Текст книги "По зову волхвов: современные сказки для взрослых детей"

– Несчастный… – лишь тихо вымолвил княжич и, развернув коня, дал понять, что обоз может продолжить свой путь к перевалу.

Какое-то время все ехали молча.

– В наше время, думается мне, – вдруг начал Любомир, – пророкам лучше рождаться глухонемыми…

– Так как же они тогда будут… – начал было Радка.

Княжич и Любомир, услышав сей недоуменный вопрос, весело рассмеялись.

Вскоре Любомир продолжил начавшийся диалог.

– Думается мне, что земля стала уставать от нас, а в отместку за жестокосердие людей стала рождать их слабыми. А таким уже не нужны пророки, тем более такие.

– Тот пророк из пещеры действительно ждет конца света? – снова раздался за спиной юношей голос Радки.

– Он каждый день ждет, когда юноша из долины, очарованный его баснями, принесет воды и хлеба, – высказал свое предположение княжич.

Услышав этот ответ Радка, понимающе улыбнулся.

– Новая вера, как я понимаю, так и не сумевшая пустить глубинные корни в кряжистый народный пласт, – продолжал рассуждать уже Любомир, – медленно, но верно иссякнет. Хотя бы по той лишь причине, что ее пастыри каждый день пересчитывают своих овец не по причине христианской любви к ним, а лишь оттого, что ими же и питаются. А потому каждая на строгом учете, за них же и войны ведут, а иначе чем же им питаться…

Княжич улыбнулся, Радка почесал голову, а Любомир закончил свой монолог следующими словами:

– И эту хладную любовь новых пастырей люди хорошо чувствуют. Но вера все одно не иссякает, потому как она глубинная и сердечная. Равно как не иссякают священные ключи, что встретились нам по пути. Однако они существовали на земле еще до прихода в мир Учителя галилеян. Не случайно же в народе их называют Дедовскими слезами. Вот они-то и предназначены напоить тех овец, которые сохранят в своих сердцах веру пращуров. Именно они и пронесут память о сотворившем мир Спасителе и пришедшем на Землю Сыне Божием. Как исстари, так и по сей день. Но вот когда и ключи станут высыхать, то это будет обозначать уже начало конца всего и всему.

Княжич ничего на это не ответил, но положил слова брата в копилочку своей памяти.

Глава одиннадцатая
ЧЕРНЫЙ ВСАДНИК

Чем выше в горы поднимался княжеский обоз, тем труднее давался им путь. Северный холодный ветер рваными всполохами бил прямо в лица. Облака уже полностью застелили небо мохнатыми грозовыми облаками, горные, пусть и не слишком высокие вершины, стали быстро погружаться в непроглядную мглу. Лишь на западе, с высоты, была хорошо видна гряда яркого, словно воспаленного солнца, но и оно скоро опустилось за горизонт.

Впереди открылась небольшая площадка с углублением в скале, и Даниил дал приказ остановиться.

Радка быстро разжег огонь. Путники накормили коней, а затем уже вкусили и сами из того запаса, которым их щедро одарил «вечный дед», как его прозвал Радка.

– Природа – самая лучшая из лечебных кладезей, – услышал гридень слова Любомир. – Бабка рассказывала мне, как однажды лисица доверительно, одного за другим, принесла к ее ногам своих слепых детенышей. И она исцелила их. Конечно, не сама, а молитвами и травками…

– Не дай Бог, кто узнал бы об этом, то непременно доложил великому князю, что она ведьма, – произнес в ответ Даниил.

– Поэтому люди и боятся более всего на свете людской молвы. Сердца очерствели от постоянного недоверия. А в результате даже по отношению к природе мы являем лишь злость и жадность. А потом удивляемся, что природа отвечает нам засухой или наводнением, а то и повальным мором. Забыли, что по живому ходим. Живое и губим.

– С природой мне понятно, – подал голос Радка. – А вот как тогда жить-то? По принципу: не делай добра, не получишь зла?

– Скажешь тоже, – отозвался на его вопрос Любомир и обратился уже к Даниилу: – Вот скажи мне, княжич, кто дал право вашим церковникам делить людей на плохих и хороших, на праведников и грешников? А как же святая воля каждого человека, на которую даже Бог не посягает? Ладно бы еще делить, а то ведь науськивать фанатиков своей веры на то, чтобы убивать. Я слышал от воинов, вернувшихся из западных походов, о том, как там, чаще всего по доносу, людей просто сжигают на кострах или бросают в реки женщин, чтобы понять, а не ведьма ли она. При этом забирая себе их дома и земли, лишая оставшихся членов семьи крова, – продолжал Любомир. – Вот и скажи мне, княжич, а где же христианская любовь, всепрощение и заповеди Божии, начинающиеся со слов «не возжелай»?

– Согласен! Делить людей на праведных или грешных, насаждать доносительство, творить исповедальный суд над ними, даже если он и условный, – начал свой ответ Даниил, – есть лишь прерогатива Бога. Это не обсуждаемо! Я так вообще считаю, что спасутся все. Именно все! Бог обязательно простит наш народ по своей великой Любви и из-за его великого терпения.

– Но это, княжич, ересь! Не боишься? – вопрошал Любомир.

– Там, где царит любовь, о которой говорил нам галлилейский Учитель, там не может быть страха. А то, что касается церковников… По гордыне своей они решились подменять собой живого Бога. Наделили друг друга святостью и правами быть наместниками Бога на земле… И это касается всех: и католиков, и православных. Хрен редьки не слаще, как говорит о них мой отец.

– А как тогда же с правом вязать и разрешать? – задал вопрос уже подошедший к ним Радка.

– То удел единиц из числа подвижников, на которых и держатся все веры, – начал отвечать ему уже Любомир. – Если ты берешь на себя право называться отцом, то будь добр, возьми на себя и тяготы того или иного грешного сына. Ставишь его на колени – опустись и сам рядом. Даешь непомерное число поклонов – делай то же самое. И так, чтобы он видел, что ты, неповинный, из-за его греха то же самое претерпеваешь.

– Это, выходит, как Христос на кресте рядом с убивцами? – уточнил богатырь.

– Выходит! – продолжал Любомир. – Вот тогда-то и будешь отцом своему стаду, претерпевая вместе с ними все тяготы. Вот что такое христианский принцип «вязать» грехи наши. А претерпевшие вместе – вместе же и возрадуются разрешению того греха. В этом и заключаются слова Спасителя: «Возьми свой крест и иди за Мной». Но если не можешь или не хочешь, выбери иной путь, то есть будь, как все.

Даниил сидел задумавшись.

– То есть ты предлагаешь им и далее грешить? – словно бы докопавшись до чего, вдруг произнес княжич с робким недоумением.

– Нет, Даниил! Я говорю о возможности выбора. Каждый из нас в тот или иной момент своей жизни оказывается на развилке путей, а пред ним камень и чьи-то вещие слова, пусть даже это будут слова из Евангелия, предупреждающие о том, что ждет каждого из нас, выбери мы тот или иной путь. Вот об этом и были мои слова. А то, что касается творимого нами Зла… Но ведь самого Зла, как некой сущности, нет. Все худое совершаем мы сами. Сами вслед за помыслами впускаем порок в свое сердце, затем сами же предаем ближнего, грабим и даже убиваем его, объясняя всем, что сделали это во имя неких благих и гуманных целей. Но ведь никто извне не направлял острие нашего меча, которое мы заносили над спящим и доверчивым братом или соседом. А чтобы было легче творить это Зло, мы сами же стали доводить себя до животного состояния. А причина тому все та же: гордыня и желание для себя лучшей жизни за счет ближнего. И вместо слов «возлюби ближнего» все чаще и чаще будут звучать голоса: убей ближнего.

Радка сидел слегка оглушенным от услышанных слов.

– Но ты ведь, княжич, другой, – горячо продолжал Любомир. – Ты избранный! Им избранный! А потому люби все и всех. И Бог Сам тебе поможет. Ты станешь действительно великим князем…

– Откуда знаешь про то? – с удивлением спросил его княжич.

– Так этот лес, как мы в него вошли, лишь только и твердит об этом.

– Не понял, – тихо молвил княжич.

– На ветви посмотри, они давно к тебе склонились и даже прикоснуться норовят. А ласточки, что поутру вокруг тебя летали и, в небо уносясь, вновь возвращались, словно бы с тобой играя.

– Я сам хотел бы в это небо устремиться…

– Что, завидно пичужке стало? Я слышу, княжич, как твоя душа поет. Так распахни же крылья за спиной… По вере нашей все возможно…

Княжич улыбнулся…

А Радка чуть помедлил, но все же перекрестился.

Костер угасал, и вскоре они погрузились в сон, оставив Радку вместе с появившимся Ыркой охранять их покой.

Утром стоял плотный туман, а потому и в двух шагах ничего не было видно. Даниил нашел Любомира стоящим в березняке у молодого деревца.

– Посмотри, княжич, – окликнул Любомир появившегося княжича. – Посмотри на листву. Обрати внимание на то, что каждый листочек имеет свой, лишь ему присущий рисунок и он не повторяется. Точно так же в природе нет ничего, что бы повторялось, будь то лист березки или любая иная сущность, равно как в природе человека заложена уникальность не только каждого человеческого лица, но и всей его будущности, как с тобой, например.

– Знаешь, – отозвался Даниил. – Когда мы еще только выехали, я искренне не понимал, как можно склоняться перед деревом или камнем. Теперь начинаю понимать и вижу, что это не просто дерево или камень, что это часть единой Природы, к тому же она… живая. И, возможно даже, что имеет душу. Может быть, даже общую. Более того, природа значительно ранее нас увидела Свет и приняла Творца в себя, одновременно растворяясь в Нем. Она божественная…

– Что слышу я, княжич! – воскликнул Любомир. – От этих слов стало дышать легче. Но Боже упаси тебя сказать об этом где-нибудь еще.

– Я с братом старшим говорю, а оттого не прячу своих мыслей, – начал Даниил. – Мне ведомо недавно стало, что князь великий и тебе отец.

– Не искушай меня, мой господин, я место свое знаю, – ответил Любомир, чуть склонив голову.

– Ответ достойный, и его я принимаю, но в сердце у меня ты все одно мне старшим братом остаешься, а потому позволь обнять тебя с любовью.

И оба брата, сделав шаг навстречу, заключили друг друга в объятия.

Поднявшееся в этот миг солнышко заставило туман отступить в кусты, а вся природа отозвалась на объятия братьев. Деревья шелестом листвы, звонким пением птицы, лось призывным криком огласили весь бор, и даже зудящим звуком обозначили себя комары-пискуны, решившие также приобщиться к общей радости всего Божьего мира.

Сию наступившую благодать нарушил прибежавший к ним чем-то встревоженный Радка.

– Там всадник! – произнес он, указывая куда-то на взгорок. – Скорее за мной, я покажу…

Первым всадника увидел Любомир.

– Ты его окликал? – спросил он Радку.

– А надо было? – спросил богатырь.

– Вот и хорошо, что не окликнул, – сказал, немного успокоившись после быстрого бега, Любомир.

– Так кто же сей всадник? На половца вроде не похож, – рассуждал уже княжич.

– Это Верховой, или Темный Всадник. Так его называют старые люди. Он, как правило, скачет по дорогам, когда никого еще нет или когда уже никого нет. Он – Вестник. Но Боже упаси задать ему вопрос, скажет такое, что сам потом пожалеешь.

– Не понял, – произнес Радка. – Что он такого мог мне, например, сказать?

– Хотя бы о дне и причине твоей смерти… Вот ты потом бы и мучился, загибая пальцы, понимая, как быстро стало течь время, а ты еще и не пожил, казалось бы…

– Он, этот Темный Всадник, из числа нечистой силы? – уточнил княжич.

– Верховой, скорее всего, служит пограничным силам. Он предвещает встречному его Будущее, в которое лучше не заглядывать. Но в данном случае, как я понимаю, этот всадник явил нам себя не иначе как объявить о скором нашествия на наши земли половцев, то есть об угрозе войны, практически доказав правоту слов «вечного деда».

– Час от часу не легче, – произнес Даниил. – Давайте отправляться в путь, да поспешим исполнить волю великого князя, чтобы как можно скорее вернуться домой и быть ему во всем поддержкой.

Глава двенадцатая
ПАПСКИЙ ПРЕЛАТ

Еще день в пути прошел спокойно, пока обоз не наткнулся на величественный дуб. У основания этого кряжистого великана лежали конские черепа, нагроможденные друг на друге, отмытые дождями и выбеленные солнцем.

– Что это? Неужели и здесь служат Велесу? – спросил княжич у Любомира.

– Вряд ли! Мы уже давно идем по землям инородцев, и тут явно хозяйничают местные шаманы. А это, скорее всего, одно из их капищ. Но могут встретиться и более узнаваемые нами каменные изваяния, сохранившиеся с еще более давних времен от народов, которые здесь жили или проходили через эти места с торговыми караванами на юг.

– Княжич, идите сюда! – раздался голос Радки, который и отбежал-то от них на десяток метров, как говорится, по нужде. Да вовремя остановился.

Перед взором Даниила высилась, слегка наклонившись, каменная четырехгранная колонна с капителью на верхушке. Грани колонны были покрыты мхом, но Любомир уже очищал их отшлифованные временем стороны, а когда закончил, то Даниил увидел на каждой грани по лику. Причем они были непривычно безусыми и безбородыми…

– А это что же тогда? – снова спросил княжич, уже слегка потрясенный увиденным.

– Могу лишь предполагать, – ответил Любомир. – Но в любом случае этот столп, как я и говорил, свидетельствует о том, что здесь некогда была жизнь иная и более просвещенная. Кроме того, где-то поблизости обязательно должно быть поселение.

Через некоторое время княжеский обоз действительно вышел на поселение местных туземцев, называемых так на Руси по той лишь причине, что они были из иных земель, из тех, что были запредельными. Имен у них множество: чудь заволочская и меря, черемис и мордова, корс и земигола, но это лишь те, кто встречался на пути торговых караванов. А иных на землях сибирской тайги был воистину легион потому, как и земель тех взглядом не охватить, и народов тех даже не перечислить по великому их множеству.

Однако жизнь в поселении, на который наткнулся княжеский обоз, была скорее мертвой, нежели живой.

Уже на подходе к строениям, более похожим на юрты северных народов, были видны брошенные останки гниющих туш лесных зверей, чьи выпотрошенные внутренности даже не закапывались, отчего вонь кругом стояла несусветная, а мух было столько, что они уже лезли в глаза и в рот.

В одной юрте Любомир увидел человека в длинной черной одежде с умащенными и перетянутыми нитью волосами. Он склонился над мальчиком, по цвету лица которого можно было предположить, что он уже давно мертв.

Какое-то время Любомир стоял и молча вслушивался в произносимые им слова, являющие собой смешение отрывков самых разных молитв. И Любомир понял, что весь этот спектакль незнакомец разыгрывал не иначе лишь как с единственной целью выжить во что бы то ни стало в этом краю.

Но вот вошел, скорее всего, вождь или отец мальчика, и человек начал жарко и вдохновенно говорить ему, склонившемуся над окоченелым телом своего чада, о евангельском чуде Воскрешения четверодневного Лазаря. При этом, очевидно, не переставал думать о том, как же ему спастись самому.

Появление княжеского обоза вселило в незнакомца с крестом на груди надежду о возможности благополучного исхода. И вскоре, оценив телегу Радки с усиленными осями, он, дождавшись, когда никого из туземцев не было рядом, сам подошел к Даниилу.

– Я хотел бы вам кое-что показать, – начал он на вполне приличном русском языке. – Пойдемте, это здесь совсем недалеко.

– Для начала, святой отец, соблаговолите представиться, – сказал Даниил.

– Я папский прелат и был отправлен им в экспедиционный поход с целью приведения туземцев этих земель в католическую веру.

– Не знал, что эти земли уже принадлежат Ватикану. Но об этом поговорим после. Так что же вы мне хотите показать? – спросил княжич.

– Увидите сами…

Оставив Радку с лошадьми у обоза, Даниил вместе с Любомиром пошел вслед за католиком, и вскоре они оказались в еловом лесу, практически заваленном замшелыми стволами-исполинами.

То, что им показал этот католический прелат, не вызвало особенного удивления или восторга, хотя бы потому, что княжич, со слов Любомира, уже знал о существовании подобного рода древних святынь. И все же…

Они увидел вымощенную плоским камнем небольшую площадку, по четырем сторонам которой стояли цельноотлитые изваяния из червонного золота и с таким же золотым кумиром, но в два раза выше, в центре площадки.

– У вас усиленные оси на телеге, а это значит, что мы сможем это вывезти, сделав достоянием всего цивилизованного мира, – начал предлагать явно взволнованный католик.

– Святой отец, а как же слова «не укради»? – спокойно спросил его Даниил.

– Это для плебеев, князь! Ведь вы здесь не иначе как с этой же целью? Или я ошибаюсь? – продолжая он говорить, уже чуть ли не заглядывая в глаза Даниила.

– Я подумаю над вашим предложением, а до тех пор, пока на вас ряса с крестом, ступайте выполнять свой долг.

– Вы специально отсылаете меня, чтобы самим завладеть этим золотом? – уже выходя из себя, продолжал католический прелат.

– Если бы на вас не было облачения, то я уже давно приказал бы вас если не казнить, то выпороть, хотя бы за ту ложь, которую вы себе позволили в отношении умершего мальчика, – спокойно объявил ему Даниил. – Мне незачем брать то, что и так лежит в наших землях. А поэтому, если хотите, чтобы я и дальше уважал ваш священный сан, соблаговолите объяснить, что именно вы делаете в этих местах.

– Я пришел сюда с отрядом рыцарей-крестоносцев, – немного успокоившись, начал прелат. – В Милане, откуда я родом, еще в детстве я слышал о блаженном крае, который у нас именуют Живи-Лакомо. Помню, как мне рассказывали про горы из тертого сыра и вечно свежей ветчины и где под горами текут реки из виноградного вина… Казалось бы, что же нужно человеку для полного счастья? Уже позже кто-то прочел в греческих книгах об этих далеких горах, где грифы стерегут несметные сокровища, и мои воспоминания детства наложились на новую информацию. А вскоре святейший папа римский по моему настоянию направил сюда отряд своих рыцарей, воспользовавшись тем, что великий князь русов постоянно занят войной то с половцами, то с западными соседями. Вот уже более полугода, как мы покинули земли Италии. Половина нашего отряда погибла за время боевых стычек в пути, оставшаяся часть больна неведомыми нам болезнями. Сам же я совершенно случайно наткнулся на этих золотых истуканов, а потому специально отстал от отряда и теперь ищу способ вывезти хотя бы одну из этих золотых фигур в Италию…

– А что случилось с мальчиком? – спросил прелата Любомир.

– Тут все плохо. Среди наших воинов существует поверие, что для того, чтобы исцелиться от неведомых болезней, нужно пить кровь детей туземцев с целью обретения их живительной силы. Мальчик по какой-то причине оказался в селении один, когда мы случайно въехали сюда, и… пострадал. В тот день, пока все рыскали по хижинам в поисках наживы, я, отойдя немного в сторону, набрел на эти предметы древнего культа, а когда вернулся, то уже не застал своего отряда на месте и был схвачен туземцами. Мне ничего не оставалось делать, как пообещать вождю туземцев, что Господь услышит мои молитвы и я смогу вернуть мальчика к жизни.

– Я вам, святой отец, не завидую, – сказал княжич Даниил после всего и быстрым шагом направился в сторону селения.

У обозной телеги они застали Радку, перед которым лежала гора шкур, одна лучше другой.

Увидев княжича в богатом облачении, туземцы опустились на колени, а богатырь объяснил, что именно хотят туземцы, тогда Даниил сам достал из телеги крепкий топор с длинной ручкой и передал его вождю, а взамен выбрал одну большую и хорошо выработанную шкуру медведя с клыкастой головой.

Довольный вождь пригласил их на трапезу, а потом попросил принять участие в обряде прощания с мальчиком, тело которого они собирались предать сегодня огню.

Радку тронул обряд прощания с юным отроком, и он еще долго сидел у поминального костра с красными, воспаленными от жара веками.

Дождавшись, когда все уснули, тайно ушел и прелат, предполагая, что с преданием огню тела мальчика его миссия окончилась.

Он пришел к капищу и, запеленав одно из золотых изваяний в свою рясу, стал пытаться вытянуть его из лесного массива на вершину плато. Сколько времени у него на это ушло, сказать сложно. Изваяние было не из легких, а земля под ногами в ночи влажной. Он несколько раз выпускал его из рук и вновь начинал подъем, но все было напрасным. И вот тогда он привязал себя к золотому кумиру с помощью длинных рукавов своей рясы. И снова начал новый подъем, пока на самой вершине кручи не услышал вдруг чей-то голос.

– Помощь не нужна?

Прелат, мокрый от пота и почти обессиленный, поднял глаза и увидел светящиеся в ночи глаза добродушного Ырки.

– Изыди, сатана! – были последние слова отпрянувшего от призрака католического прелата, его ноги заскользили, и он, привязанный к золотому изваянию, вместе с ним покатился под гору, сбивая все на своем пути…

Рано утром туземцы обнаружили, что прелат пропал.

– Ты в курсе, куда делся этот святоша? – спросил княжич у Любомира.

– Да он ночью тайно попытался уйти. Но жадность взяла верх. Ырка наткнулся на него, когда тот с одной из золотых фигур поднимался из лощины.

– И что же с ним теперь? – снова задал вопрос Даниил.

– Сознанием помутился однозначно. Теперь, как рассказывает Ырка, он стоит на пустынной дороге и кается, а увидев любое живое существо и даже просто пролетающих над ним птиц и жучков, просит у них прощения.

– Поздно. Хотя этого следовало ожидать, – грустно произнес Даниил. – Единственное наказание, которым Господь действительно наказывает за святотатство, так это лишение человека ясного рассудка.

Перед тем как покинуть селение, княжич Даниил встретился с вождем племени.

– Люди, которые убили вашего сына и грабят окрестные поселения, – начал княжич, – приехали сюда в поисках неких сокровищ, хранящихся в горах. Они не успокоятся, пока их не найдут. И много крови будет еще пролито… Я хочу вам посоветовать следующее. Отведите их сами к этим сокровищам.

– Их там несметное количество… – начал вождь.

– На это я как раз и надеюсь, – сказал в ответ Даниил. – В дальнейшем их всех погубит собственная жадность, а золото все равно останется в ваших горах.

– Хочет ли сын великого князя сам увидеть эти сокровища? – спросил вождь.

– Благодарю, мой дальнейший путь лежит в Белогорье…

И вождь, как только из уст Даниила прозвучало слово «Белогорье», упал перед ним на колени.

– Избранный, чем я могу помочь тебе? – спросил он, не поднимая головы.

– Сохраняйте предметы священного культа, хранящиеся на ваших землях. Кто знает, может быть, придут времена, когда они снова объединят вокруг себя народы этих благодатных земель, а сокровища помогут возродить здесь новую жизнь.

Они тепло распрощались, и княжеский обоз снова продолжил свой путь.