Текст книги "Евразийство между империей и модерном"

Дорогой Петр Петрович!

Только что начал Вам писать, как пришло от Вас письмо; уничтожив начатое письмо, стал писать Вам ответ, но тут пришло из Праги письмо Флоровского с выдержками из Вашего письма к нему – и опять все надо менять!

Что это Вам вдруг померещилось насчет «Вех»¹? Какие тут могут быть разговоры о соединении с этими хамами? Вы говорите о предоставлении в наше распоряжение религиозно-культурной стороны. Но что же останется у них? И как можно под одной обложкой соединять наши писания, имеющие все-таки всегда некоторое принципиальное устремление ввысь, и «их» писания, состоящие в цинично-развязном оправдании оппортунизма и беспринципности. Когда у них проскальзывает «принцип» или «идеология», это всегда какая-нибудь судороги вызывающая пошлость самого бульварно-либерального (а ля Лойд Джордж) пошиба. Большею частью даже и этого нет, а есть подобострастное подлаживание под чужой тон, пассивное прислушивание к тому, откуда ветер дует, или, иногда, садическое любование собственным моральным падением. Вот уж, действительно, нашли с кем блокироваться! Вы говорите «не идеологически, а тактически». Но какая у них тактика? Подольститься к барину в надежде, что кое-что перепадет – вот и вся их тактика. То, что Вы приводите как их преимущества, на самом деле минусы, а не плюсы: не «беспартийность», а «беспринципность», и не «среди них нет жидов», а «даже жидам противно к ним идти».

Последний факт толкуют различно. Некоторые думают, что они нарочно не принимают жидов, чтобы не давать повода всяким инсинуациям. Я думаю, что инсинуаций они вообще не боятся. Мое объяснение подсказано было мне моим другом иудеем, о котором я Вам рассказывал в Белграде: он мне сказал: «евреи имеют верное чутье, и в гиблое дело никогда не ввяжутся». Я думаю, вся штука в этом, и отсутствие у них жидов только показывает, что их дело «гиблое». Тот успех, который они имеют в известной части общества – временный и нездоровый. Это признак усталости, деморализации, совбурства – а все это такие качества, с которыми ни к какой творческой работе приступать нельзя. Раз мы хотим культурного творчества, то для нас всякий строящийся по «Вехам» заведомо неподходящ, именно в силу этого. Итак, с вехистами – никаких блоков. Если они будут ухаживать, – пускай. Ключников² меня усиленно зазывал, но я его отшил (а он не только утерся, но даром присылает мне свой журнал). Дело в том, что он, хотя и порядочнее других (впрочем, Устрялов еще порядочнее), но все таки хамоват (Устрялов же наивен и придурковат). Если сейчас он хвалит евразийцев, то это показывает, что мы ему страшно нужны. Очевидно, он надеется получить от нас оригинальную идеологию, которую они сами по своей бездарности создать не могут (как ни стараются, все только и выходит, что «в Каноссу» да «в Каноссу»),

Но на это, разумеется, нельзя соглашаться: это значило бы просто сознательно превращать себя в простое орудие большевистской пропаганды, которое будет отброшено по миновании надобности. – Итак – черт с ними!

Совершенно иную позицию я занимаю по отношению к генералу Г[урко]³. Эпизод с ним мне скорее нравится. Как-никак, это единственный крупный генерал мировой войны, живущий вне России. При том до сих пор ни в чем еще не участвовал: заметьте, – таинственная личность (сказал бы Поснов⁴). Т. к. мы вообще «таинственны», то появление его в наших рядах может произвести совершенно потрясающий эффект и даже панику: «Смотрите, смотрите! Теперь у них даже генерал есть, да еще какой!» – «Вы слышали? Говорят, у них целая армия!» – «Да, да! Армия из всех народов Азии!» – «Да кто они сами, евразийцы? Что это, особая национальность? Сколько их миллионов?» и т. д.

Ландау⁵ залезет под стол. Евреи пришлют депутацию… – Нет, кроме шуток. Я действительно считаю, что, если его статьи не безграмотны, его появление в нашей среде будет нам только выгодно: в смысле рекламы это великолепно, а повредить нам не может, ибо он совершенно не скомпрометирован. Меня интересует только один вопрос. Можно ли установить, какого характера его отношение к А.И. Гучкову⁶? Вообще я должен Вас предупредить, что один мой покойный приятель, специально занимавшийся выслеживанием каменщиков⁷, имел на счет ген. Г[урко] подозрения, причем нити его сходились с нитями А[лександра]И[вановича]Г[учкова], но все это дальше подозрений не идет. Теперь, т. к. А[лександр]И[ванович]Г[учков] сидит в Берлине вряд ли «зря» и, вероятно, имеет при себе какую-нибудь «тайную» организацию (он это очень любит), то интересно знать, не путается ли в ней и ген. Г[урко] и не от нее ли он прислан к нам? Впрочем, все это исключительно только «интересно знать», просто для сведения, на вопрос о приеме или неприеме его это никакого влияния оказывать не должно. Я бы стоял за прием. По-моему, в смысле компрометантности Карташев куда хуже.

Откровенно говоря, из наших сотрудников 2-го сборника не нравится мне и Бицилли. Он мне прислал письмо, из которого следует, что он плохо понимает, в чем у нас дело. И вообще, судя по этому письму, он типичный провинциальный интеллигент из эсеров, совершенно не преодолевший своего интеллигентства (фактически, теоретически-то, может быть, и преодолел). В статье его есть лишние вещи, глупости и бестактности, на которых он принципиально настаивает. По-моему, его участие – какое-то недоразумение. Все отношение к Евразии заключается в том, что в его статье говорится и об Европе, и об Азии.

В Софии за Ваше отсутствие особых происшествий не случалось. Ценимая Вами графиня Клейнмихель⁸ вышла-таки замуж за своего англичанина, который для этого перешел в православие: оказывается, это было ее непременное условие, а он пожелал сначала подробно ознакомиться с православием, для чего и ездил на автомобиле с Серафимом⁹ и вообще беседовал с Серафимом при посредстве своей невесты; любовь оказалась настолько сильной, что, несмотря на эти беседы, он все-таки перешел в православие… В церкви завелись 4 женщины в белых платках во главе с г-жой Шуруповой¹⁰: стоят и «снимают нагар с подсвечников». У Сергия (брата владыки) флирт с двумя из них, и иногда из комнаты его соседи слышат дикие визги. На Карловацкий собор¹¹ Серафим повез Шурупова и некоего Юрченку, мужа одной из женщин в белых косынках. По возвращении их оказалось, что этот Юрченко вовсе не Юрченко, а Сергеев, и вовсе не православный, а молоканин. Тем не менее, он оставался членом «епархиального совета» (есть у нас и такой!) вплоть до прошлого воскресения, когда он скрылся из Софии обокрав своих знакомых на миллион левов: Шурупов один потерял 300.000!…

Р.Г. Моллов производит самое тяжелое впечатление высеченной и поджавшей хвост собаки. Мне его даже жалко. Облик Софии сильно изменился благодаря галлипольцам¹², которых очень много. Признаюсь, они меня раздражают. Ходят бодрые, подтянутые, отдают лихо честь не только своим, но и болгарам и упорно говорят о том, что «этой весной» и т. д….

Андрей Ливен все это время был «в периоде», и я очень виню себя, что мне лень было его оттуда (из «периода») вытаскивать. Теперь, впрочем, он как будто начинает отходить. Я нахожу, что все эти его острые периоды в значительной мере зависят от физического переутомления: положительно, служба в издательстве ему не по здоровью.

У меня в семье все благополучно. Вчера Вера¹³ уехала в Ниццу, куда приехала ее мать. Передайте Челищеву¹⁴, что сестра его будет помещена в самый лучший из здешних санаториев. Целую ручки Анне Дмитриевне, Анне Ивановне и Марии Алексеевне.

Обнимаю Вас, Ваш Н. Трубецкой.

1 Речь идет о движении «Смена вех» (см. примеч. 33 к письму Н.С. Трубецкого П.П. Сувчинскому от 5 декабря 1921 г. (№ 1)).

2 Юрий Вениаминович Ключников (1886–1938) – приват-доцент Московского университета, специалист по вопросам международных отношений; участвовал в мятеже эсеров в Ярославле и в Омской директории.

В эмиграции в Париже состоял членом комитета кадетской партии. Активный участник сменовеховского движения, редактор журнала «Смена вех». В 1923 г. вернулся в Москву, преподавал в Комакадемии; был репрессирован.

3 Скорее всего, речь идет о генерале Василии Иосифовиче Гурко (1864–1937), участнике Первой мировой войны.

4 Вероятно, Михаил Эммануилович Поснов (1871–1930), до революции – профессор истории древней церкви Киевского университета.

В эмиграции в Болгарии преподавал в Софийской духовной академии и в Софийском университете.

5 Григорий Адольфович Ландау (1877–1941), преподавал в Петроградском педагогическом институте; в эмиграции в Берлине сотрудничал с газетой «Руль». В 1922 г. опубликовал в «Руле» ряд критических материалов о евразийстве, в связи с чем произошел обмен резкими письмами между редактором газеты Гриммом и Савицким. Ландау впоследствии переехал в Латвию, был арестован во время советской оккупации и погиб в лагере.

6 Александр Иванович Гучков (1862–1936) – известный политик, депутат Государственной Думы (с 1910 г. председатель III Государственной Думы), лидер партии октябристов. В 1915–1917 гг. был председателем Центрального военно-промышленного комитета, в 1917 г. – военным и морским министром Временного правительства; финансировал создание Добровольческой армии; в эмиграции проживал в Берлине. Дочь А.И. Гучкова Вера Александровна была замужем за П.П. Сувчинским с 1925 г.

7 Имеются в виду масоны.

8 Лицо не установлено.

9 Архиепископ Серафим (Соболев) (1881–1950)^0 революции – ректор Воронежской семинарии. Проживал в Софии, являлся главой Русской православной церкви в Болгарии.

10 Вероятно, жена Н. Шурупова, который в 1921 г. был рекомендован для участия в Русском Зарубежном Церковном Соборе в Сремских Карловцах в Югославии (см. след, примеч.).

11 Собор в городе Сремски Карловцы в Сербии состоялся в 1921 г., как следствие разрешения патриарха Тихона составлять независимые церковные организации, когда отсутствует возможность связи с митрополией. Карловацкий собор создал синод, в котором ведущую роль играл митрополит Антоний (Храповицкий). Собор отличался ультраконсервативными и монархическими настроениями. Уже в 1926 г. митрополит Евлогий (Василий Семенович Георгиевский, 1868–1946; митрополит с 1921 г.), проживавший в Париже, порвал отношения с Карловацким синодом и перешел под юрисдикцию Вселенской патриархии.

12 «Галлипольцы» – солдаты и офицеры врангелевской армии, эвакуированные из Крыма осенью 1920 г. и размещенные временно близ Галлиполи, на Галлипольском полуострове (совр. Гелиболу, Турция). Идея о вооруженной борьбе против большевиков категорически отрицалась евразийцами.

13 Вера Петровна Трубецкая (урожд. Базилевская, 1892–1965) – жена Н.С. Трубецкого с 1914 г.

14 Павел Федорович Челищев (1898–1957) – график, сценограф, живописец. В 1918–1919 гг. жил в Киеве, где познакомился с П.П. Сувчинским. Находился под его сильным влиянием. В течение нескольких лет оформлял обложки для евразийских изданий, в первой половине 1920-х гг. готовил декорации для постановок театра «Синяя птица», которые финансировал Сувчинский. Вместе с К. Бераром и братьями Бергман принадлежал к так называемому «неоромантизму».

Дорогой Петр Петрович,

В.И. Гурко сам мне написал письмо, подробно излагая план перевода «Е[вропы] и Человечества]»¹. Он нашел араба-египтянина, который берется перевести и издать по-арабски, кроме того, есть на примете и турок, которого можно заинтересовать. Однако, с русского ни араб, ни турок переводить не могут, и потому-то В[ладимир] И[осифович] хотел сначала перевести на французский, с тем, чтобы уже с французского они переводили на арабский и на турецкий. Узнав, что уже существует немецкий перевод, он теперь на французский язык переводить не будет и просит только, чтобы ему доставили немецкий перевод, для передачи вышеупомянутым «восточным людям». Я не знаю, как обстоит дело с немецким переводом. Гонорар за него я уже получил, т. е. получил через Deutsche Bank 600 с чем-то марок от Якобсона² из Берлина, без всяких объяснений. Из этого я заключаю, что договор с книгоиздательством уже заключен. Но вышла ли уже книга или нет – не знаю. Очень прошу Вас выяснить этот вопрос, если это Вам не трудно. Лучше всего Вам повидаться с Сергеем Осиповичем Якобсоном, который перевел «Е[вропу] и Человечество]» на немецкий язык и заключил договор с книгоиздательством. Если книга уже вышла, то раздобудьте у него 3 экземпляра (в счет обещанных мне авторских экземпляров) и пошлите их сами Гурко; если же книга еще не вышла, то, м[ожет] б[ыть], можно устроить что-нибудь с корректурами, напр., попросить у издателя лишний экземпляр корректуры и переслать его Гурко. Мне кажется, что лучше вообще все это сделать скорее, «ковать пока горячо». Думаю также, что лучше сделать это через Вас, ибо Якобсону нечего знать, кому именно посылается немецкий текст: достаточно только сказать ему, что это для арабского и турецкого перевода и что это с моего ведома. Со своей стороны, я и ему напишу суммарно то же самое.

Давно от Вас ничего не слышно. Из Праги тоже жалуются на Ваше молчание. Впрочем, вероятно, Вы теперь все-таки реагировали хотя бы на свадьбу Флоровского³. Каков Флоровский! Ливен его невесту видел и говорит, что она не дурна собой… Интересно, похожа ли она на Павлика Ч[елищева]⁴? – Кстати, скажите этому последнему, что моя жена совсем было устроила его сестру в одну из лучших санаторий в Болгарии, но она не захотела туда поступить, а поехала к своему брату, живущему тоже в Болгарии в одной из врангелевских частей: так, по крайней мере, ответили Вере из того последнего «белого креста», в котором состояла сестра Челищева.

Новостей у нас в Софии никаких нет. Поселился здесь епископ Вениамин⁵. Хочет издавать духовный журнал. Впечатление произвел на меня скорее неприятное: деланно-смиренен, вероятно, хитер; умен ли – не знаю; журнал скорее всего прогорит. – В каком положении второй сборник?

Обнимаю Вас, целую ручки всем Вашим.

Ваш Н. Трубецкой.

P.S. адрес Якобсона: Charlottenburg, Dahlmannstrasse 2, Pension Ernst.

1 Книга Н.С. Трубецкого «Европа и человечество» (София, 1920) была издана на немецком, японском и итальянском языках.

2 Речь идет о Сергее Осиповиче Якобсоне, брате Романа Якобсона. С.О. Якобсон перевел книгу Трубецкого «Европа и человечество» на немецкий язык и занимался организацией ее издания в Германии. Предисловие к немецкому изданию написал известный немецкий консервативный историк Отто Хётцш (Otto Hoetzsch). О последнем см.: Liszkowski U. Osteuropaforschung und Politik: Ein Beitrag zum historisch-politischen Denken und Wirken von Otto Hoetzsch. Berlin, 1986 (– Osteuropa-Forschung, 19). Bd. 1–2.

3 Г.В. Флоровский женился на сестре жены П.Н. Савицкого Ксении Ивановне Симоновой.

4 Речь идет о художнике П.Ф. Челищеве.

5 Возможно, имеется в виду митрополит Вениамин (Федченков) (1880–1961), епископ Севастопольский и епископ армии и флота на Юге России.

Милый Петр Петрович!

До сих пор еще не видал второго сборника! Писал Ливену, но он, конечно, и пальцем не пошевельнул. [Между] тем, я уже получил несколько писем по поводу второго сборника и не могу отвечать, не имея его под руками. Можете ли Вы быстро прислать его мне сюда (S.H.S., Bled, Villa Buria), где я пробуду до i сентября? Если сюда думаете не поспеть, то пришлите на мое имя моему дяде, Baden bei Wien, Marchetstrasse 78. И еще: как можно скорее, открыткой Express, сообщите мне сюда адрес Флоровского и Савицкого.

Получили ли Вы мое длинное письмо?

Обнимаю Вас, Н. Трубецкой.

Адрес: Jugoslavien, Bled (Slovenia), villa Buria А после 1-го сентября: Österreich Baden bei Wien Marchetstr. 78

Милый Петр Петрович!

Ужасно давно я Вам не писал. Признаю, я свинья. В жизни моей много перемен. Из Болгарии я уехал, не дожидаясь, чтобы выгнали. Контракт с университетом министр Омарчевский¹ денонсировал, так что мне там делать нечего, жить же исключительно на заработок Веры и трудно, и как-то глупо, когда сам могу зарабатывать. Поехал искать нового места службы. Конечно – в Чехию. Там мне ничего не обещали, но подали смутные надежды. Подал прошение на кафедру в Брне (Brünn). Говорят, не раньше как через год.

На возвратном пути надолго застрял в Вене, ожидая транзитной визы через Югославию. В Вене мне предложили кафедру славянской филологии, в случае если от нее откажется немец, с которым тогда велись переговоры и который слишком много запрашивал. Я было согласился, но хитрый немец не отказался, пошел на уступки, и мое дело провалилось. В Софию приехал, забрал семью и перевез ее сюда, в курорт Блед (извините за выражение), где мы теперь и живем с Сухотиными² и с моей bellemere. Курорт – ничего, бывают хуже, оркестра мало слышно, цивилизация в очень умеренной дозе, публики хотя много, но сидит по домам, так что специфически курортного мало, а природа красивая, горы, озеро и все прочее. В общем – мило. И почему этому месту дали такое скверное название – непонятно. Прежде, когда курорт был австрийским, его звали Veldes, и это было лучше. А теперь… Самоопределились, нечего сказать! – Мы здесь думаем прожить до 1-ro сентября, а тогда переедем в Вену. Из Вены я буду делать набеги на Прагу, чтобы добиться для себя кафедры в Брне или в Братиславе. Вот вкратце мой curriculum vitae за последнее время.

По части евразийства ничего не пишу и мало думаю. На днях прочел книгу Вашего Эренбурга³ «А все-таки она вертится!». Скверная книга, пархатая, сплошная песнь торжествующего жида. Кроме материала для характеристики избранного племени, дает также верное изображение того, к чему неминуемо придут все ориентирующиеся на европейскую культуру. Но и для всех нас, евразийцев, есть в ней кое-что поучительное, именно – предостережения. Вам: смотрите, не перебарщивайте насчет футуризма! Видите, куда дело идет! А Савицкому и Флоровскому: не мечтайте про Америку⁴! Это та же Европа, только еще сгущенная, конденсированная! Мне интересно знать, как Вы смотрите на это произведение Эренбурга. Для меня ясно, что то, что он понимает под искусством будущего, есть фактически смерть искусства. Ясно также, что европейская культура действительно к этому идет. Эренбург, как настоящий, сознающий свое дело жид, только подталкивает, помогает валиться в бездну. Ибо сейчас они (жиды) все дышат жаждой разрушения. Оттого ли, что, сознавая свою собственную культурную бесплодность, завидуют гоям и не хотят допустить, чтобы у других было искусство, наука, государство, культура, когда у них этого нет. Или оттого, что их мистически предопределенная миссия избранного народа, т. е. главного актера в трагедии земного человечества, сейчас стихийно предписывает им все разрушать, чтобы люди, оказавшись перед бездной, наконец опомнились и обратились. Но во всяком случае, сейчас все они – разрушители. И Эренбург, разумеется, тоже. Он прекрасно знает, что делает. Он работает на разрушение, уничтожение искусства, а делает вид, что ратует за какое-то новое искусство. Но если так, если я его верно понимаю, то получается для Вас неприятность. Ведь оказывается, что орудием разрушения искусства служит футуризм. А т. к. все, что ведет к разрушению прекрасного, ведет к хаосу, к духу бездны, к антихристу – то оказывается, что футуризм от диавола, что он – соблазн. Я знаю, что Вы мне ответите⁵.

Из футуризма может развиться и то и другое, он может привести либо к религиозному искусству, либо к отрицанию, разрушению искусства? Да, но пока что по первому пути никто не идет, а по второму пошло «все множество их». Чем дальше я думаю, тем больше убеждаюсь, что связь футуризма с большевиствующими жидами (а через них – с сатаной, с антихристом) – не простая случайность. И суть дела, по-моему, в бунте против красоты. Против красивости, скажете Вы? – В том-то и дело, что практически бунт всегда переходит на красоту.

А красота – начало вечное, непреходящее, один из атрибутов божества. Бунт против нее неразрывно связан с бунтом против Бога. Футуризм – форма, в которую можно вложить любое содержание, скажете Вы? Теоретически – да, но практически – нет. И именно потому, что в основе лежит бунт против красоты. Когда взбунтовавшийся против красоты футурист рисует или описывает европейскую фабрично-городскую культуру, это безобразное, извращенное создание рук человеческих, эту омерзительную вавилонскую башню, – он в своей сфере, ибо смаковать, наслаждаться уродством и есть бунт против красоты. В конце концов, такое футуристическое искусство просто реалистично: европейская жизнь безобразна, художник еще подчеркивает это безобразие и, следовательно, подносит голую правду, «режет правду в глаза».

Глубоко ненавидя Европу, я такое искусство даже ценю, т. к. оно с наглядностью изображает всю отвратительность Европы. Что сам художник этой отвратительностью и наслаждается, это – неважно, и этим можно пренебречь, пока он изображает именно европейскую культуру. Но когда тот же художник совершенно теми же приемами начинает рисовать другое: природу, красивую женщину и проч., т. е. не создание рук человеческих, а создание Божье, тогда разница «подходов» делается ясной, и тогда я это коверкание пропитанного красотой Божьего мира, эти «разложения», «сдвиги», это неугомонное стремление все обезобразить и «обескрасотить» воспринимаю как кощунство. А между тем, ведь в этом – суть. Футуризм непримиримый враг красоты. Именно поэтому он современен, ибо вся современная культура безобразна. Да, в этой культуре другого искусства быть не может. Но признать его (футуризм) искусством будущего можно только лишь в том случае, если считать, что культура всегда такой и останется или даже только еще усугубится в своем безобразии. Так верят (или говорят, что верят) разные Эренбурги и прочие социалисты, сделавшие ставку на антихриста. Но я так не могу. Если современная культура безобразна, и настолько безобразна, что в ней не может быть другого искусства, кроме «красотоборческого» футуризма – то для меня из этого только следует, что эту культуру надо разрушить и вместо нее создать новую, но такую, в которой опять было бы место красоте и настоящему искусству, не красотоборческому, а красотославческому. Если Вы в принципе со мной согласны (ведь призываете же Вы к романтизму, а романтизм и «Все-таки она вертится!» – полюсы), то я бы подвел итог так:

Есть в романо-германском и европеизированном мире сейчас два направления искусства – «пассеисты» (passe) и футуристы. Ни с теми, ни с другими нам не по пути (вообще с европейцами не по пути). С пассеистами потому, что они топча [у] тся на месте и, игнорируя реальную действительность, живя воспроизведением отживших, ушедших в прошлое форм искусства, они тем самым утверждают обособление искусства от культуры и быта, изгнание искусства (а с ним и красоты) из жизни. А мы хотим, чтобы искусство было не привеском, а органической частью культуры, даже не частью, а как бы одним из определений (свойств) культуры. С футуристами же (en bloc, как с направлением) нам не по пути потому, что они прежде всего не футуристы, а «презентисты» (present), дети современности, безобразнейшей из безобразнейших культуры, что они все безобразие этой культуры не только не отвергают, но, наоборот, воспевают и стремятся только к тому, чтобы это безобразие еще усугубилось. А мы в этой культуре отвергаем и не приемлем именно ее безобразие и хотим, чтобы в культуре будущего была красота. Прочтя книгу Эренбурга, я непоколебимо убедился в том, что суть и первопричина футуризма именно в смаковании и воспевании машинно-бетонно-бензинно-и т. д. европейской современности и что именно это привлекает к футуризму его адептов.

Итак, спрашивается, кто из художников наши союзники? – По-моему: из направлений – никто, но из отдельных лиц – некоторые. Эти некоторые могут быть и из «пассеистов», но только, и в том и в другом случае, они «наши» лишь постольку, поскольку они нетипичные представители своих направлений, поскольку они «футуристы» или «пассеисты» по недоразумению. Футурист – наш, если он сам страдает от своего красотоборства, но не может не красотоборствовать, живя в безобразной европейской культуре, так что его футуризм для него трагедия. Пассеист – наш, если он мучается разладом между его перепевами старых песен и несоответствующей им реальной действительностью, но не может петь о действительности, сознавая её безобразие. Одним словом, неудовлетворенные — вот кто «наши», но «наши» только отрицательно, постольку, поскольку они не удовлетворены, а по-настояще-му они станут «нашими» только тогда, когда найдут совсем новые формы искусства и будут творить новую красоту (но непременно красоту) для новой культуры.

Все это я пишу Вам пространно, сумбурно, без всякого «stile epistolaire»⁶, но пишу потому, что ужасно боюсь, как бы Вы, общаясь с разным там футурьем, не утратили чувства меры и не сдали Ваших романтических позиций. У Вас есть некоторый соблазн левизны, любовь к «последнему крику» в области искусства. Не забывайте, что левизна ведет к сатане, к антихристу (недаром жиды всегда с самыми левыми). Блюдите, како опасно ходите!…Впрочем, все это, м[ожет] б[ыть], совершенно к Вам не относится. Уж очень давно я с Вами утратил живую связь (и по своей вине, признаю).

Из Ваших знакомых здесь Ракитин⁷. От него-то я и получил Эренбурга (он тоже возмущен). Ливена оставил в Софии в деятельном коммерческом настроении и в большой дружбе с Курындиным и с… Каленским⁸. Мечтает перебраться в Берлин. С Мол[л]овым у меня напоследок был крупный разговор по поводу гонорара моему двоюродному брату за воспоминания Е.Н. Трубецкого⁹. Я такого разговора никогда ни с кем не имел никогда. Впрочем, это надо рассказывать в лицах. Эпизод сильно комический. Кончился благополучно: заплатил. Ну, пока, до свидания. Обнимаю Вас, целую ручки дамам. Вера и Еленка Вам кланяются. Леля Сухотина¹⁰ – тоже.

Ваш, Н. Трубецкой.

1 Стоян Омарчевски (1885–1941) – философ и юрист, министр народного просвещения Болгарии в правительстве Стамболийского.

2 Вероятно, речь идет о Л.М. Сухотине и его жене Татьяне. См.:

The Letters of D.S. Mirsky to P.P. Suvchinskii, 1922-31 / Ed. by G.S. Smith. Birmingham: Univ. of Birmingham, 1995 (– Birmingham Slavonic monographs, 26).

3 Илья Григорьевич Эренбург (1891–1967) – писатель и журналист, один из ярких представителей левого модернизма. В 1920-х гг. Эренбург жил за границей; он познакомился с П.П. Сувчинским в Берлине, где печатался в издательстве А. Вишняка «Геликон», в котором в 1922 г. вышел второй сборник евразийцев – «На путях». В том же году это издательство опубликовало книгу Эренбурга «А все-таки она вертится!», в которой Эренбург пытался дать картину современного «производственного» искусства.

4 П.Н. Савицкий считал Америку «параллелью» Евразии, страной будущего.

5 В ряде работ П.П. Сувчинский пытался разработать евразийскую эстетику, в которой эксперимент в форме сочетался бы с религиозными основаниями. См. об этом подробнее во «Введении» к настоящему изданию. Последующие строки являются самым развернутым изложением взглядов Н.С. Трубецкого на современное искусство. Необходимо отметить, что эти взгляды не разделялись безоговорочно большинством евразийцев.

6 «Эпистолярный стиль» (фр.).

7 Вероятно, речь идет о Юрии Львовиче Ионине (1882–1952), выступавшем под сценическим псевдонимом Юрий Ракитин, – актере труппы МХТ, театральном режиссере, педагоге; с 1919 г. – в эмиграции, в 1920 г. переехал в Белград, где получил место режиссера Национального театра.

8 Г.Г. Курындин – член Совета Общества единения русских в Болгарии, участник Белого движения; о Каленском данных нет.

9 Евгений Николаевич Трубецкой (1863–1920), князь – дядя Н.С. Трубецкого, родной брат Сергея Николаевича Трубецкого. Философ, правовед, теоретик искусства, автор работ по философии Вл. Соловьева

и по русской иконописи. Преподавал в Киевском и Московском университетах, принимал участие в издании журнала «Путь», член Религиозно-философского общества. Воспоминания Е.Н. Трубецкого были опубликованы в Русско-Болгарском книгоиздательстве в 1920 г. под редакцией

А.Е. Трубецкого.

ю Вероятно, дочь Л.М. Сухотина.