Текст книги "Пишу иск лючительно по памяти… Командиры Красной Армии о катастрофе первых дней Великой Отечественной войны. Том 1"

Указанные им четыре человека, стоящие поодаль от кювета дороги, были в форме военнослужащих.

Подойдя к ним я спросил, кто Вы такие?

Один из них представился начальником артиллерии корпуса, второй работником штаба, третий нач. хим[116]116
  Начальником химической службы 41-го стрелкового корпуса был полковник Сергиевский В.А.


[Закрыть] и четвертый оказался корпусным инженером ГОЛОВЛЕВЫМ.

Они объяснили, что немцы захватили Остров, где КОСОБУЦКИИ со своим штабом, сказать не могли, т. к. оторвались в момент отхода.

ГОЛОВЛЕВ доложил, что мост оказался невзорванным, т. к. когда можно было взорвать, командир корпуса КОСОБУЦКИЙ не разрешил, а когда немцы вплотную подошли к мосту, он приказал произвести взрыв, однако выполнить это саперы не смогли и только зря понесли потери.

Приказав всем им не стоять без дела у дороги, а немедленно отправиться и розыскать свой штаб, я сам решил пробиться к горящему городу в надежде выяснить, где штаб корпуса, и реальную обстановку.

Проехав еще километра два, мы увидели выскочившую из-за крайних домов машину, мчавшуюся навстречу.

Остановив свою, мы с ЯСТРЕБОВЫМ вышли вперед. Из кабины приближающейся машины на меня направился наган и послышалась матерная брань… уходи с дороги!

Резко затормозив, шофер сдержал все же свою машину, чуть не сбив меня радиатором.

Из кузова машины послышался мат и стоны раненых. Подойдя к кабине, я приказал лейтенанту, целившемуся в меня из нагана, выйти и доложить кто он и почему так ведет себя.

Растерявшийся лейтенант с выбывшимися из-под фуражки и прилипшими ко лбу волосами начал извиняться.

Себя он назвал командиром саперного взвода полка, оставленного для минирования выходов из города. Полк его отошел, и в городе, по его словам, кроме его взвода, никого не оставалось.

Сейчас там полно немцев, от которых они еле удрали, половина его взвода оказалась ранеными, а часть убито.

Отпустив эту машину, стали решать, что же дальше предпринять.

На троих на нас имелся у ЯСТРЕБОВА один карабин, да кроме того в машине у меня лежала одна граната.

Двигаться дальше к городу смысла не имело. Свернуть вправо и ехать вслед за отошедшими у нас на виду отдельными группками было просто невозможно. В наступающих сумерках загорелось зарево пожарищ. Стихла стрельба, и все вокруг как-то быстро опустело.

Ни бегущих, ни раненых, никого с сумерками, все куда-то поукрывались или успели уже далеко уйти.

Поехали в Псков, решил я, ночью немцы из Острова не выйдут, и нам, возможно, удастся что-нибудь предпринять.

Подъезжая к небольшому деревянному мостику, разукрашенному, видимо в целях маскировки, кустами дерев, мы были остановлены довольно дряхлым стариком, вооруженным охотничьей берданкой.

Стой, кто такие? Спрашивал он. Свои, отец, отвечали мы, а ты-то кто такой? Кто такие свои, давай документ, настаивал старик.

«А мы есть истребители, мы те не трусы, мы не побегем, продолжал он».

Из-под моста с направленной на нас винтовкой выглядывал второй, более здоровый, рыжебородый дядька.

Поговорив с ними и дав на прощанье по пачке папирос, мы поехали дальше.

«Мы истребители, мы те не трусы и не побегем» крепко сидели в мыслях слова старика.

Обида за свое бессилие грызла до боли сердце. Сознание какой-то доли своей вины в том, что из-за нераспорядительности и ералаша все бежит, бросая города и села, бросая своих русских людей, обрекая их на муки и страдания, нещадно угнетало.

Говорить не хотелось, ехали молча, подавленные этим «мы те не трусы».

Прибыв в Псков, мы долго не могли никого найти и лишь поднявшись на третий этаж здания, занимаемого оперативной группой, я обнаружил там генерал-лейтенанта САФРОНОВА.

О захвате немцами Острова он уже знал, а вот где искать штаб, сказать не мог, то ли в Старой Руссе, то ли в Новгороде.

Давай поезжай, где нибудь найдешь! сказал он мне на прощанье.

Из Пскова поехали на Порхов, где по имеющимся у меня сведениям должен быть генерал ШЕСТАКОВ с отделом оборонительного строительства.

Утомленный ночной поездкой, я задремал, сидя в машине.

Вдруг я ощутил сильные толчки и, открыв глаза, увидал, что машина идет через кювет в сторону от дороги.

Мысленно решив, что шофер тоже задремал, я крикнул «Смотри, смотри, куда ты правишь?»

Но тот, не изменяя направления, ответил мне – немцы бомбят.

Я обернулся в сторону оставленной дороги, на которой суетились ребятишки в форме фабзауча, скот, повозки, и стояли автомашины.

Снизившись над дорогой, летели немецкие самолеты и вели пулеметный огонь. Несколько дальше взвивались столбы земли и дыма от взрыва бомб.

Сделав несколько залетов, самолеты ушли, и мы снова выбрались на дорогу. Разбитые машины и повозки, трупы коров и свиней валялись на дороге, обочинах и в кюветах. Ребятишки фабзаучники, перепуганные бомбежкой, собрались в группы и снова продолжали движение.

Некоторых из них, преимущественно раненых, забирали в машины, усаживали на лафеты пушек и скорее увозили от места бомбежки.

Тучные свиньи, непривычные длительно передвигаться на своих коротких ножках, тяжело дыша, ложились в кюветах, чуть не доводя до слез своих колхозных погонщиков.

В Порхове от генерала ШЕСТАКОВА я узнал, что штаб проследовал в Новгород, куда, не задерживаясь, выехал и я.

Переправившись через р. Шелонь у поселка Мшага, я оставил здесь для наводки переправы отходящим войскам подполковника КОМАРОВА, приказав ему из имеющихся барж навести мост в целях недопущения внезапного захвата его немцами часть барж заминировать.

По прибытии в Новгород я получил письменное приказание, подписанное генералом ЗОТОВЫМ и назначенным комиссаром инженерного управления КИЛ ИНЫМ, с оперативной группой из пяти человек и одной машиной взрывчатки отправиться в район Шимска для оказания помощи войскам в организации обороны по р. Шелонь, а также проведению минирований объектов с применением приборов техники особой секретности. /ТОС/

Через два дня я прибыл в Шимск и сразу вместе с ЯСТРЕБОВЫМ, отправился к КОМАРОВУ.

К этому времени к поселку Мшага подошли немецкие мотоциклисты и начали обстреливать поселок и мост. Одновременно с мотоциклистами налетела немецкая авиация и, в свою очередь, стала бомбить наведенный на баржах мост.

Располагавшиеся в поселке артиллеристы побросали боеприпасы и по мосту отошли за реку.

Не взирая на бомбежку, саперы начали на себе перетаскивать на свой берег ящики с боеприпасами.

В это время одна зажигательная бомба попала в баржу, заполненную горючими материалами, среди которых был помещен заряд взрывчатки.

Не имея ведер, саперы касками стали таскать и набрасывать песок на образовавшийся очаг пожара.

Благодаря принятым мерам пожар был ликвидирован, однако, чтобы не допустить захвата моста, баржи пришлось развести и организовать паромную переправу.

Выскочив к берегу, немецкие мотоциклисты постреляли из-за укрытий и удалились.

На следующий день я с подрывниками и приборами ТОС выехал в Сольцы на станцию Дно и на дорогу Дно – Старая Русса.

Перед выездом приказал командиру 109 инженерного батальона подготовить к взрыву мосты в районе Уторгош, Медвед и Шимск.

В течение двух дней приборами ТОС были заминированы аэродром в Сольцах, семь деревянных мостов на шоссе, три желдор моста, лесной участок дороги Дно – Старая Русса.

Шесть участков на шоссе в районах Боровичи, Порхов, Сольцы и несколько зарядов установлено на станции Дно.

Вернувшись затем в Шимск, обо всем, что предпринято, я доложил назначенному вместо генерал-полковника КУЗНЕЦОВА командующим фронтом генерал-майору СОБЕННИКОВУ, прибывшим сюда вместе с командующим 11 Армией генерал-лейтенантом МОРОЗОВЫМ и развед. отделом фронта.

В дальнейшем работа моей группы велась согласованно с ними. Так, по согласованию с развед. отделом, в тыл немцам в целях разведки минирования дорог на путях их движения были посланы группы сапер именовавшихся «орлятами».

Минирован был берег реки Шелонь перед расположением наших частей организована комендантская служба на переправах Шимска и Мшаги.

На мостах, подготовленных к взрыву, неслось постоянное дежурство сапер. Вместе с генералом ШТЫКОВЫМ[117]117
  Так в документе. Правильно Шестаков.


[Закрыть] я проехал по лесам, где ШТЫКОВ инструктировал создаваемые группы партизан.

Строительный участок был поставлен на строительство деревоземляных огневых точек для горностроительной[118]118
  Так в документе. Правильно «горно-стрелковая».


[Закрыть] бригады, поставленной в оборону по р. Шелонь.

Прибывшие из Ленинграда эшелоны студентов и населения становились на отрывку противотанковых рвов.

В некотором удалении от Шимска была установлена радиостанция, имевшая предназначение взрывать по моей команде заряды с приборами ТОС.

Установлена была связь с занимавшими оборону по р. Луга Ленинградскими дивизиями народного ополчения, и для обеспечения стыка с ними был поставлен 16 стр. корпус, развернутый затем в 48 армию.

Были начаты работы по установке сборных железобетонных конструкций, на которых помимо строителей, использовались рабочие торфяники и Ленинградского строительного треста.

Некоторые время все оборонительные работы велись спокойно, но затем ежедневно стала совершать налеты немецкая авиация.

Подошедшая из Ленинграда дивизия ФЕДЮНИНСКОГО[119]119
  Так в документе. Речь идет о 70-й стрелковой дивизии, командир дивизии генерал-майор Федюнин А. Е.


[Закрыть] внезапным ударом на Сольцы задержала наступление немецких войск.

В районе Сольцы был захвачен немецкий понтонный парк, однако вывезти его нам не удалось, ограничившись только повреждением.

Вскоре возобновив наступление, немцы вышли к р. Шелонь, и ночью до роты их переправилось на наш берег.

Горно-стрелковая бригада, растянутая на широком фронте, не смогла воспрепятствовать форсированию р. Шелонь, и лишь вводом частей 16 ск переправившиеся были уничтожены и частично отброшены.

УНС подполковника ЧЕКАЛИНА был 26.7. поставлен на работы по оборудованию оборонительных рубежей на подступах к Новгороду.

С выдвижением немцев к р. Шелонь, я вынужден был снять с работ попавших под пулеметный и артиллерийский обстрел Ленинградских студенток и отправить их в Новгород.

На следующее утро к станции Шимск прибыл новый эшелон ленинградцев, который попал под бомбежку.

Второй их эшелон авиация накрыла при подходе к Шимску.

Попрыгав из вагонов, ленинградцы разбрелись по лесу так, что пришлось принять меры к сбору, и их отправили обратно.

Прибывший в это время из Ленинграда секретарь райкома для расследования, почему были возвращены ранее работавшие, вынужден был признать, что девушкам под обстрелом действительно нельзя работать, и сам стал принимать меры к обратной отправке прибывших вновь эшелонов.

Едва удалось их всех собрать и отправить, как на следующее утро был повторен налет.

На станции в это время было два эшелона с боеприпасами, эшелон цистерн с горючим и один войсковой эшелон.

Удачным попаданием бомбы в голову эшелона с боеприпасами был поврежден паровоз, и начали взрываться боеприпасы. Люди из воинского эшелона в панике бросились бежать прочь от станции.

Полагая при первом взрыве, что бомба попала в мой склад взрывчатки и мин, располагавшийся в кустах недалеко от вокзала, я вместе с ЯСТРЕБОВЫМ побежали к станции.

Видя бегущих от станции людей, мы их остановили и затем, приняв на себя командование, я повел их обратно к вокзалу, чтобы с их помощью растащить вагоны.

Видя начавшийся пожар, взрывы и панику, немецкие самолеты начали кружить над станцией и методически сбрасывать по одной и две бомбы.

С большим трудом удалось отогнать на руках эшелон с горючим за выходную стрелку, приступили к эшелонам с боеприпасами.

Оставшийся на станции один старичок железнодорожник расцеплял вагоны, а бойцы под моим и ЯСТРЕБОВА руководством откатывали по три, четыре вагона.

На путях, в результате бомбежки и взрывов боеприпасов, валялись трупы людей и лошадей, обломки вагонов, так что одновременно приходилось расчищать пути.

Видимо обнаружив, что эшелоны растаскиваются, самолеты начали бомбить выход со станции и разбили выходные стрелки.

Видя, что убрать вагоны со станции не удастся, я решил хотя бы оторвать что можно от рвущегося эшелона.

Осколки рвущихся снарядов, буфера и швеллера вагонов, с воем и лязгом разлетающиеся при взрыве каждого вагона, заставляли людей жаться к отталкиваемым вагонам и с большой неохотой возвращаться за другими вагонами.

Когда до очередного горящего вагона оставалось не более 8-10 вагонов, я приказал всем укрыться за депо.

Едва с остатком людей укрылся я сам за депо, раздался мощный взрыв сразу двух или трех вагонов.

От этого взрыва внутрь двухэтажного деревянного дома вдавился балкон со стеной вместе и сразу вспыхнул вокзал и два-три здания.

С начавшимися пожарами никто борьбы не вел, и ветер быстро переносил огонь от одного здания к другому, и в результате почти 2/3 города вскоре было охвачено пламенем.

Вагоны с боеприпасами, которые нам не удалось вытолкать за выходную стрелку, также горели и рвались в течение полутора суток.

Связь с инженерным управлением фронта поддерживалась через офицеров управления и телефоном через райком партии.

Имея данные о продвижении немцев, по приказанию командующего фронтом генерал ЗОТОВ передал мне через секретаря райкома условные цифры «6-7-8-9-10-11», что означало взорвать объекты за этими номерами.

Меня в Шимске не было, т. к. я с утра выехал проверить, как заминирован мост в Уторгоше.

Возвратился я часов в пятнадцать и узнав, что из райкома три раза приходили передавать мне от ЗОТОВА эти номера, я немедленно написал письменное распоряжение на подъем 6–7 и 10 номера, а на 8–9 по имеющимся у меня данным находились наши войска.

Посланный с этим распоряжением капитан КЛЕМЕНТЬЕВ вскоре возвратился вместе с инженером электриком КРАСНОПЕРОВЫМ, которого он встретил на окраине Шимска возвращающимся с радиостанции.

На мой вопрос, как Вы туда попали и почему предварительно не заехали ко мне? – КРАСНОПЕРОВ доложил, что ему ЗОТОВ приказал скорее ехать и вручить пакет с распоряжением начальнику станции.

Что же Вы наделали? спрашиваю я, ведь 8 и 9 рвать нельзя, там наши.

Действительно, у мостов, обозначенных 8 и 9 номерами, собрав горстку людей при 2 танках, готовили короткий удар по немцам.

В момент этой подготовки один за другим прозвучали два мощных взрыва, мосты взлетели на воздух, взрывной волной одну пушку сбросило в кювет, и дорога для наступления оказалась прерванной.

Когда этот факт доложили оказавшемуся в это время в Новгороде тов. ВОРОШИЛОВУ, он приказал арестовать начинжа ЗОТОВА.

Командующий генерал-майор СОБЕННИКОВ и член военного совета БОЧКОВ не доложили ему, что ЗОТОВ дал команду на взрыв по их приказанию, и лишь когда полковник ПЕТРОВ и генерал ЗЛОБИН принесли карту, на которой рукой командующего были отмечены указанные номера, ЗОТОВА отпустили.

Случай этот для ЗОТОВА был крайне поучительным, он стал крайне осторожным и все распоряжения стал писать в двух экземплярах, аккуратно проставляя время вручения распоряжения посыльному.

В первых числах августа месяца, после того как была проведена разработка системы заграждения и рекогносцировка рубежей Новгородской армейской группы, а также для прибывших из Ленинграда моряков отвели участок для минирования.

Я был отозван в Новгород, где получил приказание немедленно выехать под Демьянск и оказать помощь в формировании 34 Армии. По пути я должен был заехать в 50 корпус, забрать с собой полковника ДУГАРЕВА и назначить его по согласованию с командующим нач. инжем армии.

Прибыв в рощу под Демьянском, я представился назначенному командующим армией генерал-майору[120]120
  В описываемый период командующим 34-й армией был генерал-майор Качанов К. М.


[Закрыть].

Моему приезду с готовым для армии аппаратом начинжа, а также доставленным шанцевым инструментом, командующий был очень доволен.

Контингент, прибывающий к нему на укомплектование, был очень разнообразный.

Были здесь бывшие сотрудники НКВД, милиции, пожарных частей и т. п.

Пробыв несколько дней в 34 Армии, я выехал в гор. Демьянск, где был остановлен генерал-лейтенантом ВАТУТИНЫМ.

Ты как сюда попал? спросил он меня. Я объяснил, что в этом районе нахожусь уже несколько дней, помогая формированию 34 Армии.

Давай оставайся теперь здесь и бери в свои руки инженерное руководство, сказал он и провел меня в оперативный отдел для ознакомления с обстановкой.

Когда я ознакомился с положением, то попросил его сообщить обо мне ЗОТОВУ.

ВАТУТИН при телеграфном разговоре с командующим доложил, что задержал здесь меня, о чем в свою очередь просил поставить в известность ЗОТОВА.

Через день после этого ко мне прикатила моя оперативная группа, с которой я расположился в здании школы.

Вскоре в Демьянский вспомогательный пункт управления прибыл и сам командующий Северо-Западным фронтом генерал-майор СОБЕННИКОВ.

Моя группа в этот период руководила работами по обеспечению выдвижения 34 Армии, готовившейся к наступлению на Старую Руссу

Основной рабочей силой являлся состав УНС майора РУЙ.

Однажды нашим передовым частям удалось захватить в плен группу немцев.

Для показа командующему пленных привели к занимаемому им домику и долгое сравнительно время держали на берегу речушки против этого домика.

Часов в 17, когда пленные были уведены на Демьянск, налетело более пятидесяти самолетов, которые подвергли жестокой бомбардировке и обстрелу район расположения нашего ВПУ.

В результате налета был разбит узел связи, ранен начальник связи полковник КУРОЧКИН, разбита была столовая, ряд домов, занятых ВПУ, и пересыльный пункт.

В моей группе оказался раненым заведующий секретным делопроизводством.

В ночь после этого ВПУ переместилось в Песчанку. Выдвинутая за р. Ловать 34 Армия подверглась жесточайшей бомбардировке и обстрелу немецкой авиацией, в течение целого дня висевшей в воздухе.

С наступлением темноты, как только прекратились налеты авиации, часть 34 Армии, а с ней и УНС РУЯ бежали.

Артиллерия, имевшая конную тягу, большое количество материальной части побросала, т. к. лошади в большинстве были побиты.

Получив эти сведения, почти весь состав ВПУ выехал задерживать и возвращать сбежавших.

Когда это стало известно в Инженерном управлении фронта, мне 27.8. от ЗОТОВА пришло распоряжение об организации службы заграждения в 34 Армии, т. к. он полагал, что противник в полосе 34 Армии движется, не встречая преград.

Снова потребовалось несколько дней для приведения армии в порядок.

Когда все почти снова было подготовлено для наступления 34 Армии, снова повторился налет авиации и снова с наступлением темноты начались побеги, при которых УНС РУЯ сбежал дальше всех, и нач. инж ДУГАРЕВ потребовал отдачи РУЯ под суд.

При повторном побеге артиллеристы также побросали боеприпасы и свою материальную часть, вследствие чего при приезде МЕХЛИСА был расстрелян перед строем личного состава штаба Армии начальник артиллерии генерал-майор ГОНЧАРЕНКО[121]121
  Так в документе. Правильно генерал-майор артиллерии Гончаров В.С.


[Закрыть].

Расстреливать ГОНЧАРЕНКО было приказано начинжу армии полковнику ДУГАРЕВУ, который из-за отсутствия начальника штаба армии строил личный состав и, в тоже время, являясь секретарем парторганизации штаба, на вопрос МЕХЛИСА «Кто будет расстреливать?» комиссар штаба назвал его фамилию. ДУГАРЕВ и ГОНЧАРЕНКО в быту были друзьями, поэтому данный факт произвел на него сильное впечатление, и после этого ДУГАРЕВ стал просто пьяницей.

В это же время авиация немцев в течение трех дней в массовом масштабе была брошена на Новгородское направление и сам город Новгород.

Одновременно с авиационным воздействием немцы повели наступление и с хода захватили Новгород. В созданную под командованием КАРАВНИКОВА[122]122
  Так в документе. Правильно комдив Коровников И.Т.


[Закрыть] Новгородскую армейскую группу срочно после вмешательства генерального штаба выехал ВАТУТИН, а затем и командующий.

От инженерного управления туда же был командирован полковник ПЕТРОВ.

В Песчанку прибыл генерал ЗОТОВ, и моя группа таким образом была расформирована, а сам я 30.8. получил от него письменное распоряжение «немедленно выехать для проверки хода оборонительных работ в 33 стрелковой дивизии».

По возвращении из 33 дивизии 1.9. в 4 часа 30 мин. был послан в штаб 11 Армии с задачей помочь в устройстве заграждений и поверке мероприятий командования Армии.

С трудом из-за распутицы добравшись до штаба 11 Армии, застрявшего в болотах Невиймох, помимо заграждений пришлось оказывать помощь штабу в вытягивании его из болота.

Вернувшись из 11 Армии в Песчанку, я здесь штаба уже не застал, начатые работы по отрывке в овраге убежищ были брошены, а состав штаба, не задерживаясь здесь, проследовал в район Велье.

Прибыв в Велье, я узнал о происшедшей смене командующего и прибытии ставки Верховного командования в лице тов. БУЛГАНИНА, МЕХЛИСА и МЕРЕЦКОВА.

Новым командующим Сев. Зап. фронтом был назначен генерал-полковник КУРОЧКИН.

Вечером я срочно был вызван в штаб, где мне сообщили о необходимости срочного выезда в составе оперативной группы, возглавляемой генерал-лейтенантом[123]123
  Так в документе. Осенью 1941 г. Вершинин Б. Г. имел звание генерал-майор танковых войск.


[Закрыть] ВЕРШИНИНЫМ, для остановки бегущей 27 Армии и восстановления положения.

Беспорядочный отход 27 Армии для нашего фронта в этот период угрожал прорывом немцев к Валдаю и расчленению войск фронта.

Прибыв ночью в местечко Филиппова Гора, каждый начал свою работу.

Мне посчастливилось сразу поймать роту сапер, которую я использовал для установки заграждений и задержанию отходящих.

К утру ВПУ было уже организовано и начало действовать.

Часам к 11-ти из Велье приехал ко мне майор Б Л ИЩЕНКО, с приказанием генерала ЗОТОВА оставить за себя КОМАРОВА, а самому немедленно возвратиться в Велье для выполнения задания представителей правительства.

Доложив генералу ВЕРШИНИНУ об этом приказании, я поехал обратно в Велье.

По прибытии на место, вместе с ЗОТОВЫМ прошли в оперативный отдел, где ЗОТОВ оставив меня, сам ушел к командующему.

Вскоре он возвратился и вручил мне предписание военного совета, как якобы следствие персонального задания, возлагаемого на меня представителями правительства по срочному укреплению и минированию Валдайского рубежа.

Одновременно с предписанием, в котором в мое распоряжение назначалась стрелковая дивизия, УНС КВЯТКОВСКОГО и инженерные части по выделении нач. инжа, мне была вручена карта рубежа, на которой были отмечены четыре дороги, которые надлежало оставить для пользования войск.

Провожая меня, генерал ЗОТОВ сказал мне «смотри брат, задание это крайне ответственное, выполнению его придается особо важное значение так, что действуй уверенно по своему усмотрению».

Прибыв в Валдай, я начал разыскивать выделенную мне дивизию, однако не только дивизии, а и какого нибудь взвода найти не смог.

Наконец от местных жителей я узнал, что на окраине Зимогор располагается какой-то полковник.

Поехал к нему.

С первых же слов этого полковника у меня защекотало под ложечкой и охватило уныние.

Оказалось, что данный полковник действительно назначен командиром дивизии и вот несколькими часами раньше меня прибыл в Валдай на формирование дивизии, а пока никого еще не было.

Не теряя времени, я тогда выехал в 50 инженерный батальон и приказал батальону немедленно приступить к работам по минированию Валдайского рубежа.

Зная положение войск фронта, я считал, что четырех указанных мне дорог для нужд фронта мало, поэтому на свой риск я оставил незаминированной пятую дорогу

Из инженерного батальона я поехал по строительным участкам для постановки их на работы, кроме того был привлечен 109 инженерный батальон.

Таким образом, инженерные работы мне удалось организовать довольно быстро, но прикрывать объекты строительства и минные поля было некем.

В целях обеспечения для своих войск на заминированных дорогах в начале и в конце их было поставлено охранение из сапер, и выезды на такие дороги заграждены.

Примерно через неделю на рубеж прибыла 188 стрелковая дивизия. /Дивизионный инженер капитан ЕГОРОВ/.

Часть заграждений и минирований, проведенных в ее полосе, были переданы на обслуживание дивизионных сапер.

В штаб фронта и инженерное управление, которые к этому времени переместились в Валдай, аккуратно представлялись схемы минирования и копии отчетных карточек.

18.9. возвращаясь ночью из района Велье, я в Ивантеевке обнаружил скопление войск. Полагая, что это прибыло какое-нибудь новое соединение для занятия обороны на Валдайском рубеже, я узнал, где разместился штаб, и прийдя в него, был крайне изумлен, встретив хорошо знакомых мне командиров 188 сд.

От вызванного дивизионного инженера капитана ЕГОРОВА мне стало известно, что их дивизия получила приказ – срочно переместиться с правого фланга рубежа к левому и, что на ранее занимаемую ими полосу обороны выходит другая дивизия, штаб которой будет расположен на их старом месте в Гагрино.

Тут же он доложил мне, что охранение минированных дорог и полей оставлено на местах, а для передачи схемы заграждений и отчетных карточек минирования на месте специально оставлен командир.

Когда должна прибыть сменяющая их дивизия, он доложить не мог.

Не допуская мысли о том, что оперативный отдел и инженерное управление могут дать приказ дивизии на занятие обороны, не предупредив ее о наличии заграждений и не вручив схему таковых, я проинструктировав ЕГОРОВА, выехал в Валдай.

Погода стояла дождливая, машина по грязным дорогам продвигалась медленно, так, что в Валдай я прибыл только лишь к 9 часам утра.

Дежурный по инженерному управлению предупредил меня, что ЗОТОВ приказал разбудить его, как только я появлюсь.

Вскоре явился разбуженный генерал ЗОТОВ и сразу спросил, был ли я в Гагрино? Ответив ему, что был там всего лишь два дня тому назад и оттуда поехал по всему рубежу

Знаешь ли, что 188 дивизия снялась из Гагрино, и на ее место выводится 163 стр. дивизия? Спросил меня он. Я ответил, что 188 дивизию обнаружил в районе Ивантеевки, а о 163 с.д. слышу впервые и передал разговор с ЕГОРОВЫМ.

Тогда ЗОТОВ сообщил мне, что оперативный отдел не предупредил командира 163 дивизии о минировании и не дал ему схемы заграждений, «придется тебе сейчас же катить обратно» и написав предписание, вручил его мне вместе с подготовленной схемой заграждений.

Несмотря на то, что я был утомленный за три предыдущих дня, в которые я объезжал рубеж, пришлось снова сесть в машину и в половине двенадцатого выехать по дождю в Гагрино.

Подъезжая к Гагрино, я чувствовал себя неспокойно. А вдруг да не задержит охранение сапер на какой-нибудь дороге войска дивизии, и они, выходя из 34 Армии, напорются на мины, думалось мне.

В опустевшем поселке на одной из улиц мне встретилась группа военных, причем у одного из них, рослого парня, было забинтовано лицо и голова.

Неужели напоролись на мины? подумал я, и остановив машину, подозвал к себе забинтованного.

Кто Вы такой? спросил я его.

Следователь особого отдела 163 дивизии, доложил он.

А где-же дивизия Ваша? Снова задал я вопрос. Дивизия в движении, скоро должен прибыть сюда штаб, если только доберется, отвечал следователь.

Почему же если только?

А потому, что кругом все заминировано, охотно отвечал он. Вот видите, как меня разделало, придется теперь без ноздри ходить, а начальника особого отдела так сразу насмерть ухлопало.

Беспокойство мое все росло и росло.

А что Вас никто не останавливал и не предупреждал, что нельзя идти? да нет, какие-то три сапера на опушке леса задержали нас и не пустили дальше по дороге.

Начальник особого отдела спрашивал их, почему нельзя, но они не ответили, нельзя да и только, идите говорят в обход, по такой-то дороге.

Шло нас с начальником человек десять. В обход идти казалось далеко, и отойдя от сапер метров триста, начальник предложил нам идти напрямик по лесу и сам пошел впереди.

Я шел за ним, и вот при выходе на одну полянку, неожиданно раздался взрыв мины, на которую, видимо, наступил начальник.

От этого взрыва он упал сразу, а меня чем-то хлестнуло в лицо.

Дальше мы уже не пошли, а вернулись на дорогу, указанную саперами.

Выслушав этот рассказ, я поехал к зданию школы, где должен был размещать штаб. У школы были уже связисты, натягивающие провода.

Вскоре приехал командир дивизии полковник ПОПОВ[124]124
  В описываемое время 188-й стрелковой дивизией командовал полковник Рыбаков Т.И.


[Закрыть].

Когда я раскрыл перед ним схему заграждений, он схватился за голову и завопил: «Погибла дивизия, почему мне раньше никто не дал такой схемы?… По приказу все полки должны двигаться, как раз по заминированным дорогам».

Чтобы не допустить массового подрыва на минах, я потребовал от командира дивизии лошадей конной разведки, и на все дороги, указанные приказом дивизии для движения войск, выслал сапер, производивших минирование этого района.

В это время к школе подъехал не на своей машине командир[125]125
  Так в документе. Правильно «комиссар дивизии».


[Закрыть]дивизии, дивизионный комиссар[126]126
  Так в документе. В описываемое время Бабийчук Р.П. имел звание «бригадный комиссар».


[Закрыть] БАБИЙЧУК.

Он, как и начальник особого отдела намереваясь обогнать командира дивизии, решил ехать через лес напрямую и, разглядев в лесу закрытую боковую дорогу, покатил по ней.

В лощине машина забуксовала, вследствие чего пришлось БАБИЙЧУКУ и следовавшим с ним инструктору и машинистке политотдела выйти из машины.

Двигаясь взад и вперед, машина наползла на мину, и взрывом оторвало моторную группу. Стоящему поблизости инструктору полиотдела дивизии прорешетило шинель, машинистке грязью забросало глаза, а БАБИЙЧУК и шофер остались невредимыми. Перепуганные, они вернулись обратно на дорогу и приехали на другой машине.

К этому времени в Гагрино прибыл армейский комиссар МЕХЛИС.

Командир дивизии ПОПОВ доложил ему обо всем происшедшем.

Тогда МЕХЛИС позвонил в Валдай тов. БУЛГАНИНУ и передал, ругаясь, «сволочи, пустили дивизию на мины, прошу приказать БЫЧКОВУ[127]127
  Так в документе. Правильно Бочков.


[Закрыть] начать расследование, кстати, нужно посмотреть, что из себя представляет ВАТУТИН и другие там».

Желая 163 дивизию сразу сделать гвардейской, МЕХЛИС в течение пяти дней, находясь в Гагрино, вникал во все стороны ее укомплектования.

Почти каждый день он грозился разжаловать БАБИЙЧУКА в рядовые, то за неправильное распределение коммунистов, то за расстановку политсостава и так далее.

Не раз от него попало и мне за укомплектование саперным и инженерным имуществом.

Командир дивизии ПОПОВ, стараясь отвести от себя грозы, докладывал ему всякие мелочи, не принимая сам никаких мер.

Не раз из-за этого МЕХЛИС, хлопнув рукой по столу, кричал – «Я Вам пять саперных батальонов привез с собой, а Вы не хотите одного батальона как следует укомплектовать».

Мне приходилось тут же звонить в Валдай и требовать дополнительной высылки людей и имущества, предоставив ПОПОВУ самому выбирать то, что он считал нужным ему.

Когда все утряслось, я поехал обратно в Валдай.

Там меня встретил уполномоченный особого отдела и спросил «был ли я на допросе у следователя?».

Оказывается, все прошедшие пять дней особый отдел, выполняя распоряжение, производил расследование.

Все причастные к этому из инженерного управления, в том числе и ЗОТОВ, были уже опрошены, оставалось опросить меня и дивизионного инженера ЕГОРОВА.

Следователь особого отдела, к которому я явился на другой день, объявил сразу меня обвиняемым и зачитал заранее подготовленное обвинение, в котором было записано:

«Находясь в районе установленных минных полей и заграждений и зная, что в этот район перемещается 163 сд, не сообщил командиру 163 сд схемы минных заграждений.