Текст книги "Штосс (сборник)"

– Помните, кретины – время на исходе!

Мутантобой не просто ушел, а словно испарился. Еще секунду назад он стоял у дерева и вот уже нет его. Лишь в воздухе осталось голубоватое свечение – отшельник пользовался исключительно радиоактивными шкурами, что позволяло ему еще шире раздвигать границы сознания.

– Гм… Время и впрямь поджимает, – Быстроног посмотрел на луну, сменившую фиолетовый цвет на зеленый. – Светает. Двигаем, братва. Мои бабы заждались меня в поселке.

Друзья встали со своих мест и принялись собирать свои пожитки. Быстроног собирался поторопить товарищей трехэтажным матом, но тут раздался треск. Вещмешок командира лопнул по швам. Пушистик вывалился на землю, пукнул и виновато посмотрел на хозяина своими влажными глазами.

– Твою мать! – проворчал Быстроног.

Закончить свою мысль Быстроног не успел. Зверек начал раздуваться и прежде чем остолбеневшие от ужаса сталкеры успели произнести хоть слово, достиг размеров взрослого человека. К ужасу людей, рост на этом не закончился. Пушистик продолжал увеличиваться. Когда его голова поднялся над корнями деревьев, дрожащий Грибоед промямлил:

– Что за херня?!

Уши Пушистика заслонили предрассветное небо. Он наклонил голову, пытаясь рассмотреть людей, затерявшихся в густом кустарники. Два гигантских глаза засветились как две луны.

– О-о-ох!

Теперь этот, некогда безобидный звук, прозвучал страшнее любого рыка.

И тут Острозуб не выдержал. Завопил во всю мочь легких. Напуганный до смерти Пушистик прикрыл глаза лапками-лапищами. К воплю Острозуба присоединились Быстроног и Грибоед. Это было большой ошибкой. Пушистика совместный вопль напугал еще больше. Он присел от ужаса. Огромные его глаза выпучились.

– Чвяк! – гулом прокатилось по земле.

Падали сваленные деревья, в разные стороны разбегалось напуганное мутозверье. Это убегал Пушистик, так и не уразумевший, чем так напугал своих новых друзей.

В лесу воцарилась гробовая тишина. Быстроног открыл глаза. Он понял, что чудом избежал гибели, но никак не мог взять в толк, почему не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Еще через минуту мозги сталкера окончательно встали на место. Быстроног с трудом поднял голову и лишь теперь картина произошедшего предстала перед ним во всей своей ужасающей полноте. Они стояли по шею в вязкой коричневой массе. Лишь теперь, беспомощные, как дети сталкеры поняли, чем страшны чвякеры на исходе полнолуния.

Из-за деревьев вышел Мутантобой. Он зажимал нос пальцами, отчего сильно гнусавил.

– Предупреждал же я вас, чудаков – с чвякерами шутки плохи, – отшельник со вздохом выпустил нос, снял с плеча моток веревки. – Делать мне больше нечего, как вытаскивать вас…

Ветер стихал. Над лесом всходило темно-синее солнце. В корнях деревьев завели свою утреннюю сиплую трель птенцы птеродактилей. В болоте захрюкали юные свиноудавы. Где-то в чаще призывно заревел самец волкозайца, у которого начался брачный сезон. Жизнь продолжалась.

Властелин села
(Юмористическая повесть)

От переводчика.

«Рукопись, найденная в бутылке» принесла признание Эдгару Аллану По. Рукопись, которую я предлагаю твоему вниманию, дорогой читатель, тоже была найдена в бутылке при весьма странных обстоятельствах. В тот памятный вечер я написал очередной цикл стихов и, заранее зная, что их не примут ни в одной редакции, аккуратно уложил листы со своими «нетленками» в ящик письменного стола. Цикл назывался «Туберкулезный» и был написан во время мое пребывания на излечении в районной больнице. Я раздумывал над продолжением своих рифмованных откровений и даже придумал ему звучное название «О пользе курения», когда в коридоре раздался треск. Поскольку в однокомнатной «хрущевке» не было ни одной живой души, кроме вашего покорного слуги, я ни на шутку испугался. Решил, что в жилище несчастного, никем не признанного поэта по ошибке забрались воры. В коридор вышел с первым, что попалось под руку – трубкой пылесоса и тут же выронил свое оружие. В это мгновение и состоялось мое первое знакомство с загадочной, полной тайн страной Белибердуссией. Именно так, звучит ее название в наиболее приближенном по звучанию к белибердусскому языку переводе. Увиденное мною в мутном, засиженном мухами настенном зеркале, навсегда запечатлелось в памяти. Трещина разделила его на две части. В верхней я видел свою напуганную рожу, а в нижней… Там простирались бескрайние зеленые луга, раскинувшиеся под голубым небом. Я увидел группы существ, очень напоминавших людей, которые передвигались на транспортных средств, похожих на наши гужевые повозки. Видение длилось всего несколько секунд, но их было достаточно, чтобы рассмотреть деревни и мегаполисы белибердусов, их заводы и фабрики, скверы и памятники. Потом зеркальная поверхность покрылась паутиной трещин и лопнула, усеяв коридор осколками стекла. Среди них я увидел бутылку невиданной, квадратной формы. В ней и лежали густо исписанные листки пергамента. Целый год ушел на то, чтобы расшифровать загадочные письмена. Как удалось выяснить с помощью знакомых египтологов, письменность белибердусов – нечто среднее между наборов буквенных символов, использовавшихся у древних египтян и алфавитом, которыми пользуются современные монголы. Из кратких отступлений, сделанных автором рукописи, удалось узнать, что белибердусы отличаются от нас анатомическим строением. В частности, у этого народа по четыре пальца на каждой ноге. Однако больше всего меня, как исследователя заинтересовал то, насколько люди схожи со своими братьями из параллельного мира. Государственное устройство, политическая и экономическая деятельность белибердусов является почти зеркальным отражением нашей с вами жизни. При этом имеются серьезнейшие отличия. Многое из того, что описано в рукописи, в нашем мире произойти попросту не могло.

Тем не менее, относительная схожесть многих ситуаций помогла справиться с трудностями перевода. Я заимствовал многие слова из нашего лексикона, заменяя ими белибердусские выражения и наречия. Согласитесь, что назвать веселящий напиток «ой-ляля-опца», приготовляемый белибердусами в домашних условиях логично было бы нашим самогоном, а орган самоуправления на селе, который в белибердусском звучит как «грушеоколотто» весьма напоминает сельсовет.

Аналогичным образом я перевел должность верховного жреца белибердусов, звучащую как «хамобатикус», заменив ее знакомым нам термином президент. Общее хозяйство «всемукапец» стало в моем переводе колхозом и так далее. Особенно пригодились политические неологизмы нашего мира. Ведь в Белибердуссии кипят страсти и идет нешуточная борьба за власть. О какой-никакой стабильности там говорить не приходится.

Знаменитых, но незнакомых нам политических и военных деятелей Белибердуссии я заменил на более привычных Чингиз-хана, Сталина и Гитлера. Пришлось также взять на вооружение термин «жестяно-баночный завод», хотя белибердусы используют для своих консервов исключительно пластмассовую тару.

Таких видов спорта как футбол и хоккей в Белибердуссии не существует. Из спортивных игр белибердусам больше всего по душе аналог наших «пятнашек». Для этого вида состязаний строятся специальные стадионы и возводятся дворцы.

После сложнейшего процесса перевода, таинственным образом попавшая в наш мир рукопись, начала обретать смысл и превратилась в историю простого белибердуса, достигшего трудом, упорством и чудесному стечению обстоятельств высшей ступени власти в своей стране.

Эта летопись, сравнимая по значимости со «Словом о полку Игореве» весьма поучительна, однако искать в ней аналогии с миром людей не стоит. Белибердуссия – есть Белибердуссия. Она находится где-то в параллельном измерении, которое человечеству еще предстоит исследовать. Поэтому настоятельно рекомендую читателям не искать в этой истории совпадений. Она – уникальна.

Властелин села
История невероятного взлета рядового белибердусского пастуха Чубей-Оторвина, впоследствии председателя, депутата и президента

в которой Чубей-Оторвин размышляет о социально-ориентированной экономике, Чингиз-хане и получает деловое предложение от Грини Бурого.

В тот солнечный июньский день Миша Чубей-Оторвин лежал на лугу и предавался своему излюбленному занятию: пытался отыскать порядок в бессистемном скольжении облаков над головой. Пастух был уверен, что если хорошенько поднатужиться, то можно открыть закон, согласно которому движутся эти безработные, бездомные и бессемейные гуляки, единственным развлечением которых было принимать различные формы, дразня Мишкино воображение. Вот и сейчас одно из облаков вдруг превратилось в хорошо знакомый Чубею силуэт кладовщицы Нюрки. Причем огромная грудь и пышные бедра были так похожи на оригинал, что Мишка ойкнул, сел и потер глаза. Видение не исчезло. Наоборот: небесная Нюрка многообещающе улыбнулась и шутливо погрозила Оторвину пальцем так, словно зазывала его в самый темный угол склада. На те самые мягкие мешки с комбикормом, где Мишка мысленно не раз уже раздвигал Нюрке ноги и протыкал своим горячим штыком шикарные телеса кладовщицы.

Дивясь тому, что небу известно о самых его сокровенных мыслях Чубей горько покачал головой. Нет! Не могла Нюрка отдаться ему, простому пастуху и если судить по молве, полному придурку. Ведь уютное местечко на мешках было давно занято не кем-нибудь, а главным инженером сельхозкооператива «Красный пахарь» Сенькой Безшапко. Только он имел право в разгар рабочего дня подкатить к складу на своей переделанной в «джип» «Ниве», заставить Нюрку повесить на дверь табличку «Ушла в контору», запереться с кладовщицей внутри и пугать проходивших мимо тружеников села дикими визгами и демоническим хохотом.

На Сеньку не раз пытались жаловаться те, кто из-за его увлечения не мог вовремя получить комбикорм по накладным. Однако председатель кооператива Егор Льняной заступался за главного инженера, утверждая, что половое благополучие Сеньки напрямую связано с урожайностью, привесами и надоями.

Мишка вздохнул так протяжно, что вспугнул усевшихся на коровью лепешку воробьев. Льняному, конечно видней. Но как быть с его, Мишкиным половым благополучием? Разве хорошее настроение пастуха ни на что не влияет?

Стремясь доказать обратное и утвердить власть над вверенным коллективом, Чубей вскочил с насиженного места, подкрался к ближайшей корове и ловко, с оттяжкой перетянул ее кнутом вдоль исхудавшей спины. От молодецкого удара буренка лишь чудом удержалась на ногах и бросилась бежать, комично вскидывая зад. Оторвин расхохотался и смеялся до тех пор, пока на глазах не выступили слезы. Затем вытащил из кармана своего латанного-перелатанного пиджачка обрывок газеты, сел и углубился в чтение статьи о награждении лауреатов Нобелевской премии. Читал Мишка плохо, по слогам, но втайне мечтал о том, что когда-нибудь займет свое место среди именитых ученых. Благо двадцать первый век открывал такие возможности каждому, а государственная политика впервые за многие десятилетия стала…

– Социально-ориентированной!

Полюбившееся ему слово Чубей произнес вслух. Он вообще любил такие вот малопонятные, но дьявольски-притягательные словечки. Даже, тайком от всех вписывал их в полуобщую тетрадку.

При случае, когда ему придется выступать перед Нобелевским комитетом, могли очень пригодиться выраженьица вроде: дебюрократизация государственного аппарата, рост валового национального продукта и неуклонное падение инфляции.

Мишка вновь улегся на траву, сладко потянулся и вдруг явственно услышал:

– За достижение в области дебюрократизации аппарата Нюрки-кладовщицы из сельхозкооператива «Красный пахарь» Нобелевская премия…

Протяжный и властный голос звучал ниоткуда и отовсюду. До смерти напуганный Оторвин вскочил и осмотрелся. Вокруг, насколько хватало взгляда, простирался пустой луг и даже кусты, в которых от рождения стыдливый Мишка прятался, когда справлял большую нужду, были такими редкими, что затаиться там было невозможно. Слегка успокоившись, Чубей убедил себя в том, что невидимый насмешник только плод его пылкого воображения. Он вновь улегся и попытался сосредоточиться на открытии Всемирного Закона Движения Облаков, но…

– Присуждается Михаилу Чубей-Оторвину!

Голос утонул в громе аплодисментов, а Мишка в ужасе смог стать только на четвереньки. Не меньше пяти минут он дико озирался по сторонам, ожидая, что слуховая галлюцинация вот-вот повторится, но ничего не произошло. Впрочем, так хорошо начавшийся день теперь был испорчен.

Чубей шмыгнул носом. Не с его фамилией соваться в лауреаты! То ли дело Безшапко или Льняной! От этих фамилией даже не веяло, а за версту несло крестьянской мудростью и тонким пониманием нюансов бытия. А Чубей-Оторвин?

– Тьфу!

В гневе Мишка плюнул и угодил прямо на носок своего испачканного в навозе резинового сапога.

– Тьфу!

Нечего сказать удружили ему родители! Спасибочки папашке, которого он никогда не знал и мамане всегда спьяну твердившей о том, что предком Мишки был не кто-нибудь, а сам Чингиз-хан. Откуда в белибердусской деревеньке с истинно белибердусским названием Нижние Чмыри взяться потомкам Чингиз-хана? Была, правда, слабая надежда на то, что корни батиного генеалогического древа упирались во времена диких кочевников-завоевателей. Он, как-никак прибыл в Чмыри с бригадой кочевых шабашников, наспех слепил коровник, оплодотворил мишкину маму и укатил в неизвестном направлении. Все его поведение свидетельствовало о принадлежности к славной касте чингизидов. От таких мыслей Мишка воспрял духом, встал, приосанился и прошелся вокруг куста конского щавеля, хлопая себя кнутом по голенищу. И вновь наслаждаться сознанием собственного величия Оторвину помешали. На этот раз не галлюцинации и не порно-облака, а самый, что ни на есть человек из плоти и крови. От испещренного коровьими копытами выгона по направлению к Мишке шагал Гриня Бурый. Тощий словно жердь, с длиннющими руками и хитрыми глазенками, рыжеусый Гриня был уверен, что очень похож на одного важного политика прошлых времен. Чтобы убедить в этом остальных, он стремился подражать своему кумиру во всем. Брил голову, оставляя растительность только по бокам, многозначительно прищуривался и улыбался так, словно один на всем белом свете знал истину. При всем этом Бурый был запойным пьянчугой, прославившимся тем, что однажды ночью украл из колхозной бухгалтерии все калькуляторы. Эта история имела удивительные последствия: бухгалтера в течение месяца прикидывали дебет-кредит на глазок и достигли таких высот приписок, что вывели «Красного пахаря» на первое место в районе по всем показателям. Председателю исполкома волей-неволей пришлось вручить кооператорам переходящее знамя и после этого стало просто неудобно отправлять Гриню на нары. Как с экономической, так и с политической точек зрения. Коллектив «Пахаря» взял Бурого на поруки и принудил вернуть украденное. Когда бухгалтера вновь вооружились калькуляторами, рейтинг сельхозкооператива не просто упал, а ухнул в пропасть. Однако на Гриню с тех пор поглядывали с уважением и опаской, как на человека способного повернуть колесо истории вспять. Ему даже доверили единственную в кооперативе гужевую повозку, чего нельзя было делать в принципе.

Впрочем, опасения оказались напрасными. И здесь Бурый смог отличиться. Занимаясь сбором молока, он так выдрессировал старого конягу, что тот стал справляться с поставленными задачами без помощи хозяина.

Жители Чмырей постепенно свыклись с тем, что подвода молокоприемщика проезжала по деревне, повинуясь лишь железной воле спящего Грини, да интеллекту его верного рысака.

Приблизившись к Оторвину, Бурый без предисловий вытащил из кармана драного плаща бутылку самогона и сел.

– Пасем?

– Пасем, – пожал плечами Чубей. – Не танцевать же…

– А у тебя танцевать не получится, – Гриня выдернул зубами пробку. – Ширинку застегни, а не то все муди растрясешь.

Мишка покраснел, отчего веснушки на лице сделались таким явственными, будто были нарисованы коричневой акварелью и поспешил исправить беспорядок в одежде.

– Пить будешь? – задал Гриня риторический вопрос, передавая бутылку Чубею.

Мишка, отхлебнул самогона и, морщась, занюхал выпивку рукавом пиджака.

– А ты не работе?

– Работа, Миня, не та штука, что у тебя штанах: стояла и стоять будет, – Бурый понизил голос. – Я к тебе по делу!

Оторвин насторожился. Все знали, что все дела Грини попахивают уголовщиной.

– На тебя, знаю, положиться можно, – продолжал Бурый со странной уверенностью. – Нюрку пощипать хочешь?

Лицо Мишки вновь залила предательская волна красноты. Настолько явственная, что Гриня расхохотался.

– Не за сиськи, дурак!

– А за что?

– За… За мешки с комбикормом!

Не давая Чубею опомниться Бурый изложил свою идею. По мере рассказа он то и дело прикладывался к бутылке, отчего план кражи комбикорма с нюркиного склада становился все смелее.

– Я, Мишка, сегодня у склада ошивался. Когда туда Безшапко прикатил, попросил меня покараулить, пока он у Нюрки накладные подпишет.

Повествование Бурого изобиловало такой массой подробностей процесса подписи накладных словно он сам, а не Сенька макал свое перо в нюркину чернильницу.

– Пока они там водку глушили и барахтались я одну досочку от стены оторвал, – торжественно закончил Бурый. – Проход свободен! Сегодня ночью иду. Ты со мной?

Мишка задумался. С одной стороны он был не настолько смел, чтобы лезть в склад, а с другой…

Перед глазами встала картина раздвинутых ног Нюрки, между которыми уютно устроилась голая инженерская задница. Стерпеть подобное надругательство над своими чувствами Оторвин не мог, поэтому сурово сдвинул белесые брови и брякнул фразу, позаимствованную из кинобоевика.

– Хоть в пасть к дьяволу!

Подельники пожали руки. Ради скрепления договора Гриня сбегал в деревню за самогоном. Это повторилось несколько раз, а в итоге пастух сельхозкооператива «Красный пахарь» проснулся только на закате с сильнейшей головной болью. Коровы успели разбрестись по домам. Никто не помешал Чубею вдоволь насладиться видом прячущегося за лесом солнца, сверкающих в его прощальных лучах пустых бутылок. С кряхтением поднявшись во весь рост, Оторвин обвел взглядом окрестности Нижних Чмырей. Он вдруг почувствовал такое пронзительное чувство любви к синеокой Родине, что даже всплакнул. Рядом с выгоном появилась долговязая фигура Грини, отчаянно махающего руками, как крыльями ветряной мельницы. Мишка двинулся навстречу Бурому с поникшей головой. Он до дрожи в коленях трусил и утешал себя только одной мыслью «Если не мы, то кто?».

в которой читатель знакомится с порядками в нижнечмыринском сельскохозяйственном кооперативе «Красный пахарь».

Председатель нижнечмыринского сельхозкооператива «Красный пахарь» Егор Никанорович Льняной был крупным руководителем во всех смыслах. Мыслил масштабно, работал с выдумкой и при своем более чем скромном росте имел вес в двести килограммов. В председатели он попал благодаря своей внушительной осанке и Его Величеству Случаю.

В худшие для «Красного пахаря» времена, ознаменовавшиеся арестом очередного проворовавшегося председателя и полной задницей хозяйственно-экономической деятельности, скотник Никанорыч просто вовремя вышел на дорогу, по которой проезжала машина районного начальства. Вышел Никанорыч неожиданно, из кустов, где прятал украденный с фермы бидон. В тот момент он не сразу понял, что шагнул навстречу судьбе, а очень испугался. Машина затормозила, а выскочивший из кабины водитель первым делом плюхнул кулаком по массивной шее скотника.

– Куда прешься, черт пузатый?! Глаза свои дома, что ли забыл?

Никанорыч еще лепетал свои извинения, когда на пыльную дорогу опустился сверкающий ботинок председателя райисполкома и повелительный голос остановил шофера уже занесшегося свой кулак во второй раз.

– Держите себя в руках! Кто вам позволил так обращаться с населением?!

Поняв, что бить его сегодня не будут, Никанорыч осмелился поднять свои, слегка заплывшие жиром глаза на председателя.

– Вы из какой бригады?

– Так это. Скотник я. Из «Красного пахаря»…

– Коренной житель или приезжий?

– Кореннее не бывает, – заверил Никанорыч, чувствуя, что под ренгеновски-пронзительным взглядом преда готов нафурить в штаны. – И батя в этом колхозе ишачил, и дед…

Никанорыча прервали очень вовремя. Иначе ему пришлось бы рассказать об истории нижнечмыринского движения полицаев, в котором его покойный дед принимал самое деятельное участие.

– Знаю я его, – сообщил успевший присоединиться к председателю чиновник среднего звена. – Действительно скотник. И фамилия… Сельскохозяйственная такая… О, вспомнил! Картофельный?

– Льняной, – промычал Никанорыч, испытывая сильное желание подставить шею под шоферский кулак и тем самым избавиться от тягостной неопределенности. – Льняные мы… И батя, и дед…

Следующий вопрос главаря исполнительной власти района окончательно убедил Никанорыча в том, что его будут пытать, чтобы вырвать признание в краже бидона.

– Вы в растениеводстве смыслите, товарищ?

– Так этот бидон на пустыре валялся… Бесхозный.

– Успокойся и отвечай, о чем спрашивают, – ласково, но со стальными нотками в голосе попросил чиновник. – Тебя не съедят. Огород сеешь?

– Так как же без огорода? Все сеют…

– Значит, в растениеводстве толк знаешь! – радостно подытожил председатель. – А скот держишь?

– Двух кабанчиков, – пролепетал готовый грохнуться в обморок Никанорыч. – И десяток кур…

– А вы говорите, что с кадрами проблема! – глава района смерил подчиненного суровым взглядом. – Какие проблемы, когда такие вот самородки сами под колеса выскакивают? Как вас по имени-отчеству товарищ Льняной?

– Егор Никанорыч…

– Завтра же с утра принимайте нижнечмыринский сельхозкооператив «Красный пахарь», Егор Никанорыч. Поздравляю с назначением!

Председатель пожал Льняному его дрожащую руку, сел в машину, которая сорвалась с места, обдав Никанорыча горячим запахом бензина. Прошло полчаса, а новый председатель «Пахаря» все еще стоял на дороге. Он искал в прошлой биографии предпосылки для такого крутого поворота в своей судьбе и не находил их. Только наступление темноты заставило Никанорыча сдвинуться с места.

Дома, как и следовало ожидать, его никто не понял. Жена, услышав о том, что мужу переданы бразды правления нижнечмыринским сельхозкооперативом криво улыбнулась.

– В дырку сортира с первого раза попасть не можешь, а все туда же – в руководители!

– А как же кухарка, которая согласно Ильичу может управлять государством? – уже лежа в постели спросил Никанорыч.

В ответ супруга сочно, с надрывом захрапела. К Никанорычу же сон не шел. Он думал. Размышлял и строил планы.

– А где наша не пропадала! – прошептал Льняной глубокой ночью и пружины кровати заскрипели в унисон его мыслям. – Главное в председательстве что? Правильно! Вовремя украсть и доказать всем, что это вполне согласуется с государственной политикой возрождения села!

Ровно в шесть утра с кровати встал уже не затюканный скотник, а сверхчеловек, готовый к созиданию, а если потребуется, то и к разрушению.

Никанорыч долго скреб перед зеркалом свою замшелую и совсем не председательскую рожу. С трудом втиснул могучие телеса в пиджак, купленный лет двадцать назад.

Ровно в семь он уже стоял у конторы с портфелем, который отыскал в сарае под грудой старой конской упряжи. Этим портфелем пользовался в свою бытность бургомистром дед Льняного, который теперь, наверняка, с умилением взирал на внука с небес.

Вопреки ожиданиям, никто не погнал Никанорыча от конторы пинками. Мужики, завидев толстяка-скотника в странном наряде, предпочитали разглядывать его издали. В половине восьмого приехал вчерашний чиновник, знавший, как видно толк в назначении-снятии председателей. Все было обтяпано на диво быстро и ловко. Члены правления, не успевшие опохмелиться после вчерашнего, единогласно проголосовали за Льняного, а одноногий сторож Феоктистыч даже выступил с крайне безграмотной, но душевной речью. Суть ее сводилась к тому, что с приходом Льняного «Красный пахарь» выберется-таки из нищеты, в которой находился с момента своего основания в далеком 24-м и достигнет сияющих вершин колхозного Олимпа.

Феоктистычу аплодировали минут пять, а главный в деревне бездельник и бабник Сенька Безшапко так расчувствовался, что, пожимая Никанорычу руку, зарыдал.

– Я знал, – бормотал он, размазывая по морде скупые слезы. – Я верил, что свершится…

Первым постановлением нового председателя было назначение Феоктистыча своим заместителем, а Сеньки – главным инженером. К середине дня Никанорыч настолько освоился на новом месте, что обматерил бухгалтершу, сунувшую ему под нос листки с какими-то лиловыми слушали-постановили.

– Делом! Делом надо заниматься, дура!

Каким именно делом надо заниматься Льняной пока точно и сам не знал. Однако в конце рабочего дня провел первое совещание, а потом всю ночь пропьянствовал в обществе Сеньки и Феоктистыча.

– Я тебя, дед обязательно к ордену представлю! – обещал он Феоктистычу. – Как ветерана!

Пьяный Феоктистыч имел к ветеранам такое же отношение, какое имеет комбайнер к космическим полетам. Ногу, правда, он потерял во время войны, не в боях, а заснув под забором в двадцатиградусный мороз. Однако с председателем был полностью согласен.

– Мне без ордена никак нельзя! Какой я, к свиньям собачьим, заместитель без ордена?

Ночевал Льняной в кабинете, на сдвинутых стульях, а утром, хорошенько опохмелившись, показал всем Нижним Чмырям то, на что способна кухарка, получившая пост.

Жене, заявившейся в контору, как волхв, принесший дары, председатель без предисловий подбил глаз, выпер за дверь и громогласно объявил подчиненным.

– Чтоб больше мне эта корова на глаза не попадалась!

Даже не заглянув напоследок в свою хату, он занял ближайший к конторе новый дом и три дня праздновал новоселье в обществе разбитной толстушки Леокадии Развитой, командовавшей сельсоветом.

К концу первой недели своего правления председатель до конца уяснил, что «Пахарь» будет худо-бедно шевелиться как с ним, так и без него.

Памятуя горькую участь предшественника, попавшегося на продаже колхозного скота частникам на мясо, Льняной благоразумно решил воровать на месте и приступил к постройке дома по собственному спецпроекту.

Через две недели он собрался съездить в район. Узнав о том, что старый УАЗ давно просится на свалку, объявил общее собрание. Все единогласно проголосовали за покупку новой машины. Жизнь Льняного потекла по совершенно новому руслу. Он разъезжал в новехоньких «Жигулях» по нижнечмыринским сельхозугодьям, открывая в себе доселе неизвестные таланты. Верным спутником председателя в его странствиях был рыжий, худосочный паренек с глазами газели и девичьим румянцем на щеках, не знакомых с бритвой. Злые языки поговаривали, что Игорек Бабин для Льняного не просто водитель, а что-то вроде боевой подруги. Ходили слухи об их совместных помывках в бане и подарках, презентованных председателем Игорьку. Кто-то из нижнечмыринцев даже накатал по этому поводу анонимку в райисполком. Говорили, что, прочитав ее, глава района махнул рукой.

– Пусть хоть с коровой живет. Лишь бы показатели по хозяйству были в норме.

Никанорыч воспринял это заявление, как руководство к действию и перестал скрывать нежные чувства, которые питал к худосочному шоферу.

Что до показателей, то вождь нижнечмыринского сельхозбратства быстро и в совершенстве освоил науку очковтирательства. Откровенное разгильдяйство в «Красном пахаре» именовалось временными трудностями, а повсеместное пьянство – отдельными недоработками. Льняной научился так пылко и убедительно врать на собраниях и совещаловках, что придраться к нему стало невозможно. Любой, кто попытался уличить Никанорыча во лжи, автоматически попадал в стан врагов, препятствующих развитию белибердусского села.

Вот и сейчас, сидя в кабинете Льняной давал интервью корреспонденту районной газеты «Быкохвотовский вестник» журналюге Ромке Губастенькому и запутал писателя так, что тот, позабыв о ручке и блокноте, слушал председателя, широко раскрыв рот и выпучив глаза.

– После объединения трех бывших колхозов под эгидой «Красного пахаря» в районе стало меньше убыточных хозяйств ровно на два! – распинался Никанорыч, брызгая слюной. – Это достижение свидетельствует о том, что мы находимся на верном пути. Оно стало возможным благодаря всемерной поддержке районного исполнительного комитета! Вскоре нижнечмыринцы будут жить в агрогородке и перестанут хлебать щи лаптем! Сделано уже немало. В частности на месте пустыря Чертов Лог построен стадион и завезены бетонные секции забора! Он будет установлен по внешнему периметру Нижних Чмырей. Любой проезжающий увидит с дороги, как много сделано нами для развития и, я не боюсь этого слова, процветания родных Нижних Чмырей!

В заключение председатель пригласил корреспондента отобедать, чем Бог послал. Судя по изобилию на столе, накрытом в колхозной столовой «Красный пахарь» находился меньше, чем в шаге от коммунизма. Загрузив назюзюкавшегося в стельку журналиста в редакционный автомобиль, председатель потребовал, чтобы его не беспокоили и до вечера храпел в своем кабинете, не реагируя на дребезжание телефона.

Знай Никанорыч о том, что ржавые колеса часов его судьбы уже провернулись в обратную сторону, он не спал бы так безмятежно. Знай председатель о том, что над колхозным лугом, над коровьими лепешками и кустами конского щавеля уже взошла Вифлеемская звезда, а новый мессия выступил в сторону Нюркиного склада, он потерял бы не только сон, но и аппетит, которым славился с детства.