Текст книги "Времена Амирана. Книга 4: Жизнь после смерти"

– А ты знаешь, Пафнутий, – продолжала неугомонная Принципия – а что? Мясу еще вариться и вариться, – мне пришла в голову мысль. Насчет тебя. Сказать?

– Скажи, конечно, – согласился дракон, – не таи в себе. Говори прямо, что думаешь. Мы же друзья?

– Ну, да… так вот, ты, чем просто так летать, мог бы быть очень полезен. Ты же можешь заменить целую армию. Представляешь? Поступай на службу. И тебе будет хорошо, о тебе будут заботиться, не надо будет искать, что поесть, и государству. Как ты думаешь?

– Государству? Какому? Амирану, что ли? Так, похоже, его уже и нет.

– Глупости! Подумаешь, дворец сгорел. Новый построим, лучше того. Лишь бы отец был жив и Ратомир. И все образуется, вот увидишь! А если и ты еще немного поможешь…

– Ну, и как ты себе это реально мыслишь?

– Надо отца найти. Где он, там, значит, и государство.

– А как?

– Не знаю, может так?.. Сверху?

– Сверху не видно ни черта, а народ сразу разбегается и прячется. Или начинают стрелами пулять.

– Ничего, найдем!

Найдем, – повторила она уже про себя, и Пафнутий ее не услышал. Он снова принялся за трапезу.

А принцесса потыкала ножом в кусок мяса в горшке, и, сочтя его достаточно сварившимся, всыпала туда крупу. Она тоже хотела есть. И сейчас именно это было главным, как и то, что тряпки, в которые она заворачивала Геркулания, давно пора было постирать. И поспать самой…

А государство – ну, государство, оно и подождет чуть-чуть. Ничего с ним пока не случится.

5

Сутки вынужденного отдыха были восприняты как самим Алефом Йотом, так и его попутчиками весьма благосклонно. Поесть, выспаться, вообще отдохнуть – это было прекрасно. Так бы всю жизнь. Но, увы, идеал недостижим, и скоро им снова в дорогу, может быть – в бой. А куда, зачем, с кем – это им скажут завтра. Пока же можно думать только о хорошем.

Как и у всего вообще на свете у того, что мы называем «завтра», есть две стороны – хорошая и плохая. Хорошо то, что это самое «завтра» наступит аж завтра, ну, а плохо – плохо то, что «завтра» неизбежно превращается в «сегодня», а потом и в «сейчас».

И когда это «сейчас» наступило, в наушниках раздался голос:

– С кем я говорю? – Поинтересовался голос.

– Алеф Йот, к вашим услугам, – и, чуть не забыв, добавил:

– Прием.

– Хорошо, – согласился голос в наушниках, – тогда слушайте меня внимательно. Это не господин Софрон. К сожалению, господин Софрон говорить с вами не может, он ранен. Он продиктовал мне то, что я вам сейчас зачитаю. Сразу должен предупредить, переспрашивать меня бесполезно. Того, о чем идет речь, я не знаю. Это должны знать вы. Вы готовы? Прием.

Час от часу не легче. Софрон ранен. Ладно, об этом потом, сейчас – что он там…

– Готов. Прием.

– Итак, первое и главное, что вы должны сделать. Ваша задача всеми возможными силами и средствами продолжить обеспечение программы «Черная дыра». Невзирая ни на что эта программа должна осуществляться. Это сейчас самое главное. Пусть все рухнет, но это должно оставаться в том же виде, как было. Понятно? Прием.

– Понятно. Прием.

Алеф знал, о чем идет речь. Обеспечение магов в Караван-Талде продовольствием и прочим, что необходимо для того, чтобы они могли там жить и охранять мир. Вот только как? Сейчас-то?..

А голос продолжал:

– Для этого вам надлежит выдвинуться в точку 15-К. Повторяю – 15-К. Туда мною – то есть, господином Софроном, разумеется, послан летучий корабль. Он поступает в ваше распоряжение вместе с экипажем и командой десанта. На борту есть вооружение, наше вооружение – вы понимаете. При нужде пускайте его в ход. Сейчас уже все равно. На этом корабле будете доставлять туда все, что надо. Обычным образом сейчас доставка будет затруднительна. Вам все понятно? Прием.

– Да, все понятно, выдвигаемся к точке 15-К и встречаемся там с кораблем. Корабль наш. Понятно, прием.

– Теперь так: вы помните ваш последний разговор с господином Софроном? Прием.

Алеф помнил. Чего там не помнить, когда это было вот только-только. Помнил он и о том, о чем шла речь – о бароне и его людях, о том, что за ними нужно установить хороший негласный пригляд.

– Помню, – подтвердил Алеф Йот, – прием.

– Так вот, те люди, о которых шла речь, объявили нам войну. С этого момента считайте их врагами, и, по возможности, уничтожайте. Но это – не главное, главное – «Черная дыра». Как поняли? Подтвердите. Прием.

– Понял. Что у вас там? Что с Софроном? Прием.

– Со слов господина Софрона я знаю, что барон Рупшильт затеял что-то ужасное, грозящее всему человечеству. Подробности неизвестны. Но он, судя по всему, решил избавиться от Службы, которая может помешать ему. Был взрыв в одной из лабораторий, причем как раз, когда господин Софрон находился там. Скорее всего, диверсия. Господин Софрон тяжело ранен, сейчас он эвакуирован в одно из укрытий, с ним наши маги и лекари. Это все, что я могу вам сказать. Еще вопросы есть? Прием.

– Вопросов нет. Мы возьмем с собой эту «почту». Будем связываться. Прием.

– Правильное решение. Ну, тогда, до связи. Счастливо вам там.

Алеф Йот снял наушники и вышел из комнаты. Цели были ясны, задачи определены, пора было браться за дело. До точки 15-К были сотни верст. И пройти их будет не легко.

***

Воздушный корабль устроен очень просто. Еще черт-те когда ученые заметили, что есть такие газы, которые легче воздуха. Есть те, что тяжелее – они опускаются вниз, а есть те, что стремятся вверх, как пузырьки воздуха изо рта тонущего поднимаются вверх из воды. И если этот газ заключить в непроницаемую для него оболочку, а к этой оболочке привязать груз, то груз может подняться вверх.

А дальше – опыты, опыты, опыты. Пробовались разные варианты конструкций, решались вопросы, возникающие по ходу. В итоге получилось то, что сейчас неслось в темном ночном небе Амирана, приближаясь к тому месту, которое на карте было обозначено как точка 15-К.

Две длинные колбасы, сделанные из особым образом обработанной кожи на каркасе из тонкой стальной проволоки, наполненные легким газом. Между ними – коробка. Большая коробка – кузов, несущий полезную нагрузку. Это могут быть люди – до сотни человек разом, или иное что, столь же необходимое. Чтобы, поднявшись вверх, еще и двигаться в нужном направлении, на корабле есть паруса. Это совсем не те паруса, что на обычном паруснике, ходящем туда-сюда по морской глади. Эти паруса крепче, они из того же материала, что и баллоны с газом. Они крепятся по всей поверхности корабля. Ну, чтобы легче представить себе, что это такое, вообразите рыбу. Рыбу, покрытую чешуей, рыбу, у которой эта чешуя встала дыбом, как шерсть у напуганной кошки. Вот эта чешуя и ловит ветер, а за счет подвижности чешуек-парусов может маневрировать.

Но, если подняться можно, наполнив баллоны газом, то опуститься-то как? Выпустив газ? А как потом снова взлететь? Где взять газ? А его делают только на Острове. Как опуститься, чтобы потом снова взлететь? И тут на помощь науке пришла магия.

До сих пор, хотя с магией люди имеют дело уже тысячи лет, ни одному из магов не удалось найти способ делать предметы легче, не говоря уж о том, чтобы заставить их летать. Хотя в принципе это возможно. Ведь летают же драконы, хотя, вроде бы, и не должны. Ну не могут даже их огромные крылья поднять в воздух столь громоздкую и тяжелую тушу. Им помогает что-то, и это «что-то» ищут. Вот только пока что безрезультатно. Почти. Потому что, если делать предметы легче так и не научились, то утяжелять – вышло. А значит, когда-нибудь, научатся и облегчать. Но это – потом, а пока…

А пока в состав экипажа воздушного корабля входит маг, в нужный момент увеличивающий вес всего этого сооружения и того, что в нем находится. В этот миг и команда, и пассажиры испытывают чувство тяжести, их вдавливает в кресла, а корабль начинает терять высоту. Когда он садится, его тут же закрепляют к грунту специальными якорями. Теперь достаточно отпустить их, перестать цепляться за землю, и корабль взлетит, и дующие там, наверху, ветры помчат его в нужном направлении. Быстро и беспрепятственно.

Корабль, носивший бесхитростное название «Ласточка» принадлежал Службе. У Службы был свой воздушный флот, располагавшийся в отдельных ангарах. До недавнего времени флот состоял из четырех единиц, но недавно, в прошлом году, один корабль был потерян. Осталось, соответственно, три.

Вечером «Ласточку» вывели из ангара. Погрузка происходила в темноте и максимально возможно тихо. Попросту говоря, грузились тайком. На борт был взят весь наличный состав Службы за исключением обслуги, ученых и магов. В том деле, что предстояло, они были бы только обузой. Зато был погружен весь арсенал и тот запас продуктов, что хранился на принадлежавшем Службе складе. А также утепленные палатки, шанцевый инструмент и прочие, необходимые для выживания в полевых условиях, вещи.

Путь на материк лежал через Остров, поэтому то обстоятельство, что он взял курс на отдаленный горный хребет, если даже кто узнает про это, никого не насторожит. Все должно было выглядеть как бегство сотрудников ССР. Бегство туда, на большую землю, а куда же еще. Вот пусть там и сидят. Пока…

В действительности же корабль, перелетев хребет, снизился, и большинство его пассажиров сошли на землю, забрав с собой почти весь груз. Здесь, в дикой лесной чащобе, на обратной стороне горного хребта, шедшего вдоль всего острова, будет оборудована партизанская база. И однажды, в самый подходящий момент, отсюда будет нанесен удар в спину коварному врагу. Знать бы еще, что они, сволочи, задумали…

А корабль налегке полетел через океан.

– Место, – доложил штурман, – надо снижаться.

Командир отдал приказ, и все заняли свои кресла. Предстояло несколько не самых приятных минут, но если сидеть и не двигаться, то перегрузка переносилась достаточно легко.

Настала очередь мага. Шепча формулы и совершая пассы, он заставил погрузневший корабль пойти вниз. Это был опытный маг, и снижение происходило плавно. Наконец, зависли в паре десятков саженей над землей.

– Свет! – Распорядился командир.

Направленные вниз фонари вспыхнули, осветив поляну и дом на ее краю. Пустая поляна, дом без признаков жизни.

– Садимся!

***

Геркуланий опять не дал поспать. Заодно выяснилось, что вода в котле почти кончилась. Принципия оделась и, взяв ведро, вышла из дома. Темно, тихо. Пафнутия, как обычно, нет. Опять где-то летает. Охота и разведка – так это у него называется. На самом деле ему просто нравится летать. Да уж… тут его можно понять. Ах, как она сама летала бы! Стать, что ли, тоже драконом? Только как? Ладно, зато Пафнутию теперь никогда не стать человеком. Дракон – это навсегда.

К воде вела тропинка. Ею же и протоптанная тропинка, сейчас почти не заметная. К тому месту, где есть удобный спуск к реке идти далеко. Туда-то ладно, а вот обратно, с полным ведром… Раза два приходится останавливаться, чтобы отдохнуть. Спасибо Пафнутию, сделал удобную полынью, чтобы набирать воду. Жаль, что он не может ведра носить. Может, что-нибудь можно придумать? Но лучше бы, конечно, поскорее найти отца. И сразу все как-то станет на свои места. Где же он, интересно?

Из своих охотничье-разведывательных полетов Пафнутий возвращался с невеселыми известиями. Все больше брошенных сел и хуторов, часто сожженных неведомо кем и почему. Все так же тянутся по дорогам люди, но уже не так густо. В городах мало людей и много пожаров. Пару раз Пафнутий наблюдал сверху стычки. Группы людей дрались друг с другом. Как только он начинал спускаться, все сразу разбегались, кто куда, врассыпную. Видимо, он был страшнее, чем те, с кем была драка. Хотя дрались не на кулачках, дрались насмерть. Пафнутий видел трупы. Они никуда не убегали, они лежали спокойно и давали себя рассмотреть. В воинском обмундировании там никого не было.

Зачерпнув ведром воды, и добавив туда до верху специально взятым для этой цели ковшиком, Принципия пошла обратно. С тяжелым ведром, да в горку – нелегкий путь. Сколько раз за день приходится его проделывать? Раз пять? Шесть?..

Она уже была недалеко, осталось обогнуть поросший елями холмик, и она выходила на место, откуда уже видно было дом. Странно, как быстро она привыкла к тому, чтобы воспринимать эту неказистую избушку своим домом. Может быть, это потому, что она уже давно бродит по свету, привыкла как-то и к еще более суровым условиям. Да и прежняя жизнь все же, хоть память к ней и вернулась, а вспоминается, видится, словно сквозь мутное стекло. И не вся, а отрывками. И то и дело в памяти всплывает что-нибудь до того позабытое. То из недавнего, а то – из далекого детства.

Она не смотрела вверх. В небе было темно и пусто. Закрытые плотными облаками не радовали глаз звезды, и луны не было. Лучше смотреть себе под ноги, что она и делала. Поэтому яркий свет, пролившийся откуда-то сверху на то место за холмом, где стоял ее дом, она заметила краем глаза. Заметила, подняла голову и, ахнув, уронила ведро.

Сжавшись и стараясь быть как можно незаметнее, она прокралась по тропинке вперед, и увидела, как, подминая широким брюхом вырывающийся из него свет, на полянку садится что-то. Что-то никогда не виданное, непонятное и неизвестно как называемое. Она стояла за деревом, она ждала, что будет.

Разбежавшись вокруг корабля и, как полагается, поелозив животами по снегу, смотря стволами в разные стороны, десантники поднялись. Не от кого тут было защищаться. Пусто было место сие. Хотя, как выяснилось, и не совсем. В доме, при свете лучины, обнаружили спящего грудного младенца. Ну, где младенец, там и мать. А может быть, и отец. С этим следовало разобраться. Хранитель точки – это одно, а посторонним тут не место.

– Кабан, Цук, – обратился командир к десантникам, – тропку видите? Сгоняйте по ней, приведите – кто там.

Никому не дано право безнаказанно видеть летучий корабль.

Потихоньку Принципия стала отступать назад. Ей было страшно. Если бы не сын, оставшийся там, в доме, то она бросилась бы бежать. Прочь, без оглядки, спотыкаясь и падая. Но страх за маленького Геркулания подавил поднявшуюся было волну паники. Вернул способность соображать и действовать осмысленно.

В конце-концов, – думала она, отступая, тем ни менее, все дальше и дальше, – это вот, то, что там… оно может быть опасно, а может быть, и нет. Если бы Геркуланий был с ней, насколько легче было бы. Как же забрать его оттуда?

Ничего не приходило в голову. Забраться в дом помимо двери было никак не возможно. А чтобы через дверь… Ну, тогда нужно выйти прямо, не таясь, иначе – никак.

Послышались голоса. Принципия прислушалась. Язык был чужой. Кто-то что-то командовал, громко и резко. И она увидела как две фигуры бросились туда, где начиналась ее тропинка.

Она бежала, понимая, что оставляет следы, и что по этим следам ее найдут и догонят. Но она бежала, задыхаясь, стараясь прятаться за деревьями, и, в то же время, стараясь не удаляться от домика. Ну не могла она вот так просто взять и убежать. Геркуланий держал ее, заставляя бежать вокруг, словно привязанную.

– Не могу, – прошептала она, останавливаясь и сгибаясь, упираясь руками в колени, стараясь отдышаться. Бежать по снегу было тяжело, сил уже почти не оставалось, – господи, хоть бы Пафнутий…

Пафнутий! Пафнутий бы спас их. Но только…

И она, зажмурившись, изо всех сил мысленно закричала, стараясь дотянуться своим криком до летящего где-то дракона.

– Пафнутий!.. Пафнутий, помоги!

И, разогнувшись, побежала дальше.

***

Иной раз, особенно во время полета, Пафнутий ловил себя на том, что воспринимает вот это – его скольжение в небе и взгляд вниз, на землю где-то далеко под ним, как что-то совершенно естественное, и изумлялся этому. Ну, словно всю жизнь летал, словно рожден был с крыльями.

Зачем вообще рождаются люди, – думал иногда он, с наслаждением входя в плавный разворот, – не знаю… может быть для счастья? Ну, а я, – думал он, пикируя на высмотренную внизу добычу, – рожден для полета. Так получается.

На сей раз добычей был жеребенок. Это было хорошо. Это было оптимально. Хватит и Принципии, и ему как раз на один хороший обед. Если бы было больше, то пришлось бы переедать, или оставлять недоеденное, а это очень не нравилось привередливой принцессе – валяющиеся останки, остатки его трапезы, и потом это привлекало из леса голодных по зимнему времени волков. Он не знал, понравится ли Принципии конина, но ведь едят? Пусть и она попробует. Лошадей пока что на дорогах хватает.

А вообще, похоже, пора уже ему сажать ее к себе на шею, и везти куда-нибудь туда, где еще живут люди. Кончаются припасы – мука, соль, крупы всякие и прочие земляные яблоки. Не одним же мясом ей питаться, она же не дракон. Тряпки, опять же, маленькому.

Интересно, – пришла ему в голову мысль, – вот сейчас-то ей пока что легко сидеть на нем, примотав к себе этого Геркулания, а когда он немного подрастет? Брать с собой? Так он, пожалуй, еще и свалится, зараза. Оставлять? А если что?.. Мало ли кто набредет на их убежище. Волки, люди. Люди – так те еще хуже.

Раздумья эти были прерваны так резко и внезапно, что он чуть не свалился в штопор. Применительно к человеку можно было бы сказать, что он сбился с ноги. Мозг пронзил крик, и крик этот был ее – Принципии, больше никто сигналов ему не подавал. Ни с кем больше он не мог говорить, и ничьих мыслей больше не слышал, только ее.

– Пафнутий!.. Пафнутий, помоги! – Кричала она.

Пафнутий выпустил из пасти жеребенка, и бросился туда, к ней, на помощь.

***

Это было странно, но тот, за кем они – Цук и Кабан, гнались, не хотел уходить в лес. Следы, правда, плохо видные в темноте, но все же читаемые, вели их за ним. А он, похоже, нарезал круги вокруг их корабля. Но они возьмут его. Судя по всему – судя по следам, человек был один. Это не мог быть хозяин и смотритель точки, тот не стал бы убегать. Он радостно встретил бы их, он был свой. А это был чужак. А чужим тут делать нечего.

Они не далеко ушли от корабля, поэтому хорошо услышали крик. Это звали не их, вообще никого не звали. Кто-то кричал просто так, от страха, или изумления. Это насторожило, и они остановились. Там, у корабля, что-то происходило, и они не знали – бежать туда? Или продолжить погоню?

Деревья, которых тут было понатыкано слишком много, мешали видеть. Они загораживали взгляд, и смотреть можно было только или вперед на пару шагов, или вверх. Впереди точно ничего не было, и они посмотрели вверх.

Первое, что им пришло в голову, что это другой корабль. В темном небе темный силуэт был плохо различим. Но это что-то приближалось, увеличиваясь в размерах, и стало, наконец, понятно, что никакой это не корабль.

***

Этот крик, заставивший остановиться Цука с Кабаном – доблестных десантников, ловких и бесстрашных охотников на двуногую дичь, услышала и Принципия. А потом – уже совсем по другому, другим каким-то, внутренним ухом, она услышала то, что слышать было дано только ей, да только ей и предназначалось:

– Принципия, я тут. Ты где? Что с тобой?

Она подняла голову и увидела знакомый силуэт – эту размашистую кляксу на темном небе. Пафнутий, он приближался. Ну, слава Единому, он сейчас… что?!.

А если он – огнем? А – дом? А там же…

И она закричала, хотя он и так бы ее услышал. Но она закричала, боясь опоздать:

– Пафнутий, только не надо огня! Я на улице. В доме Геркуланий. Не жги!

– А что это вообще?.. – Откликнулся Пафнутий.

– Не знаю. Оно прилетело. Там люди. Они охотятся за мной.

В этот момент послышались какие-то громкие, странные звуки. Словно что-то с треском ломали, как, бывает, деревяшку об колено, только громче. И голос Пафнутия со странным выражением произнес:

– Ух, ты! Черт!.. Больно! Чем это они? Так же и убить могут.

И Принципия увидела, как, приблизившийся было, дракон, резко взмахнул своими крыльями и поднялся выше.

– Они чем-то стреляют, – услышала Принципия, – только это не стрелы. Это – хуже.

***

– Отогнали, кажется, – сказал командир, опуская самострел, – прекратить огонь.

Звуки выстрелов смолкли. Чудовище, пусть и живое, удирало, заполошно маша своими уродливыми крыльями.

На звуки выстрелов прибежали и те, кто был в доме, и те, кого он послал на охоту. Ну, не беда. Еще поймают, далеко от ребенка не уйдет.

– Что это было, командир?

– Не знаю. На дракона похоже.

– Но драконов же…

– Да, не бывает. Знаю. Значит, и этого вот тоже нет. Показалось.

В голосе командира была ирония.

– Все на борт!

Шутки-шутками, а наличие под боком такой вот твари могло сорвать всю операцию. Что ж им теперь?.. А когда корабль улетит, оставшимся тут как быть? Если эта тварюга вернется. А она вернется, как пить дать. Она и сейчас, вон, не улетает. Поднялась повыше и мотается там, в небе. Выписывает круги. Чего-то ждет? Что они уберутся отсюда? Ну, уж, хрен!..

Остается одно – добить ее. Догнать и добить. Эта тварь, конечно, куда маневренней, зато у них есть самострелы. Главное, попасть ей куда нужно. Ну, да – рано или поздно, а попадем.

Итак – за ней?

***

Пафнутию было больно. Нет, это совсем не как пчелка ужалила, не комарик укусил. Эти твари были позубастей и поядовитей. Болело крыло, грызла боль шею возле головы, так, что двигать ею стало весьма затруднительно. Правой ноге тоже досталось. Но все это пока что была ерунда. Пафнутий чувствовал – ерунда, поболит, и пройдет. А еще он чувствовал злобную радость. Они поддались на его нехитрую подначку. Они захотели добить подранка. Они – вот молодцы! – поднялись в воздух.

Теперь немного отвести их, туда вон, где, как он знал, болото, и там уж!.. Болото примет их, и следов никто никогда не найдет. Если даже кто и будет искать, в чем Пафнутий почему-то сильно сомневался.

Дело к утру, и, поднявшись повыше, можно уже видеть светлый край неба. Здесь, на высоте, лучше видно противника. Вот какой он – странное сооружение. Явно не живое, явно дело рук человека. А человек, хоть он и умен и мастеровит, и вообще любимое детище Единого, но до Единого ему далеко. И эти их штуки, плюющиеся отравленными стрелами, могущими ранить, а то и убить, им не помогут. Он, Пафнутий, в небе – как рыба в воде, а они барахтаются, как упавший в ту же воду щенок. Во, во!.. На разворот пошли! Ну, молодцы! Смотрел бы и смотрел. До чего же забавно, до чего неуклюже. Ну, ладно, пусть пока. Потерпим до намеченного места.

Ишь ты, а у них терпелка-то похуже. Уже начали плеваться. Не далековато будет? Страшно им, бедным, наверное. Ну-ну, болезные, скоро, скоро отмучаетесь. Немного уже…

***

Вот только что это жуткое крылатое чудовище, как-то неровно, словно спотыкаясь в воздухе, удирало, явно проигрывая им в скорости. Еще немного, еще чуть-чуть… Пули, похоже, уже долетали, но надо ближе, ближе, чтобы не ранить эту толстокожую тварь, а убить, завалить напрочь. И, распушив все паруса, корабль пер вперед, вперед и вверх, идя на сближение, от которого эта тварь так нелепо и напрасно пыталась уйти.

И вдруг преследуемое чудовище – эта обреченная жертва, – странно изогнулось прямо в полете, вывернулось как-то и нырнуло вниз, уходя с траектории движения и линии прицеливания. Исчезло из виду.

Осталось только огромное небо, уже принявшее в себя первые лучи восходящего солнца. И этот рождающийся свет вобрал в себя всех, кто находился на корабле. Пламя, охватившее «Ласточку», чудовищный взрыв заточенного в гигантские баллоны легкого, но горючего газа, взрыв этот на миг превратил корабль в новую яркую звезду, далеко видную на темном еще предутреннем небосводе.

6

Смех-смехом, а путь Алефа Йота со товарищи, к которым примкнули и егеря из заказника, благо лошади у них имелись, был и правда тернист. И это при том, что шли они не напрямки – через дремучие леса и высокие горы, штурмуя вплавь водные преграды. Нет, ехали они, вытянувшись длинной вереницей, по дорогам, преимущественно по обочинам, обгоняя и объезжая препятствия вроде стад, телег и просто толп, запрудивших проезжую часть. Иногда приходилось прорываться сквозь заторы, прокладывая себе путь грубой силой, подкрепленной сталью мечей.

Главная проблема заключалась в том, что еду себе и лошадям приходилось не покупать, а добывать. Деньги, те самые амиранские золотые, за которые еще вчера не то, что мешок овса, а и душу при желании купить было можно, стали вдруг никому не нужны. Золото обрело свою истинную стоимость – стоимость никуда не годного, даже на гвозди, металла. И им совершенно искренне советовали засунуть монеты себе в задницу.

Крестьяне, у которых в их телегах и была еда, искали место, где можно было бы осесть и распахать целину, посеять зерно, пустить пастись скотину, срубить дом – а для всего этого золото – ну никак не годилось, разве что зарыть монетку, и ждать, что вырастет денежное дерево. Да и, опять же, на черта оно нужно? Те же, кто хотел найти новое пристанище в городах, желательно за границей, где нет этого бардака и все прекрасно, те бы и взяли, но у них, если и было, так только себя прокормить в пути.

Грабить же прижимистых селян прямо на дороге было чревато. Ехали-то они не по одному, а сразу всей своей общиной, где один за всех, а все – за одного. Топоры же и вилы с косами в умелых руках не так уж и уступали мечам. А жрать-то хотелось даже не то, что ежедневно, а по несколько раз на дню. И лошади – ну, это вообще святое! Сам не поешь, а лошадь накорми. А она зимой вынуждена полагаться на человека. Не будет она еду под снегом искать. А если и будет, то тогда уж слазь с нее. Так будет хотя бы честно – ни ты ей, ни она тебе.

Однако, выкрутились, нашли способ. Ум человеческий, подкрепленный чувством голода, способен на чудесные озарения. Сперва купили у гуртовщика, гнавшего табун, трех лошадей. Цену он, конечно, загнул несусветную, но денег не пожалели, тем более, что, как выяснилось, тратить-то их особо не на что. Потом, прихватив этих лошадок, навестили брошенное село, стоявшее в стороне от дороги. И нашли там три телеги. Телеги были не на ходу, почему и остались там, а не ехали сейчас, везя скарб своих нерадивых хозяев. Починка заняла сутки. Пока одни чинили, другие шарили по погребам и прочим сусекам. Добыча была мизерной, но кое-что все же удалось употребить в пищу.

Теперь, с телегами, ехать стало труднее, уже так легко не объедешь других. Пришлось сбавить темп до того, с которым двигались все прочие беженцы. А ночью…

Штука в том, что если поглядеть на поток, тянущийся неведомо куда по тракту, то кажется, что с места стронулась вся страна. Ошибочное впечатление. Сорвалось с места гораздо меньше половины. Остальные проявили завидное благоразумие и остались, не желая искать от добра другого добра. Их пока никто не трогал, и с какой стати они должны были ожидать чего-то плохого? Они же никому ничего плохого не делали? Так что обитаемых сел, особенно подальше от этого проезжего тракта, было предостаточно. И к ним вели тоже дороги, похуже, поуже, но вполне способные пропустить группу всадников и три телеги в придачу.

Дальше порядок действий был такой. Ночь. В тишине и мраке кавалькада бесшумно спешивается и собирается у села, с той стороны, откуда и прибыла. Села же – они как? – они в основном вытянуты вдоль дороги. Ну, и вот, все тут, у ближнего конца, а на дальний уходят пара-тройка отчаянных малых с крепкими нервами и быстрыми ногами. Ну, понятно, в руках тоже есть кое-чего. В руках у них палки, обмотанные тряпками, пропитанными горючим маслом. Ну, тем самым, что наливают в светильники. Дальнейшие их действия зависят от направления ветра. Оптимально, то есть – лучше всего, это если ветер дует со стороны дальнего конца села в сторону ближнего. Тогда молодцы идут к крайней избе с того, дальнего конца, и с помощью подожженных факелов подпаливают эту избу. И огородами, огородами – назад. От подожженной избы ветер несет искры на соседей. Те, естественно, выскакивают и поднимают крик. Надо же тушить, пока и их гнездо не вспыхнуло. Люди выбегают и бросаются на помощь. Не потушишь, так и до твоего дома доберется. И, потом, чем больше погорельцев, тем хуже и всем. Их же не бросишь – свои же! Значит, придется делиться, как кровом, так и куском хлеба. Короче – все туда, с криками, песнями, шутками – все на пожар. Ну, а тем временем, в опустевшие избы с ближнего конца заходят фуражиры. Или мародеры – называйте, как хотите. Понятно, что бегут на пожар не поголовно, маленькие дети, старики и прочие нетрудоспособные сидят дома. Маленьких, как правило, не трогали. И правильно, пусть живут, а рассказать все равно ничего толком не расскажут. А вот тех, кто постарше, прежде чем убить, спрашивали, где что лежит. И те – говорили. Ну, понятно, не совсем добровольно, но куда ж денешься, если на глазах матери собираются вспороть животик ее младенца. Это старый, как мир, но очень действенный способ разговорить любого, даже в условиях жесткого цейтнота.

Ну, а потом – что? Мешки в телегу, и кто там под руку подвернется, куры? Отлично. Телка? И ее туша туда же, ну и все такое, главное – побыстрей, и прочь, прочь из этого нехорошего места.

И не надо, не надо думать плохо про этих людей. У них задача – не свою шкуру спасти. У них – человечество! А это такая цель, которая оправдывает любые средства.

Да, а что если ветер в другую сторону? Ну, тогда поджигалась не крайняя изба, а где-нибудь посреди ряда. В остальном – все то же.

***

А наутро утомленные ночной суетой селяне собирались где-нибудь в центре, возле храма, и начинали всерьез толковать промеж собой, кто же это такой нехороший. Кому Единый воздаст после его кончины, и как бы помочь Единому в этом деле, кончину эту ускорив. И, как правило, подозрения падали на соседей. У любого села есть неподалеку другое, где живут ну просто очень плохие люди, всячески вредящие, и куда лучше не заходить. Не убьют, так побьют за милую душу. И кто, если не они?..

И на следующую ночь горело уже то село, горело хорошо – аж душа радовалась, глядючи. Горело, подожженное со всех концов, не взирая на ветер, и там уж мало кому удавалось остаться в живых. Ну, а кто оставался – тот разносил по окрестностям весть о негодяях-поджигателях. И теперь жителям первого села лучше всего было убраться подобру-поздорову. И, чем быстрее, тем лучше. И вливалась еще малая толика в поток, текущий по тракту. И шли мужики и бабы, стиснув челюсти и ругая весь белый свет за несправедливое его устройство. А куда деваться?

***

Не ожидал Пафнутий такого эффекта. Кто же знал, что это нелепое сооружение рванет с такой силой? Протуберанцы яростного огня не только уничтожили корабль, они достали и до дракона. Вспышка принесла боль, боль и тьму – не ту, ночную и уже разбавленную рождающимся светом, а настоящую. Глаза ослепли.

Пафнутий уже не летел, он барахтался в небе, как утопающий. Он еще чувствовал, где верх, где низ, а вот куда лететь – этого он не знал. И он закричал, закричал, как недавно кричала Принципия, зовя его на помощь. Теперь помощь нужна была ему.