от Вас и зло.
Трясёшься и забился в угол,
Ну, что ж, тебе не повезло.
 
 
Зовись французом или немцем,
Неисчислима ваша рать,
Ты был, остался чужеземцем,
Поймёте разве нашу стать?
 
 
Войска гуляли по Берлину,
Так пожалел ты пруссака,
Но что-то делать вполовину
В России – участь дурака.
 
 
Пётр
Я манифест Вам дал, свободу,
И вольно Вы смогли вздохнуть.
 
 
Орлов
В Европу русскому народу
Заказан и не нужен путь.
 
 
Какой-то узенький, плюгавый,
Вот кирха, а вот наш собор,
В злодействе ты и то дырявый,
Всё понарошку, мелешь вздор.
 
 
Ну как ты справишься с державой,
Она раскрылась, как бутон,
Тебе игрушкой и забавой
Казался наш российский трон.
 
 
Вчера властитель, ныне шавка,
Тебя я захочу, так пну,
Тебе ль доверить, бородавка,
Вести великую страну?
 
 
Захочет Матушка, так яро
Мы горы для неё свернём,
Что австрияки, янычары,
Любой – перед Россией гном!
 
 
А перед ней пути прямые,
Не нужен нам такой костыль,
Да, мы в России не хромые,
Всем русским людям ты постыл.
 
 
Рос, словно в коконе, с пелёнок,
У нас иди же до конца,
Молись, читай унылый сонник,
Святого поминай отца.
 
 
У нас оврагов, горок втрое,
Хотел найти здесь тишь, да гладь,
Немецкой выучкой, муштрою
Россией вздумал управлять.
 
 
Здесь не в Гольштинии убогой,
Ломает на ветрах дубы,
Идёт неведомой дорогой,
Там не пройти тем, кто слабы.
 
 
Решив, что можешь быть ей парой,
Ты обращался с ней, болтун,
Как с дряхлою кобылой старой,
Россия – молодой скакун.
 
 
Взамен воды подсунул пойло,
Она же на семи ветрах,
И больше не удержишь в стойле,
Несётся, всем внушая страх.
 
 
Так будет же скакун не скован,
Бог ведает на сколько лет.
И мне ли убояться крови?
Тебе в России места нет!