Текст книги "Неопалимые"

– Так, государь, ты и так поболее всех о ней печешься… – мгновенно отозвался Скуратов.

– Сон не о том, он что-то о Девлет-Гирее мне твердил…

– Выходит, наш лазутчик прав… – неожиданно произнес Ногин. – Если и с того света о татарах нас уже предупреждают.

– Я в князе Минихе не сомневался… – продолжал высказывать свои мысли Иоанн. – Беда лишь в том, что войско наше некому возглавить.

– Князь Воротынский, думаю, сдюжит… – произнес Ногин фамилию, которая и так с утра вертелась на языке Иоанна. – Не всякий, просидевший под замком в монастыре, сумеет сохранить и христианскую любовь, и верность государю…

Царь промолчал, хорошо помня о заточении им князя в Белоозерском монастыре.

– Он нужен нам, мой государь… – снова тихо промолвил Ростислав.

– Никто так хорошо не знает повадки ордынцев и не умеет так бить их в степях, как князь Воротынский… – вкрадчиво добавил Скуратов.

– Где он сейчас? – спросил Иоанн Малюту.

– Уж месяца три, как в Москве… – ответил Скуратов.

– Почто об этом я не знал?

– Прости, мой государь, то я его позвал в столицу, – смягчая вспышку гнева, произнес боярин Ногин. – Готовим вместе мы указ о службе на степных окраинах государства Московского… Недавно он вернулся из поездки…

– А казаки? – встрепенулся государь. – Что они о предложении моем сказали?

– Заверили, что если Перекопский хан пойдет, то воевать их вместе будем, – сказал Ногин и склонил голову.

– Добро! Пусть будет так… Зови ко мне к полудню Воротынского…

– И вот что, государь… – сказал и неожиданно смолк Ногин.

– Раз начал, говори, – твердо произнес царь. – Тебя за твой язык я не тянул…

– Дозволь мне сына повидать перед походом, – негромко промолвил боярин.

– О сыне ли печешься только? – снова спросил любимого боярина царь. – Иль о жене? Неужто думал ты, что я о крестнице своей, об Аннушке, забыл?

– Мой государь…

– Что государь? – сказал Иоанн, поднимаясь с постели. – Известно стало нам, что их военачальник Дивей мурза… совсем недавно породнился с мурзой Селимом… Поезжай. А уж там будешь действовать по обстановке. Что смотришь? Отпускаю к сыну… Ты мне в Новгороде, думаю, что не понадобишься…

И Ростислав упал на колени, с благодарностью глядя на государя.

– Эй, кто там за дверью… начинайте облачение…

Глава седьмая
РЕКОГНОСЦИРОВКА НА МЕСТНОСТИ

Уже на следующий день бояре узнали, что воеводой большого полка назначен князь Воротынский. И что уже завтра ехать ему в Серпухов, чтобы подчинить себе опричные полки, объединив их с земскими.

Доверив князю Воротынскому защиту государства от крымского хана Девлет-Гирея, царь Иоанн оставшиеся войска, стрельцов и государев полк отправил в Великий Новгород для подготовки города к возможной осаде. Среди бояр, правда, бытовало мнение, что государь не очень-то верил в возможную победу князя Воротынского над татарами. Но, что сделано, то сделано…

23 июля 1572 года стотысячное войско крымского хана Девлет-Гирея, состоящее из крымских, ногайских татар и турецких янычар с артиллерией, прошло по Дону к Угре и остановилось у Оки.

Мальчишка, ловивший рыбу, первым заметил появление татарских всадников и, бросив удочки, со всех ног понесся домой.

– Татары, татары идут…

Вечером этого же дня в одном поместье состоялась беседа. Несколько родовитых бояр, князей и дворян из числа тех, кого государь отринул с глаз, держал в опале… были собраны вместе и вели неторопливый разговор.

– Опричный князь-воевода Михайло Воротынский нас призывает под свои знамена… – начал беседу князь Мстислав Рогожин. – Какие будут мнения у вас?

– Делить не нужно было войско… – в сердцах промолвил воевода Тимофей Иволгин. – Царю не иначе как в Ревеле медом одно место намазали…

– Да не на Ревель, царь на Новогород свои войска ведет, – уточнил князь Головин.

– Хрен редьки не слаще. В прошлом году в слободе отсиделся, теперь снова бежит из Москвы… – продолжал обиженный воевода.

– Мне сообщили, что государь готовится к осаде града, – согласно молвил князь Мстислав. – На вольнодумство их хочет найти управу…

– Все ныне голос свой иметь хотят… Не знаешь, хорошо это иль плохо… Вот раньше было: царь сказал – и ладно, – произнес думный боярин Кузьма Коровин.

– Вы говорите так, как будто сами не в опале… – произнес самый молодой из них, боярин Илья Нехорошев. – Не наших ли родных и слуг кого порезали, кого сослали…

– Ты прав… но кто же станет с крымским ханом воевать… 120 тысяч татар собрал Девлет-Гирей, у Воротынского – лишь 20 тысяч будет, как мы ему поможем… – проговорил старейший из них, князь Головин, затем, окинув всех присутствующих взглядом, добавил:

– Или пропустим, пусть Москва горит опять?

– Уж если князь Воротынский сам простил царя, то нам подавно следовать его примеру, – вновь подал голос бывший царский воевода Тимофей Иволгин. – Иль мы не русские, не христиане? Неужто по лесам нам прятаться опять…

– Слова твои, мой старший брат, я слушаю лишь по одной причине, что на кону стоит судьба святой Руси… – проговорил сидевший до этого под иконой человек в монашеском облачении – архимандрит Павел. – Известно ль вам, что Орден иезуитов активно занимается вовлечением в католичество состоятельных молодых вдов? Их склоняют к принятию католической веры, обучают польскому языку и в результате уговаривают написать завещания, по которым все земли, принадлежавшие их предкам, становятся собственностью католической церкви… Но и это еще не все… они и слуг своих склоняют принимать католическую веру, а наиболее упорных заточают в подземелья своих замков.

– Не мытьем, так катаньем… князь Невский их бил, да не добил, – пробурчал думный боярин Коровин. – Мы их в дверь, а они, как тараканы, к нам в окна уже лезут…

– А посему, как понимаю я, нам Ревель все же важен… Пусть государь его воюет, а мы уж вместе с Воротынским турка подождем… – сказал, поднимаясь, хозяин поместья князь Мстислав Рогожин. – Ну а теперь к столу всех приглашаю…

Наместник Алексей Ногин с утра собрался ехать в ставку князя Воротынского, когда у ворот поместья показались вооруженные всадники в черных одеждах.

Сразу наступила тишина, замолкли разговоры. Крестьяне в ожидании беды прижимались к домам, к заборам.

– Опричники! – мгновенно пронеслось по поместью.

Черные всадники ехали по два в ряд. Копыта коней глухо ударяли по бревенчатой мостовой, позвякивала богатая сбруя.

Алексей не спускал глаз с царских слуг.

Когда они остановились у колодца, Алексей сам взял рушник и небольшой ковш для воды.

– Почто бежим? – спросил он, наполняя ковш водой и подавая всаднику.

– Татары… как псы цепные за спиной у нас… – ответил один из них.

– Так и держите оборону… – начал наместник.

– Сразись-ка с ними сам, там глаз не хватит, чтобы увидеть все то, что движется на Русь…

– И кто же встанет на защиту? – поинтересовался подошедший Никита.

– Пусть земские полки от печек задницы поднимут, да местных мужиков сбирайте всех до кучи… иначе через день-другой детишек ваших, как капусту, резать будут… а женок всех в полон возьмут.

И, напившись воды, они ускакали.

Проводив нежданных гостей, Алексей и Никита, оседлав коней, отправились в путь. Наместник планировал сегодня посетить лагерь князя Воротынского, чтобы узнать положение дел и то, какая помощь может понадобиться от него лично.

В это же самое время и боярин Ростислав Ногин с пятью верховыми личного сопровождения спешил в свое поместье, чтобы увидеть старшего сына. Дорога тянулась извилистой лентой. В какой-то момент Ростиславу показалось, что он видел в кустах огненные волчьи глаза, его лошадь фыркала и прижимала уши.

И надо же такому случиться, что передовой отряд отборных татарских воинов, очевидно, с целью разведки местности, двигался ему навстречу по этой же лесной дороге. Кони под татарами были породистые. У каждого воина за плечами лук, у седла колчан со стрелами, сбоку на поясе дорогая сабля.

Но вдруг сопровождающий татар проводник остановился и обратил внимание татарского темника на дерево, что стояло прямо на дороге, с ободранной корой и истекавшее соком.

– Шайтан… Нечистый дух… – говорил он, обращаясь к господину и показывая рукой на дерево. – Русские называют его медведь… Лучше уходить этот лес.

Молодой татарский темник лишь улыбнулся…

В этот момент раздался рев, которого он еще в своей жизни не слышал. Лошадь под ним встала на дыбы, и татарин просто вылетел от неожиданности из седла, а лошадь уже понесла его, запутавшегося в стременах, в противоположную сторону.

Этот рев, чуть впереди себя, услышал и Ростислав.

Татары уже ощетинились луками, ожидая нападения.

В этот момент, раздвигая кусты, на поляне показался огромный медведь на задних лапах. Его рыка было достаточно, чтобы лошади вышли из повиновения… Татары, как опытные наездники, сумели справиться с шарахающимися на дороге конями и помчались вслед за своим господином.

Когда через несколько минут боярин Ногин достиг этой поляны, увидел и дерево с ободранной корой, и богатый кинжал, что вывалился у темника, когда его сбросила лошадь.

– Спасибо, мишка! – громко крикнул боярин и спешился. После чего поднял и какое-то время рассматривал инкрустированный камнями кинжал.

В лесу темнело быстро. Ногин быстро вскочил в седло, и они продолжили свой путь.

А на лесной дороге, провожая их взглядом и словно заглядывая в дальнейшую судьбу каждого, стоял Басилевс.

В ставке русского воинства царскому наместнику Алексею Ногину были представлены предводители войска земского – князь Мстислав Рогожин, воевода Тимофей Иволгин и молодой боярин Илья Нехорошев. Они как раз беседовали с опричным князем Воротынским о плане расположения русских войск и армии противника, обсуждая возможный ход ведения боя с татарами.

– К нашим двадцати тысячам воинов примкнет посланный государем отряд из семи тысяч немецких наемников и тысяча украинских казаков… – говорил князь Воротынский. – Задача, поставленная передо мной, такова: Девлет-Гирей идет на Москву и, как я понимаю, не ищет сражения. Пытаться обогнать войска хана, идя по боковому пути, бесполезно… Встречать их у подступов к Москве уже пытались в прошлом году… Чем это закончилось, вы все знаете. А потому мы обязаны перекрыть старый Муравский шлях и, опередив хана, выйти к реке Жиздре, где и дать противнику решающий бой..

– По тому, как татары осторожно перемещаются, каждый раз тщательно выбирая позиции, вряд ли они заинтересованы в традиционном быстром налете и грабеже… – заметил старый воевода Шереметев.

– Тогда я видел бы задачу земских полков в том, чтобы изматывать противника на марше, – вступил в разговор князь Рогожин. – Будем устраивать засады, внезапно нападая, нанося урон и быстро отходя, увлекая их за собой в урочища и к засекам…

– Добро! – откликнулся Воротынский. – Какие будут еще предложения?

– А что если дополнительно к сказанному князем Рогожиным отдельным полком вцепиться противнику в хвост, – неожиданно предложил Алексей Ногин. – Тактика рискованная, но можно попытаться заставить хана развернуть свои войска…

– Вожжой под хвост? – уточнил князь Воротынский смысл слов молодого наместника. – Почему бы и нет?

Затем Алексей вместе с князем Воротынским спустились к реке, где Алексей с Никитой увидели, как ускоренным темпом идет работа по установке по берегам рек частоколов. Укрепления эти сооружались людьми опальных князей Гагарина и Головина, боярина Коровина с их поместий. Причем бояре и князья работали наравне с простолюдинами.

Воины забивали в землю колья частокола, рубили ветви и заплетали плетень, копали ров. Из лесу на подмогу вышли местные жители. Мужики подносили камень, а бабы таскали в подолах песок. Для каждой стены сооружались два плетня на аршин друг от друга.

Согласно плану князя Воротынского в этом месте на реке Оке, в 70 верстах от Москвы и по всему берегу, крестьяне забивали в землю колья и, пропуская через них ветви, сооружали нечто подобное плетеным заборам, с той лишь разницей, что заборы делались в два ряда, а пустоту между ними засыпали землей, выкопанной перед наружным забором. Стрелки таким образом могли бы укрываться за плетеными стенами или шанцами и стрелять из-за них по татарам, когда те стали бы переплывать реку. На этом месте реки и за этими укреплениями русские рассчитывали встретить и оказать сопротивление крымскому царю.

В ту ночь почти никто не сомкнул глаз… Ждали наступления татар. Прождали до утра… пока на взмыленном коне не прискакал гонец и не сообщил князю Воротынскому, что главный военачальник крымского царя Дивей-мурза рано утром с частью войск переправился ниже по реке и теперь с тыла подходит к Серпухову.

Таким образом, затраченный труд на строительство оборонительных сооружений оказался напрасным, равно как и крепости, расположенные по течению реки Оки и составляющие внутреннюю линию укреплений Московского государства.

Передовой отряд врага выходил на прямой оперативный простор… Если смотреть со стороны, то разношерстная армия Девлет-Гирея напоминала собой саранчу, которая, если поднималась в небо, затмевала собой солнце, а опустившись на землю, пожирала все живое…

Теперь этого врага можно было остановить лишь ценой собственной жизни. И пошла потеха… Первая сшибка татар со сторожевым полком князя Шуйского продолжалась весь день с попеременным успехом.

Боярин Ногин с сопровождающими его стрельцами в это время въезжал в свое поместье. На пороге терема его встречал управляющий.

– Живой… – радуясь встрече, сказал боярин своему управляющему, сходя с коня.

– Не дождутся! – ответил управляющий, и они обнялись.

– Где все? – спросил Ростислав.

– В монастыре… Мария с ними. Я сам вчера там был. Они продержатся…

– Алешка с ними? – задал свой второй вопрос боярин Ногин.

– Он в ставке князя Воротынского…

– Добро! – и, повернувшись к стрельцам, его сопровождающим, крикнул: – Расседлывать коней и отдыхать.

И вместе с управляющим пошли к терему.

– Пойдем, покажешь мне мои покои.

Утром в палатку князя Воротынского с чертежами в руках вошел Никита.

– Алеша, – обратился он к наместнику Алексею Ногину, – дозволь слово молвить.

– Дерзай, брат! – ответил ему Алексей.

– Я придумал, что нам сможет помочь остановить татар…

– И что же? – спросил его уже сам князь.

– Крепость… Крепость на колесах. Вот, смотрите, – и он разложил на столе свои чертежи. – Мне ваши плетеные стены помогли в решении этой задачи. Мы возьмем за основу телегу с усиленными осями, а с обеих сторон обшиваем ее еловым частоколом. Лучники, как и стрельцы, стоят на телегах и имеют преимущественный обзор противника. Так как у нас в наличии достаточное количество телег, мы можем выстраивать их как в одну линию, так и при необходимости брать неприятеля в кольцо… Более того, находясь за телегами, наши войска имеют возможность тайного перемещения и даже защиту от неприятеля…

– Татары сожгут ваши телеги, даже не приближаясь к ним, – сказал боярин Рыбин, опытный воин в окружении князя Воротынского, с которым они воевали Казань.

– А вот и нет! Частокол будет из свежесрубленного леса. Это прибавит тяжести, но усилит и устойчивость телег…

Князь Воротынский и молодой боярин Алексей переглянулись.

– И где поставим твою крепость? – уже серьезно спросил князь у Никиты.

– Есть одно место… Но поставить крепость мало, – ответил князю Никита. – Нам еще пушки будут нужны…

– Пушки? Будут тебе пушки, – сказал Воротынский, – рассказывай, что задумал?

Утром следующего дня войско хана Девлет-Гирея вышло к реке Ока и стало лагерем.

В шатре князя Воротынского стояло два десятка казаков.

– Это хорошо, что вы все добровольцы, – вглядываясь в них, говорил князь-воевода. – Дело, которое я вам поручаю, чрезвычайно опасное. Не сегодня завтра татары пойдут Оку вброд… Таких мест здесь три. Ваша задача – не дать им перевезти на наш берег пушки. Их у них хоть и не так много, но беды могут наделать.

Ночью татары начали переправу через Оку…

Старались не шуметь. Копыта лошадей были обвернуты мягкой рогожей. Вскоре первая вражеская сотня переправилась через реку. За первой сотней пошли вторая, третья…

Но когда дело дошло до лодок, то те вдруг на середине реки дали течь и часть из них вместе с пушками стала уходить под воду, а в другой в воде оказался запас пороха. Татары были пловцами не ахти какими и более старались думать о собственной жизни, а не о пушках с порохом.

Правда, какой-то татарин заметил, что рядом с ним в одной лодке чужак, и переодетый казак, обняв его, словно друга, нечаянно, увлек под воду, а там, перерезав горло, ушел…

Известие о переходе татарами Оки сразу же было доставлено в штаб князя Воротынского.

– Хан Девлет-Гирей, как мы понимаем, – начал князь, – перейдя ночью вброд, с основной частью войск по серпуховской дороге пойдет на Москву, обходя Тарусу и Серпухов с востока, отбросив после кровопролитного боя наши полки под командованием князей Одоевского, Шуйского и Шереметева. Пусть идет… Мы встретим его в сорока пяти верстах от Москвы, у деревни Молоди…

– Молоди? – переспросил старый воевода Рыбин. – Помню, это небольшое село, со всех сторон окруженное дремучим лесом. Там лишь на западе пологие холмы, отторгнутые местными мужиками у леса и распаханные. И если татарам сей путь не перегородить, то их уже и не остановим…

– Это хорошо, воевода, что ты помнишь про эти места, – сказал князь Воротынский. – Возьмешь свой полк и два запасных. Поступаешь на эти сутки в полное распоряжение сего юноши по имени Никита…

Никита делает шаг вперед, и белоголовый воевода склоняет перед ним голову.

И вот уже несколько сотен воинов, отложив в сторону пищали и иное оружие, валили лес, рубили ветви и обтачивали стволы, крестьяне делали телеги и обвязывали их с двух сторон тонкомером, другие копали ров и вбивали в него острые дубовые колья, делая и сам подход к крепости труднодоступным.

Крепость росла буквально на глазах. В таких случаях всегда говорили, что глаза боятся, а руки ратников, помнящих ремесло, свое дело делают. Внутри уже ставили шалаши, копали укрытия, женщины варили обед.

В это время, распугивая кур и путников, по московской дороге, обгоняя отдельные части стрельцов и казачьи сотни, неслись на рысях глашатаи с набатами у седел. Они били плетками в медные барабаны и кричали.

– Дорогу пушкарям, дорогу обозу царского воеводы!

И вот уже вслед за ними несется по дороге царский военный обоз: в нем несколько десятков телег, груженных шестипудовыми бочонками с порохом, пушками, ядрами и картечью. За ними, практически невидимые в тучах пыли, летели телеги с пушкарями и запальщиками. Замыкали военный обоз возы с хлебом, пшеном, мясом и другой снедью. И долго, долго стояла непроглядной пеленой над московской дорогой пыль, поднятая обозом.

Вечером князь Воротынский в булатных доспехах, на сером высоком жеребце, в сопровождении воевод и Никиты объезжал крепость. Несколько факельщиков освещали ему дорогу.

– Успели! – произнес довольный увиденной крепостью князь. – Я, видит Бог, боялся… что татары не дадут вам закончить. Могли бы захватить и пушки, и порох, и людей порубить.

– Ратники и сами это понимали, спасибо местные помогли, даже торопить никого не приходилось, – ответил Никита.

– Крымский царь думает, что я, как в прошлом году, попаду в ловушку. Два раза на одни грабли я не наступаю… Завтра в полдень полк Хворостинина ввяжется в бой с арьергардом татар – с их отборной конницей, которой командуют сыновья великого хана, увлечет их за собой… Ну а затем, Никита, твоя очередь наступит. Не оплошай…

Утром следующего дня хан Девлет-Гирей со своим войском по серпуховской дороге шел на Москву. Он знал, что воевода князь Воротынский идет вслед, знал и то, что говорили ему лазутчики, что дорога на Москву свободна, и это его настораживало.

На взмыленном коне подскочил мурза.

– Святейший царь… передовой полк Хворостинина выдвинулся нам вслед…

Девлет-Гирей молча выслушивал сообщения.

Тут же рядом появился еще один военачальник.

– Дорога на Москву свободна, великий хан…

– Дивей-мурза, почему царь Иван не останавливает нас? – обратился хан к своему главному военачальнику.

– У него нет сил, – высказал свое предположение мурза. – Чума и голод, благодаря Аллаху, стали нашими союзниками.

Великий хан остановил своего коня.

И тут же встало все войско. Темники и десятники, напрягая зрение, ожидали следующего приказа.

– Здесь что-то не так, – промолвил хан. – Вернемся на Пахру. Снова перейдем реку и встанем лагерем на прежнем месте…

– Как скажете, мой господин… А полк Хворостинина, который идет нам вслед?

– Передай моим сыновьям, пусть немного потешат себя, а то уже засиделись в седлах…

Когда солнце стояло в зените, на холме показалась русская конница.

Кто-то из сопровождения указал сыновьям великого хана на русских.

Неожиданно увидев впереди татар, передовой полк Хворостинина стал спешно разворачиваться, оставив лишь заградительный отряд.

– Догнать! – раздалась зычная команда одного из сыновей Девлет-Гирея, и арьергард татарского войска бросился в бой.

Началась рубка, в которой преимущество было явно на стороне противника, и заградительный отряд быстро был уничтожен.

Когда татарская конница, продолжая погоню, поднялась на следующий холм, то сыновья крымского хана увидели что конница русских устремилась в небольшой проход стоявшей на холме деревянной крепости.

И татары, пришпорив своих коней, с криками «Алла-а-ла, алла-а»! бросились вслед за ними…

Впустив своих, по сигналу Никиты, ворота крепости на колесах сомкнулись, и татарская конница неожиданно для себя попала под прицельную стрельбу русских лучников, расположившихся на стенах крепости. От множества летящих стрел зарябило в глазах.

Тогда, спасая конницу, татары выпустили вперед своих лучников. Но стоило тем встать в плотные шеренги и выйти на позицию для стрельбы, как с крепости по лучникам стали палить уже пищали стрельцов.

Татары, понеся большие потери, вынуждены были отступить.

Первая военная операция удалась, и она всех воодушевила. Воины стали приводить себя в порядок, раненым оказывалась помощь, кто-то готовил еду, другие проверяли оружие и точили мечи.

На одной из телег сидел Никита, два верховых боярина и несколько стрельцов.

– Молодец, Никита! – сказал боярин Охлопков. – Это надо же такое удумать, чтобы крепость по полю гуляла!

– Я видел, как у ихнего мурзы глаза на лоб полезли… – весело отозвался на разговор стрелец Федор Пущин.

– Пусть гуляет, – нехотя отозвался Никита. – Лишь бы татар к Москве не пустить.

Сказал и задумался.

– Никита! – вдруг раздался зычный голос.

Он обернулся и увидел Савву. Монах был в рясе, опаленной огнем, и с саблей на боку.

– Савва, а как же монастырь?

– Стоит, что ему станет… Татары сначала к нам сунулись было, да с ходу взять не удалось… И ушли.

– Савва, а как там… наши?

– Мария?

Никита смутился.

– Молодец девица. Из лука бьет лучше любого стрелка… Не был бы я монахом…

Но увидев, как встрепенулся парень, добавил:

– Шучу! Ну, а теперь говори, что делать нужно. Меня к тебе в помощники отрядили…

– Да вот хочу пушки на телеги поставить… – уже серьезно отвечал Никита.

– Я так понимаю, для маневра… А что, мысль интересная!

И они вместе пошли к телегам.

Вечером и у князя Воротынского шел свой совет.

– А если татары решат оставить полк Хворостинина, находящийся в крепости, и, обойдя крепость, пойти на Москву? – спросил воеводу Алексей.

– Вряд ли татары захотят иметь у себя в тылу нашу конницу, да и идти вперед, как мы видим, не решаются, – заметил знакомый нам опытный воевода боярин Рыбин. – Иначе чем объяснить, что они снова вернулись на Пахру и разбили лагерь?

– Они уже, поди, привыкли, что русские воеводы всегда встречают их в поле или на берегу реки… – заметил князь Хворостинин, – а тут никто не встречает… хоть до самой Москвы топай.

– Тогда именно крепость вскоре примет на себя основной удар этой армады… – уточнил князь Андрей из окружения Воротынского.

– Пусть попробуют, – сказал князь Воротынский. – Пусть только выстроят свои полки… Тогда заговорят наши пушки.

– Пушки? – спросил Алексей.

– Да, твой Никита задумку предложил…

А в ставке Девлет-Гирея ощущалось явное смятение… У крымского хана было такое ощущение, что с ним играют в игру, называемую «прятки», что русские словно оттягивают время, которое им для чего-то очень необходимо.

Но для чего? Неужели царь Иван, оставив Ревель, сам идет к стенам Москвы? Но почему ему об этом до сих пор не сообщили?

И вдруг известие, что его хочет видеть посольство русского царя Ивана с письмом от государя.

Посол Афанасий Нагой, успевший нагнать царя, уже вышедшего с войском из Москвы, теперь дожидался ханского зова в одной из соседних палаток. Несмотря на жару, он явился к крымскому хану Девлет-Гирею одетым по всем московским правилам, в кафтан, и со слугами, нагруженными подарками.

Только что, проезжая по лагерю, посол увидел огромное число воинов, готовых к бою. Мимо него непрерывно двигались и конные, и пешие. Тяжело катились колымаги с кожаным верхом на широких колесах, окруженные вооруженными всадниками, тряслись по ухабам легкие повозки и телеги тех, кто победнее. И от этого хаотичного движения клубившейся вслед им пыли создавалось ощущение, что сама земля ходит ходуном и вот-вот взорвется беспощадным извержением, чтобы враз поглотить все живое.

Посол был ошеломлен уже лишь тем, что сам не заметил, просмотрел то, как незримо в тайне от его слухачей шла подготовка к этому походу, понимая, что за это именно с него в первую очередь спросит государь.

Девлет-Гирей возлежал на подушках, слушая речь русского посла.

– Светлейший хан, наш государь и царь всея Руси Иоанн Васильевич IV… – начал он выдавливать из себя слова, держа в трясущихся руках государеву грамоту, – к вам с предложением о мире… готов он уступить то, что по праву было вашим… Казань и Астрахань… к ногам твоим, великий хан, смиренно отдаем…

– Достаточно пустых слов… Я вижу, посол, тебе нечего нам больше сказать, – прервал его Девлет-Гирей. – Мы подумаем о предложении царя Ивана и завтра вам дадим ответ. Пока же отдыхай. Тебя проводят.

И когда русское посольство покинуло шатер, обратился к своим военачальникам и князьям.

– Ну что, ответим мы царю Ивану? Довольно будет с вас… Казани?

Присутствующие в шатре военачальники и князья лишь в полный голос засмеялись.

– Мой господин! – начал первым Дивей-мурза. – Я завтра возьму этот русский обоз… Сегодня лично проведу рекогносцировку и думаю, что мы найдем ту щель, которая превратится для нас в широкий проход… Русские пусть и не все, но тоже любят жизнь и деньги… А как они от страха завтра побегут, мы всех и перебьем… Путь на Москву тебе, великий хан, будет открыт…

– Тогда жду завтра я тебя с победой… А теперь ступайте, мне нужно отдохнуть.

Все приближенные и вельможи, склонив головы, быстро покинули шатер.

Ночью, при свете полной луны Дивей-мурза с небольшим сопровождением выехал на рекогносцировку, чтобы выявить наиболее слабые места русской обороны.

Невдалеке от крепости его встречал знакомый нам темник. Двое татар стояли рядом и держали связанного и стоящего на коленях русского – это был молодой боярин Илья Нехорошев, чей род, если вы помните, подвергся суровой царской опале. Боярин был ранен в руку.

– Поднимите его, – приказал Дивей-мурза охранникам.

– Я сам! – и молодой боярин встал на ноги.

– Герой! – сказал Дивей-мурза, рассматривая красивый лик молодого боярина. – А знаешь ли, герой, что царь ваш мир нам предлагает и вас в полон нам отдает?

– В ином исходе я не сомневался… – ответил боярин.

– Что так? – вопрошал Дивей-мурза.

– Наш род дворянский его любовью сыт по горло.

– Так ты, выходит, заговорщик… А хочешь жить?

– Кто жить не хочет… – промолвил тихо боярин.

Дивей-мурза достал кошель с деньгами и бросил его к ногам боярина Ильи Нехорошева.

– Развяжите его… Своего, к тому же раненого, они сами впустят в крепость, – сказал он своему десятнику, а затем уже боярину. – Тебе сейчас скажут, что нужно будет сделать…

И довольный Дивей-мурза поскакал дальше, осматривая со стороны русскую крепость, успев краем глаза заметить, что боярин поднял с земли его золото.

Но так случилось, что, огибая крепость в поисках прохода, с противоположной стороны и в этот же час ехал боярин Ногин.

Дивей-мурза не ожидал появления перед собой русских конников и сразу пожалел, что отпустил темника со всадниками. Его свита сражаться не умела и не могла… Они могли лишь поддакивать и ублажать… И Дивей-мурзе ничего не оставалось делать, как повернуть коня и пытаться скрыться, но волею провидения конь татарского военачальника вдобавок ко всему еще и споткнулся и Дивей-мурза вывалился из седла… А когда оглянулся, то понял, что оставлен всеми.

Подскочивший первым к татарину в богатых доспехах стрелец из Суздаля быстро спеленал Дивей-мурзу.

С этой добычей Ногин, увиденный стрельцами, и въехал в крепость – Гуляй-город.

Давно уже никто из окружения крымского хана не видел Девлет-Гирея в состоянии такой злости.

– Как могло случиться, что Дивей-мурза оказался в плену? – вопрошал разгневанный Девлет-Гирей своих военачальников.

– Он выехал со свитой на… – начал один из князей.

– Я знаю, куда и для чего он выехал. Я спрашиваю, почему, имея под своим началом сто двадцать тысяч воинов, главный военачальник оказывается кем-то плененным?

Все, стоявшие в шатре крымского хана молчали, никому не хотелось держать ответ за этот нелепый случай.

– Всем, кто находился в свите Дивей-мурзы, отрубить головы, – решительно произнес хан. – Крепость взять в кольцо… нам торопиться некуда… мы выморим их голодом…

– А может быть, обменяем Дивей-мурзу на русского посла? – подал голос один из вельмож.

– Царь Иван сам провинившимся князьям и боярам головы рубит… Русский посол Нагой много спал и вкусно кушал, а посему и проспал подготовку нашего похода на Москву… За его голову царь Иван теперь и гроша ломаного не даст…

Как только туман рассеялся, стало видно, как крепость действительно взята в плотное кольцо. Прямо как в сказке… ни птице не пролететь, ни мышке не проскользнуть.

Князь Хворостинин, его военачальники и приближенные, а также боярин Ногин и Никита стояли у крепостных стен Гуляй-города и смотрели на то, как татары, остановившись буквально в ста метрах от русской крепости, начали беспечно ставить свои палатки, разводить костры и готовить пищу.

Здесь были любимчики хана – его гвардия, а также отряд мушкетеров и конница, чести служить в которой добивались дети племенной аристократии. Все они, скрепляя между собой телеги, образовывали теперь свой стан.

Единственные, кто не участвовал в этом демонстративном показе, были турецкие янычары. Их отряд выехал на разведку, хотя это было лишь обозначение мотивации последующих грабежей. Девлет-Гирей молча сносил их автономное существование, так как с ними был турецкий наблюдатель.