Текст книги "Долгая дорога домой"

Глава 5

На стол полковника Караваева легла толстая картонная папка с надписью «Дело №__» и дальше незаполненные графы, а наискось красным фломастером два слова: «отказ от экзамена». За всю многолетнюю службу такая папка на его стол ложилась всего один раз – это был второй случай. Нажав кнопку селектора, он вызвал адъютанта.

В кабинет вошла молодой лейтенант с эмблемами офицера связи и остановилась за три шага от стола.

– Кто? – коротко спросил Караваев, кивнув головой на папку.

– Полозов, – так же коротко ответила адъютант.

Прикрыв глаза, Караваев двумя пальцами потёр переносицу – жест, выдававший его крайнее раздражение.

– Армянский ещё остался?

– Так точно. Но…

– Принеси мне бокал «Страны камней», лимон и соедини с генералом Коношенко.

– Слушаюсь, – лейтенант развернулась и вышла.

Через минуту в кабинете раздался зуммер телефона – это адъютант последовательно выполняла полученный приказ.

– Полковник Ремизов…

– Тормози, Юра, Караваев на проводе. Где генерал? Скажи, друг милый, какого х** мне дело Полозова направили! Я же не следак и уже не контрразведка. С каких пор мы стали перепроверять друг друга?

– Не кипятись, Павел. Генерал просил толкового человека, чтобы внимательно разобраться в ситуации, – вот я и направил его документы тебе. Вы вроде как коллеги, одним делом занимаетесь, только профиль разный, значит, будешь беспристрастным. Возможно, человек ошибся, ну, а если уж ты что-то накопаешь, тогда передашь по инстанции.

– Давай коротко, самую суть. Где копать!

– Он отказался от приёма экзамена у группы, которую готовил.

– Место проведения?

– Одна из горячих точек мира, ну, ты сам понимаешь…

– Причина отказа?

– Она формальна, по состоянию здоровья.

– Что сам думаешь? Купили и решил свалить вчистую?

– Есть такое мнение, поэтому генерал и просил тебя разобраться.

– Да? А он не сказал, как? У меня ж ни одного опера нет.

– Людей дадут, группа специалистов уже сформирована. Доступ ко всем необходимым документам тебе разрешён, код доступа получишь спецсвязью, пакет уже ушёл. Да, Паш, и ещё, экзамен твоей группы временно отложен – это распоряжение генерала.

– Выходит, я сам под колпаком?!

– Да брось ты, в самом деле. Закончишь с Полозовым и своих выпустишь.

– Код инфодоступа Полозова?

– Павел, не зарывайся!

– Код доступа, – более жёстко повторил Караваев.

– Я не могу, не имею права…

– Я тоже не могу искать в тёмной комнате чёрную кошку с повязкой на глазах. Снимите мне хотя бы повязку. Так что – или код и уровень, или ищите себе другого козла отпущения.

– Ладно, я доложу генералу твои условия.

– Это не условия, а требования. И пока не будет испрашиваемого, я к папке пальцем не прикоснусь, ты меня знаешь!..

Караваев знал Полозова давно, когда-то вместе проходили курсы переподготовки, потом были и совместные операции. Несмотря на разницу в возрасте, хотя Полозов и был на пять лет старше Караваева, у мужчин сложились вполне дружеские отношения.

Полковник позвонил Полозову сам. Когда на другом конце провода ответили, он спросил:

– Ты где?

– Здравствуй, Павел, довольно странно слышать от тебя такой вопрос.

– Да, извини, здравствуй, Коля. Если в управлении – зайди ко мне.

– Понял, – тяжело вздохнув, ответил Полозов. – Значит, дело у тебя.

– У меня, но я его пока не открывал.

– Иду.

Полозов вошёл в кабинет и застыл на пороге, встретившись взглядом с глазами Караваева. У того на столе стоял только один бокал коньяка и тарелочка с тонко нарезанным лимоном. Папка с делом лежала на том же столе слева от хозяина кабинета.

– Надо полагать, коньяк ты мне не предложишь, разговор будет жёстким…

– Чтобы я своими руками губил твоё здоровье, Коля? Нет уж – увольте. С медкартой меня ознакомили, точнее, с заключением медицинской комиссии. Я тебя пригласил не для того, чтобы обсуждать твоё здоровье, а хочу услышать из первоисточника, что произошло?!

– Сдал я, Паша, сдал… Я написал рапорт на увольнение, мне пятьдесят один… Всё, хватит воевать, пора и отдохнуть.

– Рапорт в деле?

– Не знаю, наверное. Я ведь его семь месяцев назад написал, сразу после той последней командировки.

– Что случилось?

– Что случилось?! Я потерял треть роты, понимаешь? Десять молодых парней… Уже тогда я не имел права набирать другую группу.

– Согласен… И всё-таки, раз уж взял, почему до конца не довёл?

– А я довёл, довёл!.. Только я их не для Сирии готовил, понимаешь? Не туда! У меня нет уверенности, что всё пройдёт без потерь. А если так, лучше уйти, а то придётся застрелиться!

– По-моему, у тебя просто истерика, тебе нужно отдохнуть. Поезжай-ка ты… на Байкал. Ходатайство о твоём переводе я напишу. А теперь выкладывай всё начистоту. Методику подготовки, цели и задачи, на которые ориентирована группа. Принцип подбора людей, психофизические характеристики бойцов поимённо.

– У тебя же всё на столе, – удивился Полозов.

Караваев лишь молча, но отрицательно покачал головой.

– То бумага, в ней соврать можно, а передо мной человек, и его ложь я почувствую сразу…

Полозов сел за стол напротив Караваева и начал обстоятельно рассказывать всё по порядку. Для чего и как отбирал людей, методику обучения. А потом перешёл на то, как на его глазах произошла трагедия. Часа через четыре Николай прервал свой доклад, налил из графина воды, выпил и замолчал.

– Как думаешь, в чём твоя ошибка? – нарушил молчание Караваев.

– Думаю, переоценил свои возможности, нормативы перед проведением операции сдавать было некогда. Я не настоял, а надо было.

– А вот я думаю, что недоучил. Не была готова твоя группа к выполнению задания. И ты либо пустил это на самотёк, либо специально умолчал. Хочешь уйти, уйдёшь, но экзамен принимать будешь сам.

– Когда?

– Когда резолюция будет. Код инфодоступа и уровень.

– Я так думаю, он ниже твоего.

– Я жду.

– Два – двенадцать – сорок шесть. Без пароля всё равно – без толку.

– Своим обойдусь.

Неожиданно Полозов запаниковал, это было видно по красным пятнам на его лице. Караваев быстро решил проверить друга на вшивость, тем более момент был подходящим, рука Николая лежала на графине таким захватом, что Караваев предположил, что вот сейчас он взмахнёт им и огреет его по темечку. Если что-то есть, то он не упустит такую возможность, подменит документы и свободен…

– Ну что, Николай, по коньячку?

Павел Андреевич нажал на кнопку селектора и попросил адъютанта принести бокал коньяка для посетителя, после чего отпустил домой. Выпили. Караваев отвернулся к зеркалу, и получилось так, что он мог видеть Полозова только в зеркале. Полозов просчитывал ситуацию, пытаясь сохранить хладнокровие, но с последним у него всегда были проблемы. Неоднократно играя с ним в покер, Караваев научился считывать своего товарища, поэтому всегда выигрывал. Николай вновь потянулся к графину и, схватив его, замахнулся для удара. В этот момент Караваев резко обернулся к нему лицом. От неожиданности Полозов дёрнулся, удивлённо взглянул на Караваева, схватился за сердце и потерял сознание.

– С-сука, всё-таки продался, а сердечко и впрямь слабое, – зло прошептал Павел Андреевич, сделав неприятное для себя открытие.

Караваев нагнулся и нащупал пульс на шее. После чего встал и вызвал врача.

Полозов пришёл в себя, как ему показалось, в больничной палате. По обе стороны от него стояли капельницы, в нос была вставлена трубочка. В палату вошла медсестра и отключила какой-то аппарат, находившийся вне поля его зрения. Наступила тишина. Так же молча она вынула трубочку из его носа и вышла. Через несколько минут в палату вошёл Караваев.

– Ну, здравствуй, Коля. Как самочувствие?

– Издеваешься?

– Боже упаси, как можно? Мы же коллеги, даже если тебя перекупили…

– Звучит пошло и банально, ты мне не поверил.

– На кого работаешь, я уже знаю, мне интересно – почему?

Страх и ненависть промелькнули в глазах Николая.

– Как?

– Эх, Коля, Коля, ты забыл, что я владею гипнозом. Вся твоя сетка отозвана и будет перепроверена. Двоих, правда, пришлось ликвидировать во время задержания. Пытались провести диверсию в Крыму, и это на твоей совести. Твои хозяева явно в замешательстве. Я же тебе предлагал начистоту, ты не захотел. Теперь я, конечно, попотею, но уверяю тебя, ты у меня вспотеешь ещё больше. Ты теперь для меня не друг, а враг, так что сам понимаешь, все меры полевого допроса прифронтовой полосы вполне пригодны для данной ситуации, но я контрразведчик по воле случая, а вот специалист по извлечению информации по призванию. Я тебя просто сломаю…

– Сыворотку будешь колоть?

– Да брось ты, Коля, какая нафиг сыворотка? Я её на себе испытал, когда в плен попал. Джон Сайлиз, он же Джон Смит, мне её своими руками колол, до инфаркта чуть не довёл. И что? Эффекта ноль, информацию он не получил: я – здесь, а его труп давно муравьи съели. Нет, Коля, это прошлый век. Я подселю тебе вторую личность. Хочешь ты того или нет, но это будет вне твоего контроля, никакой силы воли на это не хватит. Я из тебя сделаю просто овощ. Ты будешь живым роботом. Магия вуду, слышал о таком? Так вот, что-то наподобие этого с тобой и произойдёт.

– Блефуешь?

– У тебя есть все шансы это проверить.

– Я могу…

– Прекратить это? Нет! У этого процесса нет обратного действия, потому я этим никогда не занимался. Я просто запускаю процесс, через месяц-другой твои мышцы атрофируются, ещё через пару ты сможешь только говорить и принимать пищу, ещё через некоторое время ты не сможешь и этого. Просто умрёшь голодной смертью, если тебя не будут кормить через зонд.

– Ты всегда был изобретателен! Изверг!..

– Нет! Просто всю жизнь ненавидел и ненавижу предателей. Но это намного гуманнее какого-то там полония или отравляющих газов. Действие локальное и никаких следов.

– Контрики много потеряли в твоём лице!

– Зато много приобрела другая сторона той же медали. Ну что, приступим или как?

– Валяй!..

– И всё-таки почему?

– А не хотелось сдохнуть голодной смертью по воле государства, вот и продал себя тому, кто купил. Женьку Самохвалова помнишь, Сашку Жирнакова – так они тоже продались, ещё раньше меня. Их криминал купил. До сих пор ловят, поймать не могут.

– Жирнакова убили в девяносто пятом, а Самохвалов, скорее всего, тоже там же, давно нигде не светится.

– А мне всего-то и надо было – это готовить агентуру. Я и готовил, а она вас двадцать лет дезой кормила и меня деньгами. Знаешь, сколько у меня там за бугром?

– Миллионов десять, наверное, – сделал предположение Караваев.

– Ну, ты загнул, не десять, но пять или шесть имеется.

– Дурак ты, Коля, деньги-то где? У них, значит, подконтрольны им. И кому они достанутся? Твоим наследникам? Шиш! Как открыли счёт, так и закроют. Виртуальная действительность твоей жизни. Пахал на дядю за так, да ещё и трясся от страха, пугаясь собственной тени. Чтобы предать и жить, надо быть на самом верху, как Шеварнадзе или Горбачёв. Тебя вроде как резидентом здесь сделали, а поймали-то на голую блесну. Прощай, я тебя передаю завтра по инстанции. Пусть тобой контрразведка занимается, а у меня своих дел по горло.

Первая же отозванная группа Полозова провалилась на детекторе лжи. Сам он пока не замечал каких-либо видимых изменений в своей психике, да и физических изменений, обещанных Караваевым, не наступало. Лишь по утрам просыпался с сильной головной болью, но через пару недель стал замечать, что всё время ведёт внутренний диалог с кем-то невидимым, всё чаще углубляясь в своё прошлое. Он попробовал прекратить это, но ничего не получалось. Подсознание не подчинялось его воле. Потом он стал замечать, что его подсознание разговаривает с ним разными голосами. Николай попробовал читать, во время чтения внутренние разговоры прекращались, но едва он откладывал книгу в сторону, как всё начиналось заново. Через неделю ему перестали давать книги. Тогда он сам начал заводить свои внутренние монологи, одновременно пытаясь уследить за тем, чтобы в них никто не вклинивался. Вот тут-то и начались первые признаки физического расстройства. Так он понял, что Караваеву всё-таки удалось подселить к нему дополнительно какую-то личность. Механизм самоуничтожения был запущен самим Полозовым. Караваев намеренно не предупредил его, что внутреннее сопротивление и есть тот самый спусковой крючок, после которого нет возврата назад.

Глава 6

Группа Караваева давно была готова к экзамену, но тот откладывали из-за дела Полозова. Павел Андреевич вот уже третий год работал инструктором и сразу, как только пришёл на эту должность, вёл подготовку людей к выполнению любых заданий независимо, какую задачу ставило перед ним руководство. Полозов же готовил свои группы для выполнения конкретно поставленных задач.

Так уж повелось, что экзамены принимали сами инструкторы, а оценкой подготовки служили боевые потери. Вышли из боя без потерь – значит, инструктор справился со своей задачей на отлично, научил людей всему, что сам знает и умеет. Если же погибал сам инструктор – значит, прикрывал собой тех, кого недоучил. Теперь же, после дела Полозова, руководство смотрело на приём экзаменов несколько иначе. Инструкторам запретили принимать экзамен у своих групп, с чем категорически был не согласен Караваев, потому что всегда параллельно наблюдал за людьми и делал дополнительные пометки о профпригодности. Бывало и так, что по возвращении одного-двух переводили служить в другие войска.

Павел Андреевич пошёл на конфликт и вылетел в Сирию в составе группы в нарушение приказа. Он знал, чем рискует, но рисковать жизнью людей, которых сам готовил полгода, из-за перестраховщиков в штабе был не намерен.

Рота спецназа ГРУ последний психологический тест проходила уже на базе в Хмеймим практически сразу после приземления. В результате трое из тридцати восьми этим же бортом были отправлены назад с сопроводительным пакетом. Такого тоже никогда не было, обычно оставались все, но только не в этот раз. На время акклиматизации прибывшую роту оставили для охранения базы. Коношенко в телефонном разговоре с Караваевым во время доклада последнего не проронил ни слова, а когда полковник закончил, выдержал минутную паузу, после чего прорычал в трубку:

– Вернёшься назад, я с тобой разберусь по полной, а пока получаешь полномочия инспектора Генштаба. Докладывать будешь ежедневно. Да, и возьми на себя функции советника на направлении Дейр-эз-Зор. По данным разведки, игиловцы88
  Здесь и далее ИГИЛ – организация, запрещенная на территории РФ.


[Закрыть] собираются захватить одну из ключевых высот – там перекресток четырёх дорог. Её нельзя потерять, сам понимаешь. Высота и без того дорого досталась.

Через неделю пришло сообщение, что сирийские правительственные войска с трудом удерживаются на перекрёстке дорог мухафаза Эль-Хасака. Караваев уже довольно хорошо изучил предоставленные в его распоряжение карты и теперь обдумывал, как быстро туда перебраться со своей ротой. Решение подсказал генерал-майор Максимцев.

– Роту лучше всего перебросить на место вертолётной группой в момент передислокации сирийских войск. Это время замены личного состава и пополнения боеприпасов. Игиловцы сжимают кольцо, но пока есть возможность для манёвра. Сирийцы хотят его провести дня через три, я согласую с ними дату вашей переброски, заодно и проутюжу там всё, что можно, чтобы вы зашли без боя, но надолго меня не хватит, а значит, кольцо сожмётся.

Незадолго до вылета Караваев построил роту в стороне от взлётной полосы.

– Согласно сложившейся традиции, инструктор идёт в бой вместе со всеми и на время проведения операции подчиняется приказам командира, независимо от звания. Поэтому я могу принять командование ротой на себя только в крайнем случае, то есть в случае гибели командира – это раз, и два – если увижу, что приказ командира означает гибель всей группы при возможности альтернативного варианта. И прямо с этой самой минуты у вас больше нет инструктора Караваева, у вас есть старший товарищ, полковник Караваев, такой же, как вы, боец спецназа, практически рядовой с позывным «Хирург». Во время проведения спецоперации все обращаются друг к другу только по позывным – никаких званий и имён. И последняя просьба: если сможете, вернитесь все живыми… Майор Смирнов, приступайте к исполнению своих обязанностей.

Караваев отдал честь строю и занял в нём место майора.

 
⠀⠀ * * *
 

Сирийцы двое суток с трудом удерживали позиции коридора во время передислокации, одновременно вывозя раненых. К исходу третьих суток кольцо замкнулось, дальнейшая ротация была уже невозможна. На позиции остался изрядно потрёпанный полк сирийской армии и рота российского спецназа.

Караваев открыл свой блокнот, в котором делал различные записи во время затишья между атаками.

«27 апреля 2018 года. Идут третьи сутки практически нескончаемого боя, боеприпасы на исходе, всё чаще приходится обращаться к оружию убитых. В роте 80 процентов раненых, но убитых, слава Богу, нет. Из сирийцев в живых осталось человек пятьдесят, видимо, те, кто наблюдал и сразу учился у наших ребят. Сирийцы говорят, нужно продержаться ещё сутки, но это вряд ли. Связи нет: из-за беспилотников, корректирующих по нам огонь, пришлось попросить у радиоразведки полного подавления сигналов, иначе бы от нас уже через сутки остались бы только ошмётки. Впервые в жизни в моменты затишья стали приходить воспоминания былой юности. Стал записывать, будет чем заняться, когда вышвырнут за штат за нарушение приказа. Вот, опять засвистело, пора».

 
⠀⠀ * * *
 

Неожиданно среди ночи раздался крик:

– «Хирург», к командиру!

Караваев оторвался от своего блокнота и поспешил на вызов.

– Что делать будем, товарищ полковник? – спросил майор, едва Караваев подошёл к нему.

– Сам-то как?

– Да ничего, терпеть можно.

– Тогда обрисуй ситуацию, что изменилось за последний час.

– Патронов ноль: ни у нас, ни у сирийцев, ни у мёртвых. Пуля попала в пулемёт «Рембо», и его заклинило.

– Сам?

– Ни царапины.

– Тогда труби общий сбор. Экзамен сдан.

Когда все собрались, Караваев объявил:

– Ну что, славяне, при сложившейся ситуации выход один, там же, где и вход. Вызываем огонь на себя и готовимся к худшему, надеясь на лучшее. Гранаты у всех есть?

– По штуке на брата осталось, – тихо ответил «Рембо».

– Раздай. И по местам. Тяжело раненых, если такие есть, берёте на себя. Устроим напоследок салют духам. «Рембо», работаешь за корректировщика, я на рации. Майор, давай отходную, восстанавливаем связь – две зелёных и одну красную для отмены подавления сигнала. Стреляй по ходу глушилки, вон, как раз он крутится мордой к нам. А я попробую сирийским братьям втолковать, что мы готовим для ИГИЛа. Караваев ушёл к командиру сирийцев объяснять, что произойдёт в самый последний момент. Выслушав советника, сирийский полковник созвал своих оставшихся в живых бойцов и рассказал им, что будет делать русский спецназ, чтобы не сдаваться в плен. Солдаты восторженно приняли предложение русских, из них тоже никто не желал попасть в плен. Уж если их ждёт смерть, так лучше забрать с собой как можно больше врагов!..

В воздух одна за другой взметнулись три ракеты – знак, чтобы дали эфир.

– База, база, я «Хирург», вызываю огонь на себя.

– «Херург», твою мать, что за***, бредишь, что ли.

– База, без нервов! Сирийцев осталось меньше полсотни, боеприпасов нет. Когда попрут, принимай корректуру. И клади в яблочко, а не слон в посудной лавке.

– «Хирург», ваши потери?

– Потерь нет, один целый, остальные с ранением. К салюту готовы.

– Я поднимаю авиацию!

– Не хорони меня раньше времени. До подхода сирийцев осталось часов шесть. Я не прощаюсь, База. Всё, отбой.

Одни крестясь, другие матерясь, бойцы приняли по последней гранате из рук «Рембо», готовые в любой момент рвануть чеку и накрыть её собой. Майор отдал свой бинокль «Рембо».

Лёжа на камнях, Караваев начал передавать координаты целей, сразу как только зашевелились игиловцы. «Рембо» орал координаты, «Чайка» дублировал их «Хирургу». Вскоре стало жарко от рвущихся снарядов, попадающих в цель. Земля дрожала так, что подбрасывала и живых, и мёртвых. Запах смерти и копоти мешали дышать полной грудью. Понимая, что теряет сознание, «Хирург» выдернул чеку и накрыл собой гранату. Рация замолчала. В этот момент подошла штурмовая авиация, а вскоре подтянулись и вертолёты, а ещё через час и сирийцы на броне. Майор всё понял, когда увидел лежащего на животе полковника. К нему уже бежала медсестра.

– Стой! Взорвёшься!! – заорал «Чайка», перекрикивая рёв моторов.

Кто-то из вновь прибывших спецназовцев вовремя остановил её, схватив за рукав.

– Погоди, сестрёнка, сначала я его проверю.

Сунув руку к животу «Хирурга», боец нащупал гранату, зажав чеку, и кивнул медсестре, что можно переворачивать. Она перевернула раненого и увидела гранату в руке солдата, который с криком «Ложись!» тут же отшвырнул её подальше.

Роту загрузили в севшие вертолёты. Вскоре они поднялись в небо, унося с собой новых военспецов подальше от войны и смерти. Они прошли боевое крещение.

Караваев очнулся в полевом госпитале, и первой, кого увидел, была женщина, как две капли воды похожая на его жену.

«Брежу», – подумал он. И услышал её голос: «Слава Богу, в себя пришёл, а я уж грешным делом решила – помирать собрался».

Она смочила ему потрескавшиеся губы.

– Не дождёшься, – проворчал Караваев, принимая в себя живительную влагу. – Где я?

– В окружном госпитале, вчера спецбортом домой прилетел.

– Кто?

– Вы и ещё трое тяжёлых.

– Остальные?

– Все живы.

– Значит, рота вышла без потерь! А ты-то здесь как?

– Как и все, служу здесь, – удивилась медсестра, с тревогой глядя в лицо больного.

Дымка рассеялась, и Караваев увидел перед собой миловидное личико молоденькой медсестры.

– И всё-таки я брежу, – чётко произнёс он и снова потерял сознание.

В ушах стоял гул, в голове звенело, и почему-то было жутко холодно. Караваев открыл глаза – прямо в них был направлен тусклый красный свет. Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Тошнотворный запах смерти выворачивал всё его нутро, но голодный желудок был не в состоянии что-либо исторгнуть из себя.

– Маша, два по четыреста полковнику, не то больного потеряем!

 
⠀⠀ * * *
 

– Я жена полковника Караваева, мне позвонили и сказали, что он у вас здесь, – представилась Настя на КПП госпиталя. – Муж у меня тут в реанимации.

Рядовой связался с отделением, и вскоре к ней вышла молодая женщина в белом халате.

– Вы жена полковника Караваева?

– Да.

– Пойдёмте, я его лечащий врач майор Славина.

– Как он?

– Бредит. Сильно пострадали лёгкие, из-за нехватки кислорода пострадало сердце. До инфаркта, правда, не дошло, успели вовремя, но уходит… Мне нужно, чтобы вы заставили его бороться. Если он сам не подключится, мне его не вытащить.

– Вытащу. За тем и приехала!

Настя прошла в просторную одноместную палату. Прямо у окна стоял стол, а возле него единственный стул. По обе стороны кровати штативы для капельниц. Под кроватью утка. На кровати больной. Дыхание было ровным, хотя и тяжёлым, и это для Анастасии показалось хорошим знаком. Она потрогала его лоб, покрытый холодной испариной. Нормальная температура больного добавила ей уверенности. «Борется», – решила она. Настя выложила на стол всё, что принесла с собой. Случайный стук стеклянной банки о деревянную столешницу разбудил Караваева, и он открыл глаза.

– Настя, – тихо позвал Караваев, боясь спугнуть видение.

Анастасия обернулась и расплылась в улыбке.

– Как спалось, любимый? Кушать будешь?

– Да, я бы поел, только сил нет на это.

– Ишь ты, у такого бугая и сил нет. Ничего, я тебя покормлю. У меня трубочка для тебя есть и коктейль «а-ля бульон куриный».

Она быстро развернула полотенце, в которое дома укутала термоконтейнер с бульоном, открыла крышку и сунула в него пластиковую трубочку для коктейлей. Потом чуть-чуть приподняла его на подушке, и вскоре он уже наслаждался живительной влагой домашней пищи.

– Что у меня? – отдышавшись, спросил Павел Андреевич.

– Вообще-то я должна задать этот вопрос тебе. Обо что тебя так приложило, что началась двусторонняя пневмония.

– Так это на второй день было, во время атаки рвануло совсем рядом. Меня взрывной волной приподняло и обо что-то шмякнуло, и звук какой-то чмокающий был. Скал рядом не было, значит, либо танк, либо БТР.

– Врач спрашивает – ты жить хочешь?

– Сдурела баба, у нас же с тобой дочке два года, что ж я, по-твоему, так и не увижу, как дитё растёт, как в школу пойдёт, как первый раз влюбится?! Конечно, хочу!

– Тогда борись, слышишь! Зубами цепляйся за жизнь. В конце концов, у Бога проси, он тебе всегда отвечал на запросы.

На лице жены не дрогнул ни один мускул за время разговора, в то время как душа криком исходила в истерике, обливаясь кровавыми слезами.

– Сколько я уже здесь?

– Не знаю! Считай сам, сегодня пятое мая.

– Охренеть! Больше недели, как из боя вышли. Ладно, иди, тебе домой пора.

– Чего это ты меня домой гонишь? Не рад мне, что ли?

– Дочь…

– За Варвару не беспокойся, я её на бабушку оставила. Она и дедушка за ней приглядят. Варя, между прочим, вся в тебя. Яблоко от яблони…

– Ну, да – пока не пнёшь, не укатится, – улыбаясь, подзадорил Караваев. – Чего она там натворила?

– Велосипед у соседки отобрала и пока два круга по двору не сделала, не вернула.

– Разбойница…

– Безотцовщина!

– Да ладно, будет тебе.

– До командировки сколько раз дома не ночевал? Не помнишь? А она ведь тебя ждёт. Как бы ты ни крался – она всё равно проснётся и тебя встретит.

– Пить хочется.

– Я тебе святой воды принесла.

– Что, медик тоже поверила, что с одной таблетки парацетамола никто не вылечивался?

– Да, милый, на такое способен только ты. Выпить таблетку при температуре тридцать восемь, а потом всю ночь каждые полчаса делать по одному-два глотка святой воды и утром уйти на работу абсолютно здоровым. Теперь повтори для меня это чудо, пожалуйста.

– Так у меня вроде температуры нет.

– Это пока нет.

– Встать утром здоровым? Я постараюсь!

Анастасия протянула ему бутылку воды. Караваев сделал глоток, читая про себя молитву, трижды перекрестился.

У жены ожил сотовый. Чтобы не тревожить больного, она поднялась, хотела было выйти из палаты, но осталась. Звонила мать, но из трубки донёсся детский голос дочери:

– Ой! Папа, папочка, ты когда домой вернёшься? Выздоравливай скорее, я так соскучилась! – затараторила дочка.

…Кризис наступил ночью. Сначала Караваева горячей волной накрыла высокая температура, он задыхался.

«Господи, неужто срок подоспел, а жаль. Нет, я не ропщу, Ты только дай какой знак, я со своими прощусь, что ли, на дочь погляжу», – подумал Караваев во сне и мысленно перекрестился.

 
«Господи, отпусти мне грехи,
Если время пришло.
Если нужен я здесь,
Дай пожить мне ещё…»
 

А после начал читать всё так же во сне молитву: «Отче наш, иже еси на небеси…»

Духота отошла. Дышать стало легче. Температура резко спала, он проснулся от чувства холода. Открыв глаза, понял, что весь мокрый. Простыня под ним, одеяло и подушка были насквозь сырыми, как и бельё. Караваев с трудом сел в кровати и вдруг подумал: «Не хватало мне ещё простыть ко всему прочему», – и, заметив спящую на стуле рядом с кроватью жену, попытался подняться на ноги. Под тяжестью его веса ноги задрожали, и он медленно бесшумно сполз на пол. Дотянувшись до жены рукой, Караваев слегка тронул её за ногу и позвал:

– Настя.

Анастасия открыла глаза и ахнула: мужа на кровати не было. Она кинулась к выключателю и зажгла свет. Караваев лежал на полу. Она с трудом усадила его на стул, сняла всё постельное и куда-то унесла его. В палату она вернулась уже с чистым комплектом постельного белья, новой подушкой и одеялом. Затем переодела мужа в сухое бельё и уложила обратно в кровать. Теперь она уже не сомкнула глаз до утра, а муж вновь заснул, и дыхание его было чистым и ровным.

Наутро Караваев вновь поел бульона, но теперь уже с хлебом, а на ужин запросил чего-нибудь более существенного. Анастасия послушно кивнула головой и уехала домой готовить. Ещё через два дня Караваев поднялся с кровати и, дойдя до туалетной комнаты, сбрил бороду. Всё, кризис миновал, он пошёл на поправку.