Текст книги "Новое средневековье XXI века, или Погружение в невежество"

В январе 1918 г. он писал: «Разгон Учредительного собрания прошел, или, вернее, проходит. Теперь уже несомненно, что революция убита; остаются борьба с анархией и реставрация… Все это… такие удары социализму и революции, от которых в России они не оправятся».

А в марте он написал в своем дневнике: «1.03.18. С кем ни говоришь, всеми овладело какое-то тупое отчаяние. Всякий понимает, конечно, что приход немцев – это позор и принесет много горя, унижений и экономическое порабощение. Одновременно жизнь под кошмарным разгулом большевистской черни стала настолько невыносимой…» [641][16]16
  Биографический справочник деятелей (1997) писал о С. Б. Веселовском: «После Октябрьской рев. 1917 стал сотрудничать с новой властью… Его фундаментальные исследования по истории рус. феодализма принесли ученому научное признание: в 1929 избран членом-корреспондентом АН СССР, в 1946 стал академиком… Несмотря на научные регалии, подвергся шельмованию рецензентов (“Читая книгу С. Б. Веселовского, трудно поверить, что автор ее – советский ученый”)» [642].


[Закрыть].

С. Б. Веселовский говорил о «разгуле большевистской черни», а уже в 1919 г. разошелся с меньшевиками – он понял «синтез взрывной смеси» революции, и его путь стал другим, он не стал врагом народа. Революция изменяла все картины России – люди думали, действовали, ошибались и по-разному восприняли наш новый мир. Интеллектуалы Февраля пытались следовать канону западных буржуазно-демократических революций, разработанному в учении Маркса. Они мыслили в рамках модерна XIX века, в парадигме науки бытия. А большевики мыслили в логике науки становления (хотя наука становления еще не имела теорий, и они шли по пути проб и ошибок).

А другие семейные поколения создавали СССР и воевали в Отечественной войне. Стоит почитать небольшую книгу Н. К. Веселовской «Записки выездного врача скорой помощи (1940–1953)» [628].

Несколько сюжетов Запада и других культур

Нам полезно рассмотреть несколько структур невежества у Запада и у других культур. Скажем о важном процессе невежества – взаимодействии (и часто столкновениях) разных культур: от племени и до цивилизаций. Во время становления системы колоний и империализма у Запада были интенсивные контакты с аборигенами – колониальная администрация, ученые, миссионеры и пр. Взаимные объяснения систем своей деятельности были трудны с обеих сторон. Европейцы считали, что население не знает хорошие методы ведения хозяйства, и хотели заменить им архаические способы современными. Но аборигены эти предположения отвергали, а европейцы удивлялись – какое упорство невежества!

Начнем рассматривать конкретные сюжеты. Добавим только несколько аспектов для структуры предмета.

Надо предупредить, что представления и образы явлений часто изменяются, и даже большие ученые, бывает, отстают от новых парадигм. Особенно когда происходит научная революции в большой области. К старым понятиям и образам привыкают – образованные люди и даже ученые.

Но надо учитывать, что процесс формирования невежества на Западе сильно отличается от того, что мы видим у себя, разные культуры, социальные и экономические системы, направления сдвигов и тип потрясений. Но для нас полезно изучать опыт этого явления в культурах и Запада, и Востока.

Методолог науки П. Фейерабенд в своем труде «Диалог о методе» писал: «Вообразите ученых в любой области исследований. Эти ученые исходят из фундаментальных предположений, которые вряд ли когда-нибудь ставятся под вопрос. Имеются методы изучения реальности, которые считаются единственными естественными процедурами, и исследование заключается в том, чтобы применять эти методы и эти фундаментальные предположения, а не в том, чтобы их проверять. Вероятно, что предположения были введены в свое время, чтобы разрешить конкретные проблемы или устранить конкретные трудности и что в тот момент не забывали об их характере. Но это время давно прошло. Сейчас и не вспоминают о предположениях, в терминах которых определяется исследование, и исследование, которое ведется иным образом, рассматривается как что-то неуместное, ненаучное и абсурдное» [49][17]17
  Например, все мы привыкли к понятию «температура», и нам кажется, что мы всегда понимаем, о чем идет речь, и что 20 градусов – это вдвое больше, чем 10. В действительности же температура – сложное понятие, связанное с целым рядом предположений, теорий и моделей (например, 20°С вовсе не вдвое больше, чем 10°С). А уж когда ученый использует не столь привычное публике понятие «энтропия», то вряд ли вообще кто-нибудь его понимает.


[Закрыть].

Действительно, часто действуют несколько альтернативных систем, и у каждой из них имеются полезные идеи. Поэтому диалоги и даже конфликты не доходят до вражды, а находят разные ветви проблемы. Но часто и продолжаются споры в состоянии смешения разных парадигм, или великая теория, хотя бы и недоработанная, не смогла из-за чрезвычайных условий соединить все нужные элементы – во многом из-за наступления невежества.

В 1970–1980-х гг. на Западе внимательно разбирали взаимодействия альтернативных парадигм и воздействия на них ошибки и невежества. Это мы видели в СССР во второй части XX века. Тогда и у нас тоже были начаты такие работы, но они были прерваны перестройкой. Но теперь требуется разобраться в тех процессах, которые создавали потрясения систем нашего мышления в представлениях об обществе и государстве. Понятно, что при таком разборе мы исследуем не мотивы и ценности авторов текстов и утверждений, а их структуры и логику – на них отпечатываются сгустки невежества.

Вебер пишет: «Повсюду, где современный капитализм пытался повысить “производительность” труда путем увеличения его интенсивности, он наталкивался на этот лейтмотив докапиталистического отношения к труду, за которым скрывалось необычайно упорное сопротивление. На это сопротивление капитализм продолжает наталкиваться и по сей день, и тем сильнее, чем более отсталыми (с капиталистической точки зрения) являются рабочие, с которыми ему приходится иметь дело» [2, c. 80–81].

Известно, что при наступлении капитализма культурные структуры иного общества изживались, часто весьма грубо. В ходе вестернизации обычно наблюдалось одно и то же явление: там, где власть получали люди, проникнутые мироощущением евроцентризма, грубо разрушались традиционные культурные нормы, вызывающие отвращение как «архаические пережитки».

Когда Индия стала колонией Англии, английские администрации насильно внедрили на индийских полях «прогрессивный» стальной отвальный плуг взамен «архаичного» деревянного – и разрушили легкие лёссовые почвы, что стало бедствием для сельского хозяйства Индии. Голод, который ранее был в Индии результатом стихийных бедствий, превратился в нормальное явление [118].

Антропологи поняли проблему консерватизма, который подавляет способность местных общностей использовать инструменты и методы, от внешних лиц. Чаще всего вызовом становится нечто, исходящее от иной этнической общности (племени, народа, нации). Вторжение может происходить в самой разной форме – в виде групп иммигрантов (или колонизаторов), чужих вещей и товаров, идей и художественных стилей.

Антрополог А. Леруа-Гуран представил этот процесс в общем виде: концентрация культуры потому и происходит, что группа вынуждена сплачиваться под воздействием внешнего воздействия иных. Он писал: «Именно чтобы избежать этого разлагающего воздействия, каждая группа делает непрерывные усилия сохранить свое внутреннее сцепление, и в этом-то усилии она и приобретает черты более или менее личные» [56, с. 195]. Если равновесие нарушается и группа не может ассимилировать посторонние элементы, она «теряет свою индивидуальность и умирает». Сохранение общности достигается лишь при определенном соотношении устойчивости и подвижности.

Полезно сравнить процессы этносов, которым рекомендовали модернизацию их деятельности с проблемами Столыпинской реформы и начала коллективизации. Я рано стал думать о людях из других народов – мне было и интересно, и было надо получить знание для разума. Меня поразили картины мира у крестьян и казаков и их замечательное умение соединяться с другими людьми, и их навыки распознавать образы злых людей.

Непосредственная опасность гибели возникает вследствие избыточной подвижности, которая нередко возникает после периода застоя. Леруа-Гуран важное место отводит механизмам, которые он называет инерцией и пережитками. Это необходимые средства для сохранения народа. Он пишет: «Инерция по-настоящему бывает видна лишь тогда, когда группа отказывается ассимилировать новую технику, когда среда, даже и способная к ассимиляции, не создает для этого благоприятных ассоциаций. В этом можно было бы видеть самый смысл личности группы: народ является самим собою лишь благодаря своим пережиткам».

Б. Малиновский писал о роли традиций: «Традиция с биологической точки зрения есть форма коллективной адаптации общины к ее среде. Уничтожьте традицию, и вы лишите социальный организм его защитного покрова и обречете его на медленный, неизбежный процесс умирания» (см. [119, с. 246]). Отсюда, кстати, выводится общее правило уничтожения народов: хочешь стереть с лица земли народ – найди способ системного подрыва его традиций[18]18
  «Когда в 1862 г. умер последний мужчина-тасманиец, соперничающие группы врачей буквально дрались за кусочки мертвого тела. А один “просвещенный” доктор изготовил из лоскута его кожи кисет. Эти отвратительные “научные подвиги” так напугали последнюю женщину-тасманийку, что она попросила похоронить себя в море. Ее желанием пренебрегли, а скелет демонстрировали в музее до 1947 г. Спустя много лет он был, наконец, кремирован, а пепел развеян над океаном» [В мире науке. 1992, № 7, 82].


[Закрыть].

Гоббс вывел свою теорию из сведений о тех истребительных войнах, что вели между собой индейцы Северной Америки. Недавние антропологические исследования (их результаты изложены в журнале «Scientific American») показали, что до появления европейских колонизаторов индейские племена между собой не воевали. Войны были спровоцированы именно вторжением европейцев, которые дестабилизировали всю систему отношений человек – племя – природа. Колонизаторы, расчищая землю, специально стравливали индейцев, платя им за скальпы ружьями и порохом. Сейчас надежно установлено, что «примитивный» человек развился и жил благодаря альтруизму и взаимопомощи.

До сих пор многие исследователи или миссионеры прибывают в дальние места с традиционной культурой и сразу стараются помочь племени наладить эффективной метод. В 1960-е годы описан такой случай: была в Южной Америке процветающая индейская община. Люди охотно и весело сообща работали, строили дороги, школу, жилища членам общины. К ним приехали протестантские миссионеры и восхитились тем, что увидели. Только, говорят, одно у вас неправильно: нельзя работать бесплатно, каждый труд должен быть оплачен. И убедили! Теперь касик (староста) получил от общины «бюджет» и, созывая людей на общие работы, стал платить им деньгами. И люди перестали участвовать в таких работах! Почему же? Всем казалось, что касик им недоплачивает. Социологи, наблюдавшие за этим случаем, были поражены тем, как быстро все пришло в запустение и как быстро спились жители этих деревенек. Мы имеем в этом случае невежество и у миссионеров, и у касика.

А в другом месте, в сельве Бразилии один антрополог разговаривал с вождем племени и спросил: «Почему ваши люди ловят на реке острогой? Быстрее и удобнее можно ловить удочкой или сетями». И вождь объяснил: «Да, мы согласны, что удочкой и сетями быстрее, но тогда мы бы скоро остались без рыбы. Люди нашего племени обсудили вопрос и согласились все ловить острогой. Так рыбы достаточно всем».

Так два человека из разных культур разумно и логично изложили ситуацию и пришли к общему выводу. Здесь не было невежества, хотя вначале оба они представляли предмет по-разному.

Понятие «современное невежество» очень широко, его можно разглядеть со многих точек. Конечно, мрак невежества не покрывает одновременно большинство населения и всех членов всех групп и общностей. Хотя в каждом человеке всегда скрываются мелкие куски невежества, но здесь мы говорим о беде, которая захватывает массу людей, или особые важные группы, или даже властную персону. Надо учесть, что психические расстройства людей (особенно тех, которых зацепила культурная травма), их болезненные образы и суждения надо отделять от невежества, хотя в это время у многих страдают именно навыки здравого смысла.

Надо учесть и состояние таких небольших общностей, которые не знали очень многого в динамичном знании. Но эти общности в своем культурном пространстве и в своей информационной системе («скорлупе») назвать нельзя невеждами. Эти группы опирались на систематизированный запас традиционного знания, которое передавалось в основном устно и в совместной работе. Это люди, которые знали, чего они не знали.

Такие состояния известны истории – они нередко были важным явлением в культуре времен смут и социальных катастроф. Как тело человека иногда болеет, так и болезнь духовной сферы иногда его поражает – под воздействием срывов бытия, под влиянием идей и страхов, внушений и соблазнов. В такие моменты «оснащение ума» и сеть мышления ослабевает и утрачивает свою связность. В этой сети возникают прорехи, и они заполняются невежеством. Это «новое невежество» – национальное бедствие, неожиданное, еще не имеющее четкого образа. Но сложной общности типа общества, профессиональной группы или народа такое невежество может нанести огромный ущерб.

Здесь мы рассматриваем типы невежества, которые заменяют в сознании людей привычные и разумные образы на ложные и деструктивные фантомы. Они создают кризисы идентичности личности. Нарушение привычной, стабильной социальной обстановки всегда повышает внушаемость.

Это стало предметом изучения в Европе 1920-х годов, когда беззащитность против внушения наблюдалась не только у населения, терпящего социальное бедствие (как в Веймарской республике), но и в среде победителей[19]19
  Часто приводится такой пример. Во время Версальской конференции один американский журналист сочинил «Декларацию» с требованием предоставить независимость Калифорнии. Она была написана высоким стилем политических заявлений, но содержала множество совершенно абсурдных мест (например, требование объявить нейтральной зоной реку Колумбия, поскольку в ней «жировал калифорнийский лосось и для жителей Калифорнии было невыносимым сознавать, что эта чисто калифорнийская рыба проводила свои детские и отроческие годы под господством этнически чуждых людей». Этот документ был принят всерьез и опубликован в европейской прессе.


[Закрыть].

Когда разрушение логики сочетается с невежеством и воспаленным воображением, возникают социально опасные состояния целых социальных групп – невежество освобождается от оков. В моменты кризисов такие группы, превращенные в возбужденную толпу, могут послужить взрывным устройством, сокрушающим целые страны.

Здесь мы будем разбирать ту часть мира невежества, которая соприкасается с современным государством и обществом – его культурой и образованием, наукой и техникой, философией и правом. Уже в Новое время некоторые философы увидели в таком невежестве угрозу.

В 1966 г. антрополог К. Лоренц предупредил: «Рациональное мышление, основа и корень всех качеств и достижений, отличающих человека от других живых существ, дало ему исключительную власть над Природой. Среди возможностей, которые предоставила ему эта власть, имеется целая серия самых разных методов самоуничтожения» [15, с. 300].

Он дал нам очень важное и серьезное предупреждение. Претензии на то, что система знания построена на надежной рациональной основе и потому предсказуема, – опасная иллюзия, утопия, родившаяся в специфической культуре Запада. Под ее видимой рациональностью лежала метафизика Просвещения, но она была слаба.

Дж. Грей писал о невозможности предсказания будущего образа всей сложной системы человечества, исходя из либеральных теорий общества: «Если история нас чему-то учит, то мы… должны сказать, что традиционное кредо просветителей не дает ни малейшей возможности предсказывать. С точки зрения всех школ классического либерализма, каждая из которых воплощает свой вариант проекта Просвещения, еще хуже то, что мы, возможно, наблюдаем зарождение режимов, превосходящих либеральные общества по всем критериям, которые внутренне не свойственны либеральным формам жизни…

Вместо того чтобы упорствовать в своей приверженности несостоятельному проекту апологетического либерального фундаментализма, следует признать, что либеральные формы жизни сообщества принимают по воле случая и сохраняют благодаря идентичности, сформировавшейся у индивидов в силу того же исторически случайного стечения обстоятельств, причем своим случайным характером и идентичность, и судьба либеральных сообществ ничем не отличаются от всех других. Тем самым мы признаем, что либеральные убеждения и либеральные культуры – это конкретные социальные формы, которым не положено никаких особых привилегий ни со стороны истории, ни со стороны человеческой природы» [41, с. 167].

В результате кризисов XX века неолиберальная утопия приобрела мистические черты милленаристской ереси, которая пророчит «золотой век», причем не всему человечеству, а его небольшой части. Более того, этот милленаризм присущ именно американской ветви западного мировоззрения, он унаследован от мироощущения «отцов нации», которые строили в Америке «сияющий город на холме».

Такие кризисы мы видели в XX в. – и в революции, и в войнах, – а в XXI в. уже постоянно мы видим кризисы новых типов. Н. А. Бердяев, видя в технике преобразующую мир силу космического масштаба, указывает на эту опасность для человеческого сознания: «Техника рационализирует человеческую жизнь, но рационализация эта имеет иррациональные последствия» (цит. по [42])[20]20
  Например, философы разных направлений приходят к выводу, что идея прогресса имеет под собой не рациональные, а именно религиозные основания, выводимые из специфической для европейской цивилизации веры. Н. А. Бердяев пишет: «Психологию веры мы встречаем у самых крайних рационалистов, у самых фанатических сторонников научно-позитивного взгляда на мир. На это много раз уже указывалось. Люди “научного” сознания полны всякого рода вер и даже суеверий: веры в прогресс, в закономерность природы, в справедливость, в социализм, веры в науку – именно веры» [43].


[Закрыть].

Это была философия, но сейчас требуется практика. Недавно появилась статья Дж. Кеньона (США) «Незнание – сила: как пропаганда формирует невежество», о труде профессора истории науки Р. Проктора. Вывод из этого труда таков: «Мы живем в мире радикального невежества, и вообще удивительно, что сквозь информационный шум пробиваются хоть какие-то крупицы правды… Есть, конечно, вопросы, верные ответы на которые получить очень просто – к примеру, при какой температуре кипит ртуть. Но багаж знаний в более обширных политических и философских темах нередко формируется у людей на основе веры, традиций или пропаганды» [1].

В прошлом считалось, что на Западе сохраняется мощное научное сообщество, а также сердечник общества – прослойка трезвой и энергичной буржуазии, которая умеет считать и твердо стоит на фундаменте своего интереса, без авантюр и мошенничества, пусть с «железной пятой». Но и там бывают разрывы и прорехи сетки знания.

Вот, надо обратить внимание, что в США идеологизированные бунты сопровождались контркультурными движениями, проникнутыми иррационализмом и даже оккультизмом, даже в среде научной интеллигенции, – типичный признак культурного кризиса. Социологи пишут об этом моменте в США: «История послевоенного развития США продемонстрировала, что наиболее уязвимой оказалась духовная сфера страны, породившая во второй половине 60-х – первой половине 70-х годов феномен контркультуры, которому удалось привнести в американскую цивилизацию элементы апокалипсически текущего вспять исторического времени. Именно в сфере культуры в этот период возникли мощные духовные течения и культы, пытавшиеся найти действенные альтернативы базовым системам американских ценностей, включая религиозные.

Духовные поиски затронули практически все сферы науки, культуры и искусства. Смысл этих поисков состоял в стремлении найти новые формы интегрирующего – сверхчеловеческого – сознания. В этот период среди американских физиков стало крепнуть убеждение, что картезиански-ньютоновская картина мира устарела и не отвечает новым требованиям познания природы, материи и человека. Ф. Капра, выпустивший в 1975 г. своего рода манифест нового физического сознания – “Дао физики”, решительно выступил в пользу синтеза новейшей философии физики и мистических концепций, особенно восточного (люциферического) толка. Вселенная – не машина, а органическое целое, в которой “наблюдаемые структуры материального мира есть отражение структур сознания”«[45].

Приступы такого иррационализма – важная глава в истории культуры. При переходе к постиндустриализму наблюдалось несколько таких волн. Одна из них прокатилась по интеллектуальной элите США. Как пишут, в тот момент от «самых передовых физических теорий … было уже рукой подать», по выражению Ф. Капры, «до Будды или до Бомбы», и только от сознания и морали конкретного ученого зависело, какой путь он изберет.

Опять учиться, учиться и учиться

Мы жили после 1955 г. со своими проблемами, но больше по инерции.

Никто из самых прозорливых советологов не ожидал, что скоро СССР рухнет сам, хотя его не смогли пошатнуть огромные сорокалетние усилия. Стали говорить о кризисе, о жажде демократии, это детский лепет – СССР рухнул потому, что при том изменении социальных форм, которые элита произвела в виде «социализма с человеческим лицом», из критической массы советских людей вырвался не Алеша Карамазов, а Смердяков и его интеллектуальный помощник Иван Карамазов.

Абсолютно никто в СССР не мог предположить, что в результате перестройки советский генерал, командир элитной дивизии стратегической авиации Дудаев, поэт Яндарбиев, гидролог Басаев станут организаторами террористического квазигосударства и проявят в этом выдающиеся способности!

В книге-манифесте «Иного не дано» (1988) Т. И. Заславская пишет: «Перестройку … действительно трудно назвать иначе, как относительно бескровной и мирной (хотя в Сумгаите кровь пролилась) социальной революцией… Спрашивается, возможно ли революционное преобразование общества без существенного обострения в нем социальной борьбы? Конечно, нет… Этого не надо бояться тем, кто не боится самого слова революция» [700].

Итак, бескровная и мирная кровь пролилась! Вперед, с нашей «социальной революцией»? Мы видим кровь – и говорим: «Мы не знаем общество, в котором живем», другие говорят: «Мы на самом деле были слепые поводыри слепых». Поднимите мне веки!..

В Чернобыле отказала не техника, а «человеческий фактор», сложилась синергическая система действий персонала, которая в расчетах технологии была наукой оценена как структура с приемлемо малой вероятностью. Тот факт, что в ходе самоорганизации такая структура возникла, заставляет отказаться от принципов механистического детерминизма, на которых построена вся техносфера. Это – сигнал о том, что мир должен переходить к философии нестабильности и учитывать процессы самоорганизации, образования порядка из хаоса. Недооценка этого фактора привела к тому, что много работников и рабочих получили культурные травмы.

«СССР в 80-е годы переживал этот кризис индустриализма как часть промышленно развитого мира (со своими особенностями). В нынешней обстановке ситуация изменилась принципиально. Быстрое изменение, а порой и распад политических, экономических, социокультурных структур и стабильной системы межнациональных отношений создал в России совершенно новую, в истории никогда не возникавшую систему технологических опасностей… Доминируют старые понятия, оценки экстраполируются из стабильной, уже давно не существующей ситуации, мышление остается линейным. Там, где технолог видит латентную фазу катастрофы и требует действовать именно как на определенном этапе чрезвычайной ситуации, политики видят лишь “ухудшение положения”. Ведь огня и взрыва еще нет!..

Чернобыльская катастрофа была сигналом, что мир вступил в полосу мощнейших кризисных явлений, представляющих угрозу развитию и выживанию стран и даже цивилизации в целом… Концепция техносферной безопасности была глубоко и достаточно полно сформулирована академиком В. А. Легасовым в результате анализа причин, хода и последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС.

В научной группе В. А. Легасова … было признано, что проблема химической и радиационной безопасности в наши дни – это не только научно-техническая, но во все большей степени социально-экономическая и социально-психологическая проблема» (см. [714]).

В те же годы усилиями «интеллектуалов и политиков» кропотливо создавалась «бомба». Проталкивая Закон о репрессированных народах, они направляли мысли не в прошлое, а в настоящее чтобы стравить потомков тех людей, которые пережили трудный момент полвека назад. Так был создан конфликт между ингушами и осетинами. Конфликты разжигались и с помощью выражений, приписывающих соседним народам какие-то качества, типа: «грузины за демократию – осетины за империю», «тоталитарный Азербайджан против демократической Армении» и т. д.

* * *

В важной книге «Есть мнение» на основании многостороннего анализа опросов 1989–1990 гг. делается вывод: «Державное сознание в той или иной мере присуще подавляющей массе населения страны, и не только русскоязычного. Его установки или ценности разделяет значительное большинство украинского, белорусского, казахского, армянского населения».

Вывод таков: «Наибольшую значимость этих вопросов выразило население Прибалтийских республик (максимальное значение – 23 %, минимальное – Украина – 6 %)… [На Украине] кроме гуманитарной интеллигенции (писателей, журналистов, педагогов) этими вопросами мало кто встревожен… Проблематика “крови и почвы” волнует преимущественно националистические почвенные группы и носителей “фрустрированного” сознания. В целом это маргинальные группы, довольно оппозиционно настроенные к существующей официальной власти и ее планам… В целом их позиция малозначима для основной массы населения (особенно… на Украине: там этот пункт анкеты получил наименьшее число голосов – 1 %; близкие данные по Казахстану – 2 %)» [127, с. 198–199].

А следуя плану демократизации и указаниям генерального секретаря КПСС, в Молдавии было учреждено движение радикальных сепаратистов, возглавить которое было поручено первому секретарю КП МССР Мирче Снегуру. Ему же пришлось быть избранным и президентом. Было заявлено о желании присоединиться к Румынии, чему воспротивилось население восточной части.

Чтобы придать духу Снегуру, ему вручили оружие расквартированной в Молдавии Советской армии, включая современную авиацию и ракетные системы «Ураган», по огневой мощи уже принадлежащие к классу оружия массового уничтожения. И в июне 1992 года, в ночь школьных балов и белых платьев, по официальному приказу президента, зачитанному по телевидению, наносят ракетный удар по Бендерам – всего в полусотне километров от Кишинева. Шестьсот убитых и 160 тыс. беженцев. Какова была реакция на эти события? Никакой. Среди погибших в Бендерах было много студентов и даже румынов. Один снаряд попал прямо в школу, во время бала, и погреб целый курс в парадных костюмах.

Все это было – не ошибки, а катастрофы распадов. Получилось, что в России люди мало знают феномен, хотя состояние у людей разное. Возникли разрывы, как будто во все элементы культуры заложены мины, подорванные почти одновременно[21]21
  В 1968 г. я познакомился с американским химиком (он также был гуманитарием и специалистом по управлению). Он был после войны перемещенным лицом, кончил в США университет, работал там – и вот вернулся в СССР. Он много рассказывал мне об Англии и США, об организации их химической науки. В частности, он рассказал, что во время индустриализации все население Англии в течение целого века переживало тяжелый стресс, особенно рабочие. Как он выразился, это был век поголовного пьянства, привыкнуть к городу и заводу людям было очень трудно. И ему было удивительно, что в СССР молодые рабочие, юноши и девушки, живут и работают без признаков стресса и этого синдрома. Но сейчас мы знаем, что были и другие травмы стресса, которых мы не замечали.


[Закрыть].

П. А. Сорокин в работе «Причины войны и условия мира» (1944 г.) писал: «Гражданские войны возникали от быстрого и коренного изменения высших ценностей в одной части данного общества, тогда как другая либо не принимала перемены, либо двигалась в противоположном направлении».

За последние 30 лет целые социальные группы перестали чувствовать свою причастность к данному обществу, новые социальные нормы и ценности отвергаются членами этих групп. Неопределенность социального положения, утрата чувства солидарности ведут к нарастанию отклоняющегося и саморазрушительного поведения.

А когда штурмом был взят Сухуми, Шеварднадзе дал своим войскам три дня на разграбление («и ни часу больше!»). Прибыли платформы и погрузили машины с улиц и стоянок, и увезли в демократический Тбилиси. Я слушал рассказы грузинских интеллигентов о том, как в их квартирах в Сухуми выламывали паркет и как они лезли с чемоданами на пароходы, чтобы найти защиты у «кованого сапога» еще советского солдата в Сочи. Куда вы побежите завтра, когда и этот солдат будет разоружен? И т. д.

Были и практические попытки. Так, в октябре 1993 г. Свердловская область приняла конституцию Уральской республики. Такое же намерение высказывалось в Вологодской области. Это были пробные шары – поддержки населения эти маневры не получили, и о них предпочли забыть. В каждом частном изменении была видна изощренная изобретательность, как будто умный советник реформаторов указывал им невидимую точку в организме народа, куда они должны были кольнуть шилом.

Хотели создать «аварскую народность» в Дагестане из лингвистически сходных групп, хотя удалось не вполне. При микропереписи 1994 г. некоторые «аварцы» предпочли записать себя андиями, ботлихцами, годоберинцами, каратаями, ахвахцами, багулалами, чамалалами, тиндиями, дидоями, хваршинами, капучинами или хунзалами [708].

Аналогичный разрывающий общность конфликт возникает, когда большинство обвиняется в том, что оно приняло «чужую веру». Так действовали общности неоязычников.

Еще близкие нам чехи стали распространять оккультные ориентации в форме крайней религиозной маргинальности. В 1998 г. к оккультизму отнесло себя примерно такое же количество чехов, как и к христианству. А чешская молодежь, образованные и городские слои населения и вовсе отдают предпочтение оккультизму[22]22
  При этом обнаружена связь между оккультизмом и пессимистической установкой, между оккультизмом и индивидуализмом.


[Закрыть]. И вот важный для нашей темы вывод о состоянии народов Восточной Европы: «На этом фоне размывались различия, существующие между народами региона в уровне и характере религиозности. Вместе с этим исчезало и своеобразие самих национальных культур, столь отчетливое в период бархатных революций. Культурная унификация народов явилась одним из важнейших, если не главным, процессом второй великой трансформации Восточной Европы» [709].

И. С. Ашманов представил системы, которые он обозначил как «мозговые вирусы» (хотя картины этих систем сверкают по-разному): «Понятие “мозговые вирусы” можно использовать как модель, позволяющую описывать и понимать явления, которые мы наблюдаем на фронтах информационной войны. Происходящее на Украине, как и происходившее во время Арабской весны, первого Майдана-2004, во время Болотной-2012, Перестройки 1985–1991 очень похоже на эпидемию и довольно хорошо описывается именно моделью ментального заражения…

Лично я считаю, что, как и в случае с биологическими и компьютерными вирусами, существует и реальное явление «ментальный вирус», представляющее собой внедряемую в умы самостоятельную ментальную сущность, обладающую средствами распространения, внедрения, контроля, защиты от антивируса, дальнейшего размножения и т. п. Эта сущность, как и компьютерные вирусы, – искусственного происхождения. Она в основном текстовая, но бывает, естественно, и в формате видео, картинки, комикса, песни и т. п. …

Всякий, кто помнит лихорадку “разоблачений” и “наступление гласности” при Перестройке, кто смотрел заседания Верховного Совета СССР, кто читал украинские, да и российские СМИ и блоги во время украинского Майдана-2013/14, кто сейчас общается с украинскими друзьями или родственниками, может легко заметить несколько чрезвычайно специфических признаков, особенностей эпидемии и поведения зараженных, резко отличающих ментальное поле мозговой эпидемии от других тем, занимающих общество» [710].

Расщепление религиозного сознания радикально проявилось в возникновении групп с взаимоисключающей символической идентичностью, то есть с перенесением конфликта в социальное пространство. В некоторых народах СССР и России это проложило исключительно глубокие трещины и расколы с тенденцией к нарастанию несовместимости. Внутри благополучной еще недавно общности образуются группы с несоизмеримыми ценностными и поведенческими представлениями – группы, взаимно неинтегрируемые. Раскол происходит так внезапно, что позиции становятся агрессивно иррациональными.

Полезно нам почитать Л. Н. Гумилева. Он говорил, что пассионарности этнических общностей – разные, и биологические эволюции тоже: «Этносы возникают и исчезают независимо от наличия тех или иных представлений современников. Значит, этносы – не продукт социального самосознания отдельных людей, хотя и связаны исключительно с формами коллективной деятельности людей» [705, с. 241].

После трагедии в Беслане В. В. Путин сказал, что население РФ пожинает плоды «распада огромного и великого государства» (СССР). Этот «распад» он назвал самой большой геополитической катастрофой XX века.