Текст книги "По зову волхвов: современные сказки для взрослых детей"

Снова бросился Любомир к бабке за советом. Просит ее помочь ему как можно скорее добраться до половецкого стана с искреннем желанием спасти свою суженную.

– Больно путь далек, – говорит она растерянному внуку. – Даже если в пичужку обернуться, то и при благоприятном стечении обстоятельств может случиться так, что до конца своей жизни оставаться тогда тебе птицей.

– Пусть птицей, если только буду ее видеть, то и за одно это буду благодарен судьбе…

Старая травница вынужденно согласилась и помогла Любомиру обернуться птичкой. Долго ли, коротко ли летел он, того мы не ведаем, не рассказывал об этом никому и никогда и сам Любомир, когда домой вернулся и вновь добрым молодцем обернулся.

Бабка-травница же о том ведала, потому как внутренним взором видела тот самый момент, когда птичкой влетел ее внук в богатый шатер половца, и то, как в этот же самый миг, не желая достаться басурману, девчушка та сама оборвала данную ей Творцом жизнь, смело вонзив кинжал, что висел на боку половца, сначала ему в шею, а затем и в свое сердце…

Вот какая оказалась у Любомира первая, чистая и трагическая любовь.

Ведь именно для Любомира, в которого она влюбилась с первого взгляда, сохраняла та юная девчушка свою девственную чистоту и верность их зародившейся любви. И эту же любовь, и образ своей возлюбленной с той поры хранил Любомир уже в своем сердце, не пуская в него более никого.

Глава девятая
ВРЕМЯ РАЗМЫШЛЕНИЙ

Утром обоз остановился в центре опушки. Даниил и Любомир спешились, после чего княжич принял из рук Радки спасенного ими младенца.

– Ага-а-а-а! – во весь голос крикнул Любомир, а ветер тут же подхватил этот возглас и передал его шелестом листьев за многие версты.

Хозяйка леса не заставила себя ждать. Вскоре она появилась перед Даниилом все также вместе с Баюном.

– Матушка, – начал княжич, склонив перед ней голову. – Выручи нас еще раз. Прими сие дитя, Творцу посвященное и Им же сохраненное для неведомых нам деяний. Путь нам предстоит еще долгий и тяжелый, а его кормить и сберечь нужно… Боюсь, что не осилить нам этого.

Женщина согласно приняла малютку из рук Даниила.

– Не беспокойся за него, княжич, – сказала она, обращаясь к Даниилу. – И ступайте. У вас впереди еще много испытаний.

Обрадованный этим Радка в знак благодарности взял с воза туесок и лишь захотел передать его Хозяйке леса, как за его спиной раздался голос кота:

– За мед тебе, Радка, конечно же, спасибо!

От неожиданности, все еще не привыкший к тому, что коты могут говорить, Радка чуть тот туесок с медом из рук не выпустил.

Вскоре княжеский обоз продолжил свое движение, а на знакомом нам холме стояли и провожали путником взглядом величественный волхв с соколом на плече, Хозяйка леса Ага да кот Баюн.

Радка ехал в телеге, изредка бросая взгляд по сторонам. Сегодня направление пути ему указывало Древо, что с утра уже стояло у самого горизонта.

Княжич и Любомир ехали впереди и о чем-то разговаривали.

Наш богатырь был доволен тому, как разрешилась история с половцами, и тому, что спасенный малыш передан в заботливые руки Хозяйки леса. Малыш ему понравился, и он даже подумывал, а не забрать ли ему его на обратном пути.

И не заметил, как… задремал.

Видит Радка, что сидит он в княжеской телеге уже не один, что по бокам разместились еще два человека. Причем один из них в белой одежде с черными заплатами, а второй в черной одежде с белыми заплатами. Куда бы Радка ни поворачивал, они за ним, как тень стелятся. Более того, в руках у каждого берестяная книга, в которую каждый из них что-то все время записывает.

– Кто вы? – спрашивает их Радка.

– Братья, Черняк и Беляк, – отвечает тот, что в белой одежде с черными заплатами.

– А почему один из вас в черной одежде с белыми заплатами, а второй в белом одежде с черными заплатами? – снова спрашивает братьев богатырь

– Я, – начал держать ответ тот брат, что был в черной одежде с белыми заплатами, – всю твою жизнь наблюдал за твоими Злыми помыслами и записывал их.

– А я, – вторит его брат в белой одежде с черными заплатами, – записывал в свою книгу все Добро, что ты совершил…

– Почему же я вас раньше никогда не видел? – снова вопрошает Радка.

– Мы являем себя человеку лишь в тот момент, когда его жизнь подошла к определенному концу, – отвечает Радке брат в черной одежде.

– Я еще не все свои дела закончил, – воскликнул Радка, понимая, что не дошел еще с княжичем до Белогорья.

– Сын твой дела закончит, – отвечает тот брат, что был в черной одежде с белыми заплатами.

– И куда мы с вами идем? – спрашивает его богатырь.

– К Синей меже, что на краю земли, – отвечает брат, что носит черную одежду с белыми заплатами.

– За которой находится Рай! – добавляет брат в белой одежде с черными заплатами.

– Думаю, что в Рай его сегодня все равно не пустят, – продолжает диалог тот брат, что в черной одежде с белыми заплатами.

– Почему ты это так решил? – спрашивает его брат в белой одежде с черными заплатами.

– Так Радка же нехристь, в храм не ходит, а все более о мирских делах помышляет.

– Зато служит великому князю достойно, а однажды на себя неприятельский удар сабли принял, друга-дружинника спас, – не соглашался с ним тот, что был в белой одежде с черными заплатами.

– Давай тогда, чтобы не спорить, количеством заплат мериться. У кого заплат на одеянии будет больше, в тех делах и Радка усерднее, – предлагает тот, что был в черной одежде с белыми заплатами.

Согласились. Стали они друг у друга заплаты считать, а Радка решения своей судьбы ожидает.

Сосчитали братья заплаты. Оказалось, что их число на одежде каждого из братьев было равным. А это означало, что склонность нашего богатыря к помыслам о Добре и Зле была одинакова.

– Тогда давай пересчитывать все то, что в наших книгах с самого его детства записано, – предлагает тот брат, что был в белой одежде с черными заплатами.

– Хитришь, брат, – отвечает ему тот, кто был в черной одежде с белыми заплатами. – Если он в чем-то покаялся, то худая запись в моей книге выцветала, а это означает, что у тебя оставшееся количество записей больше, чем в моих книгах… И тогда выйдет, что сей лентяй и обжора просто праведник.

Закружилась тут голова Радки, не может он понять то, о чем спорят два брата, ноги у него подкосились и… богатырь наш свалился с телеги.

– Радка, что опять с тобой? – спрашивает открывшего глаза богатыря Любомир.

– В Раю чуть не побывал… – отвечает ему богатырь.

– Расскажи, как там? – с интересом просит его уже княжич.

Рассказал им богатырь про тот спор, что вели в преддверии Рая братья Беляк и Черняк.

– Любопытно, – начал первым рассуждать Даниил. – Твой рассказ почти не расходится с воззрением на Суд Божий у христиан, которые оставляют все на окончательные времена Божиего Суда, а вот Ангел-хранитель и лукавый по имени Бес, как говорил мне монашек Герман, тоже ведут поединок за наши души. И очень даже схожи они с образами твоих братьев.

– Зато есть и одно важное отличие, – вступил в их диалог Любомир. – Наш любимый Пращур в Пятибожии, например, не ставил человеку в упрек его поведение и тем более не наказывал людей, которых любит, мором, чумой или войнами, о чем твердят сегодня ваши церковники, оправдывая и покрывая тем самым злые деяния самих людей. У нас считалось достаточным очищения, омовения и самопокаяния, то есть веры в то, что Бог-Отец услышал и простил, а значит, и забыл все плохое. И человек сам себе был судья. Нет и не было у нас и оков из греховной памяти, которыми сызмальства повязывают народ в христианстве. Вот и дрожат теперь все на исповеди, как осиновый лист, как бы чего лишнего про себя не сказать. И каемся, каемся, каемся всю жизнь, все одно оставаясь в рабских колодках новой веры. Если бы цепь от тех оков протянулась от престола Творца, это было бы мне еще понятно. Однако она в руках тех, кто вместо Бога взял на себя право судить себе равных, своих братьев и сестер во Христе. Да еще и оброк за это требовать. Чем же, скажи мне, княжич, отличаются тогда они от первосвященников иудейских, которых корил Учитель христиан, называя их схожими с гробами окрашенными, снаружи красивыми, а внутри полными нечистот, забывшими о необходимости любви к ближнему. Вот что непонятно народу, да и мне, если честно.

Радке беседа его спутников оказалась не до конца понятной. Одно, что затеплилось в его сердце, так это слова, прозвучавшие во сне о том, что его дело продолжит сын.

Сей пространный монолог Любомира оказался сложным и для Даниила. Он знал уже, что беседует не со смердом, а с братом, ведал о том, что тот уважительно относится к прежней вере народа, но и знания, полученные княжичем от его христианских наставников, уже довлели над ним. Однако после их сегодняшнего разговора Даниилу все чаще и чаще стали приходить на ум слова Любомира, сказанные ему чуть ранее о необходимости поиска путей мирного примирения все еще враждующей между собой вероучительной мудрости. Он начинал мысленно соглашаться с необходимостью сохранения уважения к тому, чему до сих пор тайно поклоняется его народ, и одновременно с этим неуклонно добиваться от преемников Апостольской веры истинной кротости и христианской любви, коими только и должны врачеваться ими все недуги его народа.

И естественно, что несколько дней последующего монотонного пути каждый жил своими мыслями, общались редко и по необходимости. Тонкий мостик доверительности, который вырисовывался было между ними, прогибался сегодня под сомнениями и взаимным недопониманием в вопросах веры.

Однако же вернемся к нашим путешественникам, тем более что им встретилась череда глубоких рек, пересекающих предгорные равнины. Во время одной из переправ Радка нечаянно упал в воду и начал тонуть, но был вытащен на берег Любомиром. И тогда наш богатырь всем признался, что не умеет плавать.

– Не скули, Радка, – успокаивал его княжич. – Ты же стоял на пороге Рая, где тебе сказано о том, что у тебя будет сын, знать, тебе в ходе нашего путешествия утонуть не суждено.

Радка согласно кивал головой, но как только он вспоминал пузыри, которые пускал под водой, и то, как его крутила мутная речная волна, его самого начинало мутить…

Вскоре дорогу княжескому обозу вновь пересекла река, и тогда Радка подошел к Любомиру.

– Любомир, как ты думаешь, если я что-то брошу в реку, ну вроде жертвы, вода больше не станет меня забирать?

– Ты сначала брось, а там вместе посмотрим. Да не волнуйся ты, я для тебя воздушные пузыри сшил, да еще и веревкой тебя опояшем…

– А русалки? Это не страшно?

– Уже успел и их увидеть? Ну ты даешь.

– На рассвете пошел посмотреть, может, где брод есть, – начал Радка. – А они вылезли из воды, и давай «хи-хи» да «ха-ха»… Ну, думаю, сейчас меня, как Полудянки, за собой в омут утянут… И давай креститься.

– Не беспокойся, это не более чем знак о твоей предстоящей встрече с кем-то, кто, возможно, тебе станет мил и дорог, – сказал ему на это Любомир.

– Надо же… – продолжал богатырь. – И еще… Давай княжичу не скажем о том, что я сегодня жертву в реку брошу.

Любомир улыбнулся.

– Что я такого смешного сказал, – забубнил Радка, а потом ему хватило ума обернуться. За его спиной стоял, а выходит, что все слышал, и тоже улыбаясь, стоял княжич Даниил.

Утром следующего дня, когда все было готово для переправы, Даниил вместе с Любомиром стояли на берегу реки и смотрели на то, как Радка, впервые в своей жизни, должен был сказать некие заветные слова и бросить в воду свою первую жертву водной стихии. Для этой цели он избрал крупное яблоко. Что именно говорил богатырь, обращаясь к воде, мешал услышать ветер, но вот он бросил в воду свое яблоко, которое тут же показалось на поверхности и, подхватываемое течением, весело понеслось по реке.

– Что же оно не тонет? – забеспокоился он. – Неужели вода не приняла моей жертвы, как же мне теперь на тот берег переправляться?

– Успокойся, Радка, – говорит ему княжич. – Твоя жертва – это более символичный жест. Но я тебе предлагаю и традиционный оберег. Давай крестным знамением осеним воды сии…

Радка согласился, но тут же обратил внимание Даниила на то, что по реке плывет веночки из живых цветов.

– Откуда же взялся веночек в этом заповедном краю? – спросил княжич, обращаясь уже к Любомиру.

– Действительно, кто-то женихом своим интересуется, – сказал в ответ Любомир.

– Что ты имеешь в виду? – попросит его уже Радка, провожая тот веночек взглядом.

– Мы, как я понимаю, проспали сегодня Иванову ночь. И этот венок, какой-то девицей опущенный в воду, да вброшенное в воду же твое, Радка, красное яблоко – это все, как звенья одного и пока неведомого нам события.

– Это та самая ночь, когда молодые люди перепрыгивают через огонь костра, а потом предаются греховным страстям? – уточнил Даниил.

– Ты, княжич, не иначе как проповедей монашка наслушался о свальном грехе, якобы творимом этой ночью, основанных на явном недружелюбии наших церковников к обычаям предков. Но в этих празднованиях изначально не было и тени намека на некие оргии, более присущие нашим князьям.

– Скажи, а про какое возможное событие ты говорил? – явно проявляя интерес к услышанному, начал Радка.

– Хорошо! – согласно молвил Любомир. – Для начала напомню, что Иванова ночь празднуется в день летнего солнцестояния, и с этого дня вся вода в источниках становилась живой или, как сегодня говорят, освященной. Именно в этот день люди приходили к реке, да и к любому другому источнику, для того самого самоочищения, о котором мы недавно говорили. А потому перепрыгивание костра и погружение в воду были теми самыми элементами очищения человека. Заметь, как его личного желания быть чистым в этот день перед Творцом.

– А веночек-то в воде что обозначает? – вновь, проявляя свой интерес, продолжал допытываться Радка.

– С веночком проще. Он – это символ девичества, опуская его в воду, девушка смотрела по нему свою ближайшую судьбу: если венок не тонет, то можно ждать ее скорого замужества, а если вода его забирает, то означает лишь то, что она еще не готова к этому.

– Однако же и в путь пора собираться, – произнес Даниил и вскоре обоз начал переправу.

Но когда они были на середине реки, внезапно набежали тучи и полил сильный дождь, а потому на противоположный берег они выбрались промокшими, как говорится, до последней нитки.

Хорошо, что под каменной грядой, что возвышалась недалеко от берега, было нечто похожее на небольшую пещеру, где пастухи, скорее всего, оставляли скот или ночевали сами. Путники, недолго думая, решили здесь переждать некоторое время, чтобы обсохнуть перед тем, как отправиться дальше.

Радка быстро развел костер, благо что дров вокруг оказалось достаточно.

Лики молодых людей, начавших беседу, подсвеченные костром, были в тот день взволнованными и прекрасными.

– Отец рассказывал при мне матушке, – говорил Даниил, – о том, как после своего крещения в Херсонесе он долго сидел у развалин некогда прекрасной базилики. Колонны, чудом сохранившиеся, уже пожелтели, и мрамор, из которых они были высечены, казался ему мертвым. И неожиданно для себя он, благо что был в полном одиночестве, опустился на колени и стал просить прощения у Творца Неба и Земли за сие варварство и нетерпимость, проявленные теми, чью веру он теперь должен был принести в свою страну. Он тогда еще сказал и о том, что боги всех народов при всеобщем признании ими изначального верховенства Бога-Отца едины, но только в каждом из народов по-разному называют то, что уважали и боготворили, а именно созданные Творцом и обожествленные народом Землю, Воду, Огонь и Воздух.

– Понятно, – промолвил Любомир. – Мне непонятно другое. Княжеский гридень, обучавший меня военному ремеслу, рассказал, что когда христианская вера стала государственной и народ стал рушить храмы и низвергать статуи, то некоторые из тех, кого впоследствии стали называть язычниками, прятали в землю статуи своих богов не столько из-за своей истовой веры, сколько по причине совершенства этих памятников античного искусства. Они видели в них красоту и божественную гармонию. Ту красоту и совершенство, которые растерял сам христианский народ, погрязший в борьбе за власть, в винопитии и иных греховных страстях.

– Согласен, мрамор не в ответе за религиозный выбор народов, – промолвил княжич и добавил: – но вместе с тем мне говорили, что и христианские молельни, уже в свою очередь, разрушались приверженцами тех или иных еретических учений.

– Было и такое, к сожалению, – пришло время соглашаться с княжичем и Любомиру. – А теперь лишь на минуту представь себе, княжич, что пройдет какое-то число лет и люди в случае насильственной смены тех, кто стоит у кормила власти, начнут рушить уже ваши храмы, сбрасывать колокола и жечь иконы…

– Боже упаси, – лишь вымолвил княжич, очевидно, представив себе эту картину возможного будущего вандализма.

– И еще, я тут доставлял по просьбе великого князя бумаги епископу, а пока ждал ответа, одно из писем упало со стола. Я его поднял и невольно пробежался по нему глазами… Епископ просил у князя о причислении за его монастырем определенного числа голов челяди и столько же голов скота. Это, выходит, что христианин у него к скоту причислен… Вот тогда-то и понял я, что Христианская церковь принесла нам из Византии не столько кротость и любовь Спасителя, сколько римское отношение к человеку как к скоту двуногому. Вот почему народ наш до сих пор помнит Бога-Отца и Пращура, у Которого мы все были любимыми внуками, а не рабами, как в новой вере. Да и слов о благоговейном почитании нашей прародительницы, Матушки-Природы, нет в их священных книгах. А потому, княжич, хотел бы просить тебя уважать память своего народа, обычаи, которые формировались веками… И, придя к власти, ничего и никогда не спеши изменять. Время и Бог сами все расставят по своим местам…

Дождь не унимался весь день, так что нашим путникам пришлось и ночевать под тем же каменным сводом на берегу реки.

Глава десятая
ВЕЧНЫЙ ДЕД

Вот уж воистину: скоро сказка сказывается, да не так скоро дело делается. Поздняя осень зарядила чередой дождей. Путники изрядно вымокли и устали, но упорно продолжали свое движение.

В один из дней дождь перестал, а ветер быстро разогнал тучи. И вот уже первый луч солнца высветил на горизонте низменной равнины лощину, в которой за еловым частоколом вился дымок, а это могло обозначать, что здесь еще теплилась жизнь. К тому же друзьям нужно было отдохнуть и пополнить запасы провианта перед тем, как начать восхождение в горы Урала.

А то, что они увидели, спустившись в долину, просто радовало глаз. Пройдя сквозь строй пышных елей, наши путники обнаружили небольшое озеро, в которое ниспадал мощный водопад. На берегу стояло рубленое строение, из трубы которого вился дымок, а на зеленом лугу даже паслось несколько овечек. Когда же наши путники дошли до избушки, то на крыльцо дома, будто бы ждала гостей, вышла юная девушка.

«Словно из сказки», – успел подумать Радка, потому как вслед закружилась голова и он замер, даже не услышав обращенные к нему слова Любомира, уже привязавшего коней.

Даниил, увидев застывшего богатыря, лишь улыбнулся и после приглашения молодой хозяйки прошел в дом. Следом вошел и Любомир.

Девушка дала им испить водицы и предложила отдохнуть, сказав, что ее отец должен скоро вернуться, а сама, набрав в ковш воды, вышла на улицу, чтобы предложить испить воды все еще остававшемуся на улице Радке.

И вновь наш богатырь оробел. А когда принимал из ее рук ковш с водой, так часть воды от волнения на себя же и пролил, а девица стояла рядом, лишь улыбаясь.

Отец девушки на первый взгляд показался стариком, но при этом был крепок и очень добродушен. Да и не отец он девице той, а сторонний дедушка, который нашел в лесу и подобрал малютку в возрасте трех лет, после того как забредший в эти края отряд кочевников забрали в полон ее родителей. Он же ее и воспитал, да и не просто воспитал, а вырастил из нее настоящего воина. Но об этом чуть позже, а пока Радка и Любомир помогают старику подносить к жерновам его мельницы, установленной на речушке, что вытекала из этого самого озера, привезенные им мешки с зерном урожая нового года.

В холщовой рубашке, с широкой окладистой бородой да с улыбкой на лице лихо расправлялся тот дед с тяжелыми мешками. Казалось, что сила его с каждым перенесенным мешком не убывала, а наоборот, лишь росла. Радка уже обливался потом, а Любомир и вовсе сделал передышку, глядя на веселое лицо старика, не тронутое сетью характерных для его возраста морщин. Да и еда у него была самая простая: родниковая вода и зелень лука. Правда, Любомира и Радку он накормил еще и медом, угощая их с такой заботой, будто они были его собственными детьми.

На его мельнице Радка впервые увидел то, как перемалывается зерно в белоснежную невесомую взвесь, называемую мукой, вновь заполняющую собой уже новые мешки… Потом были отменная баня и омовение в озере, потому как Радка и Любомир после работы были буквально обсыпаны пшеничной мукой с головы до ног… Ну а уже после небольшого отдыха разговорились. Радка в присутствии юной красавицы не мог сдержаться и давай нахваливать себя, рассказывая деду о своих боевых победах… Вот тогда-то девица не выдержала и… вызвала нашего богатыря на поединок.

Княжич Даниил лишь согласно руками развел.

Состязание решили устроить ранним утром. Первая часть состязания заключалась в беге. Дедушка объяснил Радке, что тропа, которая начинается у них за избушкой, петляя по лесу, возвращается сюда же.

Радка лишь плечами пожал: и не такие состязания парень выигрывал.

Княжич подал сигнал, и Радка устремился вслед за девицей по лесной тропе. Бежал недолго, шаг у него был широкий и размеренный. И вот где-то на середине пути начал Радка ту девицу обходить, а когда из леса выбежал, только тогда и заметил, что вывела его тропа прямо на берег того самого озера, на противоположной стороне которого и стояла избушка.

Что делать? Но разглядел, что вдоль берега тропка имеется, развернулся богатырь и бросился по ней. А девица так просто в воду нырнула и вскоре одолела то озеро вплавь.

Добежал Радка, а девица на пенечке сидит себе и улыбается.

Вторая часть состязания заключалась в стрельбе из лука. Приободрился Радка, лук для него с малолетства любимой игрушкой был. Взял он свой лук и спрашивает, во что стрелять станем.

– На вершине холма яблонька с молодильными яблоками стоит, – говорит дед, показывая куда-то вдаль. – Собьешь стрелой любое яблоко – твоя победа!

Яблоньку ту Радка действительно с трудом разглядел, а затем в затылке почесал.

«Да кто же на таком расстоянии яблочко с той яблони собьет?» – думает он, а девица время не тратит, натянула тетиву и послала свою стрелу в сторону холма…

Радка опешил.

Вдруг откуда ни возьмись появляется Ырка, в руках у него молодильное яблоко, пробитое стрелой девицы.

Даниил с Любомиром, увидев это, лишь руками от удивления развели.

Делать нечего, настал черед Радке стрелять.

Выстрелил богатырь, и в тот же миг Ырка за его стрелой побежал. Возвращается, а в руках у него стрела Радки да порты половецкие, что той стрелой пробиты.

Смутился Радка, но надежда его не оставляет, впереди еще одно, третье, испытание – битва на мечах.

И снова воспрянул богатырь. Взял свой меч и вышел в круг. Девица напротив него стоит. Радка замах сделал, а девушки и след простыл. Оборачивается, а она у него за спиной. Снова замах делает наш богатырь, и его меч рассекает лишь землю. Вновь оборачивается, но и за спиной девицы нет.

Чуть поднял он голову, а она на воздухе стоит и опять улыбается.

Понял тут наш богатырь, что не одолеть ему девицы. И повинился перед ней за свою самоуверенность.

Дед предложил мировую да к столу всех пригласил. Ближе к вечеру, слово за слово, наевшись и наговорившись, Даниил решил узнать у старика, не слышал ли он о Белогорье.

Дед даже крякнул от неожиданности. А потом блаженно глаза закрыл, словно бы в воспоминания окунулся, и говорит.

– Ото-ж, как не знаю… Вслед за птицами набрел я на эти земли, было мне тогда лет пятнадцать, как и тебе, княжич, ныне исполнилось.

Даниил и Любомир переглянулись.

– Откуда про княжича знаешь, деда? – спросил Любомир.

– Так две синички, что видели вас у реки, когда вы сома словили, а потом опять в воду опустили, мне и рассказали. Да еще и про перстень тот, что вам сом отдарил и который теперь на руке княжича… Да и не простой это перстень, он тебе еще службу сослужит…

Радка, который не ведал историю про сома, теперь, увидев перстень на пальце у Даниила, уже не спускал со старика глаз.

– Так что вам о том месте сказать? Вечная весна там и люди не старятся. Нет там ни болезней, ни горя, ни врагов. И всякая тварь там друг друга понимает. Лучшего места и вообразить нельзя, потому как там общая радость… Есть там еще река, и через воду той реки люди проходят в иные времена и места… Ну а так как я ушел на поиски этих земель без родительского на то благословения, и дабы их не огорчать моей потерей, решил-таки вскоре домой вернуться. Но та благодать, пусть и краешком, меня все одно коснулась. А потому то, чем я нечаянно для себя овладел, своей внучке передал.

– Деда, а когда это было? – поинтересовался уже княжич.

– Так более 200 годков уже с того прошло, – отвечает он.

– Так, говоришь, по полету птиц нашел? – уточнял уже Радка.

– Птицы там каждую зиму сбираются, – отвечает богатырю дед. – Но вам сидеть и ждать не след. Княжича дома дела ждут. Половец снова на Русь идти собирается, войско до кучи собирает. Теперь отдыхать ступайте, а завтра поутру в дорогу. Внучка вам укажет, где почивать.

На том и расстались

Долго не могли уснуть наши путники.

Возраст старика озадачил даже Любомира. Хотя он и ведал, что не все старые люди были старыми в традиционном понимании. Лишь несколько из них в каждом поколении были посвящены в некие тайные знания, и их действительно будто бы и не брал возраст. Но где именно проходили они свое посвящение? Не иначе как в Белогорье, о котором им сегодня кое-что поведал этот Вечный дед.

И вдруг в тишине раздался голос Радки.

– Вспомнилось мне о том, как повстречался нам в Херсонесе на берегу моря купец. И увидев нас, упал на колени.

– Не убивайте! – воскликнул он, раскинувшись на земле.

– Ты кто? Христианин? – спрашивает его тогда великий князь.

– Ответить, что я христианин, могу, – начал он. – Но столь же правдивы будут и мои слова о том, что я мусульманин. Кто приходит к власти, тем я на какое-то время и становлюсь, ибо торговать нужно при любой власти и вере, чтобы поддерживать свою семью в достатке. Грех это или нет, судить вам. Ибо бьют меня и грабят все, кому не лень. Теперь хочу дойти до чудесной страны Ирии. Растет там, говорят, цветочек аленький. Хочу дочке своей его привезти. Потому что кто им владеет, тому Бог во всем оказывает свою милость и одаривает его вечной молодостью.

– И что же, отпустил его великий князь? – спросил гридня Любомир.

– Улыбнулся, а потом повелел дать купцу коня, добавив при этом, что путь туда предстоит купцу длинный и долгий…

– Первый раз слышу об этом, – добавил княжич. – Получается, что великий князь знал туда дорогу?

– Я так думаю, что великий князь там побывал, а потому и сам сродни волхвам, – произнес уже Любомир, а дед лишь согласно головой кивнул. Любомир же продолжил: – А то, что касается чудесных стран, где только их не искали. Мне бабка-травница рассказывала о таинственном Беловодье на северо-западе наших исконных земель, и о поисках похожей страны индейцами гуарани на землях Бразилии.

– Дед, ты нам подскажешь дорогу в Белогорье? – спросил Радка.

– Среди вас есть тот, кто увидит Белогорье еще до начала первого снега, но путь туда он должен найти сам, – промолвил дед. – А теперь давайте отдыхать.

Узкая дорога от избушки в сторону гор была одна. По ней и предстояло поутру продолжить движение княжескому обозу.

Радка стоял напротив девицы и все никак не мог решиться сказать ей некие важные слова.

Тогда она сама неожиданно поцеловала его в щеку, и это подвигло богатыря.

– Если я не погибну, – серьезно начал Радка, – то обязательно вернусь и принесу тебе из земли Белогорья аленький цветочек…

– Тогда я буду ждать тебя, – ответила девушка и улыбнулась.

Еще три дня обоз медленно поднимался в предгорье. Неприметно для глаз менялся облик леса. Ольховые и осиновые рощи давно потеснили дубравы. Еще высилась ель, но перелески уже заполонили собой травы вереса.

Княжич решил даже оставить за спиной и не заходить в небольшое селение в долине, когда им навстречу со стороны гор вышел юноша с узелком в руках.

– Подскажи, – обратился к нему Любомир, – выйдем ли мы этой тропой к перевалу?

– А вы случайно не к нашему пророку путь держите? – задал встречный вопрос юноша.

Даниил и Любомир переглянулись.

– Но даже если ваш путь лежит всего лишь к перевалу, – продолжил юноша, – то вы его все равно не минуете.

И радостный юноша пошел в сторону того селения, что встретилось им на пути.

У старика, которого они увидели, было широкое лицо с чуть раскосыми глазами. На голом теле куски шкур разных животных, скрепленные между собой крепкой нитью, а руках он держал палку с острым наконечником. И жил, как поняли наши путешественники, буквально в норе, отвоеванной, видимо, у какого-то зверя.

Да и сам был уже более похож на него, потому как видно было, что грязь на коже можно уже отколупывать кусками, а волосы у него были, как годами нечесаный комель, хотя чуть ниже они пересекли ручей, где можно было бы и помыться…

– Почто не моешься, старик? – спросил его Радка. – Смердит от тебя, как от зверя, на много верст.

– Я тебя сюда не звал, – неожиданно услышал дружинник в ответ.

– Тогда почто роняешь подобие Божие? – спросил уже Любомир.

– От беса телесной чистоты таким образом спасаюсь! – более пробурчал тот в ответ.

– Так беса этого, как и многих иных, галилеяне по слову своего Учителя, молитвой и постом велят отваживать, – вступил в начавшийся диалог княжич. – Тело, сотворенное Богом-Отцом, не должно быть поругаемо, если только человек на голову не болен, находясь в очевидной прелести…

– Так он этим беса и тешит, – неожиданно изрек Радка. – Поди, еще и ждет, как бы умереть от изнурения. И сразу в Рай попасть!

– Глупец! – вновь подал негромкий голос княжич. – Вера без дел мертва. И этим своим видом ты не укрепишь ослабевших в вере.

И вдруг старик упал на колени и, воздев к небу руки, заголосил:

– Камня на камне не останется, и огонь небесный пожрет сей мир. Се есть при дверях…

– Так он, княжич, – уже улыбаясь, промолвил Любомир, – оказывается, здесь спасается.

– А как же твои братья и сестры во Христе, дети малые, почто ты их бросил и лишил помощи? – с любовью вопрошал Даниил, не замечая, как зло начинают сжиматься кулаки вымазанного дерьмом местного пророка. Как после справедливого уличения мелко дрожат его члены, а в глазах все одно играет злобная улыбка явно помраченного сознания, слепо верующего в свое личное спасение и последующее господство над этой частью земли.