Текст книги "Времена Амирана. Книга 4: Жизнь после смерти"

***

Когда то, что прилетело, то, что стояло на поляне, то, что принесло с собой тех, кто охотился за ней – когда оно, наконец, поднялось вверх, Принципия подбежала к дому. Первым делом она проверила, на месте ли ее Геркуланий. Слава Единому, с ним все было в порядке. Пришельцы его не тронули. И она выскочила, прижав сына к себе, на улицу.

Сооружение пришельцев было уже далеко. Пафнутий был еще дальше. Они гнались за ним. Принципия смотрела им вслед. Она смотрела, и она видела, как вспыхнул клубок огня, уже далеко от нее.

А потом в мозгу взорвалось:

– Принципия! Принципия, помоги!..

Этот крик чуть не оглушил ее. Она и не думала, что это может быть так громко. А что же было, когда кричала она? Она же просто вопила. Бедный Пафнутий, он, наверное, тогда просто оглох. Однако… что с ним?

Она видела Пафнутия. Он был далеко, но она видела, что он там, в небе, значит, все в порядке. Или – что?..

– Пафнутий, что с тобой?

– Я ослеп, – услышала она. Это был уже не крик, напротив, это был почти шепот.

– Как?!.

– Огнем… глаза ничего не видят. Подскажи мне, куда лететь. Ты же меня видишь?

– Вижу. Только как я тебе подскажу? А!.. – Догадалась она. – Ты лети, лети куда-нибудь, а я буду говорить, куда тебе повернуть. Давай!

И она увидела, как Пафнутий стал удаляться.

– Развернись! – Закричала она.

***

Глаза были целы. Принципия боялась увидеть на их месте кровоточащие провалы, но глаза были целы. Огонь выжег их внутри. Дает ли это какую-нибудь надежду ни Принципия, ни Пафнутий не знали. Оставалось ждать. Ждать и надеяться на то, что зрение восстановится. А пока как-то жить. Как? Принципия прикинула, того, что у нее оставалось, если очень экономить, хватит на три дня. А вот Пафнутию есть было нечего уже сейчас. И ни ему, ни себе Принципия помочь не могла. Все, что она могла – это принести дракону воды попить. Она и принесла, а потом ушла в дом, что толку сидеть на холоде? Если что – Пафнутий позовет. Она услышит. А пока – пусть лежит спокойно.

***

Последний участок пути был самым трудным. Точка 15-К, будь она проклята! – находилась в глуши. На сто верст вокруг не было никого, никаких сел. И дорог туда, соответственно, тоже не было. А прийти-то надо было не пустыми. Что толку, если они припрутся туда сами? Нужно было доставить продовольствие. Иначе – все зря!

Последнее село, бывшее у них на пути, перед тем, как свернуть на бездорожье, ограбили просто, нагло, без всяких ухищрений. Окружили, и шли по избам, выгоняя всех, убивая проявлявших строптивость, и сгоняя тех, кто шел, в большой общественный амбар. Потом, взяв старосту, чья семья тоже была заперта вместе с остальными, пошли по подворьям. Старосте сказали, что, если он окажется не сговорчив, амбар подожгут. Староста все понял правильно. Скоро обоз из десяти груженых телег выехал за околицу.

Ехали медленно, помогая лошадям выволакивать тяжелый груз. Лошадей приходилось менять, но об этом позаботились заранее, реквизировав в селе все конское поголовье, да и свои, родные, предназначенные не для телег, кони, тоже пригодились.

Но лошади отдыхали, а вот люди – людям приходилось тяжко. А тут еще мужики из этого, последнего села, затеяли войну. Решили, гады, отбить свое добро. Надели на ноги снегоступы, вооружились топорами, догнали, обошли и напали ночью.

Потом насчитали десяток трупов. И из своих трое было ранено, так, что идти они не могли, и их пришлось пристраивать на телеги.

Путались в буреломах, проваливались в ямы, один раз потревожили медведя, в результате чего пострадал еще один. Медведю, правда, повезло еще меньше. Его разделали и съели.

А еще потом была река. Река была подо льдом, но лед в эту пору уже ненадежен. Шли осторожно, прощупывая лед, но все же одну из телег потеряли. Что-то, конечно, успели спасти, но, в основном, весь груз с телегой и лошадь утонули в той чертовой полынье.

Но река означала, что цель уже рядом. Еще день мучений и, посланный на разведку егерь, вернулся с известием, что дом стоит. Людей он, правда, не видел. Он так – издали, посмотрел, и – назад.

Оставив обоз, Алеф Йот и еще пятеро сели на коней.

– Ждите тут, – распорядился Алеф, – мы скоро.

***

Третий день Принципия сидела без еды. Такого еще с ней не случалось. Никогда. Среди прочего, вспомнившегося ей, она вспомнила то путешествие, и, судя по этим воспоминаниям, там ей часто приходилось испытывать чувство голода. Но, чтобы так…

От слабости дрожали руки, и она, беря малыша, боялась уронить его. Было и такое, что темная волна накрывала ее и она, очнувшись, обнаруживала, что лежит на полу. А если бы она в этот момент держала ребенка? А он, бедный, тоже мучился. Молоко иссякло, и она давала сосать мокрую тряпочку, чтобы хоть ненадолго обмануть, заставить замолчать этот охрипший от плача, мучительный голос.

Пафнутий лежал, свернувшись, и почти не шевелился. Зрение не возвращалось, к тому же, похоже, воспалились раны, полученные им в бою с пришельцами. Они почти не разговаривали. Не о чем, да и не хотелось. Выхода не предвиделось. Идти – куда? Умереть в лесу, или умереть тут, какая разница. Тут хоть теплее.

Она сидела на своем лежаке, низко склонившись над наконец уснувшим Геркуланием, лежащим у нее на коленях. Может быть, он уснул, может быть впал в такое же забытье, как случалось ей самой – не важно, главное, затих, перестал мучить. Мыслей не было, было тихое дремотное состояние – самое лучшее из всего того, что она испытывала в последнее время, даже проклятое сосущее чувство под ложечкой угомонилось, не терзало. Она, слегка покачиваясь, тупо и безразлично смотрела, не видя, куда-то в угол. И даже не сразу поняла, что дверь, скрипнув предупреждающе, отворилась.

Мороза не было, поэтому облако пара не сопровождало вошедшего, застывшего на пороге. Он сделал шаг, еще, осторожно осмотрелся, шагнул к Принципии, поднявшей голову, снова встал, глядя на нее в упор, потом резко развернулся и вышел, хлопнув дверью.

Принципия не испугалась, и даже не удивилась. Сил не было ни на то, ни на другое. Она просто снова опустила голову и продолжила монотонное покачивание.

А дверь, тем временем отворилась снова, и снова вошел тот же человек. Вошел и сделал шаг в сторону, освобождая дорогу идущему следом. Вошел второй, аккуратно прикрыв за собой дверь. В доме было тепло, дров Принципия натаскала много – лес же, и теперь хотя бы у огня была пища.

Вошедший вторым снял шапку и тоже огляделся. Кроме неподвижно сидящей женщины с младенцем и правда никого не было. Кто она такая, где хозяин, что за странная туша лежит рядом с домом – все это предстояло выяснить, причем как можно скорее. И, главное, прилетал ли корабль? Ведь, по идее, он давно должен был быть уже здесь. Может быть улетел?

***

– Ты кто такая? Эй!.. – рука, поддев подбородок, подняла ее голову, – Ну? Что молчишь?

Они же улетели, – удивилась про себя Принципия, – улетели и сгорели. Или это уже другие? Чего они хотят?

Она сосредоточилась. У нее что-то спрашивали.

– Ты меня слышишь?

Она кивнула. Да, она слышала. Теперь – да.

– Ну, так кто ты?

– Я Принципия, дочь царя Амирана Бенедикта Первого.

– Что-о?.. Ну-ка… – и снова рука поднимает ее голову, а глаза глядят внимательно и настороженно.

– А ведь похожа. Нет, правда… – и в голосе того, кто стоял перед ней, и задавал никчемные, глупые вопросы, послышались растерянность и изумление. – Вы, Ваше Высочество?..

И снова Принципия кивнула.

– А откуда?.. Как вы здесь? А еще кто-нибудь?..

И тут, прогоняя предательскую слабость приближающегося обморока, ударило сердце. И толчком, вместе с кровью, посланной в мозг, туда же пришла мысль о том, что это – спасение. Эти люди знают ее, они не сделают ей ничего плохого. Они принесли еду, много еды, сейчас… сейчас, надо только не отпускать их, а то вдруг… Вдруг их не станет!..

– Да, – собрав силы и собравшись с духом Принципия подняла голову и взглянула на пришедшего, – я Принципия. Я – тут. Как я здесь оказалась – долгая история. Это, – она взглядом показала на сына, – Геркуланий, мой сын, мой и Геркулания Эрогенского. И мы помираем от голода. У вас есть еда?

***

Это уже начинало напрягать. Четвертый день они торчали на этой полянке. Устроились, разбили шатры, предусмотрительно захваченные с собой. В домике оставили одну принцессу. С ней, кстати, пришлось повозиться, хорошо, что в команде нашелся человек, закончивший некогда лекарские курсы и одно время подвизавшийся на поприще военной медицины. Он буквально силой ограничивал изголодавшуюся Принципию, заставляя первое время употреблять практически один бульон.

Иначе, – говорил он, – несварение желудка, а то и заворот кишок.

Это звучало достаточно грозно, Принципии пришлось смириться. Младенцу тоже давали пососать бульончика, правда, пожиже. И, вроде бы, дела у них пошли на поправку. В глазах принцессы появился блеск, а младенец перестал так отчаянно орать, и теперь все больше дрых.

Хуже было с тем, что вначале было воспринято как непонятная туша. Туша, как выяснилось, была драконом. Да-да, самым настоящим драконом, со всеми присущими драконам причиндалами, но слепым. В чем там дело – Принципия не знала, возможно – врала. Так или иначе, но дракон был, и он тоже был голоден. Пришлось кормить и дракона.

Так что налицо были – дочка царя с его же, как выяснилось, внуком, был дракон по имени Пафнутий, был дом, в котором по идее должен был обитать смотритель точки, была поляна перед домом, сейчас занятая – частично шатрами, частично дрыхнущим на ней драконом. Поляна предназначалась для приземления воздушного корабля. Которого, как раз, и не было.

На вопрос, не прилетал ли кто, Принципия ответила категорическим отрицанием. Больше к этому вопросу не возвращались. Хотя это и волновало больше всего. Принцесса, царский внук, дракон, наконец – это все хорошо, конечно, и удачно они поспели, спасли бедную девушку от мучительной голодной смерти, но это все было так, второстепенно. Где корабль?

Корабль должен был прилететь, если ничего не случилось, гораздо раньше их. Что ему лететь-то? Это экипаж корабля должен был ждать и волноваться, а не они. Неужели что-то случилось? – Этот вопрос Алеф Йот задавал себе все чаще и чаще. И другого ответа, кроме – да, случилось!.. – у него не было. И следом возникал другой вопрос – что же теперь делать?

***

Ну, без дела, понятно, не сидели. Не такой был человек Алеф Йот, чтобы самому бездельничать и позволить расслабляться подчиненным. Праздность развращает, да и уставы предписывают…

Хорошо еще, что выпивки с собой не было, однако карты были, и уже собирались компании, и азартно раздавали щелбаны друг дружке. Ну, первый день – ладно. Отдых, разумеется, был просто необходим. Но уже со второго дня Алеф постарался пристроить к делу всю команду. Было организовано дежурство по лагерю, заключавшееся в основном в уборке снега. Хотя – зачем? Этого не знал и сам Алеф. Ну, скажем так, для порядку. Заготовка дров в лесу. Караул. Приготовление пищи на костре – печь в доме была маленькая, пусть уж принцесса ею пользуется для собственных нужд.

Была организована охотничья команда. Учитывая аппетиты свалившегося им на голову дракона, мяса требовалось много, и того, что они привезли с собой, надолго бы не хватило. А ведь надо было думать не только о себе, но и о тех, ради кого и была, собственно, организована эта экспедиция. О тех магах в Караван-Талде. Пока-то у них там еда должна быть. Первый караван туда уходил весной, когда перевал делался проходимым. Но, что делать, если корабля так и не будет? Самим туда пробираться со всем обозом? В нынешних-то обстоятельствах?

Связь – вот что сейчас заботило Алефа Йота больше всего. Надо связаться с Софроном, или кто там будет, пусть прояснят относительно корабля. Может, его не удалось послать? Может, он прилетит позднее? Когда?.. А если нет?

«Быстрая почта» ехала на отдельной лошади. Даже, учитывая весь сопутствующий груз, на двух. И этот, специалист, тот, который умел ее настраивать и запускать – еще на одной. И сейчас этот специалист был занят подготовкой «почты». А это, как выяснилось, было совсем не простым делом. С его слов, «почта» – этот ящик с наушниками, в которые был слышен голос – голос человека, находящегося за тысячи верст от тебя, питался некоей силой. Сила эта заключалась в двух черных ящиках, поменьше самой «почты», но значительно тяжелее ее. Но и в них она была в ограниченном количестве, ее туда нужно было периодически «подкачивать». Тоже непростое, как оказалось, дело.

Специалист собрал некое сооружение, снабженное двумя, как он выразился, «педалями». Кто-нибудь должен был садиться на это сооружение верхом и, поставив ноги на эти самые «педали», нажимая на них по очереди, крутить их. И вот та сила, которую затрачивал крутящий «педали» человек, по словам специалиста, превращалась в ту, что была необходима, что питала эту самую «почту». Но вначале она собиралась в тех черных, тяжелых ящиках. А уж из них…

Короче – вот тоже дело, причем не из легких. Алеф попробовал сам, и довольно быстро устал, хотя слабосильным и не был. Так что крутили эти «педали» по очереди.

А сам спец долго возился с топором и ножовкой, собирал из веток – тех, что потолще, еще какую-то хитрую штуковину, которую потом обматывал проводами особым, одному ему понятным образом. А когда сделал, что, вроде бы, хотел, полез на сосну, росшую немного в стороне. Лазить по деревьям он, как оказалось, был не мастер. Несколько раз срывался – хорошо, с небольшой высоты. Пришлось отрядить ему в помощь троих, чтобы подсаживали как-то, что ли…

В результате то, что спец назвал словом «антенна», было-таки водружено на верхушку. И вот сейчас, наконец, почта была готова к работе.

– Давай, соединяй, – сказал Алеф спецу. Он волновался. Что-то ему скажут? Как отнесутся к его нерадостному докладу?

Но он же, вроде, сделал все правильно? Он же, вроде, ни в чем не виноват?

Но все же какой-то червячок сидел в душе. Сидел, и не давал покоя.

***

И вот – голос… не мертвый, но и не живой. Как этот пресловутый Геркуланий – жених Принципии. Как те, кого по слухам – да, исключительно по слухам, сам же Алеф не видел ни одного, – по слухам делали там, во дворце. Этот голос снова зазвучал в ушах Алефа Йота.

– Мы послали корабль на следующий день после нашего разговора. Он полетел, это точно. Не знаю, что могло послужить причиной…

– И что нам делать? – задал сакраментальный, но, безусловно, риторический вопрос Алеф. – Корабля нет, и уже, скорее всего, не будет. Как в нынешних обстоятельствах обеспечить снабжение?

Вопрос был задан исключительно от отчаянья и растерянности. Алеф Йот и не ожидал, что получит какую-нибудь разумную рекомендацию.

И точно:

– Мы сейчас ничем не можем вам помочь. Думайте. Ищите. Если маги там не смогут выполнять свою работу, мы все погибнем. Скорее всего. Человечество не в состоянии сопротивляться тем тварям. Так что – делайте, что хотите. Но – делайте!

Можно было прекращать разговор. Можно было снимать наушники и уходить прочь от этого бесполезного ящика. Толку от него!.. Но Алеф, как вежливый и воспитанный человек, не мог не спросить:

– Как вы-то? Что там у вас? Как господин Софрон?

– С Софроном плохо. Он еще держится, но надежды мало. Все-таки мы в полевых условиях… Какая там помощь? А так… ну, что? Мы затаились, выжидаем. По имеющимся от других агентов сведениям сейчас собираются армии как минимум четырех сопредельных государств. Я имею в виду сопредельных Амирану. Собираются на границах. Ждите по весне вторжения. Вот тогда точно у вас там весело будет. Но, еще раз повторю, вы в это не лезьте. Черт с ним, с Амираном. У вас задача поважнее. Думайте об этом.

7

Пища возвращала силы. Заживали, затягивались раны на теле. Только зрение никак не возвращалось. Со слов Принципии Пафнутий знал, что глаза на месте. А раз глаза на месте, то есть надежда, что они рано или поздно прозреют.

Опять же со слов Принципии он знал, что к ним пришли какие-то люди. Но эти, в отличие от тех, что были до них, вели себя не как враги. Скорее, как друзья. Во всяком случае, они спасли их всех, включая и его самого от мучительной голодной смерти. И Пафнутий был им искренне за это благодарен. Вот только он не знал, как эту самую благодарность выразить. Желательно бы – делом. Но как?

Он вызвал к себе Принципию.

– Посмотри, пожалуйста, – попросил он ее, – если я сейчас встану и расправлю крылья, я никого не задену?

– Что ты хочешь? – Удивилась Принципия.

– Ну, я же не могу вот так теперь все время валяться тут. Я же не умер.

– Ну ладно, – согласилась Принципия, – давай потихоньку. Я буду смотреть. Тут сейчас вокруг тебя никого нет.

Пафнутий поднялся, осторожно поднял свои крылья, подвигал ими. Все вроде получалось. А если так? – Он чуть подпрыгнул, помогая себе взмахом, оторвался от земли, но тут же и сел обратно.

Взлететь-то он взлетит, а что дальше? Ни куда лететь, ни как вернуться…

И тут раздался голос Принципии:

– Слушай, а если я буду у тебя на шее? Я же могу руководить тобой. Вправо, влево, выше, ниже… а?.. Как ты думаешь?

***

На сей раз охотники вернулись без добычи, но чрезвычайно взволнованные. И в руках у них что-то было.

– Что это? – Спросил Алеф Йот, разглядывая что-то железное, гнутое и обгорелое.

Он спросил, а сам уже догадывался, что это. Просто потому, что ничем другим, кроме как обломками корабля это не могло быть.

***

– Так, значит, никто к вам не прилетал? – Спросил он, строго, даже сурово глядя на принцессу.

За эти дни она сильно изменилась. Тогда, когда он увидел ее в первый раз, ее, конечно, можно было узнать, но с трудом. Сейчас это снова была та же самая юная красавица, которую он помнил. И отнюдь не только по портретам. Несколько раз он удостаивался чести быть во дворце, и там видел все семейство. В том числе и ее. И она понравилась ему. Понравилась с первого же раза. Понравилась настолько, что он даже бросил ходить к одной очень симпатичной вдовушке, охотно принимавшей как его ласки, так и подарки. Вдруг она стала ему – как сказать? – не интересна. Да-да, в том самом смысле. Во всех других-то она не была, да и не могла быть интересна ему изначально.

С тех пор он вел воздержанный образ жизни. Хотя, в то же время, светлый образ принцессы отнюдь не мешал ему честно выполнять долг. И даже той, вспомогательной, брокерской деятельности он нисколько не мешал. Все же Алеф Йот был уже достаточно взрослым человеком, а не сопливым юнцом в стадии полового созревания.

И вот она сидела перед ним, держа младенца на коленях. Не во дворце, на непреодолимом удалении, не в наряде, усыпанном, как звездами, брильянтами, без царственного отца рядом – вообще одна, беспомощная, доступная, целиком и полностью в его власти. Захоти он сейчас, она, наверное, даже не очень и сопротивлялась бы. Отдалась бы покорно, может быть, без радости, но безропотно. Но желания воспользоваться ее телом почему-то не было. Смотреть на нее – хотелось, да. Увидеть ее улыбку, улыбку, адресованную ему – это да, этого хотелось очень. Но сейчас приходилось, скручивая себя, сжимать зубы, и, сквозь них цедить слова, которые вряд ли заставят ее улыбнуться.

В домике они были одни. Малыш уснул, пососав вновь наполнившуюся молоком грудь. Алеф говорил поэтому тихо. Тихо, но веско, тщательно подбирая слова, процеживая и убирая все лишнее, все личное, только дело. Дело, важнее которого просто ничего больше нет и не было.

– Что же вы молчите, Ваше Высочество?

Она подняла голову, взглянула на него как-то обреченно, вздохнула и опять опустила ее, так ничего и не сказав.

– Мы нашли остатки воздушного корабля неподалеку. Вы не можете не знать, что случилось. Расскажите, пожалуйста.

И опять молчание. Наконец она сказала:

– Так это были ваши?

– Да, наши.

– Зачем они прилетали?

– У нас очень важное задание. Чрезвычайно важное. Теперь, без них, без корабля я просто не знаю…

– Они хотели меня убить, – вдруг резко бросила Принципия.

– Убить? – Не понял Алеф.

А потом до него дошло. Конечно! Естественно. А как же иначе? Свидетель…

– И что?..

– Пафнутий спас меня. Поэтому и ослеп.

И, помолчав, добавила:

– Ну, что? Теперь меня убьете вы?

***

Они летели. Как? А вы попробуйте, попробуйте походить в кромешной тьме, или с завязанными глазами, повинуясь чьим-то командам. Можно. Можно, да, но отнюдь не сразу. Впрочем, все мы в детстве играли в жмурки.

Полет был тренировочно-испытательный, как назвал его Алеф. Нет, он не стал убивать Принципию. Мало того, он даже рассказал ей то, чего не должен был рассказывать никому, даже под пытками. Ей он рассказал. То, что она – член царствующего семейства, служило слабым оправданием. Это был не амиранский секрет. Может быть, потому, что все равно, все летело к чертям, сделать было ничего не возможно, маги – один черт, – были обречены, а с ними – и все человечество. Так чего уж теперь?

Может быть… А может, ему просто захотелось. Просто захотелось побыть с ней рядом. Хотя бы так. Хотя бы посвящая ее в то, что знать ей было нельзя. Связывая ее с собой этой ужасной тайной.

И каково же было его удивление, когда выяснилось, что она, эта принцеска, это по определению комнатное существо, вроде болонки, не только знает, но и была там, у этих магов, в этой самой Караван-Талде. Он этого не знал. Он не был посвящен в операцию. Выделил человека для внедрения, как ему велели, и все. Дальше действовали другие. Сам Генерал, лично, вел это дело. А они, эти вот – Принципия с братом, и кто там с ними был еще, – они прошли сквозь горы. Они пришли туда. А она сама – Принципия, так даже и вовсе проникла туда с той – другой, стороны. Через ту самую Черную дыру.

Правда, упомянув об этом, Принципия наотрез отказалась вспоминать подробности.

Итак, она знала об этом. И это ей пришла в голову идея задействовать дракона в качестве транспортного средства. Она уже летала на нем. Она будет глазами дракона. И пусть на него можно нагрузить гораздо меньше, чем возьмет корабль, но можно ведь летать часто. Дракону это не в тягость.

Что ж, это даже справедливо. Дракон, погубивший корабль, сам будет кораблем.

И вот они летели. Странное чувство. Полет, и, вроде, не полет. Совсем другое ощущение. К этому еще предстоит привыкнуть. А пока Пафнутий старался как можно более старательно выполнять подаваемые Принципией команды.

И они взлетали стремглав вверх, они бросались вниз, успевая, однако, вовремя перейти на пологий полет над землей. Они закручивали в воздухе спирали и опускались четко в нужное место. От напряжения Принципии было жарко. Она вспотела под своей шубой и шапкой. А ведь – мороз, и ветер во время полета. А вот, поди ж ты…

– Как ты? – Спрашивала она Пафнутия.

И слышала в ответ неизменное:

– Прекрасно.

– Ты что, совсем не устаешь? – Удивлялась она.

– Это легче, чем ходить, – отвечал Пафнутий.

И, похоже, он не врал. А что касается тьмы – он, наконец, научился представлять себе, что летит ночью. Темной-претемной ночью. Правда, в этом, драконьем обличии ночью он видел совсем неплохо, но, будучи еще человеком… Еще тогда, давно, случалось ему ходить и в кромешной тьме. Вот, прямо, как сейчас.

С каждым днем полеты удавались все лучше, маневры получались четче, и уставала Принципия все меньше. На четвертый день она решила провести контрольное испытание возможностей этого нового транспортного средства под названием «дракон». Предстояло добыть еду Пафнутию. Потому что, если они не научаться питаться в дороге, то никуда не долетят.

***

В этот раз лететь им предстояло далеко. Туда, где живут люди. Полагаться на лесную дичь не стоило. Так ей сказал Пафнутий, и Принципия не стала спорить, ему виднее, как это ни курьезно звучит в их положении. Он летал, он знает. Да и правда, что там увидишь под густым пологом леса.

Геркулания Принципия оставила Алефу. Он почему-то вызывал у нее чувство доверия. Поучила, как кормить, как перепеленывать, и оставила.

И теперь думала о том, как они там.

– А ты не испугаешься? – Спрашивал ее Пафнутий. – Тебе не будет противно?

Да, наверное. Она уже заранее боялась того момента, когда ей придется направлять Пафнутия на живое существо. Она вспомнила, как тогда, когда она летела на том еще драконе, в том, чужом мире, этот дракон поймал и сожрал у нее на глазах какую-то живую, верещавшую от боли и ужаса зверюшку. Как ей было тогда… скажем так, неприятно. А теперь – хоть она лично и не будет прикасаться к жертве, но это она, она выберет ее. Она скажет Пафнутию: «Внимание, она под тобой». И она прикажет ему: «Хватай»!

Да, это совсем не то, что разделывать принесенную им уже давно мертвую тушу.

***

– Ну, что, готовы, Ваше Высочество?

Тюки с провизией были надежно привязаны к телу дракона. Сам он лежал, распластавшись на земле и вытянув шею, чтобы Принципии было удобнее садиться.

– Так, господин Йот, – Принципия нахмурилась, – во-первых, давайте-ка кончайте это – высочество!.. У меня есть имя. Меня зовут Принципия. Договорились?

– Тогда, Ваше Высочество, соблаговолите и вы называть меня просто Алеф.

Принцесса еще сильнее нахмурилась и поджала губы. Потом не выдержала, и улыбнулась. Улыбнулась ему. Дождался!..

– Ладно, Алеф. К полету готова. Как вы, справитесь?

– Ну, о чем вы говорите, Принципия? Для меня это в радость. Знаете, никогда не думал, что возня с детьми может доставлять удовольствие.

– Неужели?

– Да, как-то пока не приходилось.

– Ну, что ж, учитесь. Еще пригодится.

***

Вот так и попрощались.

– Не тяжело? – Уже в воздухе поинтересовалась она у Пафнутия.

– Ерунда, долетим.

И, как оказалось, он-таки был прав.

8

Они летели. Теперь уже летели всерьез, и путь их был далек и нелегок. Летать – вообще здорово! Кто летал – знает. Смотреть сверху на нас, беспомощно ползущих, перебирающих лапками по жесткой и не всегда ровной земле. Перелетать любые препятствия, встающие перед нами непреодолимой преградой – реки, горы, нехороших людей, норовящих снять с нас скальп или шубу.

Вот только завидовать не надо. И я не про то, что это – грех. Посидите-ка много часов верхом на жесткой шее летящего дракона, вцепившись немеющими пальцами ему в рога. Пусть даже пальцы в рукавицах, а под задницей у вас привязана подушка. Да, полетав на тренировках, Принципия поняла, что даже толстые стеганые ватные штаны как-то не очень спасают ягодицы. Подушка была придумана ею в качестве седла, придумана и лично привязана. Но она, зараза такая, через несколько часов начинала съезжать на бок, и полет превращался в пытку. Чтобы не свалиться, приходилось просить Пафнутия о срочном приземлении и поправлять сиденье.

А так – ничего. Летели. Летели по компасу. Компас у них был, а как же. Компас вообще был вещью достаточно общеупотребительной, без него и корабль не поведешь в море, и солдат не выведешь в нужную точку для успешной атаки. Да даже и отступать, если что, удобнее, пользуясь компасом.

Компас и карта, презентованная Алефом Йотом. И на этой сверхсекретной карте была помечена Караван-Талда. Вот и летели, стараясь не отклоняться от линии, прочерченной на этой карте.

Принципия летела высоко в небе и смотрела вниз. Мы вообще, по большей части, смотрим вниз. И это правильно. Если смотреть не вниз, а пялиться по сторонам, или вообще считать ворон в небе, можно споткнуться, промочить ноги или наступить в чье-нибудь дерьмо. В небе, конечно, такой опасности нет – не водится там дерьма, но и смотреть там особо не на что. Вы скажете – ангелы? Может быть, может быть. Но ангелы где-то там, за облаками, и вообще – что нам они? Мы не ангелы, мы – дети земли, и она притягивает не только наши тела, но и души. И даже тем из нас, кто сумел эмигрировать на небеса, все равно бывает любопытно – как мы там?

В эти дни Принципия часто и подолгу разговаривала с Алефом Йотом. И из его рассказов она знала о том, что творится сейчас на земле. Она знала о сорвавшихся с насиженных мест людях, убегающих от неведомой, но от того еще более страшной опасности и неминучей беды. Она знала о селах, решивших остаться, и ощетинившихся наспех возводимыми частоколами. Она знала о бродящих повсюду хищных стаях тех, кто понял – сейчас их время. И она знала о том, что никто кроме самого себя не поможет и не защитит тебя от них.

Рассказал ей Алеф и о тех слухах про армию во главе с ее отцом, от которой убегали и прятались крестьяне. И никак не могла взять в толк Принципия – зачем убегать? Зачем прятаться? Ее отец – такой хороший человек. Что за глупости? Она очень хотела найти его, и надеялась, что, может быть, вот сейчас, сверху, увидит. Но – нет, не видать было стройных рядов со знаменами и хоругвями. Одна сплошная расхристанная и бестолковая вереница беженцев по дорогам.

И про себя рассказал Принципии Алеф Йот. Как-то не заметно даже для самого себя – так, слово за слово, – нарушил некогда данную клятву, разболтал секрет, а когда спохватился, уже было поздно. И теперь принцесса, как любой, проникший в тайну ССР, подлежала уничтожению. Но и уничтожить он ее не мог. И даже оправдание у него было – кто же повезет продовольствие магам, если не она? Ведь только на дракона теперь и была надежда. А управлять драконом никто кроме Принципии не мог. Ее дракон слышал и понимал, прочих – нет. Такая беда!

И Принципия старалась, искренне старалась, но никак не могла понять – что за равновесие такое? Зачем уничтожать тех, кто умнее других? Потому что тем, что они придумывают, изобретают могут воспользоваться не все? Или наоборот, чтобы это всем не досталось? И что будет с людьми, если их вот так регулярно пропалывать, выдирая с корнем всех, кто выделяется из общей массы. И не потому ли сейчас все начало так легко разрушаться? Ведь пока что на самом-то деле ничего страшного не случилось. И враги не напали, и чудовище только одно, да и то – Пафнутий.

А Алеф ей доказывал, что любая придумка, появившаяся у кого-либо, неизбежно вызывает желание придумать что-то, что будет еще лучше, еще круче, еще новее. Что это даже не порочный круг, это страшная порочная спираль, воронка, затягивающая в неумолимое жерло адской топки. А если речь идет не о безобидных изобретениях, вроде бы облегчающих жизнь, а об оружии? Появившееся у одной страны новое оружие, непременно заставит другие страны срочно придумывать нечто, превосходящее его. И так – до тех пор, пока не будет изобретено такое, что однажды уничтожит всех людей разом.

И, заходя в своих спорах в тупик, оба соглашались с тем, что сейчас-то все равно равновесие, если оно и было, нарушено. И теперь жить по старым правилам нельзя.

Принципии нравились эти разговоры с Алефом. Никто еще никогда не говорил с ней так – как с равным себе и с умным человеком, с которым можно не соглашаться, но к чьим аргументам нужно прислушиваться и думать над ними, прежде, чем отвергать. Даже Геркуланий – о чем они с ним говорили? О любви, о том, как им будет хорошо вместе… Да и все, пожалуй.