Текст книги "Евразийство между империей и модерном"

Вопрос об использовании полученных средств для выплаты окладов руководителям стал впоследствии одним из острых в отношениях между лидерами. Оклады Сувчинского и Арапова выросли до 25 фунтов в месяц, тогда как Савицкий получал на всю свою пражскую группу 15 фунтов. В результате Савицкий часто нуждался в деньгах, которые «парижане» выплачивали ему с большой неохотой. Трубецкой, в свою очередь, вынужден был неделями добиваться 10 фунтов от Малевского, которые были нужны ему на поездку в Прагу для встречи с коллегой-филологом Б.В. Томашевским.

Начиная со своего первого выступления в Софии летом 1921 года евразийцы вели активную пропаганду. Лекции, собрания, обсуждения и диспуты должны были привлекать эмигрантскую молодежь к новой идеологии. Постоянный евразийский семинар работал с 1924 года в Праге, где им руководил Савицкий. С 1925 года начинает работу и евразийский семинар в Париже во главе со все же присоединившимся к движению Л.П. Карсавиным. В Вене Трубецкой организовал для своих студентов семинар, на котором обсуждались евразийские темы. Участники публиковались в «Евразийской хронике», из них составлялись евразийские кадры. При этом нельзя преувеличивать количество людей, вовлеченных таким образом в евразийство. Согласно сохранившемуся в архиве Сувчинского списку, в 1926 году в евразийском клубе Парижа состояло не более 25 человек²⁴. Цифры сочувствующих евразийству в Праге (1ooo человек), которые приводит в своем докладе руководству заместитель начальника Контрразведывательного отдела (КРО) ОГПУ В.А. Стырне, явно преувеличены и, скорее всего, связаны со стремлением сотрудника ОГПУ представить евразийство более влиятельным и опасным движением, чем это было на самом деле²⁵.

В евразийском движении – в его организационной и политической части – отчетливо выделяются три группы людей. Первую группу составляют интеллектуалы: четверка основателей движения и привлекавшиеся ими к сотрудничеству авторы, ученые, литераторы и публицисты. Вторая группа – присоединившиеся к движению в 1922 году офицеры-монархисты, которые привели в евразийство людей из круга Врангеля и Кутепова. Наконец, третью группу составляют вольные или невольные агенты КРО ОГПУ, такие как Денисов (A.A. Ланговой), Ю.А. Артамонов, и эмигранты, которыми те манипулировали (например, С.Я. Эфрон, муж М.И. Цветаевой). Агенты ОГПУ проникают в движение около 1923 года, и под их влиянием евразийство становится не только политической организацией, но и подпольной сектой заговорщиков.

Прежде чем перейти к истории превращения евразийства в политическую подпольную организацию, необходимо коротко сказать о роли «Треста» в эмигрантской политике 1920-х годов²⁶. С начала 1922 и до весны 1927 года, когда Опперпут опубликовал свои разоблачения в рижской газете «Сегодня», «Трест» фигурировал в разговорах и переписке множества эмигрантов, огромное количество людей оказалось вовлечено в его орбиту, и евразийство не стало исключением. История «Треста» во многом остается запутанной: существуют лишь два основных источника, на основании которых можно судить о его деятельности, и оба источника, увы, не могут претендовать на полноту и объективность изложения. Первый источник – апологетический документальный роман Л. Никулина «Мертвая зыбь», изданный на волне хрущевской «оттепели» и ставивший своей целью реабилитацию репрессированных в 1930-х годах сотрудников ОГПУ, таких как Артузов, Ланговой, Пузицкий и т. д. Второй источник – воспоминания участника кутеповской организации, заместителя Артамонова, Сергея Львовича Войцеховского, который выполнял резидентские обязанности в Варшаве и, в свою очередь, пытался объяснить успех «Треста» психологическими условиями эмиграции. Войцеховский стремился также спасти репутацию таких людей, как Артамонов и Арапов, считая их не агентами, а лишь невольными исполнителями воли ОГПУ.

Операция «Трест» началась в конце 1921 года. Вопрос о том, что послужило причиной, вынудившей руководителей большевиков пойти на эту довольно значительную по затраченным ресурсам операцию, остается открытым. Советская Россия вступила весной 1921 года в период нэпа, и, немного отпустив рычаги контроля над страной, большевистские руководители, вероятно, почувствовали неустойчивость своей власти. В эмиграции находилось значительное количество бывших солдат и офицеров, там были руководители практически всех политических течений России, а большевистским лидерам был хорошо известен потенциал этих людей. Очевидно, большевики придавали проблеме эмигрантов гораздо большее значение, чем думают историки. В свою очередь, эмигранты, ожидавшие перерождения большевиков, с восторгом встретили известия о нэпе, посчитав его первым признаком такого перерождения. В большинстве случаев эмигранты слепо верили в то, что большевистский режим обречен, что внутри самой России появятся силы, которые уничтожат коммунистов. Только верой эмигрантов в необходимый характер изменения режима большевиков можно объяснить тот факт, что самые разные круги эмиграции, включая профессиональных разведчиков, раскрыли объятия представителям «Треста».

Все началось с того, что бывший преподаватель Александровского лицея, бывший директор Департамента водного транспорта Министерства внутренних дел и бывший действительный статский советник Александр Александрович Якушев (1876–1937) (фигурировавший под псевдонимом Федоров) отправился в зарубежную командировку в Ревель. Там он встретился со своим бывшим воспитанником Юрием Александровичем Артамоновым, который после окончания Лицея служил в Конногвардейском полку. В Ревеле Артамонов работал переводчиком в английском посольстве. Он был близок к группировке генерала Кутепова и дружил с Всеволодом Федоровичем Щелгачевым, который служил в разведке Врангеля. Якушев сообщил Артамонову, что в России существует подпольная монархическая организация – Монархическое объединение Центральной России (МОЦР), которое обладает широкими возможностями и связями, в том числе в партийном руководстве и среди командиров РККА. МОЦР, по утверждению Якушева, возглавлялось Андреем Медардовичем Зайончковским, бывшим генералом царской службы. Якушев предлагал Артамонову установить контакт с заинтересованными лицами и организациями в эмиграции (на условиях подчинения МОЦР) и содействовать работе по подготовке переворота в Советской России. Сразу же после этого Артамонов написал о Якушеве письмо в Берлин своему другу и сослуживцу князю К.А. Ширинскому-Шихматову, отец которого был членом ультраконсервативного Высшего монархического совета. Это письмо попало в руки ЧК, и по возвращении в Россию Якушев был арестован и якобы перевербован. Остается загадкой, действительно ли Якушев до ареста был участником монархической организации и существовала ли таковая вообще, или он с самого начала был агентом ЧК. В достаточно циничных воспоминаниях престарелого чекиста Б.И. Гудзя о вербовке Якушева говорится: «…не будем забывать, что у него была семья, и он понимал, что может быть серьезно наказан за свою авантюру… Так что в конце концов он согласился с нашим предложением. С этого дело и завязалось»²⁷. Учитывая развязанный ЧК террор, не представляется невероятным, что Якушев уже перед первым своим выездом за границу был завербован чекистами. Во всяком случае, после возвращения он стал работать на ЧК-ОГПУ и, согласно многим источникам, делал это очень умело.

При посредстве Артамонова, Щелгачева и сослуживца Артамонова по Конногвардейскому полку П.С. Арапова (активного евразийца с 1922 года) Якушев встретился с представителями Высшего монархического совета в Германии, а также установил контакт с близким к великому князю Николаю Николаевичу генералом А.П. Кутеповым, возглавившим боевую организацию РОВСа. Кутепов направил в Советскую Россию своих резидентов – Марию Владиславовну Захарченко (урожденную Лысову, впоследствии Михно) и ее гражданского мужа, ротмистра Георгия Радкевича. Благодаря тому, что в кодировавшейся переписке «Треста» Родкевич и Захарченко выступали как «племянники», в литературу о «Тресте» проникло неверное утверждение, что Захарченко была родственницей генерала Кутепова. К 1924 году произошло объединение кутеповской боевой организации и «Треста». Переписка, пересылка литературы и секретные поездки в обе стороны велись через перевалочные пункты в Польше и Эстонии. Резидентом Кутепова и «Треста» в Варшаве стал Ю.А. Артамонов. Разведки и Генштабы Польши, Эстонии и Финляндии поддерживали активные контакты с «Трестом», через который руководство Советской России не только контролировало значительную часть белоэмиграции, но и дезинформировало западные спецслужбы.

К 1925–1926 годам «Трест» установил контакты с самыми разными кругами эмиграции. Якушев побывал в Шуаньи у великого князя Николая Николаевича и получил согласие на использование его имени. После Зарубежного съезда 1926 года даже П.Б. Струве – убежденный противник большевиков и сторонник продолжения вооруженной борьбы с ними – встретился с представителем «Треста» в Варшаве и обсудил возможность получения этой организацией крупных финансовых вливаний из зарубежных источников.

«Трест» рухнул весной 1927 года. Кутепов настаивал на террористических акциях, которые «Трест» активно пытался предотвратить. Полученные при помощи «Треста» секретные документы, в частности, мобилизационные планы, вызвали подозрения у поляков. Наконец, весной 1927 года один из главных участников «Треста», Эдуард Оттович Уппелиньш, известный также как Опперпут, Стауниц и Касаткин, бежал из Советской России и опубликовал разоблачительные статьи, в которых раскрыл истинную природу «Треста», и убедил Кутепова в том, что он желает искупить свою вину и привезти в СССР группу боевиков. Отправленная группа не смогла совершить планировавшийся теракт и была уничтожена под Смоленском, а Опперпут-Касаткин был объявлен ОГПУ мертвым. Впрочем, Сергей Войцеховский утверждал, что встречался в 1942 году с Опперпутом в Варшаве. По версии Войцеховского, Опперпут был не перебежчиком, а умелым двойным агентом. Как писал Войцеховский, Опперпут, возглавлявший советское подполье в Киеве, был арестован немцами в 1944 году и расстрелян²⁸.

Каково же было отношение евразийцев к «Тресту»? Прежде всего, сам факт его появления вполне укладывался в идеологические построения евразийцев. Согласно их теории революции, в России должен был появиться новый слой людей, которые захватят власть в ней изнутри. Задача состояла лишь в том, чтобы обратить этих людей в евразийскую веру. Однако появившиеся в Западной Европе посланцы «Треста», вступившие в 1923 году в контакт с Сувчинским при посредстве Арапова, не вызвали восторга у руководителей евразийского движения. Поскольку главной целью «Треста» было проникновение в круги военной эмиграции, которые были в основном настроены монархически, «трестовцы» активно проповедовали монархизм. Для евразийцев монархизм был слишком тесно связан с правыми кругами эмиграции, которых евразийцы обвиняли в непонимании необратимости тех процессов, которые произошли в России. Но самое главное, представители «Треста» сообщили евразийцам, что для большинства населения России религия утратила свою привлекательность, а следовательно, евразийская программа должна быть существенно изменена, чтобы не показаться реакционной гражданам СССР. Для евразийцев, у которых православная религиозность составляла одну из важнейших черт групповой идентичности, такое объяснение было неприемлемым, и интерес к «Тресту», казалось, был навсегда ими утрачен.

Однако в этот момент Арапов встретился в Варшаве с «нефтяником» («нефть» – одно из кодовых названий евразийства) – участником «Треста», выступавшим под псевдонимом Александра Алексеевича Денисова. На самом деле Денисов был сотрудником ОГПУ (с 1935 года – полковником НКВД) Александром Алексеевичем Ланговым (1895–1964). Ланговой принадлежал к известной интеллигентской семье – его отец, Алексей Павлович, знаменитый московский врач, был гласным Московской городской думы, коллекционером живописи и членом попечительского совета Третьяковской галереи, а дядя – профессором Технологического института в Петербурге. Ланговой был, несомненно, культурным человеком, свободно владел несколькими языками, разбирался в современном искусстве, литературе и философии. Для евразийцев он должен был казаться человеком «своего круга». Выступая как один из представителей «Треста», Ланговой убедил евразийцев в том, что он полностью обратился в евразийскую веру и готов представлять интересы евразийцев внутри своей организации. Евразийцы с радостью воспользовались этим предложением: на совещании руководителей евразийства с участием Лангового, которое прошло в начале 1925 года в Париже на квартире А.И. Гучкова, было решено обращать «Трест» в евразийство изнутри, а Ланговой-«Денисов стал руководителем «Евразийской партии» в СССР и участвовал в евразийских съездах и совещаниях. Более того, на протяжении нескольких лет Ланговой получал от евразийцев значительное содержание. Объявил себя евразийцем и Ю.А. Артамонов, резидент Кутепова и «Треста» в Варшаве и сослуживец Арапова. В течение полутора лет Ланговому удавалось держать евразийцев в заблуждении, причем размах этого предприятия был весьма значительным: Арапов и Савицкий ездили в СССР и встречались с «внутренними евразийцами» в Москве и других советских городах. В СССР шел поток евразийской литературы (вероятно, она прямиком попадала в хранилища ОГПУ), а из СССР приходили «информационные бюллетени», посвящавшие евразийцев в подробности тех или иных событий советской жизни, сообщавшие о настроениях населения, состоянии хозяйства и т. д.

Безусловно, проникновение «Треста» в евразийское движение оказало значительное воздействие на развитие евразийства. Так, в 1924 году Арапов требовал у Сувчинского ускорить написание евразийской политической программы, поскольку это могло облегчить переговоры евразийцев с «Трестом»²⁹. Трестовские «бюллетени» о состоянии Советской России во многом формировали представления участников евразийского движения о происходивших в СССР процессах. Очевидно, что контакты с провокационной организацией приобретали все более широкий размах; на съездах руководителей Совета евразийства – главного органа трансформировавшегося в подпольную организацию интеллектуального движения – присутствовали агенты ОГПУ, с которыми обсуждались тактика и стратегия евразийского движения. Как сообщал своему руководству Стырне, проникновение «Треста» в евразийство достигло таких размеров, что отдельные ведущие евразийцы «выполнят любое наше поручение»³⁰, а в руководящие органы евразийства были введены агенты КРО ОГПУ (под видом представителей «Треста»),

Начиная с 1924 года в евразийской переписке появляется шифровка писем. Политический и шпионский жаргон начинает напоминать детективные романы, а наивность евразийских руководителей, игравших в политику, поражает. Даже закодированные, отрывочные письма евразийцев позволяют составить представление о том, какие интересы преследовали агенты ОГПУ, проникшие в евразийство. Арапов просит Сувчинского составить некую программу евразийства для своих московских знакомых в музыкальных кругах, с тем чтобы передать ее по указанным Сувчинским адресам через «Трест». Арапов утверждал, что с такой идеей выступил «Денисов» – чекист Ланговой³¹. Можно предположить, что судьба адресатов Сувчинского сложилась трагически: связь с евразийством была одним из оснований для ареста и заключения даже таких далеких от политики людей, как известный лингвист H.H. Дурново, который вернулся в Советский Союз и стал жертвой «дела славистов». Арестованный в 1932 году Дурново был расстрелян в 1937-м³².

В Ленинград был отправлен Г.Н. Мукалов, сотрудник Савицкого по пражской группе евразийцев. Как вспоминал Савицкий, Мукалов прервал сношения с евразийцами и остался в Ленинграде, где его и застали события весны 1927 года (раскрытие «Треста»), До поездки в Ленинград Мукалова в Москву в качестве резидента должен был отправиться Л.Е. Копецкий, еще один «молодой» пражский евразиец, но он не смог преодолеть себя и отказался от поездки прямо на границе. Пиком сотрудничества евразийцев с «Трестом» стала поездка Савицкого в Москву по каналам «Треста» для встречи с «московскими евразийцами». По свидетельству Войцеховского, он встретил Савицкого в Варшаве за несколько часов до отъезда на советскую границу³³. В Москве Савицкий наблюдал искусно поставленный сотрудниками ОГПУ спектакль, который включал не только встречи с членами «евразийских групп», но даже подпольную церковную службу! Именно в Москве он написал евразийскую программу 1927 года. Даже после раскрытия «Треста» евразийцы верили, что организация была подлинной, несмотря на предательство некоторых ее участников, и еще в 1928 году Сувчинский пытался восстановить контакт с Ланговым-«Денисовым», что вполне вписывалось в его программу по переносу деятельности евразийства в СССР и полному признанию советского режима.

Примерно с 1922 года, когда к евразийцам присоединились A.B. Меллер-Закомельский, П.С. Арапов и другие монархисты, евразийство начинает превращаться в политическую организацию. Начало организационной работе евразийцев положили свидания «трех П» – Арапова, Савицкого и Сувчинского, прошедшие в Берлине поздним летом и осенью 1923 года. На этих совещаниях были выработаны принципы организации евразийства, его тактика. Согласно предложениям Сувчинского, евразийцам следовало, вполне в духе их саморепрезентации как нового поколения, отказаться от обращения «евразийствующих профессоров», всячески подчеркивать различия с другими группами эмиграции. Предполагалось, что движение должно развернуть активную работу по привлечению эмигрантской молодежи. Впоследствии, в 1925 году, контакты с «Трестом» решено было использовать для трансформации самого «Треста» в евразийскую организацию, в частности, через «Денисова»-Лангового. В конце ноября – первой половине декабря 1924 года в Вене прошел съезд ведущих руководителей евразийства (Арапов, Савицкий, Сувчинский, Трубецкой), на котором был создан Совет евразийства, или Совет Пяти, в который вошли Трубецкой (председатель), Сувчинский, Савицкий, Арапов и Малевский-Малевич. Последний был приглашен на съезд и введен в состав Совета исключительно благодаря тому, что именно ему Сполдинг передал средства для движения.

На этом совещании евразийцы утвердили смету на первый год в размере 4500 фунтов (деньги Сполдинга было решено использовать в течение двух лет). Были выделены средства для поддержки ячеек евразийской организации в Париже и Праге, а Малевичу было предписано три раза в год отчитываться перед Советом о состоянии кассы. Совет постановил считать центром евразийства парижскую группу, возглавлявшуюся Сувчинским, а наиболее важными ячейками – Париж, Прагу и Варшаву. Было решено отправить в Россию по каналам «Треста» Т.Н. Мукалова. Наконец, Совет Пяти должен был законсперироваться и пользоваться при переписке псевдонимами и кодовыми названиями³⁴. Примечательно, что кодовые имена, которые придумали для этого евразийцы, совпадали с кодовыми именами, использовавшимися в переписке «Треста» с кутеповской организацией, что говорит о существовании некоей большой сети, в которую евразийцы входили как составная часть. Общий для всей сети код позволял ОГПУ без излишних затрат времени и сил контролировать поток информации.

В 1925–1927 годах параллельно Совету Пяти действовал и Совет Семи: те же пятеро плюс Артамонов и Денисов, представители «Треста». Впоследствии вместо Лангового-«Денисова» в Совет был введен Л.П. Карсавин. По позднейшему свидетельству Савицкого, Совет Семи был создан параллельно Совету евразийства, так как евразийцы не очень доверяли Артамонову и Денисову и не знали, на кого они работают. Однако в 1926 году сам Савицкий жаловался Арапову на Малевича, «навязавшего нам выключение Артамонова и Денисова»³⁵. Вполне возможно, что это было связано с периодом «активизма» Савицкого, когда он пропагандировал усиление подпольной работы в СССР и противостоял влиянию «белогвардейцев» – Малевского-Малевича и Зайцова – на евразийство.

Кроме того, в евразийской организации появились два отдела. Первый отдел, в который входили «идеологи», должен был играть ведущую роль в определении стратегии движения и отвечать за публикации евразийства. Второй отдел, в котором состояли Арапов и Малевский-Малевич, считался «организационным», занимался финансами и политической организацией, контактами с «Трестом» и переправкой евразийской литературы в СССР по его каналам. В этот же отдел Малевский ввел и монархиста – близкого к А.П. Кутепову полковника A.A. Зайцова. Примечательно, что Зайцов не только участвовал в евразийском движении, организовывая для него боевые отряды, но и руководил перепиской с «Трестом» в кутеповской организации. Привлечение в движение новых людей, в основном связанных с Кутеповым монархистов, не только способствовало фашизации движения, но и привело к многочисленным конфликтам и трениям среди евразийцев. Так, в 1926 году Савицкий, Сувчинский и Трубецкой при поддержке Арапова вывели из состава движения Зайцова и существенно ограничили полномочия Малевского, который стал активно вмешиваться в «идеологическую» работу. Однако краткосрочный союз «троики» не выдержал дальнейших испытании, и проявлявшаяся уже с 1924 года вражда между Сувчинским и Савицким привела в конце концов к расколу.