Текст книги "Штосс (сборник)"

Глава четырнадцатая,

в которой Чубей-Оторвин закладывает душу ради победы на выборах.

– Жопой чувствую! – Чубей метался по гостиничному номеру, как запертый в клетку волк. – Вот чувствую, что чего-то не хватает. И все тут!

– Чего ж вам еще, Михаил Фомич? – удивлялся Никифор Громыхайло. – После покушения народ готов ваших конкурентов на ленточки порвать. Все на мази. Знай себе подсчитывай голоса.

– Нет, Семеныч! Рано нам на лаврах почивать. В любой момент все может измениться и тогда мне до конца дней своих коров пасти. Нужен мощный толчок. Нужна чья-то поддержка. Кажется, дьяволу бы душу заложил.

– А в чем проблема? – Развитая помешивала ложечкой чай. – Есть у меня в Нижних Чмырях одна старушка. Порчу наводит, в приворотах-отворотах ей равных нет. В картах – настоящий ас. Хошь погадает, хошь в дурня обыграет. Ходят слухи, что с нечистым знается. Даже я ее боюсь. Самогон бесплатно даю – неровен час, порчу наведет. Может, пригласить Агату Прокоповну?

– Еще бы! Сию же минуту за ней мой личный «джип» выслать!

– Бабулька с норовом, – предупредила Леокадия. – Без аванса вообще ехать откажется, а если уже нажралась, то вообще – дело швах.

– Авансы?! Окстись, Евменовна! Мне ли авансы считать? Любые деньги плачу – пусть приезжает!

Час прошел в томительном ожидании. Мишка подбегал к окну, отдергивал портьеры и смотрел на Леокадию так, словно во всем виновата только она. Чуткий Громыхайло опасался находиться рядом с Чубеем, когда тот пребывал в плохом настроении. Улучив момент, жестяно-баночный король смылся. Когда Мишка готов был съесть Развитую в сыром виде, дверь распахнулась. На пороге стояла старушка, облаченная в изъеденное молью пальто неопределенного цвета. Желтое, сморщенное как печеное яблоко лицо едва виднелось, затерянное среди многочисленных платков и шарфов. Не замечая Мишки, старушка направилась к Развитой.

– Здорово Леокадия! Сколько лет, сколько зим! Плеснула бы старушке чего-нибудь согреться с дороги. Озябла, я!

Чубей рванулся к бару, принес Агате бутылку и стакан. Первое старуха схватила, второе не приняла.

– Не надо, касатик. Я по старинке – из горлышка. Мы в академиях не обучались, так что…

Бабка задрала подбородок к потолку, разинула рот и, как профессиональный алкаш, влила в глотку содержимое бутылки.

– Уф! Совсем другое дело, – старушенция выудила из кармана пальто смятую пачку «Астры», прикурила от зажигалки, галантно поднесенной Чубеем. – Хорошо-то как! Может, в картишки перекинемся, молодежь?

Агата швырнула пальто на спинку кресла, размотала платки и шарфы, задорно подмигнула Мишке.

– А может, спляшем? Раз-два! Шел трамвай десятый номер, на площадке кто-то помер! Музыка в этом сарае есть?

Чубей собрался с духом.

– Агата Прокоповна. Я собственно пригласил вас…

– Поняла. Молодку-красавицу приворожить хочешь. Ладно, шалунишка, сделаем. Сама сюда придет и портки скинет. Мне не впервой. Всяких окучивала.

Агата достала из-за пазухи маленький узелок и, бормоча себе под нос что-то маловразумительное, принялась раскладывать на журнальном столике сухие травки.

– Может, ты ей объяснишь? – попросил Чубей у Леокадии. – На кой черт мне ее молодка?

– Агата Прокоповна, – Развитая наклонилась к уху старухи и шепотом объяснил ей желания клиента. – Вот это ему надо…

– Ага! – ворожея посмотрела на Мишку с уважением. – Смело. Значит, душу заложить? Можно! Как звать-то, раб божий?

– Миша. Чубей-Оторвин.

– Ха! Так я твою мамашу знаю. Выпивали. Не раз выпивали. Она баба веселая, но с головой не всегда дружит. Ты видно в нее пошел, раз хочешь душу Сатане заложить.

– А как это сделать? – напрягся Мишка. – Ну, чисто технически.

– Эй, Леокадия, тащи сюда бутылку водки! – старушка начала рыться в своем узелке. – Так-с. Жабьи лапки. Сушеные кишки кузнечика. Перья воробья. Говно скворца. Все есть! Водку надо хорошенько подогреть.

Развитая вылила бутылку в электрический чайник и побросала туда подобранные Прокоповной ингредиенты. Когда из чайника пошел пар, бабуля попросила ложку и тщательно перемешала бурую жидкость.

– Который час?

– Без пятнадцати двенадцать, – ответил Мишка. – Мне нужно это выпить?

– Догадливый. Ровно полночь все до дна проглотишь. После такой бурды к тебе не один, а целая сотня дьяволов заявится. Сразу узнаешь. Зеленые такие и противные. Тьфу! Гони деньги, касатик и шохверу своему скажи, чтоб меня в Нижние Чмыри доставил.

Прокоповна напялила пальто, укуталась в платки. По дороге к двери, она не преминула свернуть к бару и сунула в каждый карман по бутылке. – А ты, Леокадия, тут не светись. Или тоже душу закладывать приспичило?

– Не-а.

– Тогда линяй, пока не началось!

Мишка остался в гостиничном номере один. Стрелки неумолимо подползали к двенадцати. От одного взгляда на приготовленное знахаркой пойло хотелось тошнить. Однако Чубей решил не сворачивать с избранного пути и ровно в полночь поднес горлышко чайника к губам. Вкус у напитка был самый что ни на есть адский, а когда в рот попадали твердые комочки говна скворца Мишка обещал себе, что при первой возможности сожжет Агату на костре и развеет пепел по ветру. Наконец испытание напитком закончилось. Чубей выпил все до дна и открыл глаза в надежде увидеть врага рода человеческого. Однако обещанная сотня чертей медлила с появлением. Мишка обошел комнату, заглянул за шкафы и под кровать.

– Обманула, старая ведьма!

Чубей направился к телефону, чтобы сообщить Леокадии все, что он думает о ней и колдуньях находящихся на самогонном содержании. Сделать, однако, удалось только один шаг. Заклинатель дьявола неожиданно споткнулся на ровном месте и грохнулся на пол. Когда гул в голове немного затих, Мишка увидел, что лежит, упершись носом в хорошо знакомую, красно-зеленую ковровую дорожку.

– Не может быть!

Чубей вскочил. Он вновь был в длинном коридоре с множеством дверей и дубовых панелей. И из одежды на Мишке были снова одни трусы. Пришлось отправляться проторенной однажды дорогой к двери в конце коридора. Правда, теперь Чубея уже не трясло от страха. Он в точности следовал указаниям отцов народов и мог дать полный отчет в своих действиях.

Однако когда дверь распахнулась, Мишку ждало множество сюрпризов. Иосиф и Адольф сидели на прежних местах, но на столе не было ни бумаг, ни лампы под зеленым абажуром. На этот раз стол ломился от яств и множества пузатых бутылок. На стене вместо карты висел предвыборный плакат Чубея. Сталин и Гитлер увлеченно обгладывали с двух концов вареную телячью ногу и даже не заметили гостя. Мишку приветствовал только высокий худой мужчина в наряде оперного Мефистофеля. Черный плащ с красным подбоем и длиннющая шпага настолько привлекли внимание Чубея, что он не сразу посмотрел в лицо председателя вечеринки. Лишь после того, как Вельзевул крепко обнял Мишку и расцеловал в обе щеки Чубей поднял глаза и ахнул: сатанинским пиром заправляет никто иной как Гриня Бурый.

– Садись, Мишаня! – он подвинул Чубею свободный стул. – Выпьем, закусим, о делах наших скорбных покалякаем.

Киношная шутка убедила Мишку в том, что у Грини-беса осталось немного от прежнего весельчака-балагура. Это вселяло надежду. Бурый придвинул гостю пустую тарелку, наполнил вином бокал.

– Что будешь кушать? Картошечка у нас замечательная. Если ее с грибками навернуть… В общем, не стесняйся, будь как дома!

– Ты как здесь, Гриша?

– Нормалек! – Бурый плеснул себе в рюмку водки, выпил и крякнул. – Сам понимаешь: на тот свет я без покаяния отправился, а грехов у меня – выше крыши. Вот и определили к этим. А вообще-то нас здесь много, но близко я сошелся только с ними.

– Мне так тебя не хватает!

– Ерунда. Я отсюда за твоими успехами слежу. Если какие проблемы решить надо – только скажи.

– Вышел, я Гриша на финишную прямую, а на душе неспокойно. Вот вы здесь наверняка, все знаете. Быть мне президентом или…

– Будешь, Мишка! Тут другое важно: сколько продержишься.

– А сколько можно?

– Если контрактик заключим, то тринадцать лет я тебе гарантирую. Правда, коллеги?

Гитлер и Сталин уже справились с телячьей ногой и принялись за жареную курицу.

– Тринадцать – моя любимая цифра, товарищ Оторвин! – пробормотал с набитым ртом Иосиф Виссарионович.

– Дрейзэхн! Натюрлих! – поддакнул дружку Гитлер, вытирая жирные руки об обшлаг мундира. – Я-я! Отшень карашо!

– Вот видишь, Мишка все у нас на мази. Я бы тебе и на слово поверил, но все решения здесь принимаются коллегиально, – Бурый, взмахнул шпагой и наколол на острие свиток, перетянутый красной лентой, который соткался из воздуха. – Все готово. Адская канцелярия работает четко. Тебе только вот здесь подписать.

– Кровью?

– Зачем кровью? Не в средневековье же живем, – Гриня поймал из пространства гусиное перо. – Оп-ля! Ставь свою закорючечку!

Чубей подписал контракт, отдал его Грише и свиток, подброшенный к потолку кабинета, исчез.

– Это дело, Мишка, обмыть надо! Тебе водочки?

Чубей поочередно чокнулся с каждым участником пира и закусил соленым огурцом.

– Еще дна мелочь, Мишаня, – Бурый наполнил рюмку гостя. – Ты на Земле-матушке что-то построить должен. Без этого контракт в силу не вступит.

– Построить?

– Ну, как древние египтяне пирамиды в честь своего Ра пирамиды возводили, так и ты что-нибудь во имя мое возведешь. Памятник, например.

– Сделаю, – кивнул Мишка. – Говно вопрос.

– Да и товарища Сталина не мешало бы подбодрить. Совсем зачах старичок. Памятника, понятное дело, старому черту построить нельзя, но ты из бункерка какого-нибудь или дзотика музей зафигачь. Якобы военный. Мелочь, а дедушке приятно будет.

– Не проблема!

– А еще, братан никому про договор не трепись. Конспирируйся. В церковь обязательно ходи. На свечки денег не жалей, с попами дружи. Чтоб никто ничего не заподозрил.

– Сделаю!

– Вот и чудненько. А теперь повеселимся. Ты не прочь футбола, Миша?

– Как? Прямо здесь?

– А хоть где!

Мишка с ужасом увидел, как лицо Бурого трансформируется. Нос превратился в свиной пятачок, глаза засверкали темно-красным огнем, изо рта высунулись клыки, а на голове выросли два изогнутых рога. Ужасы на этом не закончились. Чубей почувствовал, как распухает его собственное тело. Живот стремительно увеличивался в размерах, голова втягивалась в плечи, а руки и ноги становились с каждым мгновением все короче. Превратившийся в шар Мишка под дружный хохот пирующих скатился со стула. Стены кабинета расступились. Ковер превратился в траву стадиона. Мишка увидел двое ворот, на которых стояли Сталин и Гитлер, облачные в желтые майки и синие трусы. Единственным игроком на адском футбольном поле был Гриня, окончательно потерявший всякое сходство с человеком. Теперь вместо ног у Бурого были раздвоенные копыта, а из-за спины высовывался извивающийся хвост. Последним, что понял Чубей перед началом игры, было то, что он сам превратился в мяч. Трибуны заревели. Мишка успел заметить среди зрителей Ивана Грозного восседавшего в первых рядах рядом с верным опричником Скуратовым-Бельским. Рыжая борода Малюты резко выделялась на фоне остальных болельщиков: дам в однотипных бальных платьях и мужчин в черных смокингах.

– Гриня! Гриня! Гри-ня-я-я! – неистовствовали трибуны.

Бурый разогнался и впечатал раздвоенное копыто Мишке в нос. Чубей взвыл от боли. Рассекая воздух он полетел в сторону ворот фюрера и врезался в штангу.

– Михаил Фомич! Шеф!

Эти слова были произнесены без немецкого акцента. Оторвин открыл глаза, увидел над собой потолок гостиничного номера и взволнованное лицо Леокадии.

– Что с вами?

– И не спрашивай, – Мишка сел, ощупал свое тело и с облегчением перевел дух.

– У вас нос разбит! – Развитая подала Мишке полотенце. – Получилось?

– Не то слово, – Чубей встал, подошел к настенному зеркалу, осмотрел себя с ног до головы. – Агате надо премию выплатить. Любая качественная работа должна хорошо оплачиваться. А бабка, скажу я тебе Леокадия, настоящий профессионал. Стану президентом, обязательно ее к себе в аппарат советником зачислю.

– А станете? – ахнула Развитая.

– Кто сомневается? На тринадцать лет. И это – как минимум. Остальное, дорогая моя, в наших руках!

Глава пятнадцатая,

в которой всенародно избранный президент решает кадровые вопросы.

Чубей сидел в похожем на царский трон кресле и задумчиво вертел в руках восхитительно дорогую кубинскую сигару. Ему страшно хотелось раздобыть себе вонючей махорки и забацать самокрутку, как в старые добрые времена, пройтись по лугу и пнуть носком сапога коровью лепешку. Теперь, когда все, чего можно было достигнуть было достигнуто, Мишка откровенно скучал. Его жизнь была подчинена протоколу, превращавшему все и вся в ежедневную рутину. Появилось время для размышлений и анализа пройденного пути. Теперь Чубей и сам не был уверен в том, что стартом его стремительной карьеры был удар мячом. Сомневался в своих телепатических способностях, несмотря на то, что видел окружающих насквозь и заранее знал все их тайные желания.

Впрочем, желания не отличались разнообразием. Окружение президента не умело фантазировать так виртуозно, как это делали Фима Циркулев и покойный Бурый. В просьбах высоких чиновников напрочь отсутствовали полет и песня. Кто-то просил пристроить в администрацию оболтуса-сына, кто молил сделать из страшной, как атомная война и абсолютно чуждой искусству дочки эстрадную звезду. Были просьбы о дачах, квартирах и других мелочах. Мишка никому не отказывал. Белибердусских благ хватало на всех, но от добрых дел съедавшая Чубея тоска только усиливалась.

Пророчество Губастенького сбылось через месяц. Избиратели попались на крючок покушения. За Чубея проголосовало девяносто девять и девять десятых населения Белибердуссии. Все время, прошедшее с момента элегантной победы на выборах Чубей провел в приятных хлопотах: клялся на конституции, грозился разорить все построенные при прежнем президенте коррупционерские дачи и учился управлять страной. В здании своей администрации Мишка почти не бывал. Он заехал туда лишь однажды, чтобы подписать несколько указов. Для начала потребовал повсеместно писать все слово «президент» только с заглавных букв. Позже объявил о том, что народу надоели хоккейные баталии и нацелил все спортивное сообщество Белибердуссии на освоение такого полезного, во всех отношениях вида спорта, как футбол.

По настоянию Оторвина, мяч, нанесший знаменитый удар в голову будущего президента, а также подаренный Бурым китель, были размещены в экспозиции специального президентского музея. Помня о своем обещании дьяволу, Чубей построил этот музей в бункере времен Великой Отечественной войны.

Главные же, судьбоносные для страны решения, Чубей-Оторвин принимал в личном имении Сороки. Вот и сейчас он сидел в громадном кабинете, напичканном оргтехникой и другими предметами президентского комфорта. Чего только стоил громадный камин, в котором, несмотря на лето, полыхало целое бревно! А бархатные, темно-вишневые, тяжелые, как свинец портьеры, не пропускавшие в кабинет ни единого лучика солнца! Все это было очень престижно, но давно не радовало Оторвина. Уже в первые дни своего президентства он четко уяснил, что бороться с бюрократическим, насквозь коррумпированным государственным аппаратом бесполезно. Теперь Чубея занимало только одно: продлить свои полномочия на возможно большее количество сроков.

Самого Мишку было трудно узнать. Визажисты-стилисты основательно поработали над его внешним видом. Припудрили веснушки, привели в порядок волосы и даже слегка подкрасили белесые брови. Если Мишка и не стал выглядеть как эталон президента, то уж по крайней мере уже не пугал иностранные делегации своей исконно нижнечмыринской физиономией.

Чубей, от скуки начал крошить сигару, собирая табак в кучку на середине стола, когда в кабинет тихо постучали.

– Ох, войдите!

Извиваясь ужом, в помещение проскользнул помощник президента, фамилии которого Мишка даже не помнил.

– Михаил Фомич, пора сформировать правительство. Назначить достойных людей на высшие государственные посты.

– Ага.

– У меня тут списочек имеется. Вам только подписать.

Чубей принял из рук помощника список, бегло его просмотрел и поманил помощника пальцем.

– Ближе подойди. Еще ближе. Хорошо, теперь хлебальник раскрой.

Президент скомкал бумажку, сунул ее в рот помощника.

– Жуй, раздолбай и помни, что меня обманывать не рекомендуется. Дергать кота за усы вредно для здоровья.

Чиновник тщательно пережевал бумагу и без малейших эмоций на лице проглотил.

– Михаил Фомич! Разве я могу? Вас обмануть! Это ж ни в какие ворота!

– Мели Емеля! Смотри, как бы я на твое место Феоктистыча не определил. Жаль, что ему сейчас протез за бугром делают. Хотели на все ключевые посты своих людей поставить и от моего имени страной управлять? У президента свой списочек имеется! Объявляю экстренное совещание. Чтоб сегодня же вечером люди из моего списка сидели за этим столом!

Наевшийся бумаги помощник беспрекословно выполнил приказ Чубея. К вечеру, в просторной президентской приемной в Сороках толпился весь цвет Нижних Чмырей. За бонусами приехали даже те, кого Оторвин не звал.

Мишка сидел за столом в окружении секретарей и помощников, ловивших каждое его слово.

– Запускай по списку!

Первым вошел Фима Циркулев. Он восхищенно осматривался и очень стеснялся своих испачканных в грязи сапог, оставлявших следы на ковре.

– Подходи, Фимка! – Чубей вышел навстречу главному конструктору и тепло его обнял. – Как ты?

– Да так, помаленьку… Изобретаем то, да се.

– Помаленьку не получится, Ефим Яковлевич. Назначаю тебя президентом Академии Наук! Сдюжишь?

– А почему бы и нет? У меня с официальной наукой свои, давние счеты. Эх, жаль Грини нет… Уж мы-то с ним развернулись бы!

Следующими в кабинете появились Льняной и Развитая.

– Ну, Егор Никанорыч, как насчет Министерства сельского хозяйства? – спросил Оторвин. – Берешь эту контору под свое крылышко?

– Если вы считаете, что достоин… Куда партия пошлет…

– Подписать назначение!

Леокадия Евменовна, как опытнейший управленец получила под начало Центральную избирательную комиссию.

Обвешанный новенькими камерами Ромка Губастенький удостоился крепкого президентского рукопожатия.

– Какой телевизионный канал у нас в стране самый лучший? – спросил Чубей у секретарей. – Самый-самый!

– Белибердусь – ТиВи!

– Тогда знакомьтесь с новым руководителем этого канала! Прошу любить и жаловать!

Сан Саныч Хряков вошел вместе с Никифором Громыхайло. Вопреки всему, они успели крепко сдружиться. Позабыв старые обиды, во имя забот о народе, Чубей назначил Хряка губернатором самой крупной области. Никифор наконец-таки получил возможность поквитаться со своим злейшим врагом и предметом ночных кошмаров. Комитет государственного контроля был передан Громыхайле со всеми потрохами и исключительным правом казнить и миловать своих бывших мучителей.

Преданность Иннокентия Порядкина тоже была оценена по достоинству: участковому было присвоено внеочередное звание генерал-лейтенанта и подписано назначение на пост главы Министерства внутренних дел.

– Шнурки-то все-таки завяжи! – усмехнулся Чубей, поздравляя Кешку. – Или ординарца себе назначь, чтоб за твои ботинки отвечал.

– Назначу, Михаил Фомич, – Порядкин почесал затылок. – А можно полковника Мелкокалиберного на эту работу пристроить?

– Можно! Министерство твое, кого хочешь, того и пристраивай. Хоть Жучку, хоть Тузика!

Чести быть принятым президентом удостоился даже Петька Гектаров. Чубей сурово посмотрел на племянника Максима Максимыча.

– Чего приперся? Тоже хочешь должность получить?

– Хочу, – честно признался Гектаров. – Надоело быть на побегушках. Мне бы самостоятельности капельку…

– Так ты ж круглый идиот!

– Так точно – круглый, – согласился Петька. – Круглее не бывает…

Откровенность Гектарова подкупила президента.

– Лады. Хотел, помнится, председателем «Красного пахаря» быть?

– Хотел.

– Ну и будь! Хрен с тобой. Хоть дачу дядьке достроишь. Теперь можно!

Кривоногий, смутно знакомый Мишке мужичок представился Тимофеем Шайбиным.

– Я по спортивной части, Михаил Фомич. Если припомните, тот матч, где вы голкипером были, я организовывал.

– Как не помнить! Сколько олимпийских медалей мне завоюешь?

– Да хоть тыщу!

– Молодцом, Тимошка! Принимай олимпийский комитет и никому там спуска не давай!

Последними в кабинет вошли Сенька Безшапко и Нюрка-кладовщица.

– А, неразлучная парочка, власти захотели? – улыбнулся Чубей. – Куда ж мне вас запихнуть?

– Мы тут подумали, Михаил Фомич, – пробормотал Сеня. – Может в Министерстве торговли порядок навести надо?

– Надо, Сеня. Еще как надо. Быть по сему. Нюру министром назначаю, а тебя – чиновником по особым поручениям при ней. Справишься с особыми поручения, а сексуальный ты мой маньяк?

– Справлюсь! – торжественно пообещал Безшапко. – Как раз с особыми – справлюсь!

Покончив с назначениями, Чубей-Оторвин, преподнес своим соратникам последний сюрприз. На улице каждого из них ждало по новенькому «мерседесу» и водителю в форменной одежде расцветок национального флага. Свежеиспеченные министры тут же отправились обмывать свои посты в самый большой столичный ресторан. От участия в пьянке отказался только президент Академии Наук. Фима долго сопел на заднем сиденье «мерса», а потом хлопнул водителя по плечу.

– Казино у вас тут есть?

– Полным-полно, шеф.

– Давай в ближайшее! Чувствую, что сегодня теория вероятности меня не подведет.

Чубей закончил вечер скромным ужином, состоявшим из суши, ананасов, парочки осьминогов в шоколаде и бутылки «Вдовы Клико». В президентской спальне, по размерам напоминавшей средней величины аэродром Оторвина поджидала молодая, но подающие большие надежды белибердусская киноактриса. Наряженная в прозрачные одежды, она сделала Чубею массаж и почесала пятки. Двадцать минут спустя кинодива и президент чокнулись бокалами с вином. Принялись рассуждать о ближайших тактических и дальнейших стратегических планах развития страны.

– Как думаешь, душа моя, – поинтересовался Чубей у собеседницы. – Может мне династию основать?

– А, че, Миша, стесняться? Основывай. Михаил Первый! Звучит.

– А народ?

– Народ… Пару-тройка референдумов и народ династию Чубеев узаконит. Чем ты хуже Романовых, Меровингов и Габсбургов?

– Ничуть не хуже. Хм… Династия Чубеев…

Мишка закрыл глаза, вздохнул и погрузился в сон.

В эту ночь президент спал крепко, без сновидений, как человек, честно выполнивший свой долг перед отчизной. Теперь он был не один. В управлении страной Чубею помогали свои, закаленные в боях, проверенные в деле, а главное – до конца преданные люди.