Текст книги "Эльфовладелец"

11

На меня надели наручники и усадили в фургон. Разумеется, никто не пришел мне на помощь. Да я бы и не хотел – ничем хорошим это бы не кончилось.

Вооруженные полицейские расселись со всех сторон, будто я мог сбежать из этой крепости на колесах. Дубовые доски, оббитые железными полосами, решетки толщиной в палец…

Ну вот и все, допрыгались. Меня замели в чужом мире по крайне неприятной статье. И нет никакой возможности позвонить родителям, чтобы они наняли адвоката или занесли взятку судье. Нельзя написать плаксивый пост в соцсети о притеснении инакомыслящих и поднять волну негодования.

И что теперь делать? Я начал вспоминать тюремные понятия, дабы не загреметь под шконарь в первый же день. Есть два стула… Кента за член укусила кобра… Куда поезд направишь – на мать или на кентов?

От волнения и глупых мыслей затылок вновь пронзило болью. Причем в разы большей, чем доводилось испытывать ранее. Я захрипел и согнулся, тщетно жмурясь от ярких разноцветных кругов перед глазами.

Полицейские грубо схватили меня за плечи и прижали к борту фургона. Хорошо хоть не побили, с них станется.

– Что там у вас? – донесся с козел грубый голос.

– Заключенный симулирует, господин сыщик.

– А ну аккуратнее с ним! У него мозговая хворь!

Стражи закона вмиг отсели подальше, будто оная хворь передавалась по воздуху.

Фургон медленно трясся по ухабам, и каждый прыжок жгучей иглой отдавался в затылке. Когда подъехали в городу, я уже слабо соображал, что вообще происходит.

Меня вытащили под яркие солнечные лучи. Я отвернулся и зашипел, будто вампир. Глаза слезились, в них словно песка насыпали.

Здание, где я оказался, было явно не тюрьмой. Чистенькие коридоры с коричневыми стенами, зеленые, изрядно истоптанные ковры на паркете. На стенах то и дело попадались стенды с какими-то документами, но ворочать головой и читать их не было никаких сил.

Меня волокли мимо дверей с табличками. Усилившийся слух ловил доносящиеся изнутри голоса и шелест бумаги. Наконец я очутился в кабинете с большим окном. Перед ним – длинный стол, по бокам высокие шкафы с документами.

На столе папки с бумагами и чернильницы. В глубоком кожаном кресле восседает человек в красной мантии. Наружность у незнакомца неприятная, крысиная. Сморщенное личико с острым крючковатым носом, едва заметные бледные губы, толстые круглые очки. На голове – глубокие залысины, плохо скрытые дурацкой черной челкой, похожей на связку липких сосулек.

Человек посмотрел на меня, хмыкнул и достал из горы бумаг какую-то папку. Послюнявил тонкий пожелтевший от курения палец и пролистнул несколько страниц.

– Тайр Джен Авелин, – с укоризной сказал незнакомец. Голос у него оказался довольно неплохой. Низкий, мягкий и баюкающий. Совсем не под стать мерзкой физиономии.

– Да…, – выдохнул я, покачиваясь на стуле из стороны в сторону.

– Моя фамилия Криз. Я судья. А вы находитесь в суде. Понимаете?

Я неопределенно мотнул головой.

– Вот и хорошо. Вас подозревают в государственной измене. В виду чрезвычайной важности дела, первое заседание начнется очень скоро. Где-то через месяц.

Я застонал и откинулся на спинку. Стоящий сзади полицейский поддержал меня, иначе бы шлепнулся на пол вместе со стулом.

– Вас доставили сюда для избрания меры пресечения. Суда вы будете дожидаться в блоке предварительного заключения. Господин Авелин, вы с нами? Как-то вы странно выглядите.

– Я болен… Мозговая хворь…

– Да? Ну тогда нет смысла звать врача, она все равно не лечится. Продолжим.

– Мне нужен адвокат, – еле ворочая языком, пробубнил я. Головная боль сменилась столь сильным головокружением, что я ощущал себя как после литра водки в одно рыло.

– Не волнуйтесь, адвоката вам предоставят.

– А можно изменить меру пресечения? На домашний арест, например.

– К сожалению, никак нельзя. Дело, понимаете ли, не абы какое. Но, скажем так, за небольшое пожертвование в фонд ветеранов юридической службы вас посадят к политическим. Поверьте, там гораздо веселее, чем среди городского отребья.

– Сколько?

Судья показал мне пятерню. Я кивнул.

– Как только мне принесут чековую книжку.

– Ах, не беспокойтесь. Она уже у нас.

Полицейский положил на стол блокнот с отрывными бланками. И где он умудрился его достать? Ну конечно – обыск!

Я выписал чек на пятьсот золотых. Криз предоставил мне какие-то бумаги, но так как подписи не требовалось, я не стал их читать. Не до того было. Скорее всего постановление об аресте. Сейчас главное встретиться с адвокатом…

Из суда меня перевезли в местный аналог СИЗО. Здание находилось совсем рядом и мало чем отличалось от других городских зданий. Высокий, в рост человека, каменный фундамент, обшитые побеленными досками стены, красная черепица. Только вместо окон были длинные и очень узкие бойницы, куда и руку-то вряд ли просунешь.

В голове метались мысли: одна паршивее другой. Ладно, допустим, политические зэки под шконку не бросят. А если на допросах пытать будут? В нашем мире это дело тоже распространено повсеместно, но все же более гуманно. Как бы странно это не звучало. А если мне зубы рвать будут ржавыми клещами или пальцы отрезать?

От таких дум стало только хуже. Хорошо хоть конвоиры, предупрежденные о мозговой хвори, практически несли меня на руках. А то бы точно свалился от бессилья и жуткой боли.

Когда меня тащили в дверь, успел прочитать выбитую на табличке надпись: «БПЗ». Хорошо хоть судья не обманул. Взяточник – но честный. Ярчайший пример двоемыслия и взаимоисключающих параграфов.

Внутри блок напоминал бункер времен Второй мировой. Стены из похожего на бетон серого материала. Практически сразу от входа тянется коридор с рядами камер. Вместо дверей – толстенные железные листы с поворотными запорными механизмами. Как на кораблях и подводных лодках.

Полицейские передали меня охранникам и удалились. У этих форма была черной, с белым поясом, перчатками и ремнем через грудь. Несмотря на хмурые морды и тяжелые дубинки, вертухаи обращались со мной довольно бережно. Да и я не выпендривался, делая то, что мне скажут.

Перед «заездом» меня обыскали, но не нашли ничего интересного, кроме мелочи. Серебряные монетки из казино тут же разошлись по карманам надзирателей. Мы прошли по длинному, ярко освещенному утренним солнцем коридору и остановились у последней камеры.

Пока один охранник ворочал колесом, другой снимал наручники. Никаких вещей вроде спальных принадлежностей или средств гигиены мне не дали.

В камере сидел всего один заключенный. Оно и понятно – с таким-то размером. Да у меня ванная комната куда больше, чем эта узкая каморка с низким потолком.

Сиделец выглядел молодо – мой ровесник, вряд ли старше. Слегка смуглая кожа и кучерявые черные волосы, карие глаза и орлиный нос. Будь я на Земле, счел бы парня испанцем. Еще у него были пышные бакенбарды. Раз нет бороды до колена – значит сокамерник или заехал недавно, или здесь все же как-то можно побриться.

Из одежды на зэке была линялая пожелтевшая сорочка и брюки с клешем.

При моем появлении парень встал, протянул руку и радостно произнес:

– Здравствуй!

– Я возьму пики точеные и срублю ими!… – с ходу затараторил я. Лишь потом понял, какую фигню сморозил. – Прости, я немного болен.

Мы обменялись рукопожатием. У соседа было довольно приятное и очень умное лицо. Видно, что не какой-то урка из подворотни. Такое лицо сразу располагает к себе.

– Ты где спать будешь? Мне все равно.

На стене висели нары. Две доски на цепях, каждая шириной в полметра, не больше. Причем верхнюю приколотили так высоко, что можно нос о потолок почесать. Никаких покрывал и подушек – только голая древесина. Хорошо хоть зашкуренная, без заноз. В углу ржавое железное ведро с водой. Вот и весь интерьер.

От одной стены до другой, кстати, можно запросто шагнуть. Вот такая вот теснота.

– Тогда я внизу…

– Лады! Только я посижу пока с тобой, а ночью перелезу. Не охота весь день как в гробу лежать.

Кряхтя и сопя, я присел на нары. Привалился спиной и затылком к холодной стене. Боль малость унялась.

– Меня Асп зовут. А тебя?

– Джен.

– И за что посадили?

– Подозрение в измене.

– Ого! – в карих глазах парня вспыхнули огоньки искреннего восхищения. – Готовил переворот? Хотел убить короля?

– Нет. Я… хорошо отношусь к эльфам.

– А, так ты кэриан! – Асп хлопнул себя по коленям.

– Что? Нет, я Авелин.

– Ты не понял. Кэрианами или кэрианцами называют сторонников адвоката Абеля. Неужели ни разу не слышал о нем? Он самый ярый противник рабства и выступает за скорейшее освобождение лесного народа!

– Тогда ясно. Да, я один из них. И об Абеле слышал. В газетах читал.

– Здорово. Не думал, что в нашем Округе найдутся кэриане. Большинство местных землевладельцев – консерваторы до мозга костей. А в газетах одно вранье пишут. Если уж и читаешь – что представляй все наоборот.

Я кивнул. Парнишка прям с языка снял.

– А сам за что сидишь?

Асп махнул рукой.

– Да так, ерунда. Писал про короля обличительные стихи. Уже три месяца тут, а суд только через год будет. Кстати, в соседней камере сидел профессор, который считал захват Златолиста нарушением международных правовых норм.

– Сидел? Уже выпустили? И сколько отмотал?

– Две недели.

– Так мало?

– Ага. Потом его повесили. Сейчас там гномы обживаются. Сели за свой народный танец на городской площади. Тут таких много. Это же политический блок. Любое выступление против короля и рабовладельческого строя – и ты здесь.

– Выходит, меня тоже повесят?

– За доброе отношение к рабам вряд ли. Но если нароют сверх этого – привет, эшафот!

Я насторожился. Асп заметил мой напряженный взгляд и пояснил:

– Если в твоем доме найдут кэрианскую литературу или символику, то… Надеюсь, у тебя нет ничего такого. Ты очень крутой парень. Не хотелось бы, чтобы и тебя повесили.

– Почему я крутой?

– Ты любишь эльфов и не побоялся открыто заявить об этом. Раз уж тебя замели, выходит, что так. Хотя, возможно ты просто сошел с ума, – Асп приложил руку к груди и виновато добавил: – Уж извини. Я просто человек открытый и прямой. Хочешь стих послушать про короля?

– Давай.

Хоть повеселюсь немного. По крайней мере, еще месяц казнь мне не грозит. Так что не стоит начинать заранее напрягаться и кипешить.

Асп начал хлопать в ладони и читать в такт. Такая манера очень сильно напоминала наш земной рэпчик:

– Гинтер думает, он бог. А на деле тряпка. Сам идет на поводу у своих порядков. Сам на троне он сидит, издает законы. А на деле просто кукла, что с рукою в жопе. Правят балом тайр и дард, правит бал бион. Королю сидеть труднее – припекает трон. Скоро Гинтера как хонто кинут из дворца. И отведает он быстро эльфийского конца.

Я рассмеялся. Стишок, на самом деле, так себе. А концовка и вовсе паршивая. Но накопившийся стресс требовал немедленного выхода через смех.

– Ну ты даешь, – утирая слезы, сказал я. – Удивительно, что тебя не повесили за такое.

– Может и повесят, – Асп вздохнул и поник плечами. – Но я верю, что до суда все изменится. Придет другой король и отменит рабство и дурацкие законы. Как в Герадии.

– Было бы неплохо. А Гинтера правда подсиживают?

– Конечно. Он же старый уже совсем. Сто пятьдесят лет – это вам не шутки. Его постоянно подпитывают магией лучшие лекари Асталии, но бессмертным все равно не сделают. Ходят слухи, королю не больше года осталось. Надеюсь, так и случится. Правда, его старший сынок – та еще гнида.

Со стороны двери раздался противный скрежет. Это открылся небольшой лючок, куда просунули железные миски.

– О, время обеда! – обрадовался Асп и принес баланду.

Я поковырял ложкой мелко нарезанные тушеные овощи. Нашел на дне дохлого таракана, но ни кусочка мяса. Пахло рагу подгнившей капустой, на вкус пробовать не решился. Уж лучше питаться пока собственными запасами – вон их сколько. А там может получиться дать взятку вертухаям и договориться о передачах из дома. Каша Тахина всяко лучше этого дерьма.

Асп же уплетал снедь за обе мохнатые щеки.

– Будешь доедать? – с надеждой спросил он, глядя в мою миску.

Я отдал баланду без всякого сожаления.

– Ничего, скоро привыкнешь, – сказал сосед, принимаясь за вторую порцию. – Первые день-два будешь нос воротить, а потом и крысиные хвосты покажутся деликатесом.

Окошко не спешило закрываться. Вычистив все до последнего кусочка, Асп отнес посуду обратно. Сквозь железный грохот послышался строгий голос конвоира:

– Авелин – на допрос.

Внутри все оборвалось. Знаете то мерзкое чувство, когда в первый раз сидишь в очереди к зубному? Или собираешься сдавать экзамен? Или когда вызывают в морг на опознание, и ты идешь и думаешь – твоя ли пропавшая жена в морозильнике или просто похожая женщина?

Так вот это все вместе – вообще ничто по сравнению с тем, что испытывал я. Пока охранники открывали дверь, тихо спросил у Аспа:

– Пытать будут?

Тот покачал кучерявой головой и почему-то посмотрел на свои пальцы.

– Если будешь сотрудничать – то нет.

– А сотрудничать – это как?

– Во даешь. Первый раз в тюрячке, что ли? Сотрудничать – это соглашаться со всем, что скажут и подписывать все, что дают.

Я сглотнул и вышел в коридор.

На меня надели наручники и отвели в соседнее крыло. Здесь находились кабинеты следователей. За тяжелыми дощатые дверями с табличками в серой бетонной стене. Никаких украшений, никакого уюта – то же, что у заключенных, только двери другие.

Судя по надписи на табличке, моего сыщика звали Ш. Хэнс. Конвоиры завели меня внутрь, усадили на табурет и стали за спиной почетным караулом. Да уж, ну и убранство здесь. Вместо окон снова бойницы, только две, а не одна.

Посреди комнатушки старый стол, похожий на школьную парту. В углу железный ящик с замком, вдоль стен пресловутые стеллажи с документами. За столом сидит пожилой мужчина в темно-коричневом костюме-тройке. Узловатые от артрита пальцы листают мое дело. Морщинистое лицо с небольшим прямым носом не выражает никаких эмоций. Пронзительные голубые глаза бегают по строчкам, не обращая на подозреваемого никакого внимания. Острый подбородок с ямочкой едва заметно подрагивает, будто следователь читает не размыкая губ. Высокий лоб то наморщивается, то разглаживается, двигая короткие серо-рыжие волосы. Хэнс напоминал школьного учителя, но никак не грозного слугу закона.

Я немного расслабился. Следователь выглядел довольно старым для допроса с пристрастием. Хотя, ничто не мешает приказать сделать грязную работу вертухаям. Вон стоят, здоровые как шкафы. Я начал разглядывать кабинет в поисках пыточных устройств, но ничего такого не заметил. Наверное, все спрятано в том сейфе.

Хэнс взял чистый листок и обмакнул перьевую ручку в чернила.

– Представьтесь, – голос у сыщика был сухим и скрипучим, как и он сам.

– Джен Авелин, – пробормотал я.

– Число, месяц, год рождения.

Ну все, конец мне. Почем я знаю?! Но этих ребят такой ответ наверняка не устроит.

– Н-не помню…

Сыщик посмотрел на меня исподлобья и полистал папку с делом. Нашел какой-то документ и удовлетворенно хмыкнул.

– Судя по справке из госпиталя, у вас мозговая хворь в терминальной стадии. Давно начались провалы в памяти?

– Три-четыре дня назад.

– Скажите, господин Авелин, вам знаком человек по имени Абель Кэриан.

Я кивнул:

– Знаком, но не лично. Читал о нем в газете.

– Вы разделяете убеждение этого человека? – голубые глаза впились прямо в меня.

Под таким взглядом фиг соврешь, сразу почует. Но ведь можно и сказать правду, только несколько иную…

– Журналисты называют его сторонником эльфов, но чего он добивается и какими методами – не знаю.

Хэнс обновил чернила и продолжил писать протокол.

– Каково ваше мнение о Его Высочестве Гинтере Пятом.

А хрен его знает. Почитать законы так и не успел. Возможно, король на самом деле та еще мразь. Мало ли чем он отметился кроме порабощения эльфов. Может насаживал людей на колья потехи ради. Или убивал младенцев. Незнание в данном случае позволило ответить честно:

– Ничего против короля не имею.

Перо противно скрипнуло по бумаге.

– Хорошо. Как вы относитесь к рабам?

– Заставляю их работать. А что еще делать с рабами?

– Вы наказываете их?

В памяти всплыл эпизод с Триэль.

– Да, разумеется. Иногда гораздо жестче, чем они заслуживают.

Хэнс впервые улыбнулся. Что-то в моих словах показалось ему забавным.

– Многие считают, что предела жесткости для рабов не существует.

– Уверен, так считают богачи. Они могут покупать рабов десятками и делать с ними все, что захотят. Я бедный плантатор и не могу позволить такую роскошь.

– Что верно – то верно. Я смотрел выписку вашего банковского счета. Да еще и хонто урожай попортила. В такой ситуации каждого эльфа будешь ценить и беречь.

Мне не понравился тон, с которым сыщик произнес последнее предложение. Слышалась явная издевка и тонкий намек на мое отношение к невольникам. Но развивать эту тему Хэнс не стал. По крайней мере, на первом допросе.

– Господин Авелин, – старик отложил ручку и потер переносицу. – Не для протокола. Вы бы убили эльфа безо всякой нужды?

– Нет, – выпалил я, но тут же выкрутился. – А вы бы порвали свой пиджак безо всякой нужды? Спалили бы дом?

Хэнс улыбнулся и покачал головой.

– На сегодня, пожалуй, хватит.

– А когда я встречусь с адвокатом?

– Скоро. Думаю, на неделе. Подпишите вот это.

Я пробежал глазами протокол. Беседа передана слово в слово, почему бы не подписать?

– А можно вопрос?

– Пожалуйста, – сыщик откинулся на спинку и сцепил пальцы на животе.

– На каком основании меня подозревают?

– На вас поступили многочисленные жалобы от местных землевладельцев. Утверждают, что вы забыли присягу и поддались влиянию кэриан.

– Понятно. Вопросов больше не имею.

– Это правда? Что вы забыли присягу?

Я пожал плечами.

– Всякое может быть. У меня же мозговая хворь.

Остаток дня тянулся медленно, проклятое солнце никак не хотело уступать место ночи. Нас покормили еще раз – в два раза меньшими порциями, зато с терпким травяным настоем в железных кружках.

Потом я слушал стихи Аспа. Не политические, а обычные. Очень даже ничего – красивые и звучные, с необычной структурой и рифмами. Правда в них было такое количество аллегорий, отсылок и незнакомых слов, что я мало понимал суть. Но Асп декламировал очень живо, так что скучать не пришлось.

В перерывах (или просто по моей просьбе) мы разговаривали на отвлеченные темы. Я узнал, что в блоке не практикуются прогулки заключенных. От камеры до кабинета следователя – вот и вся работа ногами. В остальное время сидишь как сыч в бетонном мешке и карябаешь засечки на стенах.

Свиданья здесь только с адвокатом. Передачи с воли строжайше запрещены. Давать взятку бесполезно, политических держат в ежовых рукавицах по личному распоряжению короля. Иногда для профилактики заболеваний устраивают разгрузочные дни. Считают, что голод – лучшее лекарство.

Мыться и бриться тут негде. Асп на самом деле заехал недавно и не успел зарасти. В общем, тот еще курорт.

Вечером сосед взобрался на верхнюю нару и почти сразу захрапел. Мне же сон не шел совершенно. Слишком сильные дневные переживания. Слишком неясные перспективы в дальнейшем. Слишком жесткая долбанная постель.

Прошло несколько часов. Желтая луна заглянула в амбразуру и пустила неверный свет до двери. Я лежал, сцепив пальцы на затылке, и разглядывал лунную дорожку. Постепенно усталость начала брать верх, глаза слипались.

Как вдруг свет дернулся и исчез наполовину. На пол с тихим стуком упал камешек. Я вскочил и осторожно заглянул в прорезь.

– Так и знала, что ты не заснешь в первую ночь.

– Кирра?

Лицо девушки было вымазано грязью, только глаза поблескивали. Эльфийка висела вниз головой как летучая мышь.

– Как ты попала сюда?

– Ты забыл? Я же диверсант. Тебе тут передали кое-чего…

Гостья достала из-за пояса пузырек с мятным зельем.

– Два глотка – и отдавай. Тарсиэль вызнал, что сюда нельзя ничего передавать. Если найдут пузырек – будут проблемы у всех нас. Не переживай, я буду навещать тебя по мере возможностей. На вот.

В мои ладони упал мешочек с печеньем, сыром и поломанной на кусочки плиткой горького шоколада. Или чего-то, очень на него похожего. Я схарчил все за считанные секунды и выбросил крошки в окно.

– Прости, но приносить гостинцы каждый день не получится. Будет странным, если ты вдруг начнешь толстеть.

Я кивнул.

– Сделать тебе еще что-нибудь? – игриво спросила Кирра. – Могу спуститься пониже…

– Как-нибудь потом, – настроения совсем не было, если честно. – Как дела на ферме?

– Повсюду полицейские, перерыли все вверх дном. Ищут доказательства твоих страшных преступлений. Иногда я переодеваюсь служанкой и наблюдаю за ними вблизи. Но чаще всего хоронюсь среди могил в костюме куста.

– А с эльфами что?

– Да ничего. Впали в отчаяние и уныние. Ромэль дает им работу, но дух у всех ниже половиц. После твоего ареста невольников допрашивал сыщик, но тебя никто не сдал. – Как допрашивал? – с волнением выпалил я.

Кирра фыркнула:

– Без пристрастия. Рабы охотно рассказывают, какой ты извращенец и садист. Пока им верят. Как дальше будет – без понятия.

С улицы донеслись шаги.

– Так, мне пора, патруль возвращается. В общем, мы тебя ждем. Удачи на суде.

Эльфийка поцеловала палец, просунула руку в амбразуру и коснулась моих губ. После чего растворилась в ночи.