Текст книги "Агент вождя"

– Вы сами верите в эту чертовщину?

– Нет. Я верую в Бога. Но не раз слышал и завывания совы, и страшный скрип гробовых досок…

– Что, серьёзно?

– Серьёзней не бывает… Хотите – верьте, хотите – проверьте, если сможете, конечно, – однажды я даже узрел саму Барбару Радзивилл! Во всей её великолепной красе.

– И что?

– Между прочим, княгиня беззастенчиво манила меня к себе, но я сдержался – сан не позволяет.

– Правильно сделали… А то бы блуждали сейчас рядом с нею по ночам в тёмных пустынных помещениях замка и пужали зря людей, – одобрительно похлопал его по плечу в очередной раз оказавшийся рядом Лаврентий Фомич, однако викарий продолжил излагать свои мысли, пропустив его шутливый комментарий мимо ушей:

– Может быть, здесь, в Несвиже, проходит разлом между прошлым и будущим; реальным и потусторонним. Что думают по этому поводу господа, пардон, товарищи красные философы?

– Полагаю, наших бойцов умышленно напугал до смерти тот, кому это было выгодно! – вступил в дискуссию вечный ворчун Фролушкин. – Кто хотел, чтобы ему никто не препятствовал в незаконных изысканиях, связанных с поиском дворцовых сокровищ.

– Пчоловский?

– Возможно.

– Кстати, как он относится к советской власти? – спросил старший майор.

– Резко отрицательно.

– Почему тогда не покинул обитель сразу после прихода Красной армии?

– Значит, что-то держит его в наших местах…

– Я даже знаю что: апостолы! – опять сорвавшись с насиженного места, выдал новый, но такой же безапелляционный, как и все остальные, тезис Цанава. – А это, в свою очередь, значит, что он ничего так и не нашёл. И теперь будет следить за нашими попытками, чтобы в случае успеха экспедиции улучить удобный момент и выкрасть реликвию.

– Похоже так…

– Осталось только установить, на какую разведку он работает: польскую, немецкую или, может, британскую? Хотя в принципе особого значения для нас это иметь не будет – всё равно мы обязаны противодействовать с максимальной жёсткостью всем врагам, независимо от их национальности и вероисповедания. Что скажешь по этому поводу, Ярослав Иванович?

– В первый раз я навалял диакону Пчоловскому, так сказать, по самую завязку. Но, видимо, наука не пошла ему впрок. Пришлось повторить – сообща с товарищем наркомом! Так что, думаю, сейчас он отлёживается в одном из подземных помещений. Наверняка от туннеля, в котором мы сегодня побывали, отходят какие-то ответвления. Надо бы их тщательно проверить.

– Согласен.

– И ещё… Возможно, в его стенах скрыты секретные кнопки, открывающие те или иные замаскированные двери, наподобие той, на которую сегодня случайно нажали вы, Лаврентий Фомич.

– Завтра утром наши спецы разберут её до мельчайших деталей, чтобы выяснить принцип действия. После чего мы все вместе обследуем каждый миллиметр подземного хода на предмет обнаружения чего-нибудь подобного, – подвёл итог Цанава.

* * *

А вечером, перед сном, уже в квартире пани Ядвиги, учёные провели ещё одно «оперативное совещание», так сказать, в усечённом формате.

Тон задал Яра:

– Скажи, отец, что, по-твоему, означает буква «ц» и «40 м» возле неё?

– Ну, по-видимому, расстояние от церкви до… Стоп, откуда тебе известно содержание записки?

– Подглядел.

– Шарить по карманам – неприлично… – насупился профессор.

– Неприлично обманывать близких людей, которые тебе всецело доверяют.

– И это тоже.

– Что ж… «Раскроем карты», как сказал товарищ нарком?

– Давай.

– Вот смотри: аналогичная запись имеется в тетради Пчоловского.

– Откуда она у тебя?

– Неважно. Здесь тоже – храм с взятой в круг буквой «ц» и цифра сорок с отметкой «м» рядом с ним, что, по всей видимости, обозначает расстояние до стен собора. Проверим?

– Как только вырвемся из-под контроля «чуткого руководства».

– Имеешь в виду наркома?

– Его родимого.

– А вот я считаю, что товарищ Цанава нам союзник, а никак не помеха. Цель-то у нас одна, общая: найти золотых апостолов и передать народу.

– Боюсь, если мы найдём их в его присутствии, советские люди никогда не узнают об этом достижении.

– Поясни.

– Учитывая международную обстановку, будут они пылиться в запасниках какого-нибудь секретного фонда.

– Похоже, ты прав, отец… Но что можем предпринять мы, дабы такого не случилось?

– Сделать находку всеобщим достоянием, раструбить через прессу на всю страну о том, что такая замечательная реликвия стала собственностью всего трудящегося народа.

– Согласен. Только как мы сможем организовать утечку информации из-под колпака нашего Лаврентия Второго?

– Предоставь это мне…

* * *

На следующий день команда под предводительством наркома Цанавы собралась у центральных ворот собора в восемь часов утра, чтобы тщательно исследовать подземный ход, случайно открытый Лаврентием Фомичом.

Основная тяжесть этой изнурительной работы легла на плечи самого молодого из троицы – Ярослава Ивановича Плечова.

Он шёл и простукивал каждый кирпичик, нажимал на каждую вмятину, давил на каждый выступ.

Профессор, позиционировавший себя в качестве научного руководителя этого на первый взгляд бессмысленного проекта, казалось, вовсе не планирует принимать участие в практических изысканиях.

А Цанава и вовсе поначалу только наблюдал и комментировал:

– Правее бери, видишь – кирпич неровно положен. Попробуй надавить на него!

Пройдя полпути (и то только в одну сторону), Плечов стал молить о пощаде:

– Смените меня, хоть кто-нибудь. Пожалейте, раба Божьего Ярослава! Рук-ног не чую!

– Терпи, казак…

– Лаврентий Фомич, давайте вы – хотя бы до завала. Сколько тут осталось? Метров пятьдесят не более.

– А назад, по левой стороне тоннеля, кто пойдёт?

– Начнёт Фёдор Алексеевич, а я закончу.

– Что мне за это будет? – шутливо спросил нарком.

– Коньяк! – вспомнил о его слабости профессор. – Я взял с собой в Несвиж последние две бутылки. Сегодня их и прикончим.

– Вы уверены, что выйдете отсюда сегодня?

– Конечно.

– Нет, дорогие мои учёные. Вы будете сидеть здесь без воды и без еды, пока не разгадаете способ, каким воспользовался этот чёртов поп для того, чтобы выбраться из подземелья. Сколько бы времени для этого не понадобилось. Сутки. Неделю. Месяц.

– Вы тоже будете с нами… без воды и без еды?

– Нет. У меня обед по расписанию.

– Мы так не договаривались!

– Тогда работайте ударно, по-стахановски, иначе век вам воли не видать!

– Мы ж договорились: сейчас ваша очередь.

– Ладно. Смотрите и учитесь.

Без задержки приступив к делу, старший майор чуть ли не молниеносно добрался до ставшего камнем преткновения завала.

Качество его работы, несомненно, оставляло желать лучшего, – слишком много подозрительных мест нарком проигнорировал или оставил без должного внимания, но его «подельники» не стали опускаться до каких-либо упрёков или замечаний, так как прекрасно осознавали, что вероятность найти потайную дверь с правой стороны тоннеля крайне невелика. И даже если б таковая там имелась, то вела б она не в середину дворцового комплекса, а наружу, то есть фактически за его пределы.

А вот, если бы дверь располагалась слева, она могла б связать ход с другими внутренними помещениями замка. Именно поэтому учёные считали это направление гораздо более перспективным для исследования.

– Следующий! – довольно потирая руки, тем временем пробасил Цанава, собиравшийся передать эстафету профессору Фролушкину.

Что ж, хочешь не хочешь, а придётся!

Обещания надо выполнять.

Фёдор Алексеевич взялся за свой участок основательно, со знанием дела и возился с аналогичным расстоянием чуть ли не на час больше наркома.

Но также безуспешно.

– Всё. Я пас! Может, пообедаем?

– Кому сказал: без воды и без еды! – насупил брови Лаврентий Фомич. – Вот мне, пожалуй, пора перекусить… А вы работайте! Дерзайте!

– Давай, сынок, впрягайся.

– Ещё метр, батя, ну, пожалуйста, до вон той мокрой трещины на потолке.

– Не более, – Фролушкин сделал шаг и опустил руки на стену.

В тот же миг раздался скрип ржавого железа, и прямо перед ним в кирпичной кладке образовался проход! Метр на метр…

– Я первый! – приказал Цанава, одновременно извлекая пистолет из кобуры.

За ним, с мощным фонарём в руке, шёл Плечов.

Профессор, хотя и очень старался, еле поспевал за младшими по возрасту компаньонами.

Вскоре этот ход влился в другой, более широкий, к тому же под углом уходящий вправо.

«Кажется, здесь мы уже были!» – подумал Яра и вдруг заметил вдалеке яркий световой пучок, падающий откуда-то сверху.

Так и есть – это солнечный свет свободно проникал в подземелье через всё ещё незапертый люк в… Башне Убийцы.

* * *

Обедали у Ядвиги Мечиславовны.

Хозяйка была чрезмерно польщена тем фактом, что в её доме гостит сам нарком внутренних дел БССР, и лишних денег (за «сверхплановые» продукты) требовать не стала.

А вот от чарки коньяку – не отказалась, и потом долго нахваливала напиток, мол, умеют французы! Русским варварам до них никогда не дотянуться!

Такая оценка явно задела мегрельское самолюбие Лаврентия Фомича, и он решил незамедлительно прочесть хозяйке лекцию приблизительно такого содержания: «Женщина, что ты понимаешь? Лучший в мире коньяк делают на Кавказе; французский только на втором месте», – но речь наркома старушку явно не убедила.

«После сытного обеда по закону Архимеда…»

Фролушкин, не медля, завалился спать.

А Плечов пошёл провожать Цанаву.

По пути оба всё время молчали.

А когда настал час расставания, нарком выдал свежую порцию угроз:

– Последний раз предупреждаю: сокрытие любой, самой ничтожной, на ваш взгляд, информации по интересующему меня вопросу, может обернуться серьёзными неприятностями.

Как ни странно, его слова возымели действие.

И Яра неожиданно для самого себя принял решение сыграть по-честному и незамедлительно ввести товарища наркома в курс дела.

Без малейшего намёка на обман!

– У нас есть наводка. Объект, обозначенный буквой «ц», и расстояние до него – сорок метров.

Такой беспрецедентной правдивостью он хотел не только расположить к себе старшего майора, но и подвигнуть его на ответную откровенность.

Но тот только скривил губы в ехидной ухмылке и сердито покачал головой:

– Какая церковь в исконно католическом регионе? Какие метры в Средневековье? За кого вы меня принимаете, товарищи учёные?

– За умнейшего среди равных.

– Да… Доиграешься ты, братец. Смотри… Больно будет.

– Это угроза?

– Понимай, как хочешь… А пока – держи кардан. Завтра проверим и эту вашу безнадёжную версию. Тогда и сделаем надлежащие выводы!

«Блин, а ведь он прав!» – подумал Ярослав, крепко сжимая шершавую чекистскую ладонь.

Фролушкин долго не понимал, кто, зачем и по какому поводу смеет тревожить его такой сладкий и безмятежный послеобеденный сон.

А когда всё же пришёл в себя и (не без проблем!) вникнул в сложившуюся ситуацию – с церковью и метрами, то сразу понял, что его провели.

Кто?

Понятно – тот, кто послал ему записку с ложными координатами клада…

То есть Гжегож Колосовский!

– Пошли разбираться! – пробасил угрожающе профессор и, увлекая за собой поведавшего о подвохе Яру, вместе с увязавшимся за ними Павлом заспешил в сторону маячившего на горизонте фарного[24]24
  Фарный – значит, церковно-приходской, то есть принадлежащий исключительно приходу. Именно таковыми по определению являются большинство католических храмов Западной Белоруссии, в том числе и костёл Тела Господня в Несвиже.


[Закрыть] костёла. Величавого и строгого.

* * *

Молодого и перспективного Божьего слугу им посчастливилось обнаружить в специальном помещении, где тот обычно переодевался перед мессой. До вечерней службы оставалось ещё немало времени, и Гжегож, не испытывая никакого неудобства или хотя бы малейших признаков неловкости, любезно согласился дать исчерпывающие ответы на все вопросы профессора.

– Скажите, уважаемый, что это значит? – Фёдор Алексеевич положил на стол записку и внимательно уставился в глаза собеседнику, подозревая, что сейчас тому придётся юлить и «вилять хвостом».

Однако ничего такого не случилось – ксёндз был прям, честен и предельно откровенен.

– Откуда мне знать? Я просто скопировал рисунок, о котором вы просили.

– Вы уверены, что он сделан рукой одного из русских офицеров, принимавших участие в разграблении дворца во время войны с Наполеоном?

– Практически – да. По крайней мере свидетельства об этом передаются из уст в уста от одного настоятеля нашего храма к другому.

– Но ведь тогда во всём мире ещё никто не пользовался метрической системой мер.

– И что?

– Указывать расстояние в метрах в то время не пришло бы в голову не то что русскому офицеру, но и самому продвинутому европейцу.

– А кто вам сказал, что речь здесь идёт о метрах?

– Но как же? Ведь здесь написано – 40 м. И «ц», что, по всей видимости, означает русскую церковь, а её на территории родового гнезда польских магнатов априори не могло быть!

– Зачем весь этот спор? Давайте сверим с оригиналом…

Колосовский отложил в сторону сутану, в которую ещё не успел облачиться, и пошёл в угол комнаты, где стоял комод на невысоких изогнутых ножках с уникальными античными узорами. Выдвинул верхний ящик и долго шарил в нём. Но так и не нашёл того, что искал.

– Странно… Ведь ещё совсем недавно рисунок был. Не далее, как вчера – точно.

– Вот, взгляните, – Яра раскрыл тетрадь, реквизированную у диакона Пчоловского. – Может, это изображение больше похоже на оригинал?

– Даже не знаю, что вам сказать. Насчёт «ц» и цифры под стрелкой сомнений у меня нет. Но вот то, что вы приняли за букву «м», выглядит не очень разборчиво, впрочем, так же, как и в пропавшем документе… Может, на самом деле кто-то слитно написал две «л»?

– Что ж… Это меняет дело, – язвительно отметил профессор, расцветая хитрой, заговорщической улыбкой, совершенно не свойственной его, обычно простому и добродушному русскому лицу.

А вот Плечов ни о чём ещё не догадался…

Пока!

* * *

Когда учёные вышли из костёла на улицу, там их уже поджидал вездесущий нарком Цанава!

– Опять вы не поставили меня в известность о своих планах! – возмущённо процедил он. – С этой секунды за вами по пятам днём и ночью будет неотступно следовать наш сотрудник. Младший лейтенант Бурмистренко.

– Я!

Из-за широкой спины старшего майора выскочил невысокий худощавый юноша и почтительно наклонил подбородок с ямочкой.

– За каждого из них отвечаешь головой, ясно?

– Так точно!

– Смотри, Василий: от этой интеллигенции можно ожидать любых неприятностей.

– Понял.

– Если вдруг откопают какие-то сокровища и не захотят передавать их нашей родной советской власти – можешь действовать по собственному усмотрению, вплоть до применения табельного оружия.

– Есть!

– И зачем лепить из нас какую-то антисоветскую контру? – решил немного сгладить ситуацию Плечов. – Клянусь мамой, мы с вами заодно!

– А к викарию Колосовскому – без моей санкции – зачем пожаловали?

– Получить разъяснения по поводу рисунка, данные которого вы лично подвергли сомнению.

– Какого ещё рисунка?

– Ну, где «ц» и 40 м.

– И до чего вы договорились?

– Что, возможно, для любого русского офицера, каждый храм – церковь, а расстояние он и вовсе измерял не в метрах.

– При чём здесь русский офицер?

– О, это долгая история.

– Я никуда не спешу.

– Во время Отечественной войны 1812 года один из Радзивиллов – Доминик Иероним – собрал добровольцев из польской шляхты, чтобы принять участие в походе Наполеона.

– Ну и…

– А после поражения под Бородино был вынужден бежать вместе с ним из России.

– Через Несвиж?

– Ну да. А как же ещё? Оставлять своё имущество на разграбление орде он не собирался!

– Какой такой орде?

– Нашей. Русской. Или вы не знаете, что европейцы всегда считали нас нецивилизованными варварами?

– Знаю. Но можешь продолжать. Я весь внимание.

– Хорошо. Только не перебивайте меня больше…

– Ладно, считай, что мы договорились.

– 30 ноября 1812 года в Несвиж вошел преследующий неприятеля полк Карла Кнорринга из корпуса Сергея Алексеевича Тучкова. Местные евреи, сполна натерпевшиеся от чрезмерной жадности здешних правителей, поспешили донести им о несметных княжих богатствах, и Тучков с Кноррингом решили немедленно приступить к допросу доверенного лица Радзивиллов, не успевшего сбежать вместе со своими хозяевами – некоего пана Альберта Бургельского, – с одной-единственной целью: выведать, где находятся вожделенные сокровища. Вскоре тот не выдержал побоев и указал на заветное место.

– Да… Что ни говори, школа правильного допроса – великое дело! Можно сказать – искусство, мастерство, которое не пропьёшь.

– О чём вы, Лаврентий Фомич? – с плохо скрываемым презрением во взгляде покосился на него профессор, ставивший ненасилие во главу своего философского учения (о чём наркому конечно же ничего не было известно).

– Об умении выбивать нужные показания, – уточнил Цанава.

– А…

– Разрешите я продолжу? – не выдержал Плечов, боявшийся потерять нить разговора.

– Валяй!

– … Тучков по старой русской традиции попытался присвоить часть богатств, но об этих планах неожиданно пронюхал командующий Дунайской армией Павел Васильевич Чичагов. Он прижал командующего корпусом к стенке и потребовал немедленно вернуть всё, что прилипло к его рукам… После этого драгоценности описали, погрузили на подводы и отправили в разные стороны великой необъятной страны. В Харьков ушла коллекция монет и медалей (около 12 209 штук), в Москву – религиозная утварь, в Санкт-Петербург – картины, гобелены, посуда и прочее барахло. Однако большая часть сокровищ исчезла. Причём – бесследно, будто испарилась! То ли царские генералы, как это не раз уже бывало в нашей истории, успели прикарманить ненадолго оставшееся без присмотра добро, то ли оно просто потерялось в пути…

– А золотых апостолов случайно не постигла такая же судьба?

– Убеждён, что нет!

– Откуда такая уверенность?

– С тех пор кто-то запустил в обиход слух о том, что обделённый трофеями Карл Кнорринг зарыл их до лучших времён где-то на территории Несвижского дворца.

– Во как?

– То место он будто бы изобразил на рисунке и оставил его на хранение тогдашнему настоятелю костёла Наисвятейшего Божьего Тела, как ни странно, – весьма лояльному к русскому царю. Но привередливая судьба распорядилась совершенно иначе… 17 августа 1813 года в бою при Кульме[25]25
  Кульм – немецкое название городка в Богемии (ныне Чешская Республика). По-чешски – Хлумец. Неподалёку от этого населённого пункта войска русско-прусско-австрийской коалиции учинили разгром французскому корпусу генерала Вандама.


[Закрыть] полковник был тяжёло ранен, а спустя несколько лет и вовсе умер… Как утверждают шутники: окончательно и бесповоротно.

– Отставить чёрный юмор… Вы ничего не приврали?

– Нет конечно.

– Ну, раз так, товарищ младший лейтенант, оружие можете не применять, – милостиво позволил нарком.

– Есть не применять.

– Но следить за ними ты по-прежнему обязан в оба глаза.

– Понял.

– Ну а я присоединюсь к вам только в пятницу, если, конечно, раньше ничего сверхъестественного в Несвиже не случится.

– Будем надеяться, – тяжело вздохнул привыкший уже к разным неожиданностям профессор, поблескивая глазами – озорными и не утратившими блеска.

* * *

– Ну что скажете, Фёдор Алексеевич? – очутившись во владениях Ядвиги Мечиславовны, завязал серьёзный разговор Плечов.

– По поводу чего? – прикинулся непонимающим Фролушкин.

– А то ты сразу не догадался? Что означает твоя реплика «это меняет дело»?

– Пошевели мозгами сам… Если они есть, конечно.

– Сомневаетесь?

– Нет конечно. Пытаюсь встряхнуть твой разум, и заставить неглупую башку думать.

– Неужели тебе посчастливилось разгадать тайну буквы «м»?

– Смотри-ка – угадал! И голову при этом шибко напрягать не пришлось.

– Я жду объяснений.

– Хорошо… В тетради Пчоловского искомый знак больше напоминает две рядом стоящих буквы «л». Мне кажется, в той записке, которую он мне передал от Григория Викентьевича, их тоже умышленно слили воедино…

– С какой целью?

– Чтобы окончательно сбить нас с толку.

– А что может скрываться за этими двумя «л»?

– Литовский локоть. Знаешь такую меру длины?

– И как я сразу не догадался? Как не разрешил мгновенно столь элементарную задачку? Лох! О! Самый настоящий лох!

– Ничего страшного. И на старуху бывает проруха! Так ведь говорят в нашем народе?

– Литовский локоть, то есть шестьдесят два сантиметра, а Cлавка хотел превратить их в целый метр и таким образом донельзя усложнить нашу задачу, – продолжал бичевать себя Плечов.

– Какой ещё Славка? – ухватился за ниточку Фёдор Алексеевич.

– Да это я о себе, – засмущался Яра, понимая, что сболтнул лишнего, допустил непростительную оплошность.

– О себе? В третьем лице? Раньше ты до такого не опускался.

– Извини, батя, позже всё объясню.

– Надеюсь.

– Давай вернёмся к нашим баранам… Если принять во внимание, что на рисунке два «л», то речь по идее также может идти и о мифическом логойском[26]26
  Логойск – город в Беларуси на северо-запад от Минска, центр одноименного района.


[Закрыть] локте, не правда ли?

– Маловероятно. Многие учёные подвергают сомнению само существование такой меры длины, но даже если ею кто-то кое-где и пользовался, в любом случае разница между мифическим логойским и литовским локтем – невелика.

– Согласен. В принципе ею можно спокойно пренебречь. Однако поправку в несколько сантиметров всё же надо сделать – на всякий случай…

– Обязательно.

– А как поступим с «ц»?

– Завтра целый день проведём на территории замка, где отметим для себя все элементы дворцовой архитектуры, начинающиеся на эту букву.

– Правильное решение, товарищ профессор.

– Там по месту и определимся.

– Будем считать, что договорились…

В этот момент дверь скрипнула, и на пороге дома появился младший лейтенант Бурмистренко с шинельной скаткой в руке.

– Извините. Но я к вам.

– Добро пожаловать!

– Можете не обращать на меня ни малейшего внимания. Я где-нибудь на шинельке покемарю.

– Как тебя по батюшке?

– Кондратьевич. Но для вас просто Вася.

– А я – Слава. Тебе сколько лет?

– Двадцать шесть… Исполнится… Скоро… А вам?

– Двадцать восемь.

– Выходит, мы почти ровесники?

– Ну да. Два года – ничтожная, по сути, разница.

– Согласен.

– Поэтому и вести себя будем соответственно. Обращаясь друг к другу исключительно на «ты», без лишних понтов и всякой там служебной субординации.

– Не возражаю.

– Вот и славно. Спать будешь не на полу, а в кровати. Правда, придётся делить её со мной, но это так, издержки производства. Смотри, какая тут ширь, при необходимости в ней и десять чекистов разместить можно. Притом – легко и непринуждённо.

– Такой, как у меня, комплекции – точно! – добродушно улыбнулся лейтенант. – Вы чай пить будете?

– Говорили – балакали, сели и заплакали. Говори мне «ты». Только что ведь договорились!

– И что – будешь?

– А то как же?!

– У меня и сахарок есть. И варенье вишнёвое имеется, мамка готовила.

– Прекрасно… Пани Ядвига… Давайте кипяток, устроим внеплановые вечерние посиделки.

– З пшиемностью[27]27
  Дословно – с приятностью (польск.); по смыслу – с удовольствием.


[Закрыть]!

* * *

– Вы не думайте, я не зверь, не безмозглый кровожадный хищник, – похлёбывая горячий ароматный напиток, настоянный на луговых травах, собранных Ядвигой Мечиславовной ещё в конце прошлой весны, добродушно говорил младший лейтенант Бурмистренко. – И без надобности применять против вас оружие, как рекомендовал Лаврентий Фомич, не стану. Лишь в самом исключительном случае!

– Что ж… И на том спасибо! – язвительно поблагодарил молодого чекиста профессор Фролушкин.

– По большому счёту мне даже не ведомо, что вы здесь делаете. Говорят – ищете какой-то клад. Ну и шут с ним, с кладом. Искать ведь не возбраняется?

– Ой, хитришь ты, Васька – по глазам вижу…

– Нет, честно.

– Неужели за всё время своего пребывания в прекрасном городе Несвиже тебе не посчастливилось услышать хоть одну легенду, объясняющую наше поведение; увидеть хоть что-нибудь непонятное, сверхъестественное и труднообъяснимое?

– Но почему же? Видел… Слышал некоторые разговоры…

– Кого?

– Например, парней из нашего отдела.

– И о чём болтали твои коллеги?

– Они полагают, что вы ищете скульптуры двенадцати христианских апостолов – в полный рост… Вроде бы как даже из чистого золота наивысшей пробы… Это правда али выдумка?

– Чистейшая правда! – неожиданно опередила всех с ответом Ядвига Мечиславовна, ошарашивая одновременно и Василия, и обоих его «подопечных». – О существовании такой реликвии хорошо известно каждому жителю нашего городка.

– И вам тоже?

– Очевище[28]28
  Очевидно (польск.). Одно из наиболее употребляемых поляками слов, обозначающее безусловное согласие, одобрение и т.д.


[Закрыть].

– Ещё скажите, что вы видели её собственными глазами…

– Ну, этого утверждать не стану – в начале девятнадцатого века, когда согласно документам апостолов наблюдали воочию последний раз, я ещё не родилась… А вот кое-кого из Радзивиллов лицезрела лично.

– Не верю.

– Да как можешь ты, москальский прыщ, брать под сомнения слова благородной дамы? – мгновенно воспылала гневом пани Ядвига; при этом её тонкая шея и щёки покрылись бордовыми пятнами – совсем как у обиженной девицы.

– Простите, пани, но откуда вам известно о моём детском прозвище? – недоумённо выдавил младший лейтенант Бурмистренко.

– Каком?

– Ну, Прыщ…

– А ты на себя в зеркало посмотри!

– К тому же я родился на хуторе Москаль Горвальской волости Речицкого уезда Минской губернии.

– Вот это да! Попала – так попала. В самое яблочко. Не в бровь, а в глаз, как говорят наши русские братья! Значит, ты, Василий, самый что ни на есть бяларусский хлоп?

– Ну да…

– Так и веди себя соответственно. Как у нас говорят – будь чемным, пся крев[29]29
  Чемный – послушный, воспитанный (польск.). Старинное польское ругательство. Намёк на неаристократическое происхождение. Дословно – пёсья (собачья) кровь.


[Закрыть]! Как и подобает христианину. Надеюсь, ты крещён?

– Не знаю. Не интересовался.

– А ты поинтересуйся, расспроси своих беспутных родителей.

– Сирота я наполовину. Мать при родах умерла. А отец – пьёт.

– Извини.

– Ничего, мы привыкшие…

– Итак… В далёком 1905 году ещё до вашей пролетарской революции…

– Постойте, почему только нашей?

– И как только научить ваше красное племя никогда не перебивать старших, а? – окончательно вышла из себя чопорная старушка.

– Виноват… Больше не буду!

– Я таких невоспитанных типов никогда ещё не встречала. Не делают их в Польше – и всё тут!

– Виноват. Исправлюсь.

– В общем, как представитель городской общественности, я присутствовала на вскрытии некоторых родовых усыпальниц… Именно тогда полуистлевшие старые гробы поместили в новые, предварительно перевязав каждый из них металлической проволокой и снабдив свинцовой пломбой с оттиском радзивилловского герба.

– Вот это да! Выходит, что вы – самый что ни на есть живой свидетель тех буреломных событий?! – неподдельно разволновался молодой чекист. – А мы весь город поставили на уши! Никто… Ничего…

– Будешь получать медаль – не забудь позвать меня на обмывание.

– Непременно, дорогая… Яд…

– Пани Ядвига!

– Позову обязательно, дорогая пани…

– Только не помышляй отделаться вонючей москальской водкой. Коньяк. Французский. Иного с недавних пор не пью!

– Да где ж я его возьму?

– Обратись за помощью к пану профессору – он обязательно посодействует.

* * *

На пятый день своего пребывания в старинном городе Несвиже великий философ Фролушкин и его последователь Плечов соизволили наконец-то вспомнить о былой приверженности здоровому образу жизни.

Как только рассвело, Фёдор Алексеевич устроил обливание ледяной водой из колодца, находящегося во дворе дома Ядвиги Мечиславовны. При этом он стонал так громко, что быстро поднял на ноги всех остальных её постояльцев.

Первым на улицу выбежал Яра и тут же выплеснул себе на голову целое ведро бодрящей влаги.

За ним незамедлительно последовал никого и ничего не упускавший младший лейтенант Бурмистренко.

А вот Павлик (даром, что не сполна ума!) только показал нос из-за двери и тут же засунул его обратно.

Но когда, спустя несколько секунд, вся компания трусцой отправилась в сторону дворцового комплекса, и он не выдержал – помчал вдогонку, часто подпрыгивая и что-то выкрикивая на своём малопонятном языке.

Кроме явной – укрепление здоровья – сия пробежка имела ещё и тайную задачу – обследовать окрестности замка с целью обнаружения объектов, названия которых начинаются на русскую букву «ц», но об этом знали лишь посвящённые, то есть сами зачинщики акции.

Ярослав толкнул незапертые ворота, и первым очутился на территории дворца.

Что ворота по-польски «брама» он конечно же знал, а вот как по-белорусски? На возникший вопрос незамедлительно дал ответ Василий Кондратьевич:

– Почти так же, как и по-русски – вароты.

После чего взялся за перевод слова «дворец». Шибко напрягать мозги при этом тоже не пришлось: и так и этак – палац.

Аналогичный результат получился с замком. По-польски – замэк, по-белорусски – замак.

Как не крути! Как не верти!

И кто теперь скажет, что наши языки не имеют никакого родства, а народы – общих, братских корней?

Но, сколько друзья ни старались, никаких серьёзных зацепок в деле обнаружения места захоронения золотых апостолов, они так и не нашли. И собрались немного передохнуть под сенью желтеющей берёзы на берегу пруда в дальнем углу княжеской резиденции.

В тот самый момент взгляд Ярослава упал на одинокую могильную плиту, поросшую мхом и выцветшей травой.

– Что это?

– Когда-то здесь находилось небольшое кладбище, на котором хоронили прислугу Радзивиллов, – компетентно пояснил Фёдор Алексеевич.

– Стоп! Клад-би-ще! – радостно воскликнул Яра. – По-польски – цментаж!

– И, кстати, именно в этом месте когда-то стояла небольшая часовенка, но её снесли незадолго до начала Первой мировой, – недолго покопавшись в своей феноменальной памяти, выдал Фролушкин.

– То есть всё сходится, отец?

– Похоже…

– За лопаты, друзья мои!

– Не будь горячим, как жидовский борщ. Подними голову… Сейчас хлынет так, что мало не покажется!

– Ну и что?

– Ничего. Просто земляные работы придётся отложить на неопределённое время. Или тебе нравится копаться в земле под проливным дождём?

Словно подтверждая слова профессора, с неба, заволоченного низкими хмурыми тучами, на землю упали первые холодные капли… За ними по куполам и шпилям соседних культовых сооружений звонко ударил крупный град.

Легко одетые кладоискатели, словно по команде свыше, бросились врассыпную. Чтобы вскоре собраться под навесом одного из соседних подсобных помещений.

– Похоже, это надолго, – грустно предположил Василий, наблюдая за тем, как мириады дождинок и крупных градинок с небывалой мощностью бомбят ещё недавно идеально гладкую поверхность пруда – да так, что, в считанные мгновения его уровень поднялся на несколько десятков сантиметров. А то и больше!

– Ничего. Главное, что мы уже у цели, – бодро заверил Фролушкин. – Сорок на шестьдесят – это двадцать четыре метра на юго-запад – и сокровища наши!

– Не ваши – народные, – молниеносно внёс поправочку младший лейтенант Бурмистренко. – К слову, я сегодня же распоряжусь установить в этом месте круглосуточный пост НКВД. Кабы чего не вышло!

– А что? В принципе лишняя осмотрительность не помешает, – здраво рассудил Ярослав, вспоминая козни Пчелова – в том, что им противостоит его бывший сослуживец, он уже ни на миг не сомневался.

Вскоре дождь немного стих. Чтобы через несколько мгновений припустить с новой силой – пуще прежнего.

Но и этого небольшого времени вполне хватило, чтобы наши герои перебрались в чрево костёла Наисвятейшего Божьего Тела.

Василия среди них не было – он умчался в местное отделение НКВД, дабы отдать, как и обещал, указание об учреждении «поста № 1».

* * *

На обед Ядвига Мечиславовна предложила щавелёвый суп и жаренный на сале картофель с невероятно вкусными «кручениками», приготовленными из телятины и посыпанными твёрдым сыром домашнего производства, пропущенным через самодельную тёрку.