Текст книги "Экипаж колесницы"

Что-то ударило по ноге. Наташа вскинула голову – мимо катился коричневый волейбольный мяч. Она обернулась и увидела загорелого паренька в выцветших плавках.

– Вы в волейбол поиграть не хотите?

– Не хочу! – наверное, у Наташи получился такой взгляд, что паренек счел дальнейшие уговоры бесполезными и побежал догонять мяч.

Наташа снова легла, но сказочные мечты не возвращались.

…Пора все-таки окунуться, – поднявшись, она направилась к воде. Люди вокруг читали, играли в карты, пили пиво, и не было среди них, ни негра с коктейлем, ни мальчиков, из которых хотелось бы выбирать – это были настолько обычные люди, что мысли о Ницце и Флориде показались смешными.

Теплая мутная вода с островками темно-зеленых водорослей ничуть не освежала. К тому же рядом плескались визжащие дети, брызгавшие во всех без разбора, и компания малолеток весело играла в мяч, но что им могло взбрести в голову в следующую минуту, никому неизвестно. Легко сплавав к противоположному берегу, Наташа вышла из воды, словно русалка, распустив волосы. Мужчины с картами проводили ее восторженными взглядами, но она сделала вид, что ничего не заметила и снова улеглась на место. После заплыва захотелось есть. …И ни кафе, ни даже сраного ларька!.. Точно, не Ницца… Ладно, потерплю… – она скосила взгляд на свое смуглое плечо, – что-то совсем не чернею, даже обидно. Завтра оденусь во все белое – для контраста… но это будет завтра…

На этот раз волейбольный мяч попал ей в руку. Рядом стоял тот же паренек и улыбался – ясно, что целился он специально.

– Ну, летит он сюда. Похоже, пока не присоединитесь, он все время будет попадать в вас – понравились вы нашему мячику.

Наташа молча отвернулась. …Пора валить от греха подальше, – посмотрела на часы, – черт, еще ж в аэропорт ехать! Вот ведь, сука, и меня подпряг к своим прессам – вози ему тут ремни!.. Позагорать некогда!..

Подчеркнуто медленно она свернула полотенце и направилась к стоянке. Правда, сразу залезть в раскаленную железную коробку не решилась; распахнула все двери, с безопасного расстояния наблюдая за волейболистом, который позабыв про мяч, тоже смотрел на нее.

…Сейчас, точняк, нарисуется! Нет, такой Ромео нам не нужен… – Наташа села в машину и эффектно развернувшись, рванула через луг к дороге, на которой километров через десять стоял указатель «Аэропорт».

Лешу она увидела, едва въехав на площадь перед аэровокзалом – у самого входа он разговаривал с девушкой.

…Небось, жена. Олег говорил, что он, вроде, привез ее откуда-то из Сибири, – Наташа пригляделась внимательнее, – ничего, симпатичная, но я лучше!.. Она остановилась рядом с парочкой и посигналила, прежде чем выйти.

– Привет, – Леша подошел сам, – Оль, это – Наташа, жена Олега Чернова, помнишь да? А это Оля.

…Откуда она его помнит? – не поняла Наташа, – он что, без меня еще и в гости ходит? Ну, тогда он вдвойне сволочь! – как-то в тему она вспомнила про письмо.

– На, вот. Мужу передай.

– Запросто, – Леша сунул конверт в карман, – а ремни?

Пока Наташа открывала багажник, «провожающая» и «улетающий» целовались. Она с завистью смотрела на маленькую Олину фигурку, аж поднявшуюся на цыпочки, чтоб обхватить мужа за шею, на ее блаженно закрытые глаза. …Какая ж она дура!.. Или все бывает и не так, как у нас?..

– Держи, – Наташа надоело ждать и она бесцеремонно сунула Леше пакет.

– Спасибо – ты настоящий друг, – он забрал груз, кинул на плечо сумку с вещами, – все, девчонки, а то уже регистрация началась. Наташ, ты Олененка моего подбросишь до города?

– Конечно, – Наташа открыла переднюю дверь, но Оля продолжала стоять, глядя сквозь стеклянную стену, пока муж не затерялся в толпе; потом тоскливо вздохнула.

…Разрыдайся еще! – Наташа злорадно усмехнулась, – а Олег никогда не хотел, чтоб я его провожала – интересно, вот, почему?.. Да потому что я на фиг ему не нужна! Все я ему правильно написала!..

– Он еще не взлетел, а я уже скучаю, – Оля нехотя села в машину, – я его так люблю!

– И командировки тебя не напрягают? – Наташа развернулась в направлении города.

– Нет. Скучаю, конечно, но что делать, если работа у него такая? А потом Лешка ж, он как – дней двадцать на выезде, потом приезжает, чего-то там химичит с бумагами и дней десять дома… он все успевает компенсировать, – Оля довольно засмеялась, – а таких денег нигде больше инженер в наше время не заработает, согласись.

– Деньги – это, да, – Наташа согласилась, но была очень удивлена, что, оказывается, можно «химичить с бумагами» и неделями сидеть дома; правда, расспрашивать ни о чем не стала, чтоб не выглядеть дурой. …Да и какое мне теперь дело до всего этого? Письмо-то уже летит высоко-высоко…

– Знаешь, Наташ, я, наверное, самая счастливая… институт, вот, закончу, заведем детей – двух, мы с Лешкой так решили… Наташ, слушай, пока мужики наши работают, ты приезжай ко мне, а то я ж не местная; подруг у меня тут не много. Написать наш адрес и телефон?

– Напиши, – Наташа кивнула, хотя прекрасно знала, что не приедет никогда – зачем лишний раз травить душу, да и с Олегом они скоро расстанутся…

* * *

Олег проснулся посреди ночи. Никто его не будил – он просто открыл глаза, да так и остался лежать. Было тихо, только в кране капала вода, и тихонько посапывал Леша, прилетевший… когда ж он прилетел? Позавчера?.. Нет, раньше… или все-таки позавчера?.. Олег повернул голову – в небе красными точками висели огоньки радиомачт, словно замершие спутники. …Спутники не могут остановиться – они должны летать… – мысль оборвалась, не имея логического продолжения; вернее, не было, ни сил, ни желания ее продолжать. …Сколько же я бухаю? Три дня? Четыре?.. А как Лешка появился, так и бухаю – какая разница, сколько?.. Восприятие действительности притупилось, и, самое страшное, что прерывать это состояние не хотелось.

Однако, сейчас была ночь; все было выпито, взять больше негде, а сон не возвращался – сознание упорно пыталось бороться с влитым в него дурманом, но получалось плохо. Олег нащупал спички; закурил, и во рту сразу появилась противная сухость (теперь он курил столько, что трех пачек на день ему едва хватало); закрыл глаза, решая «глобальную» проблему – бросить эту конкретную сигарету или все-таки докурить?

Пока он решал, сигарета дотлела сама и одной проблемы не стало; зато осталась другая, которая будет тлеть долго и болезненно – возможно, целые годы. …Наташки у меня больше нет, и вернуть ее невозможно… Прошло время созидания, и наступил День Разрушения… и это только начало – я чувствую! Оторвался кусочек, сжимая круг интересов и возможностей – круг жизни. Остается довольствоваться тем, что пока осталось: надо работать, дышать, пить, спать…

Надо довольствоваться… Какое убогое выражение!.. Я же – «бог наладки»… Но о работе не думалось, и Олег попытался представить свое возвращение. …И как дотронуться до нее?.. Она такая теплая и мягкая, не железная… Чего-то Бог недодал мне… Напрягшись, сознание разглядело безликий сгусток тумана; всеобъемлющий, и потому излучающий страх. …Почему я никогда не видел его раньше?.. Сознание, расслабленное алкоголем, уже готово было скатиться в мистическую пропасть, где лично ты никогда ни в чем не виноват, но разум, закаленный в битвах с бездушным металлом, как всегда, победил. …А потому что раньше я никогда столько не бухал! Это вместо зеленых чертиков, – Олег успокоился – большой мир остался таким, каким и был, а все катаклизмы происходили лишь в его внутреннем мире.

Он вспомнил Наташино письмо: «Я начинаю новую жизнь. Не ищи меня. Даже если наши пути снова пересекутся, это никого ни к чему не обязывает. Нас друг для друга нет».

…С одной стороны, все, вроде, даже хорошо – я ж никогда не знал, о чем с ней говорить, куда с ней пойти – не на ее ж танцульки?.. А, с другой, безумно жаль… чего, вот, жаль? Любви?.. Слово-то какое… глупое; его и произносить смешно. Нет, любовь – это просто расхожий штамп. Не будет чего-то другого, но тоже светлого и хорошего… не будет Наташки… хотя ее уже нет… уже нет… надо срочно найти выпить!..

Он пошарил по полу и обнаружил за ножкой кровати чудом уцелевшую бутылку; зубами сорвал пробку и жадно приник к горлышку. Мерзкая жидкость покатилась внутрь, гася бушевавшее внутри пламя. Олег откинулся на подушку и закрыл глаза; он не заметил, что серый рассвет уже осторожно вползал в комнату, обнажая белые пятна сорванных обоев, распахнутый шкаф, стулья, стоявшие в беспорядке, и остатки ужина на столе.

Еще через полчаса рассвет порозовел, впустив в себя краски солнца; тогда Леша потянулся и сладко зевнул, но запах прокисшего салата в стеклянной банке и сопение (какое-то жуткое, с присвистом) мгновенно вернули все на свои места. Он повернул голову – Олег лежал на спине, запрокинув голову. …Господи, на кого он стал похож!.. Встав, вышел на балкон и взглянув вниз, увидел, приближавшуюся к подъезду фигуру. …Черт, Глухов! Он-то здесь зачем? Неужто заводские козлы уже настучали в отдел, что наладчики забухали? Конечно, кого ж еще шеф пошлет разбираться – только своего любимого Женечку; ему надо перед загранкой очки набирать…

Когда в дверь постучали, Леша нехотя пошел открывать.

– Заходи, – сказал он буднично, словно расстались они только вчера.

Женя прошел в комнату, и в это время Олег громко захрапел. Женя удивленно повернулся, глядя на его открытый рот, свесившуюся к полу руку – то, что Олег пьян было видно с первого взгляда.

– Чего это он с утра пораньше? – Женя присел за стол, отодвинув вонючую банку с салатом, – он же, вроде, особо не бухает. Случилось чего?

Леша понял, что никакая это не «инспекторская проверка» и обрадовался – по его мнению, Женька был умным человеком, правда, имеющим совершенно другие взгляды на жизнь; так, возможно, его прагматизм и подскажет что-нибудь путное?..

– Не знаю я, что случилось. Привез ему письмо от жены. Он прочитал его, молча порвал и развеял с балкона; а потом набрал пойла и понеслось – уже, вон, три дня, – Леша кивнул на батарею пустых бутылок, – правда, он молодец – хоть с обеда, но на работу выходит, и пашет с каким-то остервенением. А возвращаемся; так пока я моюсь, он уже готов.

– Поговорить с ним не пробовал?

– Молчит, как партизан. Хотя, в принципе, я догадываюсь – с женой у него бардак. Он мне давно говорил, что не понимают они друг друга, а сейчас, видно, произошло нечто кардинальное. Я уж предлагал ему домой ехать – так, нет и все! Как баран… – Леша достал сигарету, – ладно, ты-то какими судьбами?

– Халтурку хотел подкинуть, но, похоже, не вовремя, – Женя повернулся к Олегу, словно надеясь услышать ответ непосредственно от него, но тот лишь храпел, и нижняя губа его при этом противно вздрагивала.

Женя видел Наташу один раз, и то мельком, но взгляд на таких девочек у него был наметан.…Ну, длинноногая; ну, волосы классные, но наверняка ведь дура, как и все они!.. Да если такие монстры, как Олег, ломаются из-за баб, то куда мы катимся?..

– Мир портится оттого, что портятся женщины… – повторил он чью-то философскую сентенцию.

– Не, Жень, мир портится оттого, что портят женщин, – Леша усмехнулся, – ладно, рассказывай, что за халтура, где?

– Рядом – в Броварах. Я сейчас засекал – отсюда два часа на городском транспорте. Денег много, но надо пахать – один я не потяну. Машина экспериментальная – первый номер…

– Она хоть, в принципе, рабочая? – перебил Леша, – а то проходил я эти первые номера.

– За хорошие деньги все рабочее, сам знаешь, – махнул рукой Женя, – а там деньги, я бы сказал, очень хорошие! Сдать надо до Нового года, так что и конструкторов можно привезти, если потребуется.

– Я не против, – Леша пожал плечами, – тем более, не надо никого информировать – я ж Олегу запчасти привез, а шеф сказал действовать по обстановке; в смысле, если потребуется, то можно остаться – тут все-таки пять роботов в линию, не хрен собачий. Так что я могу числиться здесь, а работать у тебя; только с ним-то что делать? – он кивнул в сторону Олега.

– А что делать? На работу, говоришь, ходит – вот, и пусть работает; как деньги кончатся, сам пить бросит. Или не знаешь, как оно бывает?.. Леш, там сумма просто могучая!

– Ладно, давай сегодня я потолкую с Олегом, потом схожу на завод – выдам задание, чтоб жизнь им медом не казалась…

– А я своим сообщу, что мы беремся; пусть готовят фронт работ – там надо профилактику всего делать; вечером приеду и наметим план, – Женя встал, – давай, пока реанимируй его.

Леша вышел проводить гостя, а когда вернулся, Олег уже открыл глаза. Слышал он разговор или нет, определить по мутному взгляду было невозможно.

– Доброе утро, – Леша присел на край постели, – пока ты относительно трезвый, может, потолкуем?

– Хороший ты парень, Леха, только не твое это собачье дело, понял? – Олег с трудом сел, закурил, но тело клонилось вперед, и он привалился к грядушке, – ну, чего, вот, тебе надо? Не видишь, что нет больше Олега Чернова – кончился…

– Не вижу!

– Плохо смотришь…

На фоне дешевого, красно-черного коврика осунувшееся лицо со спутанными волосами и бородой, торчавшей неопрятными клочьями, походило на лик какого-то мученика. Леша не знал, что можно сказать такому человеку, чтоб он хотя бы попытался осознать простые житейские истины, поэтому пауза затягивалась, не сближая и не принося понимания. Но Олег сам решил расставить все точки.

– Наташка ушла, если тебе это так интересно, – сказал он.

– Ну, брат, женщины периодически уходят, – Леша был готов к подобному откровению, поэтому лишь пожал плечами, – но при этом, как правило, они ждут, чтоб их вернули. Понимаешь, это у них такой способ поднять уровень адреналина – как для мужика в горы сходить или погонять на мотоцикле. Тебе надо придумать что-то красивое… – Олег смотрел на него с нескрываемым презрением, и Леша быстро переориентировался, – ладно, допустим, все серьезнее, и она действительно ушла – случается и такое. Скажи, ты ее сильно любишь? По тебе раньше я что-то не замечал…

– Я не люблю ее, – перебил Олег.

Леша замолчал – ситуация не укладывалась в рамки его жизненного опыта, и глядя на него, Олег вздохнул.

– Я не умею любить, понимаешь? Я не знаю, что надо делать при этом! Расскажи мне, счастливый муж!

– Черт… – Леша задумчиво почесал нос, – никогда не ставил так вопрос. Хотя… наверное, любить – это уметь отдавать, не надеясь получить взамен нечто большее; просто отдавать, потому что тебе необходимо это делать. А быть любимым – это уметь брать; брать без стеснения, потому что дарят тебе от души; брать красиво, чтоб хотелось дарить снова и снова…

– Так я отдавал ей деньги, делал подарки; еще занимался сексом, говорил всякие слова… когда был дома, естественно. «Письма издалёка» надо было писать? Слог не тот – я больше по актам выполненных работ специализируюсь. Что еще?..

– Еще это должно быть в тебе – во взгляде, в дыхании!..

– Бред! – заключил Олег, – ни во взгляде, ни в дыхании ничего нет – это физиологические функции организма!

– Да уж… при таком подходе ты никогда не будешь счастлив, потому что сможешь получить от женщины только то, что захочешь взять, а не то, что она готова тебе отдать… Слушай! Но тогда я не понимаю, чего ты страдаешь – ушла, да и ушла.

– Не понимаешь… – Олег потянулся к недопитой ночью бутылке, но Леша успел отставить ее подальше, иначе дальнейшего разговора могло просто не получиться, – я подобрал Наташку, когда все ее бросили, – Олег покорно опустил руку, – а мы ж в ответе за тех, кого приручаем, так? Я хотел сделать ее счастливой!.. Ну, как умею – я ничего от нее не требовал, ни в чем не ограничивал, деньги у нее всегда были, помог поступить в институт – это был смысл жизни. А теперь смысла нет!

– Какой же ты дурак!.. – Леше хотелось рассмеяться, но он не посмел, – ты сам стал, как твои роботы!

– Да, такой вот! – Олег гордо вскинул голову, но потеряв равновесие, завалился на подушку. Тем не менее, прекращать разговор он не собирался, потому что глаза не закрыл, а, наоборот, повернулся на бок, чтоб видеть собеседника.

– Слушай, а до Наташки у тебя не было смысла жизни?

– Был, – Олег усмехнулся, но усмешка получилась какой-то зловещей, – я строил социализм. Для этого я учился; для этого вступил в партию, пошел именно на эту работу – здесь виднее вклад в общее дело; здесь я мог конкретно посчитать, что сделал для Родины… как на войне – сколько подбил танков, сколько положил фашистов, понимаешь?

– И что случилось потом? Любил бы свою Родину, если больше никого не умеешь.

– А потом я понял, что моя любовь ей не нужна. Все это ложь, и никто ни хрена не строит, кроме таких идиотов, как я!.. Не, были еще придурки, которые ездили на БАМ, на КАМАЗ… Что ты смотришь на меня, как на сумасшедшего? Я видел, как на второй день после сдачи роботам заворачивали руки, потому что ставили их, только чтоб отчитаться за проведенную автоматизацию производства; я видел, как резали автогеном нашу линию, потому что Министерство изменило номенклатуру изделий… да что я тебе рассказываю?.. То, что мы делаем, никому не нужно! Как все жили в помойке, так и будут жить!

– Знаешь, Родина – это не мое дело; мне важно, как буду жить я и мои близкие.

– А это мое дело! Я – русский человек!..

– О, черт! А я что, не русский?

– Не знаю! Русский человек не может без смысла жизни!..

– Ладно, – согласился Леша, не слишком дороживший своей национальностью, – сейчас, вон, в газетах пишут, что какую-то перестройку объявили; может, все изменится и снова у твоей жизни появится смысл.

– Серьезно? – Олег, вроде, заинтересовался, – я давно газет не читаю и радио не слушаю – тошно. А кто объявил? Небось, те же, кто социализм строил?

– Понятия не имею, – Леша пожал плечами, – мне до их проблем, как до Китая; но, наверное, те же – другим-то откуда взяться? Если б пришли другие, опять бы Зимний штурмовали… вернее, теперь уже Кремль.

– Ну, тогда пусть сами, что хотят, то и перестраивают.

– Слушай, Олег, а ты не пробовал просто жить? Ну, совсем просто, как нормальные советские люди – взял бы отпуск, поехал к морю… кстати, с Наташкой! О, точно! Вот, расскажи ей все, что рассказывал мне, и пригласи вместе отдохнуть. Уверен – она научит тебя любить не только Коммунистическую партию!

– Хватит прикалываться – самому давно смешно. А Наташка… она не поверит… да я и сам себе не поверю.

– Поверит! Ты только повод дай, а остальное она сама додумает! Женщина всегда верит в то, во что ей хочется верить, – Леша прошелся по комнате, – короче, если ты еще не забыл, поезд на Воронеж уходит в семнадцать сорок. Сейчас едем на вокзал, берем билет и ты отчаливаешь. Сделай человеку настоящий подарок – раз в жизни! Увидишь, как все изменится!..

– А оставшихся роботов кто запускать будет?

– Я! К тому же, тут Женька Глухов в Броварах нарисовался; с ним скооперируемся. Командировку оставь – я отмечу, когда уезжать буду, и пусть хоть на четвертом году случится у вас медовый месяц!.. Можешь ты, в конце концов, пожертвовать железками ради живого человека? Поверь, там ты нужнее. И не забывай, что ты не просто вернулся из командировки, а приехал к любимой женщине!.. Короче, хватит дискутировать, – Леша вытащил из шкафа Олегову сумку, – бритва моя – оставляем; полотенце твое, рубашка твоя… Одевайся, чего сидишь?

– Леш, я не могу так…

– А, вот, давай подеремся! – Леша швырнул сумку на пол, – ну, вставай, урод!.. – он принял стойку, причем, лицо его было сосредоточенным, а взгляд внимательно оценивал противника.

– Я тебя таким никогда не видел… – Олег неловко поднялся.

– К сожалению, могу ответить теми же словами. Бери сумку и собирайся! Учти, если ты из-за собственной дури готов развалить семью, то я тебе этого не позволю!..

– Я возьму? – Олег поднял с пола бутылку, – ну, чтоб в поезде лучше спать.

– Ни хрена! – Леша схватил вино и выйдя на кухню, вылил в раковину, – завтра ты должен приехать трезвый, понял, придурок? В Воронеже купишь шампанское, и выпьете его вместе за начало новой жизни. Какой же ты все-таки идиот!.. Давай, собирайся! Щетку, мыло… хотя мыло подожди – сначала помойся, а то похож на бродягу – еще в поезд не пустят.

Когда в ванной зашумела вода, Леша устало плюхнулся на кровать и закурил; он подумал, что это самая великая битва, которую он выиграл в своей жизни.

Всю дорогу до вокзала они молчали; и в кассах, заняв разные очереди, не подходили друг к другу, боясь неверным словом перечеркнуть все достижения «войны за любовь». Потом они пообедали в кафе с видом на Днепр; то ли его могучая гладь вселяла в душу уверенность, то ли просто Олег постепенно приходил в себя, но они уже совершенно по-деловому обсуждали, как Леше надо будет доработать программу на второй позиции, чтоб линия, действительно, получилась автоматической, а не «фигней на постном масле».

На вокзал они вернулись перед самым отправлением; уже стоя у открытой двери вагона, Олег вдруг поставил сумку.

– Знаешь, – он отвернулся, словно стыдясь собственного признания, – сколько раз бывало… еду домой и думаю – сейчас, вот, войду и возникнет что-то новое, хорошее… а возвращаешься, и ничего. Каждый ведь помнит то, что было за эти годы, и никогда не сможет забыть.

– Глупости! Это хорошее трудно забыть – для этого нужно совсем уж прекрасное, а чтоб забыть плохое, достаточно всего лишь хорошего. Твоя главная ошибка в том, что ты считаешь машины живыми, а людей – железными. Все наоборот – запомни, Олег, все наоборот! Иди, а то уже пять минут объявили. Удачи!

* * *

Наташа услышала треск мотоциклов. В принципе, в этом не было ничего странного – те, кто не жаждал встреч с милицией, объезжали центр, именно, по их улочке; только почему-то звук, единожды приблизившись, не удалялся, а потом и вовсе по окну метнулся яркий луч. Наташа испуганно прильнула к стеклу, но в это время треск смолк и луч тоже исчез. В тусклом свете далекого фонаря она увидела у самой калитки три фигуры в шлемах. Они о чем-то посовещались, и один из мотоциклистов уверенно вошел во двор; Наташа бросилась на веранду проверить, заперта ли дверь, но услышала женский голос, назвавший ее по имени.

– Кто там? – она держала руку на замке, не зная, в какую сторону его повернуть.

– Наташ! Это Лена Королева! Открой, не бойся!

Голос был легко узнаваем, и Наташа открыла.

– Испугалась, да? – переступив порог, Лена засмеялась.

– А ты как думаешь? – Наташа прикрыла дверь, – ворвутся, дадут по голове, и что я одна сделаю? А кто это с тобой?

– Да Витька мой и его дружбан, некто Коля. Слушай, тут такое дело, – Лена оглянулась, – Коле этому надо ночь перекантоваться; у меня, сама знаешь, родители, а к Витьке в общагу сунулись – там рейд какой-то… короче, можно он у тебя останется?.. Утром он свалит как светать начнет; ему еще до Москвы пилить; на мотоцикле, представляешь? Он хотел сегодня ехать, но вчера мужики бухнули неслабо… выручай, Наташ; он парень нормальный – без глупостей.

– Ну, не знаю… – Наташа растерялась, – хотя, в принципе… ладно, проходите пока, а там разберемся.

– Спасибо! Ты настоящий друг! – чмокнув хозяйку в щеку, Лена выскочила на улицу.

…Офигеть!.. Мужики с доставкой на дом!.. Наташа прислонилась к стене, не зная, радоваться такому неожиданному повороту или все будет как обычно, потому что в ее жизни случаются одни только гадости.

Лена училась на курс старше, и познакомились они, когда Наташа пришла в ансамбль. Яркой внешностью она не отличалась – невысокая, худенькая, но, как оказалось, тоже прошедшая спортивную школу, только, в отличие от Наташи, она занималась акробатикой, поэтому прекрасно владела телом, а, главное, умела работать (остальных же, высоких красивых дур, приходилось элементарно учить двигаться).

Скорее всего, они б стали близкими подругами, если б не Олег – он почему-то посчитал Лену пустым, ничего не смыслящим в жизни существом, и когда еще давным-давно Наташа пригласила ее в гости, с кислой рожей, демонстративно ушел в другую комнату. Лена обиделась и при нем больше не приходила; когда же Олег уезжал, она появлялась, но тут начал чудить Витька – он так откровенно ухаживал за Наташей, что ей даже делалось неловко, а Лену это просто бесило. Короче, компания не сложилась, и все-таки они дружили – не явно, а, скорее, ощущая родство душ.

Дверь распахнулась, и первым в нее ввалился Витька.

– Кого я вижу! – он тут же полез целоваться, но Наташа целомудренно подставила щеку, – Наташка! Зря тебя с нами не было! Неделю на Битюге! В чистой водичке купались, уху из котелка хлебали, спали в палатке…

– Ага, только поставил ты ее на муравейнике. Кайф, да? Если б не Коля, не знаю, как бы мы выжили эту неделю – вот, кто все умеет! – Лена присела на стул.

– Да ладно тебе! – послышалось из темноты, и следом появился мужчина в штормовке и майке, застиранной до грязно-розового цвета; кроме рюкзака за плечами, на шее у него болталась гитара, а лицо было смуглым от загара.

Он бросил рюкзак к Наташиным ногам, словно охотник добычу, и протянул руку.

– Добрый вечер. Николай.

Ладонь оказалась горячей и шершавой, а еще такой сильной, что Наташе показалось – миг и ее пальцы хрустнут, поэтому она поспешно выдернула свою руку.

– Наташа. Проходите.

– А выпивать сегодня будем? – спросил Витька.

– Может, уже хватит? – Лена посмотрела на него, как смотрят на капризного ребенка, – Коле вставать завтра ни свет, ни заря; да и сам ты, пьяный поедешь, да?

– Коля пусть спит, а мы посидим; потом поймаем тачку, а мотик бросим здесь – завтра утречком я за ним заеду…

– Ничего мы бросать не будем, – Лена нехотя встала, – и нечего сюда заезжать. Поехали, а то вещи там остались, – она вытолкала Витю первым, чтоб он опять не полез с поцелуями, и на прощание озорно подмигнула хозяйке.

Дверь закрылась; сразу стало тихо, пусто и пропала тема разговора.

– Ну, ребята втравили меня в авантюру… – Коля оглядел веранду со старой мебелью и облупившимися ромбиками окон, – сейчас бы уже был под Каширой. Я там местечко знаю, где даже неплохо кормят…

– Вы голодный? – спохватилась Наташа, – сейчас я что-нибудь придумаю.

– Успокойтесь, ради бога, – Коля поймал ее руку, но на этот раз не сжал, и Наташа не стала ее забирать, – у меня тушенка осталась – не в Москву ж ее везти… Наташ, только честно, я вас не слишком стесню своим присутствием? А то привезли незнакомого мужика, бросили на ночь… вы не бойтесь…

– А я и не боюсь, – она откинула волосы, зная, что этот жест получается у нее очень эффектно. Собственно, она еще не поняла, нравится ли ей этот человек, но страха он не вызывал однозначно, – давайте вашу тушенку, – все-таки высвободив руку, Наташа пошла на кухню, – макароны вам сварю. Извините, мужа нету, так я особо и не готовлю.

– А где он, если не секрет? – Коля поставил на стол металлическую банку в густой коричневой смазке.

– Не секрет… да вам ребята, небось, рассказывали…

– Ничего они не рассказывали!

Наташа резко повернулась, но по выражению лица так и не поняла, врет он или нет.

– Расскажите лучше о себе: кто вы, чем занимаетесь.

– Я-то?.. – Коля присел на стул, – я – историк, даже скорее, археолог. Как Витька говорит – ищу в земле всякие черепки, а потом по книжкам проверяю, на том ли месте они лежат.

– Вам это интересно? – Наташа помешала макароны и села напротив, – просто я не сильна в истории.

– Черт его знает. Интересно найти нечто значимое, а «черепки» мне уже по ночам снятся – вроде, заваливают они меня с головой, и уже дышать нечем…

– Во-во, – неизвестно к чему сказала Наташа и встав, снова повернулась к плите, – а расскажите про что-нибудь значимое.

– В смысле, о раскопках? Не знаю, будет ли вам интересно.

Наташе польстило такое внимание, ведь никто никогда не спрашивал о ее интересах.

– Будет, – ответила она, чтоб и гостю сделать приятное.

Разговор завертелся вокруг скифских курганов, постепенно сползая к городам Причерноморья и дальше к Древней Греции; потом вдруг перескочил в Великий Новгород и времена татарского нашествия, от которого, оказывается, до сих пор не могут найти ни одного места сражения. За это время макароны с тушенкой успели съесться, чай был выпит, выкурено несколько сигарет, а Колин энтузиазм не иссякал, и Наташа все глубже проникалась романтикой живой старины, которая лежит не под стеклом, а в той самой земле, куда ее положили много веков назад. …И почему я не пошла на исторический?.. – подумала она и сама же ответила, – а потому что он считает, будто инженеры – это люди, делающие дело, а остальные – говно…

– А вам на раскопках не нужны, например, подсобные рабочие? – Наташа улыбнулась, – я б поехала…

– Мы используем студентов – у них это идет как практика.

– Жаль. Вдруг бы я нашла что-то значительное?..

– Первые три года все так думают, а потом просто привыкают и ищут по инерции, хотя понимают, что ничего такого не будет, – Коля вздохнул, – так что не расстраивайтесь.

Неожиданно Наташа почувствовала такую близость этому совершенно незнакомому человеку, что захотелось обнять его – жаль, что он не проявлял к ней никакого интереса, а начать первой она не решалась. Слушать сказки о том, чего не будет никогда, резко расхотелось, и Наташа посмотрела на часы.

– Заболтала я вас, а вам рано вставать; извините, – она встала, – пойду, постелю вам; правда, было безумно интересно.

Постелила она на диване, где обычно спал Олег, поэтому все выглядело даже как-то слишком обыденно – та же полосатая простыня и наволочка в цветочек совсем из другого комплекта, так же в ванной шумела вода… На секунду Наташе стало жутко – она не хотела видеть, как он выйдет из ванной… вдруг это будет совсем не он!.. Поэтому, остановившись у двери, она крикнула:

– Все готово! Спокойной ночи! – и удалилась в спальню, плотно закрыв дверь, хотя спать ей совсем не хотелось.

Она слышала, как за стеной скрипнул диван; потом глубокий вздох, щелчок выключателя. Потушив свет, она тоже залезла в постель. У соседей залаяла собака; по улице проехала машина… нет, сон никак не хотел приходить. Наташа пошарила по столу, но сигареты остались в комнате, где они ужинали. Она села на постели, задумчиво глядя в темноту.

– Коль, вы спите? – тихо позвала она.

– Нет.

– Я сигареты заберу, ладно? – запахнув халатик, Наташа бесшумно прошла по коридору; приоткрыла дверь. Лунный свет легко проникал сквозь тонкие шторы, и было видно, что Коля лежит на спине, глядя в потолок, и в его руке светится красная точечка сигареты. Наташа взяла со стола свою пачку, минуту в раздумье вертела ее в руках, потом решительно присела на край дивана; зачем она это сделала и чего хотела, неизвестно, да она и не пыталась найти ответ – ей просто захотелось сделать такую, вот, глупость.

– Не спится? – в секундном мерцании спички было видно, что Коля улыбается.