Текст книги "По зову волхвов: современные сказки для взрослых детей"

Глава седьмая
ИЗМЕНА

Ранним утром следующего дня княжеский обоз продолжил свой путь. И первое, что вновь приятно поразило Радку, было появление на горизонте, вслед за Солнцем, знакомого Древа…

Этому явлению чрезвычайно возрадовался и княжич Даниил.

Однако скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. И тут дальнейшее путешествие Даниила и его спутников в поисках Белогорья чуть не обернулось для них настоящей бедой. А виной тому все тот же монашек Герман, который вслед за половцами дошел-таки до их становища.

Пользуясь тем, что было темно, он въехал в расположение половцев и какое-то время оставался незамеченным. До его слуха изредка доносилась русская речь, очевидно, пленниц из числа русских женщин, но добраться до еды и сна пока не удавалось. Герман был без каких-либо сопроводительных грамот и лишь надеялся на свой массивный золотой крест и монашескую рясу, в которую он успел облачиться, начав наблюдать за кочевниками на берегу Волги.

И тут он заметил, что несколько всадников с раскосыми глазами уже взяли его в кольцо.

От количества драгоценных камней и золота, увиденных Германом в шатре половецкого хана, стало рябить в глазах. Его резко толкнули в спину, давая понять о необходимости преклонить колени, что он поспешно и сделал. А когда поднесли чашу с кумысом, то он не пригубил кумыс, как это делали русские пленные князья, отдавая дань уважения обычаям половцев, а от мучавшей его жажды выпил всю чашу до дна.

Сам хан сидел на узорчатом и обрамленном драгоценными камнями, троне в шелковых шароварах, скрестив ноги. Он поприветствовал монаха легким поклоном головы, внесли деревянную скамью, и Герману было предложено присесть. Хан же еще некоторое время улыбался, разглядывая лик уруса в монашеском одеянии.

Увиденное золото буквально покорило монашка, а вскоре его даже немного развезло от выпитого. Герман уже не обращал внимания на восточный этикет и сдержанность, не говоря об ограничениях в еде, которые налагались на него священным саном. Смеясь, выхватывал он с принесенных тарелей самые крупные куски мяса, и заглатывал их, почти не разжевывая. Но, правда, в один миг же и протрезвел, услышав тихий, но властный голос хана.

– Ты кто? И с какой целью пришел в мой дом?

– Я приехал подготовить приезд младшего сына великого князя Даниила, – начал Герман.

– Нам сообщили, что он покинул княжеский терем, – продолжал хан. – Но о том, что идет к нам с посольством, того не сообщалось. А потому, что еще ты можешь сказать, чтобы я сохранил тебе жизнь?

– Я думаю, что он везет вам некое предложение…

– В чем же заключается его суть?

– Возможно, это будет предложение о его женитьбе на одной из ваших дочерей, – робко сказал Герман.

– Ты не угадал, монах. Хотя бы потому, что все мои дети – мальчики и будущие воины.

– Но ведь куда-то же он едет? – сказал Герман, все еще пытаясь сохранить к себе интерес половцев.

– В каком именно направлении движется его обоз? – снова поинтересовался хан.

– Десять дней назад они пересекли воды Великой реки и пошли на восток.

«Взять в полон сына великого князя – это лакомый кусок, – размышлял половецкий хан. – Потом можно будет разговаривать с великим князем уже иным языком. Но одновременно с этим хотелось бы знать, куда и с какой целью едет княжеский обоз».

Хан рукой подал знак монаху, чтобы тот встал.

– Ты поедешь с моими людьми, – начал хан. – Поможешь им найти княжеского сына, а в награду от меня получишь жизнь. А если ты нас обманул и здесь лишь в качестве соглядатая, то я тебе не завидую. Пока ступай, выезжаете на рассвете.

Герман понял, что торжественный прием окончен, как только двое рослых охранников, взяв его под руки, буквально вынесли из шатра. Затем бросили в какой-то хлев, предварительно связав по рукам и ногам, а поутру летучий отряд, облаченный в овечьи шкуры, с кривыми саблями и колчанами за спиной, на отменных лошадях, скрылся в тумане.

Княжеский обоз вот уже несколько дней как продолжал свой путь. Места, которые они пересекали, нынешним языком обозначались бы как лесостепь, а потому были полны зверя и птицы. И княжич даже подстрелил из лука несколько крупных дроф, чему был очень доволен.

Любомир же больше интересовался травами, которые встречались им по пути. В частности, увиденной травой девясил, любящей влажность, а это свидетельствовало о том, что где-то рядом обязательно должен быть некий источник, а возможно, и поселение.

– И что это за девясил такой? – размышлял Радка, разглядывая растение. – Трава как трава…

– Богатырь, – отозвался Любомир, – а того не знаешь, что девясил – это трава, которая располагает не только целебной силой, но и священной в том значении, что изготовленные из нее напитки способствуют продолжению рода. Хотя для тебя сие пока не столь важно…

– Ты говори, да не заговаривайся, – забубнил Радка. – Лучше сказывай, как этот напиток готовится.

– Тогда слушай и запоминай, – начал Любомир. – Корни и сам стебель девясила раздавливаются и заливаются чистым медом, после чего оставляются для брожения. Затем мед добавляют снова, и брожение продолжается. Но и это еще не все. Перед тем как его испить, обязательно нужно добавить немного воды из освященного родника…

Договорить им не пришлось, так как впереди показался широколиственный лес, что стоял на склонах уходящей вдаль балки. С высоты хорошо была видна густая зелень дубравы, в сторону которой княжич и приказал держать путь.

Как только обоз въехал под тень кряжистых дубов, княжич приказал остановиться и попросил Радку попробовать отыскать источник и напоить лошадей, если будет такая возможность.

Радка вместе с Любомиром отправился на поиски людей и воды и вскоре нашли старика, а также нескольких женщин, обступивших одно из жилых строений. По доносившимся крикам стало ясно, что идут роды, а вскоре они услышали и звонкий крик народившегося младенца.

Однако же смутило их следующее. Они увидели, как три старухи вошли в дом, но вскоре вышли и быстрым шагом направились в сторону рощи. В руках одной из них был небольшой сверток.

– Не иначе как умертвить хотят дитя? – высказал предположение Радка.

– Не должно, но давай на всякий случай незаметно проследуем за ними, – предложил Любомир, и они оба, вслед за старухами, шагнули в густые кусты.

Через несколько шагов они увидели небольшой ручей, на берегу которого горел костер. Одна из старух уже стояла по колено в водах стремительного ручья и в этот самый момент опускала новорожденную кроху в воду со словами:

– Бог отделил эту безгрешную душу от Себя, как зерно единого колоска, как пшеницу от снопа, и теперь это зерно летит в жизнь, чтобы потом вернуться к Нему.

Вот она подняла младенца над собой, показывая его Небу, а затем снова погрузила в воду… И после третьего погружения передала чадо второй старухе, а та, также трижды, пронесла его над огнем костра.

– Это что же такое? Почти как в вере христианской, – произнес Радка.

– Скорее всего, это христиане частично переняли рисунок более раннего ритуала, знаменующего собой очистительное начало прихода человека в Божий мир и посвящения его Творцу. И это, кстати, объясняет, почему ни в воду, ни в огонь нельзя плевать или как-либо загрязнять землю.

– Надо возвращаться, а то княжич, поди, обеспокоен нашим столь долгим отсутствием, – предложил Радка, и вскоре они были уже у места, где оставили свой обоз.

А когда рассказали княжичу о рождении и посвящении мальчика Творцу, то Даниил неожиданно сам принес в селение и передал женщинам немного серебра, а для будущего воина, как бы в дар и на память, свой небольшой кинжал.

И еще на день наши путешественники, не желая обидеть гостеприимных хозяев и разделяя с ними радость рождения будущего защитника и кормильца, вынуждены были задержаться в селении,

Утром старик обещал показать им исток того самого священного ключа, откуда исходил ручей, в котором и освящали малое дитя.

Ключ, который они вскоре увидели, бил из земли этаким фонтаном и поднимался почти на метр над поверхностью земли. Более того, ниспадающая вода падала точно в огромную, ладно скроенную деревянную лохань и буквально вся в ней бурлила.

А вокруг сидели те, кого в народе называли бы сирыми и убогими. Большей частью это были древние или тяжелобольные люди, очевидно даже израненные кочевниками, а значит, им уже более не нужные. Немощные прикладывали к пораненным или больным частям своего тела смоченные в воде куски ткани и ждали… Ждали возможного исцеления.

Даниила удивило, что на этом клочке суровой и Богом забытой земли каким-то чудом круглый год вода истока была теплой, точнее сказать, земля была теплой, а вода так просто горячей, отчего никто и не нырял в саму купель, боясь свариться. Этакий горячий оазис в степном обрамлении.

Даниил отдал повод коня Радке, а сам медленно пошел в сторону источника.

Видя богатое облачение княжича, народ не склонился перед ним, как этого требовал обычай. И не потому, что не ведали о том или проявляли неуважение. Нет! Наоборот, они с мудрым бессильем и радостным состраданием взирали на еще одно божие создание, которому Господь попустил оказаться в этих местах и которому, очевидно, потребовалась помощь Матушки-Природы, пусть даже незнакомец им и не ровня.

И тут Даниил каким-то внутренним чутьем сам стал снимать с себя богатое и дорогое облачение. Любомир был уже рядом с платом в руках и сам стал обтирать платом, смоченным в воде священного ключа, молодое тело княжича, который, закрыв глаза, вдруг почувствовав ранее никогда не испытанное им умиротворение.

А когда открыл, то увидел, как этим голым, слепым и хромым людям роняли плоды птицы, своим оперением более похожие на ангелов. И еще он понял, что зимой здесь не бывает стужи, а летом – зноя. И что даже исцелившиеся люди все одно продолжали оставаться у этого ключа, помогая тем, кого Господь снова и снова приводил к ним.

– Может быть, это и есть Белогорье? – спросил он у Любомира.

– Нет, княжич, скорее всего, это его преддверие, к тому же нам, как ты сам говорил, нужно будет преодолеть еще горные перевалы…

– Жаль, я бы остался здесь и помогал этим несчастным, – произнес Даниил.

– У тебя вся страна таких же израненных и обездоленных, и всем им ты должен будешь стать любящим и заботливым отцом, – произнес в ответ Любомир.

– Еще никто не отменял право старшего в семье, а у меня таких два брата… – пробурчал в ответ Даниил, хотя и понимал, что Любомир прав.

Ближе к вечеру, они вернулись в селение и были поражены увиденным: все женщины были убиты, а от их скромных лачуг осталась лишь зола, да еще едкий дым этого пепелища, гоняемый ветром.

Даниил пошел искать младенца и вскоре увидел его мать, пронзенную стрелой. Он склонился над ней и стал осторожно переворачивать, а перевернув, увидел и живое дитя, все также припавшее к материнской груди и теперь смотревшее на княжича распахнутыми глазами. Даниил осторожно взял его на руки и пошел в сторону обоза.

Вскоре туда же подошел и Любомир. Он рассказал о том, что нашел умирающего старика, а тот перед смертью успел сообщить, что убийцы были половцами, и то, что они искали княжеский обоз, а главное то, с ними был человек с крестом на груди…

«Неужели Герман половцев привел?» – подумал опечаленный услышанным Даниил, а потом попросил Радку вместе с Любомиром похоронить тех, кто своим молчанием не только их не выдал, а, пожертвовав собой, спас им сегодня жизни.

Потрясенным случившимся был и Радка. Одно дело битва или осада, а тут лишить жизни стариков. Богатырь сам опустил каждое тело в выкопанную могилу, а после того, как засыпал убиенных землей, принял из рук княжича грудного младенца и уже не смог сдержать своего справедливого негодования.

– Княже, – обратился он к Даниилу. – Я так понимаю, что половцы тебя ищут. Неспроста эта. Но и бегать от них не след, есть тут у меня одна задумка…

Глава восьмая
ВОЛХВ ПРИХОДИТ НА ПОМОЩЬ

Вечером на высоком берегу реки был хорошо виден огонь костра, а на его фоне княжеские кони и обозная телега. Река, на берегу которой стоял обоз, не сказать что была широкой, но достаточно глубокой и с сильным течением. То есть со стороны реки княжеский обоз был как бы защищен. А с противоположной стороны и вдоль всего берега расстилалось поле, что давало хорошую возможность для боевого охранения.

Ырка обнаружил половцев еще до того, как большая часть отряда спешилась и теперь ползком стала подбираться к месту стоянки княжича.

Об этом он и сообщил Даниилу, а уже после этого Радка вместе с Любомиром за их спиной подожгли сухую степную траву. Огонь мгновенно растекся и половцы оказались в огненной западне. Палимым набегающим огненным валом, им пришлось встать и уже в полный рост бежать к княжескому обозу, размахивая своими кривыми саблями и не ведая того, что стали для Радки и Любомира хорошей мишенью.

Те из половцев, кто успел-таки добежать до телеги, где они надеялись застать сына великого князя, неожиданно обнаружили, что на берегу реки, кроме них, никого более и нет. Но и это было последнее, что они успели понять, так как тут же были поражены меткой стрельбой наших лучников. Оставшиеся в живых сами бросились с высоты берега в воду, да и не выплыли. Таким образом, за эту ночь половцы лишились большей части своих воинов. Однако в числе оставшихся в живых был шаман. Именно он, дождавшись луны следующей ночи, отъехал в поле и, опустившись на колени, неожиданно стал выть по-волчьи. И вскоре стало хорошо слышно, как ему начали подвывать голоса волков.

– Что это? – спросил, услышав волчий вой, встревоженный княжич у Любомира.

– Половецкий шаман, – вместо Любомира ответил ему Ырка.

– А почему он воет? – продолжал вопрошать Даниил. – Оплакивает своих погибших?

– Нет! – отвечал уже Любомир. – Если я все верно понимаю, то таким образом он призывает себе на помощь волков. И как это я подзабыл, что половцы считают своим тотемом волка и поклоняются ему.

– И что из всего этого следует? – снова спросил своих спутников Даниил.

– Против стаи волков нам даже Ырка не сможет помочь, – начал Радка. – С оставшимся десятком половцев мы бы могли еще посражаться, но если в это время волки набросятся на лошадей, то лишат нас возможности дальнейшего передвижения.

– И что же нам теперь делать? – продолжал допытываться княжич.

– Можно оставить обоз и уходить на лошадях, – продолжал Радка, все это время не расстававшийся с младенцем.

– А я уже постараюсь сделать так, чтобы они не разграбили обоз, – предложил Ырка.

– Рискованно, – раздался голос Любомира. – Впереди зима, лишившись обоза да еще с младенцем на руках, мы не сможем успешно продолжить начатый нами поиск Белогорья.

– И все же нужно что-то делать, – сказал княжич, указывая спутникам на появившихся в отдалении первых волков.

Шаман же, продолжавший свой вой, уже был уверен в победе, но вдруг почувствовал присутствие на поле еще одной силы. Он поднял глаза и увидел перед собой Агу с черным котом у ног… И хищная ухмылка обнажила его редкие и желтые зубы.

– Уйди, Ага, – начал он. – Этот княжич, незвано пришедший на наши земли, тебя не касается. Это моя добыча…

– Но это моя земля, а он мой гость… – начала Ага.

Тогда шаман поднялся на ноги и даже потянулся рукой за мечом, что был у него за спиной…

Неведомо каким образом оказавшийся за его спиной крупный медведь одним ударом мощной лапы снес шаману половину лица вместе со скальпом.

Взметнувшая из утробы мертвого тела шамана черная птица не успела даже воспарить в небо, как была сбита появившимся соколом, а уже то, что от нее осталось, стало добычей кота Баюна… Все это произошло в одно мгновение.

Стоявшие на краю поля половцы не могли понять, как за спиной шамана появился медведь, как вообще могло случиться, что шамана уже не стало с ними. Однако же страх заставляет людей часто делать безрассудные поступки. Так и с оставшимися в живых кочевниками. Они стали понукать своих коней, пытаясь взять медведя в кольцо. Но те, боясь животного, метались по кругу, не смея к нему приблизиться. И тогда половцы одновременно метнули свои арканы, что в мгновение ока опоясали крупное животное. Но вдруг вместо стоявшего на задних лапах лесного великана они увидели перед собой белоголового волхва и как уже стягивающие медведя путы упали к его ногам.

Когда же половцы схватились было за свои луки, то волхв лишь поднял вверх руку, и сотня неизвестно откуда появившихся летучих мышей, образовала между ним и половцами живую колышущуюся стену. Более того, эта живая масса вначале скрыла волхва, а затем неожиданно бросилась на лучников, цепляясь в волосы и расцарапывая глаза. Через несколько минут ослепленные кочевники бросили к ногам волхва все свое оружие и смиренно стали ждать своей участи.

А те волки, что еще минутами ранее появились за спинами Радки и Любомира, так же внезапно и исчезли…

Но Радка и Любомир, еще не ведая того, что произошло, какое-то время продолжали держать в своих руках луки и напряженно вглядываться в лес.

В это время волхв что-то тихо произнес в ухо одному из коней, и вот уже все лошади устремились за ним к своим родным стойбищам, неся на себе оставшихся в живых, но ослепленных всадников.

Хотя не совсем так, одна из них скинула своего седока. Надеюсь, что вы уже догадались, что этим всадником был монашек Герман, который в отличие от кочевников оставался зрячим, а значит, увидел все то, что произошло. И понял, что за силы стоят на стороне княжича, а также и то, что за свой иудин грех теперь придется отвечать сполна. А потому из-за свой природной трусости он выбрал, как ему показалось, более легкий путь и тут же, не иначе как от помрачения рассудка, на ближайшей осине удавился.

Его высвободившаяся душа какое-то время наблюдала за тем, как в петле болталось бренное тело, успевшее и обмочиться, и обгадиться…

Неожиданно эта самая душа увидела Ырку.

– Натворил же ты паскудных дел, монашек, – начал, обращаясь к ней, Ырка. – С этого дня будешь жить в той мертвой и сожженной, не без твоей помощи, деревне. И не от кого будет тебе живого тепла напиться. А потому выть будешь, как собака, и живого огня бояться…

Сказал и исчез.

Вскоре Радка действительно услышал вой собаки.

– Княжич, неужто в деревни живность осталась? Может быть, вернемся и возьмем с собой собачейку. С ней и в пути веселее будет…

– Тебе младенца мало? – спросил гридня Даниил. – Я так понимаю, что все трудности нашего путешествия еще впереди.

– А вместо собачонки у нас Ырка есть, – добавил Любомир.

И не успел он произнести эти слова, как объявился и сам Ырка. И вот он уже стоит перед Даниилом на четвереньках, с высунутым языком и заглядывая ему в лицо, как настоящая собака.

Княжич и Любомир в очередной раз не смогли удержаться от смеха.

– Сгинь, не могу на твою срамоту смотреть, – буркнул богатырь, но видя, как заливаются княжич и Любомир, не удержался от смеха и сам.

После того как все успокоились, то неожиданно для себя услышали от Ырки, что оставшиеся в живых половцы оставили преследование и теперь движутся к своему становищу.

– Слава Богу! – произнес Даниил.

– Вышен Бог, ище есть хранилищ живот наших, – вторил ему Любомир.

Радка же после всего случившегося с ними за последние дни мысленно согласился с обоими…

В эту ночь все спали спокойно, зная, что Ырка рядом.

Ранним утром княжич пробудился от сна первым. И, оставив друзей досыпать, вышел через лес к тому самому полю, где вчера произошел поединок, о котором он даже не догадывался…

Вскоре он увидел несколько стервятников, терзавших чью-то мертвую плоть, а когда подошел ближе, то наткнулся на труп шамана, а внимательно оглядевшись вокруг, увидел и повесившегося монаха Германа.

И тут он увидел волхва, что шел в его сторону. Даниил не ведал того, что вчера именно тот вместе с Агой обеспечил княжескому обозу возможность дальнейшего и безопасного их продвижения в Белогорье.

– Что, княжич, видно, не меня желал ты увидеть этим утром, а того Доброго пастыря из своего сна? – спросил он удивленного Даниила.

– Так то был все же Добрый пастырь?

– Оставь сомнения, княжич! – говорит ему волхв. – Ты не один, кого эти же сомнения одолевают, хотя, как понимаю, вас считанные единицы на земле. Я тех в виду имею, кому являл Себя Он Сам. Другие же, число которых как песка, уходят или в монастырь, или в леса, а то и норы сами для себя в пустынях и горах готовят. Там день и ночь, подчас годами, вымаливают для себя возможность лицезрения Его. А не получив желаемого чуда, во всеуслышание начинают задавать вопросы: для чего тогда была их изнурительная жертва, жизнь в холоде и добровольный голод, презрение к земным страстям? Слепцы и маловеры. Они не понимают главного – Он не является, Он просто есть, и всюду. И незачем сидеть в яме, чтобы ждать Его, подобно солнца на рассвете. Нужно было просто жить, благоговейно каждый новый день встречая. Он – все! И Он во всем! Он в капельке росы, и в первом солнечном луче, в улыбке матери, тебя вскормившей, в дарованном тебе ребенке, в его дыхании, и в смехе радостном, что оглашает дом… В бою с тобою Он также всегда рядом. Не понимая истины простой о том, что Творец в каждом изначально, глупцы лишь жаждут почестей себе, да и отличья от иных, чтобы публично объявить, что Он, мол, Сам пришел к нему. Так что же это, если не гордыня? И, не дождавшись снисхожденья, они опять вопросами себя терзают: а может быть, Его и вовсе нет? Химера, сказки первых христиан. И сами же согласны с утвержденьем этим. И, обольщенные теперь уж новой ложью, кричат на перекрестках мира, что нет Его! Одним лишь только этим предавая и отрекаясь от Сына, как и от Его Отца в былые времена. И уж несется та молва худая по городам и весям, порождая для слабых духом чреду богоотступничества, а всех иных ввергая в скорбь, подобную вселенской…

– Он – есть, Его я видел! – спокойно ответил на это Даниил. – И даже чувствовал…

– Тогда, – продолжил волхв, – твои слова лишь подтверждают Истину, что в каждом Он из нас с момента зарожденья.

– Но я хотел спросить Его еще о том, зачем идти мне в Белогорье? Я не желал быть князем, как отец. Есть братья старшие, с меня ж довольно доли младшего в семье…

– Понятны мне твои сомненья, княжич. Давай тогда договоримся так: ты воли князя и родителя все же подчинись и путь продолжи до конца, а уж потом решай, что делать будешь дальше. Еще хочу тебе сказать… О Добром пастыре. Если Он тебе действительно нужен, то впусти Его в свое сердце. Наполни Им свою душу, которая к Нему всегда стремилась. И даже если ты Его не встретишь более, даже если тебе весь мир скажет, что Его нет, то знай, что для тебя Он все равно и был, и есть, и будет, но при условии, если ты сам этого будешь желать…

К тому времени проснулся и Любомир. Увидев отсутствие княжича, он быстро встал и, взяв меч, отправился на его поиски, а вскоре обнаружил и повесившегося монаха, и самого Даниила, беседующего со старцем. Но самое любопытное заключалось в том, что Любомир уже видел этого старца и знал, что это волхв. Их встреча состоялась более двадцати лет назад, когда Любомиру было не более семи лет и он находился на воспитании у своей бабушки-травницы. Ее дом находился в глухом лесу. Точнее говоря, это был дом, о котором мало кто вообще ведал. Дорога к тому дому, в котором они жили и куда приходили люди, была всем известна. Но несколько раз в году она уходила в самый дальний угол дремучего леса и там в небольшой рубленой избушке встречалась с теми, кто и занимался тем, что оберегал их земли от ворога, а наипаче от сил, которые в народе всегда именовались темными. К людям, которые назывались волхвами, в народе всегда относились с благоговением, а силы, точнее энергия, которой они пользовались, назывались неведомыми и таинственными.

В то утро, когда пришел Волхв, Любомир вместе с бабушкой уже вернулся из леса, где они еще по росе собирали целительные травы и корешки одной ей известных растений.

Теперь Любомир сидел рядом и внимательно слушал рассказы старушки о значении и природной силе того или иного корешка или травки.

Старуха ждала гостя, но волхв все одно вошел неожиданно, а затем какое-то время внимательно всматривался в лик незаконнорожденного сына великого князя. Ему предстояло решить вопрос о том, какова будет будущая участь этого бастарда, а именно так таких детей называли в западных странах.

Старуха терпеливо ждала, что скажет старец о судьбе полюбившегося ей сына родной дочери. Именно с этой целью она и привела Любомира в эту избушку.

– Если ты хочешь узнать, станет ли он великим князем, то могу сразу ответить, что нет. Княгиня понесла и в положенное время разродится мальчиком…

– Так ведь уже десять лет, как у нее не было детей… – начала тут старая, – а у великого князя наследника…

– Твоя дочь тому виной, и ты это хорошо знаешь. Не без твоих травяных отваров не совершалось у княгини зачатий все эти годы. Вы хотели, чтобы Любомир стал господином… Из-за вашего обоюдного греха быть ему теперь слугой у будущего великого князя… Однако мальчик смышленый, а посему научишь его всему, чем сама владеешь. Пусть язык и мир животный познает, пусть научится в воде не тонуть и в огне не гореть, а также научишь в комарика или в пичужку обращаться… Не мне тебе это рассказывать, сама знаешь, что делать и чему учить.

Сказал и ушел. И вот теперь этот же волхв беседует с княжичем.

«Знать, действительно приближается для Даниила время великого княжения на родной земле, – размышлял Любомир, пока возвращался к обозу, чтобы взять заступ и похоронить монаха. – А значит, и встреча с хозяйкой леса, и перстень сома, да и эта беседа с волхвом, свидетелем которой он только что стал, были тому явным подтверждением».

Вспомнил он и еще одну памятную для него встречу с отцом, когда великий князь однажды также неожиданно появился в той самой избушке. То того момента и по сей день Любомир не знал, что именно великий князь был его родным отцом. Согласно воле волхва это было сделано специально, чтобы не распалять гордыню подростка мечтательными помыслами.

Однако же вернемся к той встрече. На границах княжества тогда было крайне неспокойно. Любимый и родной брат великого князя собрал против него нешуточное войско и даже выступил в поход, со дня на день ожидая помощи кочевников. В связи с полученными об этом сообщениями великий князь и оказался в ту ночь в избушке старухи-травницы.

Любомир с вечера забрался на печку и уже засыпал. Великий князь приехал один. В таком деле, которое он собирался совершить, свидетели были явно не нужны.

– Как мальчик? – спросил он старуху.

– Умаялся, давно спит, – ответила она.

– Это хорошо… Помоги, а заодно постережешь меня, – сказал князь и лег на широкую лавку, что была в избе.

Какое-то время в избушке был слышен лишь заклинательный говор, а затем случилось то, что и до сего дня осталось в памяти подростка, а именно голубоватым свечением сначала обозначила себя вышедшая из тела душа князя и вскоре же преобразилась и приобрела образ мощного волка необычайной величины. Еще через несколько мгновений сей образ стал материализоваться, приобретая реальные черты, свойственные животному, и покрываясь шерстью. И вот он уже выскочил из избушки, с трудом протиснувшись в небольшую входную дверь.

Любомиром овладел явный страх.

– Нечего было свое любопытство являть, – раздался явно к нему обращенный бабушкин голос. – Забудь все то, что видел, и спи…

И как бы это ни показалось странным, но Любомир на какое-то время действительно забыл то, что увидел в ночи. Правда, вскоре народная молва донесла до него, что в грядущей битве двух братьев свершилось нечто неведомое и необъяснимое. Огромных размеров волк каким-то образом умудрился увести за собой все войско кочевников к стану войска брата великого князя, ставшего его опасным противником… Этот же волк на глазах половецкого хана и всего войска кочевников в могучем прыжке вцепился и перегрыз горло брату-предателю. И сие было расценено как откровение уже для самих кочевников, которые искренне и раболепно поклонялись тотему волка. А потому хан тут же бросил свои войска на истребление стоявшего перед ним союзника и, перебив все его войско, захватив его богатый обоз, вслед за тем пограбил вдобавок и все земли брата великого князя, решившего примерить на себя библейский образ Каина.

Этот же волк чуть позже снова был явлен стану кочевников, давая понять хану, что пришло время для их возвращения в степь. И смышленые половцы быстро свернув свой лагерь, ушли…

И еще… Когда Любомиру исполнилось семнадцать лет, мать решила его женить. Великий князь не возражал. Однако бабушка встала стеной, сославшись на некие видения, и мать вынужденно отступилась. Хотел ли сам Любомир жениться, сказать сложно. Хотя бабушка догадывалась, что внучок иногда позволял себя, обернувшись в комарика, оказаться ночью в чей-либо девичьей спаленке. И его такое беззаботное положение, видимо, вполне устраивало.

Однако же вскоре Любомира действительно коснулась любовь. Его избранницей оказалась простая деревенская девчушка… А случилось это на Велик-день, именуемый ныне Пасхой. Ранним утром, по настоятельной просьбе матушки, понес Любомир кулич, что был запечен в этот праздник, как это делали еще предки, с березовыми веточками в ржаном тесте медовика, начиненного орехами, ягодой и иными пряностями и имевшего форму солнечного круга, а также плошку с разно-цветными вареными яйцами среди зелени пророщенного к этому празднику зерна. А вокруг радостные лица людей, веселые гомон и поцелуи. А уж если тебе достался поцелуй любимой девушки, то это уже было залогом их будущего счастья.

Идет Любомир, несет матушкины гостинцы к общему праздничному столу, со знакомыми раскланивается, а от поцелуев девичьих уворачивается. Что было причиной того стеснения, сказать сложно, потому как в этот день, согласно старинной пословице, даже голубь с голубем целуются…

И вдруг споткнулся наш юноша. Кулич в руках удержал, а крашеные яйца на зеленую землю разноцветным дождем посыпались. Делать нечего, опустился Любомир на колени, стал те яйца в плошку собирать. И вдруг коснулась его руки девичья рука, что протягивала ему упавшее яичко, горящее будто солнце красного цвета. Поднял Любомир голову и увидел голубые глаза своей нечаянной помощницы. И потонул в их глубине. Пробурчал какие-то слова благодарности той девчушке, поставил подарки на стол, где шел пир горой и, не оглядываясь, домой поспешил.

Несколько дней после той встречи без сна проворочался наш герой, а потом через друзей разузнал имя той девушки и, посоветовавшись с бабушкой-травницей, послал к ней сватов. Сговорились быстро, так как и родители девушки знали, что Любомир – единственный сын великокняжеской ключницы, а потому, не затягивая, назначили день свадьбы. Правда, когда свадебный поезд жениха приехал в ту деревеньку, то застал там лишь одни дымящиеся головешки. Налетевший накануне отряд кочевников деревню ту разорил и сжег, а всех молодых и сильных обоего пола забрал в полон. Вместе со всеми оказалась у кочевников и та юная девчушка.